Не доставайся никому! Романова Галина

– Мне двадцать пять.

– Старая! – хихикнул он тонко. – Мне-то уже за шестьдесят, дочка. Ты для меня ребенок. Пожалел я тебя. Сначала, правда, не было таких мыслей, честно говорю, раз ты просишь. Огляделся, заметил открытую дверь, сунулся туда. Шмонать не стал, шарфик один взял. А у него запах…

– Какой?

– Сладкий. У сестры моей был пацанчик, мне довелось с ним немного понянчиться. Он так же вот пах сладко. Игривый был, как котенок… Потом я сел, а они в половодку погибли, через реку лодкой перебирались и потонули… Так вот… Пожалел я тебя, дочка.

– Понятно.

Она почему-то ему верила. Хоть Сашка и просил выбросить всю дурь из головы и держаться от этого уголовника подальше, она верила ему, как ни странно. И еще жалела из-за старости его бесприютной и бездомности обреченной. И вообще, он жизнь ей спас, и она ему теперь хоть чем-то да обязана отплатить.

– Вы понимали, что на вас могут повесить всех собак? – вспомнила она Сашкино изречение.

– Не дурак, – кивнул Аристов.

– И все равно поволокли меня вниз по лестнице?

– А что было делать? Больничку вызвал, мусарню тоже. А они ехали двадцать минут. А ты околеваешь на ступеньках-то. Накинул я на тебя твою шубу, тоже с вешалки снял, укутал да потащил. Думаю, совсем время упустят, паскуды. Прости…

– И что теперь?

Этим вопросом Сашка выносил ей мозг предыдущих два дня. Просто нервы все измотал, желая знать, как она поступит. А она типа знала!

– А что теперь? – Аристов пожал плечами, снова надвинул на лысину беретку. – Сейчас сдам тебя твоему мусорку и пойду.

– Куда?

– Куда-нибудь.

– Снова воровать? Больше-то вы ничего не умеете, – зло фыркнула Алиса.

Решения никакого не находилось, хоть лопни, не знала она, как и чем выразить ему свою признательность. Деньги предложить можно, но пошло как-то, да и не было у нее денег. Жила в подборочку, как бабуля говаривала.

– Почему же это не умею? – вдруг вскинулся Аристов с обидой. – Я за столько-то лет ремесел много освоил. И сапожник, и портной, и плотником могу. Только не берут меня нигде. Рожа у меня уголовная. Так вот…

Тут за дверью зашуршало, задвигалось, и через мгновение в палату ворвалась коллега по работе Тая под руку с Сашкой, увешанным Алисиной одеждой.

– Приветик, милая! – взвизгнула Тая и полезла к Алисе с поцелуями. – Отлично выглядишь. Ничего тебя не портит, больничный дух пошел даже на пользу, эдакая аристократичная бледность появилась, везет! Вот бы мне так!

Она трещала, поворачивая Алису то лицом к себе, то спиной, успевая при этом ее причесывать, затягивать волосы резинкой и без конца чмокать в щеки.

Сашка замер у стены, в одной руке он держал Алисины сапоги, через другую была перекинута ее шуба, в кулаке зажата шапка. Он смотрел на подруг с умилением и молчал.

– Ну! Чего вытаращились? – обернулась к мужчинам Тая, похоже, к присутствию в палате Аристова она была готова. – Выметайтесь отсюда, будем одевать больную.

Александр осторожно сложил вещи на стул, толкнул Петра Ивановича в плечо и следом за ним вышел в коридор.

– Ну! – Тая снова повернула Алису к себе лицом. – Рассказывай!

– О чем? – вздохнула та.

У нее немного кружилась голова и в горле пересохло. Захотелось вдруг горячего чая с маковыми сушками, потом залечь на диван в собственной гостиной. Уставиться в телевизор и посмотреть какое-нибудь милое кинцо про любовь и нежность. Отвечать на Тайкины вопросы и тем более думать о чем-то опасном, к примеру: а почему это с ней все случилось, не хотелось совершенно. Потом как-нибудь, не теперь.

Но от подруги не так-то просто было отделаться.

– Как о чем?! – заверещала она, усаживая Алису на кровать и натягивая на нее колготки. – Сашка возле тебя неспроста крутится, я правильно поняла? Что у него со Светкой?

– О, боже!!! – простонала Алиса, оттолкнула руки Таи и начала одеваться сама. – Опять ты за старое?!

Тайке жуть как хотелось их с Сашкой поженить. Всякий раз, когда Светлана собирала вещи, подруга науськивала Алису подобраться к другу детства поближе.

– Это же твой мужчина, дурочка! – восклицала она. – Вас боги не зря свели еще в детстве!

– Свели, развели, поженили… Отстань! – отмахивалась от нее Алиса и спешила завести какое-нибудь романтическое знакомство, чтобы Тае было чем заняться. Она ведь моментально переключала все свое внимание на ее нового избранника.

– Ну и что у него со Светкой? – и не подумала успокаиваться Тая. – Он мне сказал, что они расстались. Это правда? Светка ушла наконец от него к своей мамаше? Не соврал? Вижу, что не соврал. Алиска, это судьба! Ну, как ты не понимаешь!

– Что ты несешь, подруга? – возмутилась Алиса, застегивая теплую кофточку до самого подбородка, встала, взяла в руки шубу. – Судьба распорядилась так, что меня ранил какой-то ублюдок и оставил умирать на ступеньках, чтобы потом Сашка носился по двору и дому как сумасшедший…

– Он был в неистовстве!!! – поправила ее с пафосом подруга. – Твоя соседка через стенку, она в соседнем подъезде живет…

– Тетя Маша?

– Она. Так вот, она всерьез опасалась за его рассудок. Говорит, бедная Светочка, она не смогла пережить такого позора и ушла к маме. Прикинь, а? – Тайка заржала, как лошадь, распахнула халат, под которым у нее обнаружилась теплая куртка. – Жара какая. Слышь, Алис, а этот плешивый – тот самый, что тебя спас?

– Он самый. Аристов Петр Иванович.

– Ишь ты… – Подруга помолчала три секунды, потом снова застрекотала: – Как ты его благодарить-то думаешь? Сашка сказал, что у тебя ума хватило его папашей своим назвать? С дуба рухнула?! Нашла себе папочку! У него же три пожизненных на роже прописаны!

– Он не убийца, если ты об этом. – Алиса подошла к зеркалу, заправила волосы под шапочку, вздохнула. Тая безбожно врала, выглядела она на слабую троечку, если не на двойку. – Он просто вор. Вор, которому никогда не везло.

– Почему это не везло?

– А с чего тогда он каждый раз попадался? Он же всю свою жизнь сознательную провел в тюрьме. Если бы везло, разве бы он там был?

– Логично! Алиска, ты такая умница! Сообразительная, жуть! – восхищенно ахнула Тайка, шагнула следом за ней из палаты, тут же снова не выдержала, дернула ее за рукав. – Чего же тогда логика твоя тебя подвела, а? Чего не просчитала ситуацию? Как же ты на нож попала?

– Это был не нож, – поправила Алиса, и рана тут же заныла противно и болезненно. – Скорее всего меня пырнули шилом. Или остро заточенной отверткой.

– Ух ты! – Тайкины зеленые глазищи сделались темнее болотной тины – верный признак забродившего любопытства. – Ты видела, да, видела?!

– Это заключение хирурга, который меня оперировал. Как ты любишь сенсации, дорогая. – Она поцеловала подругу в нос, прошептала: – Поверь мне, в этом нет ничего интересного.

– Да ладно! – не поверила та. – Это очень, очень интересно.

– Нет, это очень, очень опасно. Саш! – позвала Алиса зазевавшегося у стенного плаката друга детства. – А где Аристов?

– Ушел. Все тут стоял, а потом куда-то подевался. Я даже не заметил, – отозвался тот, подскочил к ней, подхватил одной рукой Алису под руку, второй обнял за талию. – Тебе так удобно?

– Мне так неудобно! – воскликнула она.

Неожиданно вдруг захотелось заплакать от какой-то детской обиды – когда непонятно на кого и на всех одновременно обижаешься. Оттого, что сильно болело под левой лопаткой, и еще немножечко от страха хотелось реветь. Вот она сейчас вернется домой, а дальше? Снова сидеть и ждать страшного звонка в дверь? Вдруг он не заставит себя ждать слишком долго? Вдруг все повторится?

– Мне неудобно, что человек, который спас мне жизнь, куда-то подевался. Вот стоял, стоял тут и, нате вам – подевался. Это ты его прогнал, да?! – нашлась она тут же, ну не всеми же страхами с ним делиться.

– Никого я не гнал, – ответил Сашка и настойчиво потащил ее по коридору к выходу. – Я просто не смотрел на него, и все. Может, он обиделся.

– Нашли из-за кого беспокоиться, – фыркнула Тая, опережая их на шаг. – Нужна будешь, объявится. А не нужна… Это его выбор.

Неожиданно слова подруги Алису успокоили. В самом деле, не стоило переживать из-за того, что Петр Иванович решил уйти. Может, ему стало неловко. Может, появились какие-то неожиданные дела. Или кто-то знакомый объявился.

Последние два предположения Алису немного настораживали, потому что и дела у Аристова навряд ли могли быть праведными и друзья правильными. Но очень хотелось верить, что вот уж теперь в жизни Петра Ивановича все пойдет иначе, не так, как прежде.

Дома ее долго не оставляли в покое. Тайка исхлопоталась по хозяйству. Все что-то варила, жарила, разогревала, нарезала на деревянной доске. Квартиру убрала еще с вечера, готовясь к возвращению подруги.

– Ну, куда ты столько наготовила, скажи? Все же пропадет, – застонала Алиса, обнаружив холодильник забитым до отказа. – Кому все это есть?

– Сашка поможет, – подмигнула ей Тая со значением и сразу засобиралась, сославшись на занятость.

Это она специально решила их наедине оставить, догадалась Алиса и тут же разнервничалась.

Дел у Тайки никаких не было и быть не могло вне работы. Все ее дела за служебным порогом сводились к опеке над Алисой, разбором ее неудачных полетов и устройством личной жизни опять же не своей, а подруги. На себя Тайка давно махнула рукой, сочтя, что ее счастье в личной жизни заплутало где-то в студенческих коридорах. И по этой самой причине Алисе доставалось за двоих.

– Вот что ты напялила сегодня, а?! – шипела на нее Тая, если Алиса на день рождения босса надевала повседневное платье и в нем же шла в ресторан. – Ты посмотри, как юротдел вырядился! А ты?!

– Не смей никогда больше так стричься! Тебе не идет!

– Эти туфли выбрось и забудь, а вот эти полусапожки даже на ночь не снимай. У тебя в них такие ножки…

– Блузку, блузку бери именно такого цвета, Алиска. И вот эту юбочку, – трясла вещами в примерочной кабинке Тая, наряжая ее к очередному выходу в свет. – Ты просто супер в них. Я же лучше со стороны вижу…

Теперь вот Тайке увиделось, что покушение на Алису из той породы несчастий, которые помогают, пока счастье дремлет.

– Не упусти свой шанс, – сипела она ей в ухо, прощаясь у порога. – Не упусти, а то вдруг Светка вздумает вернуться. Сашка, он же…

– Он же что? – вздохнула Алиса, закатывая глаза.

– Он же слабое существо, как все мужчины. Светка вернется, расплачется, он и простит.

– Мне казалось, что прощать она должна, а не он? – наморщила лоб Алиса. – Совсем я запуталась.

– Ладно, время все распутает, – беспечно хмыкнула подруга и вывалилась за порог. – Ты, главное, не упусти парня. Такой мужик! Такой мужик!

Саша убирал со стола, когда Алиса вернулась из прихожей. Сосредоточенно гремел тарелками, стаканами – они с Тайкой решили немного выпить за возвращение хозяйки. На Алису он старательно не смотрел. Сделал первый рейс в кухню, вернулся с полотенцем, принялся сметать в ладонь хлебные крошки со скатерти. Потом аккуратно ее сложил, убрал в нижний ящик серванта. Понес полотенце в кухню. Вернулся с чайником и снова с полотенцем. Потряс им, спросил:

– Может, чаю выпьем?

– Спасибо, не хочу, – Алиса смотрела на друга детства, неожиданно и не без ее помощи обретшего свободу, исподлобья.

Что делать с ним, она понятия не имела. Он чего-то ждет от нее и помалкивает. С намеком помалкивает, еще вздыхает, губы покусывает. А она что? Утешать его обязана? Ей бы самой утешиться. Но не в его объятиях, это уж точно. В постель она с ним не ляжет сто процентов.

– Как продвигается расследование, ты не в курсе? – задала она, казалось бы, совершенно безобидный и уместный вопрос.

Влезла на диван с ногами, уставилась на Сашу.

А он вдруг разозлился. Чайник в кухню отволок, полотенце запулил куда-то в угол. Вернулся с красным злым лицом, взъерошенными волосами.

– Чего ты опять, а? – Сашка сел к ней на диван, обхватил ее щиколотку большим и указательным пальцами, как в детстве на речке всегда делал. – Чего опять начинаешь?

– Начинаю?.. – опешила она и задрыгала ногой, но он ее не выпустил. – Что начинаю-то?

– Расследование… Следствие… Давай еще про бросившуюся под колеса Александру поговорим, да? Времени больше не будет, что ли! Предлагаю лучше о нас с тобой поговорить, – Саша глянул на нее глазами глупого телка, нервно дернул губами, пытаясь улыбнуться. – Нам же есть что обсудить, так?

– И что же?

Вот помогать она ему точно не станет. Хватит! Было время, помогала, своими словами давилась, из него признания выбивала. И ничего взамен, кроме дуры, не получала. Да ну его вообще! Он еще даже развестись толком не успел со Светкой своей, а ее уже за ноги хватает.

– Ну как что, Алис? – Сашка полез на диван с ногами и как-то так ловко устроился, что она оказалась притиснутой им к спинке. – Разве мы… Мы – это ты и я, Алиса, и никого больше! Я так перепугался за тебя… Господи, я очень скучал, я только о тебе и думал. И всегда мечтал о тебе, Алиска…

Он дышал ей прямо в ухо, и от этого стало жарко и щекотно виску. Алиса чуть не рассмеялась. Раньше, когда она была молоденькой влюбленной в него дурочкой, от его дыхания ей судорогой сводило позвоночник и живот. Хотелось жмуриться от счастья и стонать. А теперь она ничего не испытывает, кроме неудобства. И руки его смешили, путавшиеся в пуговицах ее вязаной кофточки. Неумелые, неловкие, помнится, подростком он был более активен и смел.

– Саш, отстань, – Алиса схватила его за пальцы, нащупавшие ее сосок под кружевом лифчика, оттолкнула. – Не хочу! Иди домой, тебе пора.

– Ну почему, Алис? Почему?

– Просто не хочу. И еще… – Тут она вдруг пожалела его, слишком уж жалким и растерянным он выглядел, и соврала: – И еще мне больно. Рана болит, черт знает как. Спать хочу. Искупаться хочу и спать. Ступай домой, Саш.

– Алиса… Ты же знаешь, как я к тебе отношусь… – Он сел с зажатыми меж коленок ладонями на край дивана, сгорбился. Замотал головой, зажмурившись. – Мне без тебя не жить.

– А как жил! Счастливо вполне, – поддела она его. – И даже в свадебное путешествие ездил со Светкой, и детей планировал. Мебель покупал, на машину копил. Ты, Сашка… непутевый!

– Ну почему, Алиса, почему?! – он зло сощурился. – Почему ты так со мной? Из-за него, да? Из-за этого хлыща?

Она не поняла, кого он имеет в виду. Он всегда на кого-то намекал. И ревновал ее даже к сослуживцам. Вот не было у него, казалось бы, прав на нее никаких, женат он и все такое, а ревновать не переставал. Нет-нет да и предъявит в разговоре. Она фыркала, близко к сердцу укоры не принимала, но временами это надоедало и раздражало.

– Мои хлыщи к тебе никакого отношения не имеют! – рявкнула она, собрав остаток сил. – У тебя есть жена.

– Она ушла, – ответил Сашка, но без особого напора.

– А если завтра вернется, что тогда? К ней побежишь?

И он не ответил ей ничего. Резво соскочил с дивана, схватил с кресла свой джемпер, скоренько натянул через голову и помчался к выходу, будто Светка после ее слов и правда уже топталась у порога.

– И катись! – показала ему вслед язык Алиса.

Не сказать, что она сильно огорчилась его спешному уходу, но неприятное чувство в душе осталось. И морозило там, и морозило весь остаток дня. И миленькое кино про любовь и нежность не помогло, а как раз наоборот – прослезило. Вон как у них там все здорово, а у нее…

Под монотонное бормотание телевизора Алиса, не помня как, задремала. Очнулась внезапно, будто кто в плечо ее толкнул. Она распахнула глаза, уставилась в телевизор, экран заполняла серая рябь, стало быть, дело идет к утру. Этот канал вещал часов до двух-трех ночи, не больше. Звука не было, вообще в комнате стояла тишина.

Что могло ее разбудить?

Она заворочалась, тут же вспомнила, что так и не искупалась после больницы, и уснула на диване в той одежде, в какой вернулась домой. Спасибо Сашке, хоть кофту с нее стянул.

Ушел обиженным. Дверь захлопнул. Еще заорал с порога, что захлопнет, чтобы она не вставала. А вдруг не закрыл? Вдруг ее дверь не заперта сейчас, и кто-то крадется по темной прихожей, чтобы…

Ей стало так жутко, что она резко подтянула коленки к подбородку и едва слышно заскулила. Тут же в помощь теперешним страхам вспомнился ужас, который она испытала на лестнице за мгновение до нападения, и ей сделалось совсем худо.

Нужно позвонить! Позвонить Сашке, он прибежит. Он непременно примчится ее спасать. И она постелет ему в бабушкиной спальне, черт с ним, пускай спит там. И даже простит ему приставания. Уступить, конечно, не уступит, но простит. Только бы добраться до телефона. Где она его оставила? В сумке, правильно. А сумка где? В прихожей, где ей еще быть. На полочке покоится, аккурат под вешалкой, где вещи висят, с нее-то Аристов и стянул ее шарф. Почему бы не взять телефон сюда – в комнату? Почему она о нем забыла? Машинально, заученным годами движением швырнула сумку на место, а про то, что телефон остался в крохотном кармашке, и думать забыла. Что делать? Надо слезать с дивана, идти в прихожую, доставать мобильник. И звонить Сашке.

– Ужас какой, – едва слышно шепнула Алиса и всхлипнула. – Там темно!

Темно было во всей квартире. Сашку она выставила, когда еще за окном стоял день. Потом смотрела кино, но сразу уснула и проспала вон сколько. Кому свет-то включать? Если бы не рябой экран телевизора, вообще бы на ощупь пришлось красться. А идти надо, и чем быстрее, тем лучше, потому что Алиса поняла вдруг, что ее разбудило.

Кто-то, какой-то отчаянный гад осторожно копался в ее дверном замке, намереваясь вскрыть его! И если она сейчас не вызовет Сашку…

Конечно, не вызвала! Вместо того чтобы прокрасться потихоньку за мобильником и позвонить потом из дальней комнаты, она включила все освещение, которое имелось в прихожей, то есть три лампочки под потолком и две на стенах. Подошла к двери, с силой лягнула ее ногой и заорала что есть силы, так, во всяком случае, ей показалось:

– Эй, что там за скотина за дверью?! Я сейчас мужа разбужу и милицию вызову!

Колупание в замке прекратилось, или это просто бешеный гон ее крови заглушил все звуки, кто знает? Но Алиса точно минуты две ничего не слышала, ни единого звука, только шум в ушах и стук ее перепуганного, чудом уцелевшего в первой схватке сердца.

– Вали отсюда, козел! – заорала она, лишь бы не слышать этой оглушительной тишины, которая была куда опаснее скрежета в замке. – Я сейчас точно милицию вызову! Саш, а Саш, вставай! Кто-то в дверь к нам ломится!

Снова тишина. Тишина в ее квартире, нарушаемая лишь едва слышным шуршанием телевизора, тишина за дверью. Но потом там звякнуло, будто о бетонный пол что-то металлическое ударилось, следом возня послышалась какая-то, и вдруг из замочной скважины раздалось:

– Дочка, не надо мусоров. Это я – Петр Иванович Аристов, папашка твой нареченный. Хотел открыть по привычке, да замок тебе больно мудреный твой участковый влепил. Пару дней назад поставил. Паскуда.

Да, Саша поменял ей замки, пока она в больнице лежала. Ключи никому не дал, даже Тайке. Один комплект вручил самой Алисе, остальные оставил себе.

– Так мне некого будет подозревать, – пояснил он. – Так спокойнее.

– А если Светка вернется и допрос учинит? – пристала Алиса тогда.

– Ключи у меня в сейфе рабочем хранятся. Я дурак, что ли, их домой нести! – фыркнул он с понятным ей озорством, тут же сообразил, что брякнул лишнее, смутился и поспешил перевести разговор на другую тему.

Вот по этой еще причине она не оставила его у себя, с запоздалой мстительностью подумала Алиса, о запасном аэродроме ее друг детства как-никак, а печется. И в тот же миг отперла дверь.

О чем она думала вообще, впуская этого странного человека с богатейшим прошлым в свой дом глубокой ночью? Он же мог что угодно сотворить! Убить ее или ограбить. Или сначала убить, а потом ограбить. Страшнее, кажется, ничего уже нет. Но…

Но ограбить он мог ее еще тогда, когда она умирала на лестнице в луже крови, между прочим. Возможность уникальнейшая, ни хозяев тебе, ни свидетелей. А он ею не воспользовался. Ему даже тогда руки марать о нее не пришлось бы, все сделали уже до него.

Зачем ему это теперь, ну в смысле убивать и грабить?

– Чего вам?

Алиса строго смотрела на плешивого мужика, застывшего на коленях на лестничной площадке перед ее дверью. На полу на куске брезента покоился его профессиональный инструментарий – сверлышки, крохотные отверточки, какие-то металлические загогулины.

– Работать не перестаем, да, Петр Иванович? И день нам не день, и ночь нам не ночь?

– Будить тебя не хотел, – запросто пояснил он, ловко свернул кусок брезента, сунул сверток куда-то внутрь черного ватника, встал с коленей. – Ты же после больнички, чего беспокоить. Я бы зашел, тут вот у порога подремал на том вон тулупчике, а поутру, когда тебе вставать, ушел бы.

Алиса проследила за его взглядом. Тулупчик имелся в виду бабушкин, в котором та по молодости лет форсила. Только называла она его любовно дубленочкой или шубкой. И так же, как с дедовой шляпой и частью его вещей, расставаться с шубкой и нести ее на помойку не желала ни под каким видом. Прогуливалась в ней по двору с подругами в сильные морозы, иногда и до магазина доходила, хотя Алиса ругала ее за непристойный вид.

– Вы что же… – ахнула она, моментально прозрев, – тут уже были?!

– В смысле?

Аристов прикинулся непонимающим. И даже за спину себе глянул, будто вопрос не ему адресовался, а тому, кто с ним вместе пришел, да стал вдруг невидимым.

– Хватит валять дурака! – прикрикнула на него Алиса. – В смысле, уже ночевали в моей квартире?!

– Было дело, – пожал он плечами, сморщил изъеденное оспинами лицо. – Можно войти-то, а? С ног валюсь. Сил нет уже. Я тебе худа не сделаю. Зачем мне?

Вроде бы незачем, и Алиса отступила в сторону, впуская странного мужика.

Странный он был, а какой еще?! Зашел в их подъезд с преступным умыслом, вышел почти героем. Ночевал в Алисиной квартире в ее отсутствие, это уже после того, как его выпустили по Сашкиному и ее личному ходатайству из следственного изолятора, а даже чайником не воспользовался и дальше прихожей не пошел. Спал на постеленном у двери тулупе, ужинал и завтракал кефиром, принесенным с собой. Не взял ничего уходя. Деньги у нее на бензин и телефон всегда лежали на полке у входа. Не исчезло ни копейки. И в серванте в тайной шкатулке все цело – сережечки, колечки и цепочки с бусами.

– И что же, вы даже в ванной не были? – про туалет она постеснялась спросить.

– Сортир посещал, врать не стану, – угадал Аристов ее смущение. – Но в ванной не мылся.

– Тогда самое время, – сморщила носик Алиса, от гостя несло гнилью, псиной и кошачьей мочой. – Где вы были все это время? Пахнет от вас, как… На помойке, что ли, обретались?

– Ага, – кивнул он, вошел в квартиру, тщательно запер дверь и даже цепочку накинул.

– Что ага? – она оторопела.

– На помойке. Где же мне еще от внимания добропорядочных граждан прятаться? Не в библиотеку же идти, – он захихикал, стянул с себя ватник, швырнул у самого порога, разулся, подсунув лобастые ботинки под ватник, сверху пристроил берет. – Мне мусора замусолили справку об освобождении, на каждом шагу документ спрашивают. Вот и скрываюсь уже пару дней там.

– На помойке? – еще раз решила уточнить Алиса, подумав, что ослышалась.

– Ага, – подтвердил он и шагнул за ней в комнату.

Он прошел за Алисой след в след в гостиную, из нее в спальню бабушки. Стоял, словно на вечернем разводе по стойке «смирно», и смотрел, как Алиса, тяжело и совестливо вздыхая, распаковывает вещи покойного деда из огромного пластикового тюка. Как достает оттуда старомодную дедову пижаму в сине-голубую полосу, потом дедовы трусы парашютом, майку с растянутыми лямками, новые носки с этикеткой. И в конце с бабушкиной полки большое махровое полотенце.

– Вот, ступайте в ванную. И немедленно.

– Слушаюсь, гражданин начальник, – полушутя-полусерьезно пробормотал Аристов, пятясь. – Ты это… Ты только мусорам не звони, ладно, дочка? Я не сделаю тебе ничего дурного, стал бы я тебя спасать…

В полицию она звонить не стала, а вот Сашке не выдержала, позвонила. Сказала, кто у нее в гостях, умолчав, что гостит тот не впервые, бывал и в ее отсутствие. Тут же выслушала о себе много интересного. Дура было делом привычным, это она мимо ушей пропустила. А вот что ей от одиночества крышу снесло – оказалось совершенно новым и обидным. Она отсоединилась, но Сашка, конечно же, приперся минут через десять.

Аристов только что вышел из ванной, где за пять минут помылся, а потом еще минут двадцать отмывал после себя ванну большой хозяйственной мочалкой. Он понимающе хмыкнул, увидев у порога мужские ботинки. С тем же пониманием кивнул, когда Алиса обескураженно развела руками, мол, а она-то что. И тут же попросил хлеба.

– С утра не ел, – признался он.

– А утром кто кормил? – фыркнул Сашка, он тоже из гостиной, где постелил себе на диване, перебрался в кухню.

– Никто, – Аристов бочком протиснулся между холодильником и столом, сел в дальний угол. – Я и утром не ел.

У Алисы сжалось сердце.

Господи, а вдруг он и правда был бы ее отцом? Отцом с такой корявой, нелепой судьбой, без капиталов и недвижимости за границей, с преступным умением вскрывать чужие замки и нести потом за это наказание год за годом. Без работы и привязанностей, но со способностью пожалеть чужую девчонку, истекающую кровью.

Почему, интересно, за всю жизнь его никто и никогда не жалел?

– Вот, кушайте, пожалуйста.

Она выставила перед ним гору тарелок с колбасой, картошкой, салатами, сырами и рыбой. Тая замечательно позаботилась о ней, наготовив и закупив столько.

Интересно, что она сказала бы, узнав, кому пришлось ее угощение есть?

– Я, пожалуй, тоже поужинаю, – скрипнул зубами Сашка и присел к столу. – Дом гостеприимный, чего не воспользоваться, так, Петр Иванович?

Тот вздрогнул, глянул на него зло и нехотя кивнул.

– Вопрос в другом. – Сашка схватил с тарелки стрелку зеленого лука, начал терзать ее зубами. – Как долго вы собираетесь пользоваться гостеприимством этого дома, а, Петр Иванович? Ну помогли вы Алисе, честь вам и хвала. Спасли ее от смерти, низкий вам за то поклон. Но ведь пора и честь знать! Может, вам денег дать, а? Как же я не догадался-то сразу?!

– Александр! – прикрикнула на него Алиса, заметив, что Аристов внезапно перестал жевать, а пальцы его судорожно сжали рукоятку вилки. – Прекрати немедленно! Ты в моем доме тоже гость, между прочим.

Хватка Аристова ослабла, но глаза остались холодными и пустыми, как две глубокие черные ямы. Они странным образом теплели, когда он переводил взгляд на Алису, делались виноватыми и оттого беспомощными, но стоило ему на Сашку взглянуть, так снова в них застывала ледяная пустота.

Ел он долго, тщательно и аккуратно. Перепробовал все, без конца подкладывая себе на тарелку. Корочкой хлебной все подберет до грамма, и снова подкладывает. Глядя на него – отмытого, тщательно расчесавшего редкую шевелюру, побритого, в дедовой пижаме, – Алиса ни за что бы не признала в нем бывшего уголовника. Обычный дядька, подуставший, изголодавшийся, но самый обычный. Чем не ее отец?

– Все, надеюсь? – скрипнул Сашка зубами, когда Аристов наконец отодвинул от себя опустевшую в десятый раз тарелку. – Алисе отдыхать нужно.

– Так кто же против? – Петр Иванович заполошно заморгал, снова глядя на нее виноватыми глазами. – Пускай отдыхает, а я покараулю.

– Оборжаться можно! – фыркнул Сашка и вылез из-за стола, громко двинув стулом. – Тут неизвестно кого караулить надо! Ступай вперед живо!

И вот тут случилось неожиданное.

Аристов, шагнувший к выходу из кухни, вдруг притормозил, повернулся неловко боком, и в следующий момент Сашкина физиономия была уже приплюснута к Алисиному кухонному столу его огромной заскорузлой лапой.

Она даже понять не успела, как это вышло у него так быстро и сноровисто. Рот открыла, попятилась к окну и молча смотрела, как корчится, согнувшись пополам, ее друг детства в сильных руках ее спасителя.

– Ты мне, мусор, тут не указ, – прошипел Аристов тихо, но страшно. – Я здесь не у тебя в гостях, а у дочки. Жизнь которой спас, между прочим, я, а не ты. Она сколько раз к тебе за помощью обращалась, паскуда ты мусорская, а?! И заяву катала с жалобой и тебе, и прокурорским? А вы что? А вы чхать хотели, да! О спокойствии своем печетесь да о премии. А девку на перо посадили тем временем. А ты додуматься не мог, откуда ноги растут, нет?

– Пусти! – засипел Сашка, лицо его сделалось багровым, и больно, и стыдно, наверное, ему стало. – Пусти!

– Отпустите его, Петр Иванович, – взмолилась Алиса. – Не надо так.

Хватка сразу же ослабла, через мгновение руки Аристова уже привычно сложились за спиной. Но взгляда с освободившегося Александра он не сводил. Нехорошего взгляда, настороженного.

– И что теперь?! – Сашка шумно дышал, потирая щеку и шею. – Думаешь, я тебе это прощу, да?!

– Мне на твое прощение, знаешь, что сделать хочется? – и Аристов тут же испуганно глянул на Алису. – Скажи спасибо, дочка здесь, а то бы я…

– Какая она тебе, к черту, дочка, урод?! – заорал Александр Васильевич Назаров, друг детства и их участковый по совместительству. – Придумала она историю, чтобы тебя из СИЗО вызволить, а ты попугаем ее повторяешь. Понравилось?

– Понравилось, – не стал спорить Петр Иванович, неожиданно широко зевнул и потопал к кухонной двери. – Спать я пошел, уморился очень. Утром переговорим кое о чем.

Это утрешнее «кое-что» стоило Алисе миллиона нервных клеток! Почему? Да потому что взялись они с утра поучать ее с обеих сторон. Начал, как ни странно, разговор Аристов.

– Вот, присаживайтесь, завтрикайте, – смешно коверкая слово, пригласил он Алису с Сашкой к столу. – Кое-чего приготовил.

Он нажарил картошки крупными кружками. В другую сковороду свалил отбивные, куски курицы, голубцы, все залил стаканом масла и томил теперь на медленном огне.

– Я так рано много есть не могу, – заартачилась Алиса. – Мне бы кофе, и покрепче.

Но новоявленный папаша осторожно усадил ее за стол, не слушая возражений.

– Тебе сил надо набираться, дочка, – выделив обращение специальным тоном, он с вызовом глянул на Сашку. – Такую операцию перенесла. А кофе врач тебе запретил.

– Чего это? – не поверил друг Назаров. – С чего ты взял?

– С того, что спросил перед выпиской, что ей можно, а чего нет. – Петр Иванович загрузил Алисину тарелку отбивными, куриной ножкой, прикрыл сверху все картошкой и поставил перед ней. – Пока ты там коридорные стены лопатками грел, я к врачу смотался и спросил кое о чем.

– И что?

Алисе вдруг стало интересно слушать этого пожилого дядьку, которого она неосторожным своим словом определила себе в отцы. Речь его была пускай и не совсем правильная, зато почему-то казалась верной и мудрой.

– Узнал, например, что тебе можно кушать, сколько нужно отдыхать, чем тебя пырнули, тоже выяснил, и чем это тебе может грозить в дальнейшей твоей жизни, – объяснил Аристов и сел с ней рядом.

Тарелку, которую он поставил перед собой, Алиса всегда использовала под окрошку и салаты. Она больше напоминала маленький тазик, в нее Аристов сгрузил все почти, что разогрел и приготовил. Сашку он обслуживать не стал. И тому пришлось самому готовить себе бутерброды и чай.

– Ты кушай, кушай и папу слушай, – пробубнил Петр Иванович с набитым ртом. – Я тут походил по двору, пока ты в больничке лежала, поговорил кое с кем… Тут такое дело, дочка, может, ты против будешь… Но я твоим отцом назвался в жилищной вашей конторе.

– Отлично! – просипел Сашка и стукнул кулаком по столу. – Отлично! Жила себе жила Алиса наша двадцать пять лет и вдруг папочку обрела в образе уголовника. Кто тебя просил языком молоть?!

– А мне спрашивать было некого, – резонно возразил Петр Иванович, деловито расправляясь с обильным завтраком, на уголовника он, похоже, не обиделся. – Мне работа нужна. О дочери заботиться надо, лекарства там всякие покупать, отдых опять же организовать ей летом. Ты разве поможешь мне с работой-то?

– И не надейся, – фыркнул Сашка и поерзал пальцами по щеке, которая вчера к столу была приплюснута. – Век помнить буду, как ты меня приложил.

– На здоровье, – покивал Петр Иванович, доел все, тарелку отправил, не вставая со стула, в раковину, посмотрел на Алису будто даже по-отцовски, строго очень, и спросил: – Ты мне вот что скажи, дочка, ты зачем в это болото полезла?

– В какое? Никуда я не лезла. О чем вы?

Она, конечно, поняла, о чем он, но решила немного повалять дурочку.

Как-то все очень стремительно стало развиваться в ее жизни. Жила себе жила после смерти бабушки в гордом и необременительном одиночестве, и тут вдруг бац – и отца вам нате, и жениха. Похоже, она к этому не совсем готова. С «папой», правда, как-то еще можно мириться, завтрак вон приготовил, о здоровье ее печется, об отдыхе летнем, болтает наверняка, но все же слушать приятно. Не было же папы у нее никогда, да и теперь вряд ли будет.

А вот что касается жениха!

Сашку она когда-то любила, спорить трудно. Но это было очень давно, да и перегорело все в ней. Кажется, перегорело.

Да, она скучала, когда его долго не видела. И даже бесилась, когда наблюдала, как они по двору со Светкой идут и на ходу целуются. И внимание его ей было приятно, и подарков от него ко дню рождения и другим праздникам она всегда ждала. И звонила, и в гости его звала, и даже в кино иногда с ним ходила. Но…

Но не представляла она себе их совместной жизни. Не видела ее в радужных мечтах. Кого угодно видела, о ком угодно мечтала, только не о нем в роли своего мужа.