Крепость живых Адлерберг Николай

Светка-кассирша строго и одновременно как-то жалко смотрит Сереге в глаза, спрашивая еще раз – шутит он, орясина дубовая, или нет. Видно, что ей страшно и очень хочется, чтоб этот вологодский дурила расхохотался бы и заявил: «А здорово мы вас купили! Вона какие вы бледные!»

Серега явно сочувствует девчонке, но ничего утешительного сказать у него не выходит. Вместо этого он находит отличный выход – наезжает на трущегося рядом охранника:

– Ты уже мог бы обзвонить и спецтранс, и милицию, и свой дурацкий ЧОП! Что стоишь болваном деревянным! Не хочешь рисковать шкурой – так хоть подумал бы репой своей! Давно бы уже своих родичей предупредили все. А то стоишь тут, преешь!»

Поворачивается к Светке:

– Кончали бы вы работать. Ну, а когда будешь уходить – позвони, встречу.

Неловкое молчание. Платим. Идем на выход. Догоняет тетка в халате – судя по торчащим из кармана грубым желтым резиновым перчаткам – уборщица.

– Сынки, это правда, что мертвые оживают и едят живых?

– Правда, мамаша. Оживают. Но только свежие. Вчерашние и сегодняшние. Так что это не Апокалипсис. Это хуже.

Хлопает дверь. Когда идем через дорогу, слышим вдалеке истошный визг. Переглядываемся. Даже непонятно, кто визжал – мужчина или женщина.

В оружейном сумок прибавилось. В тамбуре, похоже, лампочку заменили – с полудохлой 20-свечовой, на минимум, на сотку.

Пока перекладываю отобранные для себя легкопортящиеся продукты для пира во время чумы, Николаич предупреждает, и весьма толково, о том, как лучше мне добраться до дома. Уже темнеет, так что его предупреждение к месту.

Договариваемся о времени встречи. Подумав, он говорит, что перед часом «Ч» надо будет связаться дополнительно. Весьма вероятно, что сидеть в магазине они уже не будут. Но по-любому – либо напишут новое место встречи, либо будут встречать, если телефонная связь гавкнется.

Спрашивать особо не о чем: в Нью-Орлеане, как только вырубилось электричество, открылись все электрозамки и отключилась вся сигнализация, глупые бандиты стали грабить лавки со спиртным, кто поумнее – ювелирные магазины, а самые умные в первую же ночь обнесли оружейные магазины. И потом с оружием легко отняли у других что хотели…

Конечно, оружейный магазин в США – совсем не то, что наши. Тем более что из нашего Витя упер, похоже, самые внушительные стволы. Но, тем не менее, арматурина или финка не пляшет против не то что СКС, но даже против двустволки…

На прощание Андрей выдает мне здоровенный фонарь-дубинку, добавляет еще налобный светляк и снабжает тесаком. Тесак – вроде бы штык от винтовки, похож на маузеровский, но надпись дурацкая: «СОР USA». Вот уж в чем я точно уверен, так это в том, что американские копы такие китайские поделки точно не используют. Зато он разрешен – этот тесак почему-то считается «хозяйственным ножом»… Можно носить где угодно… Ничего не понимаю в наших законах… Забираю эту «Копушу».

Прощаюсь со всеми и выкатываюсь на улицу. Подморозило. Это хорошо – холоднокровные будут вялые. Теперь заскочить домой. Надо забрать документы – и свои, и братца, и родительские. Это тоже есть в плане Сан Саныча. После безопасности, еды и воды – ценности и документы.

По дороге заскакиваю в сберкассу – они уже собираются закрываться, но банкомат работает, и я снимаю все деньги с карты. Негусто.

На улицах, в общем, спокойно. Вроде пару раз слышал крики, но черт его знает, с чего это орут. До дома добрался без приключений, но головой крутил на 360… Похоже, это уже привычка.

Квартира у нас с входом по черной лестнице. Практически никто, кроме нашей семьи, по этой лестнице не ходит. По нынешним временам это даже и удобно. Опять же, от бомжей недавно установили железную дверь, а то они на чердаке жили – с костерками и диванами. Уютненько так…

Перед тем, как открывать, смотрю – есть свет на лестнице? Есть – значит, фонари не понадобятся. Открыл, вот и квартира на втором этаже. Уф, можно в себя прийти.

Черт, хорошо как дома-то. И тут острая тоска накрывает совершенно внезапно: вот я ляпнул сегодня про «Титаник» – так и квартира наша как «Титаник» – уютная, привычная, комфортная, каждая вещь лично знакома и симпатична. С каждым пустячком связаны воспоминания. И все это придется бросить и, скорее всего, вернуться сюда будет уже не суждено. Скоро здесь от зомбаков будет не протолкнуться. И уйду я отсюда, скорее всего, навсегда. Особых надежд на то, что правительство справится с ситуацией, у меня нет. Пока раскачаются – пройдет два – три дня. А это критично. За день двести покойников. Двести очагов инфекции. Один очаг у нас в поликлинике дал не меньше двадцати зомби. Кто-то из обратившихся добрался до детсада. Только тех, кого видел я сам, там было еще не меньше двух десятков.

Уже сорок зомби. Потом должны были прибыть родители детсадовских. Детеныши, пожалуй, вряд ли могли бы нанести серьезные раны родителям. Значит, укушенные разбегутся, точнее – разъедутся. Часть в поликлиники и больницы. Часть по домам.

Итого – один укушенный выдал сходу не менее полусотни зомби. Даже если остальные не так результативны, пусть впятеро меньше – и то за день из двухсот очагов стало 2000. А к утру их будет еще больше.

Раз ничего не предприняли сразу, то уже и не успеют – а как предпримешь? Стрелять без суда по живым людям? Ну да, не живым – но они же ходят – значит, и не мертвые. Да, к слову, и по мертвым тоже нельзя стрелять – сейчас ушлых адвокатов полно. Да мемориальцы и прочие правозащитники с говном съедят, а чиновники этого не хотят. Будут прикрывать себе задницы, пока в эти задницы не вцепятся зомбаки… Раз не предприняли ничего сразу – значит, все будет куда как хуже. Ушло время.

А приму-ка я душ! Когда еще получится… И чайник поставлю. И позвоню братцу.

– Дарова! Рад, что ты живой! Пока не забыл – у меня на мобиле 17 рублей осталось – если сможешь, накинь на счет, скоко не жалко.

– Свинина ты, братец! А чего сам не смог?

– Дык и денег у меня с собой не оказалось, да и уйти я сейчас не могу. Мы тут облажались немного. Гутковский таки отчудил. Открыл дверь и приказал кадаврам лечь на пол и не валять дурака.

А дальше прозектор прыгнул – и так, скажу, душевно прыгнул, что Гутковскому полморды снес. Этот козел даже пистолет не вынул. Ну, а следом и остальные поперли.

И тоже шустренько так. Короче говоря, я сейчас сам в морге – вместе с Мишкой Тихоновым. Мы тут заперлись. А кадавры – по Петергофу гуляют. Такие пироги.

– Это ж как у вас так вышло?

– Да просто: мужики стали по прозектору лупить из всех стволов, аж клочья полетели. Я им говорил, что в голову лупить надо, но знаешь – тут было от чего растеряться. Не попали ему в голову.

Он, естественно, на них кинулся – прозектор у меня и при жизни подраться не дурак был. Они от него, он за ними. Бомжики тоже вылезли и тоже очень шустренько, знаешь ли, – эти за Гутковским увязались: он на четвереньках ухитрился еще метров сто пробежать, пока они его не догнали. Ну, а мы с Мишкой от страха бежать не догадались – и оказались с другого края этого веселья. Как я заскочил в морг – сам не знаю, ну а он за мной. Правда, со всем этим весельем у него всего два патрона осталось. В общем, почти комфортно. Но что делать – неясно. Я тут звонил, кому мог – деньги и кончились. Обещали помочь, но ближе к утру разве что смогут. По городу-то чертовщина творится.

– У вас там безопасно? Жратва, вода есть?

– Ну, если б не соседушки пахучие, то лучшего и желать нечего – зданьице старое, кирпичное. На окнах решетки – трактором не выдернешь. Двери тоже старые, так что не взломаешь запросто. Из жратвы три бутерброда моего прозектора. С сыром. Ну, и кран с неисчерпаемой водой. Телефон вот сдох. Так как Тихонов на бутеры не претендует – деликатный, видишь ли, сотрудник милиции – то по моим меркам дня на два хватит.

– А у этого Мишки телефон-то есть?

– Есть, но тоже счет обнулен. Нас вообще-то пообещали выручить, но пока, знаешь, никто не добрался.

За это время добираюсь до компа. Процент за перевод веб-мани на братцев счет просто грабительский, но зато быстро, да и нет у меня наличных лишних.

– Я тебе денег закинул, так что скоро получишь. А вообще – я тут с охотниками из оружейного магазина связался, и ты у Михаила этого узнай – может, кто там из охотников есть? На ментов я бы не рассчитывал – они вместе с медиками уже сейчас понесли такие потери, да и работы у них до дури. Охотники нужны – и есть надежда на то, что ночью холоднее, так эта шантрапа дохлая не так подвижна будет.

– Ага, понял. Я думаю, что пока тут отсидимся. А из охотни…

Кончились 17 рублей, похоже. Теперь в теплый сортир, душ и наконец-то – пожрать, а то ведь весь день возможностей не было. Эти радости жизни незаметны, когда пользуешься ими ежедневно. Но у меня был подходящий опыт, чтобы сейчас ценить и теплый сортир, и теплый душ с электрическим освещением. Достаточно недельку посидеть в полевых условиях с оттенком свинства – и быстро поймешь радость от цивилизации. Ну, а уж вкусная еда… Это ж самое интимное общение со своим дорогим организмом. Просто праздник какой-то!

Ага, вот, понимаю, наконец, почему это бомжи только в морге обернулись. Видно, подзамерзли они в своем дачном домике, потому и довезли их спокойно, и сгрузили. Как мороженое мясо. Как лягушек в зимнем анабиозе. В морге они и отогрелись. И обернулись – на радость санитару. Братец рассказывал, что прозектором он своего санитара называет – тот не любит, чтоб его звали санитаром. Не любил, то есть. И получается, что прохладная погода – очень большое благо пока…

В жарко натопленной поликлинике мертвецы обращались быстро, а бомжи умерли не то от переохлаждения (были заморозки, а пьяные часто от замерзания дохнут, причем не обязательно температура должна быть очень низкой; от переохлаждения и при плюсовой загибаются – у пьяных терморегуляция никакая), не то еще и от отравления угарным газом. То, что они отравились – как-то повлияло? Или поровну зомби, что за нарушения биохимии у него были при жизни?

Смерть от отравления вызывает метаболические изменения в организме. Нарушается биохимия. Замерзшие бомжики, найденные то ли их приятелем, то ли сторожем, то ли дачником (а в Петергофе дачи – это будочки скорее, и жителям до них не 100 км ехать, вполне мог кто-то зайти после работы), отогрелись токо уже в морге. Благо, там ехать – опять не 100 км. Надо насчет биохимии проверить. И то, что мерзлые не оборачиваются или в анабиозе находятся – тоже запомнить.

Включенный дуроскоп на редкость малоинформативен. Оказывается, престарелая Лолита, наконец, собралась стать лесбиянкой. Ценная информация. Малахов радует постановочными истериками. Но вроде бы об этой именно передаче толковали наши санитарки – получается, повтор гонят. Так, что в компе? В компе интереснее. В Москве, похоже, Жопень началась на несколько дней раньше. В Германии та же херь, как у нас в Питере. Хотя, судя по ю-тубу, часть роликов – чисто постановочные. Черт, заляпал клавиатуру – не дело лопать и смотреть инфу на мониторе. А заляпал, потому как ролик из Дюссельдорфа просто напугал – похоже, что такие же шустрики, как изменившийся прозектор, у них там уже есть. Кто-то отснял нападение такого – они его называли метаморфом – на прохожих внизу, прячась этаже этак на третьем. Похоже, что такие шустрики опаснее десятка обычных зомби. А в Петергофе героический начальник выпустил на волю пятерых таких зверушек…

Похоже, что шустрыми они становятся, нажравшись свеженины. Ведь начали-то не с полежавших с осени, а именно со свежего мяса. И изменились при этом – челюсти себе отрастили. Зубы.

Так, перекусили – надо передохнуть и прикинуть, что брать. Ложка, кружка, термос. Мамины сережки-колечки. Документы, что, слава богу, сложены мамой в одном месте.

Карты города. Автомобильный атлас. Складной ножик, чтоб со штопором и шилом. Овечью шкуру и кожаное покрывало, да еще маленькую подушку – спать-то придется, скорее всего, не на постели. Клеенку. Теперь прямо стопкой – белье с носками. Трусов с футболками пары четыре получилось – самое то. Так, мыло, полотенца, щетка зубная, бритва. Помазок. Шампуни и кремы… Не, не понадобятся. А вот ящик с медикаментами и бинтами – в мешок. Старый туристический примус бензиновый – в кучу, понадобится. О, люменевую кастрюлю побольше. Надо бы и чайник, но это не критично. Вот, вспомнил – сахар, чай. Кофе забрать. Оставлю чуток – на разок посидеть – мало ли, еще вернемся. А не вернемся – вроде как уходить легче.

Теперь вытащить с полки «Справочник практического врача» и для души чего – ну, вот «Уленшпигеля», например…

Что-то еще забыл… Ага, кроме этих шмоток, надо бы и что полегче. Вроде спортивного костюма. И сандалии – если будем в помещении, то в берцах запаришься все время ходить. Кроссовки еще стоит взять…

Вроде все. Посидеть теперь перед дорогой, подумать. Что забыл? А флягу с водой забыл! Не мудрено – не в Сахаре живем, вода в нашей области куда как часто встречается. Но еще Сан Саныч толковал, что во время бедствий воды-то, может, и много, а вот чистой воды – мало. И приводил в пример наши наводнения, когда в разлившейся невской водичке плавает всякое такое – от покойников и дерьма до всякой химии и нефтепродуктов… Пить ее – все равно, что лизать тротуар… Получить дизентерию посреди всего этого – мало радости. Звоню родителям и тут уж выкладываю все как есть. Успокаиваю за нас с братцем и очень настоятельно прошу принять все меры. ВСЕ МЕРЫ!

Ну, вот вроде и все. Закрыть все краны, выключить электричество, перекрыть газ. Посидеть молча, выслушать советы духа дома и пора двигать. На внутренней двери пишу кусочком мелка: «Опасно! Зомби!» и окончательно прикрываю входную дверь.

На улице сеет мелким снежком. Это хорошо. Похолодание сейчас как раз кстати.

Останавливаю машину. Мрачный водила заряжает аж 400 рублев… Соглашаюсь, заметив, что знаю важную информацию. Его, похоже, ничего не волнует, кроме денег, и он заявляет, что свои басни могу оставить при себе. Ну, как скажешь. Впрочем, далеко уехать не получается – рыдван бомбилы глохнет. Подождав пяток минут, пока он рылся под капотом, вылезаю и говорю, что не могу ждать. Накурено у него в тачке зверски. Сказать ему нечего, и он ругается – так, безадресно, в воздух.

Вторая машина останавливается почти сразу. В салоне пахнет чем-то сладковатым, и водитель весь из себя лучится благостью. Но заряжает те же 400… Оказывается, ему самому нужно ехать в Купчино и, похоже, мое предложение его заинтересовало – видно, что он любопытен, и характер у него живой.

Выкладываю ему стандартное свое, уже обкатанное за день, сообщение. Хмыкает, потом заявляет: «А с виду трезвый!». Улыбаюсь ему в ответ и спрашиваю, есть ли у него знакомые медики и милиционеры.

Таковые наличествуют. Любезно предлагаю отзвониться им. Еще раз хмыкает, выбирает освещенное и людное место, ловко втирает машину между двумя стоящими у обочины. Начинает звонить. Три первых абонента не отвечают, четвертый говорит возбужденно и громко, но я ничерта не понимаю. Видно, что водитель сильно встревожился, а после еще пары звонков он уже взвинчен. Смотрит на меня уже невесело. На последнем звонке все же успокаивается – видно, звонил домой, и там все в порядке.

– Бу каза!

– Что?

– Извини! Плохо все. Не наврал ты, а лучше б наврал… Впору тебе деньги давать!

– А я помню, у вас принято вестникам с плохими вестями свинец плавленый в глотку лить!

– Это не у нас, у узбеков. У нас за хорошую разведку, наоборот, награждали. Говори, что еще знаешь.

– Давай поедем, а?

– Да, конечно…

Ехали, в общем, недолго, основное я успел выложить. Слушал меня водила внимательно и старательно. Как прилежный ученик-отличник.

– Вот этот дом – твой. Это моя визитка. Рахмат тебе! Удачи!

– И тебе тоже. Осторожней будь!

– Это буду!

Перед металлической дверью парадной некоторое время копошусь, стараясь поудобнее расположить хоть и легкий, но неудобный рюкзак и, главное, приспособить к быстрому использованию «Смерть председателя». Набираю номер квартиры в домофоне.

– Кто? – басок, но не мужчины еще, а парня.

Называю себя, отрекомендовываюсь. Щелкает замок. Распахиваю дверь пошире и старательно осматриваю площадку и лестницу. Вроде, никого. Аккуратно вхожу и, практически в открытую держа ружье, начинаю подниматься. Лифтом пользоваться страшновато – еще застрянешь, чего доброго, выбирайся потом. На лестнице другая проблема – есть непросматриваемые куски. Вот и думай.

Но на лестнице никого нет – ни живых, ни мертвых. Дверь в квартире открывается сразу – явно наблюдали за моим подходом в глазок.

Вхожу в светлую прихожую. Рослый парень, очень похожий физиономией на Сан Саныча, оказывается сыном, Сан Санычем младшим. Оригинальный и разнообразный в семье выбор имен, ничего не скажешь. Жена тут же – невысокая, спортивного покроя женщина. И мать, и сын мрачные и радости особой не выказывают – ну да и понятно: чему тут радоваться.

Получаю тапки, сваливаю с себя груз и охотничьи доспехи. Жена Сан Саныча – Дарья Ивановна – приглашает поужинать. Им самим неохота, а вот меня покормить стоит.

Покормить – это замечательно. Это я всегда с удовольствием. Тем более что оказывается и очень вкусно. Пока я жру в три горла, хозяева сидят за чашками с чаем и слушают, что я им рассказываю. Тактично сообщаю, что Сан Саныч был жив к моему уходу, и мы с ним встретимся завтра. Вспоминаю, что на столике у начмеда были пустые упаковки лекарств – до меня доходит, что Сан Саныч под руководством Валентины съел все, что могло бы помочь от бактерий и вирусов. Упоминаю и это.

Младший Сан Саныч (договорились, что я буду называть его Саша, фамильярное Саня было отвергнуто с места и категорично) аж подпрыгивает, когда я рассказываю о покупке «Хауды».

Он потрясен тем, что я выкинул кучу денег на такое барахло. Это же не оружие, тем более и против зомби оно бесполезно. В глубине души я с ним вообще-то согласен, но что сделано, то сделано. В конце концов, купив эту штуковину, я расположил к себе торговцев, а также возможно, что она и пригодится – скажем, как оружие последнего шанса. Может быть, из нее можно будет стрелять и дробью.

Похоже, я не преуспел. Саша смотрит на меня с сочувствием. Как смотрят на дурака, облапошенного кидалами-наперсточниками. Сам он все время держит под рукой здоровенную одностволку, вызывающую у меня стойкую ассоциацию с прикладом, прилепленным к куску водопроводной трубы. Оказывается, это чудо отечественного гения называется ИЖ-18 и является забавной штуковиной – это «Магнум», и при стрельбе можно использовать особо мощные патроны. Лупит на 60 метров, что для ружья очень порядочная дистанция. Особо отмечает, что конструкция простая, может вытерпеть многое, и ее в семье называют «Гаубица».

Вспоминаю, что вообще-то у меня тоже не одна «Хауда». Показываю обрез. Учитывая многозначительность Николаича в магазине, разряжаю рыже-желтую приблуду и проверяю, работает ли она при неразомкнутом прикладе. Оказывается, отлично работает! Ишь, хитрый Николаич. Получается, что у меня этакое куцее ружье и одновременно длинный пистолет. Правда, при пистолетной стрельбе отдачка будет сокрушительная, но раз я в детстве вынес стрельбу из Конатовского обреза трехлинейки, то уж во взрослом состоянии с гладкостволом справлюсь. Теперь надо бы немного подшлифовать детальки ружия, чтоб затвор не ходил со скрежетом.

Саша притаскивает ящик с напильниками, надфилями и шкуркой. Посматривая в руководство, разбираем оружие, потом начинаем прикидывать, что трется и где.

Все-таки это позорище, что охотничье оружие выпускается таким грубо сляпанным.

Единственное, что утешает – Саша, взяв посмотреть «Копушу», порезал палец о металлическую деталь рукоятки. То, что китайцы делают оружие еще хуже – несколько нас радует. Теперь я шкурю свою «Приблуду», ибо так я нарек богом данное мне оружие, а Саша, шипя и ругаясь, проходится надфилем по тем частям «Копуши», которые не являются лезвием.

После долгих усилий добиваюсь того, что затвор ходит хоть и не так, как в той же трехе, но и не как трамвай поперек рельсов. Добавить смазки – и еще лучше будет.

– Мальчики, а вам в магазин не стоит сходить? Пока еще нет ажиотации, а потом ведь может и не получиться. А так все с продуктами будем, да? – это Дарья Ивановна.

– Да сейчас уже, вот уже почти готово! – Саша начинает распихивать инструменты. – Но я думаю, лучше б ехать. И спокойнее, и больше увезем.

Тут не поспоришь.

Прособирались все же долго. Пожалуй, десять минут ушло на обсуждение того, стоит ли Саше взять с собой «Хауду» или нет. К этой недопушке он испытывает самую настоящую неприязнь, а с другой стороны, ехать безоружным или ходить по залу с топором как-то неловко. Наконец, его мать веско говорит: «Сейчас возьми, что есть, а дальше видно будет, да?» Побурчав, Саша смиряется и забирает себе обрез. На лестнице пытаемся отработать тактически правильный спуск, но вообще-то выходит плоховато. То я, забывшись, лезу ему под стволы, то он забывает, что и сверху-сзади на нас могут уже напасть. И это не обязательно будет тупой малоподвижный мертвяк, может уже оказаться и живчик.

В «Окей» уже не успеваем, поедем в «Ленту» – она круглосуточная. Машинка – видно, что ухоженная – непритязательный «Логан», современный аналог той «шестерки», что у моих на даче. Водит Саша аккуратно, но видно, что опыта небогато.

Машин на стоянке неожиданно густо. И народу много. С трудом находим место. Каталку успеваем перехватить от соседнего авто. Пока едем, оказывается, что тележка колченогая – не столько едет, сколько волочится.

Народу много, а вот товаров уже и не густо. Местами стеллажи внизу пустые. Но мы не привередливы, и скоро тележка набивается до верха. Заодно и хлеба набрали кучу.

Если его и не перестанут печь, то вполне вероятно, что нам будет до хлеба не добраться – потому разговор о сухариках самодельных приводит к консенсусу. Водки уже нет. Но мы не гордые – берем картонные упаковки с сухим вином. Если кто не знает, добавить в воду полезно: и жажду утоляет лучше, и обеззараживает, если что.

Спокойная обстановка в магазине плохо на нас действует. Ну, с Саши какой спрос – а я вот, пожалуй, дал маху. Когда уже расплатились, мне в голову пришло еще набрать пакет шоколада – благо, эти батончики и плитки прямо у кассы в лотке – и Саша покатил телегу один. Очередь хоть и нервозная, но к тому, что я шоколад прикупил, отнеслась не то что внимательно – а, пожалуй, что взяла как пример. Несколько человек тут же снялись с места и целеустремленно зарысили – уверен, вспомнили о том, что шоколад долго не пролежит в магазине в такое-то время, и сейчас он уже не лакомство, а очень ценная еда, занимающая мало места, но сытная. Дали расплатиться мне без проблем. А вот уже на стоянке я увидел, что поступил глупо: около нашей машины была какая-то не то что толпа, а вот группа людей – человек так пять – шесть. И Саша стоит, прижавшись к машине и как бы отгородившись тележкой.

Подбегаю сбоку. «Приблуду» уже вытянул. До компашки метров шесть – теперь вижу, что это низкорослые азиаты – похоже, гастарбайтеры с ближайших строек. Саша злобно щерится, и самое смешное, что держит в руке ту самую «Хауду».

– И что тут у вас? – спрашиваю. Получаю смесь на разных языках в том плане, что жрать нечего, и надо бы делиться. При этом мне кажется, что настроение у компашки изменилось: я им сбоку не очень нравлюсь – и потому, что если начать палить, то у них ситуация хреновая – кого-нито задену, а так как сбоку – то двоих – троих одним махом. Джамшуты не готовы напасть, хотя если у того, что ближе ко мне, не дубинка в руках – то я совсем без глаз.

– Ладно, на эту машину положу еду. А вы отходите подальше. К магазину. Уедем – заберете еду. Не отойдете – будем стрелять!

Джамшуты, покурлыкав между собой, делают попытку приблизиться ко мне, но я это пресекаю злым рявканьем. Понятно, им хотелось бы разжиться двумя обрезами, но боязно. Тут самое главное – не дать даже подумать о том, что ты их боишься – южане это чувствуют инстинктивно, и пощады не будет. Но вот если удастся выдержать психологическую дуэль – отступят. И гастарбайтеры отходят поодаль. Чтобы поощрить разумный ход, выкладываю на капот стоящей рядом «Тоеты» несколько батонов и зачем-то взятый Сашей пакет с сосисками «Говяжьими». Стоят эти сосиски аж 96 рублей за кило, так что мясо там явно не ночевало, и Аллах не накажет за свиноедство. А брюхо набить – вполне пойдет. Далее стремительно, как в соревновании «Сколько калифорнийских студенток сможет залезть в телефонную будку», забиваем багажник покупками, не забывая поглядывать на гастеров, да и вокруг.

– Фукс, набивайте грот! – неожиданно выдает Саша. А, ну да, похождения капитана Врунгеля. Потом он плюхается за руль и аккуратно выезжает со стоянки, а я, как президентский телохранитель трусцой трушу (или труссю?) рядом – случись что нештатное, среагировать мне будет проще.

На выезде «Логан» притормаживает, я влетаю в салон, и мы тут же дергано рвемся по улице. Хорошо вот, салон у «Логана» высокий – прыгал бы так куда в другую машину, долбанулся бы башкой – бывало такое.

Водитель перегазовывает и сучит ручкой переключения скоростей – видно, что переволновался.

– То ли они не собирались нападать, то ли неопытные еще. Могли бы не кучей подходить, а один кто-нибудь дал бы мне сзади по затылку – и всех дел. Я бы и не заметил. А то стали танцы с перестроениями устраивать и дубинки с арматурой показывать. У одного, кстати, и молоток был.

– Ну и хорошо, что неопытные – дешево отделались. Сами мы хороши гуси – нельзя ходить поодиночке, это не американский триллер, где обязательно всем надо «разделиться». Токо парой!

– Это да! – отдувается Саша и начинает хихикать – А этой дуры они сразу испугались. Видно, не знают, что это белиберда. Белиберданка! Так бы взялись за меня быстрее.

Меня тоже пробирает истерический смешок – хорош бы я был, привезя матери сына с пробитой башкой. И привезя ли еще – мог бы и сам огрести. Даже если б завалил одного или двоих – остальные могли бы и не дать мне передернуть затвор… Да и по-любасу там три патрона. Всего.

Подъезжаем к дому. Машину ставим ближе – чтоб в случае чего с лоджии можно было ее увидеть и обстрелять, если кто нехороший будет отираться рядом. Уже собираемся класть продукты по сумкам, когда в голову приходит, что без разведки соваться в подъезд не стоит. Мы болтались больше часа – мало ли что. А так, словно два навьюченных ишака, мы будем просто вкусной и легкой добычей. Даже точнее – питательной и легкоусваиваемой пищей. Этот вариант категорически не нравится.

Решаем сходить налегке. Теперь Саша уже держит «Хауду» без брезгливости. На подходах к подъезду настораживаемся: слышен истошный собачий лай, как минимум, двух собак – одна явно какая-то мелкомелкая собачонка, вторая по голосу – лайка с хорошо поставленным гавканьем.

Саша навострил уши:

– Это пуделятина с первого этажа и брехолайка со второго. Но они так дружно никогда не брехали.

– Значит, что-то не так!

– Мудрое замечание!

Переглядываемся. Значит, надо дверь открывать так, чтобы что-то оттуда не выскочило сразу. Саша примеряется, чтоб при открывании дверь не распахнулась больше, чем на 10 – 15 сантиметров. Я встаю, чтоб видеть, кто полезет в щель, и при этом чтоб не влепить дробью в ногу партнеру. Дверь железная, кругом железо и бетон – не хотелось бы и самому на рикошетах попасть под раздачу.

Рукоятка затвора вверх-вниз, клац-клац, теперь на боевом взводе.

– Открывай помалу!

Домофон курлыкает простенькую мелодию, Саша начинает тянуть на себя дверь, стопоря ее ботинком.

Бамм! – что-то с грохотом долбает в дверь с той стороны, так что даже ботинок ее не удерживает и отъезжает на несколько сантиметров. В просвет высовывается какая-то дрянь, похожая на валенок, очень грязный валенок.

Напарник ответно наваливается со своей стороны на дверь, стараясь этот валенок прищемить, но дрянь лезет как паста из тюбика – медленно, неотвратимо, причем это сопровождается странными звуками – каким-то сипением и царапаньем.

Отпрыгнув рефлекторно, замечаю, что валенок – с глазами и зубами. Собака!

Ах, ты ж сука чертова! Еще раз прикинув, что ни по кому, кроме животины, не попаду, крепче хватаю «Приблуду» и давлю на курок.

Дадан получился добротным. Уши заложило. Обрез рванулся из рук и ослепил снопом огня. А собака перестала вылезать.

Стоящая у подъезда машина радостно верещит разными механическими голосами, через одну откликается другая. Сейчас вообще-то народ должен начать высовываться в окна.

Осторожно смотрю на псину. Похоже, что сработало как надо: аккурат в башке дыра, если после такого попадания у собаки-зомбаки мозг остался не разрушенным, то ни черта я в анатомии не понимаю. Ну, так дистанция меньше метра. Пытаюсь рассмотреть, что там, в подъезде, за собакой. Там пусто и светло.

Саша осторожно отпускает дверь. Зомбака съезжает вниз и лежит, как и положено дохлому животному. Это видно вообще-то: живые не могут лежать так, как трупы. Трупы как-то по-особенному обмякают, их словно приплюскивает к земле.

– Ну что, пошли дальше?

– Погоди, перезаряжу, – аккуратно выдергиваю гильзу – пригодится переснарядить, загоняю патрон в ствол. Потом меняю магазин – три лучше, чем два, как ни крути.

Приоткрываем дверь. Вроде пусто. Машины верещать перестали, да и собаки что-то угомонились. Пуделишко еще вякает, но без прежнего усердия, а лайка так и вообще заткнулась.

Заглядываю дальше. Вроде, все спокойно. Хотя покойники как раз стоят спокойно, если вспомнить неподвижного дедушку у садика.

– Мне всегда не нравилась эта гнусная Альма и хозяйка ее, сука пьяная – тоже не нравилась, – говорит Саша сзади. – Надо бы псину отсюда убрать, иначе дверь не закроем.

– А как? Руки и ботинки марать неохота.

– Сейчас ветку сломаю потолще – оттартаем.

– Стой, только вместе!

Аккуратно выбираемся из подъезда. Вокруг много кустов, но жидких. А псина – здоровая дворняга, покрытая грязной свалявшейся шерстью, похожей на войлок, и явно тяжелая – большая и толстая. Этакий цилиндр волосатый на ножках. Наконец, попадается что-то подходящее. Оглянувшись, чтоб никто не помешал, Сан Саныч младший начинает выламывать подходящий сучок. Треску от его деятельности – как от танка в лесу. Наконец, подходящий сук в руках. Со стороны смотреть на него смешно. Просто иллюстрация к тому, как и что сделало из обезьяны человека. С трудом, подцепив псину палкой за ошейник, Саша оттаскивает тушу в сторону от двери. Все это время для меня самое сложное – не любоваться, как работают другие, а наблюдать за обстановкой. Взгляд все время возвращается к пыхтящему напарнику, а это нехорошо. Очень нехорошо. Не догляжу – обоим хана.

– А кто-то Альму хорошо драл – бочина в крови, лапа перебита, – отмечает Саша, разглядывая тушу. – Так что тут, возможно, еще собачки такие же ходят!

Это прекрасно. От собачки драпать сложнее, чем от детишек. И зубки даже у этой дурацкой Альмы – куда как больше приспособлены кусаться, чем человеческие. Меня дважды собаки кусали – и впечатление самое гадкое. Локоть после такого укуса месяц сгибался с трудом, а овчарка только прихватила, не было у нее тогда желания откусить кусок меня. Теперь же – такое желание у дохлых псов будет. А еще и крысок не забываем…

Теперь, когда железная дверь за нами закрылась, как-то даже и веселее – приятно, что за спиной никто не появится. Правда, из подвала или мусоропровода крысаки могут выбраться, но тут уж смотреть надо внятно. Начинаем не торопясь подниматься. На первой площадке Саша начинает ломиться в обшарпанную дверь – лупит в нее ногой и кулаками. Видимо, у него есть резоны. Поглядывая по сторонам, вижу, что кровяная мазня как раз у двери и на двери – тут, видно, псина и обратилась. А Саше не терпится поговорить с хозяйкой. Немного недоумеваю, почему он не звонит, пока не убеждаюсь в том, что звонок у двери отсутствует как класс. Впрочем, никто ему не открывает, а наоборот – распахивается дверь квартиры наискосок. Видна женщина в халате, за ее спиной долговязый парень и мелкий пуделишко, который тут же начинает уже знакомо лаять. В другое время я бы сказал, что животина паскудная, и пнул бы ее с чувством выполненного долга, а сейчас, наоборот, испытываю умиление и желание собачонку наградить – выручила она нас серьезно.

– А, это вы тут шумите, – облегченно говорит женщина. Видно, что она узнала Сашу и успокоилась. А вообще молодец, конечно: выперлась на площадку – кушайте меня мухи с комарами. Вот она – Я! И дверь нараспашку.

Напарник здоровается. От души благодарит за собачку-сторожа. Женщина в халате весь день не выходила из дома, сын, судя по всему, рубился в «Линейку» – благо, у него выходные – потому наши новости для них неожиданны… не знаю, поверили ли они в это, но соглашаются отзвониться Саше, если их собакса опять закатит истерику. Она, оказывается, лаяла так час – и никакие привычные меры на нее не влияли. Теперь-то ясно, что собачонки на мертвечину реагируют истерикой. Это замечательно. Вопрос в том, на всех обернувшихся вообще или токо на собак. Надо бы проверить. Прощаемся, идем на второй этаж – те же разговоры с владелицей лайки. Она, правда, так дверь и не распахивает, осторожничает. Потом зовет мужа, и дверь раскрывается на длину цепочки.

Смекаю, что Саша пытается организовать примитивную сторожевую службу. А что – разумно. Почему-то он звонит не во все квартиры. Открывают в шести – на пять этажей. Вроде как верят, что в городе неладно. Но вот насколько верят и как себя поведут – один бог ведает.

Наконец – дома, разведка заняла добрый час времени, и Дарья Ивановна уже звонила сыну. Успокоил он ее или нет – не берусь судить, но перезванивать не стала. А я, пока Саша общался с соседями, звякнул в оружейный магазин – Николаичу. Подошел, правда, Андрей, выслушал про собак, выразил благодарность (какой-то он немного чопорный и ходульный) и сообщил, что они нашли хорошую базу, где можно неплохо устроиться. Где это – он пока говорить не станет, утром сам увижу. В магазине они оставаться не будут – была еще одна попытка нападения неизвестных лиц, которую удалось отразить, но все равно место неудачное, они уже в этом убедились. Так что утром мне лучше прибыть на встречу со всем своим добром.

Спрашиваю, как быть – у меня двое спутников. Обещает уточнить у Николаича, когда тот вернется, но полагает, что, скорее всего, ответ будет положительный. По дороге неплохо бы еще разжиться едой – сколько сможем. Отвечаю – принято, даю отбой.

Рассказываем о том, что с нами происходило. В ходе рассказа, правда, гастеры становятся бЭднИми крестианами, которые попросили покушать, да и Альма предстает не такой жуткой скотиной. Вообще-то говоря, мы сами устали как собаки.

Дарья замечает, что нам неплохо бы поспать. Она все равно не заснет, и потому нам стоит сходить и принести часть хлеба из багажника – она сумеет до утра насушить сухариков. И нам полезно, и ей отвлечься стоит. В этом есть смысл – тем более что на лестнице вряд ли кто новый появился. Вздохнув, отправляемся уже знакомой дорогой. На этот раз я уже не так часто лезу спиной на Сашины стволы, а он не забывает контролировать заднюю полусферу. Немножко гордимся этим, хотя я прекрасно понимаю, что наши экзерциции насмешили бы любого бойца штурмовой команды до слез.

– Надо бы нам еще походить вместе, а то тут «френдлифайер» не отключишь, – замечает сзади Саша. Что верно, то верно. И не респауниться, если что… И, к слову, вес ограничен, боеприпасы весят не по-детски, не сейфануться, не говоря уже о том, что получив по башке палкой или пулей в ляжку, не отделаешься моментально съеденной аптечкой, а будешь ковылять и лечиться, лечиться и лечиться… М-да, компьютерные игры куда как спокойнее…

Когда продвигаемся от подъезда к машине, кто-то окликает сверху. Это Дарья Ивановна с «Гаубицей» решила нас подстраховать с лоджии. Ну что ж – это еще лучше. Забираем хлеб из багажника, обе упаковки яиц и без проблем, но подстраховываясь, возвращаемся. То ли мне кажется, то ли уже спаркой идем неплохо.

А вот гордыне предаваться не надо, как это у меня всегда выходит: только начнешь красоваться, так обязательно опозоришься – и тут нога у меня, такого героического и бравого, неудачно встает на ступеньку, соскальзывает, и я чуть не втыкаюсь носом и обрезом в бетон площадки, судорожно оттрепыхавшись руками и ногами. Хлеб веером разлетается из пакета по лестнице. Ай, молодца! Еще хорошо, что палец держал не на спусковом крючке, а то еще бы помпезнее вышло.

И ведь знаю за собой это: как токо начинаю бельмондовствовать, так черт те что выходит. И давно уже – начиная с шестого класса, когда захотел покрасоваться в автобусе перед тремя симпатичными девчонками и потому на своей остановке не вылез, а выпрыгнул, как молодой гепард. Ну, и воткнулся гепард темечком в притолоку двери, а дальше уже вылетел ногами вперед. Устоять, правда, устоял ценой нелепых телодвижений, только там лужища была по щиколотку. Вот я в нее и шлепнулся. С брызгами. Прежде чем двери закрылись, я еще и обернуться успел. Девчонок этих аж скрючило от смеха. Так и уехали. Именно тогда я и понял, что это такое – героичная кинематографичность в реальности. В жизни-то дублей не бывает, потому не выеживайся, дорогой друг.

С присловьем: «Пока не набежали…» Саша шустро начинает собирать буханки.

Не совсем понимая, уточняю: «Кто? Соседи?»

– Не, микробы! Если упавшую еду быстро поднять с пола, то микробы набежать не успевают!

Понятно, шутка такая…

Дарья Ивановна тут же начинает бурную деятельность: варит яйца в луковой шелухе, достав угрожающих размеров кастрюли, рубит хлеб на аккуратные ломтики и вроде как успевает все одновременно. Ловко это у нее выходит. Глядя на женскую работу, вспоминаю, что перед сном желательно разобраться с мужской. Выгребаю в комнате все свои боезапасы, включая и те, что к «Хауде».

– У тебя сколько патронов к «Гаубице»? – спрашиваю у Сан Саныча – младшего.

– Пять. Крупная дробь. 12 калибр. «Магнум».

– А у меня к «Приблуде» – 22 россыпью, да в магазинах 5, да один стреляный. А 12 калибра – гильз дюжина. Знаешь, мы вообще-то могли бы сейчас тебе боезапас пополнить. Токо вот дроби нет, а эта – как маковые зерна. Я ее думал на крыс из «Хауды», но пока не до того.

– Дробь мы сейчас сделаем, – отзывается Саша, вставляя в неполный магазин тускло-желтый латунный патрон.

– Это как – лить расплавленный свинец с лоджии? – вроде как таким макаром, как я слыхал, дробь и делают – и пока капелька летит с высоты специальной дроболитейной башни, то остывает – получается круглый шарик. Токо вот не знаю, как они разные размеры дроби делают.

– Не, это хлопотно – проще лить свинец в холодную воду. Ну, не вполне ровно выходит, капля такая получается, но нам тут не по тарелкам стрелять придется, а с малых дистанций, так что сгодится. Свинец у нас есть – папантий мне раньше из него солдатиков делал, так что есть запас.

– А пулелейки у вас нет?

– Зачем? Не на лося же ружье покупалось, для самообороны. А для самообороны хоть ты оловянный припой кусками наруби – еще и лучше будет. Жужжать, например, грозно. Да и порвет нехудо, если попадешь. Разумеется, все это профанация – тут любой охотник в лицо рассмеется, потому как неграмотно это, средневеково, ну да мы люди простые, нам сгодится.

Попросив Дарью Ивановну покинуть пока кухню, разворачиваем производство. Саша притаскивает старый фанерный посылочный ящик – там свалено в кучу самое разнообразное добро: обожженная жестяная банка с прикипевшими кусочками серого шлака, куски свинцовой оплетки кабеля, прутья оловянного припоя для паяния, какие-то тускло-серые слитки, и в коробочке что-то странное. Приглядевшись, понимаю, что это бракованные солдатики – безголовые рыцари в латах, одноногие французские гренадеры и безрукие английские стрелки… Прямо Андерсен, только бумажной балерины не хватает.

Саша ставит банку на огонь, кидает туда по каким-то своим соображениям различные куски и кусищи. Открываю форточку – не стоит нам свинцом дышать. Жарища! В двух кастрюлях кипят яйца, в духовке сухари пекутся. А тут еще и Саша свинец варит. По его распоряжению наливаю в кастрюльку воду. Тонкой струйкой Саша начинает лить свинец – металл, попадая в воду, шипит, как-то странно курлюкает, а на дно оседает горка одинаковых серебристых веретенец. Первый раз такое вижу. Саша примеряется, то поднимая банку выше, то опуская ниже – ага, вот вместо веретенец пошли капельки – такие же блестящие, аккуратненькие. Вот еще бы чуть-чуть – и будут совершенно круглые, без хвостиков.

– А если встать на табуретку?

– Пробовали раньше – хвостики у капель все равно остаются. Ладно, проба получилась, не забыл еще. Теперь расплавим еще раз – и будет у нас эрзац-дробь. Или недокартечь.

Следующий сеанс дает пару пригоршней свинцовых блестящих капель. Сливаем воду, и литейщик ставит кастрюлю на плиту – тут такая жарища, что оставшаяся вода испарится быстро. Мы пока лезем в Инет – смотреть навески пороха и свинца для «магнума» 12 калибра и «стандарта» 20. Саша тут же распечатывает. Весов в доме нет, придется пользоваться хозяйственными, которыми раньше Дарья Ивановна взвешивала всякие ингредиенты для кулинарных изысков. Пока сохнет свинец, развешиваем 12 одинаковых кучек пороха побольше и одну – отдельно – поменьше.

Вставляем в гильзы капсюли. Приходится немного повозиться со стреляной гильзой – никакого специального инструмента для переснаряжания у Сан Санычей нету, но голь на выдумки хитра, и капсюль успешно выбиваем, использовав молоток, плоскогубцы и обычный гвоздь. Дальше рассыпаем порох по гильзам. Встает вопрос – чем запыживать? Ну, тут классика – конечно, газетой. Саша притаскивает какую-то «из бесплатных» – с физиономией Шуфутинского на первой полосе. Подмигивает:

– Это подобрано для особо разрушительного воздействия! Сакральный смысл! Куски самой толстой звезды нашей эстрады рвут насмерть! Как тысячи астероидов!

Это да. Зверев, наверное, не так страшен в виде пыжей. Или там другие, менее весомые звезды… Считая в килограммах если. Со свинцом приходится повозиться, капли не очень удобны для укладки. Потом корячимся с тем, чтоб из патрона все не высыпалось, запыживаем, заминаем края гильзы, но получается коряво. Некоторое время думаем, а не заклеить ли гильзы сверху, но обходимся воском. Попутно Саша просит маму сшить из чего-то попрочнее самопальный патронташ – чтоб повесить на «гаубицу». Еще достает из оружейного жестяного ящика «пиротехнический сигнал охотника» и коробку с мортирками – ракетами. В принципе, это государственно сделанная ручка-стрелялка. В 90-е годы это оружие британских шпиенов времен Второй мировой было популярно у наших бандюганов, токо делалось не под ракету, а под мелкашечный патрон. Зачем эта штука может пригодиться – неясно, но не бросать же.

Дарья Ивановна говорит, что постелила нам, и потому нам стоит баиньки. Звоню Валентине. У нее работа в полном разгаре. Считает, что забирать ее можно будет часов в 11. Ага, приехали – забрали, пустяк делов… Андрей получает эту информацию и вроде как радуется: раньше 11 они готовы не будут, а так – милое дело. Спрашивает, пригодилось ли купленное. Напоминаю про собаку. Судя по всему, он мрачнеет – я-то не собашник, забыл совсем, что утром питомцы своих хозяев вытащат на улицу. А там их уже будут поджидать… Ну, хорошо, если левретка-зомби. А дог? Мастифф? Сейчас куча придурков напокупала самых страшных собакевичей – кто из соображений престижа, кто по скорбности главы. И каковы будут эти зомбАки, если живые-то они страшны как смертный грех?