Зойка моя! (сборник) Нонна Доктор

Глава 7

Зоя открыла дверь и застыла с каменным лицом: на пороге стоял отец, который с утра орал на нее как ненормальный, и прыщавый подросток.

– Зоечка, привет, моя родная, – как можно мягче сказал Геннадий. Он решил не возвращаться к утреннему скандалу, девочке и так будет нелегко.

– Здравствуй, – хмуро ответила дочь и сделала шаг назад.

– Милая, познакомься, это Арсений, он будет жить с нами.

– Это с чего это вдруг? – дерзко спросила девушка.

– Зайка, дай нам раздеться, и я тебе все объясню, – попросил отец.

Зоя хмыкнула, развернулась и пошла в свою комнату, всем своим видом показывая, что разговор ей не интересен.

– Дочка, не уходи, – крикнул вслед мужчина. – Давай поговорим!

– Ага! Мы сегодня с утра уже поговорили! Мне вполне хватило!

– Отец, не надо, – вдруг подал голос сын. – Давай я поживу у себя, ничего страшного, я привык сам о себе заботиться. Тем более мне оттуда в школу ближе ходить.

– Нет, Арсений, – остановил Геннадий. – Ты мой сын и будешь жить в моем доме, пока твоя мама не поправится.

– Сын?! – вдруг раздалось из гостиной. Зоя вышла все-таки из своей комнаты. – Моя мама родила меня в 16 лет, а его тогда во сколько?

Арсений покраснел и не знал, куда деться. Ему совсем не хотелось стать причиной ссор в этом доме. Галина Павловна почувствовала, что отцу и дочери нужна помощь, вышла из кухни и подошла к девочке.

– Зайка, дай своему отцу сказать хоть слово. – Няня обняла Зою. – Мойте руки и пойдемте ужинать, как раз все готово.

Гена с благодарностью посмотрел на хранительницу их семейного очага и, подтолкнув Арсения в сторону ванной комнаты, улыбнулся дочери. Девочка смотрела на него с каменным лицом.

Все сели за круглый стол и уставились в тарелки. Геннадий нарушил затянувшуюся тишину:

– Зайка, послушай. Я хотел заранее тебя подготовить к этой новости, но так получилось, что просто не успел. Когда я был студентом, мы с мамой Арсения провели одну ночь вместе. Я не буду рассказывать тебе об обстоятельствах, приведших к тому, что случилось, тебе не надо это знать… После той ночи меня быстро забрал твой дедушка в Иркутск, а Татьяна еще оставалась на практике. В начале учебного года ее уже не было в нашей группе. Именно поэтому я так и не узнал, что в результате моей… халатности на свет появился мальчик. Сейчас мама Арсения очень больна. Сегодня я отвез ее в аэропорт, откуда она улетела в Германию, чтобы сделать сложнейшую операцию, а сын остался совсем один в этом городе. Я чувствую ответственность за то, что этот ребенок был обделен моей заботой столько лет, поэтому и привел его к нам, пока его мама проходит лечение. Я надеюсь, что мы все станем одной семьей и ты поможешь своему брату пережить это испытание.

– Он мне не брат, – фыркнула девочка. – И если ты помнишь, мамы у меня тоже нет, так что он не более несчастен, чем я.

– Зоечка, – вмешалась Галина Павловна в разговор, – у тебя всегда был папа, который тебя очень любит, бабушка и дедушка, приезжающие к тебе в гости, и я у тебя всегда была, есть и буду. А у Арсения нет больше никого, кроме мамы, нуждающейся в серьезном лечении за границей.

Зоя потупила глаза, долго молчала, а потом выдавила из себя:

– Хорошо, пусть живет. Только не в моей комнате.

Арсения поселили в кабинете Геннадия. Отец очень извинялся за то, что у них в доме нет комнаты для сына, однако мальчик был поражен богатством дома, удобствами, которые его окружают, и огромной библиотекой изданий медицинской тематики, оказавшейся в свободном доступе. Юноша мечтал стать врачом, как мама, поэтому с жадностью поглощал всю профессиональную литературу. Сейчас для него открылся целый мир, недоступный ранее. Покровский смотрел на сына, который тут же вцепился в справочники и научные монографии, и видел себя молодого, которого привел когда-то за руку Борис Львович в свою комнату после страшной трагедии. Гена понимал, что сейчас он делает все правильно – это его плата за то, что когда-то он остался жив и стал тем, кем он стал. «Круг замкнулся», – подумал мужчина и улыбнулся. Какой-то покой поселился в его душе.

Глава 8

Гена, Арсений, Галина Павловна и Инна сидели за столом, пытаясь найти причину болезни девочки.

– Не казните себя, Геннадий Матвеевич, – мягко сказала няня и погладила мужчину по руке. – Мне кажется, что вы очень достойно вели себя в те дни с девочкой. Вы прекрасный отец и ничем не обделили дочку.

– Ладно, читаем дальше, – продолжил Покровский. – «Импульс третий: обретение собственного идеала красоты и осознание несоответствия ему».

– Собственный идеал красоты? – переспросила Галина Павловна. – Я с девочкой каждый день общалась, ни разу от нее не слышала рассуждений о чьей-либо красоте.

