Рискованные связи (сборник) Нонна Доктор

ГЛАВА 6

За прошедшие полгода Андрей решил не только расширить бизнес, но и стать менее зависимым от Гены и Александра. Просчитав возможный риск, прибыль и то, что обстановка в Российской Федерации постепенно все-таки стабилизируется, он начал экспортировать оливки и маслины не в банках, а на развес, а также местную водку и вина.

Друзья Андрея поняли и поддержали. Они сосредоточились на оливах и купили пять гектаров оливковых деревьев.

Для контроля и новых контрактов необходимо было ехать на родину. Из соображений безопасности хотели командировать управляющего заводом – Софокла Папилоса. Он учился в Саратове на инженера-технолога и бегло говорил на русском языке. Грек с удовольствием готовился к поездке, но, как всегда, вмешалась судьба.

Просматривая за завтраком газеты, Андрей увидел статью о младенце, которого нерадивая мамашка родила от покойника. Осталось отсчитать девять месяцев от восьмого марта и получить точную дату рождения мальчика.

За две недели набралось много материалов, в том числе и исследования профессора Петра Яковлевича Радужного. Внимательно их прочитав, Андрей решил, что к его ребенку это не имеет отношения. Он сам заставил себя впасть в кому, и серьезных повреждений в его теле на момент соития не было.

Через месяц он решился.

На совместном субботнем пикнике на вилле Геннадия, когда детишки друзей бегали по газону, играя в войнушку, а жены раскладывали по тарелкам салаты, Андрей разлил по бокалам граппу и подал выпивку друзьям. Гена и Саша сидели в шезлонгах, греясь на осеннем солнце.

Встав перед ними, Андрей улыбнулся.

– Ребята, в Россию полечу я.

– И с чего это? – лениво спросил Гена, наблюдая за своими детьми – мальчиками трех и пяти лет. – Софокл хотел навестить в России свою студенческую любовь.

– Навестит за свой счет, а не фирмы. Я стал отцом…

– Святым духом, что ли? – оживился Саша. – Или по Интернету?

– Я вам не говорил, все выглядело слишком странно и нереально. Короче, в последнюю ночь перед побегом я оказался в морге.

– Эту хохмочку мы помним, – перебил Гена, – ты ближе к отцовству.

– Так вот, там меня изнасиловали две девушки. На второй я не смог притворяться покойником, так сказать, ожил и кончил.

– Ма-лад-ца! – восхитился Саша. – В любое время, в любом месте. Ролевые сексуальные игры отдыхают. А чего ты всполошился? Анька! – неожиданно закричал он. – Отпусти Вадика, он же младше тебя! Не бей!

– Вот видишь, – Андрей качнул бокал в сторону лужайки с детьми. – А мне играть не с кем. Короче, я еду за сыном. Заберу его сюда. И сам проконтролирую все наши контракты.

На оформление бумаг по сделкам и въездной визы ушло две недели.

В Москву Андрей прилетел вечером, ближе к ночи. Заплатив большие деньги, добрался до центра города и снял номер в гостинице. Спал в эту ночь плохо, думал, по каким каналам будет вычислять адрес той ненормальной, что от него родила. Вопросы по контрактам его волновали гораздо меньше.

Еле дождавшись утра, Андрей отправился в медицинский институт, где работал Петр Яковлевич Радужный.

Разговор у них был недолгий. Петр Яковлевич немного расстроился, что впавший в кому пациент не умер. Но, с другой стороны, уникальный случай уже вошел в его диссертацию, и судьба Леночки его интересовала только с научной стороны. А тут такой подарок – объявившийся папаша готов взять мальчишку себе.

– Как мне найти сына? – спросил Андрей.

– Очень просто, – обрадовался Радужный. – Она живет где-то в Химках… не помню, где именно, был там только один раз, когда мы привозили Леночку из роддома. За рулем сидел Сема, так что я дорогу не запомнил.

– А давайте-ка я его навещу. Уточню адрес.

Просчитав в уме все варианты, Петр Яковлевич решил, что с молодого человека, решительно настроившегося на усыновление, можно содрать неплохие деньги.

– Тысячи долларов хватит? – понял сомнения доктора Андрей.

– Маловато будет. Мы квартиру оплачивали, питание. Сейчас содержим.

– А хотите, чтобы вышла публикация с генетическим доказательством, что труп – это я, вполне живой человек? А я расскажу, что не был в коме, а просто подшутил над студентками. В одной газетной статье была такая версия.

Петр Яковлевич побледнел. Ему так нравилось находиться в центре внимания коллег и совсем не хотелось осложнений…

– Давайте тысячу. А адрес Леночки я действительно не знаю. Вам придется ехать к профессору Семену Аркадьевичу Нирбергу.

Дверь открыла пожилая круглая тетка. На ней было темное длинное платье и яркий передник в оборках.

– К профессору, молодой человек, без звонка не приходят, – и она попыталась закрыть дверь.

– Я по поводу Лены и ее ребенка.

– А журналистов мы вообще не любим, – посуровела женщина и опять потянула дверь на себя.

Не дослушав, Андрей отодвинул ее и шагнул в квартиру.

– Мне очень срочно. Где профессор?

– Аркадьич! К нам кто-то вперся! Вас спрашивают!

Андрей прошел по коридорам, заглядывая во все комнаты.

Профессор лежал на диване в гостиной и с первого взгляда не понравился Андрею.

– Здравствуйте, меня зовут Андрей Звонарев. Я приехал, чтобы узнать адрес моего сына, которого родила ваша близкая знакомая, Леночка.

Чтобы выглядеть солиднее, Нирберг встал с дивана и пересел в кресло.

– Я не обязан вам верить, молодой человек. В роддоме в палату к Леночке ушлые журналисты и под видом медсестер проникали, и под видом родственников. А вы из каких будете?

– Я из морга. Она от меня родила.

Андрей снисходительно рассматривал пожилого молодящегося мужчину.

– И такие объявлялись, деньги требовали. Я вызываю милицию. Не шучу.

Ощутив исходящую от профессора волну ненависти, Андрей наклонился к креслу и посмотрел Семену Аркадьевичу в глаза. И заговорил медленно, чуть покачивая головой:

– Ты от меня зависишь, ты боишься меня и, чтобы не было неприятностей, говоришь мне адрес Елены.

Раскачиваясь в одном ритме с Андреем, Нирберг прикрыл глаза.

– Она живет в Химках, на улице…

Выходя из квартиры, Андрей столкнулся с домработницей.

– Слышь, папаша новоявленный, ты давай, поспешай. Она только что звонила, просила меня приехать, чтобы я ребеночка забрала, а то она собирается таблетки пить. Нервов, вишь, у нее на нелюбимое дитя не хватает. Или подожди, я с тобою поеду.

Андрей на секунду растерялся, но тут же взял себя в руки.

– Нет, я думаю, что смогу справиться сам, – возразил он.

Со стороны кабинета послышался протяжный голос.

– Ду-у-уся. Мне пло-о-хо!

– Ну, езжай тогда. Чего встал? Иди, я за тобою дверь закрою.

Андрею казалось, что у двери в квартиру Лены он стоит не меньше получаса, он уже подумывал о том, чтобы взломать дверь. Для контроля еще раз нажал на кнопку звонка и прислушался.

В квартире послышались детский плач и какая-то возня. Затем дверь открылась, у него даже не спросили «кто там?». На него смотрела девушка в ситцевом халате, с распущенными волосами, босая.

Она стояла, переминаясь с ноги на ногу.

– А где тетя Дуся?

– Я за нее.

Андрей вошел в квартиру.

– А вы кто? – спросила Леночка, равнодушно глядя на гостя.

– Отец твоего, вернее, моего сына.

Реакция на его слова была не такой, какую Андрей ожидал. Девушка смотрела на него большими коровьими глазами и моргала, мало чего понимая. И тут он догадался, что она действительно что-то приняла. Разговор о таблетках оказался не просто угрозой.

Андрей, захлопнув входную дверь, прошел в комнату. На столе лежала пеленальная подушка. Чуть сбоку, рядом с тарелкой с недоеденными пельменями, стояли детские бутылочки с соками и кашей, бутылка минеральной воды и лежали пупырчатые упаковки таблеток. Одна из них была пустой.

Андрей оглянулся на Лену. Ее взгляд уже стекленел, теряя осмысленность. И в этот момент Андрей понял, что ему совершенно не жалко эту женщину. При живом малыше позволить себе уйти от проблем – эгоизм высшей пробы.

– Иди в туалет и постарайся вызвать рвоту.

Послушно повернувшись, Лена вышла из комнаты.

Детская кроватка стояла в углу. Сторона, где обычно располагаются прутья, была завешена теплой пеленкой.

На всю жизнь Андрей запомнил те несколько шагов, которые он прошел к своему сыну. Он не знал, что его ожидает, как выглядит его сын, есть ли у него отклонения, не уродлив ли он. И вместе с тем чувствовал, что уже любит его. Любого.

В кроватке под теплым одеяльцем, в байковом чепчике, в распашонке с закрытыми ручками лежал младенец и смотрел на Андрея большими темно-синими глазами. Мальчик был необычайно красив. У Андрея возникло непреодолимое желание взять его на руки. Он поднял одеяло, и ребенок задрыгал ножками, замахал ручками, закряхтел.

– Ему пора есть. Сейчас дам бутылочку…

Андрей обернулся. Лена стояла в проеме двери. Бледная, равнодушная, мокрая после умывания.

– Ты не кормишь грудью?

– Нет. Молоко сразу перегорело. Он сначала был очень спокойный, а теперь все время плачет… Я уже не помню, когда спала три часа подряд.

Малыш в кроватке кряхтел все сильнее и, сморщившись от обиды, что на него мало обращают внимания, заплакал.

Не сдержавшись, Андрей взял его на руки и прижал крохотное личико к своей щеке. Мальчик тут же успокоился, засопел и сделал чмокающее движение. От ребенка пахло молоком и тем необычайным запахом, которым пахнут только родные дети.

– Где его еда? – спросил Андрей, не в силах отпустить малыша с рук.

– Вот.

В его правую руку Лена вложила бутылочку с теплой смесью.

Удобнее устроив сына на левой руке, Андрей поднес бутылочку к ротику малыша. Тот моментально засопел, смешно поглощая смесь. Он старательно пыхтел, высасывая кашку из бутылочки.

Никогда до этого Андрей не испытывал того благостного чувства, которое ощущал сейчас. Он, желая поделиться своим счастьем, глянул на Леночку… та сидела на своей кровати и спала.

– Как ты его назвала? – без сожаления разбудил он вопросом мамашу.

– А? – Очнувшись, Лена посмотрела на Андрея мутным взглядом. – Назвали Славой, от «Слава богу, что родился». А я вас совсем не помню. Наверное, потому, что старалась забыть ту ночь… Я спать хочу.

– Спи, я посмотрю за ребенком.

Он ходил по комнате с сыном на руках не меньше двух часов, никак не мог переложить его в кроватку, не хотел расставаться.

Подойдя к окну, взглянул на сумеречную заснеженную улицу, на укрытую сугробом помойку, на черные голые деревья.

«Здесь и свихнуться недолго, – подумал Андрей. – Моему сыну здесь не место».

Славик на руках выпустил бутылочку со смесью, немного срыгнул и вдруг стал краснеть. Сначала Андрей перепугался, потом понял, что малыш тужится, освобождая место для следующей порции еды. Сделав дело, он удовлетворенно вздохнул. Распространился запах, похожий на запах подгнившего апельсинчика, но никак не на миазмы от взрослого мужика.

Андрей положил малыша на пеленальную подушку, развернул и снял подгузник. Вытирая попку приготовленной салфеткой, он увидел около пупка малыша небольшое родимое пятно в виде маленького паучка. Он тут же вспомнил деда, у которого было точно такое же… и отскочил от фонтанчика, которым его приветствовал сынок. Андрей громко рассмеялся.

К ним подошла заспанная Леночка, в том же самом халатике, со спутанными волосами.

– Что здесь происходит? – поинтересовалась она, зевнув.

– Мы писаем.

Алена завернула на ребенке подгузник, запеленала.

– У тебя ловко получается.

Посмотрев на Андрея больными глазами, Леночка передала ему сына.

– Ты откуда такой чистенький нарисовался? Ты приехал к своему сыну. Облагодетельствовал. А меня через неделю из квартиры выгоняют, сына Нирберг забирает, а мне деваться некуда, нигде не ждут. Ни в институте, ни в родном доме. Остается либо на панель, либо на рынок торговать за копейки и жить в комнате на шесть человек.

Заплакав, Леночка села обратно на диван.

– Я не законченная сволочь, хоть и равнодушна к этому ребенку. – Она вытерла слезы. – И я совершенно не понимаю, что мне делать дальше. Я посплю, мне плохо.

Переночевал Андрей в квартирке Лены, сидя в старом кресле и накрывшись своей дубленкой. Славик за ночь проснулся всего один раз и после порции каши заснул опять.

С утра смотреть на Леночку было неприятно – с кругами под глазами, с нечесаными волосами, потная, неумытая. Она производила впечатление спившейся побирушки. Оставлять с нею ребенка Андрей не хотел совершенно.

– Сколько осталось до конца аренды этой конуры?

– Две недели. – Лена зевнула. – А вы что, уезжаете?

– Только до вечера. Ты давай, приводи себя в нормальный вид и ухаживай за Славиком. Я попытаюсь договориться насчет няни и твоего перевода в другой институт. Ты в какой хочешь?

Удивленно посмотрев на Андрея, Леночка пожала плечами. Ее вообще-то редко спрашивали, чего она хочет.

– Мне все равно. Но раз уж я учусь в медицинском…

– Отлично, попробую спросить знакомых из Питера.

Андрей знал, к кому ему ехать за помощью. В Москве жила родная тетушка Гены, Алла Леонидовна, дама бездетная и энергичная. В прежние годы занималась тем, что «доставала» продукты и вещи, а теперь она всех «устраивала». Нашла контору по распространению бесплатных билетов в театры и на концерты, вышла на Дом кино, где проходили кинофестивали, нуждающиеся в зрителях, которые не храпят и не выходят посередине сеанса.

Предварительно позвонив из уличного автомата, который «сожрал» плату, как за три звонка, Андрей отправился к ней.

Открыв дверь, Алла Леонидовна секунду рассматривала Андрея.

– Чего ты так долго? Коньяк привез? – Одетая в льняной брючный костюм, женщина легко поцеловала его в щеку, чуть приподнявшись на цыпочках.

Разговаривала она как будто Андрей вышел в магазин и немного задержался. Хотя они не виделись два года.

Зная вкусы Гениной тети, Андрей запасся коньяком, бужениной, свежим хлебом и баночкой красной икры на полкило.

Захлопнув за собой дверь, он шел за Аллой Леонидовной, а та весело цокала каблучками домашних шлепанцев и говорила, говорила, не слушая его.

– Что за проблемы могут быть в Москве после Греции?

– У меня сын… – начал объяснять Андрей.

– А у Гены двое. Ладно, шучу. Генка звонил и рассказал твою кладбищенскую историю. Я уже все продумала. Те десять дней, что ты проведешь в России, будешь жить у меня вместе с младенцем. Приходящей няней станет Зина, она была в нянях у Генки. Здорово я придумала?

– Здорово. Но есть еще одна проблема.

– Ополосни руки и садись. Сегодня будем общаться и пить коньяк. – В пять минут тетушка организовала бутерброды с сырокопченой колбасой, ветчиной и икрой. – У тебя какой коньяк – средненький или дорогой?

– Обижаете, Алла Леонидовна, дорогой.

– Тогда лимончик к нему не нужен. Разливай. А что за вторая проблема? – тетушка поставила на стол пузатые бокалы.

– Нужно перевести студентку из Московского медицинского института в Питерский. Это та… которая родила мне сына.

– Тоже мне проблема. Сейчас позвоню, и мы можем расслабиться. – Она подняла бокал. – Твое и мое здоровье.

– Поддерживаю тост.

За неделю Алене оформили документы, и она перевелась в Петербург.

Больше Леночка и Андрей не встречались. А ведь возможность нормальной жизни была. Если бы Леночка не накачалась таблетками, а Андрей был бы более снисходителен к слабостям людей и особенно женщин… Кто знает, как повернулось бы колесо судьбы?

До низкого неба, казалось, можно было дотронуться рукой. Старинная архитектура мрачных домов, проступающая сквозь мокрый снег, с фигурами атлантов и кариатид иногда пугала.

Обосновавшись в общежитии института, Леночка тут же пошла устраиваться на работу, хотя Андрей дал ей денег на первое время.

Занятия в институте для нее начинались только с нового учебного года, но благодаря протекции Аллы Леонидовны девушке разрешили заселиться уже сейчас.

Новые подружки, поняв, что у Леночки есть деньги, старались вытащить ее то в Мариинку, то в Большой драматический, то в Эрмитаж, то в Русский музей. Но чаще всего звали на институтскую дискотеку – потанцевать, выпить и познакомиться с кем-нибудь, кроме студентов медицинского.

Все это было Леночке совсем не нужно. Она чувствовала себя гораздо старше однокурсниц. Именно теперь, когда ребенка больше не было рядом, она начала жалеть, что отдала его.

Работа в больнице не радовала. Ее поставили медсестрой в процедурный кабинет. После сотни уколов в попы разной степени упругости и волосатости, после серых лиц в гулких коридорах больницы с высоким потолком и облезлыми стенами она стала наливать себе вечерами рюмочку-другую водки, пока соседок по комнате не было дома. Если были – бежала в душевую.

К весне Лена выпивала уже бутылку. Стала неряшливее в быту и равнодушнее на работе.

Леночка тосковала. Иногда ей казалось, что она разговаривает с сыном, хотя этого не могло быть, ведь ему едва исполнилось полгода и находился он далеко-далеко. Но она явственно слышала его голос в своей голове:

– Так случилось… Мы не будем вместе… Никогда…

ГЛАВА 7

Спасло Леночку первое настоящее чувство: в больнице она заметила необыкновенного парня. Среднего роста, стройный, симпатичный, обаятельный. Он стоял в центре группы студентов, пришедших на практику, и рассказывал анекдоты. Алена почувствовала в этом юноше столько жизни, что сама подошла к компании…

– Илья, – он неожиданно обернулся и протянул руку.

– Алена, – от прикосновения его пальцев у нее задрожал голос.

Компания с интересом наблюдала за ними. Леночка и Илья не замечали никого.

– Ты когда заканчиваешь работу? Я подо-жду тебя, – сразу предложил он.

Они расстались на два часа, потом встретились.

Илья вырос в семье потомственных ленинградских врачей. О выборе профессии даже не шла речь, все получилось само собой.

Его воспитанием в основном занималась бабушка, всю войну проработавшая хирургом в блокадном городе. Она отличалась выдержкой и твердым, мужским характером. Обычно она не вынимала папиросу «беломорину» изо рта. Илья же, в первом классе попробовав курить, на всю жизнь проникся отвращением к этой пагубной привычке.

Именно бабушка, а не родители, привила ему любовь к медицине и к людям. Бабушка терпеть не могла невестку и часто забирала внука к себе домой. Жила на одну пенсию, у сына денег не брала, так что баловать мальчика не было возможности, да она и не собиралась. Жили они дружно: бабушка в единственной комнате, а Илья в кухне, размером почти не уступавшей комнате.

В институт он поступил сразу и учился легко.

Студенческая жизнь отличается, помимо занятий, ежедневными изменениями ситуации, многочисленными знакомствами и частыми романами. Илья почти не пропускал занятия, но не отказывался сходить на дискотеку или кинопремьеру с однокурсницами. Но настоящего, серьезного романа у него пока не произошло.

Алена стала его первой женщиной… Это произошло через неделю знакомства, в общежитии института.

Бабушкину квартиру к тому времени Елизавета Юрьевна, мать Ильи, прибрала в свои цепкие руки. Свою средненькую двухкомнатную и отличную свекровину она обменяла на одну четырехкомнатную.

Так что для того, чтобы побыть с Леночкой наедине, Илье пришлось сбежать с занятий, когда у Алены выдался выходной и не было соседок по комнате.

Они не вылезали из кровати до вечера. Илья влюбился сразу и навсегда, а у Лены постепенно прекратились пьяные вечера с самоистязаниями за то, что отдала родного ребенка.

Семья Ильи девушку не приняла. Лену невзлюбила свекровь – Елизавета Юрьевна. Свекр, Генрих Самуилович, во всем слушался жену и тоже с подозрением посматривал на Алену. Бабушке, которую так любил и уважал Илья, ко времени знакомства с невестой внука исполнилось восемьдесят лет, и она, одряхлев, старалась не перечить невестке.

Для Алены было пыткой сидеть по воскресным дням на семейных обедах в доме Ильи и чувствовать осуждающие взгляды его родителей. Она, что называется, «не так сидела, не так ела, не так дышала».

Влюбленный Илья родителей не слушал. Он знал, что без Леночки не будет счастлив. Они втайне от родных поженились в конце лета. Свадьба гремела на три этажа общежития. Девчонки, соседки Леночки по комнате, устроили в коридоре длинный стол, и все желающие, в основном голодные студенты, заходили и, под рюмку водки, поздравляли молодых, закусывая немудреной, но обильной закуской.

Молодожены стали жить на съемной квартире, неподалеку от института и больницы.

Не зная, что сын уже женат, Елизавета Юрьевна предполагала, как будут развиваться события.

– Сейчас она забеременеет и женит тебя на себе.

Но как раз с беременностью у Леночки возникли проблемы. Она была уверена, что бог в наказание за то, что она отдала Славу, больше не посылает ей детей.

О женитьбе сына Елизавета узнала, проведя генеральную уборку в их съемной квартире. Пока «детки» спали, то есть делали вид, что не проснулись, она помыла полы на кухне и протерла пыль в модной тогда мебельной «стенке». Перейдя к уборке комнаты, мать нашла выпавший из джинсов сына паспорт и, привычно пролистав его, увидела штамп о семейном положении.

Через три года после окончания института их распределили в городскую больницу: Илью – в хирургию, а Алену – в терапию, так как она боялась крови – чудом сдала все экзамены и зачеты, связанные с манипуляциями подобного рода.

Через полгода Алена забеременела. Эти месяцы дались ей тяжело: холодная съемная квартира, длительный токсикоз и безденежье. Илья набирал дежурства, чтобы как-то выкручиваться, но зарплату часто задерживали. Мучаясь постоянной тошнотой и головокружением, Леночка вспоминала о первой беременности – как же ей тогда было легко, но она этого не ценила.

Долгожданная девочка родилась в мае. Назвали ее Серафима, Симочка. Алена впервые по-настоящему испытала радость материнства. Она кормила Симочку грудью и не могла отвести от малышки глаз.

«Господи, как же я могла не любить своего сына?» – иногда думала она.

Но ее тревожные мысли, видимо, отражались на молоке, потому что Симочка тут же бросала сосать грудь и начинала плакать.

Елизавета Юрьевна откровенно третировала невестку.

– Дура ты деревенская, не ровня ты моему сыну. Хотя за внучку мы тебя, конечно, потерпим.

Свекр иногда приносил в комнату Ильи сладкий чай с лимоном для Леночки, а бабушка – кашку или кусочек курочки, но так, чтобы этого не видела Елизавета. А свекровь, работающая на полставки в ЖЭКе, приходя в два часа дня домой, очень громко «удивлялась», что обед готов только наполовину, а в ванной на умывальной раковине есть пятнышко.

После рождения дочки Алена особенно остро поняла, как сильно она любит Илью. Она никогда не жаловалась измученному постоянными дежурствами мужу, как трудно ей живется с его семьей. Тем не менее себя она чувствовала рабыней в этом доме. Полтора года в серпентарии свекрови показались Алене веком мытарств.