Дело о стройной тени Гарднер Эрл

— Да, я знаю ее много лет.

— Вы видели ее утром во вторник, третьего числа?

— Да, видел.

— Что она делала?

— Купила у меня «Таймс» и «Экзаминер».

— А потом?

— Зашла в лавочку на другой стороне улицы.

— А потом?

— Отправилась к себе на работу.

— Вы видели ее еще раз в то утро?

— Да, видел.

— Когда?

— Примерно через полчаса.

— Что она делала?

— Пришла и купила еще по одному экземпляру «Таймс» и «Экзаминер».

Сидящие в зале ахнули, когда до них дошла важность сказанного.

— В котором часу?

— Утром, без пятнадцати девять. Она шла на работу в восемь тридцать и заговорила со мной. Потом спустилась и купила газеты, зашла в магазинчик напротив и поднялась к себе в контору. А примерно через полчаса снова спустилась и купила еще две газеты.

— Она как-то объяснила вторую покупку?

— Сказала, что ей надо оттуда что-то вырезать.

— Спасибо, — сказал Гамильтон Бергер и с победным видом повернулся в Перри Мейсону: — Теперь спрашивайте вы, господин адвокат.

— У меня нет вопросов, — ответил Мейсон.

— Вызывается Люсиль Рэнкин, — объявил Гамильтон Бергер.

Люсиль Рэнкин привели к присяге.

— Видели ли вы когда-нибудь обвиняемую? — спросил Бергер.

— Да.

— Где?

— В магазинчике, где я работаю.

— Когда?

— Во вторник, третьего числа.

— В какое время?

— Примерно без пятнадцати девять.

— У вас были какие-то контакты с обвиняемой?

— Да.

— Какие именно?

— Я продала ей ножницы.

— Вы о чем-нибудь говорили?

— Она сказала, что ей нужны маленькие ножницы, которыми удобно делать вырезки из газет. Левой рукой она прижимала к себе свернутые газеты.

— Защита может задавать вопросы, — сказал Бергер.

— У меня нет вопросов, — вежливо ответил Мейсон.

— Обвинение закончило выступление, — с триумфом в голосе объявил Гамильтон Бергер.

Мейсон встал и посмотрел на часы.

— Высокий Суд, — начал он, — довольно необычно, что дело об убийстве рассматривается столь поспешно. Защита несколько растеряна. Я бы попросил отложить дело до двух часов, чтобы я мог посовещаться со своей подзащитной.

Судья Сеймур покачал головой:

— Мы стараемся уложиться в расписание, мистер Мейсон. Признаю, что для столь серьезного дела такая поспешность необычна, но у нас есть еще целый час. Сейчас наступает время утреннего перерыва, и вместо обычных десяти он будет длиться двадцать минут, чтобы вы успели посовещаться с подзащитной. — Судья встал и сказал: — Суд объявляет перерыв на двадцать минут. В это время господа присяжные заседатели не должны ни обсуждать данное дело, ни позволять другим делать это в их присутствии, ни выражать какие-либо мнения.

Судья Сеймур встал и вышел из зала.

Когда публика покинула зал судебного заседания, Мейсон повернулся к Дженис Вайнрайт и спросил шепотом:

— Ну, Дженис, что скажете?

— Мистер Мейсон, — ответила она, — они говорят об этом, как о чем-то ужасном, а это было просто обычное поручение мистера Тейлмана. Мистер Тейлман попросил купить утренние газеты. Он сказал, что хочет вырезать оттуда кое-что о земельных участках, и попросил принести ему ножницы. Мне пришлось пойти купить их, потому что те, что были в конторе, я сломала за несколько дней до этого.

— Что было дальше?

— Когда я вернулась, он попросил спуститься и купить еще две газеты.

— Что стало с этими газетами?

— Не знаю. В корзину для бумаг он их не бросил, это точно. Но обычно он и не бросал газеты в корзину, а складывал в шкаф, Когда набиралась большая стопка, уборщица их выносила. Иногда мистер Тейлман искал в старой газете какое-нибудь объявление о продаже недвижимости. Но, сделав вырезки, обычно выбрасывал газету в корзину, а в этот раз не выбросил.

— Дженис, — сказал Мейсон, — вам придется давать показания. Вы должны понять, что все косвенные улики против вас. Конечно, у вас есть объяснения всему: Тейлман сказал это, Тейлман велел сделать то, я следовала инструкциям мистера Тейлмана. Тейлман мертв. Вы понимаете, что сделает с вами обвинение, когда вы начнете давать показания. Они станут утверждать, что вы сфабриковали эту версию, потому что Тейлман мертв и не может вам возразить. Все зависит от впечатления, которое вы произведете на присяжных. Вы не можете позволить себе потерять выдержку, впасть в истерику. Вы должны мужественно принимать все удары. Вы понимаете?

— Да.

— Вы сможете?

— Мистер Мейсон, я боюсь… боюсь, что не смогу.

— Я тоже этого боюсь, — мрачно произнес Мейсон. — Ну хорошо, Дженис, у вас еще есть пятнадцать минут, чтобы подумать и успокоиться. До сих пор парадом командовал я. Теперь ваша очередь. Соберитесь с мыслями.

Мейсон отошел к Полу Дрейку и Делле Стрит.

— Да, Перри, дела, бывало, шли и лучше, — сказал Дрейк. — Действительно, настоящая бомба.

— Она сказала, что покупала газеты для мистера Тейлмана, — отозвался Мейсон.

— Это очень удобно, он же не может ей возразить, — сухо ответил Дрейк. — Я думаю, что твоя клиентка лжет.

— Знаешь, Пол, за время своей адвокатской практики я усвоил одну истину раз и навсегда: защитник может скептически относиться и словам подзащитного только до тех пор, пока не начался Суд. После этого — никаких сомнений. Он должен встать перед присяжными и показать, что верит каждому слову своего подзащитного.

— Я знаю, — сочувственно согласился Дрели, — но это была настоящая бомба.

— Давай проанализируем, — перебил его Перри. — Что может за всем этим стоять?

— Это вполне может означать, — ответил Дрейк, — что твоя клиентка спустилась вниз, купила газеты, вернулась и наклеила послание А. Б. Видала на бумагу. Потом еще раз вышла на улицу, купила еще две газеты и смастерила второе послание, которое отправила Тейлману на домашний адрес.

— Пусть так, но почему она это сделала?

— Чтобы быть уверенной, что он его получит.

— Тейлман был в конторе. Ей надо было всего-навсего положить письмо со всей остальной почтой.

— Может, она хотела, чтобы об этом узнала его жена?

— С другой стороны, — размышлял Мейсон, — предположим, что Тейлман намеревался исчезнуть и хотел прихватить с собой как можно больше наличных. Он хотел оставить письмо с угрозами, чтобы о нем обязательно узнали. Он надеялся, что Дженис Вайнрайт заглянет в корзину для мусора и найдет письмо, но не был в этом уверен. Поэтому он кладет еще одно письмо во внутренний карман пиджака, приходит домой и переодевается, зная, что жена имеет привычку рыться у него в карманах.

— Знаешь, Перри, — сказал Дрейк, — твоя клиентка — прелестная девушка. Если она сумеет хорошо подать свою версию, а ты убедишь присяжных, голоса могут разделиться.

Мейсон неожиданно весь напрягся. Делла Стрит, хорошо знавшая каждое его настроение, внимательно посмотрела на него:

— Что случилось, шеф?

— Все очень просто, а я чуть не проглядел! — щелкнул пальцами Мейсон. — Если письмо было склеено из газетных вырезок, его смастерил либо Тейлман, либо Дженис Вайнрайт. В любом случае оно не могло прийти по почте, а значит, письмо от А. Б. Видала — я имею в виду конверт с адресом — просто уловка.

— Но Дженис сказала, что конверт пришел по почте… Оно должно было быть в конверте, — возразила Делла.

— Оно не могло там быть, — сказал Мейсон.

— Боюсь, это как раз один из моментов, к которым прицепится обвинение, — заметил Дрейк. — Ты же видишь, что они делают. Гамильтон Бергер специально явился, чтобы самолично допросить твою клиентку, свести на нет ее версию.

Мейсон пересек зал заседаний и остановился у окна, глядя на проходящий внизу транспорт невидящим взглядом. В зале снова появилась публика. Вошел бейлиф. Звонок возвестил о появлении присяжных. В зале царила атмосфера напряженного ожидания, как перед решающим сражением.

— Прошу всех встать, — объявил бейлиф.

Судья Сеймур вошел и занял свое место. Бейлиф ударил молоточком. Все сели.

— Присяжные собрались, обвиняемая находится здесь, — сказал судья Сеймур. — Мистер Мейсон, можете продолжать.

— Высокий Суд, — начал Мейсон, — во время перерыва мне пришла в голову очень важная мысль. Я хотел бы вызвать одного из свидетелей обвинения для повторного допроса.

— Кого именно? — спросил судья Сеймур.

— Миссис Карлотту Тейлман.

Тут поднялся Гамильтон Бергер.

— Ваша Честь, — с достоинством начал он, — я полагаю, вы впервые ведете дело, в котором мистер Мейсон представляет интересы обвиняемого. Я же участвовал во многих. Это типичная процедура. Защитник всегда ждет удобного момента, потом ходатайствует о повторном вызове свидетеля, подчеркивая таким образом важность вопросов, которые намерен задать, и нередко получая желанную отсрочку. В данном случае совершенно ясно, что защите необходима отсрочка, чтобы решить, будет ли обвиняемая давать показания. Я сочувствую мистеру Мейсону, но у нас тоже есть работа, как и у Суда, а кроме того, мы должны принимать во внимание интересы налогоплательщиков. Я заявляю, что цель ходатайства о повторном вызове свидетеля — протянуть время до обеденного перерыва.

— Считаю, что защита должна проводить допрос свидетелей обвинения сразу, а не по частям, — сказал судья Сеймур. — Конечно, Суд вправе разрешить повторный допрос даже после того, как обвинение закончило свое выступление, но для этого должны иметься очень веские основания, которых в данном случае я не вижу, и, следовательно, не намерен давать подобное разрешение.

— Могу я сказать, Ваша Честь? — спросил Мейсон.

— Конечно, господин адвокат. Я готов предоставить вам все возможности для защиты.

— Высокий Суд, — начал Мейсон, — все это дело построено на косвенных уликах. И одной из них, на которую очень полагается обвинение, является двадцатидолларовая купюра, номер… дайте мне взглянуть на нее.

— Нечего тянуть время, читая номера купюр, — вмешался Гамильтон Бергер. — Суду представлена одна-единственная купюра, и нам не нужны все эти разговоры с единственной целью протянуть время.

— Суд склонен согласиться с обвинением, — сказал судья Сеймур. — Что там с этой двадцатидолларовой купюрой?

— Я хотел бы допросить миссис Тейлман и узнать у нее, не платила ли она водителю такси, когда он вез ее в казино, двадцатидолларовой купюрой.

— Ну и что? — сказал Гамильтон Бергер. — Это ничего не значит.

— Это очень много значит, — возразил Мейсон. — Эти двадцать долларов, как уже установлено, были в том самом чемодане, который хранился в ячейке «FO82» вокзальной камеры хранения. Если эта двадцатидолларовая купюра принадлежала обвиняемой, то, по мнению обвинения, именно она занималась шантажом и сфабриковала письма, именно она получила чемодан, а когда обо всем узнал мистер Тейлман, ей не оставалось ничего другого, как убить его. Таким образом, эта купюра становится очень важным моментом обвинения. Самой важной уликой. Если же я смогу доказать, что свидетель Дадли Робертс, водитель такси, получил или мог получить эту купюру от миссис Карлотты Тейлман, позиция обвинения значительно ослабнет, более того, обвинение может просто рухнуть.

Судья Сеймур задумчиво нахмурился, аргументы Мейсона явно произвели на него впечатление.

— Ваша Честь, — вскочил Гамильтон Бергер, — это все те же штучки! Даже если у нелепой теории защиты есть какие-то основания, это ничего не значит. Миссис Карлотта Тейлман не имела никакого доступа к чемодану. У нее не было возможности получить одну из этих купюр. Она даже не видела убитого, не говорила с ним. Она общалась только с секретаршей покойного, обвиняемой по данному делу. Если даже она и расплатилась такой купюрой, как желает уверить нас защитник, доказательство этого должно быть частью его собственного выступления. Обвинение не возражает, чтобы защитник допросил миссис Карлотту Тейлман как собственного свидетеля. Он может сделать это прямо сейчас.

— Я думаю, мистер Мейсон, так будет лучше всего, — сказал судья Сеймур.

— Можно мне сказать, Ваша Честь? — спросил Мейсон.

— Конечно.

— Окружной прокурор прекрасно понимает, — начал Мейсон, — что в данном деле у обвиняемой имеются некоторые технические преимущества, которых он хочет ее лишить. Если будет установлено, что миссис Карлотта Тейлман расплатилась с водителем такси двадцатидолларовой купюрой, то будет считаться недоказанным, что обвиняемая имела в своем распоряжении купюру из чемодана. А поскольку обвинение в значительной степени базируется именно на этом утверждении, у меня будут все основания обратиться к Суду, чтобы он просил присяжных вынести оправдательный Вердикт. Суду известно, что по закону, если косвенное доказательство может быть объяснено чем-то иным, кроме вины подсудимого, должно приниматься именно такое толкование.

— Хорошо, — сказал судья Сеймур после минутного размышления. — Суд — храм справедливости. Он не связан по рукам и ногам процедурными формальностями. Они в первую очередь направлены на соблюдение правосудия. Я намерен позволить защите провести повторный допрос миссис Карлотты Тейлман. Пройдите к свидетельскому месту, миссис Тейлман. — Судья повернулся к Мейсону: — Но я прошу, чтобы все ваши вопросы касались только данного эпизода.

— Конечно, Ваша Честь, — ответил Мейсон.

Гамильтон Бергер в отчаянии взглянул на часы.

Служитель разыскал Карлотту Тейлман, и она вернулась на свидетельское место.

— Вы по-прежнему находитесь под присягой, — предупредил ее судья Сеймур. — Мистер Мейсон, можете задавать вопросы.

— Миссис Тейлман, — обратился к ней Мейсон, — вы помните вечер четвертого числа в Лас-Вегасе, когда мы беседовали в отеле? Нас прервала полиция. После этого, насколько мне известно, вы отправились на такси в казино.

— Совершенно верно. Я села в такси, которое ожидало там.

— Вы помните, как расплатились с шофером? Какие деньги вы ему дали?

— Ну да. Я дала ему пятьдесят центов на чай и…

— Я хочу выяснить, — прервал ее Мейсон, — как именно вы расплатились — точно по счетчику или более крупной банкнотой?

— Я дала пять долларов. Я помню, у меня было… Нет, подождите минутку. У меня были пятидолларовые бумажки, когда я вошла в казино. Я играла на двадцатипятицентовых машинах и разменяла две бумажки по пять долларов. Я получила от таксиста сдачу — три бумажки по пять долларов и серебро.

— В таком случае, — заключил Мейсон, — вы должны были дать ему двадцатидолларовую купюру.

— Совершенно верно. Я вспомнила: я дала ему именно двадцать долларов.

— Это были единственные двадцать долларов в вашем кошельке?

— Нет, их было несколько, десять-двенадцать бумажек. Я дала ему одну из них.

— Спасибо. — Мейсон повернулся к судье. — Ваша Честь, у меня все.

Гамильтон Бергер и его помощник зашептались.

— У вас есть вопросы к свидетелю, господин прокурор? — спросил судья Сеймур.

Явно выведенный из себя Гамильтон Бергер поднялся со своего места:

— Где вы взяли двадцатидолларовую купюру, которую дали водителю такси, миссис Тейлман?

— Разумеется, у себя в кошельке.

— А до того, как положили в кошелек?

— В банке, в Лос-Анджелесе.

— Вот именно, — сказал Бергер, — вы никоим образом не могли получить эти деньги от своего бывшего мужа, не так ли?

Мейсон вскочил раньше, чем прозвучал ответ.

— Минуточку, Ваша Честь! Вопрос наводящий, он подсказывает свидетельнице ответ. Если обвинение намерено строить свое выступление на косвенных уликах, обстоятельства должны говорить сами за себя.

— Но это же наш свидетель, — возразил Гамильтон Бергер.

— Не имеет значения, — объявил судья Сеймур. — Вы можете обратить внимание свидетеля на какой-то факт или обстоятельство, но не можете подсказывать ему ответ, тем более отвечать за него. Возражение защиты поддерживается.

Гамильтон Бергер даже не пытался скрыть гнев.

— Когда вы видели своего бывшего мужа в последний раз?

— Два года назад.

— Когда вы в последний раз, до вашей поездки к Лас-Вегас, видели его секретаршу?

— Тогда же.

— Пусть факты говорят сами за себя, — сердито заявил Бергер и сел на свое место.

— Извините, миссис Тейлман, — обратился к ней Мейсон. — У меня есть еще вопрос.

— Высокий Суд, — сказал Гамильтон Бергер, — это именно то, о чем я предупреждал. Мистер Мейсон вызвал свидетеля, заверив Суд, что хочет задать только один вопрос. Теперь он тянет время до обеденного перерыва.

— Я думаю, господин прокурор прав, — сказал судья Сеймур. — Этого свидетеля вызвали с целью задать только один вопрос.

— Совершенно верно, Ваша Честь. Но вмешалось обвинение и внесло в дело много нового. Я хочу задать вопрос относительно той информации, которая появилась во время допроса свидетеля окружным прокурором.

— Это право у вас, разумеется, есть, — согласился судья Сеймур. — Если ваши вопросы касаются только этой части допроса, вы можете их задать.

Мейсон подошел к свидетельнице:

— Вы говорите, что не видели своего бывшего мужа два года?

— Вношу протест, вопрос уже был задан, и на него ответили, — сказал Гамильтон Бергер. — Если так пойдет, мы просидим здесь целый день.

Судья Сеймур, нахмурившись, взглянул на прокурора и сказал:

— Свидетельнице потребовалось бы гораздо меньше времени, чтобы ответить, чем ушло на внесение протеста. Я полагаю, мистер Мейсон, это предварительный вопрос?

— Да, Ваша Честь.

— Протест обвинения отклоняется. Свидетельница, отвечайте на вопрос.

— Совершенно верно, — ответила свидетельница.

— А были ли у вас в течение, скажем, двадцати четырех часов до вашей поездки в Лас-Вегас какие-либо контакты с человеком по имени А. Б. Видал?

— Вношу протест! — крикнул Гамильтон Бергер.

— Протест отклоняется, — ответил судья Сеймур.

Свидетельница секунду поколебалась и сказала:

— Я принесла присягу и должна признаться, что беседовала по телефону с человеком, который назвался А. Б. Видал.

— Когда состоялась эта беседа?

— Вечером третьего, в восемь тридцать. Во вторник.

— Чего хотел этот человек?

— Того же, что и другие. Поговорить об акциях.

— Он сказал, что его зовут Видал?

— Совершенно верно, А. Б. Видал.

— Он сообщил, откуда звонит?

— Это был междугородный звонок из Бейкерсфилда.

— Вы узнали голос?

— Нет, но было слышно, как кто-то тихо дает инструкции, и я уверена, что это был голос моего бывшего мужа. Связь была хорошая, а у меня очень тонкий слух.

— О чем шел разговор?

— Я сказала, что, если заинтересованное лицо хочет говорить со мной, я встречусь с ним в Лас-Вегасе в среду, четвертого числа, и приеду туда вечерним поездом из Лос-Анджелеса. Я заявила, что не собираюсь обсуждать дела с посредниками. Я сказала, что знаю, кто хочет купить акции, и, если он желает вести со мной переговоры, может прислать мне сто долларов наличными на возмещение расходов, и я встречусь с ним в Лас-Вегасе.

— А потом?

— Я повесила трубку, не дожидаясь ответа.

— Вы получили деньги?

— Да, на следующий день мне домой принесли конверт с пометкой «Расходы на Лас-Вегас». В нем было пять купюр по двадцать долларов.

— Благодарю вас, — сказал Мейсон. — У меня все.

Гамильтон Бергер подошел к свидетельнице.

— Вы положили эти деньги в кошелек?

— Часть из них. Сколько-то я потратила на билет до Лас-Вегаса.

— Вы не сказали, что тот человек назвался Видалом, — упрекнул ее Бергер.

— Вы же не спрашивали, — ответила свидетельница. — Я сказала, что многие пытались заполучить мои акции, и у меня есть основания полагать, что некоторые представляли интересы моего бывшего мужа. Я не входила в детали, потому что вы не спрашивали.

Мейсон улыбнулся присяжным.

Гамильтон Бергер и Раскин опять зашептались.

— У нас все, — неожиданно объявил Бергер.

— У нас тоже, — сказал Мейсон.

Судья Сеймур взглянул на часы.

— Ну что ж, господа, у нас всего пятнадцать минут до перерыва. Защита может начинать выступление?

— Мы готовы, — отозвался Мейсон.

— Подождите секунду, — вмешался Гамильтон Бергер и опять зашептался с Раскиным. Затем повернулся к судье: — Хорошо, начинайте. Остальные доказательства мы представим в процессе предъявления контрдоказательств.

— Приступайте, мистер Мейсон, — сказал судья Сеймур.

Мейсон улыбнулся судье и объявил:

— У защиты нет никаких доказательств, Ваша Честь. Предлагаю перейти к прениям.

— Что?! — вскричал Гамильтон Бергер.

— Защита отказывается от выступления, — повторил Мейсон. — Предлагаю перейти к прениям.

— Хорошо, — сказал судья Сеймур, — господин окружной прокурор, можете начинать.

— Но мы не хотим сейчас начинать прения, — ответил Бергер. Он взглянул на часы. — До перерыва осталось всего несколько минут, я бы предложил, чтобы заседание было отложено до двух часов. Возможно, мы захотим начать дело заново.

— И это тот самый окружной прокурор, — усмехнулся Мейсон, — который так стремился не затягивать дело и заботился о деньгах налогоплательщиков! Я готов. Почему бы нам не начать прения?

Судья Сеймур улыбнулся и сказал:

— Учитывая спорость, с которой движется дело, десять минут не повлияют ни на расписание Суда, ни на налоги. Суд объявляет перерыв до двух часов. Обвиняемая остается под стражей, присяжным напоминаю о предписании Суда не обсуждать дело между собой, не позволять обсуждать его в вашем присутствии, не выражать каких-либо мнений. Заседание возобновится в два часа.

Гамильтон Бергер возмущенно взглянул на Мейсона, встал и, протиснувшись сквозь толпу, вышел из зала.

Раскин задержался, с кривой улыбкой взглянул на Мейсона и отправился следом.

— Что случилось? — спросила Дженис Вайнрайт.

— Я играю в азартную игру, — объяснил Мейсон, — ставка — ваша жизнь и свобода, но ничего другого нам не остается. У меня не было времени посоветоваться с вами, да я и не хотел. Если бы мы начали перешептываться, присяжные сразу поняли бы, что мы в чем-то не уверены. Оставался один выход — вести себя так, словно я ничуть не сомневаюсь в вашей невиновности и оставляю все в руках присяжных.

— Я думаю, вы поступили правильно, — согласилась она. — Это значит, что мне не нужно давать показания, да?

— Да, теперь давать показания вам не придется.