– Мне она говорила, что я очень красивая, – вдруг вспомнила Инна, – но не думаю, что это имеет отношение к болезни.

– Может, и имеет, – промолвил Гена и начал вспоминать дальнейшие события, которые происходили в тот сложный для всех год.

Дочь и сын почти не общались в первую неделю. Арсений старался быть мягким и уступчивым, беспрекословно слушался отца и няню, прекрасно учился и никогда ни на что не жаловался. Зойка же в те дни была капризна, часто дулась и грубила всем подряд, но день за днем она оттаивала, и вот уже стычки между подростками стали сменяться разговорами за чашкой чая и редкими совместными шалостями. Галина Павловна и Геннадий вздохнули с облегчением, решив, что все сложности остались позади. Однако жизнь преподнесла им еще один удар.

– Отец, – подошел Арсений, – у мамы через неделю операция. Мне страшно за нее. Она там совсем одна. Мамочка очнется от наркоза в чужой стране, с чужими людьми, и совсем никого рядом с ней не будет. Мне очень стыдно, но я хотел бы нарушить слово, данное ей, и полететь туда. Ты не мог бы меня отправить в Германию?

– Ты прав, сынок, – отозвался мужчина. – Завтра же я займусь билетами и проживанием. Ты замечательный человек, Арсений. Твоя мать очень хорошо тебя воспитала, я горжусь тобой.

В этот момент зазвонил телефон, и Покровский отвернулся от мальчика. Сын вышел из гостиной, чтобы не мешать разговору. А через некоторое время мужчина пришел на кухню, где собрались все члены семьи, и сказал:

– У дедушки большие проблемы с сердцем. Завтра он прилетает в Москву – здесь его будут оперировать.

Зоя подняла огромные глаза на отца и сжала губы. Было видно, что девочке вдруг стало страшно, что ее жизнь вот-вот разрушится, разлетится на мелкие частички.

– Я хочу видеть дедулю, – прошептала она.

– Конечно, милая, – откликнулся отец и погладил дочь по голове. – Мы с тобой поедем встречать дедушку и проводим его в больницу. Заодно я поговорю с врачами. Он прилетает днем, но в школу ты можешь не ходить.

Зоя кивнула и прижалась к няне.

В аэропорт Геннадий с Зоей прибыли раньше времени. Поняв, что до прилета остается еще больше часа, отец и дочь направились в кафе. Есть не хотелось совсем – слишком тревожно было на душе, но стоять в зале ожидания и всматриваться в лица выходящих людей, безнадежно пытаясь отыскать единственное родное, – еще хуже. Гена взял под локоть дочь и повел в сторону столиков. Проходя мимо стеклянных окон здания аэропорта, мужчина вдруг увидел отражение красивейшей пары и с удивлением отметил, что видит именно себя и Зою. Впервые Покровский посмотрел на девушку глазами мужчины, а не отца. К 14 годам его крошка вдруг превратилась в юную женщину: детская фигурка приобрела соблазнительные изгибы; жесты, манеры и взгляд стали манящими. Изменения произошли и в одежде – теперь в гардеробе были обтягивающие джинсы, коротенькие курточки и кофточки, высокие каблучки. В таком образе уже в 14 лет девочка была дико сексуальна. Весь час, что папа с дочкой просидели в кафе, Геннадий ловил себя на том, что смотрит на дочь глазами мужчины, и очень смущался от такого открытия. Наконец объявили о том, что самолет совершил посадку.

Бориса Львовича везли на каталке работники аэропорта, Екатерина Леонидовна шла сзади, везя за собой чемодан. Когда мужчина увидел профессора, то сразу понял, что дела совсем плохи. Лицо больного было синюшным и отекшим, взгляд потускнел, а все вещи болтались на изнеможенном теле как на вешалке. Зоя бросилась к дедушке:

– Дедуля! Дедуля, я так соскучилась!

В очередной раз Покровский залюбовался стройной фигуркой дочери, однако тут же одернул себя и переключил внимание на пожилую чету, заменившую ему рано погибших родителей. Борис Львович и Екатерина Леонидовна тепло здоровались с внучкой, хотя было видно, что улыбки даются им с трудом. Геннадий поспешил родным навстречу.

Профессора определили в палату, и Гена пошел разговаривать с хирургами, а Екатерина Леонидовна и Зоечка окружили своим вниманием и заботой старика. Когда мужчина вышел из ординаторской, он увидел, что пожилая женщина сидит в коридоре.

– Екатерина Леонидовна, что случилось? – встревожился мужчина.

– Все нормально, милый, – подняла уставшие глаза «вторая мать». – Боря захотел наедине поговорить с внучкой. Не знаю, о чем.

Как только были произнесены эти слова, из палаты выскочила Зоя и уставилась на Геннадия.

– Это правда? – Губы малышки дрожали, а кулачки были сжаты. – Скажи мне, это правда?

– Милая, я не знаю, о чем ты говоришь.

Екатерина Леонидовна поспешила к мужу, оставив отца с дочерью наедине.

– О том, что ты не мой отец, – расплакалась Зайка.

– Крошка моя, – притянул к себе ребенка Покровский. – Ты моя с самого рождения. Ты моя и только моя дочка… Да, в тебе не течет моя кровь, но это ничего не значит!

