Пляска смерти Стриндберг Август

Глава третья

Через полтора часа мы припарковались на служебной стоянке за «Цирком проклятых». Натэниел помог мне нанести тени на веки. Он умел смешать десяток различных цветов и сделать так, будто никакой краски на мне нет, а глаза становятся неотразимыми. Практика у него была – он собственные глаза разрисовывал для сцены. Мое платье – это на самом деле был юбочный костюм. Черный плотный материал, такой, что пистолет в кобуре на пояснице не просвечивал через темную ткань. Как и нож в наспинных ножнах – рукоять скрывалась под волосами. Крест я оставила в бардачке, поскольку шансы, что никто сегодня не попытается «случайно» воздействовать на меня вампирской силой, оценивались где-то между исчезающими и нулевыми. Да, они наши «друзья», но все равно каждый из них – мастер города, а я – Истребительница. Кто-нибудь не сможет подавить искушение меня испытать, ну хоть чуть-чуть. Как когда руку жмут слишком сильно. Но такое «рукопожатие» может оставить на теле ожог, а второй крестообразный шрам мне не нужен.

Оба моих мужчины были в итальянских костюмах, сшитых на заказ. Натэниел в черном, с голубой рубашкой светлее его глаз, галстук – сочный лиловый шелк. Волосы он заплел в косу, и создавалась иллюзия, что они короткие – пока не замечаешь, что коса до лодыжек. Черные кожаные туфли сияли, и под длинными штанинами не видно было, что носков на нем нет. Мика – в сером с тонкой черной ниткой. Рубашка зеленая с желтыми тонами, почти как оттенок его глаз. В зависимости от освещения эта рубашка подчеркивала либо зеленое, либо желтое, и цвет глаз менялся почти с каждым вздохом. Эффект был отличный.

Я шла в кроссовках, но пара туфель с четырехдюймовыми каблуками у меня с собой в сумке была. Четыре дюйма, с открытыми пятками, и со шнуровкой на лодыжках. Когда Жан-Клоду не удалось меня убедить надеть что-нибудь более вызывающее, мы в качестве компромисса сошлись на совершенно непрактичной обуви. Хотя, как ни странно, неудобными туфли не были. То есть с виду они казались неудобными, а на деле такими не были. А может, это я наконец научилась на каблуках ходить. Трудами Жан-Клода. Ладно, надену эти туфли, когда по лестнице спущусь, до выхода к гостям.

У меня был ключ от новой задней двери «Цирка проклятых», и больше не надо ждать, пока кто-нибудь нас пустит внутрь. Наконец-то!

Я повернула ключ, услышала щелчок замка, и тут дверь стала открываться внутрь. В «Цирке проклятых» последнее время отличная охрана, поскольку мы договорились с местной стаей крысолюдов, но сейчас не крысолюд открыл нам дверь, а вервольф.

Грэхэм был настолько высок и мускулист, что пройти мимо него, не отодвинув с дороги, было бы невозможно. Он секунду простоял, глядя на меня, на нас, наверное, хотя что-то в этом ощущалось личное. Идеально прямые черные волосы живописно спадали на карие глаза и при этом были острижены очень, очень коротко, так что оставшаяся обнаженной мощная линия шеи как-то странно искушала. Глаза у него были чуть раскосые в уголках – я теперь знала, что глаза и волосы у него от матери-японки, но остальное все было от отца – отставного военного моряка очень, очень нордического вида.

Грэхем был единственным из всех известных мне ликантропов, которого родители как-то навещали на работе. Поскольку обычной его работой была охрана «Запретного плода» – стриптиз-клуба вампиров и оборотней, – такой визит не мог не быть интересным.

Какой-то миг я думала, что Грэхем так и останется в дверях и заставит меня мимо себя протискиваться. Но я так подумала только на минутку, и он тоже. Я уже была почти уверена, что он отодвинется, даст нам пройти, но тут подошел Мика и встал чуть впереди меня.

– Грэхем, отодвинься немного.

Он это сказал без угрозы, даже потусторонней энергии не призывал. Даже интонацию просьбы добавил, но все равно Грэхем потемнел лицом.

Я видела, как он об этом думает – думает насчет не отодвинуться. Он уже был одет, как будет одета вся охрана сегодня вечером: черные слаксы, черная футболка, хотя ему бы футболку надо на размер больше – эта на нем будто держалась с трудом; казалось, согнись он чуть сильнее, чем надо, и она порвется. Мика рядом с ним казался хрупким.

