Гвардия президента Шахов Максим
– И этот так же, да? Как его… ну…
– Симочка.
– Какая «Симочка»?
– Кликуха у него такая была. Очень он на нее обижался. А чего такого, если у тебя фамилия Симаков?
Ну, наконец-то! Декалитры импортного виски пролились на благодатную почву, раз появились-таки долгожданные всходы. Теперь тема инопланетян приобретала вполне конкретный смысл. Копать надо дальше в этом направлении.
– И Васян о нем ничего не знает? Разве такое может быть? Корешились все-таки.
– Да никто с ним особо не корешился. Жили они с Васяном в одной комнате, вот и притерлись друг к другу. Симочке вообще никто не нужен был, он на Островах человек случайный. Здесь ведь большинство из-за денег роет. Ну, и такие есть, кого на материке «припекло». Так вот, Симочка – из таких. У меня глаз наметанный!
Журналист плеснул себе в стакан несколько капель, не обойдя вниманием и тары собеседника.
– А Васян без него вовсе смурной стал; бывало, за весь вечер слова не скажет. Хотя он редко по вечерам в общаге оставался, все его на природу тянуло. Ха! Это с нашей-то погодой! Меня даже как-то раз вытащил.
– Что, на пришельцев поглазеть?
– А вот ты, москвич, не смейся! Он, знаешь, как интересно рассказывал?
– Ну-ну, видал я таких рассказчиков! Даже фильм о них в Сибири снимал. Будто их на летающую тарелку силой или обманом затащили, а потом всякие эксперименты проводили или даже куда-то с собой возили, на ихнюю альфу Центавра. Уж так интересно рассказывали!
– Я за Сибирь ничего не знаю, и Васян совсем о другом говорил. Будто этим пришельцам на людей ровным счетом наплевать, если мы не станем в их дела вмешиваться и на глаза им попадаться. Только больно уж странные у них тут дела. – Бородач даже оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что их разговор никого в комнате не заинтересовал. Потом продолжил, изо всех сил приглушив голос: – Они у нас снег воруют!
– Чего-о-о-о?!
Шахтер и вовсе зашипел:
– Тише ты! Снег, говорю, тут добывают. И к себе увозят. Тайком! Даже не снег, а целые глыбы льда. Васян говорил, что, видно, у них на планете все повысыхало, как в пустыне, вот они к нам и повадились.
Час от часу не легче!
– Да вы на пару с Васяном «тормозухи» насосались, или, как ее, «стекляшки»! – Шахтер отрицательно замотал головой. – Точно, точно! Вот ведь мы с тобой сейчас хорошо уже на грудь приняли, – шахтер кивнул согласительно, – и никаких пришельцев. Потому что приличную вещь употребляем.
Бородач озадаченно уставился на Талеева. Потом в его глазах мелькнуло какое-то подобие рациональной мысли:
– Но я же сам видел! Когда меня Васян с собой взял.
– Зеленых человечков? Или каких-нибудь монстров из мультфильмов?
– Да нет же! Мы по прибрежному леднику на снегоходе проехали, а потом в пещеры залезли. Я сказал, что не пойду дальше, потому что холодно и темно, провалиться можно куда-нибудь. И вообще слишком тесно для моих габаритов. – Арнольд слегка повел широченными плечами. – Я там всю одежду изорвал и ободрался. А Васян сказал, что тут недалеко и у него с собой фонарь есть. Мы чуть вдоль прохода проползли и увидели… Там прямо из стен – и сверху, и снизу – целые ледяные пласты вырезаны!
– Подумаешь! В ледниках постоянно какие-то подвижки происходят, вот и отвалились.
– Ты че, москвич, глухой? Я же сказал: вырезаны! Я – шахтер! Двадцать лет на-гора выдаю уголек. Сам, вот этими руками тонны его покрошил! Так уж знаю, наверно, как разрез выглядит. – Бородач не на шутку раскипятился.
– Ладно-ладно, верю я. Ты же и правда классный специалист. – Теперь еще и детину этого успокаивать надо. – Давай лучше за таких настоящих мужиков, как ты, выпьем!
Неожиданно возникшая неловкость была мгновенно потушена изрядной порцией спиртного. Они даже примирительно расцеловались, а Талеев клятвенно пообещал, что завтра же свою кобру-начальницу хоть силой в настоящую шахту затащит, и они будут снимать фильм про Арнольда. А надо будет еще сходить в те пещеры, где лед вырезан. Такие снимки могут заинтересовать Академию наук.
– Не-е-е, братан, туда лучше не соваться. Ну их в задницу, этих пришельцев! Хрен знает чего они натворить могут, если поймут, что их раз…раз-об-ла-чили! Че нам, снега жалко? Васян так и говорил: не дай бог им на глаза попас-с-с-я!
Язык Гериного собеседника начал заметно заплетаться, а глаза уже наполовину прикрылись тяжелыми веками. Надо было поторопиться.
– А ты кому-нибудь рассказывал о пришельцах?
– Ха! Я че, враг себе, да? За такие рассказы у нас в два счета на материк отправят и в «дурку» сдадут. У меня вот друг был…
Но Талеев не дал сбить себя с темы:
– Арнольд! А как же они лед этот к себе перевозили? На «тарелочках»?
– Ну, ты даешь, Москва! «Пе-ре-во-зи-ли»! – У шахтера еще хватило сил передразнить собеседника! – Васян сказал, что они его… как это… им-пор-ти-ру-ют, во!
– Может, телепортируют?
– Так я и сказал!
Все. От шахтера вряд ли что еще можно было узнать. Оставался последний простенький вопрос.
– А ты и сейчас вместе с Васяном живешь или переехал?
Реакция бородача оказалась неожиданной. Он почти моментально протрезвел, пристально оглядел Талеева округлившимися глазами, словно подозревая подвох, и переспросил:
– Как это «с Васяном»? В морге, что ли? Он теперь там по большей части обитается. Ха-ха! Не! Не по большей, а по меньшей части, во! Большую его часть Хозяин сожрал, ха-ха-ха! – Неожиданный пьяный смех так же молниеносно сменился крупными, не менее пьяными слезами: – Вася-я-я-на, кореша, больше не-е-т-у-у!
– Хозяин – это белый медведь? – Журналист уже сам все понял и спросил скорее по инерции.
– Ага, Умка.
– Послушай, Арнольд, – Гера все-таки решил воспользоваться кратковременным прояснением в мозгах собеседника, – а не могли его… ну… того… инопланетяне, а?
Шахтер сильно замотал низко опущенной головой, отчего слезы с бороды разлетелись чуть не по всей комнате, и глухо, но почти трезво пробормотал:
– Я ведь сам сразу так и подумал. Только никому не сказал, конечно. А потом менты меня на опознание водили. Я точно говорю: так только белый медведь мог зубами и когтями располосовать! А еще они меня возили на то место, где тело нашли. Там совсем рядом у этих, сук медвежьих, что-то вроде детского сада. Туда все Умки приходят детенышей рожать, а потом еще какое-то время кормят их, ухаживают. И не только за своими, за всеми приглядывают. У нас про то место каждый знает, туда даже с ружьем близко лучше не подходить, если жизнь дорога. А вот Васяна как-то занесло. Э-э-эх! Давай, что ли, выпьем за упокой его души.
Конечно, они достойно помянули погибшего такой страшной смертью. После чего уже секунд через сорок бородач громко захрапел, опустив лохматую голову на мощную грудь. Талеев не стал его больше тревожить. Здесь все было ясно. Следующие фактики надо поискать в другом месте. Побеседовать с проводившими расследование несчастного случая, выслушать Галинин отчет об экспедиции и связаться с ребятами в Мурманске: может, у них какие-то новые зацепки появились.
ГЛАВА 4
Только с известной натяжкой можно было считать Анатолия и Вадима подчиненными Талеева. Каждый из штатных сотрудников Команды пользовался максимальной самостоятельностью, а их объединение в боевые группы производилось исключительно в интересах успешного решения тех или иных задач. Но так уж получилось, что несколько последних дел – операция в Иране, доставка уранового стержня в Обнинск – сводили вместе этих людей. Причем именно тесная совместная работа позволила с максимальной эффективностью раскрыться их новым талантам и в значительной степени нейтрализовала какие-то проявления личностных характеристик, не идущих на пользу дела.
Специалисты-психологи в таких случаях констатируют, что внутренний климат в этом небольшом коллективе приближается к идеальному. А подключение к группе Галины Алексеевой – Гюльчатай хотя и было поначалу встречено в штыки самим Талеевым, оказалось очень удачной находкой. Девушка сразу оказалась своей и для взрывного импульсивного Вадима, и для немногословного, рассудительного и хладнокровного Анатолия. А уж чувства, которые она испытывала к Герману Талееву, не были секретом ни для кого в Команде. Хотя на эту тему было негласно наложено табу и она никем никогда не обсуждалась.
Журналист по природе своей был лидером, вожаком – и одновременно очень либеральным командиром. Он долго противился, чтобы к нему обращались «командир», «шеф, «патрон, «босс», но потом махнул на это рукой: ну что поделаешь, если его товарищам так нравится! Однако работа научила его по необходимости быть жестким и даже жестоким. Тогда он не терпел ни малейших возражений, его короткий приказ становился неукоснительно выполняемым законом, и желающих опровергнуть это утверждение на практике не находилось.
Сами же Вадим и Толя, работающие в Команде с момента ее создания, были просто неразлейвода. Многие принимали их за родных братьев, хотя, пожалуй, единственное, чем они походили друг на друга внешне, был темный цвет волос. Вадим – балагур, весельчак, язва – был пониже ростом и не так массивен. Решения принимал молниеносно, часто интуитивно, импульсивно. Отличался фантастической меткостью в метании ножей, а также, по его собственному гордому признанию, еще и топоров, бумерангов и мясорубок. Ходили слухи, что он долго выступал в цирке как метатель кинжалов. Но говорить о прошлой жизни в Команде было не принято, здесь все были теми, какие они есть в данный момент. Неунывающему Вадиму даже печальные события своей теперешней нескучной жизни удавалось оборачивать себе во благо. В одной из схваток с бандитами была серьезно повреждена кисть его левой руки. Пуля вспорола плоть, разорвав мышцы и сухожилия, повредив кости. Всерьез заговорили об ампутации. Но Вадик согласился на, казалось, совершенно авантюрную серию болезненных экспериментальных операций, и рука зажила новой жизнью. В ней появились микропротезы мельчайших косточек запястья, прижились новые сухожилия и даже мышцы, позаимствованные то ли у обезьяны, то ли у свиньи. Через полгода утомительных процедур рука не только восстановила все свои первоначальные функции, но и стала обладать силой, значительно превосходящей человеческую. Даже операционные шрамы не выглядели слишком жутко. Но Вадим теперь никогда не снимал черной лайковой перчатки. «Моя фишка!»
А вот о давних спортивных успехах Анатолия знали все. Он был серебряным призером Олимпийских игр по стрельбе из пистолета. Это научило его сохранять железное спокойствие и невообразимое хладнокровие в самых экстремальных ситуациях. Но несколько случаев показали и другого Анатолия: разъяренного, необузданного, неуправляемого. Вот только единственными живыми свидетелями были те же Вадим да Талеев, которые непоколебимо молчали, а объекты Толиного гнева все оказались, увы, мертвы. Разве живут даже плохие люди с пулевым отверстием во лбу, точно между глаз?