– Не значит? – вскричала Зоя. – Что ты об этом знаешь? Он отнял у меня мамочку! И тебя тоже отнял! Ты мне не отец! А он мне не дедушка!

– Зоечка, зайка моя, я был твоим отцом с самого твоего рождения и всегда им буду. И дедушка с бабушкой у тебя самые настоящие: они твои родные по крови, но это и не главное. Главное, что они очень любят тебя и в тебе их смысл жизни.

– Смысл жизни? – переспросила дочь. – Какой жизни? Он убил мою маму, а меня отдал чужому человеку. И в этом смысл его жизни?!

– Ты сейчас расстроена, поэтому не можешь рассуждать разумно, – пытался успокоить девочку отец. – Поверь мне, у твоего дедушки не было и дня, чтобы он не жалел о том, что когда-то поднял руку на Верочку, хотя ее гибель была трагической случайностью. Он очень страдает от того, что не уберег дочь. И то, что ты сейчас отвернешься от него, его может просто убить.

– Мне все равно. Он убил мою маму и сломал мне всю жизнь, – зло сказала Зоя и направилась к выходу. Геннадий бросился за ней.

Глава 9

Галина Павловна, Геннадий и даже Арсений пытались поговорить с Зоей, объяснить, что ничего не поменялось в ее жизни.

– Любовь – это нечто большее, чем единая кровь, – говорила няня девочке. – Посмотри на нашу любимую картину, где влюбленные вдвоем взлетают к небесам. Они же не родные, они абсолютно чужие друг другу люди, но их сердца бьются в унисон, потому что в их душах живет любовь. У вас с папой точно так же. Вот еще неделю назад что бы ты сказала про папу?

– Что папочка у меня самый лучший в мире, – буркнула Зоя.

– А он разве изменился по отношению к тебе?

– Нет, но он же мне не папа, – подняла затравленный взгляд молодая девушка.

– А кто же тогда?

– Не знаю.

– Девонька, он твой папа с самого твоего рождения. И он очень страдает от того, что ты отвергаешь его любовь. И дедушке очень плохо. Он считает себя виноватым в смерти дочери, а ты, его единственная и любимая внучка, отвернулась от него. Разве так можно? Он же дал тебе все, что мог дать: семью, заботу, любовь… Так нельзя, маленькая моя…

Зоя вытерла слезы и кивнула головой. Было видно, что няня вложила в ее хорошенькую головку какую-то мысль, которую теперь предстояло выносить и вырастить.

Геннадий мотался между работой и больницей, а в это время его голова была занята дочерью. Ее боль не давала ему покоя, но что делать, он не представлял.

Борису Львовичу становилось все хуже и хуже, и операция каждый день откладывалась. На ежедневном консилиуме опытнейшие хирурги и кардиологи принимали решение стабилизировать больного и лишь после этого оперировать. Однако сегодня врачи поняли, что дальнейшее промедление становится опасным для пациента, поэтому сообщили Покровскому, что на послезавтра они ставят в план операцию и сегодня уже начали подготовку профессора.

– Зоя, Арсений, я приехал, – прокричал отец, войдя в дом. Двери комнат открылись, и дети вышли в прихожую. – Зоечка, дедушке назначили операцию на послезавтра. Я поеду в больницу, если хочешь, можно поехать вместе.

– Я бы хотела съездить к нему завтра, если можно, – сказала девушка. – Я думаю, что мне надо извиниться перед ним.

– Зайка моя, – Гена прижал к себе дочь, – какая ты у меня замечательная. Я горжусь тобой, крошка.

Зоя прижалась к отцу и посмотрела на него потеплевшим взглядом. Покровский поцеловал девушку в макушку и не заметил, что в глазах дочери появилось что-то совершенно новое.

– Арсений, – уже обращался к сыну мужчина. – Я привез билеты на самолет на послезавтра. Сам понимаешь, я не смогу полететь с тобой – я нужен тут. Извини, сынок…

– Отец, я все понимаю, – благодарно улыбнулся мальчик. – Спасибо тебе за заботу о нас с мамой.

– Не за что, сынок. Ты звонил ей сегодня?

– Да, мы уже разговаривали. Но я ей не сказал, что прилечу.

– Правильно, не надо ее тревожить. Как она сегодня? – спросил Геннадий.

Зоя, поняв, что отец переключил свое внимание на молодого человека, развернулась и пошла к дверям своей комнаты, но по дороге вдруг передумала. Она вернулась в прихожую и прижалась к отцу, заинтересованно поглядывая на брата. Геннадий обнял одной рукой дочь и продолжил разговор.

– У нее совсем слабый голос, – грустно произнес мальчик. – Я спросил, когда ей будут делать операцию, но она не ответила на мой вопрос. Я волнуюсь за нее очень.

– Не переживай, – успокоил Покровский. – Я завтра днем позвоню лечащему врачу Татьяны, который присылал мне последние результаты ее анализов, и спрошу про дату операции. Потом тебе сообщу.

– Спасибо, отец. – Арсений слегка успокоился и пошел обратно в комнату, где на столе лежала открытая книга по фармакологии. А Зойка продолжала висеть на отце и рассказывать свои девичьи новости. Геннадий вздохнул с облегчением: «Вроде девочка отошла от потрясения».

