Королевство грез Макнот Джудит
Волосы, расчесанные на прямой пробор, струились мерцающим золотисто-рыжим водопадом, вились по плечам, по спине, заканчиваясь ниже пояса пышными локонами. Треугольный вырез платья подчеркивал полноту груди, одежды изящно спускались по стройным бедрам, переходя в длинный шлейф; в широких, ниспадающих до колен рукавах были прорези, открывающие запястья.
У Ройса возникло странное чувство, что она стала какой-то другой, но когда девушка подошла ближе, сомнения рассеялись – это были ее сверкающие синие глаза и чарующий лик.
Она остановилась перед ним, и намерение заполучить ее, как бы ни осложняла она эту задачу, обрело несокрушимую решимость. Восторженная улыбка медленно расплылась на губах Ройса, и он проговорил:
– Ну и хамелеон же вы!
Глаза ее сощурились от возмущения.
– Ящерица?
Ройс проглотил смешок, стараясь оторвать взгляд от маняще выставленной напоказ в вырезе платья гладкой плоти и вспомнить о своем справедливом гневе.
– Я хотел сказать, – сдержанно пояснил он, – что вы постоянно меняетесь.
Дженни не могла не приметить странного жадного блеска в ощупывавших ее серых глазах, но на мгновение отвлеклась, с тревогой обнаружив, как красиво и элегантно выглядит он в обтягивающей мускулистые плечи темно-синей тунике из тончайшей шерсти с длинными, плотно прилегающими рукавами, прошитыми серебряными нитями. Пояс из плоских овальных серебряных бляшек низко перехватывал бедра, сбоку висел короткий меч с большим сапфиром на рукоятке. Ниже Дженни рассматривать не пожелала.
Наконец до нее дошло, что он уставился на ее волосы, и она с опозданием вспомнила об оставшейся непокрытой голове. Закинув руку за спину, подхватила широкий золотой капюшон платья, опустила на голову, надвинула так, что лицо оказалось словно бы в рамке, уложила, как следовало, изящными складками на плечах.
– Очень мило, – изрек Ройс, изучая ее, – но я предпочитаю видеть вашу голову непокрытой.
Сегодня он снова собрался ее очаровывать, с болезненным чувством поняла Дженни; ей было легче встречаться с открытой враждебностью, чем с добротой и любезностью. Она схватилась за спасительную тему о головных уборах.
– Как вам, несомненно, известно, – молвила она с холодной вежливостью, пока он пододвигал для нее стул, – не подобает ни молодым девушкам, ни невестам ходить простоволосыми. От женщины требуется, чтобы она скрывала свои…
– Прелести? – подсказал Ройс, окидывая оценивающим взглядом ее волосы, лицо и грудь.
– Вот именно.
– Потому, что Ева соблазнила Адама? – предположил он, выкладывая все свои религиозные познания.
Дженни потянулась к тарелке с овсянкой.
– Вот именно.
– А мне всегда казалось, – насмешливо заметил он, – что его соблазнило яблоко, и причиной грехопадения была вовсе не страсть, а голод.
Хорошо помня, что оба раза падала в его объятия как раз после такой шутливой болтовни, Дженни категорически отказалась удивляться или возмущаться подобной ересью и даже подыскивать ответ. Вместо этого она подняла другую тему, тщательно сохраняя по-прежнему любезный тон:
– Не соблаговолите ли вы пересмотреть приговор, обрекающий нас с сестрой на разлуку?
Он вопросительно поднял бровь:
– А ваш нрав исправился?
От возмутительного непоколебимого спокойствия в сочетании с высокомерием она едва не задохнулась. После продолжительного молчания, во время которого Дженни пыталась выдавить из себя хоть слово, ей удалось вымолвить только:
– Да.
Удовлетворенный Ройс оглянулся на слугу, стоявшего у него за спиной, и велел:
– Скажи леди Бренне, что сестра ожидает ее здесь. – Потом вновь повернулся к Дженнифер, любуясь ее изящным профилем. – Садитесь и ешьте.
– Я подожду, пока вы приступите.
– Я не голоден. – Еще час назад он был безумно голоден, мрачно подумал Ройс, теперь же только ее присутствие лишило его аппетита.
Она последовала приглашению и зачерпнула полную ложку каши. Вскоре, однако, его пристальный взгляд начал ее беспокоить. Поднося ложку ко рту, она настороженно покосилась на него:
– Почему вы меня так разглядываете?
Ответить ему помешал слуга, подскочивший к Дженнифер с тревожным криком:
– Ваша… ваша сестра, миледи… Она хочет вас видеть! Она кашляет так, что меня дрожь пробирает!
Кровь схлынула с ее лица.
– Боже мой, нет! – прошептала она, вскакивая со стула. – Только не здесь… не сейчас!
– Что вы хотите сказать? – Привыкший на поле боя иметь дело со всевозможными неожиданностями, Ройс спокойно удержал ее за руку.
– Бренна страдает грудной болезнью, – в отчаянии объяснила Дженни. – Обычно приступы начинаются с кашля, а потом она задыхается.
Она попыталась вырваться, но он встал и вместе с ней двинулся из зала.
– Должно быть какое-то средство, чтобы помочь ей.
– Только не здесь! – проговорила она сдавленным от испуга голосом. – Моя тетка Элинор готовит бальзам… Она знает о травах и снадобьях больше всех в Шотландии… Это средство было у нас в аббатстве…
– Из чего оно состоит? Может быть…
– Я не знаю! – воскликнула она, едва ли не волоча его за собой по крутым ступеням. – Знаю только, что этот состав нагревают, пока пар не пойдет, потом Бренна им дышит, и ей становится легче.
Ройс толкнул дверь в спальню Бренны, и Дженни подбежала к кровати, беспокойно окидывая взглядом искаженное мукой лицо сестры.
– Дженни… – шепнула Бренна, стискивая ее руку, и тотчас тело ее содрогнулось и выгнулось в жестоком спазматическом кашле. – Я снова больна, – слабо выдохнула она.
– Не бойся, – успокоила Дженни, низко склоняясь и откидывая спутанные белокурые пряди со лба Бренны. – Не бойся…
Страдальческий взгляд Бренны упал на пугающую фигуру графа, громоздившуюся в дверях.
– Нам надо домой, – сказала она ему. – Мне нужно… – ее охватил очередной приступ жуткого лающего кашля, – мне нужно лекарство!
С тяжело бьющимся от нарастающего страха сердцем Дженни через плечо оглянулась на Ройса:
– Отпустите ее домой, пожалуйста!
Вне себя от испуга, она выпустила руку Бренны и бросилась к порогу, утащив Ройса за собой из комнаты. Закрыв дверь, чтобы слова ее не расстроили Бренну, повернулась к своему захватчику и потерянно проговорила:
– Бренна может умереть без теткиного бальзама. В прошлый раз у нее останавливалось сердце!
Ройс сомневался, что девушке-блондинке действительно угрожала смерть, но Дженни явно опасалась, а Бренна, похоже, не притворялась.
Дженни, увидев, как на его твердом лице отразилась нерешительность, подумала, что он собирается отказать, и попыталась умилостивить его, сознательно пойдя на унижение.
– Вы сказали, что я слишком горда, и это… это правда, – вымолвила она, умоляюще кладя руку ему на грудь. – Если вы разрешите Бренне уехать, я соглашусь на любую унизительную работу, которую вы мне назначите. Я буду скрести полы. Я буду сопровождать вас, буду готовить для вас еду на кухне. Клянусь, я отплачу всем чем угодно!
Ройс опустил глаза на крошечную изящную ручку, лежащую у него на груди, ощущая через тунику тепло и уже возбуждаясь от одного лишь прикосновения. Он приходил в замешательство от ее прикосновений, но понимал, что желает ее – чтобы она по собственной воле, изнемогая от страсти, лежала в его объятиях. И ради этого приготовился совершить первый в жизни поистине необъяснимый поступок – приготовился отпустить самую ценную свою заложницу, ибо, несмотря на уверенность Дженнифер в пусть строгой, но отеческой любви лорда Меррика, некоторые из прежних ее рассказов дали Ройсу основания усомниться, что человек этот испытывает какие-либо глубокие чувства к своей своенравной дочери.
Огромные, полные страха глаза Дженни были прикованы к нему.
– Пожалуйста… – шепнула она, ошибочно принимая молчание за отказ. – Я все сделаю. Я стану пред вами на колени. Только скажите, чего вы хотите, и я все сделаю.
Наконец он заговорил, но Дженни была слишком взволнованна, чтобы подметить странную многозначительную нотку в его голосе:
– Все?
Она лихорадочно закивала:
– Все… Я приведу этот замок в такой порядок, что через пару недель в нем можно будет принять короля… Я буду молиться за вас каждый…
– Мне нужны не молитвы, – перебил он.
Отчаянно стремясь прийти к согласию, пока он не передумал, она проговорила:
– Так скажите же, что вам нужно.
И он непоколебимо произнес:
– Вы.
Рука Дженни упала, а он бесстрастно продолжил:
– Мне нужно видеть вас не на коленях, а в моей постели. Добровольно.
Облегчение от сознания, что он соглашается отпустить Бренну, мгновенно пересилил жгучий протест против того, что требуется взамен.
Он ничем не жертвовал, отпуская Бренну, поскольку удерживал в заложницах Дженни, но требовал от нее пожертвовать всем. Добровольно отдав ему свою честь, она станет шлюхой, опозорит себя, семью, все, что ей дорого. Правда, однажды она уже предложила ему себя – или почти предложила, – но просила за это спасения сотен, а может, и тысяч жизней. Спасения любимых ею людей.
Кроме того, тогда она предложила себя, будучи в полуобмороке от страстных поцелуев и ласк, сейчас же с холодной ясностью понимала, каковыми окажутся последствия сделки.
До нее доносился ужасающе усиливающийся кашель Бренны, и она дрогнула от тревоги – за себя и за сестру.
– Сделка заключена? – спокойно спросил он.
Дженни вздернула упрямый подбородок, словно гордая юная королева, только что получившая удар кинжалом от того, кому верила.
– Я в вас ошиблась, милорд, – горько проговорила она. – Я приписала позавчерашний отказ от моего предложения вашей чести, ибо вы могли получить от меня все, что желали, а потом тем не менее штурмовать Меррик. Теперь вижу, что он был продиктован не честью, а самомнением. У варвара нет чести.
Даже понимая свое поражение, она великолепна, подумал Ройс, подавляя восторженную улыбку и глядя в синие взбешенные глаза.
– Неужто предложенная мной сделка вам так ненавистна? – ровным тоном полюбопытствовал он, касаясь ее стиснутых рук. – По правде сказать, мне совсем нет нужды заключать с вами сделки, Дженнифер, и вы это знаете. За прошедшее время я в любую минуту мог взять вас силой. Вы нужны мне, и если это делает меня в ваших глазах варваром, пусть будет так. Если вы согласитесь, я позабочусь, чтобы все оставалось строго между нами. Вы не переживете в моей постели ни позора, ни боли, кроме той, что я могу причинить вам в первый раз. А после настанет одно наслаждение.
Это говорил рыцарь, способный речами улестить опытнейшую куртизанку. Это говорил самый грозный английский воин, обращаясь к воспитанной в монастыре шотландской девочке, не привыкшей к светскому обращению, и слова его произвели оглушительное воздействие. Кровь прилила к щекам Дженнифер, от желудка и до колен разлилась слабость, ее охватил трепет при внезапном воспоминании о жарких ласках и поцелуях.
– Сделка заключена? – повторил Ройс, с неосознанной лаской поглаживая длинными пальцами ее руки. Ему казалось, что он только что произнес самую нежную речь, с какой когда-либо обращался к женщинам.
Дженни колебалась бесконечно долго, понимая, что выбора нет, а потом осознала, что согласно кивает.
– Выполните ли вы свою часть договора?
Она сообразила, что он говорит об условии доброй воли, и на сей раз колебалась еще дольше. Ей хотелось бы возненавидеть его за это. И она пыталась вызвать в себе это чувство, но тихий, настойчивый внутренний голосок убедительно напоминал, что в руках другого захватчика ей, несомненно, грозила бы судьба гораздо ужаснее той, которую он предлагает. Чудовищная, немыслимая судьба.
Пристально глядя в изборожденное шрамами лицо, Дженни искала признаки, которые свидетельствовали бы о том, что позже он может смягчиться, но, не находя таковых, вдруг подумала, как сильно приходится ей запрокидывать голову, чтобы смотреть на него, и какая она маленькая по сравнению с ним, высоченным и мощным. И от этого было чуточку легче пережить поражение, будучи совершенно безоружной перед подавляющей и полностью превосходящей силой.
Она спокойно встретила его взгляд, гордая даже в своем поражении:
– Я выполню свою часть договора.
– Дайте мне слово, – потребовал он в тот момент, как она отвлеклась, слыша очередной взрыв яростного кашля в комнате Бренны.
Дженни удивленно оглянулась. Когда она в прошлый раз давала ему слово, он отреагировал так, словно оно для него ничего не значило, и это было неудивительно. Мужчины, включая ее отца, не ставили ни во что слово простой женщины. Лорд Уэстморленд явно думает иначе, и это ее поразило. С чувством крайней тревоги и некоторой гордости она прошептала:
– Даю вам слово.
Он удовлетворенно кивнул:
– В таком случае я иду с вами, и вы можете сообщить сестре, что она возвращается в аббатство. После этого вам не будет дозволено оставаться с ней наедине.
– Почему? – выдохнула Дженни.
– Потому что я сомневаюсь, чтобы ваша сестра уделила достаточно внимания укреплениям замка Хардин, о которых могла бы поведать вашему отцу. Вы же, – с уважительной иронией добавил он, – вычислили толщину стен и подсчитали часовых, как только ступили на подъемный мост.
– Нет! Без тебя – нет! – воскликнула Бренна, услышав, что ее возвращают в аббатство. – Дженни должна ехать со мной, – кричала она, устремив взгляд на лорда Уэстморленда, – должна!
И в какой-то миг изумленная Дженни могла бы поклясться, что Бренна скорее возмущена, чем больна или испугана.
Через час сотня рыцарей Ройса во главе со Стефаном Уэстморлендом сидела верхом и готова была отправиться в путь.
– Позаботьтесь о ней, – попросила Дженни, склоняясь над Бренной, тщательно устроенной в повозке среди груды одеял и подушек.
– Я думала, он разрешит тебе сопровождать меня, – горько прошептала Бренна между приступами кашля, бросив на графа укоризненный взгляд.
– Не утомляй себя разговорами, – сказала она, дотягиваясь до Бренны и пытаясь поправить под ее головой перьевые подушки.
Ройс, обернувшись, отдал приказ, и тяжелая цепь пришла в движение. Под звонкое бряцание железа и деревянный скрип были подняты решетки ворот и медленно спущен подъемный мост. Рыцари пришпорили коней, Дженнифер отступила, и караван пришел в движение. Синие вымпелы с изображенной на них оскаленной мордой черного волка развевались и хлопали на ветру в руках мужчин, возглавляющих и замыкающих колонну, и глаза Дженни были прикованы к ним. Стяги Волка защитят Бренну, пока они не достигнут границы, а потом, если люди лорда Уэстморленда будут атакованы, защитой послужит уже имя Бренны.
Подъемный мост снова подняли, загородив от нее происходящее впереди. Лорд Уэстморленд взял ее за локоть и повел назад в зал. Дженни следовала за ним, но мысли ее были заняты этими зловещими стягами, на которых красовалась нарочито устрашающая морда хищника. До нынешнего дня солдаты поднимали штандарты с гербовыми щитами английского короля – золотыми львами и трилистниками.
– Если вас беспокоит, что я потребую немедленного выполнения вашей части договора, – сухо уведомил Ройс, изучая ее хмурое лицо, – успокойтесь. У меня есть дела, которыми я буду занят до самого ужина.
Она не имела никакого желания думать о договоре, тем более обсуждать его и поспешно проговорила:
– Я… я гадала, почему только что отъехавшие рыцари несут теперь ваши стяги, а не королевские.
– Потому что это мои рыцари, а не Генриха, – отвечал он. – Они подчиняются мне.
Дженни замерла на секунду посреди двора; говорили, что Генрих VII законом запретил своему дворянству держать собственное войско.
– Но я думала, закон не дозволяет английским дворянам иметь своих рыцарей.
– Для меня Генрих решил сделать исключение.
– Почему?
Брови поднялись над ироническими серыми глазами.
– Может быть, потому, что он мне доверяет? – предположил Ройс, не испытывая побуждения далее просвещать ее на этот счет.
Глава 10
Сидя рядом с Дженнифер после ужина, Ройс развалился в кресле, закинул руку за спинку ее стула и принял задумчивый вид, наблюдая, как она целенаправленно обольщает и поражает четырех рыцарей, остававшихся за столом. Его не удивляло, что Юстас, Годфри и Лайонел засиделись так долго по окончании ужина. Во-первых, Дженнифер выглядела необычайно привлекательно в платье из небесно-голубого бархата, отороченного кремовым атласом. Во-вторых, Дженнифер среди ужина вдруг обрела живость, веселье и любезность, и рыцари увидели ее с такой стороны, с какой еще не видывал сам Ройс. Она рассказывала занимательные истории о своей жизни в аббатстве и о француженке-аббатисе, настаивавшей, между прочим, чтобы они с Бренной учились говорить без шотландского акцента.
Она умышленно расточала очарование, и Ройс, лениво потягивая содержимое серебряного кубка, наслаждался и злился.
Она превратила в захватывающее событие обычный ужин, состоявший из жареной баранины, гуся и воробьев наряду с жирным жарким из говядины и свинины, нафаршированных чем-то, напоминающим Ройсу овсяную размазню. Еда в Хардине, с отвращением подумал он, немногим превосходит ту, что они получают на поле боя.
Если бы Дженнифер не повела себя столь обворожительно, рыцари, несомненно, остались бы лишь для того, чтобы набить животы, а потом бы удалились, не задерживаясь, и Ройс точно знал, зачем она это делает, – отдаляет момент, когда ей придется подняться с ним наверх.
Дженнифер проговорила что-то, заставившее Годфри, Лайонела и Юстаса разразиться смехом, а Ройс, случайно глянув налево, где сидел Арик, с удивлением заметил, что тот остался единственным за столом представителем мужского пола, не поддавшимся чарам Дженни. Уперевшись ногами в пол так, что стул откинулся на задних ножках, Арик, прищурившись, следил за ней подозрительным взглядом, скрестив на груди огромные руки пренебрежительным жестом, явно демонстрирующим, что ей не одурачить его нарочитой любезностью и ни на миг не заставить проникнуться к ней доверием.
В течение последнего часа Ройс охотно прощал ее, пользуясь возможностью насладиться ее обществом и в предвкушении дальнейшего. Но теперь предвкушения более его не занимали.
– Ройс, – чистосердечно смеясь, окликнул Годфри, – ну не забавную ли историю поведала нам только что леди Дженнифер?
– Весьма, – подтвердил Ройс, поднялся с излишней резкостью, решив положить конец светским развлечениям, но потом избрал более мягкий способ, бросив Годфри взгляд, красноречиво объявивший, что ужин окончен.
Чересчур поглощенная собственными тревогами, чтобы заметить тайный обмен взглядами, Дженни обернулась к Ройсу с ярчайшей улыбкой, в лихорадочной спешке подыскивая новую тему, способную удержать присутствующих за столом. Но прежде чем успела заговорить, раздался внезапный грохот тяжело обутых ног, рыцари встали, торопливо желая ей доброй ночи, и немедленно разошлись по креслам поближе к огню.
– Не кажется ли вам это несколько странным? Я имею в виду их внезапный уход.
– Мне кажется гораздо более странным, что они засиделись так долго.
– Почему?
– Потому что я велел им уйти. – Он тоже встал, и момент, которого Дженни смертельно боялась весь день, наступил. Это читалось в его решительных серебряных глазах, когда он протянул руку, недвусмысленно давая понять, что она должна подняться. Она попыталась встать, колени ее задрожали; она неохотно подала ему руку, тут же отдернула и воскликнула:
– Я… я не слышала, чтобы вы им велели уйти!
– Я проделал это совсем незаметно, Дженнифер.
Наверху он остановился перед покоями, следующими за ее спальней, и махнул в сторону открытой двери, посылая Дженни вперед.
В отличие от небольшой спартанской комнатки Дженни апартаменты, в которые она вступала, были просторными и сравнительно роскошными. Кроме огромной четырехспальной кровати, здесь стояли четыре удобных кресла и несколько тяжелых сундуков, окованных фигурной медью. На стенах висели драпировки, перед заслоненным экраном камином, где пылал огонь, согревая и освещая покои, лежал даже толстый ковер. Лунный свет лился в окно напротив кровати, а рядом была дверца, ведущая, кажется, на небольшой, огороженный перилами балкончик.
Она услышала, как позади звякнул задвигаемый на дверях засов, и сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Стремясь отыскать хоть какой-нибудь способ оттянуть то, что он собирался с ней сделать, Дженни метнулась к самому дальнему от кровати креслу, уселась и сложила руки на коленях. Утвердив на лице сверкающую вопросительную улыбку, она придумала тему, которая, безусловно, должна была его интересовать, и принялась сыпать вопросами.
– Я слышала, как говорили, будто бы в сражениях вас никогда не выбивали из седла, – объявила она, слегка наклоняясь вперед и изображая неподдельное любопытство.
Вместо того чтобы расхохотаться над легендами о своих подвигах, как то делали рыцари за ужином, граф Клеймор сел напротив, закинул ногу за ногу и откинулся на спинку стула, наблюдая за ней в полном молчании.
Дженни испытывала неприятное ощущение, что ему ведомо о ее надеждах на некое чудо, которое избавит от необходимости выполнять условия сделки, и что он не очень доволен ее поведением. Сделав большие глаза, она удвоила усилия вовлечь его в разговор, весело допытываясь:
– Это правда?
– Что правда? – переспросил он с ледяным безразличием.
– Что вас никогда не выбивали из седла в сражениях?
– Нет.
– Нет?! – воскликнула она. – Тогда… м-м-м… и сколько раз это случалось?
– Дважды.
– Дважды! – Хорошо бы, чтобы двадцать, подумала она, трясясь от страха за свой клан, представителям которого вскоре суждено встретиться с ним. – Понятно… Но все равно удивительно, если учесть, в скольких сражениях вы должны были биться за все эти годы. А в скольких сражениях вы бились?
– Я не подсчитывал, Дженнифер.
– А надо бы. Давайте я подсчитаю! Вы расскажете мне о каждом, а я буду считать, – предложила она с излишней горячностью, в то время как напряжение ее десятикратно усилилось от его кратких ответов. – Займемся прямо сейчас?
– Не думаю.
Дженни судорожно перевела дыхание, видя, что время ее истекло, и ни один ангел-хранитель не собирается влететь в окно и избавить ее от превратностей судьбы.
– А как… как насчет турниров? Вас когда-нибудь выбивали из седла на турнирах?
– Я никогда не бывал на турнирах.
От удивления на миг позабыв о своих тревогах, она проговорила с живейшим интересом:
– Почему? Разве не пожелали бы многие ваши соотечественники помериться с вами искусством? Разве они не вызывали вас на поединок?
– Вызывали.
– И вы не приняли вызова?
– Я сражаюсь в боях, а не на турнирах. Турнир – это игра.
– Да, но ведь… э-э-э… а вдруг люди подумают, что вы, может быть, отказываетесь из трусости? Или что вы… может быть… не такой уж искусный рыцарь, каким вас рисует молва?
– Может быть. А теперь я задам вам вопрос, – вкрадчиво перебил он. – Может быть, ваш неожиданный интерес к моим победам в сражениях и к рыцарской репутации имеет какое-то отношение к нашей сделке и нацелен на то, чтобы позволить вам от чего-нибудь уклониться?
Вместо того чтобы солгать, как ожидал Ройс, она удивила его, сообщив слабым, беспомощным шепотком:
– Я боюсь. Боюсь, как не боялась никогда в жизни.
Неожиданная вспышка раздражения из-за предпринятых на протяжении последних минут попыток дурачить его разом испарилась, когда он увидел ее, съежившуюся в кресле, и понял, что требует от перепуганного, невинного создания встретить то, что должно произойти между ними, так, как это делали опытнейшие придворные куртизанки, с которыми он спал.
Смягчившись, он встал и протянул к ней руки:
– Подите сюда, Дженнифер.
Дженни поднялась и поплелась, еле переступая дрожащими ногами, пытаясь унять смятение и уговаривая себя, что она совершит сейчас не грех и не предательство; что в действительности, жертвуя собой ради спасения сестры, она совершит сейчас нечто благородное и даже доблестное; что в некотором роде поступит, как Жанна д’Арк, принимающая мученичество.
Она нерешительно вложила ледяную руку в его горячую ладонь и увидела, как на запястье смыкаются длинные загорелые пальцы, ощущая странное воодушевление от жаркого пожатия и неотразимого взгляда.
И когда он обхватил ее, привлек к крепкому мускулистому телу, когда, приоткрыв рот, коснулся ее губ, совесть разом умолкла. Этот поцелуй не походил на прежние, ибо на сей раз он знал, чем все кончится; это был поцелуй необычайно пылкий, дикий, жадный. Руки его скользили уверенно, безостановочно по спине, по грудям, плотно прижимая девушку к напрягшимся чреслам, и Дженнифер стала медленно погружаться в головокружительную бездну чувств и пробуждающейся страсти. С беспомощным стоном она сдалась, обвила руками его шею, повисла, ища опоры.
Она смутно чувствовала, как спадает ее платье, как его ладони гладят вздымающуюся грудь и желание растет с каждым ненасытным поцелуем. Руки стальными обручами стиснули ее, подняли, опрокинули, отнесли на постель и заботливо уложили на прохладные простыни. Ощущение тепла и безопасности, исходившее от его тела, внезапно исчезло.
Мало-помалу выходя из сонного оцепенения, в котором она намеренно искала убежища от реальности происходящего, Дженни вздрогнула от дуновения холодного воздуха и невольно открыла глаза. Он замер у кровати, раздеваясь, и ее охватила дрожь восторга и тревоги. В отблесках пламени камина кожа его отливала бронзой, налитые мышцы рук и торса перекатывались, вздымаясь и опадая, пока пальцы трудились над поясом рейтуз. Она осознала, как он прекрасен, великолепен. Едва переводя дыхание от страха и восхищения, она поспешно отвернулась в сторону, вцепилась в край простыни, пытаясь немного прикрыться, пока он скидывал последние одежды.
Кровать прогнулась под его тяжестью, она ждала, крепко зажмурившись, желая, чтобы он поскорее овладел ею, пока она окончательно не вернулась в ужасную холодную действительность.
Но Ройс вовсе не собирался спешить. Прильнув сбоку, он щекотнул легким поцелуем мочку уха и осторожно, но настойчиво, потянул простыню. У него захватило дух от вида ее царственной наготы. Румянец стыда заливал атласную кожу от кончиков волос до пят, покуда он любовался законченным совершенством грудей, увенчанных розовыми сосками, тонкой талией, изящно очерченными бедрами, длинными стройными ногами.
– Имеешь ли ты хоть малейшее представление о том, как прекрасна, – хрипло шепнул он, медленно переводя взгляд на прелестный лик, проступающий за завесой роскошных золотисто-рыжих волос, рассыпанных по подушкам, – или о том, как я жажду тебя?
Дженни все отворачивалась, крепко зажмурив глаза, и он тихонько ухватил ее за подбородок, поворачивая к себе. Мягким бархатным голосом, полным вожделения, с оттенком томной улыбки он прошептал:
– Открой глаза, крошка.
Она неуверенно повиновалась и посмотрела в манящие серебряные глаза, чарующие ее взор.
– Не бойся, – тихо велел он, ласково играя соском. Глубокий тембр хрипловатого голоса вместе с мучительной негой прикосновения опытных пальцев уже начинали оказывать на Дженни колдовское воздействие, а он добавил: – Ты же меня никогда не боялась. И теперь не должна.
Ладонь легонько поползла вверх, дотронулась до плеча, красиво очерченный рот стал неуклонно приближаться.
– Поцелуй меня, Дженни, – с трудом приказал он.
И Дженни послушалась. Обхватив его руками за шею, подставила раскрытый рот, скользнула своими губами, целуя столь же сладострастно, как и он. Ройс с радостным стоном поцеловал ее еще крепче, перевернул, привел в трепет от соприкосновения со своей алчущей плотью. Зацелованная до полусмерти, Дженни легонько пробежалась пальцами по вздувшимся на плечах и груди мускулам, погладила шею, а затем вцепилась в жесткие курчавые волосы на затылке.
Наконец Ройс оторвал губы, дыхание его стало прерывистым и быстрым, а Дженни подумала, что вот-вот растает от прилива нежности и желания, усиливающегося с каждой минутой. Глядя в страстные глаза, она подняла дрожащие руки, дотронулась до его лица так же, как он дотрагивался до нее, провела кончиками пальцев по щекам и по складкам у рта, по мягким губам, а внутри разливалось некое сладостное чувство, которое яростно, приведя ее в содрогание, полыхнуло неистовым бушующим цветом. Грудь ее разрывалась от муки, пока она ощупывала твердые скулы, поморщившись от прикосновения к красноватой затягивающейся ране, которую сама и нанесла. Преисполненная вины, заглянула в глаза и страдальчески прошептала:
– Прости…
Ройс смотрел в пьянящие синие глаза, и безумная жажда усиливалась стократ от ее прикосновений и шепота, а он все сдерживался, заколдованный невероятной прелестью ощущений, когда она водила кончиками пальцев по его груди, разглядывая испещряющие ее длинные шрамы. Он смотрел на нее, инстинктивно уверенный, что она в отличие от прочих женщин, с которыми он спал, не содрогнется от отвращения при виде следов от ран, или, хуже того, от низменного возбуждения при виде наглядных свидетельств опасности, среди которой он живет и которую олицетворяет.
Он ждал иного от своенравного ангела, лежащего в его объятиях, но не был готов ни к тому, что произошло, ни к своей бурной реакции на происшедшее. Ее пальчики дотянулись до шрамов, медленно ощупали один, самый близкий к сердцу – мышцы непроизвольно сократились, сдерживая желание овладеть ею немедля. Наконец она подняла глаза, блестящие от непролитых слез, и с бурным, мучительным вздохом прошептала:
– Господи Боже, сколько боли они тебе причинили…
Прежде чем он успел сообразить, что она собирается сделать, Дженнифер, опустив голову, принялась нежно трогать губами каждую рану, словно пытаясь ее исцелить, сомкнула руки в крепком объятии, словно пытаясь его защитить, и Ройс потерял рассудок.
Запустив пальцы в густые шелковистые волосы, он опрокинул ее на спину.
– Дженни… – хрипло стонал он, целуя глаза, щеки, лоб, губы. – Дженни… – шептал он снова и снова. И звук собственного имени, произнесенного низким охрипшим голосом, возбуждал Дженни столь же сильно, как то, что он принялся делать. Губы его тянулись к ее грудям, дразнили тугие соски, плотно смыкаясь на каждом по очереди, и она задохнулась, выгнула спину и прижала к себе его голову. Руки его заскользили к талии, ниже, ниже…
Она инстинктивно сжала ноги, у него вырвался сдавленный смех, и губы вернулись к ее губам, опаляя страстью.
– Не надо, милая, – жарко шепнул он, осторожно касаясь пальцами курчавого треугольничка внизу живота. – Это не больно.
Озноб восторга и ужаса сотряс тело Дженни, и она откликнулась на призыв, который услышала в его голосе. Сознательным усилием она расслабилась, и опытные пальцы в тот же миг пробрались глубоко внутрь во влажное тепло, искусно и нежно готовя к дальнейшему страстному соитию.
Девушка чувствовала, что тело ее, словно объятое пламенем, тает и растворяется, у нее вырвался стон испуга и наслаждения. В тот момент, когда она готова была взорваться от клокочущих внутри чувств, Ройс коленями раздвинул ее ноги и опустился на нее. Дженни открыла глаза и увидела, как он возвышается над ней – воин, чье имя вселяло в солдат трепет, и любовник, касавшийся и целовавший ее с такой нежностью и вожделением. Лицо его окаменело и потемнело от страсти, на виске пульсировала жилка, он все еще пытался сдерживаться.
Ройс прижался к ней чреслами, и Дженни ощутила тугую огненную плоть, медлящую у входа, и встретила судьбу так же отважно, как встречала ее каждый раз, оказавшись в его руках. Закрыла глаза, крепко стиснула его в объятиях, зная, что этот мужчина собирается причинить ей боль. Этот отчаянный жест сокрушил Ройса. Он содрогнулся, когда она сдалась и расслабилась в его руках, и проник подрагивающей плотью внутрь, не ведая, какую боль причинит, и не в силах ее смягчить. Время, потраченное на предваряющие ласки, облегчило проникновение. Он ощутил плотно объявшее его жаркое лоно, и волну несказанного возбуждения. Сжавшееся в комок сердце исступленно билось, он нырнул глубже, наткнувшись наконец на хрупкую преграду.
Чуть отступил, потом снова продвинулся и опять отступил, не решаясь разрушить препятствие. Крепко стиснув ее, словно пытаясь принять эту боль на себя, он хрипло проговорил, касаясь губами ее губ:
– Дженни… прости меня.
И обрушился всем телом, слыша болезненный вскрик…
Он переждал, пока боль стихнет, и снова нежно заскользил вниз и вверх, умеряя свою страсть. Ройс осторожно вжимался в нее, и волнение утраивалось от глухих стонов восторга и ее прикосновения к ягодицам. Совершая глубокие ритмичные движения, он, погружаясь все глубже, наконец ощутил, что она начинает попадать в такт.
Быстрые волны пронзительного желания прокатывались по ее телу, и она двигалась вместе с ним, бездумно стремясь к тому, что он хотел ей подарить, подходя к этому все ближе и ближе с ускоряющимися настойчивыми толчками. Сокрытое глубоко внутри, внезапно вырвалось таким бешеным взрывом острейшего наслаждения, что все ее тело сотряслось от нахлынувших один за другим импульсов. Ройс, крепко обняв Дженни, оставался недвижным, чтобы продлить ее восторги; она чувствовала на щеке быстрое глубокое дыхание. Он с колотящимся сердцем дождался, пока она утихнет, и бросился вперед, не в силах более сдерживать мощь ударов, пока наконец полностью в нее не излился.
Погруженная в море неведомых дивных переживаний, Дженни почувствовала, что Ройс валится на бок, увлекая ее за собой, и медленно пришла в себя. Глаза ее открылись, тени спальни вновь обрели форму; полено треснуло в камине, ярко вспыхнули искры. Потом нахлынуло осознание происшедшего, и, все еще находясь в его объятиях, она прежде всего испытала страх и одиночество. То, что она только что сделала, было не мученичеством и даже не благородной жертвой, нет, ибо она обрела такое дьявольское, такое… божественное наслаждение. Она обрела и еще нечто запретное и опасное – чувство, которого не должно и не может быть.
Но несмотря ни на что, она в тот момент желала лишь одного – чтобы он снова окликнул ее тем же хриплым и нежным голосом: «Дженни…» Или сказал – каким угодно тоном: «Я люблю тебя».
И, словно вняв ее желанию, он заговорил, но произнес совсем не то, что она жаждала услышать всем сердцем. Невыразительно и спокойно он поинтересовался:
– Тебе было не слишком больно?
Она потрясла головой и со второй попытки сумела выдавить:
– Нет.
– Мне очень жаль, если да.
– Нет.
– Это все равно больно, кто бы ни взял тебя в первый раз.
Слезы выступили у нее на глазах, спазм перехватил горло, она повернулась на другой бок, пытаясь высвободиться из его рук, но он быстро схватил ее, прижавшись к ней всем телом. «Кто бы ни взял тебя», горестно думала Дженни, очень мало похоже на «Я люблю тебя».