Генералы шального азарта Сухов Евгений
– Устали? – участливо спросил Генка.
– Есть немного, – ответил Лев Михайлович.
– Может, перекусите с дороги? – предложил парень. – У нас здесь очень хорошая буфетная.
– Да? – пожал плечами Жаржевский. – Пожалуй, что не помешает.
Генка проводил его до нумера, а когда тот, переодевшись, вышел в коридор, довел его до буфетной.
– Вот, прошу вас, – вытянул он вперед руку, приглашая войти, и незаметно кивнул Ксюхе. Та точно так же кивнула в ответ.
Коммивояжер Жаржевский вошел – и с этого момента подпал под чары Ксюши. Вернее, у девушки неопытной и чары были не очень, но ежели очень приспичило, так подпадешь под самый незамысловатый шарм.
Буфетчица показалась Льву Михайловичу прехорошенькой. Впрочем, она и была таковой. К тому же в женщине, пусть даже молоденькой и неопытной, привычка очаровывать мужчин заложена самой природой (змея ведь тоже существо безгрешное, и яду она не выпрашивает: его она получает от рождения). И когда красота и очарование сливаются с обаянием, ни один мужчина устоять перед этим не может…
– Что желаете? – бархатно произнесла Ксюша и миловидно улыбнулась. – Устали, поди, с дороги.
– Есть такое дело, – улыбнулся в ответ Лев Михайлович.
– Тогда присядьте, – еще милее улыбнулась Ксюша. – Во-он за тот столик, – указала она на столик у окна. – Я сейчас вас обслужу.
Жаржевский прошел к столику и присел. До этого он успел несколько раз кинуть взор на грудь девушки, и она показалась ему совершенной.
«Вот бы потрогать ее, – подумалось Льву Михайловичу. – Верно, упругая! А еще лучше, поцеловать. Прямо в сосочек, который потом затвердеет, как… Ух ты, накатило!» – почувствовал он в своем организме значительные изменения.
Коммивояжер Жаржевский поерзал, устраиваясь поудобнее, а мысли его уже мчались далее, а фантазии становились все смелее. Что там какой-то девичий сосочек…
– Итак, мы можем вас угостить жареными фазанами, пастетом из гусиной печенки, расстегаями, пирогами с грибами и кашей, царской ухой, ежели пожелаете, отварной телятиной и фаршированной щукой.
– Вот! – воскликнул Лев Михайлович. – Щука будет в самый раз. Непременно фаршированная.
– Вино? – поинтересовалась Ксения.
– Нет, то есть, конечно же, да, – поправился Жаржевский, впавший в некоторое замешательство из-за чувств, бурливших внутри него. – Малага у вас есть?
Этот дворянский напиток в буфетной имелся. А как же без него! Без него и душистой мадеры и буфетная не буфетная, а просто столовая для неимущих граждан…
– Конечно, – при этих словах Ксения так посмотрела на коммивояжера, что его беспокойная плоть причинила ему неудобства еще на целый дюйм.
Кажется, девушка сама удивилась своему взгляду. Ведь он получился обещающим ласку, радость и наслаждение. Так иногда смотрят на мужчин женщины, когда хотят дать понять, что они абсолютно не против соития. То есть слияния тел, после которого следует наступление неги. Такой взгляд получился у нее впервые. Так Капа-Ксения еще никогда ни на кого не смотрела…
Щука была великолепна. С ядреным чесночком, свежей зеленью и хорошо проваренной кашей.
Лев Михайлович облизывал пальчики и все время посматривал на девушку. Иногда их взгляды встречались, и тогда Ксения загадочно улыбалась и не сразу отводила взгляд.
Последний посетитель, потягивавший пиво с раками за угловым столиком, напился и наелся и отвалил, торжественно и неспешно неся впереди себя живот, подобно тому, как грузчики носят особо ценные тяжелые вещи – наклонившись назад и мелко ступая раздвинутыми вширь ногами.
В буфетной, кроме коммивояжера и Ксюши, никого не осталось.