В пять утра раздался телефонный звонок. Галина Павловна услышала его первой сквозь чуткий сон и взяла трубку. Буквально через минуту она ее положила и простонала: «Боже! Горе какое!»

Из спальни выбежал Геннадий и по глазам няни все понял.

– Я в больницу, детей не будите и не говорите о случившемся, пока я не вернусь, – четко скомандовал мужчина. – Я улажу все дела, заберу Екатерину Леонидовну и вернусь.

Пожилая женщина кивнула головой и прошла на кухню.

Дети встали в этот день поздно. Первым вышел Арсений, который уже начал собирать вещи для завтрашнего путешествия в Германию. Мальчик был сосредоточен и задумчив, однако его чуткое сердце подсказало, что произошло что-то страшное.

– Галина Павловна, что случилось?

– Ничего, сынок, садись завтракать, – только и смогла сказать няня, но молодой человек не поверил словам женщины и продолжил расспрашивать, надеясь помочь чем-то, что в его силах.

В этот момент на кухню вошла заспанная Зоя. Девушка терла виски и морщилась.

– Я ночью слышала звонок, – хрипло сказала красавица. – Кто это был?

– Никто, – хмуро ответила няня, наливая своей любимице чай.

– Что, ошиблись номером? – продолжала расспрашивать девушка.

В этот момент на кухню зашел Геннадий. Он молча подошел к форточке, открыл ее, сел за стол и достал сигареты.

– Папа, – воскликнула Зоечка, – ты никогда не курил, да еще и мне такой скандал из-за этого устроил!

– Зоя, сегодня утром дедушка умер, – тихо произнес Покровский, проигнорировав слова дочери. – Бабушка сейчас в больнице, ей колют транквилизаторы. Похороны состоятся в Иркутске через два дня. Там все устроят, я уже звонил и договорился. Тело будет отправлено завтра. Мы полетим тоже завтра. Надеюсь, что бабушка уже сможет перенести перелет.

Зоя в один момент изменилась в лице – что-то нежное и детское ушло из ее взгляда. За две последние недели она превратилась из маленькой принцессы во взрослую женщину. Девушка вдруг поняла, что в тот момент, когда к ним в дом зашел Арсений, она перестала быть единственной, самой лучшей и самой любимой, через неделю она «потеряла отца», узнав, что никакого кровного родства между ними с Геной нет, а вот сейчас она перестала быть внучкой, потому что любимый дедушка ушел из жизни.

– Тебе не надо лететь в Иркутск, – вдруг произнесла Зоя. – Дедушке теперь ничем не поможешь, а вот Арсению и его маме ты помочь еще в состоянии. Поэтому отправляйся в Германию, а мы с бабушкой и няней – на похороны.

– Ты что такое говоришь, дочь? – возмутился Геннадий. – Как ты могла предположить, что я не попрощаюсь с Борисом Львовичем? Как ты могла подумать, что я отпущу тебя одну?

– Попрощаться с ним ты можешь сегодня и завтра. В морг тебя пустят, – холодно произнесла девушка. – А лечу я не одна, а с родными. Арсению ты будешь нужнее. Мне кажется, что дедушка меня бы поддержал.

Последним предложением Зоя добилась своего – Гена понял, что на самом деле будет правильно сейчас полететь с сыном. Борис Львович, когда-то сказавший, что медицина – это призвание или даже диагноз, сделал бы то же самое – поехал туда, где его знания будут нужнее. Галина Павловна порадовалась тому, что ее малышка так правильно рассудила. «Значит, не эгоистку мы вырастили, раз о брате подумала в такой страшный момент», – решила няня и поцеловала девочку. Однако мотивы такого предложения у Зои были совсем другие. «Это я виновата в смерти дедушки, – в отчаянии думал 14-летний ребенок. – Это я его убила своим поведением, значит, я должна искупить вину перед ним. Я сама должна проводить его в последний путь, я сама должна помочь бабушке прийти в себя, раз это именно я забрала у нее дедулю. Я все сделаю сама, а ОН пусть летит с сыном, пусть искупает вину перед ним за то, что тот рос без него». С тех пор, как Зоя узнала правду, она не могла называть Геннадия папой. В разговорах с ним она старалась никак к нему не обращаться, а в своих мыслях именовала его исключительно «он». С этих пор начиналась совсем другая жизнь… и рождалась совсем другая Зоя.

Глава 10

– Геннадий Матвеевич, а при чем тут Инна? – спросила Галина Павловна у Покровского, который углубился в воспоминания прошедшего года.

– Я сам себе не признавался в этом, хотя меня очень ситуация тревожила, а уж вам-то и подавно не хотел говорить, – сказал мужчина. – Но здоровье дочери сейчас важнее всего остального, так что придется посмотреть правде в глаза. После того как Зоя узнала о том, что я ей не родной, ее отношение ко мне очень изменилось…

Следующим утром Геннадий с Арсением вылетели в Германию, а Зоя, Екатерина Леонидовна и Галина Павловна – в Иркутск. Мужчине такое решение далось нелегко, но он понимал, что сейчас трудно всем.