Сейчас, когда до посадки в аэропорту Мурманска оставались считаные минуты, друзья после полуторачасовых ожесточенных споров на протяжении всего полета наконец выработали общий план действий и распределили обязанности. Решено было работать по двум основным направлениям. Первое, которое особенно горячо отстаивал Вадик, можно было назвать «шерше ля фам».
– По-твоему, что, французы такие тупые, да? Это ведь они сказали, а не я. Везде – «ля фам»! Вся мировая история это подтверждает: у Цезаря все из-за Клеопатры, у Наполеона – из-за Жозефины…
– А с греками как быть?
– С какими еще греками?
– С древними. Там вроде одни мужики. А девочек вообще – в пропасть!
На секунду Вадим нахмурился, но тут же его лицо озарилось широкой улыбкой победителя:
– Ни фига! В пропасть – это Спарта. А у них одна Елена Прекрасная чего только понаделала. И Сократ не стал бы философом, если бы не женился на сварливой Ксантиппе. Знаешь, Толя, я даже подумываю, что не от хорошей семейной жизни Диоген в бочку залез, а Архимед в математику подался!
– Логично. Так я и не спорю. Только, спускаясь с Олимпа к нашим баранам, предлагаю не зацикливаться на одной линии, пусть даже такой прекрасной и соблазнительной. Тем более что пока для ее разработки нет ни единого намека.
– А-а-а! Сам видел еще в Москве по материалам, как тут дознание и расследование проводили. Что милиция, что ФСБ…
– Так они же все, по сути, государственные чиновники. Чтобы дело слепить и через суд протолкнуть нужны вещественные доказательства. Причем неопровержимые.
– Вот-вот, – Анатолий разгорячился, как будто затронули его больное место, – неважен общий смысл преступления; давай объект – навешаем неопровержимых улик, и готова галочка в отчете! А если объект мертв, тут же записывают в «глухари» и – в архив.
– Ну, ты прав лишь отчасти. Давай не будем спорить. Мы не чиновники, у нас абсолютно другие задачи. Что не подойдет для суда, нам вполне сгодится.
Вадим согласно кивнул, а Толя продолжил:
– Значит, и нам – в архив. Милиция с радостью поможет: ведь не им в дерьме ковыряться.
– Вот ты к ним и двигай, дипломат ты наш. И с ФСБ поконтактируй. А я уж как-нибудь по малоизученной линии «ля фамов». Кстати, чуть не забыл: что это в Москве тебя так заинтересовало в посмертных фотографиях Симакова? Обещал поделиться.
– Да нечем пока, Вадик. Только будет у меня тебе одно попутное задание, когда ты в гарнизоне подводников, где служил Симаков, станешь местный женский бомонд теребить. Попытайся выяснить, не было ли у нашего Валентина каких-нибудь хронических или наследственных заболеваний.
– Погоди-погоди. Как я понимаю, чтобы служить в Военно-морском флоте, а потом еще устроиться на угледобычу на Шпицберген, надо иметь отличное здоровье.
– Ну, кое-какие отклонения по соответствующим медицинским статьям допускаются, но в идеале ты прав. И как раз это меня настораживает. Хочу проверить одну теорию. Так что попробуй взглянуть на его медицинские карты, книжки и просто в записи местных врачей. Не будет ли каких разночтений, любых нестыковочек.
– Слушаюсь, гражданин начальник! Будут тебе болезни, будут «ля фамы». Подымайся, прилетели!
Начать Анатолий решил с визита в Областное управление ФСБ.
Путешествие по его кабинетам оставило в душе двойственное чувство. С одной стороны – предельная корректность и вежливость, с другой – явное нежелание делиться любыми профессиональными секретами, настороженность, даже подозрительность. Постоянные звонки по телефону, уточнение его полномочий, согласование с начальством любых бесед с ним. А если бы не было «красного кода»?
Читать бесплатно другие книги:
