Стихи любимым Ахматова Анна

Зашел ты нечаянно, ненароком —

Ты никаким ведь не связан сроком,

Побудь же со мною теперь подольше.

Помнишь, мы были с тобою в Польше?

Первое утро в Варшаве… Кто ты?

Ты уж другой или третий? – «Сотый!»

– А голос совсем такой, как прежде.

Знаешь, я годы жила в надежде,

Что ты вернешься, и вот – не рада.

Мне ничего на земле не надо,

Ни громов Гомера, ни Дантова дива.

Скоро я выйду на берег счастливый:

И Троя не пала, и жив Эабани,

И всё потонуло в душистом тумане.

Я б задремала под ивой зеленой,

Да нет мне покоя от этого звона.

Что он? – то с гор возвращается стадо?

Только в лицо не дохнула прохлада.

Или идет священник с дарами?

А звезды на небе, а ночь над горами…

Или сзывают народ на вече? —

«Нет, это твой последний вечер!»

Осень 1940

Разрыв

1

Не недели, не месяцы – годы

Расставались. И вот наконец

Холодок настоящей свободы

И седой над висками венец.

Больше нет ни измен, ни предательств,

И до света не слушаешь ты,

Как струится поток доказательств,

Несравненной моей правоты.

1940

2

И, как всегда бывает в дни разрыва,

К нам постучался призрак первых дней,

И ворвалась серебряная ива

Седым великолепием ветвей.

Нам, исступленным, горьким и надменным,

Не смеющим глаза поднять с земли,

Запела птица голосом блаженным

О том, как мы друг друга берегли.

25 сентября 1944

3

Последний тост

Я пью за разоренный дом,

За злую жизнь мою,

За одиночество вдвоем,

И за тебя я пью, —

За ложь меня предавших губ,

За мертвый холод глаз,

За то, что мир жесток и груб,

За то, что Бог не спас.

27 июля 1934 Шереметевский Дом

Надпись на книге «Подорожник»

Совсем не тот таинственный художник,

Избороздивший Гофмановы сны, —

Из той далекой и чужой весны

Мне чудится смиренный подорожник.

Он всюду рос, им город зеленел.

Он украшал широкие ступени,

И с факелом свободных песнопений

Психея возвращалась в мой придел.

А в глубине четвертого двора

Под деревом плясала детвора

В восторге от шарманки одноногой,

И била жизнь во все колокола…

А бешеная кровь меня к тебе вела

Сужденной всем, единственной дорогой.

18 января 1941 Ленинград

Из-под каких развалин говорю

В сороковом году

3. Тень

Что знает женщина одна о смертном часе?

О. Мандельштам

Всегда нарядней всех, всех розовей и выше,

Зачем всплываешь ты со дна погибших лет,

И память хищная передо мной колышет

Прозрачный профиль твой за стеклами карет?

Как спорили тогда – ты ангел или птица!

Соломинкой тебя назвал поэт.

Равно на всех сквозь черные ресницы

Дарьяльских глаз струился нежный свет.

О тень! Прости меня, но ясная погода,

Флобер, бессонница и поздняя сирень

Тебя – красавицу тринадцатого года —

И твой безоблачный и равнодушный день

Напомнили… А мне такого рода

Воспоминанья не к лицу. О тень!

9 августа 1940. Вечер

Новоселье

3. Измена

Не оттого, что зеркало разбилось,

Не оттого, что ветер выл в трубе,

Не оттого, что в мысли о тебе

Уже чужое что-то просочилось, —

Не оттого, совсем не оттого

Я на пороге встретила его.

27 февраля 1944

4. Гибель

Как будто страшной песенки

Веселенький припев

Идет по шаткой лесенке,

Разлуку одолев.

Не я к нему, а он ко мне —

И голуби в окне…

И двор в плюще, и ты в плаще

По слову моему.

Не он ко мне, а я к нему —

во тьму,

во тьму,

во тьму.

16 октября 1943 Ташкент

Cinque [2]

Autant que toi sans doute, il te sera fidle,

Et constant jusqu’а la mort.

Baudelaire [3]

1

Как у облака на краю,

Вспоминаю я речь твою,

А тебе от речи моей

Стали ночи светлее дней.

Так, отторгнутые от земли,

Высоко мы, как звезды, шли.

Ни отчаянья, ни стыда

Ни теперь, ни потом, ни тогда.

Но, живого и наяву,

Слышишь ты, как тебя зову.

И ту дверь, что ты приоткрыл,

Мне захлопнуть не хватит сил.

26 ноября 1945

2

Истлевают звуки в эфире,

И заря притворилась тьмой.

В навсегда онемевшем мире

Два лишь голоса: твой и мой.

И под ветер, незримых Ладог,

Сквозь почти колокольный звон,

В легкий блеск перекрестных радуг

Разговор ночной превращен.

20 декабря 1945

3

Я не любила с давних дней,

Чтобы меня жалели,

А с каплей жалости твоей

Иду, как с солнцем в теле.

Вот отчего вокруг заря.

Иду я, чудеса творя,

Вот отчего!

20 декабря 1945

4

Знаешь сам, что не стану славить

Нашей встречи горчайший день.

Что тебе на память оставить,

Тень мою? На что тебе тень?

Посвященье сожженной драмы,

От которой и пепла нет,

Или вышедший вдруг из рамы

Новогодний страшный портрет?

Или слышимый еле-еле

Звон березовых угольков,

Или то, что мне е успели

Досказать про чужую любовь?

6 января 1946

5

Не дышали мы сонными маками,

И своей мы не знаем вины.

Под какими же звездными знаками

Мы на горе себе рождены?

И какое кромешное варево

Поднесла нам январская тьма?

И какое незримое зарево

Нас до света сводило с ума?

11 января 1946

Шиповник цветет Из сожженной тетради

And thou art distant in humanity.

Keats [4]

Вместо праздничного поздравленья

Этот ветер, жесткий и сухой,

Принесет вам только запах тленья,

Привкус дыма и стихотворенья,

Что моей написаны рукой.

24 декабря 1959

1. Сожженная тетрадь

Уже красуется на книжной полке

Твоя благополучная сестра,

А над тобою звездных стай осколки

И под тобою угольки костра.

Как ты молила, как ты жить хотела,

Как ты боялась едкого огня!

Но вдруг твое затрепетало тело,

А голос, улетая, клял меня.

И сразу все зашелестели сосны

И отразились в недрах лунных вод.

А вкруг костра священнейшие весны

Уже вели надгробный хоровод.

1961

2. Наяву

И время прочь, и пространство прочь,

Страницы: «« « ... 910111213141516 » ... »»