Мы не волшебники, а только учимся Баринова Виктория
Как в любом большом городе с многовековой историей и серьезными политическими амбициями, в Горечанске имелся собственный Белый дом. Находился он в самом центре, у парка, так что из окон последнего этажа по весне открывался незабываемый вид на море зелени и бронзовую голову основателя. Голову очень уважали горечанские голуби, и бригада дворников еженедельно ее драила, чтобы мэр, из чьих окон она отлично просматривалась, в редкие минуты отдыха не любовался птичьим пометом.
Был Белый дом, как следует из названия, белым, пятиэтажным, с роскошной мраморной лестницей и российским флагом на козырьке подъезда. Чтобы каждому было ясно с первого взгляда, что это вам не офисное здание и не жилой дом, а средоточие всех ветвей власти в Горечанске.
Да-да, именно так. В отличие от старших собратьев в Вашингтоне или Москве, местный Белый дом собрал под своей гостеприимной крышей и администрацию, и городскую думу, и арбитражный суд, и редакцию газеты с претенциозным названием «Горечанск в XXI веке». Газета была промэровской и получала дотации из городского бюджета, чем неимоверно раздражала остальных представителей четвертой власти, лишенных таких благ. Оппозиционная пресса при каждом удобном случае нападала на мэра и его протеже, но «Горечанск в XXI веке» по-прежнему занимал чудесные площади на первом этаже Белого дома (трехметровые потолки с лепниной, мебель под старину, нескрипучий паркет, евроокна, кондиционеры, спутниковое телевидение, современная комната для переговоров и, немаловажная деталь, туалеты, блестящие кафелем и немецкой сантехникой).
Правда, в апреле 2006 года, несмотря на высокое покровительство, редакции пришлось отказаться и от мебели под старину, и от унитазов Keramag. Первый этаж был временно передан городской избирательной комиссии.
В Горечанске близились выборы мэра.
Десятого апреля к стоянке возле Белого дома подъехал серый «фольксваген-туарег». Обычно суровая охрана не пускала сюда посторонние машины, но с тех пор, как на первом этаже Белого дома завелась избирательная комиссия, старые порядки пришлось срочно пересмотреть. Поэтому Игнат Степаныч, главный по стоянке, спокойно стоял и смотрел на вновь прибывших, не пытаясь прогнать их с заповедной территории.
Из «туарега» вылезли двое. Мужчина (слабак, как оценил его про себя Игнат Степаныч) и женщина, при виде которой его закаленное сердце забилось, как тридцать лет назад. Рука, сжимавшая рацию, дрогнула, вечно прищуренные глаза распахнулись широко и по-юношески восторженно. На старого вояку повеяло давно забытым ароматом цветущих фруктовых деревьев, от которого он когда-то пьянел и влюблялся во всех хорошеньких девушек подряд.
Но фруктовые деревья не цветут в апреле, да и лет Игнату Степанычу было далеко не шестнадцать. Минутная слабость прошла так же быстро, как и накатила, и он сурово воззрился на парочку из-под насупленных бровей. Те стояли у машины и о чем-то горячо спорили, как будто не нашли более удобного места для выяснения отношений. Игнат Степаныч неодобрительно дернул бровью и отвернулся. Если через пять минут незваные гости никуда не двинутся, он подойдет к ним и поможет определиться.
А заодно и красавицу получше разглядит.
Но его замыслу не суждено было осуществиться. Спорщики пришли к консенсусу, взяли с заднего сиденья черный кожаный портфель и деловито зашагали к подъезду. Они стремительно промчались мимо Игната Степаныча, взбежали по мраморным ступенькам и скрылись за стеклянными дверями Белого дома.
Екатерина Михайловна Трутнева, зампредседателя городской избирательной комиссии, наслаждалась послеобеденным отдыхом в тиши своего нового великолепного кабинета. Неделю назад началась регистрация кандидатов на пост мэра Горечанска, но Екатерина Михайловна знала, что это не окажет ни малейшего влияния на распорядок ее дня. Избирком работал как часы, все механизмы были отлажены и неоднократно проверены. От кандидатов сюрпризов не ожидалось. Все будет как в прошлый раз, да и в позапрошлый тоже. Как ни крути, победит действующий мэр Владимир Григорьевич Добрышевский. У него и харизма, и платформа, и административный ресурс о-го-го какой. И вообще, Добрышевский очень импозантный мужчина…
Стук в дверь оторвал Екатерину Михайловну от приятных размышлений.
— Катерин Михална, можно? — В кабинет заглянула помощница Аллочка. — Там… кандидат пришел.
— Ну и что? Оформляйте как обычно.
— Как обычно не получится, — ухмыльнулась Аллочка. — Он новенький.
В уставе горечанской избирательной комиссии было записано, что регистрация кандидатов производится в присутствии начальника избиркома или его зама. Но придерживаться инструкции никому не хотелось, да и зачем, когда кандидаты известны наперечет? Семенов от коммунистов, Шорлидзе от правых, Линдаков от ЛДПР. Бессменная гвардия жалких противников Владимира Добрышевского, набравших на прошлых выборах семь процентов голосов. На троих.
— Новенький? — задумчиво переспросила Екатерина Михайловна. — Какая партия?
— Независимый. — Маленькое личико Аллочки снова расплылось в улыбке. С кандидатом определенно что-то было не в порядке. — Вы бы подошли, посмотрели, Катерин Михална. Шефа все равно на месте нет.
Трутнева со вздохом встала. Принесла нелегкая новенького именно тогда, когда на хозяйстве осталась она.
— Ну что ж делать, пойдем посмотрим.
В кабинете, где регистрировали кандидатов, Екатерина Михайловна увидела посторонних. Мужчина, на вид лет тридцати пяти, сидел в кресле перед Наташей, которая внимательно рассматривала его документы. Женщина в синем костюме читала развешанные на стене выдержки из «Положения о горечанской избирательной комиссии».
— Добрый день, — сухо поздоровалась Екатерина Михайловна. — Моя фамилия Трутнева, я заместитель председателя избиркома.
Наташа подняла голову от бланка. Лиза сделала вид, что копается в бумагах. Обе безошибочно определили настроение Екатерины Михайловны как предгрозовое.
— Добрый день. — Мужчина неловко поднялся с кресла и протянул Трутневой руку. — А я кандидат в мэры.
— Я вижу. — Екатерина Михайловна с плохо скрытой брезгливостью дотронулась до влажной ладони кандидата. — Поздравляю.
Тот широко улыбнулся:
— Поздравлять еще рано, Екатерина Михайловна. Надо выборов дождаться.
«Каков наглец, — изумилась про себя Трутнева. — Как будто у него есть шанс».
— Хорошо, дождемся выборов. — Она села за стол рядом с Наташиным, всем своим видом демонстрируя уверенность в том, что после выборов будут уместны не поздравления, а соболезнования.
Кандидат улыбнулся заискивающе, как показалось Трутневой, и чуть не сел мимо кресла. Со стороны Лизы послышался отчетливый смешок. Екатерина Михайловна высоко подняла брови. Достойный соперник для Добрышевского, ничего не скажешь.
Пока Наташа вполголоса рассказывала кандидату, что и когда от него требуется, Екатерина Михайловна искоса разглядывала его. Странное впечатление производил человек, пожелавший стать мэром Горечанска. В нем не было ни благородного дородства Семенова, ни хитрой усмешки Шорлидзе, ни бьющей через край решительности Линдакова. Независимый кандидат был высок, худощав и русоволос. Лицо его, довольно приятное, вряд ли было способно привлечь внимание. Самое заурядное мужское лицо: крупный нос традиционной славянской уточкой, небольшие глаза, маленький, почти женский подбородок, создающий эффект мягкости и безволия. Екатерина Михайловна, во всем уважавшая силу и жесткость, такие лица не любила.
Хотя, конечно, кто-нибудь с ней не согласится. Нашлась же инициативная группа, выдвинувшая этого хлюпика в кандидаты. Значит, кто-то в него верит и на что-то рассчитывает. Что ж, ради бога.
Она здесь не для того, чтобы развенчивать иллюзии наивных.
— …А самое позднее за десять дней до первого голосования вы должны будете принести списки с подписями и паспортными данными граждан, которые готовы поддержать вашу кандидатуру, — донесся до Екатерины Михайловны монотонный голос Наташи. — Всего нужно две тысячи подписей.
— Так много? — бесхитростно удивился кандидат.
— Да, — вздохнула Наташа.
Екатерина Михайловна еле заметно усмехнулась. Да, дружок, две тысячи подписей — это тебе не инициативная группа. Придется постараться. Побегать, понервничать, денежки потратить. А кто бегать будет? Эта, что ли?
Взгляд Екатерины Михайловны рассеянно скользнул по помощнице кандидата. На первый взгляд тихоня и скромняга, стоит в уголочке, глаза поднять боится. Сразу видно, в предвыборной гонке толку от нее будет немного. Если бы Екатерина Михайловна могла говорить откровенно, она бы сразу предупредила этого простачка, что ему ничего не светит. Пусть не тратит деньги и время, а займется чем-нибудь более полезным.
Но наставление на путь истинный не входило в обязанности Екатерины Михайловны, и она мудро дождалась, пока процедура оформления документов подойдет к концу.
— Поздравляю вас и желаю успеха, — пробормотала она традиционную формулу и внутренне скривилась, когда кандидат снова полез жать ей руку.
Когда за новеньким и его спутницей закрылась дверь, Екатерина Михайловна позволила себе картинно вздохнуть. Девочки как по команде захихикали.
— Странный он какой-то, — сказала Лиза.
— Странный — не то слово, — подхватила Алла.
Наташа давилась смехом, разглядывая заявление кандидата. Екатерина Михайловна заинтересовалась:
— Что там у тебя, Наталья?
Наташа расхохоталась во все горло:
— Вы посмотрите, Екатерина Михайловна, какая у него фамилия. С такой только в мэры идти.
Заинтригованная Трутнева взяла заявление. Внизу, после основного текста, было размашисто написано:
«Кошмариков Родион Анатольевич».
Громовой хохот потряс стены Белого дома. Екатерина Михайловна умела смеяться от души.
1
Двадцать восьмого апреля погодка выдалась не по-весеннему мрачной и холодной. Дул ветер, солнце едва выглядывало из-за облаков и тут же пряталось обратно. Придя на работу, Маринка первым делом включила обогреватель. На первом этаже бывшего электромеханического завода, где корпорация «Третий глаз» арендовала несколько комнат, тепло становилось лишь при температуре не ниже пятнадцати градусов. А сегодня термометр никак не желал подниматься выше десяти.
Маринка услышала, как хлопнула входная дверь. Кого, интересно, принес с утра пораньше северный ветер? Хоть бы кого-нибудь поинтереснее… Почти месяц прошел с тех пор, как они помогли юному гению Никите выгодно продать свое изобретение. Маринка скучала и жаждала новых приключений.
Хотя… если бы она знала, с чем к ним пожаловал очередной клиент, предпочла бы поскучать.
Женщина, вошедшая в приемную, была молода и хороша собой. Глаза ее светились энтузиазмом, улыбка свидетельствовала о том, что она рада видеть Маринку.
— Добрый день, — поздоровалась она. — Вы меня помните?
Маринка кивнула, не в силах произнести ни слова.
Еще бы она не помнила!
Оля Коврижко, заливаясь слезами, пришла в корпорацию в начале апреля. Проблема была в муже, который в последнее время перестал появляться дома. Подруги уверяли, что на семейном горизонте появилась любовница, и Оля решила не выяснять отношения напрямую, а обратиться к всезнающей гадалке.
Маринка и без хрустального шара знала, что никакой любовницы у Олиного мужа нет. Потому что бок о бок с ним работала.
Денис Коврижко был компьютерным гением корпорации, ее рациональным элементом и здравым смыслом. Как и Галина, и Маринка, и Антонио, он скрывал от родных, где работает. Но Галина и Антонио снимали квартиры и ни перед кем не отчитывались, Маринка жила с родителями, которые не слишком давили на нее. Один Денис в полной мере испытывал радости подпольной жизни, когда по вечерам приходил домой к жене и двенадцатилетним близнецам.
Скорости, с которой госпожа Кристиана расправилась с новым заданием, позавидовала бы не одна заправская колдунья. Разыграв перед Олей настоящее представление, Галка отправила ее домой, а потом заперлась с Денисом в подвальчике и отчитывала его так долго и грозно, что Антонио и Маринка слышали из коридора каждое слово и дрожали. С тех пор Денис перестал думать, что его жене нужны только деньги, и засиживаться на работе допоздна, а Оля крепко уверовала в необыкновенные способности госпожи Кристианы.
Жена Дениса улыбалась Маринке, как старой знакомой:
— Я была у вас три недели назад. Меня зовут Оля.
Маринка очнулась и заставила себя улыбнуться в ответ:
— Здравствуйте, рада вас видеть. Присаживайтесь, пожалуйста.
Оля села на край диванчика. Ее темные глаза сияли яркой, по-детски наивной надеждой, и Маринку царапнуло нехорошее предчувствие.
— Я бы хотела поговорить с госпожой Кристианой. Она свободна?
— К сожалению, сейчас занята. — Маринкины пальцы порхали по клавиатуре, рассылая сигналы SOS по локальной сети «Третьего глаза». — Вы можете подождать?
Сияющая улыбка на Олином лице померкла.
— Могу немного. Понимаете, мне на работу надо успеть к часу.
Маринка удивилась. По ее последним данным, Оля Коврижко была домохозяйкой.
— Если мой шеф узнает, что я тут, он меня на кусочки порвет, — вздохнула Оля.
— Он что-то имеет против нас? — удивилась Маринка.
— Он даже не подозревает о вашем существовании, — рассмеялась Оля. — Просто дело в том, что я пришла к вам из-за него.
Маринка забеспокоилась. Неужели в семейной жизни Дениса появились новые тучи, на этот раз настоящие? Но Оля продолжила, и Маринкины опасения развеялись.
— Я хочу помочь шефу, понимаете? Он независимый кандидат в мэры. Замечательный человек, достойный, честный. Заслуживает этой должности больше, чем кто-либо. И уж куда больше, чем Добрышевский!
Эту фамилию Оля не просто произнесла. Она выплюнула ее с ненавистью, словно избавляясь от скверны.
— Из Родиона Анатольевича получится изумительный мэр, — неспешно рассказывала Оля. — Он один способен спасти наш город. Он знает, что надо делать и как делать, у него прекрасная программа по развитию Горечанска, масса интересных идей…
Маринка заскучала. Кем бы ни был этот Родион Анатольевич, помощницу он себе подобрал что надо.
— …но мы отдаем себе отчет, что шансов у Родиона Анатольевича мало. Добрышевский два раза выигрывал выборы со значительным перевесом и сейчас лидирует во всех рейтингах. Его поддерживают крупнейшие предприниматели области, у него неограниченный административный ресурс. Вы представляете, как нам будет тяжело?
— А зачем тогда вообще участвовать? — наивно спросила Маринка.
Лицо Оли вспыхнуло.
— Потому что пора положить конец царствованию Добрышевского! Он вор и мошенник, который думает исключительно о собственной выгоде. Мы обязаны его остановить.
— Но вы же сами говорите, что шансов практически нет.
Оля вздохнула:
— Поэтому я к вам и пришла. Вся надежда на госпожу Кристиану. Только чудо поможет нам выиграть выборы.
Очень Маринке не понравилось выражение ее лица. Похоже, Оля Коврижко настолько уверовала в могущество госпожи Кристианы, что считала победу своего Родиона почти решенным делом. Действительно, что может быть проще для великой колдуньи, чем сделать парочку пассов руками и склонить на сторону независимого кандидата все взрослое население Горечанска?
— Чего же вы хотите от госпожи Кристианы? Агитации?
Оля шутку не оценила.
— Нам нужны доказательства того, что Добрышевский нечист на руку. Он настолько ловко прокручивает свои делишки, что у нас нет ни одного реального доказательства. Мы точно знаем, что он крадет средства из бюджета, берет взятки, нарушает права граждан, но одного знания недостаточно. Было бы здорово, если бы госпожа Кристиана как-нибудь нам помогла.
«Вот Галка влипла», — подумала Маринка.
— Мой шеф пришел бы в ярость, если бы узнал, что я к вам обратилась. Мужчинам тяжело поверить в волшебство. Но мы-то с вами знаем, что в мире не все так просто, правда?
— Д-да…
Маринке было тяжело смотреть жертве их мистификации в глаза. Оля ужасно расстроится, когда узнает, что корпорация «Третий глаз» — на самом деле кучка авантюристов. Если только…
Если только они ей не помогут.
После визита Оли Коврижко Антонио, как наиболее приближенный к миру всезнающей прессы, отправился на поиски информации о Родионе Кошмарикове. Собрать досье было нетрудно. Родион жил и родился здесь, в Горечанске, а Антонио обладал достаточными связями и обаянием, чтобы выведать интересующие его подробности. Через неделю, проведенную в разъездах и разговорах, этапы жизни Родиона Кошмарикова были запротоколированы, подшиты в дело и представлены на строгий суд деятелей корпорации.
Антонио устроил настоящее представление, лишний раз продемонстрировав, что в нем погиб великий актер. Однако Дениса, Маринку и Галю услышанное не столько впечатлило, сколько насторожило.
Родион Кошмариков родился в шестьдесят девятом году в семье инженера и учительницы. Его школьные и детсадовские годы прошли под эгидой мученической борьбы за право зваться Родионом, а не Кошмаром, Кошмариком или Кошмарным. Его одноклассники не отличались изобретательностью и на все лады склоняли фамилию Родиона.
Отслужив в армии, он поступил в институт на факультет журналистики и благодаря своему бойкому перу, остроумию и находчивости без труда нашел работу в одной из горечанских газет. В то время он подписывал свои статьи скромным «Родион К.» и мечтал прославиться под этим именем.
Его карьера журналиста, равно как и холостяцкая жизнь, закончилась в девяносто седьмом. Родион, не сойдясь во мнениях с главным редактором, так сильно хлопнул дверью его кабинета, что герб Горечанска, висевший над ней снаружи, свалился с крючка и стукнул его по темечку. Герб подарили главному редактору на пятидесятилетие, был он невелик, но увесист, из твердого бука, в позолоченной окантовке. Родион потерял сознание и очнулся на руках у медсестры Катеньки, которая сообщила, что он в рубашке родился. Отделался одним сотрясением мозга, а ведь мог бы и… Нет, о таком и говорить не стоит…
Новость о том, что его уволили, настигла Родиона в больнице. Как оказалось, дорогой подарок треснул от соприкосновения с кошмариковским черепом, и главред приказал рассчитать твердолобого сотрудника.
Как ни странно, Родион не огорчился. Серые глаза медсестры Катеньки ударили ему в голову почище герба, и, выписываясь из больницы две недели спустя, он сделал ей официальное предложение руки и сердца. Друзья и родные советовали Катеньке отказаться от незадачливого ухажера, но она поссорилась со всеми и сказала «да».
В день свадьбы с Родионом случился небольшой конфуз. Взволнованный жених перепутал похожие по названию улицы и вместо Калашниковой, где жила Катенька с родителями, назвал водителю Калачевскую, которая находилась на другом конце города. Бедняжка невеста уже два часа лила слезы из-за отсутствующего жениха, когда Родион наконец осознал свою ошибку. Было много криков и обвинений, клятв в вечной любви и поцелуев примирения. К ЗАГСу будущие Кошмариковы подъехали почти на четыре часа позже назначенного срока и едва упросили служащую расписать их.
После свадьбы Родион с удвоенным рвением стал делать карьеру. Он устроился на радиостанцию помощником выпускающего редактора, а через год стал ведущим передачи «Насущные проблемы». Фамилия Родиона, и без того яркая и запоминающаяся, получила известность в горечанских масштабах. Простые люди писали ему письма, обращались за помощью, и само собой вышло, что Родион превратился в рупор всех обиженных и угнетенных Горечанска. У него появилось много новых знакомых, и по странному стечению обстоятельств горечанского мэра среди них не было.
Владимир Добрышевский тем временем успешно переизбрался на второй срок и первым же делом распорядился о закрытии детского садика на Гончарной улице. Наивные граждане получили очередную дозу дезинформации о том, что нужно модернизировать корпуса и пристраивать новые, и лучше всего это сделать в более удобном месте, а землю садика пустить под гаражный комплекс.
Насчет комплекса Добрышевский не обманул, гаражи росли на глазах. А обещание построить новый детский сад осталось в памяти тех родителей, которым пришлось срочно распихивать детей по другим учреждениям.
Люди, привыкшие и умеющие смотреть в суть вещей, поняли, что методы и цели горечанского властителя ничуть не изменились. Огромные запросы и отсутствие совести обещали горечанцам немало интересного в будущем.
Родион, пылая благородной яростью, вздумал пустить в эфир цикл передач о злоупотреблениях в Белом доме. С руководством он замыслом не поделился, намекнул только, что готовит сенсационный материал, который переплюнет по рейтингу любую мыльную оперу. Однако и здесь Родиона ждала досадная неудача. Возвращаясь с работы домой, он забыл на остановке пакет, в котором помимо зонтика и свежего номера «Комсомольской правды» лежали документы для будущих передач с пометкой «Горечанская радиостанция «Насущные проблемы».
Родион был простужен, его лихорадило, а проливной дождь и каша из грязи и снега под ногами не способствовали прояснению рассудка. Он на несколько секунд присел на скамейку, прислонился к холодной стене и провалился в горячечную дремоту. Разбудили его пассажиры, бегущие на штурм автобуса. Из последних сил Родион помчался вместе со всеми, а пакет остался сиротливо лежать на скамейке.
Родион вспомнил о нем после ужина и вознамерился тут же бежать на остановку или при необходимости в бюро находок. Но Катенька железной рукой захлопнула дверь перед носом мужа и уложила его в постель. Родион проболел три дня, а когда выздоровел, узнал, что потерянный пакет был передан на радиостанцию и попал прямиком в руки начальства, которое неустанно твердило о своей преданности господину Добрышевскому. Им не составило труда вычислить, кому принадлежат злополучные документы, и принять соответствующие меры. Родион остался без работы.
Увольнение подтолкнуло его к решительным действиям. Родион понял: хватит сражаться с прислужниками Добрышевского. Пришло время в открытую бросить ему вызов.
Среди его новых знакомых был некто Сергей Головин, один из немногих горечанских бизнесменов, не входивших в клику Добрышевского. Однажды ему пришлось испытать на себе «справедливость» горечанского мэра и потерять при этом солидную сумму. Головин предложил Родиону выдвинуть свою кандидатуру на следующих выборах и согласился финансировать его избирательную кампанию. Даже если у них ничего не выйдет, они попытаются открыть людям глаза на волка в овечьей шкуре, который заседает в Белом доме.
Родион согласился, закипела работа. Им предстояло горы свернуть, чтобы за три с половиной года превратить бывшего журналиста и ведущего радиопередачи в весомую политическую фигуру, способную побороться с Добрышевским за должность мэра.
Трудно судить, что у них получилось. Родиону удалось приобрести некоторую известность. Кто-то припомнил «Насущные проблемы», кто-то регулярно читал оппозиционную газету «Горечанск сегодня», в которой Кошмарикову предложили кресло главного редактора. Кто-то обращался к Родиону за помощью и получил ее, а кто-то подхихикивал, завидев на плакате его фамилию. Большинство жителей было политически аморфно и не имело о Родионе ни малейшего представления.
Изменить ситуацию в корне могла бы сенсация, разоблачение грязных делишек Добрышевского. Но для эффектного разоблачения нужны доказательства, а мэр, несмотря на феноменальную алчность, отличался осмотрительностью и следов не оставлял. Кому хочется сидеть в тюрьме? Деньги, связи и обаяние помогали Добрышевскому всегда выходить сухим из воды. Родион окрестил его про себя шоуменом, который с точностью до секунды знает, когда улыбнуться, а когда пустить слезу, чтобы угодить публике.
Но время шло, день выборов уже замаячил на горизонте. По городу были развешаны плакаты с фотографиями Кошмарикова и слоганом «Смотри не на имя, а на дело». Граждане ежедневно вынимали из почтовых ящиков агитационные листовки, на первом этаже гостиницы «Озерная» был устроен избирательный штаб.
И Оля Коврижко, недавно ставшая помощницей Кошмарикова, решила по мере сил поспособствовать его победе.
— Итак, друзья мои, герой наш не особенно удачлив, но чист душой. Что скажете? — Этими словами Антонио закончил свое повествование. — Поможем?
— Можно попробовать, — кивнула Галина.
Вера Оли в ее могущество вдохновило госпожу Кристиану на подвиги.
— И как ты собираешься искать компромат на Добрышевского? — ядовито спросил Денис.
Рвение жены вызвало у него вполне понятную ревность и отбило желание помогать Кошмарикову.
— Придумаем что-нибудь, — упорствовала Галя. — Это будет очень интересно.
— Хочешь поиграть в шпионов?
— Почему бы и нет?
— А вы что скажете? — Денис повернулся к Маринке и Антонио.
Антонио был, как всегда, согласен с Галиной.
— Я тоже за, — сказала Маринка. — В конце концов, если Добрышевский действительно так ужасен, как говорит Оля, разоблачить его — в некотором роде наш гражданский долг.
— Точно, — расхохотался Антонио. — Вот она, истина в устах младенца. Устроим Добрышевскому «Уотергейт» по-горечански.
— И как ты собираешься его устраивать? — надул губы Денис.
— Есть у меня пара идеек, но нужно все как следует обдумать. — Глаза Антонио лукаво блеснули. — Слушайте…
2
Ровно в девять утра 15 мая фойе Белого дома наводнили молодые люди с одинаковыми папками в руках. Лица их горели неподдельным энтузиазмом, а счастливые улыбки указывали на то, что собрались они здесь по собственному желанию. Охранники у входа кидали в их сторону заинтересованные взгляды, потому что в группе преобладали девушки, некоторые из них были очень даже ничего. Но пофлиртовать и завязать приятное знакомство не получилось. На первый этаж спустилась Елена Новикова, бессменная помощница Владимира Добрышевского, и стала проводить перекличку по списку. Десять девушек и пятеро юношей получили из ее рук беджики с именем и названием вуза.
Объяснялось все просто. Накануне выборов Добрышевского осенила очередная идея в области пиара. Он решил, что немного внимания к молодежи не повредит, и пригласил на недельную практику в Белый дом лучших старшекурсников города, выбравших специальность «государственное управление». Оба горечанских вуза представили достойных кандидатов, и Елене Новиковой предстояло взять их на неделю под свое крыло.
Нельзя сказать, чтобы она пришла в восторг от задания. Характером Лена обладала склочным, требовательным и мало пригодным для работы с молодежью. Она предвидела неделю, полную бессмысленных вопросов и работы, которую все равно потом придется переделывать, и мечтала о том, чтобы время практики поскорее закончилось.
Через десять минут после того, как Елена увела студентов наверх, в фойе влетела опоздавшая. Ее длинные светлые волосы растрепались от быстрого бега, лицо полыхало румянцем. Бедняжка так спешила, что поскользнулась на гладких плитах пола и чуть не растянулась в полный рост, к великому удовольствию обоих охранников. Хорошенькие девушки нечасто баловали их акробатическими трюками.
— Здравствуйте, я на практику, — пролепетала блондиночка, поправляя юбку. — Нам сказали прийти сюда к девяти…
Голос девушки становился все тише.
— Сейчас десять минут десятого, — сообщил один из охранников с притворной строгостью. — Все ваши уже наверху.
Девушка охнула, прижав ладонь к розовым блестящим губкам.
— Что же мне делать?
— Догоняйте! — Он махнул рукой в сторону лифта. — Поднимайтесь на пятый этаж, там спросите Елену Новикову, она вам все покажет.
Девушка торопливо поблагодарила и побежала к лифту, не сомневаясь, что охранники жадно таращатся на ее ноги. Костюм с короткой обтягивающей юбкой она надела специально для них.
Первое препятствие было благополучно пройдено.
На пятом этаже ее ожидало испытание посложнее. Перед Еленой Валерьевной Новиковой оробел бы и сам Геракл, не побоявшийся вывести из царства Аида трехглавого пса Цербера. Десять минут общения со студентами, которых Елена только что отправила на личную встречу с мэром, отнюдь не добавили ей человеколюбия. Она жаждала встретить кого-нибудь, на ком можно было безнаказанно сорвать злость.
Перепуганная девушка в строгом темно-сером костюме была послана ей Небом в ответ на горячие мольбы.
— Здравствуйте, я студентка, на практику, — начала блондинка и осеклась, заглянув в колючие Еленины глаза.
Новикова демонстративно сложила руки на плоской груди и процедила:
— Вы знаете, на сколько была назначена встреча?
— Н-на девять.
— А сколько времени сейчас?
— Понимаете, автобус сломался, мне пришлось ехать на другом…
Тонкие выщипанные брови Елены сошлись на переносице.
— Меня это мало интересует. Ваши сокурсники в данный момент на приеме у Владимира Григорьевича. Или вы думаете, что ради вас мэр будет прерывать свою речь?
— Я бы могла тихонечко войти. Меня бы никто не заметил…
На губах Новиковой зазмеилась ехидная усмешечка.
— Я бы могла присоединиться к группе позднее, когда они выйдут из кабинета мэра, — продолжала девушка дрожащим голоском. — Пожалуйста, помогите мне. Я постараюсь больше не опаздывать.
Вдоволь насладившись зрелищем поверженного врага, Елена почувствовала, что настроение существенно улучшилось.
— Хорошо, как ваша фамилия? — брюзгливо спросила она, пододвигая к себе список. — Давайте паспорт.
— Бекетова. Марина Бекетова, — сказала девушка, доставая документы.
Елена пробежалась по списку и злорадно усмехнулась:
— Никакой Бекетовой тут нет.
— Как нет? Они должны были включить меня! — Блондинка перегнулась через стол и попыталась заглянуть в список.
Елена проворно прикрыла его рукой:
— Нет тут вашей фамилии.
— Но я точно знаю, что меня включили в группу! — Девушка чуть не плакала. — Может быть, я есть в каком-нибудь другом списке?
— Этот единственный. Звоните в свой деканат и уточняйте!
Девушка полезла в сумку за сотовым. Воспользоваться городским телефоном Елена ей не предложила.
Пока блондинка набирала номер, зазвонил факс за спиной Елены. Она села вполоборота, чтобы не спускать глаз с незадачливой студентки. Мало ли что та способна выкинуть в волнении!
— Никто не отвечает. — Девушка положила телефон обратно в сумочку. — В это время в деканате никого нет.
Она умоляюще смотрела на Елену, но та читала факс, беззвучно шевеля губами, словно проговаривая про себя каждое слово. Блондинка вытянула шею.
— Это из деканата, да? — воскликнула она обрадованно.
Елена скривилась:
— Паспорт давайте. И запомните, если вы еще хоть раз опоздаете на практику, я вас не пущу.
К счастью, дверь кабинета не скрипела, а тот, кто вошел к мэру последним, благородно не закрыл ее полностью, оставив маленькую щель. Бесшумным призраком Маринка просочилась внутрь и встала за спинами парней, которым не хватило стульев. Сердце у нее колотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди, но Маринка успокаивала себя тем, что самое страшное для нее позади.
По крайней мере, сегодня.
Идея пристроить ее практиканткой в Белый дом принадлежала неугомонному Антонио. Он выяснил, что Добрышевский решил поиграть в покровителя молодежи и позволил студентам-управленцам пройти практику в своей вотчине. План родился в считаные секунды. Антонио раздобыл образец подписи декана и состряпал дополнение к списку практикантов, состоявшее из одной-единственной студентки Марины Бекетовой.
Перспектива стать засланным казачком в стане врага Маринку не прельщала. Роль стороннего наблюдателя и советчика нравилась ей гораздо больше. Но ни Антонио, ни Галка, ни Денис в практиканты не годились по причине возраста, и поэтому робкий Маринкин протест во внимание не приняли.
— Ты будешь в самой гуще событий, тебе понравится, — «утешил» ее Антонио.
Спрятавшись за плечистым парнем в темном свитере, Маринка почувствовала, что запашок у этой гущи неважный: едкий пот стоявшего перед ней студента смешивался с еле уловимым амбре свежеокрашенной стены и лакировался ароматом женских духов, которым успела пропитаться вся комната. Властитель Белого дома, как мартовский кот, расхаживал взад-вперед по кабинету и не сводил с девушек масленых глаз. Не нужно было обладать дипломом психолога, чтобы понять: Владимира Григорьевича одолевают мысли весьма далекие от воспитания подрастающего поколения. Он напоминал модницу, попавшую на распродажу любимых марок и озадаченную единственным вопросом: что бы выбрать из предложенного изобилия?
Однако какие бы пленительные образы ни теснились в голове мэра, это никак не отражалось на гладкости его речи. Он с чувством вещал о будущем Горечанска, об ответственности каждого жителя, о надеждах, возлагаемых на новую смену.
Новая смена сидела, не шелохнувшись, и жадно впитывала мэрские откровения. Одна Маринка его речью не интересовалась и разглядывала Добрышевского без стеснения и пиетета.
Владимиру Григорьевичу было около пятидесяти. В отличие от большинства ровесников, он уделял своей внешности огромное внимание и поэтому пользовался у прекрасного пола не меньшей популярностью, чем в молодости. Некогда белокурые волосы поседели, но сохранили густоту, ярко-голубые глаза не поблекли ни на йоту. Обязательные упражнения в спортзале сделали плечи широкими, осанку мужественной, все это в сочетании с белозубой улыбкой помогло Добрышевскому покорить не одну красавицу.
Впрочем, высокая должность накладывала определенные ограничения на привычки и вкусы Владимира Григорьевича. Приходилось блюсти моральный облик и помнить о любопытных журналистах, которые ради скандала не погнушаются залезть в чужую постель. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы рисковать из-за пары стройных ножек и всего, что к ним прилагается.
Однако умеренное женолюбие приносило Добрышевскому дополнительные дивиденды. Женщины инстинктивно чувствовали в нем неравнодушного мужчину и без колебаний отдавали ему хотя бы свои голоса. Другие кандидаты на кресло мэра существенно проигрывали по сравнению с ним. У них не было ни столь очаровательной улыбки, ни томной поволоки во взоре, ни вальяжных раскатистых интонаций…
Трудно будет с таким бороться, размышляла Маринка. В плане внешних данных и умения подавать себя Родион Кошмариков проигрывал Добрышевскому по всем пунктам. Что с того, что он моложе? У женского электората Родион может рассчитывать разве что на материнский инстинкт, в то время как Добрышевский пробуждает в сердце каждой дремлющую страсть. Родиона пожалеют, а проголосуют за нынешнего мэра.
— …А теперь я с удовольствием отвечу на ваши вопросы. Мне кажется, девушка в последнем ряду хочет о чем-то меня спросить.
Маринка сообразила, что речь идет о ней, только когда парень в темном свитере обернулся и отошел в сторону. Сидящие девушки зашушукались, кидая на Маринку взгляды, Добрышевский ободряюще улыбался. Надо же, разглядел, паршивец!
Ей захотелось провалиться сквозь землю. Она ни слова не помнила из его речи и даже примерно не представляла себе, какой вопрос был бы уместен. Пауза неловко затягивалась. Маринка вздохнула поглубже и выпалила:
— Я бы хотела узнать, Владимир Григорьевич, сколько времени нам будет разрешено работать рядом с вами.
Кто-то отчетливо хихикнул. Улыбка Добрышевского превратилась из доброжелательной в игривую. Маринка перевела дух. Она высказалась не по теме, но этого никто не заметил, Добрышевский в том числе. Известный приемчик: хочешь отвлечь внимание, намекни на нежные чувства.
— Вам так хочется поработать рядом со мной? — осведомился Добрышевский. — Простите, не знаю вашего имени.
— М-марина.
— Рад познакомиться, Мариночка.
Проще всего было бы тут же признаться мэру в горячей и безответной любви и заставить его окончательно забыть о злосчастной речи, из которой она не слышала ни слова. Но Добрышевский производил впечатление решительного мужчины, и проверять, на что он способен в данных обстоятельствах, было небезопасно. Маринка ограничилась нейтральным комплиментом:
— Вы блестяще реализуете на практике то, что мы изучали только в теории, мне было бы очень интересно ознакомиться с вашими методами управления.
— Я польщен, Мариночка, — бархатисто рассмеялся Добрышевский, — постараюсь сделать все, что в моих силах. Но вы понимаете, что сейчас, когда до выборов осталось две недели, у меня особенно много работы. Все же, думаю, мы сможем с вами договориться. Лично.
Это «лично» заставило Маринку вздрогнуть.
— А теперь я передаю вас в руки своей помощнице Елене Валерьевне. Она устроит для вас экскурсию по Белому дому.
Читать бесплатно другие книги:
