Стихи о вампирах (сборник) Бодлер Шарль
От составителя
Всё, что встретится на страницах этой книги, можно охарактеризовать словами очевидца-визионера:
- Из-за облака сирена
- Ножку выставила вниз,
- Людоед у джентльмена
- Неприличное отгрыз.
- Все смешалось в общем танце,
- И летят во сне концы
- Гамадрилы и британцы,
- Ведьмы, блохи, мертвецы.
Добро пожаловать в ад, дорогой читатель. А тут уж: каждому – свое.
Бледный вампир собственной персоной
А. Г. Бюргер
Ленора
- Леноре снился страшный сон,
- Проснулася в испуге.
- «Где милый? Что с ним? Жив ли он?
- И верен ли подруге?»
- Пошел в чужую он страну
- За Фридериком на войну;
- Никто об нем не слышит;
- А сам он к ней не пишет.
- С императрицею король
- За что-то раздружились;
- И кровь лилась, лилась… доколь
- Они не помирились.
- И оба войска, кончив бой,
- С музыкой, песнями, пальбой,
- С торжественностью ратной
- Пустились в путь обратной.
- Идут! идут! за строем строй;
- Пылят, гремят, сверкают;
- Родные, ближние толпой
- Встречать их выбегают;
- Там обнял друга нежный друг,
- Там сын отца, жену супруг;
- Всем радость… а Леноре
- Отчаянное горе.
- Она обходит ратный строй
- И друга вызывает;
- Но вести нет ей никакой:
- Никто об нем не знает.
- Когда же мимо рать прошла —
- Она свет Божий прокляла,
- И громко зарыдала,
- И на землю упала.
- К Леноре мать бежит с тоской:
- «Что так тебя волнует?
- Что сделалось, дитя, с тобой?»
- И дочь свою целует.
- «О друг мой, друг мой, все прошло!
- Мне жизнь не жизнь, а скорбь и зло;
- Сам Бог врагом Леноре…
- О горе мне! о горе!»
- «Прости ее, Небесный Царь!
- Родная, помолися;
- Он благ, Его руки мы тварь:
- Пред Ним душой смирися». —
- «О друг мой, друг мой, все как сон…
- Немилостив со мною Он;
- Пред Ним мой крик был тщетен…
- Он глух и безответен».
- «Дитя, от жалоб удержись;
- Смири души тревогу;
- Пречистых таин причастись,
- Пожертвуй сердцем Богу». —
- «О друг мой, что во мне кипит,
- Того и Бог не усмирит:
- Ни тайнами, ни жертвой
- Не оживится мертвой».
- «Но что, когда он сам забыл
- Любви святое слово,
- И прежней клятве изменил,
- И связан клятвой новой?
- И ты, и ты об нем забудь;
- Не рви тоской напрасной грудь;
- Не стоит слез предатель;
- Ему судья Создатель».
- «О друг мой, друг мой, все прошло;
- Пропавшее пропало;
- Жизнь безотрадную назло
- Мне Провиденье дало…
- Угасни ты, противный свет!
- Погибни, жизнь, где друга нет!
- Сам Бог врагом Леноре…
- О горе мне! о горе!»
- «Небесный Царь, да ей простит
- Твое долготерпенье!
- Она не знает, что творит:
- Ее душа в забвенье.
- Дитя, земную скорбь забудь:
- Ведет ко благу Божий путь;
- Смиренным рай награда.
- Страшись мучений ада».
- «О друг мой, что небесный рай?
- Что адское мученье?
- С ним вместе – все небесный рай;
- С ним розно – все мученье;
- Угасни ты, противный свет!
- Погибни, жизнь, где друга нет!
- С ним розно умерла я
- И здесь и там для рая».
- Так дерзко, полная тоской,
- Душа в ней бунтовала…
- Творца на суд она с собой
- Безумно вызывала,
- Терзалась, волосы рвала
- До той поры, как ночь пришла,
- И темный свод над нами
- Усыпался звездами.
- И вот… как будто легкий скок
- Коня в тиши раздался:
- Несется по полю ездок;
- Гремя, к крыльцу примчался;
- Гремя, взбежал он на крыльцо;
- И двери брякнуло кольцо…
- В ней жилки задрожали…
- Сквозь дверь ей прошептали:
- «Скорей! сойди ко мне, мой свет!
- Ты ждешь ли друга, спишь ли?
- Меня забыла ты иль нет?
- Смеешься ли, грустишь ли?» —
- «Ах! милый… Бог тебя принес!
- А я… от горьких, горьких слез
- И свет в очах затмился…
- Ты как здесь очутился?»
- «Седлаем в полночь мы коней…
- Я еду издалёка.
- Не медли, друг; сойди скорей;
- Путь долог, мало срока». —
- «На что спешить, мой милый, нам?
- И ветер воет по кустам,
- И тьма ночная в поле;
- Побудь со мной на воле».
- «Что нужды нам до тьмы ночной!
- В кустах пусть ветер воет.
- Часы бегут; конь борзый мой
- Копытом землю роет;
- Нельзя нам ждать; сойди, дружок;
- Нам долгий путь, нам малый срок;
- Не в пору сон и нега:
- Сто миль нам до ночлега».
- «Но как же конь твой пролетит
- Сто миль до утра, милой?
- Ты слышишь, колокол гудит:
- Одиннадцать пробило». —
- «Но месяц встал, он светит нам…
- Гладка дорога мертвецам;
- Мы скачем, не боимся;
- До света мы домчимся».
- «Но где же, где твой уголок?
- Где наш приют укромный?» —
- «Далеко он… пять-шесть досток…
- Прохладный, тихий, темный». —
- «Есть место мне?» – «Обоим нам.
- Поедем; все готово там;
- Ждут гости в нашей келье;
- Пора на новоселье!»
- Она подумала, сошла,
- И на коня вспрыгнула,
- И друга нежно обняла,
- И вся к нему прильнула.
- Помчались… конь бежит, летит,
- Под ним земля шумит, дрожит,
- С дороги вихри вьются,
- От камней искры льются.
- И мимо их холмы, кусты,
- Поля, леса летели;
- Под конским топотом мосты
- Тряслися и гремели.
- «Не страшно ль?» – «Месяц светит нам!»
- «Гладка дорога мертвецам!
- Да что же так дрожишь ты?» —
- «Зачем о них твердишь ты?»
- «Но кто там стонет? Что за звон?
- Что ворона взбудило?
- По мертвом звон; надгробный стон;
- Голосят над могилой».
- И виден ход: идут, поют,
- На дрогах тяжкий гроб везут,
- И голос погребальной,
- Как вой совы печальной.
- «Заройте гроб в полночный час:
- Слезам теперь не место;
- За мной! к себе на свадьбу вас
- Зову с моей невестой.
- За мной, певцы; за мной, пастор;
- Пропой нам многолетье, хор;
- Нам дай на обрученье,
- Пастор, благословенье».
- И звон утих… и гроб пропал…
- Столпился хор проворно
- И по дороге побежал
- За ними тенью черной.
- И дале, дале!.. конь летит,
- Под ним земля шумит, дрожит,
- С дороги вихри вьются,
- От камней искры льются.
- И сзади, спереди, с боков
- Окрестность вся летела:
- Поля, холмы, ряды кустов,
- Заборы, домы, села.
- «Не страшно ль?» – «Месяц светит нам». —
- «Гладка дорога мертвецам!
- Да что же так дрожишь ты?» —
- «О мертвых все твердишь ты!»
- Вот у дороги, над столбом,
- Где висельник чернеет,
- Воздушных рой, свиясь кольцом,
- Кружится, пляшет, веет.
- «Ко мне, за мной, вы, плясуны!
- Вы все на пир приглашены!
- Скачу, лечу жениться…
- Ко мне! повеселиться!»
- И лётом, лётом легкий рой
- Пустился вслед за ними,
- Шумя, как ветер полевой
- Меж листьями сухими.
- И дале, дале!.. конь летит,
- Под ним земля шумит, дрожит,
- С дороги вихри вьются,
- От камней искры льются.
- Вдали, вблизи, со всех сторон
- Все мимо их бежало;
- И все, как тень, и все, как сон,
- Мгновенно пропадало.
- «Не страшно ль?» – «Месяц светит нам». —
- «Гладка дорога мертвецам!
- Да что же так дрожишь ты?» —
- «Зачем о них твердишь ты?»
- «Мой конь, мой конь, песок бежит;
- Я чую, ночь свежее;
- Мой конь, мой конь, петух кричит;
- Мой конь, несись быстрее…
- Окончен путь; исполнен срок;
- Наш близко, близко уголок;
- В минуту мы у места…
- Приехали, невеста!»
- К воротам конь во весь опор
- Примчавшись, стал и топнул;
- Ездок бичом стегнул затвор —
- Затвор со стуком лопнул;
- Они кладбище видят там…
- Конь быстро мчится по гробам;
- Лучи луны сияют,
- Кругом кресты мелькают.
- И что ж, Ленора, что потом?
- О страх!.. в одно мгновенье
- Кусок одежды за куском
- Слетел с него, как тленье;
- И нет уж кожи на костях;
- Безглазый череп на плечах;
- Нет каски, нет колета;
- Она в руках скелета.
- Конь прянул… пламя из ноздрей
- Волною побежало;
- И вдруг… все пылью перед ней
- Расшиблось и пропало.
- И вой и стон на вышине;
- И крик в подземной глубине;
- Лежит Ленора в страхе
- Полмертвая на прахе.
- И в блеске месячных лучей
- Рука с рукой летает,
- Виясь над ней, толпа теней
- И так ей припевает:
- «Терпи, терпи, хоть ноет грудь;
- Творцу в бедах покорна будь;
- Твой труп сойди в могилу!
- А душу Бог помилуй!»
И. В. Гёте
Коринфская невеста
- Из Афин в Коринф многоколонный
- Юный гость приходит, незнаком, —
- Там когда-то житель благосклонный
- Хлеб и соль водил с его отцом;
- И детей они
- В их младые дни
- Нарекли невестой с женихом.
- Но какой для доброго приема
- От него потребуют цены?
- Он – дитя языческого дома,
- А они – недавно крещены!
- Где за веру спор,
- Там, как ветром сор,
- И любовь и дружба сметены!
- Вся семья давно уж отдыхает,
- Только мать одна еще не спит,
- Благодушно гостя принимает
- И покой отвесть ему спешит;
- Лучшее вино
- Ею внесено,
- Хлебом стол и яствами покрыт.
- И, простясь, ночник ему зажженный
- Ставит мать, но ото всех тревог
- Уж усталый он и полусонный,
- Без еды, не раздеваясь, лег,
- Как сквозь двери тьму
- Движется к нему
- Странный гость бесшумно на порог.
- Входит дева медленно и скромно,
- Вся покрыта белой пеленой:
- Вкруг косы ее, густой и темной,
- Блещет венчик черно-золотой.
- Юношу узрев,
- Стала, оробев,
- С приподнятой бледною рукой.
- «Видно, в доме я уже чужая, —
- Так она со вздохом говорит, —
- Что вошла, о госте сем не зная,
- И теперь меня объемлет стыд;
- Спи ж спокойным сном
- На одре своем,
- Я уйду опять в мой темный скит!»
- «Дева, стой, – воскликнул он, – со мною
- Подожди до утренней поры!
- Вот, смотри, Церерой золотою,
- Вакхом вот посланные дары;
- А с тобой придет
- Молодой Эрот,
- Им же светлы игры и пиры!»
- «Отпусти, о юноша, я боле
- Непричастна радости земной;
- Шаг свершен родительскою волей:
- На одре болезни роковой
- Поклялася мать
- Небесам отдать
- Жизнь мою, и юность, и покой!
- И богов веселых рой родимый
- Новой веры сила изгнала,
- И теперь царит один незримый,
- Одному распятому хвала!
- Агнцы боле тут
- Жертвой не падут,
- Но людские жертвы без числа!»
- И ее он взвешивает речи:
- «Неужель теперь, в тиши ночной,
- С женихом не чаявшая встречи,
- То стоит невеста предо мной?
- О, отдайся ж мне,
- Будь моей вполне,
- Нас венчали клятвою двойной!»
- «Мне не быть твоею, отрок милый,
- Ты мечты напрасной не лелей,
- Скоро буду взята я могилой,
- Ты ж сестре назначен уж моей;
- Но в блаженном сне
- Думай обо мне,
- Обо мне, когда ты будешь с ней!»
- «Нет, да светит пламя сей лампады
- Нам Гимена факелом святым,
- И тебя для жизни, для отрады
- Уведу к пенатам я моим!
- Верь мне, друг, о верь,
- Мы вдвоем теперь
- Брачный пир нежданно совершим!»
- И они меняются дарами:
- Цепь она спешит златую снять, —
- Чашу он с узорными краями
- В знак союза хочет ей отдать;
- Но она к нему:
- «Чаши не приму,
- Лишь волос твоих возьму я прядь!»
- Полночь бьет – и взор, доселе хладный,
- Заблистал, лицо оживлено,
- И уста бесцветные пьют жадно
- С темной кровью схожее вино;
- Хлеба ж со стола
- Вовсе не взяла,
- Словно ей вкушать запрещено.
- И фиал она ему подносит,
- Вместе с ней он ток багровый пьет,
- Но ее объятий как ни просит,
- Все она противится – и вот,
- Тяжко огорчен,
- Пал на ложе он
- И в бессильной страсти слезы льет.
- И она к нему, ласкаясь, села:
- «Жалко мучить мне тебя, но, ах,
- Моего когда коснешься тела,
- Неземной тебя охватит страх:
- Я как снег бледна,
- Я как лед хладна,
- Не согреюсь я в твоих руках!»
- Но, кипящий жизненною силой,
- Он ее в объятья заключил:
- «Ты хотя бы вышла из могилы,
- Я б согрел тебя и оживил!
- О, каким вдвоем
- Мы горим огнем,
- Как тебя мой проникает пыл!»
- Все тесней сближает их желанье,
- Уж она, припав к нему на грудь,
- Пьет его горячее дыханье
- И уж уст не может разомкнуть.
- Юноши любовь
- Ей согрела кровь,
- Но не бьется сердце в ней ничуть.
- Между тем дозором поздним мимо
- За дверьми еще проходит мать.
- Слышит шум внутри необъяснимый
- И его старается понять:
- То любви недуг,
- Поцелуев звук,
- И еще, и снова, и опять!
- И недвижно, притаив дыханье,
- Ждет она – сомнений боле нет —
- Вздохи, слезы, страсти лепетанье
- И восторга бешеного бред:
- «Скоро день – но вновь
- Нас сведет любовь!»
- «Завтра вновь!» – с лобзаньем был ответ.
- Доле мать сдержать не может гнева,
- Ключ она свой тайный достает:
- «Разве есть такая в доме дева,
- Что себя пришельцам отдает?»
- Так возмущена,
- Входит в дверь она —
- И дитя родное узнает.
- И, воспрянув, юноша с испугу
- Хочет скрыть завесою окна,
- Покрывалом хочет скрыть подругу;
- Но, отбросив складки полотна,
- С ложа, вся пряма,
- Словно не сама,
- Медленно подъемлется она.
- «Мать, о мать, нарочно ты ужели
- Отравить мою приходишь ночь?
- С этой теплой ты меня постели
- В мрак и холод снова гонишь прочь?
- И с тебя ужель
- Мало и досель,
- Что свою ты схоронила дочь?
- Но меня из тесноты могильной
- Некий рок к живущим шлет назад,
- Ваших клиров пение бессильно,
- И попы напрасно мне кадят;
- Молодую страсть
- Никакая власть,
- Ни земля, ни гроб не охладят!
- Этот отрок именем Венеры
- Был обещан мне от юных лет,
- Ты вотще во имя новой веры
- Изрекла неслыханный обет!
- Чтоб его принять,
- В небесах, о мать,
- В небесах такого бога нет!
- Знай, что смерти роковая сила
- Не могла сковать мою любовь,
- Я нашла того, кого любила,
- И его я высосала кровь!
- И, покончив с ним,
- Я пойду к другим, —
- Я должна идти за жизнью вновь!
- Милый гость, вдали родного края
- Осужден ты чахнуть и завять,
- Цепь мою тебе передала я,
- Но волос твоих беру я прядь.
- Ты их видишь цвет?
- Завтра будешь сед,
- Русым там лишь явишься опять!
- Мать, услышь последнее моленье,
- Прикажи костер воздвигнуть нам,
- Свободи меня из заточенья,
- Мир в огне дай любящим сердцам!
- Так из дыма тьмы
- В пламе, в искрах мы
- К нашим древним полетим богам!»
С. Т. Кольридж
Кристабель
Предисловие
Первая часть нижеследующей поэмы была написана в 1797 году, в Стоуи, графство Сомерсет. Вторая часть – по возвращению из Германии, в году 1800, в Кесвике, Камберленд. Возможно, если бы поэма была опубликована в 1800 году, своей оригинальностью она произвела куда большее впечатление, чем осмеливаюсь я ожидать ныне.
Но в этом я должен винить только собственную леность. Даты упомянуты исключительно для того, чтобы предупредить возможные обвинения в плагиате, либо в рабской подражательности. Поскольку среди нас имеются критики, которые, кажется, считают, что любая мысль или образ традиционны, и не имеют понятия о том, что в мире существуют такие вещи, как источники, малые, а равно большие, и потому любой ручеек представляется им текущим из отверстия, проделанного в чужом резервуаре. Я, однако, убежден: что до настоящей поэмы – прославленные поэты, чьи творения, как можно было бы заподозрить, я имитировал, либо в отдельных пассажах, либо в тональности, либо в общем духе, будут среди первых, кто освободит меня от обвинений и кто при любом разительном совпадении позволит мне обратиться к ним с такой рифмованной версией двух гекзаметров на монашеской латыни:
- Это мое, но и твое;
- А коли не так, мой друг,
- Пусть это станет только моим,
- Ведь я – беднейший из двух.
Я должен только добавить, что размер «Кристабели» не является, по справедливости, нерегулярным, хотя и может показаться таковым, ибо основан на новом принципе, а именно – на принципе подсчета в каждой строке ударений, а не слогов. Хотя число последних варьируется от семи до двенадцати, в каждой строке имеется лишь четыре ударения. Тем не менее, это случайное варьирование количества слогов введено не по произволу или только удобства ради, но в соответствии с неким движением в природе образов и страстей[1].
Часть I
- Над башней замка полночь глуха
- И совиный стон разбудил петуха.
- Ту-ху! Ту-уит!
- И снова пенье петуха,
- Как сонно он кричит!
- Сэр Леолайн, знатный барон,
- Старую суку имеет он.
- Из своей конуры меж скал и кустов
- Она отвечает бою часов,
- Четыре четверти, полный час,
- Она завывает шестнадцать раз.
- Говорят, что саван видит она,
- В котором леди погребена.
- Ночь холодна ли и темна?
- Ночь холодна, но не темна!
- Серая туча в небе висит,
- Но небосвод сквозь нее сквозит.
- Хотя полнолунье, но луна
- Мала за тучей и темна.
- Ночь холодна, сер небосвод,
- Еще через месяц – маю черед,
- Так медленно весна идет.
- Кто леди Кристабель милей?
- Ее отец так нежен с ней!
- Куда же она так поздно идет
- Вдали от замковых ворот?
- Всю ночь вчера средь грез ночных
- Ей снился рыцарь, ее жених,
- И хочет она в лесу ночном,
- В разлуке с ним, помолиться о нем.
- Брела в безмолвии она,
- И был ее чуть слышен вздох,
- На голом дубе была зелена
- Одна омела, да редкий мох.
- Став на колени в лесной глуши,
- Она молилась от всей души.
- Но поднялась тревожно вдруг
- Прекрасная леди Кристабель —
- Она услышала странный звук,
- Не слыханный ею нигде досель,
- Как будто стоны близко слышны
- За старым дубом, с той стороны.
- Ночь холодна, лес обнажен:
- Может быть, это ветра стон?
- Нет, даже легкий ветерок
- Не повеет сегодня среди ракит,
- Не сдунет локона с милых щек,
- Не шелохнет, не закружит
- Последний красный лист, всегда
- Готовый плясать туда, сюда,
- Так слабо подвешенный, так легко
- На верхней ветке, там, высоко.
- Чу! бьется сердце у ней в груди —
- Святая дева, ее пощади!
- Руки с мольбой сложив под плащом,
- Обходит дуб она кругом,
- Что же видит она?
- Юная дева прелестна на вид
- В белом шелковом платье сидит.
- Платье блестит в лучах луны,
- Ее шея и плечи обнажены,
- От них ее платье еще бледней.
- Она сидит на земле, боса,
- И дикие звезды цветных камней
- Блестят, запутаны в ее волоса.
- Конечно, страшно лицом к лицу
- Было девушке встретить в ночном лесу
- Такую страшную красу.
- «Помоги, богоматерь, мне с высоты
- (Говорит Кристабель), но кто же ты?»
- Сказала ей дама такие слова,
- И голос ее звучал едва:
- «О, пусть тебя тронет моя судьба,
- Я с трудом говорю, я так слаба,
- Протяни мне руку, не бойся, о нет…»
- Кристабель спросила, откуда она,
- И так сказала ей дама в ответ,
- И была ее речь едва слышна:
- «Мой отец издалека ведет свой род,
- Меня Джеральдиной он зовет.
- Пятеро воинов вчера среди дня
- Схватили беззащитную деву, меня.
- Они заглушили мой крик и плач,
- Прикрутили к коню жесткой уздой,
- Несся конь, как ветер степной,
- И сзади они летели вскачь.
- Они пришпоривали злобно коней,
- Мы пересекли ночную тьму.
- Я, господь свидетель тому,
- Никогда не знала этих людей.
- Не помню времени я и пути
- (Я лежала без чувств), пока меня
- Самый высокий и злой из пяти
- Не снял, наконец, со спины коня.
- Едва живой я была тогда,
- Но помню споры его друзей,
- Он меня положил средь корней
- И клятву дал вернуться сюда.
- Куда они скрылись, не могу сказать:
- Недавно послышался здесь в тишине
- Как будто звон колокольный мне,
- О, помоги же несчастной бежать
- (Сказала она), дай руку мне».
- Тогда белокурую Джеральдину утешать
- Стала Кристабель: «О не бойтесь ничего,
- Прекрасная леди, вы можете располагать
- Домом благородного отца моего.
- Он с радостью даст охрану вам,
- Отборных рыцарей с вами пошлет
- И будет честью его друзьям
- Вас провожать до отцовских ворот».
- Они пошли, их страх торопил
- Но быстро идти не было сил
- (О леди, счастлива ваша звезда!)
- И так Кристабель сказала тогда:
- «Все наши домашние спят давно
- И в залах, и в горницах – всюду темно.
- Сэр Леолайн здоровьем слаб
- И я его разбудить не могла б,
- Но мы проберемся, словно тайком,
- И если позволите, то проведем
- Ночь эту рядом, на ложе одном».
- Они миновали ров, и вот
- Маленький ключ Кристабель достает,
- Узкая калитка легко отворена,
- Как раз посредине ворот она,
- Ворот, которые железом блестят,
- В них может проехать целый отряд.
- Должно быть, от боли, леди легла,
- И вот Кристабель ее подняла
- И на руках, – кто б думать мог, —
- Перенесла через порог.
- Но едва миновали порог ворот,
- Словно не было боли, леди встает.
- Далеко опасность, далеко страх,
- Счастье сияло в их глазах.
- Кристабель свой взор к небесам подняла
- И спутнице так сказала своей:
- «Тебя Пресвятая Дева спасла,
- Вознесем же мы благодарность к ней».
- «Увы! Увы! – Джеральдина в ответ,
- У меня для этого силы нет».
- Далеко опасность, далеко страх,
- Счастье сияло в их глазах!
- Старая сука пред своей конурой
- Глубоко спит под холодной луной.
- Она не шевельнулась, она спала,
- Но жалобный вздох она издала
- И что ее потревожить могло?
- Она никогда не вздыхала досель
- Когда приближалась к ней Кристабель,
- Быть может, крик совы донесло,
- Ибо, что ее потревожить могло?
- Очень легко ступали они,
- Но эхо повторяло шаг.
- В высокой зале тлел очаг,
- Уже умирали в нем головни,
- Но, когда проходила леди, – сильней
- Вспыхнули вдруг языки огней,
- Кристабель увидела леди глаз
- На миг, пока огонь не погас.
- Только это, да старый щит,
- Что в нише на стене висит.
- «О, тише ступайте, – сказала она,
- Отец пробудится ото сна!»
- Кристабель разулась, легкой стопой,
- Боясь потревожить замка покой,
- Они со ступени крадутся на ступень,
- То сквозь мерцанье, то сквозь тень.
- Идут мимо спальни, где спит барон,
- Тихи, как смерть, не проснулся б он.
- Но вот и дверь в ее покой,
- Но вот Джеральдина коснулась ногой
- Камышевых матов комнаты той.
- В небе луна светит темно,
- Ее лучи минуют окно,
- Но и без бледных лучей луны
- Резьбой покрытые стены видны.
- Изваяния нежно пленяют глаз
- И странен их прихотливый строй,
- Для девичьей спальни они как раз.
- И лампу с серебряной цепью двойной
- Держит ангел легкой рукой.
- Серебряная лампа – луны темней,
- Но лампу эту Кристабель берет,
- Прибавляет огня и, вспыхнув сильней,
- Лампа качается взад и вперед.
- Что с Джеральдиной? Совсем бледна,
- Опустилась на пол без сил она
- «Леди Джеральдина, это вино
- Вас подкрепит – выпейте скорей,
- Из диких целебных трав оно
- Было приготовлено матерью моей».
- «Но будет ли рада меня приласкать,
- Погибшую деву, ваша мать?» —
- «Горе мне! – Кристабель в ответ, —
- У меня с рожденья матери нет.
- Седой монах рассказывал раз,
- Что мать моя в предсмертный час
- Говорила, что будет слышен ей
- Полночный звон в день свадьбы моей.
- Ах, если бы мать пришла сквозь мрак!» —
- Джеральдина сказала: «Ах, если б так!»
- Но сейчас же глухо вскричала она:
- «Прочь, скиталица-мать! Ты здесь не нужна!
- У меня есть власть сильнее твоей».
- Джеральдина бедная – увы, что с ней?
- Почему так странно она глядит,
- Или мертвую видит во тьме ночной?
- Почему так глухо она кричит:
- «Прочь, женщина, прочь, час этот мой!
- Хотя ты и ангел хранитель ее,
- Прочь, женщина, прочь, здесь все мое!»
- Тогда Кристабель к ней подошла,
- И синие очи к небесам подняла.
- «Этой страшной скачкой верхом, увы,
- Дорогая леди, измучены вы!»
- Джеральдина рукой отерла чело
- И сказала тихо: «Теперь прошло».
- Джеральдина вина выпила вновь:
- На ее щеках заиграла кровь
- И тотчас с пола встала она
- Вновь гордая леди, высока и стройна,
- И, словно дама страны неземной,
- Она была прекрасна собой.
- Сказала она: «Кристабель, за вас
- Молятся ангелы каждый час,
- И вы непорочным сердцем своим
- Отвечаете нежной любовью им.
- За ваше добро заплатить вдвойне,
- Прелестная дева, хочется мне.
- Хотя так беспомощна я, увы,
- Но теперь, дитя, раздевайтесь вы,
- А я перед сном помолиться должна».
- «Пусть будет так», – говорит Кристабель.
- И, как приказала леди, она
- Разделась и легла в постель,
- Легла, невинна и нежна.
- Но, о, несчастье и счастье дум
- Слишком много тревожило ум,
- И никак Кристабель не могла заснуть.
- Тогда на локоть она оперлась
- И на постели слегка поднялась
- Для того, чтобы на Джеральдину взглянуть.
- Под лампою леди склонена,
- Обводила тихо глазами кругом,
- И, глубоко вздохнув, она
- Вся словно вздрогнула, потом
- Распустила под грудью пояс свой.
- Одежда упала к ногам легка…
- Она стоит совсем нагой!
- Взгляни: ее грудь, ее бока —
- Это может присниться, но как рассказать?
- О, спаси Кристабель, Христа благодать!
- Джеральдина недвижна, она молчит,
- Ах! Ее пораженный взор горит,
- Как будто болезненным усильем она
- Какую-то тяжесть поднимает со дна,
- И на девушку, медля, она глядит.
- Но вот, словно вызов она приняла
- Движеньем гордым головы,
- И рядом с девушкой легла
- И в свои объятья ее взяла.
- Увы, увы!
- Печален взор и слышны едва
- Ее слова:
- «Кристабель, прикоснулась к тебе моя грудь,
- Молчаливой, безвольной отныне будь!
- Ты узнаешь сейчас, будешь завтра знать
- И скорби моей, и стыда печать;
- Не все ли равно,
- Ведь только одно
- И знаешь ты:
- Что в лесу, где мгла,
- Ты на стон пошла
- И встретила даму неземной красоты
- И ее привела милосердно домой,
- Чтоб спасти и укрыть от прохлады ночной».
Заключение первой части
- Зрелище можно ль найти милей,
- Чем Кристабель, когда она
- Под старым дубом молилась, одна
- Среди зубчатых острых теней
- От его безлистых мшистых ветвей,
- Чем Кристабель в сиянье луны,
- Шептавшая сладких молитв слова.
- Ее сжатые руки так нежны,
- Ее вздохи слышны едва-едва…
- Открыто лицо для тоски и любви…
- Из скорее блестящих, чем светлых глаз
- Готов упасть слезы алмаз.
- С глазами открытыми (горе мне!)
- Кристабель во власти ужасного сна.
- Но знаю я, что в ужасном сне
- Лишь то, что было, видит она.
- Может ли быть? О горе и стыд!
- Она ли молилась в чаще ракит!
- Погляди: виновница этого зла
- В свои объятья деву взяла
- И может спокойно и сладко спать,
- Словно с ребенком нежная мать!
- Звезда закатилась, взошла звезда.
- О, Джеральдина, тот час, когда
- Твои объятья стали тюрьмой
- Для прелестной леди – тот час был твой!
- В тот час над озером и горным ручьем
- Птицы были объяты сном,
- Но теперь ликующий говор их
- Ту-ху – летит от лесов густых,
- Ту-ху, ту-ху – до вершин крутых.
- Взгляни же: леди Кристабель
- Покидает медленно свое забытье,
- Она подымается, опираясь на постель,
- Грустен и томен вид ее.
- Веки смыкаются и слез волна
- Сквозь густые ресницы бежит, блестя,
- И улыбается в то же время она,
- Как при внезапном свете дитя.
- Она улыбается и плачет – да,
- Как юная отшельница в лесной тишине,
- Прекрасная отшельница, что всегда
- Твердит молитву наяву и во сне…
- И если беспокойны движенья ее,
- То лишь потому, что свободная кровь
- К ее ногам приливает вновь.
- Было сладко, конечно, ее забытье.
- Что же, если б ангел ее был с ней
- Если б она знала, что с ней ее мать?
- Но одно она знает: близка благодать,
- И святые помогут – лишь стоит позвать,
- Ибо небо объемлет всех людей!
Часть II
- «В загробный мир, – говорит барон, —
- Нас призывает утренний звон».
- Он эти слова впервые сказал,
- Когда мертвой леди свою увидал.
- Говорить он их будет каждый раз,
- Пока не пробьет его смертный час.
- Он обычай завел, незнакомый встарь,
- Чтобы каждый день на заре звонарь,
- Раскачивая тяжкий колокол свой,
- Сорок пять четок перебрал рукой,
- Меж двух ударов за упокой,
- Чтоб слышал звон каждый сосед
- От Уиндермира до Брета-Хэд.
- Бард Бреси молвит: «Звон хорош такой!
- Ты, старый, заспанный звонарь,
- Ударь, помолись и опять ударь!
- Есть много звуков и разных див,
- Чтобы заполнить перерыв.
- Где Ленгдель-Пик и Ведьмин Скат
- И Донжон-Гиль, заселенный зря,
- В воздушный колокол звонят
- Три многогрешных звонаря,
- И вторят втроем один за другим
- Мертвыми звонами звонам живым.
- И часто звоном оскорблен,
- Когда умолкнет их дин-дон,
- Высмеивает Дьявол скорбную трель
- И весело трезвонит за ним Бородель.
- Воздух спокоен! Сквозь туман далеко
- Слышен веселый этот трезвон;
- Джеральдина с постели встает легко,
- Уже стряхнув и ужас, и сон.
- Свое белое платье надела она,
- Узел сплела волос густых
- И будит Кристабель от сна,
- Не сомневаясь в чарах своих.
- «Вы спите, леди Кристабель?
- Уж утро – пора покинуть постель!»
- Кристабель проснулась. Стоит перед ней
- Та, что рядом с нею ночь провела,
- Или та самая, верней,
- Которую она под дубом нашла.
- Еще красивей, еще милей,
- Потому что выпита ею до дна
- Полная чаша сладкого сна.
- И так приветливы слова,
- Так благодарен нежный взгляд,
- Что (так казалось) кружева
- Взволнованную грудь теснят.
- Кристабель сказала: «Сомненья нет,
- Я согрешила, я была неправа»,
- И голос ее дрожал едва,
- Хоть ласков был ее привет,
- Но душа ее все же была смущена
- Впечатленьем слишком живого сна.
- Кристабель поспешно с постели встает,
- Надевает платье и молитву творит.
- Кто на кресте томился, Тот
- Ее неведомый грех простит.
- И леди Джеральдину ведет потом
- Познакомить со старым своим отцом.
- Кристабель с Джеральдиной идут вдвоем,
- Проходят залой, сквозь ряд колонн
- И, ступая между слугой и пажом,
- Входят в покой, где сидит барон.
- Встал барон, прижав Кристабель,
- Ненаглядную дочь, к груди своей
- И, заметив леди, невиданную досель,
- Глядит на нее, дивится ей.
- И приличный столь знатной даме поклон
- Посылает леди Джеральдине он.
- Но когда он услышал леди рассказ,
- Имя отца ее узнал,
- Почему сэр Леолайн тотчас
- Так бледен стал и повторял:
- «Лорд Роланд де Во из Трайермен?»
- Увы! Они в юности были друзья,
- Но людской язык ядовит, как змея;
- Лишь в небе верность суждена;
- И юность напрасна, и жизнь мрачна;
- И нами любимый бывает презрен;
- И много на свете темных тайн.
- Мне ясно, что произошло
- Меж вами, лорд Роланд и сэр Леолайн:
- Словами презренья обменялись зло,
- И оскорбленья выжгли в их душах любовь,
- И они разошлись, чтобы не встретиться вновь.
- Никогда не сойдутся они опять,
- Чтобы снять с сердец тяжелый гнет,
- Как утесы, будут они стоять
- Далеко друг от друга, всю жизнь напролет.
- Бурное море разделяет их,
- Но ни зной, ни молнии, ни вечные льды
- Не могут стереть в сердцах людских
- Любви и дружбы былой следы.
- Джеральдине в лицо поглядел барон
- И долго всматривался он,
- Сквозь сиянье нежной ее красоты
- Молодого лорда узнавая черты.
- О, тогда свои позабыл он лета.
- В благородном сердце вскипела месть.
- Он поклялся кровью из ран Христа,
- Он пошлет повсюду об этом весть,
- Он велит герольдам своим трубить,
- Что те, кто ее посмел оскорбить,
- Покрыты на век пятном стыда!
- «А дерзнут они отрицать, – тогда
- Герольд назначит неделю им,
- Чтобы дать ответ моему мечу,
- Пусть будет турнир судом моим.
- Их змеиные души я выбить хочу
- Из тел человечьих мечом моим!»
- Так он сказал, с огнем в глазах —
- Ибо леди обидели тяжко, а в ней
- Он видит дружбу давних дней!
- И вот лицо его в слезах
- И он Джеральдину в объятья взял,
- И встретила это объятье она,
- И радостный взор ее сиял.
- А дочь глядит, поражена
- Виденьем тягостного сна.
- Она содрогнулась; боль и страх
- Промелькнули в ясных ее глазах
- (О горе, горе, Кристабель,
- Такие виденья знать тебе ль?)
- Она снова увидела старую грудь,
- Холодную грудь ощутила вновь,
- Но имела лишь силу хрипло вздохнуть,
- И барон, озираясь, поднял бровь,
- Но увидел только свое дитя,
- Стоявшее, взор к небесам обратя.
- Виденье было, виденья нет,
- Другое просияло вслед,
- И стало отрадным виденье сна,
- Что в объятьях леди провела она.
- И внесло упоенье в душу, и вот
- Глаза Кристабели и нежный рот
- Засветились улыбкой! Снова барон
- «Что с тобою, дитя?» – спросил удивлен,
- Она отвечала, когда он спросил,
- «О нет, тревожного нет ничего».
- Должно быть, она не имела сил
- Иначе сказать, побороть колдовство.
- Но из тех, кто видел Джеральдину, любой
- Решил бы, что с неба сошла она:
- Она глядела с такой мольбой,
- Как будто страхом была полна,
- Что Кристабель огорчена!
- И с такой печалью прекрасных глаз
- Она умоляла назад, домой
- Ее поскорей отправить…
- «Нет!
- Нет!» – Леолайн воскликнул в ответ.
- «Бард Бреси, вот тебе приказ:
- Иди ты с громкой, веселой трубой,
- Двух лучших коней возьми с собой
- И возьми одного из моих пажей,
- Чтоб он ехал сзади с лютней твоей.
- Нарядитесь оба в шелк и атлас
- И скачите вперед, трубите в рог,
- Да смотрите только, чтобы на вас
- Не напали бродяги больших дорог.
- Через Иртинг глубокий, скорей, скорей,
- Мой веселый бард полетит вперед
- Через Хэльгарский лес, вдоль Норренских болот
- И увидит он крепкий замок тот,
- Что стоит, грозя Шотландии всей.
- Бард Бреси, Бард Бреси, твой конь быстроног,
- Пусть несется конь, пусть рог звучит.
- Не устанет конь, не замолкнет рог,
- Лорду Роланду голос твой прокричит:
- «В безопасности дочь твоя, о лорд,
- Прекрасная дочь, хвала судьбе,
- Сэр Леолайн ее спасеньем горд
- И тебя приглашает немедля к себе
- Со всей многочисленной свитой твоей,
- Чтоб ты мог Джеральдину домой увезти,
- Он сам тебя будет встречать на пути
- Со всей многочисленной свитой своей,
- На множестве резвых вспененных коней!
- И я поклясться честью готов,
- Что сердцу горше многих измен
- Тот день, когда несколько злобных слов
- Я сказал лорду Роланду из Трайермен.
- Ибо с той поры много видел я,
- Пролетело много солнечных смен,
- Но заменят ли мне все мои друзья
- Одного лорда Роланда из Трайермен».
- Его колени руками обняв,
- Джеральдина склонилась, прекрасна, как свет,
- И Бреси, всем привет послав,
- Дрогнувшим голосом молвил в ответ:
- «Твои слова, благородный барон,
- Слаще звучат, чем лютни звон;
- Но прошу как милости я, господин,
- Чтоб не сегодня отправились мы,
- Потому что видел я сон один
- И дал обет святые псалмы
- Пропеть в лесу, чтоб изгнать из него
- Виденье странного сна моего.
- Ибо видел во сне я в ту ночь
- Птицу, что радует сердце твое,
- Этой горлицы имя Кристабель, твоя дочь,
- Сэр Леолайн, я видел ее!
- Трепетала и странно стонала она
- Средь зеленых дерев – совсем одна.
- Я увидел ее и был удивлен,
- Что вызвать могло этот жалобный стон,
- Ибо я ничего не видел кругом,
- Кроме травы под старым стволом.
- И тогда я пошел вперед, ища
- Причину смятенья птицы той,
- Что лежала, нежная, передо мной,
- В траве крылами трепеща.
- Я глядел на нее и не мог понять,
- Что значит ее жалобный крик,
- Но я наклонился, чтобы птицу взять,
- Ради нашей леди, и в этот миг
- Я увидел, что блестящая зеленая змея
- Обвилась вокруг крыльев и шеи ее,
- Яркой зеленью споря с травой,
- К голове голубки прильнув головой.
- Она шевелилась, вкруг птицы обвита,
- Вздувая свою шею, как вздувала та.
- Проснулся… Был полночный час
- На башне часы прозвонили как раз.
- Дремота прошла, но во тьме ночной
- Непонятный сон все витал надо мной.
- Он в моих глазах до сих пор живет,
- И я дал обет, лишь солнце взойдет,
- Отправиться в лес, помолившись вперед
- И там пропев святые слова,
- Рассеять чары колдовства».
- Так Бреси сказал, его рассказ,
- Улыбаясь, рассеянно слушал барон.
- Не спуская полных восторга глаз
- С леди Джеральдины, промолвил он:
- «О горлица нежная, лорда Роланда дочь,
- Тут арфой и пеньем псалмов не помочь,
- Но с лордом Роландом, вашим отцом,
- Мы другим оружьем змею убьем».
- Ее он в лоб поцеловал,
- И Джеральдина глаза отвела,
- Скромна, по-девичьи мила,
- И румянец щек ее пылал,
- Когда от него она отошла.
- Она перекинула шлейф свой
- Через левую руку правой рукой
- И сложила руки, сомкнула уста,
- Голову склонила на грудь себе
- И взглянула искоса на Кристабель —
- О защити ее, матерь Христа!
- Лениво мигает змеиный глаз;
- И глаза Джеральдины сузились вдруг;
- Сузились вдруг до змеиных глаз,
- В них блеснуло злорадство, блеснул испуг,
- Искоса бросила взгляд она,
- Это длилось только единый миг,
- Но, смертельным ужасом вдруг сражена,
- Кристабель глухой испустила крик,
- Зашаталась земля под ее ногой,
- А леди к ней повернулась спиной
- И, словно ища поддержки себе,
- На сэра Леолайна, в немой мольбе,
- Она обратила свет лучей
- Божественных, диких своих очей.
- У тебя, Кристабель, в глазах темно,
- И вот ты видишь только одно!
- И какая сила в том взоре была,
- Если, прежде не знавшие лжи и зла,
- Так глубоко впитали взоры твои
- Этот взгляд, этот суженный взгляд змеи,
- Что стало покорно все существо,
- Весь разум твой, колдовству его!
- Кристабели взор повторил тот взгляд,
- Его тупой и предательский яд.
- Так, с кружащейся в смутном сне головой,
- Стояла она, повторяя его,
- Этот взгляд змеиный, взгляд косой,
- Перед самым лицом отца своего,
- Насколько та, чья душа светла,
- Змеиный взгляд повторить могла.
- Когда же чувства вернулись к ней,
- Она, молитву сотворя,
- Упала к ногам отца, говоря:
- «Умоляю вас матери ради моей
- Эту женщину прочь от нас отослать».
- Вот и все, что она могла сказать,
- Потому что о том, что знала она,
- Передать не могла, колдовством больна.
- Почему так бледна твоя щека,
- Сэр Леолайн? Дитя твое,
- Твоя гордость и радость, нежна и кротка,
- У ног твоих. Услышь ее!
- Для нее ведь леди твоя умерла,
- О призраке вспомни ее дорогом,
- О ребенке своем не думай зла.
- О тебе и о ней, ни о ком другом,
- Она молилась в предсмертный час,
- О том, чтобы она тебе была
- Гордостью сердца, радостью глаз!
- И с этой мольбой был ей легок конец,
- Отец, отец!
- Обидишь ли ты дитя свое —
- Свое и ее?
- Но если так и подумал барон,
- Если это и было в сердце его,
- Еще сильней разгневался он,
- Еще больше смутился как раз оттого.
- Его злобе, казалось, предела нет,
- Вздрагивали щеки, был диким взор:
- От родного ребенка – такой позор!
- Гостеприимства долг святой
- К той, чей отец его давний друг,
- В порыве ревности пустой
- Так малодушно нарушить вдруг!
- Суровым взглядом повел барон
- И сказал своему менестрелю он,
- Раздраженно, резко ему сказал:
- «Бард Бреси, я тебя послал!
- Чего ж ты ждешь?» Поклонился тот,
- И дочери взгляда не бросив родной,
- Сэр Леолайн, рыцарь седой,
- Леди Джеральдину повел вперед!
Заключение второй части
- Маленький ребенок, слабый эльф,
- Поющий, пляшущий для себя самого,
- Нежное созданье, краснощекий эльф!
- Нашедший все, не ища ничего,
- Наполняет радостью наши сердца,
- Делает светлым взор отца!
- И радость так полна и сильна,
- Так быстро бьет из сердца она,
- Что избыток любви он излить готов
- Непреднамеренной горечью слов.
- Быть может, прекрасно связать меж собой
- Мысли чуждые одна другой,
- Улыбаться над чарами, чей страх разбит,
- Забавляться злом, которое не вредит,
- Быть может, прекрасно, когда звучат
- Слова, в которых слышен разлад,
- Ощущать, как в душе любовь горит.
- И что ж, если в мире, где грех царит
- (Если б было так – о горе и стыд),
- Этот легкий отзвук сердец людских
- Лишь от скорби и гнева родится в них,
- Только их языком всегда говорит!
Д. Г. Байрон
Из поэмы «Гяур»
- Чалма из камня. За кустом
- Колонна, скрытая плющом,
- Где в честь умершего османа
- Стихи начертаны Корана, —
- Не видно больше ничего
- На месте гибели его.
- В сырой земле лежит глубоко
- Вернейший из сынов Пророка,
- Каких досель из года в год
- К себе святая Мекка ждет.
- Он, твердо помня запрещенье,
- К вину всегда питал презренье,
- Лишь «Алла-Гу», призыв святой,
- Он слышал – чистою душой
- Тотчас стремился он к Пророку,
- Оборотясь лицом к востоку.
- От рук гяура здесь он пал.
- В родной долине умирая,
- Врагу он мщеньем не воздал…
- Но там, на небе, девы рая
- Его нетерпеливо ждут,
- И стройных гурий взоры льют
- Лучи небесного сиянья.
- Свое горячее лобзанье
- Они несут ему скорей.
- Такой кончины нет честней.
- В борьбе с неверным смерть – отрада,
- Ее ждет лучшая награда.
- .
- Изменник с черною душой!
- Тебя Монкир своей косой
- Изрежет. Коль освободиться
- Успеешь ты от этих мук,
- То вечно должен ты вокруг
- Престола Эблиса кружиться,
- И будет грудь гореть огнем…
- Нет, о страдании твоем
- Пересказать не хватит силы.
- Но перед этим из могилы
- Ты снова должен выйти в мир
- И, как чудовищный вампир,
- Под кровлю приходить родную —
- И будешь пить ты кровь живую
- Своих же собственных детей.
- Во мгле томительных ночей,
- Судьбу и небо проклиная,
- Под кровом мрачной тишины
- Вопьешься в грудь детей, жены,
- Мгновенья жизни сокращая.
- Но перед тем, как умирать,
- В тебе отца они признать
- Успеют. Горькие проклятья
- Твои смертельные объятья
- В сердцах их скорбных породят,
- Пока совсем не облетят
- Цветы твоей семьи несчастной.
- Когда же юной и прекрасной
- Любимой дочери придет
- Погибнуть за тебя черед —
- Она одна тебя обнимет,
- И назовет отцом, и снимет
- Она кору с души твоей,
- И загорится пламень в ней.
- Но все же нет конца мученью:
- Увидишь ты, как тень за тенью
- Румянец нежный на щеках
- У юной жертвы исчезает
- И гаснет блеск у ней в глазах,
- И взгляд печальный застывает…
- И ты отделишь от волос
- Одну из золотистых кос,
- И унесешь в воспоминанье
- Невыразимого страданья:
- Ведь в знак любви всегда с собой
- Носил ты локон золотой.
- Когда с кровавыми устами,
- Скрежеща острыми зубами,
- В могилу с воем ты придешь,
- Ты духов ада оттолкнешь
- Своею страшною печатью
- Неотвратимого проклятья.
Д. Китс
Ламия
Часть I
- В те дни, когда крылатых фей отряды
- Еще не возмутили мир Эллады,
- Не распугали нимф в глуши зеленой;
- Когда державный скипетр Оберона,
- Чье одеянье бриллиант скреплял,
- Из рощ дриад и фавнов не изгнал, —
- В те дни, любовью новой увлеченный,
- Гермес покинул трон свой золоченый,
- Скользнул с Олимпа в голубой простор
- И, обманув Зевеса грозный взор,
- Спасительными тучами сокрытый,
- Унесся к берегам священным Крита.
- Пред нимфой, обитавшей там в лесах,
- Все козлоногие склонялись в прах;
- У ног ее, вдали от волн, тритоны
- Жемчужины роняли истомленно.
- По тайным тропам, близ ее ручья,
- Где плещется прохладная струя,
- Столь щедрые являлись приношенья,
- Что равных нет в ларце воображенья.
- «О, что за мир любви подвластен ей!» —
- Гермес воскликнул; тотчас до ушей
- От пят крылатых жар проник небесный;
- Лилейных раковин извив чудесный
- Зарделся розой в завитках златых,
- Спадавших прядями до плеч его нагих.
- К лесам и долам островного края,
- Цветы дыханьем страсти овевая,
- Он устремился – у истоков рек
- Найти возлюбленной невидимый ночлег.
- Но нет ее нигде! Под тенью бука
- Остановился он, охвачен мукой,
- Ревнуя деву и к лесным богам,
- И к яворам, и к вековым дубам.
- Донесся до него из темной чащи
- Печальный голос, жалостью томящей
- Отзывчивое сердце поразив:
- «О если б, саркофаг витой разбив,
- Вновь во плоти, прекрасной и свободной,
- Могла восстать я к радости природной
- И к распре огненной уст и сердец!
- О горе мне!» Растерянный вконец,
- Гермес бесшумно бросился, стопами
- Едва касаясь стебельков с цветами:
- Свиваясь в кольца яркие, змея
- Пред ним трепещет, муки не тая.
- Казалось: узел Гордиев пятнистый
- Переливался радугой огнистой,
- Пестрел как зебра, как павлин сверкал —
- Лазурью, чернью, пурпуром играл.
- Сто лун серебряных на теле гибком
- То растворялись вдруг в мерцанье зыбком,
- То вспыхивали искрами, сплетясь
- В причудливо изменчивую вязь.
- Была она сильфидою злосчастной,
- Возлюбленною демона прекрасной
- Иль демоном самим? Над головой
- Змеиною сиял созвездий рой
- Убором Ариадны, но в печали
- Ряд перлов дивных женские уста скрывали.
- Глаза? Что оставалось делать им? —
- Лишь плакать, плакать, горестно немым:
- Так Персефона плачет по полям родным.
- Отверзся зев змеи – но речи, словно
- Сквозь мед, звучали сладостью любовной,
- В то время, как Гермес парил над ней,
- Как сокол над добычею своей.
- «Гермес прекрасный, юный, легкокрылый!
- Ты мне привиделся во тьме унылой:
- На троне олимпийском, средь богов,
- В веселии торжественных пиров,
- Задумчиво сидел ты, не внимая
- Напевам Муз, когда струна златая
- Дрожала нежно: горестью томим,
- Пред Аполлоном был ты нем и недвижим.
- Во сне моем спешил ты на свиданье:
- Подобен утру, в алом одеянье
- Стрелою Феба тучи пронизав,
- На критский берег ты летел стремглав.
- Ты встретил деву, вестник благородный?»
- Гермес – над Летой светоч путеводный —
- Змею тотчас же пылко вопросил:
- «Посланница благая вышних сил!
- Венец, извитый с дивным совершенством!
- Владей, каким возжаждется, блаженством,
- Скажи мне только, где она таит
- Свое дыханье!» – «Клятва пусть скрепит
- Посул, произнесенный Майи сыном!»
- «Я кадуцеем поклянусь змеиным, —
- Вскричал Гермес, – тиарою твоей!»
- Легко его слова летели меж ветвей.
- Чудесная змея проговорила:
- «О нежный бог, твоя любовь бродила,
- Вольна как ветр, по долам и лесам,
- Невидима завистливым очам.
- Незримо странствуя по тропам мшистым,
- Она в потоке плещется сребристом;
- С дерев, склоненных у прозрачных вод,
- Невидимой рукой срывает плод.
- Волшебный дар мой – красоте защита:
- Моими чарами она укрыта
- От похоти Силена, от лихих
- Забав сатиров в зарослях глухих.
- Истерзанная страхами богиня
- Скиталась бесприютно, но отныне,
- Магической росой умащена,
- От домогательств жадных спасена.
- Среди дубрав – повсюду, где угодно —
- Ей дышится отрадно и свободно.
- Исполни свой обет, Гермес, – и ты
- Узришь ее желанные черты!»
- Бог, страстью очарован, уверенья
- Возобновил – и жаркие моленья
- Ласкали слух змеи, как горние хваленья.
- Она главу Цирцеи подняла,
- Зардевшись пламенем, произнесла:
- «Я женщиной была – позволь мне снова
- Вкусить восторги бытия земного.
- Я юношу коринфского люблю:
- О, дай мне женщиной предстать пред ним, молю!
- Дыханием я твой овею лик —
- И нимфу ты увидишь в тот же миг».
- Гермес приблизился, сложив крыла;
- Змея его дыханьем обожгла —
- И нимфа им предстала, словно день, светла.
- То явь была – иль сон правдивей яви?
- Бессмертен сон богов – и в долгой славе
- Текут их дни, блаженны и ясны.
- Гермес одно мгновенье с вышины
- Взирал на нимфу, красотой сраженный;
- Ступил неслышно на покров зеленый —
- К змее, без чувств застывшей, обернулся,
- Жезлом извитым головы коснулся.
- Потом, исполнен нежности немой,
- Приблизился он к нимфе молодой.
- Ущербную луну напоминая,
- Пред ним она потупилась, рыдая;
- Склонилась, как свернувшийся бутон
- В тот час, когда темнеет небосклон;
- Но бог ее ладони сжал любовно:
- Раскрылись робкие ресницы, словно
- Цветы, когда, приветствуя восход,
- Они жужжащим пчелам дарят мед.
- Исчезли боги в чаще вековечной:
- Блаженство лишь для смертных быстротечно.
- Змея меж тем меняться начала:
- Кровь быстрыми толчками потекла
- По жилам; пена, с жарких губ срываясь,
- Прожгла траву; от муки задыхаясь,
- Она взирала немо – и в глазах
- Сухих, забывших о благих слезах,
- Метались искрами страдание и страх.
- Изогнутое тело запылало
- Окраской огненной, зловеще-алой;
- Орнамент прихотливый скрылся вдруг —
- Так лава затопляет пестрый луг;
- Исчез узор серебряно-латунный;
- Померкли звезды и затмились луны;
- Погас наряд диковинно-цветной
- И пепельной застлался пеленой;
- Совлекся медленно покров лучистый:
- Сапфиры, изумруды, аметисты
- Растаяли, тускнея, и одна
- Осталась боль – уродлива, бледна.
- Мерцала диадема еле зримо —
- И вот, во тьме дубрав неразличима,
- Слилась с туманом; слабый ветерок
- Развеял возглас: нежен и далек,
- «О Ликий, Ликий!» – над пустой равниной
- Пронесся он и смолк за дальнею вершиной.
- Куда исчезла Ламия? Она,
- Вновь во плоти прекрасной рождена,
- На полпути к Коринфу, где полого
- Ведет с кенхрейских берегов дорога
- К холмам крутым, свергающим ручьи —
- Святые пиэрийские ключи —
- У кряжа горного (грядой отвесной
- Он тянется, туманной и безлесной)
- Вплоть до Клеонии, на самый юг.
- Там опустилась Ламия на луг —
- И, слыша в роще быстрое порханье,
- Среди нарциссов затаив дыханье,
- Склонилась над прудом – узнать скорей,
- Пришло ли избавленье от скорбей.
- О Ликий, счастлив ты: с ней не сравнится
- Никто из дев, что, опустив ресницы
- И платье расправляя, меж цветов
- Садятся слушать песни пастухов.
- Невинные уста – но сердце знало
- Любви науку с самого начала.
- Едва явилась – острый ум отторг
- От горя неразлучный с ним восторг,
- Установил их вздорные пределы,
- Взаимопревращения умело
- В обманчивом хаосе отыскал,
- Частицы разнородные связал, —
- Как если б Купидона обученье
- Она прошла, но в девственном томленье
- Покоясь в праздности, не знала вожделенья.
- В свой час узнаете, зачем она
- В задумчивости здесь стоит одна,
- Но надобно поведать вам сначала,
- О чем она плененная мечтала,
- Куда рвалась из пут змеиных прочь,
- Где в грезах пребывала день и ночь:
- То ей Элизий представал туманный;
- То как спускается к богине океана
- Сонм нереид по волнам утром рано;
- То Вакх, что под смолистою сосной
- Неспешно осушает кубок свой;
- Сады Плутона, сонная прохлада —
- И вдалеке встает Гефеста колоннада.
- То в города неслась ее мечта —
- И там, где шум пиров и суета,
- Среди видений бытия земного,
- Коринфянина Ликия младого
- Увидела. Упряжкою своей,
- Как юный Зевс, он правил. Перед ней
- Затмился свет – и сердце страсть пронзила…
- В Коринф вернуться должен Ликий милый
- Дорогой этой в сумеречный час,
- Чуть мотыльки начнут неслышный пляс.
- С востока ветер дул, и у причала
- Галеру медленно волна качала,
- О камни тихо шаркал медный нос.
- В эгинском храме юноша вознес
- Моленья Зевсу – там, где за порталом
- Курится жертвенник под тяжким покрывалом.
- Его обетам громовержец внял;
- Путь одинокий юноша избрал,
- Отстав от спутников, чьи речи стали
- Ему несносны; по холмам вначале
- Шагал бездумно Ликий – но когда
- Затеплилась вечерняя звезда,
- В мечтаньях ввысь унесся он, где тени
- Вкушают мир Платоновых селений.
- Приблизился он к Ламии – и вот,
- Рассеян, мимо, кажется, пройдет:
- Сандалии шуршат по тропке мшистой.
- Незрима Ламия в долине мглистой;
- Следит за ним: прошел, укрыт плащом,
- Окутан тайной. Нежным голоском
- Вослед ему она заговорила:
- «Оборотись, прекрасное светило!
- Ужель одну оставишь ты меня?
- Взгляни же, сострадание храня».
- Он поглядел – о нет, не изумленно,
- А как взглянуть бы мог Орфей влюбленно
- На Эвридику: мнилось, этих слов
- Давным-давно впивал он сладкий зов.
- Он красоту ее самозабвенно
- До дна испил, но в чаше сокровенной
- Не убывало; в страхе, что сейчас
- Она исчезнет, скроется из глаз,
- Он волю дал восторженному слову
- (И стало ясно ей – он не порвет оковы):
- «Тебя оставить? Нет, богиня, нет!
- Забыть ли глаз твоих небесный свет?
- Из жалости не покидай: едва ли
- Смогу я жить, отвергнутый, в печали.
- Коль ты наяда – каждый ручеек
- Тебе послушен будет, хоть далек;
- Коль ты дриада – утренней порою
- Напьются сами заросли росою;
- А если ты одною из Плеяд
- Сошла на землю, гармоничный лад
- Поддержат сестры, в вышине сверкая.
- В твоем привете музыка такая
- Мне слышится, что тотчас без нее
- Навек мое прервется бытие.
- Молю, не покидай!» – «В земной юдоли
- Мне стопы тернии пронзят до боли.
- В твоей ли власти заменить мне дом,
- Тоску умерить сладкую о нем?
- Как мне бродить с тобою по долинам —
- Безрадостным, холодным и пустынным,
- Как мне забыть бессмертия удел?
- Ученостью ты, Ликий, овладел
- И должен знать, что духи сфер блаженных
- Не в силах жить, дышать в оковах бренных.
- О бедный юноша, ты не вкушал
- Нектара, светом горним не дышал!
- Есть у тебя дворцы, где анфилада
- Покоев дарит утешенье взгляду
- И прихотям моим бесчисленным отраду?
- Нет-нет, прощай!» Простерла руки ввысь,
- Еще мгновенье – с ней бы унеслись
- Любви необоримой упованья,
- Но он поник без чувств от горького терзанья.
- Жестокая, все так же холодна
- (Хотя бы тень раскаянья видна
- Была в глазах, сверкнувших пылом страсти),
- Устами, вновь рожденными для счастья,
- В его уста жизнь новую влила —
- Ту, что искусно сетью оплела.
- Из одного забвения в иное
- Он пробужден – и слышит неземное
- Звучанье голоса, в блаженстве и покое
- Дарующего ласковый привет;
- И звезды слушали, лия дрожащий свет.
- Потом, в волнении сжимая руки —
- Как те, кто после длительной разлуки
- Наговориться, встретившись, спешат —
- Она, чтоб вытравить сомнений яд,
- Дрожащим шепотом его молила
- Сомненья отогнать, затем что в жилах
- У ней струится трепетная кровь,
- А сердце безграничная любовь,
- Точь-в-точь как у него, переполняет.
- Дивилась, что в лицо ее не знает:
- Коринфянам ее богатый дом,
- Довольства полный, хорошо знаком.
- Ей золото блага земли дарило,
- И одиночество не тяготило,
- Но вот случайно увидала: он
- У храма Афродиты, меж колонн,
- Среди корзин, гирлянд и свежесжатых
- Цветов и трав (курились ароматы:
- Был празднества Адониса канун)
- Задумчиво стоял, красив и юн…
- С тех пор в тоске о нем сменилось много лун.
- И Ликий от смертельного забвенья
- Очнулся, снова полон изумленья;
- Внимая сладостным ее речам,
- Он женщину, себе не веря сам,
- Зрел пред собою – и мечтой влюбленной
- Летел к восторгам, страстью окрыленный.
- Вольно безумцам в рифмах воспевать
- Фей иль богинь пленительную стать:
- Озер ли, водопадов ли жилица
- Своими прелестями не сравнится
- С тем существом прекрасным, что ведет
- От Пирры иль Адама древний род.
- Так Ламия разумно рассудила:
- Страх вреден для восторженного пыла;
- С себя убор богини совлекла —
- И женщиной, застенчиво мила,
- Вновь сердце Ликия завоевала
- Тем, что, сразив, спасенье обещала.
- Красноречиво Ликий отвечал
- И со словами вздохи обручал.
- На город указав, спросил в тревоге,
- Страшится ли она ночной дороги.
- Но путь неблизкий, пройденный вдвоем,
- Ее нетерпеливым волшебством
- До нескольких шагов укоротился:
- Влюбленный Ликий вовсе не дивился
- Тому, как оказались у ворот,
- Как незаметно миновали вход.
- Как в забытьи бессвязный лепет сонный,
- Как смутный рокот бури отдаленной,
- В дворцах и храмах, освящавших блуд,
- По переулкам, где толпился люд,
- Во всем Коринфе гул стоял невнятный.
- Сандалии прохожих в час закатный
- О камень шаркали; меж галерей
- Мелькали вспышки праздничных огней,
- Отбрасывая пляшущие тени
- На стены, на широкие ступени:
- Тревожно тьма металась по углам,
- Гнездилась средь колонн у входа в шумный храм.
- Закрыв лицо, он руку сжал любимой,
- Когда прошел величественно мимо
- С горящим взором старец, облачен
- В философа поношенный хитон.
- В широкий плащ закутавшись плотнее,
- Поспешно прочь стремится Ликий с нею;
- Дрожь Ламию охватывает вдруг:
- «Любимая, откуда твой испуг?
- Твоя ладонь росой покрылась влажной».
- «Нет больше сил… Кто этот старец важный?
- Не вспомнить мне никак его черты.
- О Ликий, почему укрылся ты
- От взгляда острого в тоске безмерной?»
- «То Аполлоний – мой наставник верный.
- Он муж ученый, но в мой сладкий сон,
- Как злобных бредней дух, сейчас ворвался он».
- Меж тем крыльцо пред Ликием предстало
- С колоннами у пышного портала;
- Сияние светильника текло
- На темный мрамор – гладкий как стекло —
- И в нем звездой мерцало отраженной;
- Переплетались вязью утонченной
- Прожилки в камне дивной чистоты:
- Воистину богиня красоты
- Могла ступать по ровным плитам пола.
- С волшебною мелодией Эола
- Дверь отворилась в царственный покой,
- Сокрывший их от суеты мирской.
- Уединенье слуги разделяли —
- Немые персы; их подчас видали
- В базарном гвалте, но никто не мог
- Проведать, где хозяев их порог.
- Но, истины во славу, стих летящий
- Расскажет о печали предстоящей,
- Хоть многие желали бы сердца
- Покинуть любящих в неведенье конца.
Часть II
- Любовь и черствый хлеб средь нищих стен —
- Прости, Амур! – есть пепел, прах и тлен.
- Подчас любовь – и в золото одета —
- Мучительней поста анахорета.
- Сказания из призрачной страны
- Непосвященным чужды и темны.
- Поведай Ликий о себе хоть слово —
- Нахмурилась бы нравственность сурово,
- Но столь недолгим был восторга час,
- Что не послышался шипящей злобы глас.
- Сам Купидон от ревности мгновенной
- К блаженству пары этой совершенной
- Над створом двери, что в покой вела,
- Парил, раскрыв шумящие крыла,
- И полночи вокруг рассеивалась мгла.
- Но вот пришла беда: перед закатом —
- За пологом, прозрачно розоватым, —
- (Подвешенный на нити золотой,
- Колеблем ветром, он вплывал в покой
- Меж мраморных колоннок, открывая
- Голубизну эфира), созерцая
- Друг друга сквозь ресницы в полусне,
- На ложе, как на троне, в тишине
- Любовники покоились счастливо.
- Но тут донесся вдруг нетерпеливо,
- Веселый щебет ласточек смутив,
- Сторожевой трубы пронзительный призыв.
- Очнулся Ликий: звук не повторился,
- Но мыслей рой тревожный оживился.
- Впервые он пурпуровый чертог,
- Где обитал пленительный порок,
- Душой обеспокоенной покинул,
- Стремясь в тот шумный мир, что сам отринул.
- У Ламии приметливой тотчас
- Невольно слезы полились из глаз.
- Она державой радостей владела,
- Но Ликия блаженство оскудело:
- Уйдя в раздумье, отдалился он…
- Над страстью чудился ей погребальный звон.
- «О чем ты плачешь, дивное творенье?»
- «О чем твое, скажи мне, размышленье?
- Оставил ты меня – и тяжело
- Легла забота на твое чело.
- В твоей груди мне места нет отныне».
- Воскликнул он: «В твоих зрачках, богиня,
- Себя я созерцаю как в раю;
- Мечтаю страстно, чтоб любовь свою
- Воспламенить рубиновым гореньем.
- Каким твое мне сердце ухищреньем
- В ловушку заманить и взять в полон —
- Таить, как аромат таит бутон?
- До дна испить блаженство поцелуя?
- Узнать ты хочешь, что в душе храню я?
- От любопытных восхищенных глаз
- Никто не в силах редкий скрыть алмаз,
- Пред замершей толпой не возгордиться!
- Хочу я изумленьем насладиться
- Взволнованных коринфян. Пусть скорей,
- Встречаемы приветствием друзей
- И недругов досадою открытой,
- На улице, гирляндами увитой,
- Мы в колесницу брачную взойдем
- Перед Гимена шумным торжеством».
- Но Ламия упала на колени:
- Не сдерживая жалобных молений,
- Ломала руки, горем сражена.
- Переменить намеренье она
- Возлюбленного пылко заклинала.
- Задет он был и удивлен немало,
- Но кроткую строптивицу склонить
- К согласию желал – и, может быть,
- Невольно властью упивался новой
- Терзать и речью бичевать суровой.
- Разгневанный ее упорством, он
- Стал так прекрасен, точно Аполлон
- В тот миг, когда, Пифона поражая,
- Вонзилась в пасть змеи стрела златая.
- Змеи? О нет! Змея ли перед ним?
- Безропотно со жребием своим
- Она смирилась, юноше покорна,
- Во власть любви отдавшись непритворно.
- Он прошептал в полночной тишине:
- «Открой же имя сладостное мне!
- Не спрашивал о нем я, почитая
- Тебя богиней. Гостья неземная,
- Как среди смертных ты наречена?
- Заздравный кубок алого вина
- Поднимут ли друзья твои высоко,
- Родные соберутся ль издалека?»
- «Нет у меня на свете никого,
- Кто б мог придти на это торжество.
- Безвестна я в Коринфе многолюдном.
- Отец и мать навеки беспробудным
- Почили сном. Их пыльный склеп забыт,
- Над урнами лампада не горит:
- Одна осталась я в роду злосчастном.
- Из-за тебя в порыве сладострастном
- Презрела я завещанный обряд.
- Зови гостей, но если нежный взгляд
- Имеет власть, как прежде, над тобою —
- Пусть Аполлоний с праздничной толпою
- Не переступит свадебный порог».
- Смутился Ликий, но никак не мог
- Добиться объясненья слов столь странных, —
- И вдруг умолк в объятьях сна нежданных.
- Обычай был: пред брачным торжеством
- Невеста покидала отчий дом
- В час предзакатный, под фатою скрыта.
- Вслед колеснице радостная свита
- Бросала с песнопеньями цветы…
- Но, Ламия, как одинока ты!
- Без Ликия (отправился он вскоре
- На пир сзывать родню), в безмерном горе,
- Отчаявшись безумца убедить
- Любовь от глаз завистливых таить,
- Она решилась с ревностною страстью
- Придать великолепие несчастью.
- Откуда к ней явилось столько слуг
- И кто они – не знал никто вокруг.
- Под шум незримых крыл зажегся ярким
- Сияньем зал. Неслась к высоким аркам
- Томительная музыка – она,
- Казалось, держит в воздухе одна,
- Стеная от мучительной тревоги,
- Воздвигнутые волшебством чертоги.
- Панель из кедра отражала строй
- Высоких пальм: они над головой
- Вершинами сплелись, и в пышных кронах
- Зажглись светильники среди ветвей зеленых.
- Роскошный пир под лиственным шатром
- Благоуханья источал. Весь дом
- Она прошла – тиха, бледна, бесстрастна,
- В наряде дивном царственно-прекрасна.
- Невидимым прислужникам своим
- Велит изображением резным
- Ветвей из мрамора и яшмы темной
- Украсить каждый уголок укромный.
- Довольная убранством, в свой покой
- Она взошла, наедине с тоской
- Укрылась в тишине уединенья —
- И там со страхом стала ждать вторженья
- Гостей зловещих, буйным кутежом
- Готовых возмутить затворнический дом.
- Вот час настал для толков суесловных.
- Злосчастный Ликий! Тайну нег любовных,
- Счастливого безмолвия удел —
- Зачем, глупец тщеславный, ты презрел?
- Явилось стадо: шумною гурьбою
- Теснясь у входа, с завистью тупою
- Глазели гости на роскошный дом,
- Вознесшийся мгновенным волшебством.
- На улице, с младенчества известной
- Всем обитателям застройкой тесной,
- Возник дворец диковинно-чудесный.
- Недоуменно внутрь они спешат;
- Но средь вошедших некто острый взгляд
- В убранство дивное вперил сурово,
- Ступил на мрамор, не сказав ни слова,
- Угрюм и строг – то Аполлоний был.
- Холодную усмешку он таил,
- Как будто мгла запутанного дела
- Пред мыслью зоркой таяла, яснела.
- У входа Ликий встретился ему…
- «Являться не пристало никому
- На пир счастливый гостем нежеланным,
- И все-таки присутствием незваным
- Смущу веселье юношей и дев —
- И ты простишь мне!» Ликий, покраснев,
- Склонил чело: философа брюзгливость
- Рассеяла горячая учтивость.
- Вступают вместе в пиршественный зал.
- Благоуханий полон, он сиял
- Торжественно зажженными огнями.
- В панелях ярко отражалось пламя
- Светильников; затейливо вились
- Курений струйки, устремляясь ввысь
- С треножников священных, что, подъяты
- Над мягкими коврами, ароматы
- Распространяли: ровно пятьдесят
- Курильниц с миррой выстроилось в ряд.
- Вдоль стен зеркальных к потолку взлетая,
- Дымки сплетались и двоились, тая.
- Овальные столы вознесены
- На львиных лапах и окружены
- Удобным ложем; радостно мерцало
- Вино, внесенное из тьмы подвала;
- Блестели чаши, грузно-тяжелы.
- От яств ломились пышные столы,
- Щедрей даров Церериного рога —
- И каждый освящен изображеньем бога.
- Рабы, гостей в прихожей обступив,
- Им волосы маслами умастив,
- Отерли члены губкой благовонной —
- И, облачившись в белые хитоны,
- Все двинулись для пиршества возлечь
- На шелк, ведя придирчивую речь
- Вполголоса, никак не понимая,
- Откуда вдруг взялась обитель неземная.
- Чуть слышно музыка плыла вокруг,
- И разносился мелодичный звук
- Напевной речи эллинской, сначала
- Негромкой, но как только развязала
- Язык струя блаженная, гостям
- Ударив в голову, поднялся гам;
- Сильнее загремели инструменты —
- И вот диковинные позументы
- Завес тяжелых, весь просторный зал,
- Что роскошью невиданной сиял,
- И Ламия в прекрасном облаченье
- Уже не повергают в изумленье.
- Спасительное, райское вино!
- Блаженством оделяешь ты одно.
- В зенит вознесся Вакх, воспламеняя
- Огнем глаза и щеки. Дверь резная
- Раскрылась – и невольники внесли
- От Флоры пышный дар – наряд земли:
- Цветов охапки из лесной долины
- Переполняли яркие корзины,
- Сплетенные из прутьев золотых —
- Пирующим венки для прихотей любых.
- Какой венок для Ламии? Какой —
- Для Ликия? Каким мудрец седой
- Увенчан будет? Папоротник с ивой
- Пусть отеняют взор ее тоскливый;
- Пусть лозы Вакха юноша возьмет —
- Он в них забвенье страхов обретет;
- Над лысым лбом философа колючий
- Чертополох пускай с крапивой жгучей
- Чинят раздоры. От прикосновенья
- Холодной философии – виденья
- Волшебные не распадутся ль в прах?
- Дивились радуге на небесах
- Когда-то все, а ныне – что нам в ней,
- Разложенной на тысячу частей?
- Подрезал разум ангела крыла,
- Над тайнами линейка верх взяла,
- Не стало гномов в копи заповедной —
- И тенью Ламия растаяла бесследной.
- Вот, сидя с ней в возглавии стола,
- Счастливый Ликий от ее чела
- Глаз не отводит, но, оцепененье
- Любви стряхнув, он через стол в смущеньи
- Украдкой посмотрел: там хмурый лик
- К ним обратил морщинистый старик.
- Хотел он кубок, полный до краев,
- Поднять за мудреца, но столь суров
- Был взгляд учителя неблагосклонный,
- На юную невесту устремленный,
- Что, трепеща, поникла та без сил.
- В тревоге Ликий за руку схватил
- Свою невесту. Холодом могилы
- Ему на миг оледенило жилы,
- Потом жестокий жар вонзился в грудь…
- «О Ламия, ответь же что-нибудь!
- Испугана ты – чем? Тебе знаком он?»
- Забыв про все, не слыша гвалт и гомон,
- В глаза он впился, смотрит: как чужая,
- Глядит она, глядит не узнавая,
- По-прежнему недвижна и бледна —
- Как будто колдовством поражена.
- Вскричал он: «Ламия!» В ответ – молчанье.
- Заслышав крик неистовый, собранье
- Притихло; смолк величественный лад.
- Еще звучала лютня невпопад,
- Но мирт в венках увял – и постепенно
- Безмолвье воцарилось. Запах тлена
- По зале пробежал – и все вокруг
- Смертельную тоску почувствовали вдруг.
- Он снова: «Ламия!» в порыве диком —
- Отозвалось лишь эхо слабым вскриком.
- «Сгинь, мерзкий сон!» – он возопил в слезах.
- Вгляделся вновь: не бьется на висках
- Лазурной нитью жилка; краски нежной
- На коже щек не видно белоснежной;
- Запали глубоко глаза в глазницы;
- Застыли, как у мертвой, острые ресницы.
- «Прочь, ты – жестокосердый! Прочь, палач!
- Скрой лживые глаза, скорее спрячь!
- Иль кара справедливая богов,
- Невидимо вступающих под кров,
- Пронзит тебя внезапной слепотой,
- Оставит в корчах совести больной, —
- За то, что ты, бесчестный и презренный,
- Гордыней нечестивой, дерзновенной
- Могущество благое попирал,
- Обманом изощренным оскорблял.
- Коринфяне! Взгляните на злодея:
- Под веками, безумьем адским рдея,
- Взор демона горит… И нет укрытья
- Любви моей… Коринфяне, взгляните!»
- «Глупец!» – с презрением софист изрек
- Охрипшим голосом – и, словно рок
- Свершился неизбежный, с жалким стоном
- Пал Ликий перед призраком склоненным.
- «Глупец! – вновь Аполлоний произнес,
- Глаз не спуская с Ламии. – От гроз
- И бедствий жизни я тебя спасал
- Затем ли, чтоб змеи ты жертвой стал?»
- При слове том у Ламии несчастной
- Дух захватило: беспощадно-властный
- Разил ее, как пикой, острый взор.
- Рукою слабой смертный приговор
- Молила не произносить – напрасно!
- Софист суровый с ясностью ужасной
- «Змея!» воскликнул громко… В этот миг
- Послышался сердца пронзивший крик —
- И Ламия исчезла… Упоенье
- Ушло от Ликия, и в то ж мгновенье
- Угасла жизнь… Друзьями окружен,
- Простерт на ложе без движенья он:
- И обернули тело в свадебный хитон.
Ш. Бодлер
Вампир
- В мою больную грудь она
- Вошла, как острый нож, блистая,
- Пуста, прекрасна и сильна,
- Как демонов безумных стая.
- Она в альков послушный свой
- Мой бедный разум превратила;
- Меня, как цепью роковой,
- Сковала с ней слепая сила.
- И как к игре игрок упорный
- Иль горький пьяница к вину,
- Как черви к падали тлетворной,
- Я к ней, навек проклятой, льну.
- Я стал молить: «Лишь ты мне можешь
- Вернуть свободу, острый меч;
- Ты, вероломный яд, поможешь
- Мое бессилие пресечь!»
- Но оба дружно: «Будь покоен! —
- С презреньем отвечали мне. —
- Ты сам свободы недостоин,
- Ты раб по собственной вине!
- Когда от страшного кумира
- Мы разум твой освободим,
- Ты жизнь в холодный труп вампира
- Вдохнешь лобзанием своим!»
Метаморфозы вампира
- Красавица, чей рот подобен землянике,
- Как на огне змея, виясь, являла в лике
- Страсть, лившую слова, чей мускус чаровал
- (А между тем корсет ей грудь формировал):
- «Мой нежен поцелуй, отдай мне справедливость!
- В постели потерять умею я стыдливость.
- На торжествующей груди моей старик
- Смеется, как дитя, омолодившись вмиг.
- А тот, кому открыть я наготу готова,
- Увидит и луну, и солнце без покрова.
- Ученый милый мой, могу я страсть внушить,
- Чтобы тебя в моих объятиях душить;
- И ты благословишь свою земную долю,
- Когда я грудь мою тебе кусать позволю;
- За несколько таких неистовых минут
- Блаженству ангелы погибель предпочтут».
- Мозг из моих костей сосала чаровница,
- Как будто бы постель – уютная гробница;
- И потянулся я к любимой, но со мной
- Лежал раздувшийся бурдюк, в котором гной;
- Я в ужасе закрыл глаза и содрогнулся,
- Когда же я потом в отчаянье очнулся,
- Увидел я: исчез могучий манекен,
- Который кровь мою тайком сосал из вен;
- Полураспавшийся скелет со мною рядом,
- Как флюгер, скрежетал, пренебрегая взглядом,
- Как вывеска в ночи, которая скрипит
- На ржавой жердочке, а мир во мраке спит.
К. Случевский
- Не храни ты ни бронзы, ни книг,
- Ничего, что из прошлого ценно,
- Все, поверь мне, возьмет старьевщик,
- Все пойдет по рукам – несомненно.
- Те почтенные люди прошли,
- Что касались былого со страхом,
- Те, что письма отцов берегли,
- Не пускали их памятей прахом.
- Где старинные эти дома —
- С их седыми как лунь стариками?
- Деды где? Где их опыт ума,
- Где слова их – не шутки словами?
- Весь источен сердец наших мир!
- В чем желать, в чем искать обновленья?
- И жиреет могильный вампир
- Урожаем годов оскуденья…
М. Кузмин
Из книги «Форель разбивает лед»
Второй удар
- Кони бьются, храпят в испуге,
- Синей лентой обвиты дуги,
- Волки, снег, бубенцы, пальба!
- Что до страшной, как ночь, расплаты?
- Разве дрогнут твои Карпаты?
- В старом роге застынет мед?
- Полость треплется, диво-птица;
- Визг полозьев – «гайда, Марица!»
- Стоп… бежит с фонарем гайдук…
- Вот какое твое домовье:
- Свет мадонны у изголовья
- И подкова хранит порог,
- Галереи, сугроб на крыше,
- За шпалерой скребутся мыши,
- Чепраки, кружева, ковры!
- Тяжело от парадных спален!
- А в камин целый лес навален,
- Словно ладан, шипит смола…
- Отчего ж твои губы желты?
- Сам не знаешь, на что пошел ты?
- Тут о шутках, дружок, забудь!
- Не богемских лесов вампиром —
- Смертным братом пред целым миром
- Ты назвался, так будь же брат!
- А законы у нас в остроге,
- Ах, привольны они и строги:
- Кровь за кровь, за любовь любовь.
- Мы берем и даем по чести,
- Нам не надо кровавой мести:
- От зарока развяжет Бог,
- Сам себя осуждает Каин…
- Побледнел молодой хозяин,
- Резанул по ладони вкось…
- Тихо капает кровь в стаканы:
- Знак обмена и знак охраны…
- На конюшню ведут коней…
Шестой удар
(Баллада)
- Ушел моряк, румян и рус,
- За дальние моря.
- Идут года, седеет ус,
- Не ждет его семья.
- Уж бабушка за упокой
- Молилась каждый год,
- А у невесты молодой
- На сердце тяжкий лед.
- Давно убрали со стола,
- Собака гложет кость, —
- Завыла, морду подняла…
- А на пороге гость.
- Стоит моряк, лет сорока.
- – Кто тут хозяин? Эй!
- Привез я весть издалека
- Для мисстрис Анны Рэй.
- – Какие вести скажешь нам?
- Жених погиб давно! —
- Он засучил рукав, а там
- Родимое пятно.
- – Я Эрвин Грин. Прошу встречать! —
- Без чувств невеста – хлоп…
- Отец заплакал, плачет мать,
- Целует сына в лоб.
- Везде звонят колокола
- «Динг-донг» среди равнин,
- Венчаться Анна Рэй пошла,
- А с нею Эрвин Грин.
- С волынками проводят их,
- Оставили вдвоем.
- Она: – Хочу тебя, жених,
- Спросить я вот о чем:
- Объездил много ты сторон,
- Пока жила одной, —
- Не позабыл ли ты закон
- Своей страны родной?
- Я видела: не чтишь святынь,
- Колен не преклонял,
- Не отвечаешь ты «аминь»,
- Когда поют хорал,
- В святой воде не мочишь рук,
- Садишься без креста, —
- Уж не отвергся ли ты, друг,
- Спасителя Христа?
- – Ложись спокойно, Анна Рэй,
- И вздора не мели!
- Знать, не видала ты людей
- Из северной земли.
- Там светит всем зеленый свет
- На небе, на земле,
- Из-под воды выходит цвет,
- Как сердце на стебле,
- И все ясней для смелых душ
- Замерзшая звезда…
- А твой ли я жених и муж,
- Смотри, смотри сюда! —
- Она глядит и так и сяк, —
- В себя ей не прийти…
- Сорокалетний где моряк,
- С которым жизнь вести?
- И благороден, и высок,
- Морщин не отыскать,
- Ресницы, брови и висок, —
- Ну, глаз не оторвать!
- Румянец нежный заиграл,
- Зарделася щека, —
- Таким никто ведь не видал
- И в детстве моряка.
- И волос тонок, словно лен,
- И губы горячей,
- Чудесной силой наделен
- Зеленый блеск очей…
- И вспомнилось, как много лет…
- Тут… в замке… на горе…
- Скончался юный баронет
- На утренней заре.
- Цветочком в гробе он лежал,
- И убивалась мать,
- А голос Аннушке шептал:
- «С таким бы вот поспать!»
- И легкий треск, и синий звон,
- И огоньки кругом,
- Зеленый и холодный сон
- Окутал спящий дом.
- Она горит и слезы льет,
- Молиться ей невмочь.
- А он стоит, ответа ждет…
- Звенит тихонько ночь…
- – Быть может, душу я гублю,
- Ты, может, – сатана:
- Но я таким тебя люблю,
- Твоя на смерть жена!
А. Блок
Из цикла «Черная кровь»
- Я ее победил, наконец!
- Я завлек ее в мой дворец!
- Три свечи в бесконечной дали.
- Мы в тяжелых коврах, в пыли.
- И под смуглым огнем трех свеч
- Смуглый бархат открытых плеч,
- Буря спутанных кос, тусклый глаз,
- На кольце – померкший алмаз,
- И обугленный рот в крови
- Еще просит пыток любви…
- А в провале глухих окон
- Смутный шелест многих знамен,
- Звон, и трубы, и конский топ,
- И качается тяжкий гроб.
- – О, любимый, мы не одни!
- О, несчастный, гаси огни!..
- – Отгони непонятный страх —
- Это кровь прошумела в ушах.
- Близок вой похоронных труб,
- Смутен вздох охладевших губ:
- – Мой красавец, позор мой, бич…
- Ночь бросает свой мглистый клич,
- Гаснут свечи, глаза, слова…
- – Ты мертва, наконец, мертва!
- Знаю, выпил я кровь твою…
- Я кладу тебя в гроб и пою, —
- Мглистой ночью о нежной весне
- Будет петь твоя кровь во мне!
Красногубый вурдалак и прочая нечисть и нежить
И. В. Гёте
Рыбак
- Бежит волна, шумит волна!
- Задумчив, над рекой
- Сидит рыбак; душа полна
- Прохладной тишиной.
- Сидит он час, сидит другой;
- Вдруг шум в волнах притих…
- И влажною всплыла главой
- Красавица из них.
- Глядит она, поет она:
- «Зачем ты мой народ
- Манишь, влечешь с родного дна
- В кипучий жар из вод?
- Ах! если б знал, как рыбкой жить
- Привольно в глубине,
- Не стал бы ты себя томить
- На знойной вышине.
- Не часто ль солнце образ свой
- Купает в лоне вод?
- Не свежей ли горит красой
- Его из них исход?
- Не с ними ли свод неба слит
- Прохладно-голубой?
- Не в лоно ль их тебя манит
- И лик твой молодой?»
- Бежит волна, шумит волна…
- На берег вал плеснул!
- В нем вся душа тоски полна,
- Как будто друг шепнул!
- Она поет, она манит —
- Знать, час его настал!
- К нему она, он к ней бежит…
- И след навек пропал.
Лесной царь
- Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
- Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
- К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
- Обняв, его держит и греет старик.
- «Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?» —
- «Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул:
- Он в темной короне, с густой бородой». —
- «О нет, то белеет туман над водой».
- «Дитя, оглянися; младенец, ко мне;
- Веселого много в моей стороне:
- Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
- Из золота слиты чертоги мои».
- «Родимый, лесной царь со мной говорит:
- Он золото, перлы и радость сулит». —
- «О нет, мой младенец, ослышался ты:
- То ветер, проснувшись, колыхнул листы».
- «Ко мне, мой младенец; в дуброве моей
- Узнаешь прекрасных моих дочерей:
- При месяце будут играть и летать,
- Играя, летая, тебя усыплять».
- «Родимый, лесной царь созвал дочерей:
- Мне, вижу, кивают из темных ветвей». —
- «О нет, все спокойно в ночной глубине:
- То ветлы седые стоят в стороне».
- «Дитя, я пленился твоей красотой:
- Неволей иль волей, а будешь ты мой». —
- «Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
- Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать».
- Ездок оробелый не скачет, летит;
- Младенец тоскует, младенец кричит;
- Ездок погоняет, ездок доскакал…
- В руках его мертвый младенец лежал.
Р. Саути
Баллада, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем, и кто сидел впереди
- На кровле ворон дико прокричал:
- Старушка слышит и бледнеет.
- Понятно ей, что ворон тот сказал:
- Слегла в постель, дрожит, хладеет.
- И вопит скорбно: «Где мой сын-чернец?
- Ему сказать мне слово дайте;
- Увы! я гибну; близок мой конец;
- Скорей, скорей! не опоздайте!»
- И к матери идет чернец святой:
- Ее услышать покаянье;
- И Тайные дары несет с собой,
- Чтоб утолить ее страданье.
- Но лишь пришел к одру с Дарами он,
- Старушка в трепете завыла;
- Как смерти крик ее протяжный стон…
- «Не приближайся! – возопила. —
- Не подноси ко мне святых Даров;
- Уже не в пользу покаянье…»
- Был страшен вид ее седых власов
- И страшно груди колыханье.
- Дары святые сын отнес назад
- И к страждущей приходит снова;
- Кругом бродил ее потухший взгляд;
- Язык искал, немея, слова.
- «Вся жизнь моя в грехах погребена,
- Меня отвергнул Искупитель;
- Твоя ж душа молитвой спасена,
- Ты будь души моей спаситель.
- Здесь вместо дня была мне ночи мгла;
- Я кровь младенцев проливала,
- Власы невест в огне волшебном жгла
- И кости мертвых похищала.
- И казнь лукавый обольститель мой
- Уж мне готовит в адской злобе;
- И я, смутив чужих гробов покой,
- В своем не успокоюсь гробе.
- Ах! не забудь моих последних слов:
- Мой труп, обвитый пеленою,
- Мой гроб, мой черный гробовой покров
- Ты окропи святой водою.
- Чтоб из свинца мой крепкий гроб был слит,
- Семью окован обручами,
- Во храм внесен, пред алтарем прибит
- К помосту крепкими цепями.
- И цепи окропи святой водой;
- Чтобы священники собором
- И день и ночь стояли надо мной
- И пели панихиду хором;
- Чтоб пятьдесят на крылосах дьячков
- За ними в черных рясах пели;
- Чтоб день и ночь свечи у образов
- Из воску ярого горели;
- Чтобы звучней во все колокола
- С молитвой день и ночь звонили;
- Чтоб заперта во храме дверь была;
- Чтоб дьяконы пред ней кадили;
- Чтоб крепок был запор церковных врат;
- Чтобы с полуночного бденья
- Он ни на миг с растворов не был снят
- До солнечного восхожденья.
- С обрядом тем молитеся три дня,
- Три ночи сряду надо мною:
- Чтоб не достиг губитель до меня,
- Чтоб прах мой принят был землею».
- И глас ее быть слышен перестал;
- Померкши очи закатились;
- Последний вздох в груди затрепетал;
- Уста, охолодев, раскрылись.
- И хладный труп, и саван гробовой,
- И гроб под черной пеленою
- Священники с приличною мольбой
- Опрыскали святой водою.
- Семь обручей на гроб положены;
- Три цепи тяжкими винтами
- Вонзились в гроб и с ним утверждены
- В помост пред Царскими дверями.
- И вспрыснуты они святой водой;
- И все священники в собранье:
- Чтоб день и ночь душе на упокой
- Свершать во храме поминанье.
- Поют дьячки все в черных стихарях
- Медлительными голосами;
- Горят свечи надгробны в их руках,
- Горят свечи пред образами.
- Протяжный глас, и бледный лик певцов,
- Печальный, страшный сумрак храма,
- И тихий гроб, и длинный ряд попов
- В тумане зыбком фимиама,
- И горестный чернец пред алтарем,
- Творящий до земли поклоны,
- И в высоте дрожащим свеч огнем
- Чуть озаренные иконы…
- Ужасный вид! колокола звонят;
- Уж час полуночного бденья…
- И заперлись затворы тяжких врат
- Перед начатием моленья.
- И в перву ночь от свеч веселый блеск.
- И вдруг… к полночи за вратами
- Ужасный вой, ужасный шум и треск;
- И слышалось: гремят цепями.
- Железных врат запор, стуча, дрожит;
- Звонят на колокольне звонче;
- Молитву клир усерднее творит,
- И пение поющих громче.
- Гудят колокола, дьячки поют,
- Попы молитвы вслух читают,
- Чернец в слезах, в кадилах ладан жгут,
- И свечи яркие пылают.
- Запел петух… и, смолкнувши, бегут
- Враги, не совершив ловитвы;
- Смелей дьячки на крылосах поют,
- Смелей попы творят молитвы.
- В другую ночь от свеч темнее свет;
- И слабо теплятся кадилы,
- И гробовой у всех на лицах цвет:
- Как будто встали из могилы.
- И снова рев, и шум, и треск у врат;
- Грызут замок, в затворы рвутся;
- Как будто вихрь, как будто шумный град,
- Как будто воды с гор несутся.
- Пред алтарем чернец на землю пал,
- Священники творят поклоны,
- И дым от свеч туманных побежал,
- И потемнели все иконы.
- Сильнее стук – звучней колокола,
- И трепетней поющих голос:
- В крови их хлад, объемлет очи мгла,
- Дрожат колена, дыбом волос.
- Запел петух… и прочь враги бегут,
- Опять не совершив ловитвы;
- Смелей дьячки на крылосах поют,
- Попы смелей творят молитвы.
- На третью ночь свечи едва горят;
- И дым густой, и запах серный;
- Как ряд теней, попы во мгле стоят;
- Чуть виден гроб во мраке черный.
- И стук у врат: как будто океан
- Под бурею ревет и воет,
- Как будто степь песчаную оркан
- Свистящими крылами роет.
- И звонари от страха чуть звонят,
- И руки им служить не вольны;
- Час от часу страшнее гром у врат,
- И звон слабее колокольный.
- Дрожа, упал чернец пред алтарем;
- Молиться силы нет; во прахе
- Лежит, к земле приникнувши лицом;
- Поднять глаза не смеет в страхе.
- И певчих хор, досель согласный, стал
- Нестройным криком от смятенья:
- Им чудилось, что церковь зашатал
- Как бы удар землетрясенья.
- Вдруг затускнел огонь во всех свечах,
- Погасли все и закурились;
- И замер глас у певчих на устах,
- Все трепетали, все крестились.
- И раздалось… как будто оный глас,
- Который грянет над гробами;
- И храма дверь со стуком затряслась
- И на пол рухнула с петлями.
- И Он предстал весь в пламени очам,
- Свирепый, мрачный, разъяренной;
- Но не дерзнул войти Он в Божий храм
- И ждал пред дверью раздробленной.
- И с громом гроб отторгся от цепей,
- Ничьей не тронутый рукою;
- И вмиг на нем не стало обручей…
- Они рассыпались золою.
- И вскрылся гроб. Он к телу вопиёт:
- «Восстань! иди вослед владыке!»
- И проступил от слов сих хладный пот
- На мертвом, неподвижном лике.
- И тихо труп со стоном тяжким встал,
- Покорен страшному призванью;
- И никогда здесь смертный не слыхал
- Подобного тому стенанью.
- Шатаяся пошла она к дверям:
- Огромный конь чернее ночи,
- Дыша огнем, храпел и прыгал там,
- И, как пожар, пылали очи.
- И на коня с добычей прянул враг;
- И труп завыл; и быстротечно
- Конь полетел, взвивая дым и прах;
- И слух об ней пропал навечно.
- Никто не зрел, как с нею мчался Он…
- Лишь страшный след нашли на прахе;
- Лишь, внемля крик, всю ночь сквозь тяжкий сон
- Младенцы вздрагивали в страхе.
Суд божий над епископом
- Были и лето и осень дождливы;
- Были потоплены пажити, нивы;
- Хлеб на полях не созрел и пропал;
- Сделался голод, народ умирал.
- Но у епископа милостью неба
- Полны амбары огромные хлеба;
- Жито сберег прошлогоднее он:
- Был осторожен епископ Гаттон.
- Рвутся толпой и голодный и нищий
- В двери епископа, требуя пищи;
- Скуп и жесток был епископ Гаттон:
- Общей бедою не тронулся он.
- Слушать их вопли ему надоело;
- Вот он решился на страшное дело:
- Бедных из ближних и дальних сторон,
- Слышно, скликает епископ Гаттон.
- «Дожили мы до нежданного чуда:
- Вынул епископ добро из-под спуда;
- Бедных к себе на пирушку зовет», —
- Так говорил изумленный народ.
- К сроку собралися званые гости,
- Бледные, чахлые, кожа да кости;
- Старый, огромный сарай отворён:
- В нем угостит их епископ Гаттон.
- Вот уж столпились под кровлей сарая
- Все пришлецы из окружного края…
- Как же их принял епископ Гаттон?
- Был им сарай и с гостями сожжен.
- Глядя епископ на пепел пожарный,
- Думает: «Будут мне все благодарны;
- Разом избавил я шуткой моей
- Край наш голодный от жадных мышей».
- В замок епископ к себе возвратился,
- Ужинать сел, пировал, веселился,
- Спал, как невинный, и снов не видал…
- Правда! но боле с тех пор он не спал.
- Утром он входит в покой, где висели
- Предков портреты, и видит, что съели
- Мыши его живописный портрет,
- Так, что холстины и признака нет.
- Он обомлел; он от страха чуть дышит…
- Вдруг он чудесную ведомость слышит:
- «Наша округа мышами полна,
- В житницах съеден весь хлеб до зерна».
- Вот и другое в ушах загремело:
- «Бог на тебя за вчерашнее дело!
- Крепкий твой замок, епископ Гаттон,
- Мыши со всех осаждают сторон».
- Ход был до Рейна от замка подземной;
- В страхе епископ дорогою темной
- К берегу выйти из замка спешит:
- «В Реинской башне спасусь» (говорит).
- Башня из Реинских вод подымалась;
- Издали острым утесом казалась,
- Грозно из пены торчащим, она;
- Стены кругом ограждала волна.
- В легкую лодку епископ садится;
- К башне причалил, дверь запер и мчится
- Вверх по гранитным, крутым ступеням;
- В страхе один затворился он там.
- Стены из стали казалися слиты,
- Были решетками окна забиты,
- Ставни чугунные, каменный свод,
- Дверью железною запертый вход.
- Узник не знает, куда приютиться;
- На пол, зажмурив глаза, он ложится…
- Вдруг он испуган стенаньем глухим:
- Вспыхнули ярко два глаза над ним.
- Смотрит он… кошка сидит и мяучит;
- Голос тот грешника давит и мучит;
- Мечется кошка; невесело ей:
- Чует она приближенье мышей.
- Пал на колени епископ и криком
- Бога зовет в исступлении диком.
- Воет преступник… а мыши плывут…
- Ближе и ближе… доплыли… ползут.
- Вот уж ему в расстоянии близком
- Слышно, как лезут с роптаньем и писком;
- Слышно, как стену их лапки скребут;
- Слышно, как камень их зубы грызут.
- Вдруг ворвались неизбежные звери;
- Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,
- Спереди, сзади, с боков, с высоты…
- Что тут, епископ, почувствовал ты?
- Зубы об камни они навострили,
- Грешнику в кости их жадно впустили,
- Весь по суставам раздернут был он…
- Так был наказан епископ Гаттон.
А. Пушкин
Домовому
- Поместья мирного незримый покровитель,
- Тебя молю, мой добрый домовой,
- Храни селенье, лес и дикий садик мой
- И скромную семьи моей обитель!
- Да не вредят полям опасный хлад дождей
- И ветра позднего осенние набеги;
- Да в пору благотворны снеги
- Покроют влажный тук полей!
- Останься, тайный страж, в наследственной сени,
- Постигни робостью полунощного вора
- И от недружеского взора
- Счастливый домик охрани!
- Ходи вокруг его заботливым дозором,
- Люби мой малый сад и берег сонных вод,
- И сей укромный огород
- С калиткой ветхою, с обрушенным забором!
- Люби зеленый скат холмов,
- Луга, измятые моей бродящей ленью,
- Прохладу лип и кленов шумный кров —
- Они знакомы вдохновенью.
Русалка
- Над озером, в глухих дубровах
- Спасался некогда монах,
- Всегда в занятиях суровых,
- В посте, молитве и трудах.
- Уже лопаткою смиренной
- Себе могилу старец рыл —
- И лишь о смерти вожделенной
- Святых угодников молил.
- Однажды летом у порогу
- Поникшей хижины своей
- Анахорет молился богу.
- Дубравы делались черней;
- Туман над озером дымился,
- И красный месяц в облаках
- Тихонько по небу катился.
- На воды стал глядеть монах.
- Глядит, невольно страха полный;
- Не может сам себя понять…
- И видит: закипели волны
- И присмирели вдруг опять…
- И вдруг… легка, как тень ночная,
- Бела, как ранний снег холмов,
- Выходит женщина нагая
- И молча села у брегов.
- Глядит на старого монаха
- И чешет влажные власы.
- Святой монах дрожит со страха
- И смотрит на ее красы.
- Она манит его рукою,
- Кивает быстро головой…
- И вдруг – падучею звездою —
- Под сонной скрылася волной.
- Всю ночь не спал старик угрюмый
- И не молился целый день —
- Перед собой с невольной думой
- Всё видел чудной девы тень.
- Дубравы вновь оделись тьмою:
- Пошла по облакам луна,
- И снова дева над водою
- Сидит, прелестна и бледна.
- Глядит, кивает головою,
- Целует издали шутя,
- Играет, плещется волною,
- Хохочет, плачет, как дитя,
- Зовет монаха, нежно стонет…
- «Монах, монах! Ко мне, ко мне!..»
- И вдруг в волнах прозрачных тонет;
- И всё в глубокой тишине.
- На третий день отшельник страстный
- Близ очарованных брегов
- Сидел и девы ждал прекрасной,
- А тень ложилась средь дубров…
- Заря прогнала тьму ночную:
- Монаха не нашли нигде,
- И только бороду седую
- Мальчишки видели в воде.
Нереида
- Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду,
- На утренней заре я видел нереиду.
- Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть:
- Над ясной влагою полубогиня грудь
- Младую, белую как лебедь, воздымала
- И пену из власов струею выжимала.
Бесы
- Мчатся тучи, вьются тучи;
- Невидимкою луна
- Освещает снег летучий;
- Мутно небо, ночь мутна.
- Еду, еду в чистом поле;
- Колокольчик дин-дин-дин…
- Страшно, страшно поневоле
- Средь неведомых равнин!
- «Эй, пошел, ямщик!..» – «Нет мочи:
- Коням, барин, тяжело;
- Вьюга мне слипает очи;
- Все дороги занесло;
- Хоть убей, следа не видно;
- Сбились мы. Что делать нам!
- В поле бес нас водит, видно,
- Да кружит по сторонам.
- Посмотри: вон, вон играет,
- Дует, плюет на меня;
- Вон – теперь в овраг толкает
- Одичалого коня;
- Там верстою небывалой
- Он торчал передо мной;
- Там сверкнул он искрой малой
- И пропал во тьме пустой».
- Мчатся тучи, вьются тучи;
- Невидимкою луна
- Освещает снег летучий;
- Мутно небо, ночь мутна.
- Сил нам нет кружиться доле;
- Колокольчик вдруг умолк;
- Кони стали… «Что там в поле?» —
- «Кто их знает? пень иль волк?»
- Вьюга злится, вьюга плачет;
- Кони чуткие храпят;
- Вот уж он далече скачет;
- Лишь глаза во мгле горят;
- Кони снова понеслися;
- Колокольчик дин-дин-дин…
- Вижу: духи собралися
- Средь белеющих равнин.
- Бесконечны, безобразны,
- В мутной месяца игре
- Закружились бесы разны,
- Будто листья в ноябре…
- Сколько их! куда их гонят?
- Что так жалобно поют?
- Домового ли хоронят,
- Ведьму ль замуж выдают?
- Мчатся тучи, вьются тучи;
- Невидимкою луна
- Освещает снег летучий;
- Мутно небо, ночь мутна.
- Мчатся бесы рой за роем
- В беспредельной вышине,
- Визгом жалобным и воем
- Надрывая сердце мне…
Гусар
- Скребницей чистил он коня,
- А сам ворчал, сердясь не в меру:
- «Занес же вражий дух меня
- На распроклятую квартеру!
- Здесь человека берегут,
- Как на турецкой перестрелке,
- Насилу щей пустых дадут,
- А уж не думай о горелке.
- Здесь на тебя как лютый зверь
- Глядит хозяин, а с хозяйкой…
- Небось не выманишь за дверь
- Ее ни честью, ни нагайкой.
- То ль дело Киев! Что за край!
- Валятся сами в рот галушки,
- Вином хоть пару поддавай,
- А молодицы-молодушки!
- Ей-ей, не жаль отдать души
- За взгляд красотки чернобривой,
- Одним, одним не хороши…»
- – А чем же? расскажи, служивый.
- Он стал крутить свой длинный ус
- И начал: «Молвить без обиды,
- Ты, хлопец, может быть, не трус,
- Да глуп, а мы видали виды.
- Ну, слушай: около Днепра
- Стоял наш полк; моя хозяйка
- Была пригожа и добра,
- А муж-то помер, замечай-ка.
- Вот с ней и подружился я;
- Живем согласно, так что любо:
- Прибью – Марусенька моя
- Словечка не промолвит грубо;
- Напьюсь – уложит, и сама
- Опохмелиться приготовит;
- Мигну бывало: Эй, кума! —
- Кума ни в чем не прекословит.
- Кажись, о чем бы горевать?
- Живи в довольстве, безобидно!
- Да нет: я вздумал ревновать.
- Что делать? враг попутал, видно.
- Зачем бы ей, стал думать я,
- Вставать до петухов? кто просит?
- Шалит Марусенька моя;
- Куда ее лукавый носит?
- Я стал присматривать за ней.
- Раз я лежу, глаза прищуря,
- (А ночь была тюрьмы черней,
- И на дворе шумела буря).
- И слышу: кумушка моя
- С печи тихохонько прыгнула,
- Слегка обшарила меня,
- Присела к печке, уголь вздула
- И свечку тонкую зажгла,
- Да в уголок пошла со свечкой,
- Там с полки скляночку взяла
- И, сев на веник перед печкой,
- Разделась донага; потом
- Из склянки три раза хлебнула,
- И вдруг на венике верхом
- Взвилась в трубу и улизнула.
- Эге! смекнул в минуту я:
- Кума-то, видно, басурманка!
- Постой, голубушка моя!..
- И с печки слез – и вижу: склянка.
- Понюхал: кисло! что за дрянь!
- Плеснул я на пол: что за чудо?
- Прыгнул ухват, за ним лохань,
- И оба в печь. Я вижу: худо!
- Гляжу: под лавкой дремлет кот;
- И на него я брызнул склянкой —
- Как фыркнет он! я: брысь!.. И вот
- И он туда же за лоханкой.
- Я ну кропить во все углы
- С плеча, во что уж ни попало;
- И всё: горшки, скамьи, столы,
- Марш! марш! всё в печку поскакало.
- Кой черт! подумал я: теперь
- И мы попробуем! и духом
- Всю склянку выпил; верь не верь —
- Но кверху вдруг взвился я пухом.
- Стремглав лечу, лечу, лечу,
- Куда, не помню и не знаю;
- Лишь встречным звездочкам кричу;
- Правей!.. и наземь упадаю.
- Гляжу: гора. На той горе
- Кипят котлы; поют, играют,
- Свистят и в мерзостной игре
- Жида с лягушкою венчают.
- Я плюнул и сказать хотел…
- И вдруг бежит моя Маруся:
- – Домой! кто звал тебя, пострел?
- Тебя съедят! – Но я, не струся:
- – Домой? да! черта с два! почем
- Мне знать дорогу? – Ах, он странный!
- Вот кочерга, садись верхом
- И убирайся, окаянный.
- – Чтоб я, я сел на кочергу,
- Гусар присяжный! Ах ты, дура!
- Или предался я врагу?
- Иль у тебя двойная шкура?
- Коня! – На, дурень, вот и конь. —
- И точно: конь передо мною,
- Скребет копытом, весь огонь,
- Дугою шея, хвост трубою.
- – Садись. – Вот сел я на коня,
- Ищу уздечки, – нет уздечки.
- Как взвился, как понес меня —
- И очутились мы у печки.
- Гляжу: всё так же; сам же я
- Сижу верхом, и подо мною
- Не конь – а старая скамья:
- Вот что случается порою».
- И стал крутить он длинный ус,
- Прибавя: «Молвить без обиды,
- Ты, хлопец, может быть, не трус.
- Да глуп, а мы видали виды».
Вурдалак
- Трусоват был Ваня бедный:
- Раз он позднею порой,
- Весь в поту, от страха бледный,
- Чрез кладбище шел домой.
- Бедный Ваня еле дышет,
- Спотыкаясь, чуть бредет
- По могилам; вдруг он слышит,
- Кто-то кость, ворча, грызет.
- Ваня стал; – шагнуть не может.
- Боже! думает бедняк,
- Это верно кости гложет
- Красногубый вурдалак.
- Горе! малый я не сильный;
- Съест упырь меня совсем,
- Если сам земли могильной
- Я с молитвою не съем.
- Что же? вместо вурдалака —
- (Вы представьте Вани злость!)
- В темноте пред ним собака
- На могиле гложет кость.
К. Случевский
Статуя
П. В. Быкову
- Над озером тихим и сонным,
- Прозрачен, игрив и певуч,
- Сливается с камней на камни
- Холодный, железистый ключ.
- Над ним молодой гладиатор:
- Он ранен в тяжелом бою,
- Он силится брызнуть водою
- В глубокую рану свою.
- Как только затеплятся звезды
- И ночь величаво сойдет,
- Выходят на землю туманы, —
- Выходит русалка из вод.
- И, к статуе грудь прижимая,
- Косою ей плечи обвив,
- Томится она и вздыхает,
- Глубокие очи закрыв.
- И видят полночные звезды,
- Как просит она у него
- Ответа, лобзанья и чувства
- И как обнимает его.
- И видят полночные звезды
- И шепчут двурогой луне,
- Как холоден к ней гладиатор
- В своем заколдованном сне.
- И долго два чудные тела
- Белеют над спящей водой…
- Лежит неподвижная полночь,
- Сверкая алмазной росой;
- Сияет торжественно небо,
- На землю туманы ползут;
- И слышно, как мхи прорастают,
- Как сонные травы цветут…
- Под утро уходит русалка,
- Печальна, бела и бледна,
- И, в сонные волны спускаясь,
- Глубоко вздыхает она…
Ф. Сологуб
* * *
- Недотыкомка серая
- Всё вокруг меня вьется да вертится, —
- То не лихо ль со мною очертится
- Во единый погибельный круг?
- Недотыкомка серая
- Истомила коварной улыбкою,
- Истомила присядкою зыбкою, —
- Помоги мне, таинственный друг!
- Недотыкомку серую
- Отгони ты волшебными чарами,
- Или наотмашь, что ли, ударами,
- Или словом заветным каким.
- Недотыкомку серую
- Хоть со мной умертви ты, ехидную,
- Чтоб она хоть в тоску панихидную
- Не ругалась над прахом моим.
Чертовы качели
- В тени косматой ели,
- Над шумною рекой
- Качает черт качели
- Мохнатою рукой.
- Качает и смеется,
- Вперед, назад,
- Вперед, назад.
- Доска скрипит и гнется,
- О сук тяжелый трется
- Натянутый канат.
- Снует с протяжным скрипом
- Шатучая доска,
- И черт хохочет с хрипом,
- Хватаясь за бока.
- Держусь, томлюсь, качаюсь,
- Вперед, назад,
- Вперед, назад,
- Хватаюсь и мотаюсь,
- И отвести стараюсь
- От черта томный взгляд.
- Над верхом темной ели
- Хохочет голубой:
- – Попался на качели,
- Качайся, черт с тобой. —
- В тени косматой ели
- Визжат, кружась гурьбой:
- – Попался на качели,
- Качайся, черт с тобой. —
- Я знаю, черт не бросит
- Стремительной доски,
- Пока меня не скосит
- Грозящий взмах руки,
- Пока не перетрется,
- Крутяся, конопля,
- Пока не подвернется
- Ко мне моя земля.
- Взлечу я выше ели,
- И лбом о землю трах.
- Качай же, черт, качели,
- Все выше, выше… ах!
- Дышу дыханьем ранних рос,
- Зарею ландышей невинных:
- Вдыхаю влажный запах длинных
- Русалочьих волос, —
- Отчетливо и тонко
- Я вижу каждый волосок;
- Я слышу звонкий голосок
- Погибшего ребенка.
- Она стонала над водой,
- Когда её любовник бросил.
- Ее любовник молодой
- На шею камень ей повесил.
- Заслышав шорох в камышах
- Его ладьи и скрип от весел,
- Она низверглась вся в слезах,
- А он еще был буйно весел.
- И вот она передо мной,
- Все та же, но совсем другая.
- Над озаренной глубиной
- Качается нагая.
- Рукою ветку захватив,
- Водою заревою плещет.
- Забыла темные пути
- В сияньи утреннем, и блещет.
- И я дышу дыханьем рос,
- Благоуханием невинным,
- И влажным запахом пустынным
- Русалкиных волос.
Ведьме
- Поклонюсь тебе я платой многою, —
- Я хочу забвенья да веселия, —
- Ты поди некошною дорогою,
- Ты нарви мне ересного зелия.
- Белый саван брошен над болотами,
- Мертвый месяц поднят над дубравою, —
- Ты пройди заклятыми воротами,
- Ты приди ко мне с шальной пошавою.
- Страшен навий след, но в нем забвение,
- Горек омег твой, но в нем веселие,
- Мертвых уст отрадно дуновение, —
- Принеси ж мне, ведьма, злое зелие.
- Не трогай в темноте
- Того, что незнакомо, —
- Быть может, это – те,
- Кому привольно дома.
- Кто с ними был хоть раз,
- Тот их не станет трогать.
- Сверкнет зеленый глаз,
- Царапнет быстрый ноготь, —
- Прокинется котом
- Испуганная нежить.
- А что она потом
- Затеет? мучить? нежить?
- Куда ты ни пойдёшь,
- Возникнут пусторосли.
- Измаешься, заснёшь.
- Но что же будет после?
- Прозрачною щекой
- Прильнет к тебе сожитель.
- Он серою тоской
- Твою затмит обитель.
- И будет жуткий страх, —
- Так близко, так знакомо,
- Стоять во всех углах
- Тоскующего дома.
- Злая ведьма чашу яда
- Подает, – и шепчет мне:
- – Есть великая отрада
- В затаенном там огне.
- – Если ты боишься боли,
- Чашу дивную разлей, —
- Не боишься? так по воле
- Пей ее или не пей.
- – Будут боли, вопли, корчи,
- Но не бойся, не умрешь,
- Не оставит даже порчи
- Изнурительная дрожь.
- – Встанешь с пола худ и зелен
- Под конец другого дня.
- В путь пойдешь, который велен
- Духом скрытого огня.
- – Кое-что умрет, конечно,
- У тебя внутри, – так что ж?
- Что имеешь, ты навечно
- Все равно не сбережёшь.
- Но зато смертельным ядом
- Весь пропитан, будешь ты
- Поражать змеиным взглядом
- Неразумные цветы.
- – Будешь мертвыми устами
- Ты метать потоки стрел,
- И широкими путями
- Умертвлять ничтожность дел. —
- Так, смеясь над чашей яда,
- Злая ведьма шепчет мне,
- Что бессмертная отрада
- Есть в отравленном огне.
- В тихий вечер, на распутьи двух дорог
- Я колдунью молодую подстерег,
- И во имя всех проклятых вражьих сил
- У колдуньи талисмана я просил.
- Предо мной она стояла, чуть жива,
- И шептала чародейные слова,
- И искала талисмана в тихой мгле,
- И нашла багряный камень на земле,
- И сказала: «Этот камень ты возьмешь, —
- С ним не бойся, – не захочешь, не умрешь.
- Этот камень все на шее ты носи,
- И другого талисмана не проси.
- Не для счастья, иль удачи, иль венца, —
- Только жить, все жить ты будешь без конца.
- Станет скучно, – ты веревку оборвешь,
- Бросишь камень, станешь волен, и умрешь».
Лихо
- Кто это возле меня засмеялся так тихо?
- Лихо мое, одноглазое, дикое Лихо!
- Лихо ко мне привязалось давно, с колыбели,
- Лихо стояло и возле крестильной купели,
- Лихо за мною идет неотступною тенью,
- Лихо уложит меня и в могилу.
- Лихо ужасное, враг и любви и забвенью,
- Кто тебе дал эту силу?
- Лихо ко мне прижимается, шепчет мне тихо:
- «Я – бесталанное, всеми гонимое Лихо!
- В чьем бы дому для себя уголок ни нашло я,
- Всяк меня гонит, не зная минуты покоя.
- Только тебе побороться со мной недосужно, —
- Странно мечтая, стремишься ты к мукам.
- Вот почему я с твоею душою так дружно,
- Как отголосок со звуком».
- На улицах пусто и тихо,
- И окна, и двери закрыты.
- Со мною – безумное Лихо,
- И нет от него мне защиты.
- Оградой железной и медной
- Замкнулся от нищих богатый.
- Я – странник унылый и бледный,
- А Лихо – мой верный вожатый.
- И с ним я расстаться не смею.
- На улицах пусто и тихо.
- Пойдем же дорогой своею,
- Косматое, дикое Лихо!
- Верить обетам пустынным
- Бедное сердце устало.
- Темным, томительно-длинным
- Ты предо мною предстало, —
- Ты, неразумное, злое,
- Вечно-голодное Лихо.
- На роковом аналое
- Сердце терзается тихо.
- Звякает в дыме кадило,
- Ладан возносится синий, —
- Ты не росою кропило,
- Сыпало мстительный иней.
- Голос наш ужасен
- Нашим домовым;
- Взор наш им опасен, —
- Тают, словно дым.
- И русалки знают,
- Как мы, люди, злы, —
- Вдалеке блуждают
- Под защитой мглы.
- Нечисть вся боится
- Человечьих глаз.
- И спешит укрыться, —
- Сглазим мы как раз.
- Как согласно сердце бьется
- С полуночной тишиной!
- Как послушно подается
- Прах дорожный подо мной!
- Ночь светла, мне сны не снятся,
- Я в полях иду босой.
- Тихо травы серебрятся,
- Брызжут на ноги росой.
- Речка плещет и струится
- Там, за тихою горой,
- Чтоб со мной повеселиться
- Смехом, пляской да игрой.
- Как отрадно окунуться,
- Брызгать теплою водой!
- Только ты не смей проснуться,
- Водяной, старик седой!
- Только забелели поутру окошки,
- Мне метнулись в очи пакостные хари.
- На конце тесемки профиль дикой кошки,
- Тупоносой, хищной и щекатой твари.
- Хвост, копытца, рожки мреют на комоде,
- Смутен зыбкий очерк молодого черта.
- Нарядился бедный по последней моде,
- И цветок алеет в сюртуке у борта.
- Выхожу из спальни, – три коробки спичек
- Прямо в нос мне тычет генерал сердитый,
- И за ним мордашки розовых певичек.
- Скоком вверх помчался генерал со свитой.
- В сад иду поспешно, – машет мне дубинкой
- За колючей елкой старичок лохматый.
- Карлик, строя рожи, пробежал тропинкой,
- Рыжий, красноносый, весь пропахший мятой.
- Все, чего не надо, что с дремучей ночи
- Мне метнулось в очи, я гоню аминем.
- Завизжали твари хором, что есть мочи:
- «Так и быть, до ночи мы тебя покинем!»
- Сатанята в моей комнате живут.
- Я тихонько призову их, – прибегут.
- Хорошо, что у меня работ не просят,
- А живут со мной всегда, меня не бросят.
- Вкруг меня обсядут, ждут, чтоб рассказал,
- Что я в жизни видел, что переживал.
- Говорю им были дней, давно минувших,
- Повесть долгую мечтаний обманувших;
- А потом они начнут и свой рассказ,
- Не стесняются ничуть своих проказ.
- В людях столько зла, что часто сатаненок
- Вдруг заплачет, как обиженный ребенок.
- Не милы им люди так же, как и мне.
- Им со мной побыть приятно в тишине.
- Уж привыкли, знают – я их не обижу,
- Улыбнусь, когда их рожицы увижу.
- Почитаю им порой мои стихи
- И услышу ахи, охи и хи-хи.
- Скажут мне: «Таких стихов не надо людям,
- А вот мы тебя охотно слушать будем».
- Да и проза им занятна и мила:
- Как на свете Лиза-барышня жила,
- Как у нас очаровательны печали,
- Как невесты мудрые Христа встречали,
- Как пути нашли в Эммаус и в Дамаск,
- Расточая море слез и море ласк.
А. Блок
Болотный попик
- На весенней проталинке
- За вечерней молитвою – маленький
- Попик болотный виднеется.
- Ветхая ряска над кочкой
- Чернеется
- Чуть заметною точкой.
- И в безбурности зорь красноватых
- Не видать чертенят бесноватых,
- Но вечерняя прелесть
- Увила вкруг него свои тонкие руки.
- Предзакатные звуки…
- Легкий шелест.
- Тихонько он молится,
- Улыбается, клонится,
- Приподняв свою шляпу.
- И лягушке хромой, ковыляющей,
- Травой исцеляющей
- Перевяжет болящую лапу.
- Перекрестит и пустит гулять:
- – Вот, ступай в родимую гать.
- – Душа моя рада
- – Всякому гаду
- – И всякому зверю
- – И о всякой вере.
- И тихонько молится,
- Приподняв свою шляпу,
- За стебель, что клонится,
- За больную звериную лапу,
- И за римского папу. —
- Не бойся пучины тряской,
- Спасет тебя черная ряска.
- На весеннем пути в теремок
- Перелетный вспорхнул ветерок,
- Прозвенел золотой голосок.
- Постояла она у крыльца,
- Поискала дверного кольца,
- И поднять не посмела лица.
- И ушла в синеватую даль,
- Где дымилась весенняя таль,
- Где кружилась над лесом печаль.
- Там – в березовом дальнем кругу —
- Старикашка сгибал из березы дугу
- И приметил ее на лугу.
- Закричал и запрыгал на пне:
- – Ты, красавица, верно, ко мне!
- – Стосковалась в своей тишине!
- За корявые пальцы взялась,
- С бородою зеленой сплелась
- И с туманом лесным поднялась.
- Так тоскуют они об одном,
- Так летают они вечерком,
- Так венчалась весна с колдуном.
- Она веселой невестой была.
- Но смерть пришла. Она умерла.
- И старая мать погребла ее тут.
- Но церковь упала в зацветший пруд.
- Над зыбью самых глубоких мест
- Плывет один неподвижный крест.
- Миновали сотни и сотни лет,
- А в старом доме юности нет.
- И в доме, уставшем юности ждать,
- Одна осталась старая мать.
- Старуха вдевает нити в иглу.
- Тени нитей дрожат на светлом полу.
- Тихо как будет. Светло как было.
- И счет годин старуха забыла.
- Как мир, стара, как лунь, седа.
- Никогда не умрет, никогда, никогда.
- А вдоль комодов, вдоль старых кресел
- Мушиный танец все так же весел,
- И красные нити лежат на полу,
- И мышь щекочет обои в углу.
- В зеркальной глуби – еще покой
- С такой же старухой, как лунь седой.
- И те же книги, и те же мыши
- И тот же образ смотрит из ниши —
- В окладе темном – темней пруда,
- Со взором скромным – всегда, всегда…
- Давно потухший взгляд безучастный,
- Клубок из нитей веселый, красный…
- И глубже, и глубже покоев ряд,
- И в окна смотрит все тот же сад,
- Зеленый, как мир; высокий, как ночь;
- Нежный, как отошедшая дочь.
- – Вернись, вернись. Нить не хочет тлеть.
- – Дай мне спокойно умереть.
Старушка и чертенята
Григорию Е.
- Побывала Старушка у Троицы
- И все дальше идет на Восток.
- Вот сидит возле белой околицы,
- Обвевает ее вечерок.
- Собирались чертенята и карлики,
- Только диву даются в кустах
- На костыль, на мешок, на сухарики,
- На усталые ноги в лаптях.
- «Эта странница, верно, не рада нам —
- Приложилась к мощам – и свята;
- Надышалась божественным ладаном,
- Чтобы видеть Святые Места».
- И мохнатые, малые каются,
- Умиленно глядят на костыль,
- Униженно в траве кувыркаются,
- Поднимают копытцами пыль:
- «Ты прости нас, старушка ты Божия,
- Не бери нас в Святые Места!
- Мы и здесь лобызаем подножия
- Своего, полевого Христа.
- Занимаются села пожарами,
- Грозовая над нами весна,
- Но за майскими тонкими чарами
- Затлевает и нам Купина»…
Смертерадостный покойник и всякие кладбищенские твари
К. Случевский
Из Гейне
- В ночь родительской субботы,
- Трое суток пропостившись,
- Приходил я на кладбище,
- Причесавшись и побрившись.
- Знаю я, кому придется
- В этот год спуститься в землю,
- Кто из смертных, из живущих,
- Кувырнется, захлебнется.
- Кто-то лысый – полосатый,
- В красных брюках, в пестрых перьях,
- Важно шел петушьим шагом,
- Тонконогий и пузатый.
- Кто-то длинный, очень длинный,
- В черном фраке, в черной шляпе,
- Шел, размашисто шагая,
- Многозвездный, многочинный.
- Кто-то, радостями съеден,
- В туго стянутом корсете,
- Раздушен и разрумянен,
- Проносился вял и бледен.
- Шли какие-то мундиры,
- Камергеры, гоф-фурьеры,
- Экс-жандармы, виц-министры,
- Пехотинцы, кирасиры.
- Шли замаранные люди,
- Кто в белилах, кто в чернилах,
- Шли забрызганные грязью,
- Кто по шею, кто по груди.
- Шли – и в землю опускались…
- Громко каркали вороны,
- На болоте выла вьюга
- И лягушки откликались.
На кладбище
- Я лежу себе на гробовой плите,
- Я смотрю, как ходят тучи в высоте,
- Как под ними быстро ласточки летят
- И на солнце ярко крыльями блестят.
- Я смотрю, как в ясном небе надо мной
- Обнимается зеленый клен с сосной,
- Как рисуется по дымке облаков
- Подвижной узор причудливых листов.
- Я смотрю, как тени длинные растут,
- Как по небу тихо сумерки плывут,
- Как летают, лбами стукаясь, жуки,
- Расставляют в листьях сети пауки…
- Слышу я, как под могильною плитой
- Кто-то ежится, ворочает землей,
- Слышу я, как камень точат и скребут
- И меня чуть слышным голосом зовут:
- «Слушай, милый, я давно устал лежать!
- Дай мне воздухом весенним подышать,
- Дай мне, милый мой, на белый свет взглянуть,
- Дай расправить мне придавленную грудь.
- В царстве мертвых только тишь да темнота,
- Корни цепкие, да гниль, да мокрота,
- Очи впавшие засыпаны песком,
- Череп голый мой источен червяком,
- Надоела мне безмолвная родня.
- Ты не ляжешь ли, голубчик, за меня?»
- Я молчал и только слушал: под плитой
- Долго стукал костяною головой,
- Долго корни грыз и землю скреб мертвец,
- Копошился и притихнул наконец.
- Я лежал себе на гробовой плите,
- Я смотрел, как мчались тучи в высоте,
- Как румяный день на небе догорал,
- Как на небо бледный месяц выплывал,
- Как летали, лбами стукаясь, жуки,
- Как на травы выползали светляки…
Соборный сторож
- Спят они в храме под плитами,
- Эти безмолвные грешники!
- Гробы их прочно поделаны:
- Все-то дубы да орешники…
- Сам Мефистофель там сторожем
- Ходит под древними стягами…
- Чистит он, день-деньской возится
- С урнами и саркофагами.
- Ночью, как храм обезлюдеет,
- С тряпкой и щеткой обходит!
- Пламя змеится и брызжет
- Там, где рукой он проводит!
- Жжет это пламя покойников…
- Но есть такие могилы,
- Где Мефистофелю-сторожу
- Вызвать огонь не под силу!
- В них идиоты опущены,
- Нищие духом отчитаны:
- Точно водой, глупой кротостью
- Эти могилы пропитаны.
- Гаснет в воде этой пламя!
- Не откачать и не вылить…
- И Мефистофель не может
- Нищенства духом осилить!
Свадьба
- Умерла дочка старосты, Катя.
- Ей отец в женихи Павла прочил,
- А любила – она Александра…
- Ворон горе недаром пророчил.
- Отнесли парни Катю в часовню;
- А часовня на горке стояла;
- Вкруг сосновая роща шумела
- И колючие иглы роняла.
- Выезжал Александр поздно ночью;
- Тройка, фыркая, пряла ушами;
- Подходила сосновая роща,
- Обнимала своими ветвями.
- Заскрипели тяжелые петли,
- Пошатнулся порог под ногою;
- Поднял парень из гроба невесту
- И понес, обхвативши рукою.
- Свистнул кнут, завертелись колеса,
- Застонали, оживши, каменья,
- Потянулись назад полосами
- Пашни, рощи, столбы и селенья.
- Расходились настеганы кони,
- Заклубились их длинные гривы;
- Медяные бубенчики плачут,
- Бьются, сыплются их переливы!
- Как живая посажена Катя:
- Поглядеть – так глядит на дорогу;
- И стоит Александр над невестой,
- На сиденье поставивши ногу.
- Набекрень поворочена шапка,
- Ветер плотно лежит на рубахе;
- Не мигают раскрытые очи,
- Руки – струны, и кнут – на отмахе.
- Понесли кони в гору телегу,
- На вершине, осажены, сели…
- Поднялась под дугой коренная,
- Пристяжные, присев, захрапели…
- Там, согнувшись красивой дугою,
- У дороги песок подмывая,
- Глубока и глубоко под нею
- Проходила река голубая…
- Занимается ясное утро,
- Ветер с кручи песок отвевает,
- Тройка, сбившись в вожжах и постромках,
- Морды низко к земле наклоняет.
- Над обрывом валяется шапка…
- Смяты, вянут цветы полевые…
- Блещет золотом розовый венчик,
- А на венчике – лики святые…
- Чуть мерцает на гроб мой сияние дня;
- Чтец мне слышится от аналоя…
- Не любите меня, не жалейте меня,
- Потому что хочу вам покоя!
- Не любите меня, потому что, узнав,
- Как мне душу мою истерзали
- Пыткой жгучею смерти, – ее увидав,
- Вы бы сами безмерно страдали!
- Не желайте меня возвращать, потому,
- Что я снова пойду на мученья,
- В истязаньях совсем непонятных уму!
- Не хочу, не хочу повторенья!
- От останков моих отойти я бы мог…
- Только жаль их! Я с ними сроднился…
- На груди моей старый лежит образок,
- На него я от детства молился!
- Вот и близкие мне! Не жалейте меня…
- Не читайте Псалтыри: пугает!
- В ней и скрежет зубовный, и муки огня,
- И так страшно Господь проклинает!
- Вот и бабушка плачет при гробе моем!
- Ты не плачь! Я свободнее птички;
- Образумься! Взгляни! Ты помятым чепцом
- Чуть прикрыла седые косички…
- А я знаю, ты любишь опрятность чепца!..
- Полдень! много цветов притащили;
- Я цветы так любил! Их кладут вкруг лица —
- Руки, плечи – всего обложили…
- Некрасив!! Вон жена, на коленях стоит
- Под свечей! Воск свечи оплывает;
- Видишь – каплет, он флер на тебе запятнит.
- К панихиде народ прибывает…
- Говор, толки, злословье! Нет, лучше отбыть…
- Ложь, притворство, позор, наважденье!
- Мерно служба идет; начинают кадить…
- Заволокся я дымом кажденья!
- И я предстал сюда, весь полн непониманья…
- Дитя беспомощное… чуть глаза открыв,
- Я долго трепетал в неясности сознанья
- Того, что я живу, что я иначе жив.
- Меня от детских лет так лживо вразумляли
- О смерти, о душе, что будет с ней потом;
- При мне так искренно на кладбищах рыдали,
- В могилы унося почивших вечным сном;
- Все пенья всех церквей полны такой печали,
- Так ярко занесен в сердца людей скелет, —
- Что с самых ранних дней сомненья возникали:
- Что, если плачут так, – загробной жизни нет?!
- Нет! надо иначе учить от колыбели…
- Долой весь темный груз туманов с головы…
- Нет, надобно, чтоб мы совсем светло глядели
- И шествовали в смерть, как за звездой волхвы!
- Тогда бы верили мы все и безгранично,
- Что смерть – желанная! что алые уста
- Нас зацеловывают каждого, всех, лично, —
- И тайна вечности спокойна и проста!
Ф. Сологуб
* * *
- Вижу зыбку над могилой,
- Знаю, – мать погребена,
- И ребенка грудью хилой
- Не докормит уж она.
- Нет младенца в колыбели,
- Крепко спит в могиле мать,
- Только зимние метели
- Станут зыбку подымать.
- Эта зыбка и могила, —
- В ней мой образ вижу я:
- Умерла былая сила,
- Опустела жизнь моя, —
- Кто-то вынул сон прекрасный
- Из души моей больной,
- И томит меня безгласной,
- Бездыханной тишиной.
- В поле не видно ни зги.
- Кто-то зовет: «Помоги!»
- Что я могу?
- Сам я и беден и мал,
- Сам я смертельно устал,
- Как помогу?
- Кто-то зовет в тишине:
- «Брат мой, приблизься ко мне!
- Легче вдвоем.
- Если не сможем идти,
- Вместе умрем на пути,
- Вместе умрем!»
- Елисавета, Елисавета,
- Приди ко мне!
- Я умираю, Елисавета,
- Я весь в огне.
- Но нет ответа, мне нет ответа
- На страстный зов.
- В стране далекой Елисавета,
- В стране отцов.
- Ее могила, ее могила
- В краю ином.
- Она скончалась. Ее могила —
- Ревнивый дом.
- Победа смерти не победила
- Любви моей.
- Сильна могила, ее могила. —
- Любовь сильней.
- Елисавета, Елисавета,
- Приди ко мне!
- Я умираю, Елисавета,
- Я весь в огне
- Слова завета, слова завета
- Не нам забыть.
- С тобою вместе, Елисавета,
- Нам надо быть.
- Расторгнуть бремя, расторгнуть бремя
- Пора пришла.
- Земное злое растает бремя,
- Как сон, как мгла.
- Земное бремя, – пространство, время,
- Мгновенный дым.
- Земное, злое расторгнем бремя,
- И победим!
- Елисавета, Елисавета,
- Приди ко мне.
- Я умираю, Елисавета,
- Я весь в огне.
- Тебя я встречу в блистаньи света,
- Любовь моя.
- Мы будем вместе, Елисавета,
- И ты, и я.
- О владычица смерть, я роптал на тебя,
- Что ты, злая, царишь, все земное губя.
- И пришла ты ко мне, и в сиянии дня
- На людские пути повела ты меня.
- Увидал я людей в озареньи твоем,
- Омраченных тоской, и бессильем, и злом.
- И я понял, что зло под дыханьем твоим
- Вместе с жизнью людей исчезает, как дым.
- Полночь, а не спится.
- Девочка боится,
- Плачет и томится
- Смертною тоской, —
- Рядом, за стеною,
- Гроб с ее родною,
- С мамою родной.
- Что ж, что воскресенье!
- Завтра погребенье,
- Свечи, ладан, пенье
- Над ее родной,
- И опустят в яму,
- И засыплют маму
- Черною землей.
- – Мама, неужели
- Ты и в самом деле
- В гробе, как в постели,
- Будешь долго спать?
- – Девочка шептала.
- Вдруг над нею стала
- С тихой речью мать.
- – Не тужи, родная,
- Дочка дорогая, —
- Тихо умерла я,
- Мне отрадно спать.
- Поживи, – устанешь,
- И со мною станешь
- Вместе почивать.
- Ничто не изменит
- В том мире, где водят волов,
- Один из бурливых валов,
- Когда мою лодку, разбивши, опенит.
- Склюют мне лицо
- Вороны, резвяся и грая,
- И дети, песками играя,
- Сломают мне палец, и стащат кольцо.
- Мне кости почище,
- Соленая влага, долой.
- Мой дух возвратится домой,
- Истлевшему телу не нужно кладбище.
- Дни за днями…
- Боже мой!
- Для чего же
- Я живой?
- Дни за днями…
- Меркнет свет.
- Отчего ж я
- Не отпет?
- Дни за днями…
- Что за стыд!
- Отчего ж я
- Не зарыт?
- Поп с кадилом,
- Ты-то что ж
- Над могилой
- Не поешь?
- Что же душу
- Не влачат
- Злые черти
- В черный ад?
- Вести об отчизне
- Верьте иль не верьте, —
- Есть весна у жизни,
- Есть весна у смерти.
- Если розы красны,
- То купавы бледны.
- Небеса бесстрастны,
- Мы же, люди, бедны.
- Истина предстанет
- Поздно или рано.
- Здешнее обманет, —
- В смерти нет обмана.
- Пришла ночная сваха,
- Невесту привела.
- На ней одна рубаха,
- Лицом она бела…
- Да так, что слишком даже,
- В щеках кровинки нет.
- «Что про невесту скажешь?
- Смотри и дай ответ».
- «Да что же думать много!
- Пришла, так хороша,
- Не стой же у порога,
- Садись, моя душа».
- В глазах угроза блещет,
- Рождающая страх,
- И острая трепещет
- Коса в ее руках.
Сон похорон
- Злом и тоской истомленный,
- Видел я сон,
- Кем, я не знаю, внушенный,
- Сон похорон.
- Мертвый лежал я в пустыне,
- Мертвой, как я.
- Небо томительно сине,
- В небе горела Змея.
- Тлело недвижное тело,
- Тление – жгучая боль,
- И подо мною хрустела,
- В тело впиваяся, соль.
- И над безмолвной пустыней
- Злая Змея
- Смрадной, раздутой и синей
- Падалью тлела, как я.
- К позолоченной могиле
- Ладанно-мертвой земли
- В облаке пламенной пыли
- Мглистые кони влекли
- Огненный груз колесницы,
- И надо мной
- С тела гниющей царицы
- Падал расплавленный зной.
- Злом и тоской истомленный,
- Видел я сон,
- Дьяволом, Богом внушенный?
- Сон похорон.
- Улыбкой плачу отвечая,
- Свершая дивный произвол,
- Она была в гробу живая,
- А я за гробом мертвый шел.
- Тяжелые лежали камни,
- Лиловая влеклася пыль.
- Жизнь омертвелая была мне —
- Как недосказанная быль.
- И только в крае запредельном
- Жизнь беззакатная цвела,
- Вся в упоеньи дивно-хмельном,
- И безмятежна, и светла.
- В день воскресения Христова
- Иду на кладбище, – и там
- Раскрыты склепы, чтобы снова
- Сияло солнце мертвецам.
- Но никнут гробы, в тьме всесильной
- Своих покойников храня,
- И воздымают смрад могильный
- В святыню праздничного дня.
- Глазеют маленькие дети,
- Держась за край решетки злой,
- На то, как тихи гробы эти
- Под их тяжелой пеленой.
- Томительно молчит могила.
- Раскрыт напрасно смрадный склеп, —
- И мертвый лик Эммануила
- Опять ужасен и нелеп.
- Живы дети, только дети, —
- Мы мертвы, давно мертвы.
- Смерть шатается на свете
- И махает, словно плетью,
- Уплетенной туго сетью
- Возле каждой головы.
- Хоть и даст она отсрочку —
- Год, неделю или ночь,
- Но поставит все же точку,
- И укатит в черной тачке,
- Сотрясая в дикой скачке,
- Из земного мира прочь.
- Торопись дышать сильнее,
- Жди, – придет и твой черед.
- Задыхайся, цепенея,
- Леденея перед нею.
- Срок пройдет, – подставишь шею,
- Ночь, неделя или год.
- Забыты вино и веселье,
- Оставлены латы и меч, —
- Один он идет в подземелье,
- Лампады не хочет зажечь.
- И дверь заскрипела протяжно,
- В нее не входили давно.
- За дверью и темно и влажно,
- Высоко и узко окно.
- Глаза привыкают во мраке, —
- И вот выступают сквозь мглу
- Какие-то странные знаки
- На сводах, стенах и полу.
- Он долго глядит на сплетенье
- Непонятых знаков, и ждет,
- Что взорам его просветленье
- Всезрящая смерть принесет.
- В село из леса она пришла, —
- Она стучала, она звала.
- Ее страшила ночная тьма,
- Но не пускали ее в дома.
- И долго, долго брела она,
- И темной ночью была одна,
- И не пускали ее в дома,
- И угрожала ночная тьма.
- Когда ж, ликуя, заря взошла,
- Она упала, – и умерла.
- О, смерть! я твой. Повсюду вижу
- Одну тебя, – и ненавижу
- Очарования земли.
- Людские чужды мне восторги,
- Сраженья, праздники и торги,
- Весь этот шум в земной пыли.
- Твоей сестры несправедливой,
- Ничтожной жизни, робкой, лживой,
- Отринул я издавна власть.
- Не мне, обвеянному тайной
- Твоей красы необычайной,
- Не мне к ногам ее упасть.
- Не мне идти на пир блестящий,
- Огнем надменным тяготящий
- Мои дремотные глаза,
- Когда на них уже упала,
- Прозрачней чистого кристалла,
- Твоя холодная слеза.
- Ускользающей цели
- Обольщающий свет.
- И ревнивой метели
- Угрожающий бред…
- Или время крылато?
- Или сил нет во мне?
- Всё, чем жил я когда-то,
- Словно было во сне.
- Замыкаются двери, —
- И темнеет кругом, —
- И утраты, потери,
- И бессильно умрем.
- Истечение чую
- Холодеющих сил,
- И тоску вековую
- Беспощадных могил.
- Пришла, и розы рассыпаешь,
- Свирельно клича мертвеца,
- И взоры страстные склоняешь
- На бледность моего лица.
- Но как ни сладки поцелуи,
- Темны мои немые сны.
- Уже меня колышут струи
- Непостижимой глубины.
- Багровые затмили тучи
- Лобзаний яркие лучи,
- И что мне в том, что ласки жгучи,
- Что поцелуи горячи!
- Лежу, качаясь в дивном челне,
- И темный голос надо мной:
- – Пора пришла, – обет исполни,
- Возникла я над глубиной. —
- Мы устали преследовать цели,
- На работу затрачивать силы, —
- Мы созрели
- Для могилы.
- Отдадимся могиле без спора,
- Как малютки своей колыбели, —
- Мы истлеем в ней скоро,
- И без цели.
- Я ждал, что вспыхнет впереди
- Заря, и жизнь свой лик покажет
- И нежно скажет:
- «Иди!»
- Без жизни отжил я, и жду,
- Что смерть свой бледный лик покажет
- И грозно скажет:
- «Иду!»
- На гулких улицах столицы
- Трепещут крылья робких птиц,
- И развернулись вереницы
- Угрюмых и печальных лиц.
- Под яркой маской злого света
- Блестит торжественно глазет.
- Идет, вся в черное одета,
- Жена за тем, кого уж нет.
- Мальчишки с песнею печальной
- Бредут в томительную даль
- Пред колесницей погребальной,
- Но им покойника не жаль.
Выбор
- На перепутьи бытия,
- Томясь таинственной тревогой,
- Стоял, и долго думал я,
- Какою мне идти дорогой.
- И появились предо мной
- Два духа: светлый дух мечтаний,
- Сиявший горней белизной,
- И строгий дух земных исканий.
- Надежды радостной фиал
- От духа нежного я взял,
- И на фиале надпись: слава.
- Не отрываясь, грезы пью, —
- И вот, холодная отрава
- Сгущает быстро кровь мою.
- Я вижу, выбор был ошибкой, —
- И кубок падает, звеня,
- А гений жизни от меня
- Летит с презрительной улыбкой.
- Мне сегодня нездоровится;
- Злая немочь ли готовится
- Одолеть меня?
- С торопливой лихорадкою
- Поцелуюсь ли украдкою
- На закате дня?
- Но не страшно мне томление, —
- Это легкое кружение
- Я уж испытал.
- Забывается досадное,
- Вспоминается отрадное,
- Кроток я и мал.
- Что велят мне, то и сделаю:
- То сиделка ль с банкой целою
- Горького питья,
- Или смерть у изголовия, —
- Всем готов без прекословия
- Покоряться я.
- Благословляю сладкий яд
- В моей росе благоуханной.
- Чаруя утомленный взгляд
- Мечтой о родине желанной,
- Цветок, струящий сладкий яд,
- Обвеян дремою туманной.
- И если яд разлит в росе,
- В его слезе благоуханной,
- И утешение в красе
- Безумной и внезапно странной,
- Благословен в его росе
- По воле сладостно избранный.
- В его отравленной росе
- Благословляю жребий вольный.
- К его таинственной красе,
- Безумно злой и безглагольной,
- Я устремляю думы все
- В моей задумчивости дольной.
- И тихо наклоняюсь я,
- Грустя в задумчивости дольной,
- К последним склонам бытия,
- К пределам жизни своевольной.
- Вот, жизнь безумная моя,
- Сладчайший яд для смерти вольной.
- Не плачь, утешься, верь,
- Не повторяй, что умер сын твой милый, —
- Не вовсе он оставил мир постылый.
- Он тихо стукнет в дверь,
- С приветными словами
- Войдет к тебе, и станет целовать
- Тебя, свою утешенную мать,
- Безгрешными устами.
- Лишь только позови,
- Он будет приходить к тебе, послушный,
- Всегда, как прежде, детски-простодушный,
- Дитя твоей любви.
А. Блок
* * *
Мне снилось, что ты умерла.
Гейне
- Мне снилась смерть любимого созданья:
- Высоко, весь в цветах, угрюмый гроб стоял,
- Толпа теснилась вкруг, и речи состраданья
- Мне каждый так участливо шептал.
- А я смотрел кругом без думы, без участья,
- Встречая свысока желавших мне помочь;
- Я чувствовал вверху незыблемое счастье,
- Вокруг себя безжалостную ночь.
- Я всех благодарил за слово утешенья
- И руки жал, и пела мысль в крови:
- – Блаженный, вечный дух унес твое мученье!
- – Блажен утративший создание любви!
С. М. Соловьеву
- У забытых могил пробивалась трава,
- Мы забыли вчера… И забыли слова…
- И настала кругом тишина…
- Этой смертью отшедших, сгоревших дотла,
- Разве Ты не жива? Разве Ты не светла?
- Разве сердце Твое – не весна?
- Только здесь и дышать, у подножья могил,
- Где когда-то я нежные песни сложил
- О свиданьи, быть может, с Тобой…
- Где впервые в мои восковые черты
- Отдаленною жизнью повеяла Ты,
- Пробиваясь могильной травой…
Из газет
- Встала в сияньи. Крестила детей.
- И дети увидели радостный сон.
- Положила, до полу клонясь головой,
- Последний земной поклон.
- Коля проснулся. Радостно вздохнул,
- Голубому сну еще рад наяву.
- Прокатился и замер стеклянный гул:
- Звенящая дверь хлопнула внизу.
- Прошли часы. Приходил человек
- С оловянной бляхой на теплой шапке.
- Стучал и дожидался у двери человек.
- Никто не открыл. Играли в прятки.
- Были веселые морозные Святки.
- Прятали мамин красный платок.
- В платке уходила она по утрам:
- Сегодня оставила дома платок:
- Дети прятали его по углам.
- Подкрались сумерки. Детские тени
- Запрыгали на стене при свете фонарей.
- Кто-то шел по лестнице, считая ступени.
- Сосчитал. И заплакал. И постучал у дверей.
- Дети прислушались. Отворили двери.
- Толстая соседка принесла им щей.
- Сказала: – Кушайте. Встала на колени
- И, кланяясь, как мама, крестила детей.
- Мамочке не больно, розовые детки.
- Мамочка сама на рельсы легла.
- Доброму человеку, толстой соседке,
- Спасибо, спасибо. Мама не могла…
- Мамочке хорошо. Мама умерла.
- Вот он – ряд гробовых ступеней.
- И меж нас – никого. Мы вдвоем.
- Спи ты, нежная спутница дней,
- Залитых небывалым лучом.
- Ты покоишься в белом гробу.
- Ты с улыбкой зовешь: не буди.
- Золотистые пряди на лбу.
- Золотой образок на груди.
- Я отпраздновал светлую смерть,
- Прикоснувшись к руке восковой.
- Остальное – бездонная твердь
- Схоронила во мгле голубой.
- Спи – твой отдых никто не прервет.
- Мы – окрай неизвестных дорог.
- Всю ненастную ночь напролет
- Здесь горит осиянный чертог.
- Ночь как ночь, и улица пустынна.
- Так всегда!
- Для кого же ты была невинна
- И горда?
- Лишь сырая каплет мгла с карнизов.
- Я и сам
- Собираюсь бросить злобный вызов
- Небесам.
- Все на свете, все на свете знают:
- Счастья нет.
- И который раз в руках сжимают
- Пистолет!
- И который раз, смеясь и плача,
- Вновь живут!
- День как день; ведь решена задача:
- Все умрут.
Данс макабр
К. Случевский
Камаринская
- Из домов умалишенных, из больниц
- Выходили души опочивших лиц;
- Были веселы, покончивши страдать,
- Шли, как будто бы готовились плясать.
- «Ручку в ручку дай, а плечико к плечу…
- Не вернуться ли нам жить?» – «Ой, не хочу!
- Из покойничков в живые нам не лезть, —
- Знаем, видим – лучше смерть как ни на есть!»
- Ах! Одно же сердце у людей, одно!
- Истомилося, измаялось оно;
- Столько горя, нужды, столько лжи кругом,
- Что гуляет зло по свету ходенем.
- Дай копеечку, кто может, беднякам,
- Дай копеечку и нищим духом нам!
- Торопитесь! Будет поздно торопить.
- Сами станете копеечки просить…
- Из домов умалишенных, из больниц
- Выходили души опочивших лиц;
- Были веселы, покончивши страдать,
- Шли, как будто бы готовились плясать…
Из цикла «Мефистофель» на прогулке
- Мефистофель шел, гуляя,
- По кладбищу, вдоль могил…
- Теплый, яркий полдень мая
- Лик усталый золотил.
- Мусор, хворост, тьма опенок,
- Гниль какого-то ручья…
- Видит: брошенный ребенок
- В свертке грязного тряпья.
- Жив! он взял ребенка в руки,
- Под терновником присел
- И, подделавшись под звуки
- Детской песенки, запел:
- «Ты расти и добр, и честен:
- Мать отыщешь – уважай;
- Будь терпением известен,
- Не воруй, не убивай!
- Бога, самого большого,
- Одного в душе имей;
- Не желай жены другого;
- День субботний чти, говей…
- Ты евангельское слово
- Так, как должно, исполняй,
- Как себя люби другого;
- Бьют – так щеку подставляй!
- Пусть блистает добродетель
- Несгорающим огнем…
- Amen[2]! Amen! Бог свидетель,
- Люб ты будешь мне по нем!
- Нынче время наступило,
- Новой мудрости пора…
- Что ж бы впрямь со мною было,
- Если б не было добра?!
- Для меня добро бесценно!
- Нет добра, так нет борьбы!
- Нужны мне, и несомненно,
- Добродетелей горбы…
- Будь же добр!» Покончив с пеньем,
- Он ребенка положил
- И своим благословеньем
- В свертке тряпок осенил!
Преступник
- Вешают убийцу в городе на площади,
- И толпа отвсюду смотрит необъятная!
- Мефистофель тут же; он в толпе шатается;
- Вдруг в него запала мысль совсем приятная.
- Обернулся мигом. Стал самим преступником;
- На себя веревку помогал набрасывать;
- Вздернули, повесили! Мефистофель тешится,
- Начал выкрутасы в воздухе выплясывать.
- А преступник скрытно в людях пробирается.
- Злодеянье новое в нем тихонько зреет,
- Как бы это чище, лучше сделать, думает,
- Как удрать непойманным, – это он сумеет.
- Мефистофель радостно, истинно доволен,
- Что два дела сделал он людям из приязни:
- Человека скверного отпустил на волю,
- А толпе дал зрелище всенародной казни.
Мефистофель в своем музее
- Есть за гранью мирозданья
- Заколоченные зданья,
- Неизведанные склады,
- Где положены громады
- Всяких планов и моделей,
- Неисполненных проектов,
- Смет, балансов и проспектов,
- Не добравшихся до целей!
- Там же тлеют ворохами
- С перебитыми венцами
- Закатившиеся звезды…
- Там, в потемках свивши гнезды,
- Силы темные роятся,
- Свадьбы празднуют, плодятся…
- В том хаосе галерея
- Вьется, как в утробе змея,
- Между гнили и развалин!
- Щель большая! Из прогалин
- Боковых, бессчетных щелей, —
- От проектов и моделей
- Веет сырость разложенья
- В этот выкидыш творенья!
- Там, друзьям своим в потеху,
- Ради шутки, ради смеху,
- Мефистофель склад устроил:
- Собрал все свои костюмы,
- Порожденья темной думы,
- Собрал их и успокоил!
- Под своими нумерами,
- Все они висят рядами,
- Будто содранные шкуры
- С демонической натуры!
- Видны тут скелеты смерти,
- Астароты и вампиры,
- Самотракские кабиры,
- Сатана и просто черти,
- Дьявол в сотнях экземпляров,
- Духи мора и пожаров,
- Облик кардинала Реца
- И Елена – la Belezza[3]!
- И в часы отдохновенья
- Мефистофель залетает
- В свой музей и вдохновенья
- От костюмов ожидает.
- Курит он свою сигару,
- Ногти чистит и шлифует!
- Носит фрачную он пару
- И с мундиром чередует;
- Сшиты каждый по идее,
- Очень ловки при движеньи…
- Находясь в употребленьи,
- Не имеются в музее!
Обезьяна
- На небе луна, и кругла и светла,
- А звезды – ряды хороводов,
- А черные тучи сложились в тела
- Больших допотопных уродов.
- Одеты поля серебристой росой…
- Под белым покровом тумана
- Вон дроги несутся дорогой большой, —
- На гробе сидит обезьяна.
- «Эй! Кто ты, – что думаешь ночь запылить,
- Коней своих в пену вогнала?» —
- «Я глупость людскую везу хоронить,
- Несусь, чтоб заря не застала!» —
- «Но как же, скажи мне, так гроб этот мал!
- Не вся же тут глупость людская?
- И кто ж хоронить обезьяну послал,
- Обрядный закон нарушая?» —
- «Я, видишь ли, вовсе не то, чем кажусь:
- Я родом великая личность:
- У вас философией в мире зовусь,
- Порою же просто практичность;
- Я некогда в Канте и Фихте жила,
- В отце Шопенгауэре ныла,
- И Германа Гартмана я родила
- И этим весь свет удивила.
- И все эти люди, один по другом,
- Все глупость людей хоронили
- И думали: будто со мною вдвоем
- Ума – что песку навозили.
- Ты, чай, не профессор, не из мудрецов,
- Сдаешься не хитрым, и только:
- Хороним мы глупости много веков,
- А ум не подрос ни насколько!
- И вот почему: чуть начнешь зарывать,
- Как гроб уж успел провалиться —
- И глупости здешней возможно опять
- В Америке, что ли, явиться.
- Что ночью схоронят – то выскочит днем;
- Тот бросит – а этот находит… —
- Но ясно – чем царство пространнее, – в нем
- Тем более глупостей бродит…» —
- «Ах ты, обезьяна! Постой, погоди!
- Проклятая ведьма – болтунья!..»
- Но дроги неслись далеко впереди
- В широком свету полнолунья…
Ф. Сологуб
Простая песенка
- Под остриями
- Вражеских пик
- Светик убитый,
- Светик убитый поник.
- Миленький мальчик
- Маленький мой,
- Ты не вернешься,
- Ты не вернешься домой.
- Били, стреляли, —
- Ты не бежал,
- Ты на дороге,
- Ты на дороге лежал.
- Конь офицера
- Вражеских сил
- Прямо на сердце,
- Прямо на сердце ступил.
- Миленький мальчик
- Маленький мой,
- Ты не вернешься,
- Ты не вернешься домой.
- – В овраге, за тою вон рощей,
- Лежит мой маленький брат.
- Я оставила с ним двух кукол, —
- Они его сон сторожат.
- Я боюсь, что он очень ушибся,
- Я его разбудить не могла.
- Я так устала, что охотно
- Вместе бы с ними легла.
- Но надо позвать на помощь,
- Чтобы его домой перенести.
- Нельзя, чтобы малые дети
- Ночевали одни на пути.
- Поняв механику миров
- И механичность жизни дольной,
- В чертогах пышных городов
- Мы жили общиной довольной,
- И не боялись мы Суда,
- И только перед милым прахом
- Вдруг зажигались иногда
- Стыдом и острым страхом.
- Возник один безумец там,
- И, может быть, уже последний.
- Он повторил с улыбкой нам
- Минувших лет смешные бредни.
- Не понимая, почему
- В его устах цветут улыбки,
- Мы не поверили ему.
- К чему нам ветхие ошибки!
- На берег моря он бежал,
- Где волны бились и стонали,
- И в гимны звучные слагал
- Слова надежды и печали.
- Так полюбил он мглу ночей
- И тихо плещущие реки,
- Что мест искал, где нет людей,
- Где даже не было б аптеки,
- И умирая, он глядел
- В небесный многозвездный купол,
- Людей не звал, и не хотел,
- Чтоб медик пульс его пощупал.
- Коля, Коля, ты за что ж
- Разлюбил меня, желанный?
- Отчего ты не придешь
- Посидеть с твоею Анной?
- На меня и не глядишь,
- Словно скрыта я в тумане.
- Знаю, милый, ты спешишь
- На свидание к Татьяне.
- Ах, напрасно я люблю,
- Погибаю от злодеек.
- Я эссенции куплю
- Склянку на десять копеек.
- Ядом кишки обожгу,
- Буду громко выть от боли.
- Жить уж больше не могу
- Я без миленького Коли.
- Но сначала наряжусь
- И, с эссенцией в кармане,
- На трамвае прокачусь
- И явлюсь к портнихе Тане.
- Злости я не утаю,
- Уж потешусь я сегодня,
- Вам всю правду отпою,
- И разлучница, и сводня.
- Но не бойтесь, – красоты
- Ваших масок не нарушу,
- Не плесну я кислоты
- Ни на Таню, ни на Грушу.
- «Бог с тобой, – скажу в слезах, —
- Утешайся, грамотейка!
- При цепочке, при часах,
- А такая же ведь швейка!»
- Говорят, что я проста,
- На письме не ставлю точек.
- Все ж, мой милый, для креста
- Принеси ты мне веночек.
- Не кручинься и, обняв
- Талью новой, умной милой,
- С нею в кинематограф
- Ты иди с моей могилы.
- По дороге ей купи
- В лавке плитку шоколада,
- Мне же молви: «Нюта, спи!
- Ничего тебе не надо.
- Ты эссенции взяла
- Склянку на десять копеек
- И в мученьях умерла,
- Погибая от злодеек».
- – Хнык, хнык, хнык! —
- Хныкать маленький привык.
- Прошлый раз тебя я видел, —
- Ты был горд,
- Кто ж теперь тебя обидел,
- Бог иль черт?
- – Хнык, хнык, хнык! —
- Хныкать маленький привык.
- – Ах, куда, куда ни скочишь,
- Всюду ложь.
- Поневоле, хоть не хочешь,
- Заревешь,
- – Хнык, хнык, хнык! —
- Хныкать маленький привык.
- Что тебе чужие бредни,
- Милый мой,
- Ведь и сам ты не последний,
- Крепко стой!
- – Хнык, хнык, хнык! —
- Хныкать маленький привык.
- Знаю, надо бы крепиться,
- Да устал,
- И придется покориться.
- Кончен бал!
- – Хнык, хнык, хнык! —
- Хныкать маленький привык.
- Ну, так что же! Вот и нянька
- Для потех.
- Ты на рот старухи глянь-ка, —
- Что за смех
- – Хнык, хнык, хнык!
- Хныкать маленький привык.
- – Этой старой я не знаю,
- Не хочу,
- Но дверей не запираю,
- И молчу.
- – Хнык, хнык, хнык!
- Хныкать маленький привык.
Жуткая колыбельная
- Не болтай о том, что знаешь,
- Темных тайн не выдавай.
- Если в ссоре угрожаешь,
- Я пошлю тебя бай-бай.
- Милый мальчик, успокою
- Болтовню твою
- И уста тебе закрою.
- Баюшки-баю.
- Чем и как живет воровка,
- Знает мальчик, – ну так что ж!
- У воровки есть веревка,
- У друзей воровки – нож.
- Мы, воровки, не тиранки:
- Крови не пролью,
- В тряпки вымакаю ранки.
- Баюшки-баю.
- Между мальчиками ссора
- Жуткой кончится игрой.
- Покричи, дитя, и скоро
- Глазки зоркие закрой.
- Если хочешь быть нескромным,
- Ангелам в раю
- Расскажи о тайнах темных.
- Баюшки-баю.
- Освещу ковер я свечкой.
- Посмотри, как он хорош.
- В нем завернутый, за печкой,
- Милый мальчик, ты уснешь.
- Ты во сне сыграешь в прятки,
- Я ж тебе спою,
- Все твои собрав тетрадки:
- – Баюшки-баю!
- Нет игры без перепуга.
- Чтоб мне ночью не дрожать,
- Ляжет добрая подруга
- Здесь у печки на кровать,
- Невзначай ногою тронет
- Колыбель твою, —
- Милый мальчик не застонет.
- Баюшки-баю.
- Из окошка галерейки
- Виден зев пещеры той,
- Над которою еврейки
- Скоро все поднимут вой.
- Что нам, мальчик, до евреек!
- Я тебе спою
- Слаще певчих канареек:
- – Баюшки-баю!
- Убаюкан тихой песней,
- Крепко, мальчик, ты заснешь.
- Сказка старая воскреснет,
- Вновь на правду встанет ложь,
- И поверят люди сказке,
- Примут ложь мою.
- Спи же, спи, закрывши глазки,
- Баюшки-баю.
- Я спешил к моей невесте
- В беспощадный день погрома.
- Всю семью застал я вместе
- Дома.
- Все лежали в общей груде…
- Крови темные потоки…
- Гвозди вбиты были в груди,
- В щеки.
- Что любовью пламенело,
- Грубо смято темной силой…
- Пронизали гвозди тело
- Милой…
- Балалайка моя,
- Утешай-ка меня,
- Балалаечка!
- У меня ли была,
- И жила, и цвела
- Дочка Раечка.
- Пожила, умерла,
- И могила взяла
- Дочку Раечку, —
- Ну и как мне не пить,
- Ну и как не любить
- Балалаечку!
- Что взгляну на мою
- Балалаечку,
- То и вспомню мою
- Дочку Раечку.
Пляска смерти
- Пляшет пляску нестройную
- Над гробовой доской,
- И поет над Россией покойною:
- «Со святыми упокой!»
- И вопит в исступлении
- Над безмерной тоской:
- «Во блаженном успении
- Вечный покой!»
- Надо мной издевается,
- Быстро машет костлявой рукой,
- И поет, и поет, заливается:
- «Со святыми упокой!»
- Развеселое пение
- Управляет железной клюкой:
- «Во блаженном успении
- Вечный покой!»
- Смотрит дырами пустыми
- И вопит, стуча клюкой:
- «Со святыми
- Упокой!»
- Продукты сельского хозяйства
- Не хуже поместятся в стих,
- Чем описанья негодяйства
- Нарядных денди и франтих.
- Морковки, редьки и селедки
- Годны не только для еды.
- Нам стих опишет свойства водки,
- Вина и сельтерской воды.
- Дерзайте ж, юные поэты,
- И вместо древних роз и грез
- Вы опишите нам секреты
- Всех ваших пакостных желез.
Спутник
- По безмолвию ночному,
- Побеждая страх и сон,
- От собратьев шел я к дому,
- А за мной следил шпион;
- И четою неразлучной
- Жуткий город обходя,
- Мы внимали песне скучной
- Неумолчного дождя.
- В темноте мой путь я путал
- На углах, на площадях,
- И лицо я шарфом кутал,
- И таился в воротах.
- Спутник чутко-терпеливый,
- Чуждый, близкий, странно злой,
- Шел за мною под дождливой
- Колыхающейся мглой.
- Утомясь теряться в звуке
- Повторяемых шагов,
- Наконец тюремной скуке
- Я предаться был готов.
- За углом я стал. Я слышал
- Каждый шорох, каждый шаг.
- Затаился. Выждал. Вышел.
- Задрожал от страха враг.
- «Барин, ты меня не трогай, —
- Он сказал, дрожа как лист, —
- Я иду своей дорогой.
- Я и сам социалист».
- Сердце тяжко, больно билось,
- А в руке дрожал кинжал.
- Что случилось, как свершилось,
- Я не помню. Враг лежал.
- Соболиное одеяльце в ногах,
- Да потоплены подушки в слезах.
- Через золото часто слезы льются.
- Влюбленный с разлучницей смеются.
- Старушонка-чародейка пришла,
- Приворотный корешок принесла.
- «Не жалей золотых, раскрасавица,
- Мужику эта девка понравится».
- Льется золото в старухин карман.
- Поутру молодец выпил стакан,
- Побледнел, повалился и не встанет,
- На разлучницу никогда не глянет.
А. Блок
Пляска смерти