«А что, может, попробовать? – задал сам себе вопрос Лев Михайлович. – Девица явно мне симпатизирует, почему бы и не попробовать… К тому же молода, свежа. Не каждый день такая глазки строит».
Он дожевал и проглотил последний кусок фаршированной щуки, сделал большой глоток малаги и, немного помедлив, спросил:
– А вы не могли бы присесть со мной?
Вопрос не был из разряда неожиданных, но Ксюша все же вздрогнула. Не сразу, но она ответила:
– Да, пожалуйста… Если вы желаете.
Выйдя из-за стойки, она поправила на себе платье, тронула зачем-то наколку на голове и подошла.
– Присаживайтесь…
Жаржевский был сама вежливость и предупредительность:
– Что вы предпочитаете: конфекты или пирожные?
Ксения, всего-то несколько раз в жизни пробовавшая конфекты и лишь однажды эклеры, ответила:
– Пирожные.
– Прекрасно! Тогда прошу: принесите за столик четыре пирожных. Два мне и два себе.
– Благодарю вас, – ответила Ксения и, немного смутившись, вернулась в буфетную и принесла затем четыре пирожных на фарфоровом блюдце.
– Кушайте, что же вы, – произнес Лев Михайлович и принялся наблюдать за тем, как девушка, мелко откусывая, поедала пирожное. Когда она, кусая, показывала чистые белые зубки, коммивояжер все более и более возбуждался. Черт побери, до чего же она была хороша в этой своей девичьей непосредственности!
– Наверное, вам здесь довольно скучно живется, – начал он разговор издалека. – Монотонная работа, посетители всякие, суета…
– Да, немного скушно, – согласилась Ксения, скривив чуток красивые губки.
– Наверное, хочется развлечений и веселия разного, ведь вы девушка молодая, красивая, – продолжал наступление тихой сапой Лев Михайлович. – Сколько вам лет, простите?
– Семнадцать, – соврала Ксюша.
– Ну вот, – улыбнулся Жаржевский и сладко посмотрел на девушку. – В таком возрасте только и надо, что веселиться. А вы вынуждены прислуживать в буфетной. Это в высшей степени несправедливо. Вы не находите?
– Так что же делать? – просто спросила Ксения и принялась за второе пирожное. Оно, как ей показалось, было намного вкуснее первого.
Коммивояжер просто умилился такой естественности. К умилению примешивалась похоть, и он решил, что настала пора брать быка за рога. Ксения представлялась легкой добычей, ведь опытному мужчине охмурить и увлечь молодую простушку особого труда не составляет, не правда ли?
– Что делать?.. А я вам отвечу: принимать все, что дарует вам щедрая судьба, – быстро произнес Жаржевский. – В том числе новых знакомых, которые желают вам только счастья и намерены оказать вам свое участие и доброту…
С этими словами Лев Михайлович взял ладонь Ксении в свою и выразительно посмотрел девушке в глаза.
– Вы прелесть, милая, – тихо произнес он. – Вы просто чудо. Будь у меня такая девушка, как вы, я бы ничего для нее не пожалел. За ее доброту ко мне и расположение, – добавил он, искоса глянув на девушку.
– А что бы вы не пожалели? – медленно высвобождая свою руку, произнесла Ксения и хитро посмотрела в глаза коммивояжера.
– Да ничего не пожалел бы, – воскликнул Лев Михайлович, нутром почувствовав скорую победу.
– А точнее? – прищурила глаза девушка.
– Точнее? – Жаржевский какое-то мгновение решался, а потом страстно выдохнул: – Золотой браслет, к примеру. Рубиновые бусы. Еще сережки с изумрудами. Бриллиантовую брошь. Да что хотите…
– Да?! – глаза у Ксюши стали размером с блюдце. – И все это вы мне можете подарить?
– Ну-у… не то чтобы вот так взять и подарить, – немного замялся Лев Михайлович. – Но что-то из вышеперечисленного вполне может стать вашим, если вы… – он судорожно сглотнул, – не откажетесь пройти со мной в мой нумер, чтобы… чтобы все это примерить, – наконец, закончил коммивояжер свою тираду. Ведь пригласить девушку в свой нумер – это уже полдела. А там уже пойдет по накатанной…
– Прошу вас, прошу, – Лев Михайлович галантно растворил дверь своего нумера, пропуская в него Ксению. – Вот мои апартаменты. Как изволите видеть, они несколько не соответствуют тому, чтобы приглашать такую очаровательную девушку, как вы… Впрочем, зачем я вам все это говорю? Вы ведь и без меня все это видели и прекрасно знаете.
Он немного нервно засмеялся, не зная, куда девать руки. Будь Ксения постарше и опытней, он бы не тушевался и тотчас принялся бы обниматься с ней, лаская ладонями её тело. Поцелуи, взаимные прикосновения, то да се… Но Ксения была очень молода, и форсирование событий могло ее напугать (еще сбежит, чего доброго!). Следовало вести себя поделикатнее, чтобы подвести к завершающему приятному финалу.
Ксения вошла, и краска стыда залила ее щеки. Она еще никогда не входила в нумер к мужчине, разве чтобы убраться, да и то в его отсутствие. Теперь же был совершенно иной момент, и она чувствовала, что этот коммивояжер хочет от нее того же, чего хотел на постоялом дворе в Подольске ее отчим. Это пугало.
До какой степени она может уступать мужчине? Что он от нее потребует?
А если Генка зазевается? А если коммивояжер закроет дверь на ключ? Впрочем, вторые ключи от всех нумеров у Генки имелись. Но все равно, быстрее бы все это закончилось…
– Вот, пожалуйста, – Жаржевский достал чемодан из хорошей кожи и открыл его крохотным ключом, – смотри и любуйся. – С этими словами он стал выкладывать на постель броши, портсигары, цепочки, сережки и браслеты. – Смотри, милая, смотри, хорошая моя…
Он усадил Ксюшу на кровать и сам присел рядом. От него пыхало жаром, словно от деревенской печки, и Ксюша сделала попытку отодвинуться, но Лев Михайлович предупредительно приобнял ее за талию и удержал возле себя:
– Что тебе нравится здесь больше всего?
Конечно, здесь было на что посмотреть. Ведь ничего подобного девушка не видела и тем паче никогда не имела. Перстенек и эмалевая брошка, оставшиеся после маменьки, не шли ни в какое сравнение с богатством, что было разложено сейчас мужчиной на покрывале. Золото, изумрудные каменья и тусклый свет, исходящий от жемчужных бус, кружили голову. Вот бы все это было ее…
– Все нравится, – ответила Ксюша и взяла в руки бриллиантовую брошь. – Вот, брошь, к примеру.
– А у тебя губа не дура, – засмеялся Жаржевский, любуясь лицом Ксюши и пододвигаясь ближе. – Хочешь примерить?
– А можно? – спросила Ксюша.
– Конечно! – энергично воскликнул Лев Михайлович, прижавшись к девушке. – Тебе все можно, дорогуша.
Ксения стала примеривать брошь на фартук.
– Сними его, – сказал Жоржевский.
– Чего снять? – не поняла будто бы девушка.
– Фартук свой сними. Разве брильянтовые броши носят на фартуках? Это же нонсенс!
Ксения послушно сняла фартук и прицепила брошь. Потом прошлась по комнате, поглядывая то на брошь, то на Жаржевского. Ее платье в оборках, ладно облегающее девичью фигурку, привело коммивояжера в восхищение. Тем более что, глядя на это платье, многое просто не нужно было домысливать.
– Прелесть! – не уставал восторгаться Ксенией Лев Михайлович. – Ты просто прелесть, милочка моя!
– Спасибо, господин хороший.
Ксения потупилась и принялась отстегивать брошь.
– Не торопись, милая, – остановил ее Жаржевский. – Хочешь, чтобы эта драгоценная брошь была твоей?
– Конечно, хочу! – ответила Ксения, не веря своим ушам. – А разве это возможно?!
– Возможно, еще как возможно, – сладко улыбнулся Лев Михайлович. – Но для этого ты должна будешь кое-что для меня сделать…
– Что? – спросила Ксения и замерла.
В разговоре с Генкой был обозначен предел ее действий. Крайняя граница. Естественно, о лишении девичьей чести не было и разговора. Как не было разговора и о том, чтобы раздеваться или дать себя раздеть клиэнту догола. Но вот снять платье и остаться в нижней юбке и панталонах – это допускалось…
– Ты должна быть со мной ласкова, – произнес Жаржевский и цепко посмотрел Ксении в глаза. – Я ведь не сделал тебе ничего плохого?
– Ничего, – согласно ответила Ксюша.
– Правильно. Я и не собираюсь делать тебе ничего плохого. Просто… – он сглотнул, – иди ко мне…
Ксения неловко подошла к коммивояжеру и остановилась от него в двух шагах.
– Ближе, – потребовал он.
Ксения сделала шаг.
– Ну, душечка моя, подойди ближе, – почти взмолился Лев Михайлович, очевидно, не в силах более сдерживать себя. – Сядь мне на колени.
Ксения медлила.
– Прошу тебя…
Она осторожно присела ему на колени и почувствовала, как что-то твердое уткнулось ей в ногу.
– Сними платье.
– Что вы такое говорите? – не очень уверенно произнесла девушка.
– Ты хочешь, чтобы брошь стала твоей? – задыхаясь, произнес Жаржевский.
– Хочу, – быстро ответила Ксюша.
– Тогда сними платье. Я хочу посмотреть на тебя… в неглиже. Это все, что мне от тебя нужно.
Он снова сглотнул.
Ксения поднялась и принялась стаскивать с себя платье. Она слушала тяжелое сопение коммивояжера и боялась, что он сейчас начнет ее лапать.
Так оно, собственно, и произошло. Лев Михайлович, очарованный тем, что девушка осталась без платья, в одной короткой нижней юбке, из-под которой на два дюйма выставлялись кружевные панталоны, рывком поднялся с постели и заключил ее в объятия. Он целовал ее лицо, ласкал грудь, теребил упругие ягодицы и, распаляясь все больше и больше, пытался добраться до самого сокровенного, что имеется у девушки. Ксения, как могла, изо всех сил сжимала колени, однако толстая ладонь Жаржевского медленно, но верно продвигалась к намеченной цели.
– Милая, – бормотал коммивояжер, похоже, совершенно потерявший от вожделения голову, – славная моя, хорошая. Ну, чего тебе стоит… – Он почти молил… – Приласкай меня… Дай мне тебя потрогать. Ведь не убудет же у тебя. За это у тебя будет подарок – брошь, которая тебе так понравилась. Ну же, сладенькая моя…
Жаржевский схватил ее руку и прижал к низу своего живота. Ксения ужаснулась: неужели такая штуковина может поместиться в ее сокровенном месте? Да еще полностью? Быть не может!
– Ну же, девочка моя, ну…
Он все сильнее прижимал ее ладонь к своей плоти. Невероятно, но его возбуждение понемногу начало передаваться и ей. Нельзя сказать, что он нравился Капе-Ксюше, но во всей этой ситуации было нечто такое, отчего у нее закружилась голова, и внизу живота сделалось влажно. Потом как-то так случилось, что она перестала сжимать колени, и ладонь Жаржевского достигла, наконец, вожделенного места. Когда это случилось, горячая волна захлестнула ее с головы до пят, и она уже не имела ни сил, ни желания сопротивляться мужчине.
– Девочка, девочка моя, сладкая моя… – зашептал Жаржевский, будто в бреду, и в это время дверь нумера широко распахнулась.
Поначалу коммивояжер ничего не заметил и, громко сопя, продолжал свои действия. Его палец уже коснулся охраняющих вместилище жестких завитков, отчего по телу Ксении побежали сладкие мурашки, когда Генка, нахмурившись и напустив на себя грозный вид, громко произнес:
– Эт-то что такое здесь происходит?!
– Ой, – вскрикнула от неожиданности Ксения (это правда, она тоже забылась, и все, о чем говорили они с Генкой, вылетело из головы) и отпрянула от коммивояжера. А Лев Михайлович, еще не вполне понимая, что произошло, уставился потемневшими от страсти глазами на вошедшего Генку.
– Чт-то… вам здесь нужно? – кое-как совладал с собой он.
– Что?! – подпрыгнул на месте Геннадий. – Он еще спрашивает, что мне здесь нужно?!
Его возмущению не было границ. Кажется, он негодовал взаправду.
– Да, сударь, я вас спрашиваю, что вам здесь нужно?! – повторил уже полностью пришедший в себя Лев Михайлович. Его естество, потеряв всякий интерес к происходящему, мгновенно впало в дрему, и пелена вожделения улетучилась. Жаржевский снова стал зрячим. Теперь перед Генкой стоял уже не сгорающий от страсти к девице любовник, а разгневанный мужчина, в нумер которого ворвался, несмотря на ночное время, незваный гостиничный служка. Причем ворвался в буквальном смысле слова, без стука и не спрашивая разрешения, что делать, согласно гостиничному уставу, категорически запрещалось… – По-о-отруди-и-итесь-ка ответить!
– А вы, господин хороший, потрудитесь ответить, что это вы проделывали здесь, в своем нумере, с моей несовершеннолетней сестрой! – взорвался Генка и приблизился к коммивояжеру явно не для того, чтобы с ним расцеловаться или предложить сыграть в подкидного.
Последняя реплика «брата» озадачила Льва Михайловича. Он скользнул взглядом по девушке, сжавшейся в робкий комочек, и решил, что, пожалуй, придется откупаться. Ведь ежели «брат» разнесет о случае в гостинице, как говорится, по городам и весям, то это может крепко подпортить его репутацию.
– Я не знал, что это ваша сестра, – уже примирительно произнес он. – Но готов загладить возникшую неловкость… красненькой.
– Что? – вскинулся Генка. – Червонец за такое семейное оскорбление?! Может, мне сейчас сбегать в участок к квартальному надзирателю, чтобы он пришел и разобрался, что к чему?
Дело принимало скверный оборот. Обращение гостиничного служки к квартальному надзирателю, явно здесь прикормленному, грозило, по меньшей мере, отступными в пятьдесят рублей. И это в лучшем случае…
– Хорошо, хорошо, – заставил себя улыбнуться Жаржевский. – Зачем же сразу бежать к квартальному? Мы с вами вполне можем сами разобраться… Полюбовно.
– Полюбовно – это как? – продолжал наседать Генка.
– Это тридцать рублей, – быстро ответил коммивояжер. И, невольно вздохнув, добавил: – Еще вот. Вашей сестре.
С этими словами Лев Михайлович выбрал из горки высыпанных на постель дорогих безделушек колечко с рубином и протянул его Ксюше.
– И все? – наглел на глазах Генка. – За попытку надругательства над моей сестрой вы предлагаете тридцать рублей и дешевое кольцо?
– Какое надругательство? – вознегодовал Лев Михайлович. – Да она по собственной воле пришла ко мне в номер! На аркане ее, если хотите знать, никто не тащил…
– Так и было? – нахмурил брови Генка, уставившись на «сестру».
– Нет, – Ксюша отрицательно мотнула головой и, отняв руки, которыми она прикрывала грудь, погрозила Жаржевскому пальцем: – Как вам не стыдно обманывать, господин хороший! А еще пожилой человек.
Гневные слова, готовые уже было вырваться наружу, перепутались, и вместо фразы, скажем, «Да как вы смеете!», оформились в единственный выдох:
– Сколько?
– Сто рублей, – не моргнув глазом, ответил вконец обнаглевший Генка.
Ксения даже вздрогнула от этих слов и опасливо покосилась на «брата», который, на ее взгляд, явно «перебарщивал». Но Генка ответил на ее взгляд невозмутимым взором и добавил, указав на бриллиантовую брошь:
– И вот это…
– Что?! – взвился коммивояжер.
– Еще вот эту брошь, – спокойно произнес Геннадий, холодно глядя прямо в коммивояжерские глаза. – В качестве моральной компенсации моей сестре за нанесенное оскорбление. Согласитесь, посягательство на девичью честь есть несомненное оскорбление, и стоит оно недешево. В полицейском участке за это спросили бы с вас гораздо дороже.
– Однако… – начал было нетвердо Лев Михайлович, но Генка его оборвал:
– Иначе я иду в участок.
Первое «дело» Ксении и Генки успешно завершалось.
Коммивояжер Лев Михайлович Жаржевский, скрипя зубами и проклиная себя последними словами за то, что поддался влиянию зова плоти, вместо того чтобы думать головой, выдал Геннадию сто рублей ассигнациями и вручил Ксении бриллиантовую брошь. При этом он не смотрел в ее глаза, а ежели бы посмотрел, то не смог бы не заметить смешливых искорок и явного ублаготворения.
Девушка, что перед ним стояла, была уже не той простушкой, каковой была еще несколько часов назад. В ее голове, да и во всем миропонимании произошли за два с небольшим часа такие серьезные изменения, каковые у иных девиц и дам не происходят и за двадцать лет (а то и за всю жизнь). Оказалось, что деньги можно делать из воздуха. Надо просто использовать для этой цели человеческий страх и слабости, играя на них, как на балалайке или мандолине.
Коммивояжер Жаржевский, не дожидаясь утра, съехал, дав себе крепкий зарок объезжать это место за версту и уж тем паче никогда не останавливаться здесь… даже на тарелку горохового супа.
Глава 3
Аппетит приходит во время еды
Второй случай не заставил себя долго ждать…
Когда этот пожилой господин, важно неся перед собой огромный живот, вошел в буфетную, тотчас за ним показался Генка. Мигнув, он сразу исчез. Ксения поправила белоснежную наколку, одернула фартук и улыбнулась:
– Чего желаете?
– Севрюжки, пожалуй, – важно ответил господин с животом и так посмотрел на Ксению, словно собирался скушать и ее в качестве десерта.
Ксения исполнила заказ и затихла, как хищник, скрадывающий добычу.
В общем-то, мужчины все весьма примитивные существа. Разгадать, что у них на уме, ничего не стоит. Надо только пару раз встретиться с ними взглядом и услышать в ответ парочку фраз. И можно сделать безошибочный вывод: хочет вас мужчина или еще нет. А если нет, то мгновенно включается некий затаенный механизм обольщения, причем полученная легкая или тяжелая (это уж от ситуации) обида (вас почему-то не хотят) многократно усиливает этот механизм.
В случае с господином с животом все было предельно ясно: если ему дать понять о своей доступности, то господин этот ваш! Но надлежало его не спугнуть, ибо мужчины, несмотря на развитую мускулатуру (у некоторых), народ весьма и весьма боязливый, особливо с женщинами и собаками. Поэтому Ксения и заняла выжидательную позицию, предопределяя господину с животом самому сделать первый шаг.
– Вам понравилось? – спросила Ксения, когда тот откушал сытной севрюжки и запил ее красным вином. – Не желаете ли еще что-нибудь?
Она сахарно улыбнулась и остановила на новом постояльце добрый и ласковый взгляд. Теперь она могла нарочно делать его таковым. Научилась Ксюша и обещать взглядом, делая глаза смеющимися – так, всего-то самую малость – и придав им чуточку нежности…
– Нет, благодарю вас, – ответил господин. Теперь ему вроде бы можно было уходить в свой нумер, дабы предаться отдыху, а то и вовсе отойти ко сну, но он почему-то медлил. Ксения уже знала почему и всячески поощряла его взглядом…
– Погоды-то нынче какие неустойчивые, а? – произнес господин с животом и выжидающе посмотрел на Ксению.
– И не говорите, – охотно поддержала разговор Ксения. – То ветер, то зной.
– Да-а, – протянул постоялец, видимо, не находя новой темы для разговора. – Надворный советник Сысоев, – представился он, дабы пауза казалась не слишком утомительной. – Арнольд Артамонович.
– Очень приятно, – сделала за стойкой неглубокий книксен девушка. – Ксения Михайловна Балабанова.
– Да? – удивленно промолвил надворный советник. – Уж ли не Михаила ли Демьяныча дочка? Царство ему небесное.
– Нет, – понурила хорошенькую головку Ксения. – Я сирота.
Арнольду Артамоновичу тут же захотелось погладить девушку по головке и плечам и вообще как-то «пожалеть», как он это сам понимал. А понимал он так: привести девушку в свой нумер, разговорить, представить себя лучшим другом и советчиком, а потом уложить в постелю и предаться с ней неге и наслаждению, шепча всякие ласковые слова, что-то вроде «все будет хорошо» и «Бог воздаст».
– Понимаю вас, – сокрушенно покачал головой Арнольд Артамонович. – Я и сам, знаете ли…
Здесь он хотел добавить «полный сирота», но не стал искушать Бога, так как и по сию пору благополучно проживала в своем имении Мокрая Выпь его матушка Настасья Евлампиевна, а батюшка его, Артамон Сергеевич, преставился всего-то три года назад, когда Арнольду Артамоновичу стукнуло сорок четыре. А потом, в его возрасте остаться сиротой – дело обычное.
– Да? – посмотрела на него Ксюша, как сестры смотрят на своих любимых братьев. – Значит, и вы тоже?
Господину надворному советнику Сысоеву ничего не оставалось делать, как только согласно покачать головой и несколько раз сморгнуть, будто бы отгоняя докучливую слезу.
В отличие от Арнольда Артамоновича, глаза Ксюши мгновенно наполнились влагой (этому ей выучиваться было не надо, все как-то получалось само собой – достаточно было вспомнить, как однажды поломалась шпилька от волос). Барышня всхлипнула и отвернулась, будто бы стесняясь перед посторонним человеком своих слез, что привело господина надворного советника в чрезвычайное умиление. Ему тоже захотелось поплакать вместе с девушкой, после чего, сделавшись ее лучшим другом, увести её немедленно в свой нумер.
– Ксения Михайловна, вам нехорошо? – участливо спросил надворный советник Сысоев, не сводя взгляда с прелестной девичьей шейки. – Может, пройдемте ко мне в нумер? Я дам вам несколько советов, которые выстрадал сам, путем, так сказать, проживания некоторого отрезка своей жизни… Есть здесь кому заменить вас?
– Есть, – еле слышно ответила Ксюша и повернулась к Сысоеву. – Вы очень добры ко мне, Арнольд…
– Артамонович, – подсказал девушке надворный советник. И добавил: – Для друзей можно просто Арнольд.
– Хорошо, Арнольд.
Ксения бросила короткий взгляд на Сысоева, и он остолбенел, прочитав в этом взгляде уважение и восхищение. Она им восхищалась! А это значило, что у него все получится…
Советы девушкам лучше всего давать в отдельных кабинетах, а не за буфетной стойкой. В этом господин надворный советник был совершенно прав. Ибо совет тогда по-настоящему полезен, когда предоставлен не на скорую руку, а обстоятельно, в заповедной тишине, когда можно, держась за руки (а лучше сжимая девицу за плечи), нашептывать на ушко премудрые слова. Безо всякого умысла, конечно, и подоплеки…
В нумере Арнольда Артамоновича тускло светил единственный ночничок.
Когда они вошли в комнату, Сысоев незаметно для Ксении запер дверь. Вернее, надворный советник думал, что незаметно. Ксения этому значения не придала, потому как у Генки были ключи от всех гостиничных нумеров, а от нумера Сысоева, надо думать, он уже держал наготове.
Они прошли до дивана, и Арнольд Артамонович бережно усадил девушку возле себя.
– Ксюша, – ласково начал надворный советник. – Вы ведь позволите так вас называть?
– Конечно, Арнольд Артамонович, – кивнула она головой.
– Дорогая Ксюша, – вложив в свои слова еще большие чувства, сказал Сысоев. – Жизнь, знаете ли, штука сложная. Она как бы испытывает нас на прочность, проверяет все время. И мы должны стойко переносить все невзгоды, которые выпадают на нашу долю. – Он заглянул в ее глаза. – Но бывают в жизни и счастливые моменты, когда она посылает нам друзей, которые всегда могут прийти на помощь. У вас есть такие друзья?
– Нет, – чуть помедлив, ответила Ксения.
– Это очень и очень печально… – Арнольд Артамонович придвинулся ближе к девушке, касаясь ее своим толстым бедром. – Без друзей, которые в любую минуту могут оказать вам помощь и утешить, жизнь трудна, если не сказать, жестока. Хотите, я буду вашим другом?
– Да.
– Тогда вы должны быть откровенны со мной.
Ксения опять с восторгом посмотрела на Сысоева и произнесла:
– Вы милый.
– Благодарю.
С этими словами он обнял девушку и потянулся к ней с поцелуем. Ксения не противилась. Поцелуй в щечку можно было бы считать безобидным, ежели бы не ладонь мужчины, что оказалась на ее колене и медленно поползла вверх.
– Прелестница, – прошептал Арнольд Артамонович на ушко девушке и стал задирать платье. Сейчас, если она не возмутится, не отбросит его руку, можно будет сделать и все остальное. Надо только говорить, говорить, не давая девушке полностью осознать, что происходит. – Дорогуша… Я могу быть очень хорошим другом. Помогать тебе. Советом и даже материально. Конечно, в разумных пределах и по мере возможности. Но и ты должна быть добра ко мне. Ведь дружба – это исполнение обязанностей друг перед другом. И если один из друзей чего-то хочет, то другой просто-напросто обязан исполнить его просьбу. Не спрашивая, зачем это надо… Мы ведь друзья с тобой?
Ксения кивнула.
– Тогда сними платье.
– Это вы просите как друг? – удивленно подняла брови девушка.
– Разумеется! Только не подумай ничего плохого, просто в начале дружбы каждый из нас должен пройти своеобразную проверку, для того чтобы мы поняли, что нам можно доверять друг другу. Ты мне доверяешь?
– Да, – все так же тихо ответила Ксения.
– Тогда снимай платье. И помни, что это – просто проверка.
Потупив головку, Ксюша стянула с себя платье. Ее плечи поразили Арнольда Артамоновича своей мраморной белизной, которая при тусклом свете ночничка просто светилась. Завороженный открывшимся зрелищем, господин надворный советник снова принялся поглаживать ножку Ксении, а вторая его ладонь стала легонько мять грудь.
– Тебе хорошо? – с придыханием спросил Сысоев.
– Да, – просто ответила она.
– Сладко?
– Да.
– Друзья должны делать друг другу приятное…
Арнольд Артамонович приподнялся над Ксенией и стал раздевать ее дальше. Когда она осталась в одних кружевных панталонах и лифе, надворный советник был «готов».
– Милая, хорошая, – бормотал он почти в беспамятстве, потеряв над собой контроль.
Да и было от чего забыться. Ксения в своей девичьей красоте была прекрасна. Никогда в течение последних пятнадцати лет Арнольд Артамонович не испытывал такого блаженства, как в наступившую минуту. Он был женат, но его супружница с годами превратилась в почти бесформенную массу, до которой надворному советнику даже дотрагиваться не доставляло удовольствия. Не говоря уже о том, чтобы проделывать над обрюзгшей массой позволительные в супружестве интимные «упражнения».
А сейчас перед ним стояла богиня. Чиста. Невинна. И была невероятно свежа! От нее даже пахло как-то по-весеннему. Кажется, яблоневым цветом…
Нет, Арнольд Артамонович не кинулся на нее, аки разъяренный зверь. Он молча созерцал волшебную красоту, чтобы продлить блаженство и негу, охватившую его, как можно дольше. Потом медленно поднялся, подошел к девушке и, прижавшись к ней всем телом, особенно нижней его половиной, принялся ее целовать. Всю. Лицо, шею, грудь, колени…
Ксения стояла, запрокинув голову, и ей было приятно чувствовать на своей коже его губы. Но она пугалась того, что будет дальше. И призывала в мыслях Генку, чтобы он поскорее подоспел.
Читать бесплатно другие книги:
