Честь виконта Санд Жаклин
– Видите ли, я такая же жертва этого пожара, как, похоже, и ваша дорогая супруга. Господин де Шартье покупал у меня писчие принадлежности, платил всегда исправно, а за неделю до несчастья приобрел и вовсе много – как будто собрался с группой друзей роман сочинять. – Чистой воды вымысел, но проверить господин Андре это все равно не сможет. – И, вот странность, не заплатил мне, а дал расписку, обещая, что расплатится на следующей неделе. Обычно все хорошо шло, я ему и поверил. Однако вот случилось несчастье, а поверенный его теперь говорит, что никаких бумаг не было, расписка моя никуда не годится и денежек с покойника взыскать не получится. Но вы же понимаете, я человек небогатый. И сумма уж больно велика для меня, чтобы дело так оставить. Вот я и расспрашиваю слуг, может, видел кто мои бумаги, так я смогу поверенному подтвердить, что они взаправду были.
– Что ж, на этот вопрос вам может ответить только Батистина. Она вот-вот вернется. А пока не выпьете ли вина?
Понимая, что студент хочет угостить визитера из своих скудных запасов, Сезар степенно отказался, затем, чтобы скоротать время, спросил студента о его учебе и дальше слушал увлеченный монолог о том, как господину Андре нравится в Сорбонне и какие там преподаватели. К счастью, молодой человек об увлекавшем его предмете мог говорить долго, а потому время до возвращения его жены пролетело незаметно.
Батистина оказалась девушкой хрупкого сложения, с живыми карими глазами и кудряшками, выбивающимися из-под аккуратного белого чепца. Муж встретил ее сладким поцелуем и тут же смущенно оглянулся на гостя, но Сезар сделал вид, будто не заметил. Ему было приятно смотреть на молодую влюбленную пару, и в то же время проснулась какая-то тоска. Любовь – это удивительный фальшивомонетчик, постоянно превращающий не только медяки в золото, но нередко и золото в медяки. Впрочем, этой пары сие утверждение не касалось. В духовной жизни, так же как и в жизни физической, существует вдыхание и выдыхание, душе необходимо поглощать чувства другой души, усваивать их себе, чтобы ей же вернуть их обогащенными. Без этого прекрасного явления нет жизни для человеческого сердца, ему тогда не хватает воздуха, оно страдает и чахнет.
Пока господин Андре, отобрав у жены корзину с зеленью, занялся домашними хлопотами, Батистина присела напротив гостя, выслушала его историю снова и покачала головой.
– Боюсь, ваши бумаги не сохранились…
– Да кто же говорит о сохранности, когда там все сгорело! – воскликнул виконт. – Конечно же нет! Но, возможно, вы видели в кабинете хозяйском тючки такие, перевязанные веревкой? Это бумаги, с большим запасом.
– Нет, не видала, – покачала головой Батистина.
– Вот какая печаль, – промолвил виконт. – И надо ж было случиться этому пожару!
– Ох, да, это был такой ужас! – Рыбка заглотила наживку. – Мы мирно спали, и вдруг меня будит Эрмина, это наша экономка. Будит и кричит, что огонь и надо спасаться. Мы выскочили в коридор, там было полно дыма. Все так испугались! Кто-то пытался спасти хозяина, но сам погиб. И еще лакей, Жерар, и повар, Луиджи. У его милости был итальянский повар… Они не смогли выбраться.
– А где вспыхнуло?
– Возле хозяйской спальни, так потом полицейские и пожарные говорили. – Батистина передернула плечами. – Я уж и не знаю, что там могло загореться. Хозяин обычно был аккуратен и свечи непогашенными не оставлял.
– Может, засиделся с кем-нибудь из гостей? – словно бы невзначай спросил виконт.
– Гостей? – удивилась Батистина. – Но в тот день не было гостей!
– Как? Вот ваш супруг сказал, что обязательно по воскресеньям гости были!
– Это до того, как хозяин уезжал в Лион, – объяснила девушка. – Его не было четыре месяца, и до этого, правда, по воскресеньям всегда собирались гости. А потом, как он возвратился, стал очень замкнутым и почти никого к себе не приглашал. Зато сам уезжал по вечерам в субботу.
– И в ту субботу тоже уезжал?
– Ну да. А в воскресенье никого из посторонних в доме не было. Я знаю, я поздно ложусь.
Девушка глубоко вздохнула, на глаза ее навернулись слезы при воспоминаниях. Встревоженный муж подошел к ней и положил ладони ей на плечи.
– Я спрашивал уже и остальных про мои бумаги, но они ничего не знают, – вздохнул Сезар. – Но, возможно, вы вспомните, что за люди приезжали к хозяину? Может, они-то и исписали мои листочки!
– Вряд ли они захотят с вами разговаривать, – рассудительно заметила Батистина, – это ведь все знатные господа, им наши беды не важны. Да я и имен их не знаю. Впрочем, раньше в доме было много гостей. Только после ссылки хозяин стал совсем мрачен. Или опасался чего-то.
– Почему вы думаете, что опасался?
– Он часто какие-то бумаги жег, – объяснила Батистина. – Я чистила камин в кабинете и выгребала пепел. От дров остаются угли, а от бумаг – такой пепел, летучий, его очень трудно сгребать, и я долго возилась.
Чету Андре виконт покинул в еще большей задумчивости. Но кое-что все-таки прояснилось: господин де Шартье где-то пропадал субботними вечерам. Интересно, где это он бывал? Если в обществе – то в каком? Пожалуй, следует поговорить с еще какими-нибудь его знакомцами.
На улице Вожирар никаких вестей от журналиста не было, и Сезар решил отправляться спать. Около десяти чесов вечера он ушел в спальню, некоторое время читал, а затем, утомленный, уснул.
И был разбужен чуть позже полуночи. Верный камердинер Флоран осторожно тряс хозяина за плечо, приговаривая:
– Ваша светлость, ваша светлость! Пожар, тут, неподалеку!
Глава 7
Пламя
С помощью Флорана виконт оделся за несколько минут. Камердинер рассказывал:
– Жак шел домой из кабака, вы же знаете, что у половины наших слуг выходной сегодня. И он увидел. Тут, неподалеку, вон и зарево из окон видать, и пожарная команда проехала несколько минут как. На улице Вожирар и горит. Может быть, это с тем делом связано?
– Может быть. Проверить не мешает, – пробормотал виконт.
Рывком затянув шейный платок, он схватил трость и поспешил к выходу. Камердинер несся следом, с забытым цилиндром в руках. У крыльца уже стояла коляска, лошади нервничали, вороной бил копытом по мостовой, высекая яркие искры. Сезар взял у Флорана шляпу, запрыгнул в коляску и велел кучеру:
– Трогай!
Лошади с места пошли рысью, колеса загрохотали по камням.
Ночь накрыла Париж душным покрывалом. Флоран прав, зарево было видно издалека: розово-желтое, как клюв у старой курицы, оно казалось расстеленной на ночном небе салфеткой с оборванными краями. Издалека слышались громкие крики, и чем ближе коляска подъезжала к горящему дому, тем слышнее они становились, полные боли и отчаяния.
Сезар втайне надеялся, что горит какая-нибудь лавка, где неосторожно опрокинули свечу или выскочил из камина уголек, и Парижский Поджигатель тут ни при чем; но нет, при чем он или ни при чем, горел все-таки особняк. Виконт знал его: дом семьи де Буавер, глава которой, Жюльен де Буавер, был полковником действующей армии. Сезар не раз встречался с ним на светских раутах.
Коляска остановилась, и виконт, выпрыгнув из нее, увидел, что у дома творится ад кромешный.
Метались, словно черти в преисподней, люди; по цепочке передавали ведра с водой, однако сейчас это было как мертвому припарка. Весь нижний этаж особняка был охвачен пламенем, и красные отсветы плясали в окнах второго и третьего этажей. На улице толпились сбившиеся в кучку полуодетые люди – похоже, слуги, все перепуганные до смерти. Сезар живо двинулся ближе к дому, в лицо пахнуло дымом и жаром, и пришлось зажать платком нос и рот. Пожарные действовали в этой суматохе слаженно и спокойно, поливая из гибких рукавов не только горящий особняк, но и соседние дома. Вот один из пожарных выбежал из подъезда, неся на руках бесчувственную женщину в испачканной ночной рубашке; голые ноги безжизненно качались. Передав пострадавшую одному из мужчин, пожарный вновь кинулся в пламя.
Виконт огляделся, бегом вернулся к коляске, сбросил не пригодившуюся шляпу и сюртук, закатал рукава рубашки и решительным шагом направился к дому. Однако ближе его не подпустили: пожарный почти двухметрового роста загородил дорогу.
– Туда нельзя, сударь.
– Я хочу помочь.
– Вы поможете, если останетесь здесь и успокоите людей. Мы знаем свое дело.
– Да, конечно. – Виконт де Моро отступил. Пожарный прав: не стоит лезть в огонь без острой необходимости. Он понаблюдал несколько мгновений, как пламя ползет по стенам, заставляя желтую краску становиться черной, а затем направился к группе полуодетых людей.
Тут были горничные, и лакеи, и еще кто-то – слуг Буаверы держали много, да и дом ведь велик. Отдельно стояли трое: юноша, сжимавший и разжимавший кулаки и с ненавистью глядящий на пожираемый огнем особняк, девушка в халате, едва прикрывавшем грудь, и заплаканная женщина средних лет. Она сидела на земле, обхватив себя руками, и девушка склонилась над нею, отводя спутанные волосы с лица. Сезар с трудом узнал в сидящей всегда элегантную баронессу Мари де Буавер. Обычно эта дама постоянно держалась холодно и чуть отстраненно. Девушка была ее дочерью, Жюстиной, а молодой человек – сыном, и кажется, звали его Патрик.
Виконт подошел к ним и встретился взглядом с юношей. Лицо того казалось сделанным из камня, и Сезар понял: это потому, что Патрик изо всех сил стиснул зубы. И все же виконт рискнул спросить:
– Ваш отец – он остался там?
– Да. – Патрик, по всей видимости, узнал виконта. – Он был в кабинете. Я не смог туда пробиться.
«И теперь до конца жизни будешь корить себя за это».
– Вы сделали что могли. – Сезар положил руку юноше на плечо. – Прошу вас, не терзайтесь. Вашей матери и сестре нужна помощь.
– Да. – Патрик словно очнулся.
– Я могу предоставить комнаты в своем доме. Это здесь же, на улице Вожирар…
– Я не могу уйти отсюда! Не могу, пока… – Он умолк, но Сезар знал, что он хотел сказать. Пока пожарные не вытащат из дома отца – или его тело.
– Да, рано или поздно это случится, – понизив голос, произнес Сезар, – и ваше право оставаться здесь. Однако вашей сестре и матери вовсе незачем смотреть на это. Моя коляска тут неподалеку. Помогите мне проводить их туда.
– Я не забуду этой услуги, виконт.
– Это не услуга.
Но, прежде чем мужчины повернулись к рыдающим женщинам, раздался громкий крик:
– Мари! Мари!
Весьма запыхавшаяся и растрепанная дама подбежала к плачущей госпоже де Буавер и упала рядом с нею на колени.
– О Мари! Твой слуга примчался ко мне. Я с тобой. Не бойся.
Виконт с изумлением взирал на эту сцену сверху вниз, так как в растрепанной женщине без труда опознал графиню де Бриан. Она тоже заметила его, хотя не сразу, и глаза ее расширились. Госпожа де Буавер, рыдая, обнимала Ивейн. Жюстина стояла рядом, заломив руки. Брат привлек ее к себе, утешая.
– Мадемуазель, – виконт слегка поклонился. – Не ожидал увидеть вас здесь.
– Я вас тоже, – ответила она зло, не отводя взгляда. – Что вы тут делаете?
– Мой дом неподалеку. А вы, позвольте спросить?
– Мари – моя кузина. Один из ее слуг кинулся ко мне, когда дом загорелся. Я приехала тут же.
И верно – теперь Сезар разглядел, что за пожарным обозом стоит карета.
– Я предложил семье де Буавер свое гостеприимство.
– Об этом и речи не может быть! – Глаза ее сверкали, и какой же хорошенькой была сейчас графиня! – Они отправятся в мой дом.
Виконт вновь поклонился.
– Не смею вам мешать.
Этот светский разговор следовало прервать, и Сезар, недолго думая, склонился, практически вырвал мадам де Буавер из железных объятий кузины и взял ее на руки: женщина явно была неспособна идти сама. Не обращая внимания на возмущенные возгласы графини, виконт понес прижавшуюся к нему дрожащую женщину к карете. Мари де Буавер обхватила его шею руками и всхлипывала, ее мягкие волосы струились по обнаженной руке виконта, вызывая безумный диссонанс с творящимся вокруг – словно чистая нота в какофонии.
– Мадам, все будет хорошо, – повторял Сезар тихо, не надеясь, впрочем, что она его слышит; однако, возможно, рано или поздно слова эти найдут путь в ее сознание. – Все будет хорошо, мадам.
Она лишь всхлипывала.
Виконт устроил госпожу де Буавер на сиденье и отступил, Патрик следом же усадил плачущую Жюстину и дернулся назад, но затем в сомнении посмотрел на женщин. Виконт догадался, о чем думает юный наследник рода: можно ли оставить мать и сестру, когда им так плохо.
– Графиня позаботится о них, – тихо сказал он Патрику, – им нужно горячее питье и теплая постель. Они уснут, когда о них позаботятся. А вы не сможете.
Если сейчас мальчишка уедет, он потом всю жизнь будет себя казнить за то, что не остался до конца и не помог. А вдруг, станет думать он, был какой-то шанс? Шанс для него, Патрика де Буавера. Спасти отца, броситься в геенну огненную, как-то все изменить. Пусть он останется и узнает, что сделал все, что мог.
Патрик кивнул, сжал губы и зашагал обратно к дому.
Графиня стояла у подножки и смотрела на виконта непонятным взглядом.
– Мы сталкиваемся с вами который раз за сутки, – сказала она немного растерянно. – Почему?
– Ответ известен Господу. Мне – нет.
Она вздохнула, однако не стала более медлить и забралась в карету. Хлопнула дверца, и экипаж покатил по улице, увозя людей с их горем и неразрешенными вопросами.
Виконт отыскал Патрика и был рядом с ним до тех пор, пока пожарным не удалось справиться с пламенем. Только вот результат, увы, был печален. Дом сгорел почти полностью, руины дымились, от них несло жаром. И все равно Патрик рвался пойти туда.
– Там мой отец!
– Вы можете пропустить нас? – спросил Сезар у того самого высокого пожарного.
Тот пожал плечами, глядя, как его коллеги сворачивают длинные рукава, из которых поливали пепелище.
– Только закройте чем-нибудь нос и рот. Там по-прежнему все в дыму.
Сезар, недолго думая, разорвал надвое шейный платок.
Войти в дом оказалось страшнее, чем он ожидал. Дым стлался поверху, таился под потолком, и дымка висела в воздухе – но уже можно было разглядеть что-то вокруг. Тьма кромешная, и вместе с тем – не тьма, ибо ярко светились фонари, с которыми пожарные обыскивали дом, и кое-где еще догорали полки, стулья, кушетки… Упавшие балки казались окровавленными. Особняк устоял, однако выгорел практически полностью: теперь это был черный остов, глядящий на мир провалами окон. Под сапогами хрустело битое стекло. Сезар старался дышать реже, и все равно от дыма кружилась голова.
– Где был кабинет? – прокричал он, так как через тряпку голос проникал плохо, и Патрик мог его не услышать.
– На втором этаже!
На второй этаж им подняться не дали, пожарные загородили путь.
– Там наши люди, – сказал один из них, – и они приведут домочадцев, если они уцелели. А если нет, принесут.
И снова ожидание, но короткое, потому что сверху спустилась целая группа, и Сезар рад был бы не видеть, что они несли, однако смотрел внимательно. Если это дело рук Парижского Поджигателя, ничего нельзя упускать.
Патрик пошатнулся и ухватился за плечо виконта; тот и сам уже узнал в покойнике Жюльена де Буавера. Тело не настолько сильно обгорело, чтобы его нельзя было опознать. И Сезар внимательно смотрел на скрюченные руки, почерневшее лицо, выгнутую спину.
Патрик бросился прочь, на ходу срывая повязку с лица; виконт решил, что с него тоже хватит, и торопливо направился к выходу. Молодой де Буавер, согнувшись пополам, стоял неподалеку от руин, в которые превратился подъезд. Юношу тошнило.
Сезар подождал, пока он выпрямится, и произнес:
– А теперь вы отправитесь со мной, и не спорьте. Ваша мать и сестра в безопасности. О слугах позаботятся, их еще должна опросить полиция. – Сезар уже видел полицейских рядом с пожарным обозом – что ж, возможно, тут есть кто-то из Сюртэ, а не только обычные стражи порядка. Не стоило привлекать их излишнее внимание. – Моя коляска стоит вон там. Идите, я догоню вас сейчас.
Совершенно обмякший от ужаса юноша побрел в указанном направлении, словно сомнамбула. Сезар же задержался, чтобы поговорить с пожарными, как раз выносившими из дома тело. Отведя в сторону одного из них, виконт спросил:
– Он был в кабинете?
– Да, там, сударь. – Видимо, пожарный принимал его за родственника Буаверов.
– Но ведь кабинет на втором этаже, а занялось на первом… Почему же он не пытался выбраться?
– Не знаю, сударь. Это загадка. Но нашли мы его там. Дверь пришлось ломать, она была закрыта.
– Снаружи?
– Изнутри.
Уже под утро, когда измученный Патрик, выпив немного виски, заснул прямо в кресле, виконт сидел напротив него и думал. Сон сбежал, да и как уснешь после такого зрелища! Даже превосходный бренди не помог. Патрику вот помог, а Сезару – нет.
Ну что ж, любое время нужно использовать.
Виконт сидел у окна, смотрел, как вздрагивают под легким ветерком из окна занавески, а мысли крутились в голове, неотвязные, как вороны над падалью.
Сезар любил разбираться в том, что происходит вокруг него в мире – возможно, не на таком высоком уровне, чтобы полюбить политику и всерьез заинтересоваться ею; нет, виконта привлекал уровень экономическо-хозяйственный, ибо он и сам являлся землевладельцем, включенным в обойму государственной машины. А потому Сезар любопытствовал по поводу того, как нынче оснащены пожарные команды. Хотелось знать, как скоро они явятся, если вдруг вспыхнет дом (а от этого никто не застрахован!), и насколько окажутся эффективны.
В 1851 году на Всемирной выставке в Лондоне уже был представлен целый ряд центробежных насосов, прошедших испытания. Сезар, живо интересовавшийся всеми техническими новинками, побывал на этой выставке и нашел насосы весьма занимательными. Однако возможности и этих насосов были ограничены, не говоря уже о заливных пожарных трубах. Спасением для всех стало усовершенствование паровых двигателей. Оснащенный ими обоз мог не только вести прицельный водный обстрел по горящему дому, но и нести на себе пожарных и брандспойты.
Однако сейчас паровые двигатели только входили в обиход, и часть парижских пожарных обозов по-прежнему использовала «русский насос», как называли его в шутку; такой Сезар видел и сегодня. Пожарным удалось потушить дом, однако лишь потому, что они прибыли на место вовремя – буквально через несколько минут после того, как была поднята тревога. И при этом нижний этаж особняка де Буаверов уже был объят огнем.
Был ли то злой умысел? Имеет ли к этому отношение Парижский Поджигатель? Сезар сильно рассчитывал на то, что господину Трюшону удастся кое-что раскопать. Если Поджигатель прислал письмо, об этом станет известно, журналист не упустит сей факт. Ведь в журналистике как – волка ноги кормят. Если раскопал интересный факт, неси в зубах издателю. Виконт рассчитывал лишь, что благоразумия Трюшона хватит не публиковать содержание писем Поджигателя в следующей статье – если, разумеется, ему удастся их добыть, в чем Сезар немного сомневался. Коль уж сам шеф Сюртэ запер их в несгораемый шкаф…
Впрочем, нет таких замков, которые способны удержать любопытство.
Вздохнув, Сезар решил, что все это немного слишком для его утомленного ума, и позвонил, вызывая Флорана, – следовало отправить Патрика в комнату для гостей и дать новому главе семьи немного выспаться, да и самому подремать хотя бы несколько часов.
Глава 8
Просьба графини де Бриан
Между тем Ивейн, доставив в свой дом госпожу де Буавер и ее дочь, выслушав все горькие фразы, все упреки судьбе и утерев все слезы, наконец убедилась, что несчастные женщины заснули, и отправилась в свою спальню.
Сна не было ни в одном глазу. Скоро должен наступить рассвет, небо над крышами на востоке уже посветлело, однако графине не хотелось ложиться. Ее горничная давно спала, а потому Ивейн сама освободилась от платья, закуталась в теплый халат и спустилась в гостиную, где горел камин. Забравшись с ногами в большое кресло, Ивейн стала смотреть на умирающее пламя. Сегодня вид его не радовал, как обычно, – сразу вспоминался тот огонь, что полыхал на улице Вожирар. Та сметающая все на пути стихия – и слабые люди, противостоящие ей. Бедная Мари, бедная Жюстина и бедный Патрик! Потерять отца при столь ужасающих обстоятельствах!
Сердце Ивейн, вопреки внешнему впечатлению о ней, не было каменным. Она умела и любить, и сопереживать; ее собственный отец, неприспособленный к жизни, слишком мягкий для того, чтобы его существование стало ярким, вызывал у нее щемящее и глубокое чувство. Потому Ивейн без сожалений оставила его в их замке в Провансе, стоящем на скале высоко над лавандовой долиной; там отцу хорошо, там его жизнь скрашивают любимые книги и непритязательные соседи, да и с сельским священником он водит дружбу, а потому вполне счастлив. Для Ивейн же красота полей, синяя чистота горных речушек и облачная белизна ни в коей мере не могли компенсировать возможность что-то сделать на своем жизненном пути. А свершить что-то хорошее (графиня не рисковала говорить «великое») можно в первую очередь в Париже – и потому она жила здесь.
Сейчас, сидя у камина и обхватив плечи руками, глядя, как языки пламени пританцовывают на обуглившемся полене, Ивейн думала о человеке, которого сегодня встретила снова. О виконте де Моро.
Когда он возник перед нею, словно ангел ада, – запаянный в узкий жилет, будто в футляр, с закатанными рукавами рубашки, открывавшими сильные руки, и без своей щегольской трости, – он показался Ивейн совсем не таким, как на пикнике в Булонском лесу. Ах, как же он был насмешлив тогда и холоден! Поддавшись любопытству, надеясь выиграть партию, Ивейн пошла с ним прогуляться – а он оскорбил ее и унизил, хотя обещал этого не делать. Хорошо хоть, свидетелей не было, никто не слышал, как виконт де Моро отчитывает графиню де Бриан, словно ребенка. Сначала она взбесилась, а потом… обида была настолько жгучей, что, уходя, Ивейн еле сдерживала слезы. Она быстро велела слуге собираться и покинула общество, не обратившее внимания на это. И только в карете Ивейн позволила себе разрыдаться. К счастью, путь до дома был неблизок, поэтому она успела немного прийти в себя. Но потом, запершись в своей спальне, вновь плакала.
Почему он так поступил с нею? Незнакомый человек, который так нравился мадам де Жерве. Люсиль де Жерве – типичная представительница общества: кокетничает с мужчинами, как будто без их внимания и прожить невозможно. И этот заносчивый виконт… ох, как Ивейн вчера его ненавидела!
Она на мгновение поверила, что он способен ее выслушать. Остальные просто отворачивались, когда Ивейн начинала говорить о том, что ее волнует, что для нее важно. Как будто беседы о тканях и шляпках значимее, чем само существование женщин в этом мире, их повседневная жизнь! Но нет, последователей графиня не находила. А мужчины смотрели на нее снисходительно, и потому Ивейн почти отказалась от идеи донести до них истину. Виконт на несколько минут показался хорошим слушателем. А потом сказал ей такое… такое…
При воспоминании о его резкой отповеди слезы снова навернулись на глаза. Ивейн ни на мгновение не допускала, что виконт прав; но, похоже, он действительно так думал – Люсиль отзывалась о нем как о человеке прямолинейном. Однако он поторопился. Как он может судить ее, совсем не зная? Как может делать такие выводы, и дня не будучи знакомым с нею? Ивейн перебрала уже тысячи способов доказать виконту свою правоту – все-таки он сильно ее задел! – и не придумала ничего лучше, как в дальнейшем держаться от него подальше.
И тут он возникает среди ночи, несет Мари к карете на руках и вообще ведет себя как нормальный человек. Как мужчина, которого еще хоть как-то можно переносить.
От недосыпа глаза немного жгло, и Ивейн поморгала. Хватит думать о виконте де Моро, нужно поразмыслить, что же делать теперь. Мари и Жюстина, конечно же, останутся у нее, равно как и Патрик; дом велик, места на всех хватит. Мари была кузиной Ивейн со стороны матери, и хотя молодые женщины были не очень близки (мадам де Буавер не разделяла прогрессивных взглядов графини де Бриан), все же родственные узы многое значат. Скорее всего, потом Мари уедет вместе с сыном и дочерью из Парижа, чтобы справиться с чувствами и выдержать положенный траур. А пока Ивейн позаботится о них.
Ей не давало покоя то, что все время всплывала в памяти эта история с Парижским Поджигателем; насмешливый голос виконта, уверявшего, что это всего лишь розыгрыш, чья-то шутка. Случился ли пожар потому, что кто-то забыл на столе свечу, или потому, что это – злая воля неизвестного человека, решившего за что-то наказать семью де Буавер? Это сумасшествие или рок? Ивейн не знала ответа.
В конце концов она заснула прямо в кресле.
Патрик приехал рано утром, около восьми. Служанка разбудила Ивейн, и та вышла навстречу юноше. Он выглядел очень бледным, но успел переодеться в чистую одежду, которая казалась ему слегка великовата.
– Тетя Ивейн, – он так называл ее, – неужели вы не спали? – Он спрашивал об этом, но отстраненно, словно мысли его блуждали далеко.
– Я ждала вас. Вы были все время там, у особняка?
– Нет. Виконт де Моро любезно предоставил мне кров и постель и даже ссудил одеждой. – Патрик невесело усмехнулся. – Но я не мог спать долго.
– Что случилось, когда мы уехали? – осторожно спросила Ивейн.
– Мы нашли отца. – Он закусил губу и отвернулся.
Графиня не привыкла раздаривать нежности направо и налево, однако тут не удержалась и обняла Патрика.
– О боже! Мне очень жаль.
– Да. Я хотел бы увидеть маму.
– Слуга проводит вас.
Ей самой следовало одеться и позавтракать. Кусок в горло не лез, однако Ивейн все-таки одолела яблоко и ломтик хлеба, а после кликнула горничную.
– Мне нужно одеться для выезда. Живо.
– Какое платье, мадемуазель?
Ивейн задумалась.
– Зеленое, – сказала она наконец, – то, с белым кружевом.
– Мадемуазель. – Горничная присела в реверансе, хотя было видно, что она удивлена.
С зеленым платьем у Ивейн были странные отношения: оно казалось ей таким… светским. Разумеется, у нее имелся большой гардероб, как у всякой приличной наследницы рода, однако графиня не уделяла ему должного внимания. Время от времени горничная напоминала ей, что хорошо бы заказать несколько новых платьев; тогда на дом вызывалась модистка, снимавшая мерки, и через некоторое время появлялось несколько очередных ворохов шелка, лент и кружев, которые прятались затем в сундуки и шкафы, так как надевала их Ивейн крайне редко. Разве что туда, где немыслимо появиться без настоящего бального платья.
Зеленое же платье было не бальным, но все же очень элегантным и делало Ивейн похожей на одну из тех женщин, которых она терпеть не могла, – самодовольных красоток, бабочек-однодневок. Чтобы подчеркнуть свою непохожесть на них, обычно графиня носила другую одежду – строгую и неярких тонов, что выделяло ее среди молодежи и любительниц увеселений. Ее жизненная цель – не бесконечное кружение на балах, а просвещение. Если на тебе небесно-голубое, или сиреневое, или желтое платье, никто не воспримет тебя всерьез, тебя посчитают легкомысленной, тебе предложат танец, а не разговор. Этого виконт де Моро не понимал. В этом он был неправ.
Однако, так как сейчас Ивейн направлялась именно к виконту де Моро, следовало привлечь его внимание. Он охотнее разговаривает с женщинами вроде Люсиль де Жерве? Что ж! Графиня была готова на все, чтобы привлечь внимание этого мужчины и заставить его сделать то, что ей нужно.
Было около одиннадцати часов утра, вторник, 26 июля, когда Ивейн вышла из кареты у особняка на улице Вожирар, семьдесят шесть. Предупредительный слуга, дежуривший у дверей, открыл ей, стоило графине подняться на крыльцо, и застыл в вопросительном поклоне.
– Я хотела бы видеть виконта де Моро, если он дома, – обронила Ивейн, стягивая перчатки.
Слуга спросил ее имя и сказал, что нужно будет подождать, а сам скрылся в глубине дома.
Ивейн стояла в прихожей, оглядываясь. Особняк был невелик, но немолод, пах старым деревом и еще чем-то уютным и домашним, от таких ароматов люди становятся похожими на ласковых кошек. Кошки тут тоже водились: одна спала прямо на скамье у входа, обернув пушистое тельце хвостом и подергивая высунувшейся из-под него задней лапой. Кошке снились немудреные звериные сны. Кованая люстра парила над головой, на второй этаж взбегала каменная лестница, застеленная мягким ковром. И еще – Ивейн хорошо чувствовала запахи – это совершенно точно было обиталище мужчины: витал то ли запах одеколона виконта, то ли трубочный дым, – словом, непонятное, но отчетливое. Мужское жилище. Дома, в которых обитают семьи с детьми, пахнут совсем по-другому.
Возвратился слуга и пригласил следовать за ним.
Они прошли длинным коридором, начинавшимся за лестницей, и слуга толкнул высокую дверь с причудливой резьбой на ней, открывая вход в залитую солнцем гостиную. Ивейн сразу же понравилась эта комната, хотя графиня полагала, что в доме виконта ей ничего не понравится – как и сам виконт. Но нет, гостиная была очаровательная. Заставленная темно-красной мебелью прошлого века, с обоями неяркими, но словно светящимися золотыми узорами, эта комната так и манила остаться в ней подольше.
Виконт сидел в кресле с высокой спинкой, на столике перед ним скучали два бокала. Судя по всему, у хозяина дома был гость, когда приехала Ивейн, и гостя куда-то отослали. А может, он просто любит пить сам с собой, за неимением других собутыльников.
Виконт встал ей навстречу.
– Сударыня. – Его губы на миг коснулись шелковой ткани перчатки Ивейн. Отступив назад, виконт оглядел ее с головы до ног и отчетливо хмыкнул, после чего, еле заметно улыбнувшись, предложил садиться. – Вы желаете чего-нибудь? Кофе?
– Да, пожалуй. – Почти бессонная ночь сказывалась, а Ивейн требовалась вся сообразительность, чтобы добиться от виконта того, что ей нужно.
Пока слуги сновали вокруг, пока расставляли на столике сервиз и легкие закуски, ни хозяин, ни гостья не произнесли ни слова. Они наблюдали друг за другом: Ивейн пристально, а виконт – спокойно, и потому ей казалось, что она смотрится в лесное озеро в безветренный день. Моро сохранял на лице маску, за которой могло прятаться все что угодно.
У него было странное лицо – умное, довольно красивое, однако словно бы отрешенное, как будто дела земные Сезара не волновали – или, по крайней мере, не волновали этим утром. Ивейн заметила, что он явно не успел побриться сегодня, на щеках выступила темная щетина, и от этого вид у виконта сделался не элегантный, а самый что ни на есть бандитский. А еще его глаза ее гипнотизировали – темные, почти черные, с уголками, чуть приподнятыми к вискам. Глаза алхимика.
«Он очень опасен», – подумала Ивейн.
Его руки с узкими ладонями расслабленно лежали на подлокотниках кресла, однако графиня помнила, что вчера виконт без усилий подхватил и понес в коляску далеко не тощую Мари. Весь этот человек – сплошной обман, но без него она не справится.
Слуги вышли, и в комнате остались лишь хозяин и гостья. Громко тикали напольные часы орехового дерева. Наконец виконт произнес:
– Признаться, ваш визит меня удивил, сударыня. Я полагал, что после вчерашней нашей встречи вы и близко ко мне не подойдете.
– Я не хочу говорить о том, что было вчера в Булонском лесу, – стальным голосом сказала Ивейн.
– Так о чем же?
– О пожаре.
– Конечно, – буркнул виконт, – все жаждут говорить со мною о пожарах. И что?
– Это дело рук Парижского Поджигателя? – выпалила Ивейн.
Брови виконта чуть дернулись, словно в удивлении.
– Почему вы так решили?
– Я не знаю. – Она стиснула пальцы, однако усилием воли тут же расцепила их. – Все эти разговоры о поджогах… Это мог быть он, верно?
Виконт поднял руку и в задумчивости провел пальцем по щеке.
– Мог быть, а мог и не быть. Все равно не вижу смысла вашего приезда, сударыня. Или вы думаете, что я и есть Поджигатель, и приехали меня убить?
– Что за чушь вы несете! – рассердилась Ивейн; этот человек ее раздражал. – Ничего такого я не думаю. Но вы ведь умеете расследовать такие дела, верно? Люсиль говорила мне.
– Мадемуазель, если вы желаете расследования, то вам следует обратиться в полицию. Уверяю вас, там уже занимаются этим прискорбным случаем.
– И предыдущие прискорбные случаи тоже в их ведении. Конечно.
– Чего вам наговорила обо мне Люсиль? Сознавайтесь.
– О, много всякого. В основном превозносила вас до небес.
– И вы поэтому приехали?
– Виконт, мне нет никакого дела до вас лично. И мне все равно, что вы обо мне думаете. Я бы сама ни в коем случае не стала иметь дело с человеком, способным оскорбить женщину. Но я здесь потому, что не могу оставить это безнаказанным. Если Поджигатель виновен в несчастье, что произошло с семьей моей кузины, я готова лично намотать его потроха на вашу кованую люстру.
Глаза виконта вспыхнули, и Ивейн поняла, что ей удалось его заинтересовать. Может, и дальше следует выражаться, словно торговка?..
– Ба, сударыня! Что за речи я слышу. Просто услада после той лекции, что вы мне прочли вчера… – И, видя, что Ивейн сейчас сорвется, он поднял ладони. – Я пошутил. Временами у меня резкое чувство юмора.
– Временами? Я бы сказала – всегда.
– Дело в том, что обычно я вовсе не шучу. Ну ладно. Зачем я все-таки потребовался вам?
– Люсиль говорила, что вы лучше всех, работающих в Сюртэ, вместе взятых.
– И вы хотите меня нанять? – Вот теперь он точно веселился.
– Я хотела вас просить заняться этим делом. Просить как человека благородного, которому небезразлична судьба ближних. Конечно, Буаверы вам вовсе не родственники, как мне. Наша семья всегда защищала своих, и я хочу защитить Мари, Жюстину и Патрика. Что, если этот человек, кем бы он ни был, убийцей или фанатиком, продолжит свое дело? Что, если еще кто-то из моих родных погибнет? Я знаю, вас не слишком-то это интересует, позавчера у Люсиль вы просто смеялись над всеми. Но я сама не умею заниматься такими вещами. Потому я пришла просить вашей помощи.
Сейчас это уже не казалось Ивейн такой хорошей идеей. Утром – да, а теперь, когда виконт сидит напротив и сверлит ее насмешливым взглядом, впору плюнуть на все и удалиться, не оглядываясь. Какого черта она вообще сюда пришла?! Та слабая надежда, что Ивейн испытывала, размышляя, как ночью виконт помог семье де Буавер, теперь развеялась, словно дым. Виконт де Моро был всего лишь вежлив. Он не станет помогать. А значит, никто не сможет чувствовать себя в безопасности. В полицию Ивейн не очень-то верила.
– А если это не Поджигатель? – сказал виконт. – Если всего лишь чья-то небрежность?
– Тогда я успокоюсь и смогу успокоить Мари и детей.
– Странно, – пробормотал виконт, – а мне сначала показалось, будто у вас нет сердца – сплошной разум.
И, не дожидаясь, пока графиня что-либо ответит на сие возмутительное заявление, хозяин дома поднялся, прошел по гостиной и распахнул дверь в соседнюю комнату.
– Вы можете возвратиться, друг мой. Идите, я вас представлю.
Ивейн вытянула шею, пытаясь понять, кого виконт зовет.
Вошел человек не слишком примечательный и, сразу видно, происхождения не знатного: одет довольно просто, руки грубые, лицо обветренное. Но улыбался он приятно.
– Графиня, позвольте вам представить моего соратника, господина Трюшона, журналиста из «Ла Пресс». Трюшон, это графиня де Бриан, моя гостья. Она – кузина Мари де Буавер.
Журналист поклонился.
– Сударыня. Рад встрече.
Все расселись, и Трюшон потянулся за бокалом. Так вот кто гостил у виконта, когда Ивейн приехала!
– Господин Трюшон – тот самый автор, что пишет в «Ла Пресс» статьи про Парижского Поджигателя. – Виконт помолчал и закончил: – Полагаю, наше общее знакомство будет интересным, так как сегодня в Сюртэ получили очередное письмо.
Глава 9