Королевство грез Макнот Джудит

– Ваш муж, несомненно, проделывал кое-что подобное при осаде Клеймора, и пусть у него, в чем я уверен, не было личных мотивов и действовал он в высших интересах короны, крестьянам нет дела до мотивов дворян, когда война превращает их в нищих, война, в которой они ничего не выигрывают, но все теряют.

Дженни подумала о горских кланах, которые все дрались и дрались, не жалуясь на лишения, и озадаченно покачала головой.

– Здесь все по-другому.

– В отличие от членов ваших кланов, особенно горских, английские крестьяне не участвуют в дележе победной добычи, – пояснил брат Грегори, понимая ее затруднения и пытаясь растолковать. – По английским законам вся земля принадлежит королю. Король выделяет куски этой земли своим любимым дворянам в награду за верность или особые заслуги. Дворяне по собственному усмотрению выбирают место, где будут располагаться их владения, и потом от себя жалуют крестьянам земельный надел, в обмен на что вассалы должны отрабатывать два-три дня в неделю на полях господина или служить в замке. Разумеется, время от времени они также обязаны отдавать меру зерна иди других продуктов.

– Когда приходит война или голод, лорд морально – но не в силу закона – обязан защищать интересы своих слуг и вилланов. Иногда они так и делают, но обычно лишь в том случае, если им это выгодно.

Брат Грегори умолк, и Дженни медленно проговорила:

– Вы хотите сказать, они боятся, что муж мой не станет их защищать? Или что они ненавидят его за осаду Клеймора и выжженные поля?

– Ни то ни другое, – сокрушенно отвечал брат Грегори. – Крестьяне – большие философы и хорошо знают, что каждому поколению придется увидеть свои поля сожженными, когда лорд их ввяжется в драку с одним из себе подобных. Но что касается вашего мужа, дела обстоят совсем иначе.

– Иначе? – переспросила Дженни. – В каком смысле?

– Он посвятил войне всю свою жизнь, и они опасаются, что все враги его один за другим устремятся на Клеймор в жажде мести. Либо он сам навлечет их на свою голову из любви к битвам.

– Это смешно, – возразила она.

– Правда, но пройдет время, прежде чем они это поймут.

– А я думала, они будут гордиться, потому что ведь он… ведь для англичан он герой.

– Они гордятся. И чувствуют облегчение, и уверены, что в отличие от своего предшественника он захочет и сможет, если понадобится, защитить их. Сила и могущество дают ему тут немалое преимущество. На самом деле они преисполнены благоговения перед ним.

– А кажется, что они преисполнены ужаса, – горько заметила Дженни, вспоминая, как служанки вели себя в его присутствии.

– Верно, и на то есть особые причины.

– Не вижу я никаких особых причин, по которым им следовало бы его бояться, – с полной убежденностью заявила она.

– Да, но взгляните-ка их глазами: новым их господином стал человек, прозванный Волком в честь злобного, прожорливого зверя, который нападает и рвет свою жертву в клочья, пожирая ее. Больше того, легенда – не факт, а легенда – гласит, что у него нет жалости ни к кому, кто стоит у него на дороге. Став их лордом, он получил также право решать, какие налоги им придется платить; естественно, будет председательствовать в суде при разбирательствах, назначать наказания провинившимся – все это его право. Ну а теперь, – многозначительно посмотрел на нее брат Грегори, – пожелали бы вы, чтобы все это решал за вас такой человек, учитывая его репутацию безжалостного и жестокого?

Дженни разгневалась:

– Ох, но ведь он не безжалостен и не жесток. Будь он хоть вполовину так плох, нам с сестрой в его руках выпала бы не такая судьба, а гораздо хуже.

– Воистину, – согласился монах, улыбнувшись ей с оттенком гордости. – Остается теперь только ждать, пока муж ваш поживет какое-то время среди этих людей и они смогут вывести собственные заключения.

– По-вашему, получается все очень просто, – заключила Дженни, вставая и оправляя юбки. – И должно быть, так оно и есть. Надеюсь, долго ждать не придется, они скоро поймут, что он…

Дверь распахнулась, и оба они оглянулись как раз вовремя, чтобы увидеть, как на сердитом лице Ройса появляется облегчение.

– Никто не знал, куда вы подевались, – сказал он и зашагал к Дженнифер, зловеще громыхая сапогами по натертому деревянному полу церкви. – Впредь не исчезайте, не доложив кому-нибудь, куда направляетесь.

Брат Грегори бросил один-единственный взгляд на негодующее лицо Дженнифер и вежливо извинился. Как только дверь закрылась за ним, Дженни резко бросила:

– Я и не знала, что я здесь пленница.

– Зачем тебе понадобилось покидать замок? – поинтересовался Ройс, не потрудившись притвориться, будто не понял значения ее слов.

– Затем, что я хотела поговорить наедине с братом Грегори, – мрачно уведомила его Дженни. – Теперь твой черед ответить на мой вопрос. Почему мне запрещено покидать замок? Я у себя дома или в тюрьме? Я не собираюсь…

– Ты у себя дома, – перебил он, неожиданно усмехнулся, к полному ее замешательству, и добавил, тихонько и восхищенно фыркая: – И у тебя самые синие в мире глаза. Когда ты злишься, они становятся цвета мокрого синего бархата.

– Мокрого бархата? – кисло переспросила она, морща носик. – Мокрого бархата…

Белые зубы его сверкнули в широчайшей улыбке.

– Разве нет? А что я должен был сказать?

Улыбка была неотразимой, и Дженни поддалась его озорному настроению.

– Ну мог бы сказать, что они цвета… – она увидела большой сапфир, украшающий распятие, и предложила: – …сапфиров. Это неплохое сравнение.

– Ах, но сапфиры холодные, а глаза твои теплые и выразительные. Как, лучше? – хихикнул он, не слыша более возражений насчет мокрого бархата.

– Гораздо, – охотно согласилась она. – Не соблаговолишь ли продолжить?

– Комплименты?

– Конечно.

Губы его дрогнули от смеха.

– Очень хорошо. Ресницы твои напоминают мне черную от сажи метелку.

Развеселившаяся Дженни залилась мелодичным смехом.

– Метелку! – радостно хохотала она, укоризненно качая головой.

– Точно. А кожа твоя белая, мягкая, гладкая… Глядя на нее, я вспоминаю…

– Ну? – фыркая, подтолкнула она.

– Яйцо. Продолжать?

– О, пожалуйста, больше не надо, – пробормотала она сквозь смех.

– Как я понял, у меня ничего не вышло? – ухмыляясь, уточнил он.

– Я-то думала, – упрекнула она, задыхаясь, – что даже при английском дворе требуется хоть какое-то галантное обхождение. Ты что, никогда не бывал при дворе?

– Старался бывать как можно меньше, – мягко ответил он, но внимание его привлекли ее полные улыбающиеся губы, и Ройс без предупреждения сгреб Дженни в объятия, прижавшись к этим губам жадным, торопливым ртом.

Дженни охватывал сладостный, чувственный поток его желания, и она с усилием отвела губы. Взор его, уже потемневший от страсти, проникал в самую глубину ее глаз.

– Ты не сказал, почему, – дрожащим шепотом напомнила она, – мне запрещено покидать замок.

Ройс медленно погладил ее по плечам и снова склонил к ней голову.

– Только на несколько дней… – отвечал он, целуя ее после каждой фразы, – пока я не удостоверюсь, что за стенами… – он прижал ее крепче, – ничего не грозит.

Дженни отдалась невероятному наслаждению от поцелуев, ощущая, как его мускулистое тело напрягается от желания.

Солнце уже клонилось к закату, когда они пересекали двор по дороге к большому залу.

– Интересно, что тетушка Элинор задумала на ужин, – проговорила она, улыбаясь ему.

– В данный момент, – многозначительно заметил Ройс, – у меня разгорелся аппетит вовсе не на еду. Однако, раз уж о том зашла речь, скажи, твоя тетка и правда такая мастерица в поварских делах, как она утверждает?

Дженни искоса нерешительно взглянула на него:

– Честно сказать, не могу вспомнить, чтобы в нашем семействе ее когда-нибудь расхваливали за это. Ее всегда почитали за целебные снадобья; мудрые женщины со всей Шотландии прибывали к ней за мазями и отварами всяких сортов. Тетушка Элинор убеждена, что соответствующая еда, соответствующим образом приготовленная, излечивает всевозможные недуги и что некоторые продукты обладают особой лечебной силой.

Ройс сморщил нос:

– Лечебная еда? Не совсем то, что я имел в виду. – Он окинул ее оценивающим взглядом, словно ему что-то внезапно пришло в голову. – А ты разбираешься в готовке?

– Нисколечко, – весело откликнулась она. – Мой конек – ножницы.

Ройс громко прыснул со смеху, но появление сэра Альберта, шагавшего к ним через двор с еще более суровым, чем обычно, видом, положило конец веселью Дженни. Холодные глаза, изможденное тело, тонкие губы придавали внешности управляющего злобную жестокость, и Дженни вдруг безотчетно встревожилась.

– Ваша светлость, – обратился он к Ройсу, – виновник вчерашнего происшествия, швырнувший ком грязи, доставлен сюда. – Он указал жестом на кузню в дальнем конце двора, где два стражника держали с обеих сторон мальчишку с побелевшим лицом и собиралась толпа слуг. – Не поручите ли мне самому разобраться?

– Нет! – выпалила Дженни, не в силах побороть неприязнь к этому человеку.

Со слегка завуалированным раздражением во взгляде управляющий отвернулся от Дженнифер к Ройсу.

– Ваша светлость? – повторил он, не обращая на нее внимания.

– Я не знаком с гражданскими дисциплинарными мерами и процедурами, – сказал Ройс Дженнифер, явно уклоняясь от прямого ответа.

Они подходили к быстро растущей толпе, и Дженни обратила на мужа полные мольбы глаза, а в памяти ее звучали речи брата Грегори.

– Если ты разбираться не хочешь, я могу выступить вместо тебя, – лихорадочно вызвалась она. – Я с незапамятных времен наблюдала, как заседает в суде мой отец, и знаю, как это делается.

Ройс оглянулся на управляющего:

– Совершите обычные формальности, а жена моя вынесет приговор.

Сэр Альберт крепко стиснул зубы, но отвесил почтительный поклон:

– Как пожелаете, ваша светлость.

Толпа расступилась, пропуская их, и Дженни заметила, что все стоявшие со стороны Ройса отпрянули гораздо дальше, чем требовалось для прохода, стараясь держаться вне пределов его досягаемости.

Когда они вышли в центр широкого круга, сэр Альберт, не теряя времени, приготовился вершить правосудие. Сверля ледяным взглядом перепуганного парнишку, управляющий объявил:

– Ты виновен в злодейском нападении на госпожу Клеймора, в тягчайшем преступлении по английским законам, за которое должен был понести наказание еще вчера. Для тебя это было бы лучше, чем поджидать до сегодняшнего дня, – сурово заключил он, вселив в Дженни мимолетное ощущение, что сэр Альберт этим приговором превратил данную Ройсом отсрочку в умышленную пытку.

По щекам паренька лились слезы, а женщина с краю толпы, в которой Дженни мгновенно признала мать ребенка, закрыла лицо руками и принялась всхлипывать. Ее муж стоял рядом, окаменев, с болью глядя на сына.

– Ты отрицаешь это, мальчик? – отрывисто спросил сэр Альберт.

Мальчик с трясущимися от безмолвных рыданий худенькими плечиками отрицательно качнул опущенной головой.

– Говори!

– Н-н-н… – Он дернул плечом, утирая со щеки рукавом грязной рубахи унизительные слезы. – Нет.

– Так-то лучше, – почти мягко проговорил управляющий, – ибо, умерев с ложью на душе, ты заслужил бы вечное проклятие.

При упоминании о смерти всхлипывающая мать мальчика вырвалась из удерживавших ее рук мужа, бросилась к сыну, обняла, прижимая к груди его голову.

– Так убейте его и покончите с этим! – в отчаянии прокричала она, оглядываясь на вооруженных мечами стражей. – Не пугайте его! – задохнулась она, укачивая ребенка в объятиях. – Разве не видите, как он боится… – сокрушенно продолжала она стихающим до дрожащего шепота голосом. – Пожалуйста… я не хочу, чтобы он… боялся.

– Приведите священника, – бросил сэр Альберт.

– Я не совсем понимаю, – холодно перебил Ройс, отчего мать крепче прижала к себе сына и сильнее зарыдала, – зачем нам понадобилось слушать мессу в столь неподходящий момент.

– Священник необходим не для мессы, а для исповеди, – пояснил управляющий, не догадываясь, что Ройс нарочно ошибочно истолковал его требование послать за братом Грегори.

Обратившись к матери, сэр Альберт заметил:

– Я думал, твой сын-злодей, естественно, пожелает получить последние дары церкви.

Не в силах вымолвить слово сквозь слезы, женщина беспомощно кивнула.

– Нет! – рявкнул Ройс, но мать истерически взвизгнула:

– Да! Это его право! Он имеет право получить отпущение перед смертью!

– Если он и умрет, – бесстрастно и медленно молвил Ройс, – то лишь задохнувшись в ваших объятиях, мадам. Отойдите и дайте ребенку дышать.

Надежда мелькнула на ее лице… и угасла при взгляде на угрюмые лица в толпе.

– Что вы собираетесь с ним сделать, милорд?

– Это не мне решать, – сдержанно отвечал Ройс, вновь охваченный гневом при воспоминании, какими прозвищами они вчера награждали его жену. – Поскольку от руки его пострадала моя жена, она и решит.

Мать зажала рукой рот, устремив испуганный взгляд на Дженни, и та, не в силах больше смотреть, как несчастная женщина мучится неизвестностью, повернулась к мальчишке поспешно, почти дружелюбно спросила:

– Как тебя зовут?

Он смотрел на нее полными слез глазами, дрожа всем телом.

– Д-джейк, м-миледи…

– Понятно, – пробормотала Дженни, лихорадочно соображая, как поступил бы в таком случае ее отец.

Она знала, что проступок нельзя оставлять безнаказанным, чтобы не породить новых преступлений и не позволить людям счесть ее мужа слабым. С другой стороны, и суровость тут неуместна, особенно если учесть нежный возраст ребенка.

– Бывает, что иногда мы, будучи чем-нибудь очень взволнованы, совершаем нечто помимо своей воли. Разве не так было дело, когда ты швырнул кусок грязи? Может, ты не собирался в меня попасть?

Джейк дважды судорожно перевел дыхание, и кадык его прокатился вверх и вниз по длинному костлявому горлу.

– Я… я… – Он посмотрел в застывшее лицо герцога и с несчастным видом признался: – Я всегда попадаю в цель.

– Правда? – уточнила Дженни, выгадывая время в яростных поисках решения.

– Да, мэм, – подтвердил он мрачным шепотом. – Могу попасть камнем кролику между глаз и убить до смерти, если он так близко, что можно прицелиться. Я никогда не промахиваюсь.

– В самом деле? – с уважением переспросила Дженни. – Я один раз попробовала подбить кролика с сорока шагов и убила.

– Да ну? – с взаимным уважением переспросил Джейк.

– Да… Впрочем, не важно, – поспешно одернула она себя, заметив упрек в сухом взгляде Ройса. – Ты ведь не хотел убить меня? – спросила она и, чтобы глупый мальчишка не вздумал подтвердить, быстро добавила: – Я хочу сказать, ты ведь не хотел на веки веков запятнать свою душу грехом убийства?

На это он бешено замотал головой.

– Так что скорее всего ты просто поддался порыву, верно? – настаивала она, и, к несказанной ее радости, он наконец кивнул.

– И ты, конечно, гордился умением попадать в цель и, наверно, хотел всем хоть чуть-чуть его показать?

Он поколебался и снова судорожно кивнул.

– Ну вот видите! – заключила Дженни, оглядываясь на замершую в ожидании толпу, и с облегчением возвысила голос: – Он не задумывал серьезного зла и не питал преступных намерений. – Обернувшись к Джейку, она строго продолжила: – Однако тебе придется понести наказание, и раз уж ты такой меткий, по-моему, этому таланту надо найти лучшее применение. Итак, Джейк, в течение следующих двух месяцев ты каждое утро станешь помогать мужчинам охотиться. А когда не будет нужды в свежем мясе, тебе придется приходить в замок и помогать мне. За исключением воскресений, конечно. Если же твоим…

Дженни остановилась, обомлев, когда рыдающая мать мальчика бросилась к ее ногам, обхватила руками колени и простонала:

– Спасибо, миледи, спасибо… Вы святая… Благослови вас Господь… Спасибо…

– Нет, не надо, пожалуйста, – отчаянно протестовала Дженни, а потрясенная женщина схватила подол ее юбки и принялась целовать. Муж ее с шапкой в руках шагнул вперед, поднял жену и обратил на Дженни глаза, в которых блестели слезы.

– Если сын вам понадобится, чтобы помочь по хозяйству, – сказала она ему, – он может отбывать свое… э-э-э… наказание вместо этого на следующий день.

– Я… – сдавленно вымолвил он, потом прокашлялся, расправил плечи и с трогательным достоинством договорил: – …буду молиться за вас каждый день до конца своей жизни, миледи.

Улыбнувшись, она напомнила:

– Надеюсь, и за моего мужа тоже.

Отец мальчика побледнел, но сумел посмотреть в глаза разгневанного мрачного мужчины, стоящего рядом с Дженни, и довольно-таки искренне подтвердить:

– Ага, и за вас тоже, милорд.

Люди расходились в жутком безмолвии, бросая через плечо подозрительные взгляды на Дженни, которая уже сомневалась, не слишком ли это долго – два месяца. По дороге назад в зал Ройс был так молчалив, что она встревоженно посмотрела на него.

– Ты, кажется, удивился, – испытующе проговорила она, – когда я назначила два месяца.

– Удивился, – с ироничной насмешкой подтвердил он. – Мне на минутку показалось, что ты собираешься поздравить его с удачным попаданием в цель и пригласить отужинать с нами.

– По-твоему, я поступила чересчур мягко? – с облегчением допытывалась она, пока он открывал тяжелую дубовую дверь в зал и отступал, пропуская ее вперед.

– Не знаю. Я никогда не имел дела с крестьянами и не знаю, как наводить среди них порядок. Однако Пришему следовало бы лучше знать и не толковать о наказании смертью. Об этом не могло быть и речи.

– Он мне не нравится.

– Мне тоже. Он прежде был тут управляющим, и я его оставил. Пожалуй, пора поискать кого-нибудь на замену.

– Надеюсь, скоро? – настаивала Дженни.

– В настоящий момент, – заявил он, и она не заметила промелькнувшей в его глазах искорки, – у меня на уме более важные вещи.

– В самом деле? Какие же?

– Уложить тебя в постель, а потом поужинать – так-то вот.

– Вставай, соня. – Ленивый смешок Ройса разбудил Дженни. – Прекрасный вечер, – сообщил он, когда она перевернулась на спину и томно улыбнулась ему. – Для любви создана ночь, а сейчас… – он игриво ущипнул ее за ушко, – …пора ужинать.

К тому времени, как Ройс с Дженни спустились вниз, многие рыцари покончили с трапезой, и дополнительные столы были сложены и аккуратно поставлены на подобающее им место у стены. Лишь те, кто пользовался привилегией обедать за главным столом на помосте, кажется, не могли оторваться от яств.

– Где моя тетка? – спросила у них Дженни, когда Ройс усадил ее рядом с собой в центре стола.

– Отправилась на кухню велеть поварам приготовить на завтра побольше еды. По-моему, – с ухмылкой добавил сэр Юстас, – она просто не представляла себе, какой жуткий у нас аппетит, когда предлагаются вкусные блюда.

Дженни оглядела расставленные на столе подносы, большинство из которых уже было очищено, и испустила безмолвный удовлетворенный вздох.

– Стало быть… все вкусно?

– Пища богов, – усмехаясь, преувеличил рыцарь. – Спросите любого.

– За исключением Арика, – поправил сэр Годфри, с неудовольствием оглядываясь на гиганта, который сосредоточенно обгладывал цельного гуся.

В этот миг в зал ворвалась тетушка Элинор, морща лицо в улыбке.

– Добрый вечер, ваша светлость, – приветствовала она Ройса. – Добрый вечер, Дженнифер, дорогая. – И остановилась в конце стола, выражая свое полное одобрение собравшимся за столом, пустым подносам и даже слугам, убиравшим остатки. – Кажется, все поистине насладились моей едой.

– Если бы мы знали, что вы собираетесь спуститься и почтить ужин своим присутствием, – сказал Стефан брату, – оставили бы вам побольше.

Ройс одарил его насмешливым взглядом:

– В самом деле?

– Нет, – весело признался Стефан. – Вот возьми торта, это поднимет тебе настроение.

– Я уверена, на кухне еще осталось что-нибудь вкусненькое, – заявила тетушка Элинор, хлопая в маленькие ладошки в полном упоении от такого признания ее трудов. – Пойду посмотрю, как там мои припарки. Торт поднял настроение всем, кроме Арика.

Стрельнув насмешливым взглядом в своих товарищей, Стефан добавил:

– Его настроение ничто не поднимет, даже хвойные клизмы.

При упоминании о хвойных клизмах остальные заухмылялись, словно наслаждаясь какой-то всем им известной и чрезвычайно изысканной шуткой, но Дженни, взглянув на Ройса, увидела, что он пребывает в таком же недоумении, как и она. Ответ дала тетушка Элинор, которая влетела в зал со слугой, несшим поднос с горячей едой, а также с небольшим сосудом и полотняными тряпками.

– Боже мой, сколько всего мы с Ариком нынче сюда натащили! И когда возвращались, он нес огромные охапки прелестных веток, правда? – радостно щебетала она.

Тетушка Элинор помолчала, с любопытством оглядывая рыцарей, внезапно охваченных приступом сдавленного хохота, потом взяла у слуги с подноса сосуд и тряпки, и, насторожив Дженни, старая леди начала подкрадываться со своим снадобьем к Арику.

– Вы ведь не очень приятно провели день, правда? – проникновенно ворковала она, ставя сосуд возле Арика и обмакивая в него тряпку. – И кто может вас упрекнуть?

Преисполнившись чувства сострадания и вины, она посмотрела на Дженни и горестно сообщила:

– Мы с Ариком встретили самого дьявольского паука, с каким я имела несчастье когда-либо сталкиваться!

На лице Арика появилось угрожающее выражение, когда он краешком прищуренного глаза увидел, что тетушка Элинор глубоко погрузила тряпку в чашку, но та, ни о чем не догадываясь, продолжала:

– Жуткое маленькое создание укусило бедняжку Арика, хоть он ничем его не спровоцировал, просто стоял под деревом, увешанным паутиной. Впрочем, – добавила она, поворачиваясь к кипящему от гнева гиганту и грозя пальчиком, как шестилетнему мальчишке, – по-моему, с вашей стороны было весьма дурно мстить таким образом.

Прервавшись, чтобы вновь обмакнуть тряпку, она принялась сурово выговаривать:

– Я еще могу понять, почему вы разнесли в прах паутину своим кулачищем, но, полагаю, было излишним наказывать также и дерево и рубить его топором.

Она бросила укоризненный взгляд на сэра Годфри, плечи которого тряслись от хохота, потом на сэра Юстаса, пытавшегося спрятать смеющееся лицо, почти свесив в тарелку белокурые волосы. Только Гэвин выглядел непритворно встревоженным, а тетушка Элинор молвила:

– Ну, милый мальчик, теперь дайте мне только приложить это к вашему…

– Нет! – Увесистый кулак Арика грохнул по тяжелому дубовому столу, отчего тарелки подпрыгнули. Выскочив из-за стола, он, окаменев от негодования, пошел прочь из зала.

Опешившая тетушка Элинор смотрела, как он марширует, потом повернулась к сидящим за столом и расстроенно изрекла:

– Я уверена, он не был бы таким вспыльчивым, если бы питался согласно моим предписаниям. Это избавило бы его от всех затруднений со стулом… с пищеварением, – поспешно поправилась она, щадя обедающих. – По-моему, я нынче очень понятно ему это все разъяснила.

После ужина Ройс принялся обсуждать с рыцарями разнообразные вопросы – от необходимого количества помощников, которых следовало нанять в помощь оружейнику замка, обремененному дополнительной работой по починке шлемов и кольчуг вернувшихся с Ройсом воинов, до выяснения, достаточно ли запасено камней для большой штурмовой катапульты.

Дженни внимательно слушала, восхищаясь спокойной властностью речей Ройса и вообще наслаждаясь неожиданной радостью от ощущения себя членом собственной семьи. Она думала о теплоте и необычности этого ощущения, но тут Ройс объявил дискуссию о катапультах законченной и обратился к ней с извиняющейся улыбкой:

– Может быть, прогуляемся? Чудесный вечер для октября, слишком чудесный, чтоб проводить его за разговорами о вещах, наверняка для тебя весьма скучных.

– Я не скучала, – тихо сказала Дженни, неосознанно улыбаясь ему в глаза.

– Кто бы мог подумать, – грубовато поддразнил он, – что та самая женщина, которая некогда пробовала вырезать у меня на щеке свои инициалы моим собственным кинжалом, окажется такой сговорчивой женой?

Не дожидаясь ответа, Ройс любезно помог Дженни подняться и повернулся к рыцарям. Напомнив им, чтобы после завтрака собрались во дворе для тренировки с копьями у столба с мишенью, он увел Дженни из зала.

Когда они удалились, сэр Юстас поглядел на оставшихся и с усмешкой сказал:

– Кому-нибудь было известно о слабости Ройса к прогулкам под луной?

– Нет, разве что в ожидании ночного налета врага, – рассмеялся сэр Лайонел.

Сэр Годфри, самый старший в компании, не улыбнулся.

– Он ожидает его с той самой минуты, как мы сюда прибыли.