А Мика чуть ослабил свой жесткий контроль, дал силе, живущей в нем, чуть прошелестеть в воздухе. У меня по коже мурашки побежали. И голос у Мики стал ниже, глубже, с едва заметным намеком на рычание.

– Мы – Нимир-Радж и Нимир-Ра, а ты – нет. Отойди.

– Я волк, а не леопард, у тебя нет надо мной власти.

Он действительно напрягся, будто готовясь к схватке.

Я решила, что хватит.

– Но у меня над тобой власть есть, Грэхем.

Он не сводил глаз с Мики, будто я угрозы не представляла. Слишком много было причин, почему Грэхем не превратился из телохранителя в мой аперитив.

То, что он меня в упор не видел, меня достало, и первые струйки злости разбудили во мне то, что у меня заменяло зверя. Теплый щекочущий прилив силы пробежал у меня по коже и затанцевал среди окружающих меня мужчин. Я не была истинным оборотнем, поскольку перекидываться не умела, но у меня в крови жили четыре разных штамма ликантропии. Если подцепить ликантропию какого-то вида, от остальных сразу приобретаешь иммунитет – более одной болезни в крови носить невозможно, – но у меня это было так. Медицински невозможно, но анализы крови не лгут. У меня в крови жили волк, леопард, лев и еще какой-то загадочный штамм, который медики не могли определить. Все это плюс еще некоторые метафизические невозможности означало, что у меня есть сила, которую я могу призвать. И к случаю использовать.

Натэниел потер руками плечи:

– Анита, полегче.

Он был прав. Поскольку перекидываться я не умею, то призвать зверя я могу, а вот завершить вызов как положено – нет, и это получалось как эпилептический припадок. Не слишком приятно, и платье будет погублено. Однако Грэхем меня достал. Много чем достал.

Вызванная энергия заставила его посмотреть на меня, и впервые вспомнить, что я – не просто симпатичная задница, за которую он хочет подержаться, но пока что не вышло.

– Я – лупа твоей стаи, Грэхем, пока Ричард не выберет другой подруги. – Я шагнула вперед, и Мика отступил, давая мне место. Я продолжала идти, вталкивая свою силу в это высокое мощное тело, и потому Грэхему пришлось отступить. – Но Больверком клана Тронной скалы я и после этого останусь, Грэхем. Всегда я буду исполнителем злых дел для твоего Ульфрика, твоего царя волков. И я – палач маленьких волчишек-оборотней, которые не помнят свое место. Кажется, ты как раз об этом забыл.

Я загнала его между ящиками кладовой. Он по дороге зацепил головой свисающую с потолка лампу, она закачалась, разгоняя по кладовой тени и темноту.

Я стала ощущать часть своей личности, которая появилась как зверь Ричарда, но теперь как-то стала моей, и сейчас металась где-то под поверхностью сознания. Будто я сама – клетка в зоопарке, а зверь бегает вдоль решетки. Бегает, и не нравится это ему. В западне, и всей душой рвется на свободу.

Я пошатнулась, Мика и Натэниел подхватили меня раньше, чем Грэхем мог бы ко мне прикоснуться.

– Не трогай ее! – зарычал Мика.

– Она вызвала волка, – пояснил Натэниел, – и если сейчас другой волк ее коснется, ей труднее будет удержать его в узде.

Я вцепилась в них, в двух моих котов, ткнулась лицом в теплую шею Мики, вдохнула его аромат. Но под этим теплым запахом его самого, ароматом его одеколона, ощущался резкий мускусный запах леопарда. Он помог прогнать волка, помог мне овладеть собой.

Грэхем рухнул на колени, склонив голову.

– Прости мне, лупа. Я забылся.

– Не размеры создают доминанта, Грэхем, а сила. Ты ниже меня в нашей стае. Ты всегда будешь ниже Мики, потому что он – вожак другого народа, у которого с волками договор. И ты будешь обращаться с ним соответственно, или в следующий раз с тобой будет говорить не лупа, а Больверк.

Он испуганно поднял глаза, будто не ожидал от меня этих последних слов. Он вел игру, а я вдруг подняла ставки так высоко, что игра резко перестала ему нравиться. Может быть, я не стала бы вспоминать о Больверке, если бы не нервничала так из-за возможной беременности. А может, просто Грэхем меня достал.

Раз Натэниел был повышен от pomme de sang в моего подвластного зверя, то мне понадобился новый pomme de sang. Жан-Клод и еще несколько вампиров посовещались глубокомысленно и наконец пришли к выводу, что не зря зверь, отвечающий на зов, слуга-человек и pomme de sang – это три разных должности. Первые двое так сильно связаны с тобой метафизически, что питать тебя они не могут – это как есть собственную руку. Можно, если хочешь, но за это есть своя цена. Брюхо наполняется, но энергия тратится из иных мест. Элинор – одна из тех, кто по нашему приглашению приехал из Англии вступить в наш поцелуй вампиров, – догадалась, почему мне приходится так часто питаться от всех моих мужчин: почти все те, от кого я питаю ardeur, связаны со мной метафизически: Жан-Клод – как мой мастер, Ричард – как мой Ульфрик и подвластный зверь Жан-Клода. Мы – триумвират силы, но нам иногда нужно брать топливо вне этого триумвирата. Я случайно создала еще один триумвират силы с Натэниелом как подвластным зверем и Дамианом в качестве своего слуги-вампира (тоже, кстати, метафизически невозможно), и снова они перестали быть только пищей. Так что, сколько бы я от них ни «питалась», насытиться надолго я не могла. Ашер, правая рука Жан-Клода и наш возлюбленный, был пищей в полном смысле слова. Реквием тоже был бы ею, если бы я позволила себе с ним настоящий половой акт. Байрон оказался пищей в аварийной ситуации, и, если честно, не совсем мой тип, чтобы вводить его в свою спальню на постоянной основе. Секс со мной был ему приятен, но предпочитал он мальчиков. Я ничего не имела против быть у кого-то не самой главной возлюбленной, но быть половым извращением – это меня задевало.

Джейсон, pomme de sang Жан-Клода, был очень хорош во всех смыслах, но кормить каждый день и меня, и Жан-Клода он не мог. Кто-то один был мне нужен на эту должность, или даже двое, пока я не научусь лучше управлять ardeur'ом.

Грэхем был одним из тех, кого Жан-Клод мне порекомендовал вызвать на «интервью» как кандидата в pomme de sang. Жан-Клод считал, что если бы эти «интервью» я проводила чуть более интимно, сейчас у меня уже был бы новый pomme de sang. И называл меня упрямой. Ашер называл меня глупой – за отказ воспользоваться такой возможностью. Может, это и было глупо. Я не сказала Ронни, что все мужчины моей жизни составили для меня шорт-лист других мужчин как кандидатов на испытание – она бы еще больше разозлилась, потому что если бы Луи ей сделал такое щедрое предложение, она бы на седьмом небе была от счастья. Но я – не Ронни, и то, что обрадовало бы ее, меня сильно смущало.

Из всех мужчин, которые приходили в мою постель просто спать и обниматься, Грэхем был самый настойчивый. Он ясно дал понять, что хочет большего, чем я собираюсь дать. Конечно, не будь я такой упрямой, он бы тоже сейчас участвовал в конкурсе возможных папочек… от этой мысли я вся похолодела. Вот еще довод в пользу того, чтобы не трахаться со всеми, с кем в одной койке оказываешься.

– Лупа, я молю о прощении. – Лицо его все еще было перепуганным от моего упоминания о Больверке, но слова – слова не были словами мольбы. На самом-то деле. У волков молить о прощении можно единственным образом – куда более близким и интимным, чем мне хотелось бы от Грэхема, но если бы я запретила такой жест, между нами возникла бы трещина, которая могла бы расти и в результате повредить стае Ричарда. Вот, блин.

– Молишь? Тогда моли, Грэхем.

В моих словах не звучала неловкость – звучала злость. Злость – это мой вечный щит. Я пытаюсь научиться прятаться за чем-нибудь другим, но злость все равно остается моим щитом испытанным и верным, и сейчас она тоже помогла.

Он встал, возвышаясь надо мной. Такой широкоплечий, мускулистый, большой – а на лице страх. Наконец-то он поверил, что я могу сделать ему больно, если он меня из себя выведет. И что у меня будет право делать ему больно. Надо сказать, видеть страх на его лице не было неприятно – он сам на это напросился. Мы хотели по-хорошему – Мика, Натэниел и я, но некоторые просто не понимают хорошего обращения. Что ж, на такой случай всегда найдутся альтернативы.

Он мог воспользоваться жестом подчинения, когда берут в объятия, но предпочел сделать это так, как мне было когда-то показано: легко коснулся моего лица пальцами – так, чтобы удержать равновесие. Будь мы на публике, он бы очень-очень бережно прикоснулся губами к моим губам, но мы не были на публике, а значит, будет нечто более интересное.

Он наклонился надо мной, и эта прелюдия была слишком для меня похожа на поцелуй.

У меня возникло желание отстраниться, но я для Грэхема была доминатом. Доминант не шарахается от подчиненного, насколько бы больше тот ни был. Речь не идет о величине или физической силе, речь о том, кто круче, а Грэхем при всех своих размерах не был в этом коллективе самым крутым. Даже и близко не был.

Он нагибался, нагибался, его рот повис над моим, я уже чувствовала его теплое дыхание на губах. Наверное, даже в последнюю секунду он еще думал насчет украсть поцелуй, которого я ему не давала, но понимал, что делать этого не стоит. И сделал он то, что ему полагалось делать, хотя, если честно, поцелуй бы меня смутил меньше… по крайней мере, в некоторых отношениях.

Ему полагалось лизнуть меня в нижнюю губу – аналог жеста, который подчиненный волк демонстрирует доминанту. Этот жест имитирует пищевое поведение щенят. Но что там ни говори, а это не отменяет факта, что его пальцы нежно касались моих щек и дыхание грело мне губы. Кончик языка коснулся моей губы и скользнул по ней – мокрый, скользкий, чувственный, влажнее, чем был бы первый настоящий поцелуй. Влажный, как будто я выпила вина и размазала немного по нижней губе. Как раз настолько, чтобы я вынуждена была облизнуть губу, повторив его жест. Будто пила прикосновение его рта.

Он вздрогнул, и дыхание его задрожало в воздухе.

– Это было хорошо.

– Для тебя это должно было быть просьбой о прощении, обращенной к лупе твоей стаи.

Но мой голос слегка дрожал, и близко не было в нем нужной твердости.

У него на лице мелькнула улыбка – разрушающая имидж крутого до кончиков ногтей парня и возвращающая Грэхему его возраст. Ему еще только будет двадцать пять.

– Я действительно прошу прощения, но все равно это больше, чем ты мне когда-либо позволяла.

Я покачала головой и прошла мимо него, Мика и Натэниел за мной. Натэниел нес сумку, где среди прочего был и тест на беременность. Когда он вышел из аптеки, я поняла, почему я откладывала покупку – от нее вся проблема становилась более реальной. Глупо, но правда.

– Ты спал со мной в одной постели, Грэхем, – бросила я через плечо, направляясь к большой двери в подземелье.

– Спать – это не то, чего бы мне хотелось, – ответил он.

Я остановилась перед дверью, повернулась и просто посмотрела на него. Мои мужчины разошлись на шаг в стороны, чтобы ему было виднее.

Грэхем глядел на меня, глаза его всматривались в меня из-под слишком длинной челки. Как зверь, затаившийся в траве. Верхний слой челки не был так длинен, когда мы впервые встретились.

– Грэхем, сегодня мне эта твоя ерунда не нужна никак.

– Отчего ты всегда на меня злишься?

– Не всегда, Грэхем.

– Если ты на меня не злишься, отчего ты так меня невзлюбила?

– Я не невзлюбила тебя, Грэхем, просто не хочу тебе давать. И имею право не хотеть, даже если тебе хочется трахнуть меня.

– Так не надо мне давать, просто накорми от меня ardeur. Так, как ты месяцами кормила его от Натэниела, без акта.

Я покачала головой:

– Подвергать страсти ardeur'а кого-то, кого я не хочу держать при себе, я не стану. Это жестоко.

– Ardeur – это самое сильное оргиастическое переживание, которое любая из линий вампиров может дать смертному. – Лицо Грэхема было полно такого желания, руки его протянулись в воздух, будто могли оттуда извлечь ardeur и прижать к себе. – Я только хотел знать, каково это. Настоящее, а не жалкие обрывки, которые достались мне случайно. Чем это плохо, Анита? Почему нельзя такого хотеть?

– Она боится, что ты на это подсядешь, – сказал Мика тихо.

Грэхем потряс головой:

– Я никогда в жизни ни на что не подсаживался.

– Везет тебе, – сказал Натэниел.

– Пожалуйста, Анита, не корми ardeur на чужих. Не надо звать чужих, когда есть прямо здесь люди, готовые почти на все, чтобы напитать твою нужду.

Я застонала – скорее это был вопль досады, – пошла к двери, открыла ее, и мы пошли вниз по каменным ступеням вниз, вниз, туда, где был истинный дом Мастера города.

Ступени были слишком широки, слишком… не найти слова, что слишком, будто их вырезали не для тех, кто ходит на двух ногах. Идти по ним было всегда неудобно, почему я еще и не переобула кроссовки. Мика все равно взял меня за руку, и я не возразила. Если Грэхему покажется, что мне нужна помощь при спуске по лестнице, так пусть идет в… то есть не идет. Сегодня мне нужно успокаивающее прикосновение.

Натэниел остался с другой стороны от меня, но за правую руку не пытался меня взять: эта рука мне нужна свободной для пистолета или ножа. Да, эти вампиры считаются друзьями Жан-Клода, но они не мои друзья. Пока что.

Мы вышли на площадку перед самым поворотом лестницы. Поворот здесь слепой, но если упрешься в дальнюю стену, слепота продлится недолго.

– Подождите! – сказал позади Грэхем. – Подождите, пожалуйста! Я должен идти первым.

Мы обернулись. Он шел за нами, на несколько ступеней выше и улыбался почти нервозной улыбкой.

– Я же телохранитель.

Я оглядела его с ног до головы и спросила:

– У тебя с собой?

Он вздохнул:

– Нет. Ричард говорит, что мы достаточно опасны и без оружия.

Я покачала головой:

– Не тогда, когда оно есть у всех остальных, Грэхем. Серебряные пули не подпустят тебя настолько близко.

Он пожал массивными плечами:

– Ричард – Ульфрик. Если хочешь изменить правила, говори с ним. А я только делаю, что мне сказано.

Я вздохнула. Ричарда я люблю, люблю по-настоящему, но у нас с ним есть серьезные расхождения по некоторым вопросам.

Грэхем протиснулся мимо нас бочком, но остановился на ступеньку ниже площадки, не слишком радостно глянув вверх:

– Я надеялся, Жан-Клод сейчас уже будет с нами.

Я посмотрела на него недоуменно:

– В смысле – будет с нами? Жан-Клод ведь ждет нас с гостями внизу?

Он покачал головой:

– Там у нас происшествие наверху.

– Цирком управляет Ашер, и он наверняка может заняться любым происшествием.

Грэхем облизнул губы.

– Я не знаю подробностей, потому что меня оставили внизу ждать вас, но там Менг Дье выкинула какой-то номер. Да такой, что Ашеру пришлось позвать на помощь Жан-Клода.

Менг Дье – китайская миниатюрная куколка. С виду. Но она, как и я, своей упаковке не соответствует. В Сан-Франциско она была правой рукой мастера, пока Жан-Клод не позвал всех сотворенных им вампиров укрепить его оборону. Мастер Менг Дье был рад ее отпустить, поскольку считанные ночи отделяли его от дворцового переворота, в результате которого он стал бы мертвым, а Менг Дье – главной. Он даже отказался принять ее обратно, хотя Жан-Клод и предлагал.

Менг Дье хотела быть правой рукой Жан-Клода, но место было занято Ашером. Потом был хороший приток вампиров из Лондона – тамошний мастер сошел с ума, и его пришлось убить. Так что Менг Дье вдруг оказалась просто мастером в поцелуе вампиров, где этих мастеров было пруд пруди. Ей бы хватило силы стать третьей или даже второй, но при ее темпераменте не стоило так приближать ее к трону. Слишком опасна, слишком властолюбива.

– Какого черта она сейчас сделала? – спросила я.

– Не знаю, – пожал плечами Грэхем.

– Я думал, ты был у нее почти pomme de sang, – сказал Натэниел.

– Был.

– Кажется, ты за нее не очень волнуешься?

Он снова шевельнул массивными плечами.

– Она все обещает сделать меня или Клея своим pomme de sang, но очень не торопится с решением. И она продолжала трахаться с Реквиемом, пока он не начал ей отказывать.

– Реквием больше не делит ложе с Менг Дье?

– Нет.

Я нахмурилась:

– Он нашел себе новую подружку?

Грэхем снова нервно облизнул губы:

– Вроде того.

– Грэхем, я знаю эту твою физиономию – «я еще кое-что знаю, но не хочу говорить». Выкладывай все, и сразу.

Он снова вздохнул:

– Черт побери, раз ты не моя подружка, как это ты так легко меня читаешь?

Моя очередь была пожать плечами:

– Рассказывай давай.

– Реквием решил, что ты его отвергла в качестве pomme de sang потому, что он трахается с Менг Дье. Он сказал, что ты не та женщина, которая готова делиться своими мужчинами.

Я уж не знала, вопить, ругаться или хохотать.

– Менг Дье он это говорил? – спросила я.

– Не знаю. Мне сказал. И Клею.

– А ты говорил Менг Дье?

Он покачал головой:

– Не такой я дурак. Она плохие вести принимает куда хуже, чем ты.

– А Клей тоже не такой дурак?

– Ей сказал Реквием, – тихо вставил Мика.

Все оглянулись на него:

– Ты знал?

Он покачал головой:

– Он бы обязательно так поступил. Не чтобы создать проблему, а из честности.

Я подумала и согласилась:

– Черт, так бы он и сделал. Интересно, он ей сказал недавно?

– Ты ей тоже отказал? – спросил Натэниел у Грэхема.

Он снова мимолетно улыбнулся.

– Нет. Пусть у нее нет ardeur'а, но все равно секс восхитителен. Мне приходилось с вампирами спать, но не линии Белль Морт. Если Менг Дье – это образчик, что они могут в постели, то цель моей жизни – стать pomme de sang у кого-нибудь из них.

– Я думал, ты хотел быть pomme de sang у Аниты, – сказал Натэниел.

Грэхем спохватился, как человек, который сказал больше, чем хотел.

– Если бы Анита утолила от меня ardeur, хоть один раз, может, я бы никогда не глянул на другую женщину, но до тех пор…

Он не договорил, но стало ясно, почему Грэхем не так сильно за меня конкурирует. Ему нужна была не я, а мой ardeur. Если бы какая-нибудь вампирша из Лондона несла в себе ardeur, он бы гонялся за ней, а не за мной – или и за ней, и за мной. Не слишком лестный факт – для него. Или для меня.

– А до тех пор ты не хочешь закрывать себе никакие возможности, – сказала я.

Он пожал плечами:

– Я все свои возможности отдал ради Менг Дье, а она держала на поводке еще Клея и Реквиема. Я делил ее с Клеем, чего никогда раньше не было. – На миг его лицо стало печальным, но тут же это прошло. Непонятно, то ли не слишком он и грустил, то ли отогнал эту грусть усилием воли. – Анита ради меня никого из своих ребят не прогонит. Так чего же мне отказаться от всего и всех ради всего лишь шанса оказаться в ее постели? Шанса, даже не уверенности.

– Я не просила Реквиема жертвовать ради меня своим либидо.

– Ты никогда никого не просишь ни от кого отказываться ради тебя, – ответил Грэхем, – но кто этого не сделает, с тем ты не спишь.

А вот это было несколько ближе к правде, чем мне приятно было слышать. Да, я не просила Реквиема порвать с Менг Дье, но то, что он ее трахает, было пунктом против него. Почему? Во-первых, потому что она мне просто не нравится. Во-вторых, потому что Грэхем прав: я своими мужчинами не делюсь. С другими женщинами – во всяком случае. И то, что я от них ожидаю, чтобы они согласились делить меня с примерно полудюжиной других мужчин, это… ну, несправедливо. То есть никак не справедливо.

Глава четвертая

Лестница кончилась в небольшой комнатке с дверью в противоположной стене. Тяжелое дерево и металл этой двери наводили на мысль о подземной тюрьме, а перед дверью стоял Клей – вервольф и телохранитель. К нам он подошел поспешно, что было нехорошо. И выражение его лица ни о чем хорошем не говорило – он был встревожен.

А вот у Грэхема вид был полностью деловой – просто идеал телохранителя. Когда он сосредоточивался на деле, а не на мысли залезть мне в трусы, он был одним из лучших волков в охране.

– В чем дело? – спросил он.

Клей покачал головой:

– Жан-Клода с вами нет?

Он спросил таким тоном, будто знал ответ.

– Нет, – ответил Грэхем.

– В чем дело? – спросила я. Может, если повторить вопрос достаточно много раз, он на него ответит.

– Ни в чем. – Он посмотрел на меня и улыбнулся извиняющейся улыбкой. – Ни в чем, кроме того, что у нас там полная комната гостей и никого нет из хозяев. Только я и еще четыре телохранителя. Нам даже не разрешено предложить гостям выпить в отсутствие кого-либо из доминантов.

– Ты волнуешься, потому что выходит, будто мы – плохие хозяева? – спросил Мика.

Снова та же извиняющаяся улыбка. Клей кивнул:

– Да, похоже, что так.

Клей был ростом с Грэхема, только волосы у него были светлые, волнистые и растрепанные. Грэхем за своим внешним видом следил, тратя на это время, а Клею было наплевать. Неряхой он не был, просто ходил как ему удобнее. Одет он был в тот же костюм – черное на черном, но к брюкам надел черные кроссовки, а не туфли. Выглядел он хорошо, но явно ему было неуютно без привычных джинсов. Я его понимала.

– Глупо, – сказал он, – но действительно, вечер начинается неудачно. В смысле, что Жан-Клод получает сообщение и должен бежать. Мастера городов – они пока нормально себя ведут, но две женщины начинают обмениваться колкостями. Телохранители – или еда, или кто они вообще, – стоят рядом, и вид у них мрачный, или соблазнительно-надутый. Такое ощущение, что дело может пойти плохо, если никого не найдем, кто поможет сохранить мир.

Последнее я восприняла серьезно. Клей работал охранником в «Запретном плоде», и умел высмотреть любую заварушку раньше, чем она начиналась. Бесценное для клуба качество.

– Что все-таки сделала Менг Дье, что Ашер именно сегодня послал за Жан-Клодом? – спросила я.

Он вздохнул:

– Точно не знаю, но что-то очень неприятное, иначе бы Ашер не стал вызывать Жан-Клода из общества других Мастеров.

Я могла бы открыть свои метки и узнать, что сейчас делает Жан-Клод, но он меня предупредил, что при новых вампирах в городе делать этого не надо. Во-первых, мы пытались скрыть кое-какие из моих сил, во-вторых, Жан-Клод не был на сто процентов уверен, что никто из других мастеров городов не сможет услышать такое наше общение. «Такой вид общения», – сказал он. Так что, кроме чрезвычайных ситуаций, прямое общение разума с разумом применять не стоит, пока они в городе.

Помощь моя ему нужна? Нет. Против Менг Дье – нет. Она злобная и сильная, но не настолько сильная. Кроме того, я верила в ее разум: она не устроит такого безобразия, что наказанием за него может быть только смерть. Как у большинства старых вампиров, в глубине души у нее главный приоритет – выжить.

Мика смотрел на меня, будто следя за моими рассуждениями. А вслух он сказал:

– Жан-Клод и Ашер смогут справиться.

– Ты мои мысли читаешь? – спросила я.

Он улыбнулся – улыбка у него чарующая.

– Я читаю твое лицо.

– Только этого не хватало.

Он приподнял брови и пожал плечами – дескать, извини.

Натэниел спросил:

– А как это вы оба до сих пор хотите стать pomme de sang у Менг Дье? Она ненадежна.

Грэхем рассмеялся – резкий, громкий звук, почти пугающий.

– Ненадежна! Я не потому хочу быть ее pomme de sang, что она надежна. Я хочу им быть, потому что с ней мы изумительно трахаемся.

Клей пожал плечами:

– Я ее люблю. По крайней мере, думал, что люблю.

– Как-то неуверенно говоришь, – сказал Натэниел.

– Жан-Клод заставил нас обоих пару раз спать в одной постели с Анитой и с тобой. Менг Дье расстроилась, но не особенно. Думаю, потому, что знала: мы вернемся. Знала, что она мне слишком дорога, чтобы меня сманили. Потом Реквием ей отказал, решив, что из-за нее Анита не выберет его своим следующим pomme de sang. – На лице Клея отразилось что-то похожее на страдание. – И она сорвалась с цепи. Жан-Клод выдрал нас из ее кровати, заставил спать с тобой, и она по этому поводу не парится. А потеря Реквиема задела ее сильнее, чем потеря нас двоих.

Я смотрела на выражение его светлых глаз – он был задет. Действительно она ему очень не безразлична. Черт бы побрал.

– Некоторые женщины, особенно линии Белль Морт, очень, очень остро воспринимают отказы. У вас не было выбора – Жан-Клод сказал лезть в койку, и вы послушались. Реквием оставил ее по собственной воле. А это некоторых женщин – и мужчин – задевает глубоко.