Уже днем отец с сыном входили в холл огромного больничного комплекса, где проходила лечение Татьяна. Персонал клиники хорошо владел английским языком, поэтому Покровскому не составило труда узнать о состоянии здоровья российской пациентки.

– Арсений, – тревожно посмотрел на сына Гена, – операция началась час назад. Доктор Норберг, с которым я держал связь, сейчас в операционной, поэтому подробностей мне сказать никто не может. Нам предложили подождать в приемной, а как только он освободится, ему сообщат о нашем приезде.

– Почему она не сказала? – чуть не плача, произнес мальчик. – Я же спрашивал ее.

– Наверное, не хотела тебя тревожить, – предположил отец. – Ты же знаешь, как сильно она тебя любит. Она сделала это для тебя. Пойдем выпьем кофе и будем ждать результатов.

Через три часа доктор Норберг вышел в приемную. Он поискал глазами родственников его пациентки и, обнаружив «мужа» и сына в дальнем углу комнаты, направился к ним.

– Добрый день, я доктор Норберг.

– Добрый день. Я доктор Покровский, мы общались с вами по телефону, – ответил Геннадий на английском языке, окрестив себя доктором. Вдаваться в сложные взаимоотношения, связывающие его с Татьяной, ему не хотелось. – Как прошла операция? Как Татьяна?

– Мне очень жаль… Женщина умерла на операционном столе. Мы сделали все, что могли. – Хирург развел руками, показывая свое сожаление о случившемся.

Покровский сел в кресло и закрыл лицо руками, Арсений стоял рядом и пока не понимал, что происходит. Мальчик сердцем чувствовал, что случилась беда, но разум пока отказывался принимать эту информацию. Пожилой немец вызвал медперсонал для родственников умершей на случай, если им понадобится какая-то помощь, положил руку на плечо мужчины, а потом сказал:

– Вам придется пройти потом к нашему юристу, чтобы уладить все формальности. Мне очень жаль.

Геннадий кивнул головой и постарался взять себя в руки. Рядом стоял Арсений и смотрел на отца и доктора широко открытыми глазами.

– Сынок, – голос Гены сорвался, – твоя мама только что умерла…

Мальчик побледнел, а потом сел на корточки, сжался и заплакал. Взрослый 15-летний подросток стал совсем маленьким в своем горе, боль стирала границы возраста, характера, пола и родства… В этот момент не было молодого человека Арсения, была только боль, сконцентрировавшаяся в одной точке, мешавшая дышать, думать, жить. Гена смотрел на сына и видел себя 16 лет назад, когда он жил, не зная слова «завтра». Тогда впереди ничего не было, только пугающая чернота. Он тогда еле выжил, и теперь его сын проходит через точно такую же боль. «Круг замкнулся, – в который раз подумал Покровский, оглядываясь на свою жизнь и замечая странные закономерности. – Круг замкнулся. Все искуплено. За все заплачено».

Мужчина схватил сына в охапку, прижал к себе и жарко зашептал: «Ты мой сын, ты моя кровь. Ты не один и никогда одним не останешься. Твоя мама ушла в другой мир спокойная за твою судьбу. Будь сильным, не подведи ее. А я тебе в этом помогу».

Слова отца благотворно действовали на Арсения, мальчик постепенно приходил в себя и успокаивался. Наконец он затих, углубившись в свои мысли и чувства. Потрепав сына по макушке, Геннадий встал:

– Пойдем, у нас с тобой очень много дел, сынок. И самое главное сейчас – умыться и пойти к юристам. Ты мне нужен, без тебя я не справлюсь.

Арсений кивнул головой и собрал свою волю в кулак: он должен быть сильным, мамы больше нет, но теперь есть отец, которому он нужен, и сестра, которой сейчас очень и очень тяжело.

Похороны проходили в Москве. Геннадий всем занимался сам, привлекая то и дело сына, чтобы не дать подростку уйти в мрачные мысли. Пока дела сыпались со всех сторон, тоска отступала, а именно этого отец и добивался. Зоя с няней задерживались в Иркутске, желая поддержать бабушку, которая из директора ликеро-водочного завода, властной и сильной женщины, превратилась в печальную и растерянную старушку. Девочка знала о беде, которая случилась в семье своего так называемого брата, и готова была вылететь в любую минуту, чтобы поддержать и Гену, и Арсения, но отец настоял на том, что ее присутствие здесь сейчас не нужно.

– Милая, – уговаривал дочь Покровский, – ты попадешь с одних похорон на другие. Я боюсь за тебя. В 14 лет девочки проводят время на дискотеках, а не на кладбищах и в моргах.

– Но вам же там сейчас тяжело, – настаивала Зоя. – Я вам нужна.

– Зайка моя, ты мне всегда нужна, и в горе, и в радости. Я безумно по тебе скучаю, но мне будет гораздо спокойнее, если я буду знать, что с тобой все в порядке, тебе ничего не грозит и ты приходишь в себя после всех потрясений.

– Ладно, папа, – произнесла девушка, не обратив внимания, что снова назвала мужчину отцом, – если тебе так спокойнее, то я останусь. Арсению передай мои соболезнования.

Геннадий выдохнул с облегчением и положил трубку.

На поминках Покровский и увидел впервые Инну.

– Это мамина лучшая подруга, – представил Арсений молодую женщину, полностью одетую в черное. – Ее зовут Инна, сейчас она работает в больнице, а раньше они с мамой вместе работали в «Скорой помощи».

– Здравствуйте, – нежным голосом произнесла молодая женщина и подала маленькую ручку.

– Здравствуйте, Инна, – ответил Геннадий, рассматривая лучшую подругу умершей однокурсницы. Перед ним стояла редкая красавица: густые черные волосы тугими локонами падали на плечи и спину, фарфоровое лицо было абсолютно правильной формы, тонкий нос с горбинкой придавал очарования, а полные чувственные губы влажно блестели и наводили на мысли о сексе. Но больше всего Гену удивили ее глаза. Огромные черные озера смотрели печально и внимательно, и было в них что-то такое родное, что не могло оставить мужчину равнодушным. Покровский забыл про трагический повод, по которому они встретились, и обаятельно улыбнулся новой знакомой. Дальше мужчина и женщина уже не могли оторваться друг от друга: они с упоением рассказывали о своем детстве, об учебе в медицинском институте, об особенностях работы, об исследованиях, диагнозах, мечтах, снах. Геннадию вдруг показалось, что он вернулся в свою юность, в то время, когда для него существовала только медицина, когда он встречался с девушками и приглашал их на свидания, когда не было отцовских обязанностей, работы на телевидении и такой размеренной и распланированной жизни. «Круг замкнулся, – опять подумал Гена. – Я заплатил за свое спасение, теперь можно начинать новую жизнь, где будет место любви, встречам, свиданиям и медицине».

И эта жизнь началась. Пока Зоя с няней была в Иркутске, Гена ежедневно встречался с Инной, наслаждаясь удивительно легким общением. Однако скоро слов стало мало, и вот требовательные мужские губы касаются пухлых женских губ, и в этот момент Геннадий тонет в омуте черных глаз. Страсть захлестнула мужчину с такой силой, что он перестал отдавать отчет в своих действиях – казалось, что он хочет поглотить своим ртом Инну, руками – разорвать ее на части, телом – вдавить в кресло автомобиля. Забыв про то, что они находятся в машине, стоящей возле подъезда женщины-врача, Покровский сорвал тонкий кашемировый свитер с обезумевшей от такого напора Инны и жадно приник к полной душистой груди. Инна застонала, что послужило для мужчины сигналом к следующему действию. Властная рука проникла в черные брючки женщины и начала ласки влажного нежного лона. Сильнейший оргазм сотряс хрупкое тело пассажирки, а через несколько мгновений она доставила неземное наслаждение своему спутнику. Мужчина и женщина приходили в себя – они смотрели друг на друга и не верили в происходящее. Наконец Инна натянула на себя поднятый с пола свитер и хрипло произнесла: «Пойдем ко мне». Мужчина плотоядно улыбнулся и вышел из машины. У него начиналась вторая молодость.

Глава 11

Через полтора месяца прилетели Зоя и Галина Павловна. Девочка очень соскучилась по отцу, поэтому, когда открылась входная дверь, она кинулась на шею Гене и вдруг заметила женщину, стоящую позади.

– Это кто? – Девочка тут же изменилась в лице.

– Малыш, познакомься, это моя подруга Инна. – Гена привлек к себе дочь и поцеловал ее в лобик.

– Она что, будет жить у нас?

– Пока она пришла к нам в гости, – улыбнулся мужчина и представил, что через несколько часов он опять овладеет этой страстной жаркой женщиной.

Для него вдруг отошла на второй план вся его предыдущая жизнь: дочь, сын, телевидение – все стало неважно. Теперь все свободное время Покровский проводил либо в больнице, где работала Инна, пытаясь хоть как-то наверстать упущенные возможности практической медицины, либо в любых укромных местах, желая восполнить такое длительное отсутствие сексуальной жизни. И даже когда отец бывал дома, он витал в своих мыслях и не видел, что Зоя стала сама не своя.

– Геннадий Матвеевич, – пыталась обратить внимание отца на ребенка няня, – с девочкой что-то происходит. Она перестала с нами общаться, с Арсением постоянно ругается, ее оценки стали намного хуже, а про пение я вообще молчу. А вещи… Ее вещи постоянно пахнут табаком – девочка курит. Надо что-то делать.

– Я поговорю с ней, – отвечал Покровский и снова уходил в свою новую яркую жизнь, которой он был лишен долгих 16 лет.

Прошло восемь месяцев. Арсений оканчивал школу и шел на золотую медаль. Мальчик упорно готовился к поступлению в медицинский вуз, причем хотел это сделать без помощи отца, который, безусловно, имел связи и мог лишить сына нервотрепки, связанной со вступительными экзаменами. Но и Геннадий, и Арсений понимали, что врач – это человек, отвечающий за жизни других людей, поэтому рассчитывать с самого момента поступления и до конца всей своей карьеры придется только на самого себя. Но если сын не приносил никаких хлопот семье, то с Зоей дела обстояли намного хуже. С момента возвращения из Иркутска девочка очень изменилась. С ней стало сложно разговаривать: она то ластилась к отцу и не отпускала его от себя ни на шаг, особенно в те редкие дни, когда Инна не приезжала в гости, то грубила, правда, если уж грубила, то попадало всем. Больнее всего девушка обижала Арсения, хотя тот души не чаял в своей сестре. И снова няня шла к Покровскому, чтобы поговорить:

– Геннадий Матвеевич, может, ее психологу показать?

– Это просто подростковый период, – отвечал отец, отправляя в этот момент сообщение своей женщине.

– Может, и подростковый, но ситуация-то нездоровая, – продолжала настаивать пожилая женщина. – Девочка ревнует вас. Женились бы вы на Инне, что ли? Может, тогда Зоечка станет смотреть на вас по-другому.

– По-другому? – переспросил Геннадий. – Что вы имеете в виду?

– Мне кажется, что она видит в вас мужчину, а не отца, – вздохнула Галина Павловна. – Зря Борис Львович все девочке рассказал, зря…

– Ну что вы выдумываете? – усмехнулся отец. – Она же еще ребенок, всего четырнадцать с половиной лет.

– Раньше в это время уже женщинами становились… И она теперь такая же – взрослая и дитя одновременно. И ей сейчас очень тяжело: ведь она вас любит, но знает, что вы ей не отец, поэтому в голове все перемешалось.

– И вы считаете, что женитьба поможет? – поинтересовался Покровский, хотя и сам подумывал о том, чтобы создать с Инной семью.

– Может быть, – ответила няня, хотя было видно, что сомнения ее гложут.

– Я подумаю, – пообещал мужчина и направился к дочери в комнату.

Зоя сидела на кровати и рассматривала журналы.

– Давай поговорим, дочка, – предложил Покровский.

– О чем? – язвительно спросила та. – О твоей всепоглощающей любви?

– Малышка моя, – ласково погладил девушку отец, – ты всегда была и будешь моей самой любимой девочкой. Я знаю, что последние события потрясли тебя, да и меня тоже, и жизнь твоя изменилась, но моя любовь к тебе вечна.

– Я люблю тебя, – прошептала Зоя, глядя Геннадию в глаза.

– И я тебя люблю, дочка, – ответил Покровский.

– Ты так ничего и не понял, – промолвила девушка и, отвернувшись к стене, разрыдалась. Сердце Гены разрывалось от жалости к этой маленькой худенькой брюнеточке, которая волею судьбы стала его дочерью. Он схватил хрупкое тельце, прижал к себе и начал укачивать рыдающую дочь, как ребенка. Через какое-то время Зоя затихла и заснула. Мужчина накрыл девочку одеялом и вышел из комнаты.

Думать о женитьбе Геннадию долго не пришлось – через неделю Инна сообщила, что беременна. Радости мужчины не было предела – наконец-то у него будет свой ребенок, в полной мере свой, зачатый им и его любимой женщиной в порыве осознанной страсти. Решив скрыть до поры до времени интересное положение невесты, пара подала заявление в ЗАГС и стала готовиться к торжеству. Галина Павловна активно принимала участие в организации торжества, а дети устранились от этой темы. Арсению было просто не до этого – он целыми днями просиживал над учебниками, готовился к экзаменам и читал всю доступную ему литературу профессиональной тематики, а Зоя злилась, почти не выходила из своей комнаты и отказывалась разговаривать и с отцом, и с братом, и с будущей мачехой. Лишь няню она допускала к себе.

Свадьба и праздничный банкет прошли великолепно, и только Зоечка не видела этого. Перед таким важным событием в жизни ее отца у девушки поднялась высокая температура, которую не могли сбить ни сам Геннадий, ни Арсений, ни приглашенные Покровским врачи. Галина Павловна осталась с больной, хотя ей очень хотелось поприсутствовать там, куда было вложено так много ее сил и стараний. Именно в тот день няня обнаружила, что ее Зайка отказывается от еды, даже от куриного бульона, но решила не настаивать. Она вытирала потный белый лобик девочки влажными полотенцами, поила ее горячим чаем и целовала тонкие пальчики, а девочка лишь на минутку открывала потускневшие глаза и тут же закрывала их.

В доме наступила мертвая тишина.

Глава 12

– Неужели именно с нашей свадьбы Зоя перестала есть? – испуганно спросила Инна.

– Похоже, что да, – тоскливо ответил Геннадий. – Галина Павловна, вы не помните, не изменились ли Зоины привычки за то время, что мы были в свадебном путешествии?

– Привычки? – няня задумалась. – Ну, Зоя перестала выходить на кухню и старалась есть в комнате. Я, правда, думала, что это из-за того, что вас нет дома, а со мной и Арсюшей ей неинтересно.

– Боюсь, тут другая причина, – сказал Покровский и провел пальцем по тексту лежащего перед ним справочника. Вот послушайте: «Девочки-подростки часто используют одинаковые отговорки, позволяющие им избежать приема пищи. Чаще всего употребляются следующие предлоги: «поела у подруги», «была в кафе», «поем в своей комнате».

– Боже, именно это она постоянно и говорила – воскликнула Галина Павловна. – И как я могла не понять, что дело зашло так далеко?

– Но она иногда ела с нами, – вспомнил Арсений. – Точно говорю, потому что все наши совместные ужины я помню. Она набрасывалась на еду как ненормальная и ела в несколько раз больше меня.

– Я боюсь, что это тоже проявление болезни, – обеспокоенно посмотрел на сына Геннадий. – После такого обильного поглощения пищи больные, страдающие анорексией, потом бегут в уборную, где вызывают у себя рвоту.

– Рвоту? – молодой человек был изумлен. – Я думал, что у нее диарея.

– Нет, к сожалению, это не диарея, это анорексия.

– Но ведь нас не было два месяца, как она могла продержаться так долго совсем без еды? – удивилась беременная жена.

– Нет, Зоя часто пила чай, ела обезжиренный творог, легкие йогурты… И вареные овощи, – уверенно сказала няня. – Наверное, именно они поддерживали ее силы.

– Но что же случилось потом? – терзался Покровский. – Если она ела кисломолочные продукты и пила чай, то ее организм не мог быть до такой степени обезвожен и истощен. Значит, есть еще какая-то причина.

– Боюсь, эта причина во мне, – покраснев, признался Арсений. – Мне очень стыдно признаваться в этом, но молчать, когда здоровье сестры в опасности, я не могу. Пока вас не было, мы с Зоей начали хорошо общаться. Мы часто проводили время вместе, иногда – в ее комнате, иногда – в моей. В тот день мы поругались: она кричала, что у нее очень толстые ноги, а я ее убеждал, что она фантастически красива. В итоге Зоя обозвала меня простолюдином и лохом, и я вышел из комнаты, хлопнув дверью. Через какое-то время мне стало стыдно, ведь ее это на самом деле мучает, и я решил помириться с Зойкой. Чтобы показать сестре, какая у нее потрясающая фигура, я накачал в Интернете разных картинок полуобнаженных моделей. Я думал, что если девочка посмотрит на себя в зеркало, а потом на фотографии общепризнанных красавиц, то она увидит, что ее фигура ничем не отличается от их. Я позвал сестру, а она мне в ответ лишь нагрубила, и я вернулся в комнату. Пока я искал эти фотографии, я наткнулся на сайты с порно. Обиженный на Зою, я сел снова за компьютер и открыл первый попавшийся эпизод. Увиденное меня очень возбудило, и я стал удовлетворять себя. Мне было очень приятно, я стонал и был близок к завершению процесса. В этот момент в комнату зашла Зайка. Я развернулся в кресле и кончил прямо у нее на глазах. Зойка выскочила из комнаты, я побежал за ней, но не догнал. Но я слышал, что ее долго рвало в туалете… Я вообще не знаю, как она пережила это… Я же ее брат… А она такое увидела…

– Арсений, – тихо сказал Геннадий, – ты ей не брат, и она прекрасно об этом знает.

– Не брат? – Глаза юноши стали похожи на огромные блюдца. – Как?

– Я потом тебе расскажу все, – устало произнес отец. – Но, видимо, ты прав… Именно ее рвота и дальнейшее голодание привели к заболеванию. Только не казни себя, сынок. Твоей вины тут нет. Зоя не увидела ничего такого, о чем она не знала раньше.

– Папа, прости меня, – простонал мальчик.

– Успокойся, тебе не за что просить прощения, – ответил отец и закрыл всю литературу, лежащую у него на столе. – У Зои сложные обстоятельства жизни, и она запуталась. Все, что связано с любовью, у нее стало вызывать только отрицательные эмоции. Мы все так или иначе виноваты в случившемся, и вместе с тем никто в этом не виноват. Теперь будем думать, что делать дальше. Вы идите спать, а я поищу кого-нибудь, кто работает с такими проблемами и может мне помочь. Слава Богу, врачебный мир достаточно узок и мне хорошо знаком.

Покровский зашел в кабинет. Арсений готовился ко сну.

– Сынок, я тебе не помешаю? – спросил Геннадий.

– Нет, пап, конечно нет, – ответил юноша и лег на диван.

Мужчина сел за свой рабочий стол, достал все записные книжки, визитки, клочки бумаг, пытаясь найти того, кто поможет его дочери. Он долго перебирал имена, фамилии и должности людей, с которыми работал или общался в течение последних 15 лет, пока вдруг не всплыла тема диплома его однокурсника: «Нервная анорексия – важнейшая проблема подростковой психиатрии».

– Давид! – воскликнул Гена и ударил себя рукой по лбу. – Как я мог забыть об этом великом балагуре?!

Хотя забыть было немудрено, ведь пока писался диплом, юный студент качал на руках крошку-дочь и мало общался со сверстниками. «Где же он сейчас? – размышлял мужчина. – Я ни разу не столкнулся с ним нигде и ни при каких обстоятельствах. Что с ним? Жив ли он?»

– Арсений, – позвал сына Покровский. – Твоя мама общалась с однокурсниками?

– С кем-то общалась, – отозвался мальчик. – У нее была старая записная книжка, еще студенческая, там была информация обо всем вашем курсе. Она методично ее изменяла, если узнавала новый адрес или телефон, при этом могла сама не звонить и не встречаться. Именно так она нашла тебя…

– Ты знаешь, где эта книжка? – судорожно спросил отец.

– В той квартире, наверное, – отозвался сын. – Раз в сумке, которую нам отдали, не было ничего похожего.