Купель Офелии Брикер Мария
Неизвестно, что растопило сердце строгого диспетчера: внушающий уважение картавый голос Лукина или вопль Кристины, но второй звонок оказался более плодотворным.
– Доктор скоро будет! – доложил Сеня, тяжело вздохнул и осел обратно на ковер, потирая трубкой лоб.
– Гениально! – с восторгом глядя на товарища, сказал Пашка. – Беру свои слова обратно по поводу конфуза.
Сеня величественно кивнул, а Терехин подумал, что Лукину с его талантом перевоплощения и красотой надо было в актеры, а не в сценаристы подаваться. Быстрее бы папашу своего «сделал».
Кристина истошно закричала. Пашка подпрыгнул, Сеня вжался в кровать. Ванька побелел.
– Она чего-то хочет, – прилип ухом к двери Хлебников, отклячив толстый зад, утянутый в белые льняные портки.
– Родить у меня в ванной она хочет, – съязвил Терехин и тоже прислонил ухо к двери.
В перерывах между криками девушка что-то лепетала, но шум воды глушил слова, только стоны вырывались наружу.
– С кем-то по телефону говорит и матюгается. А сейчас вина просит и соль, – Павлуша покрутил пальцем у виска. – И еще говорит… – Хлебников оторвался от прослушки, выпрямился и обернулся к Ваньке с выражением недоумения на лице. – Она говорит, что сильно хочет в туалет. И я, кажется, тоже опять хочу…
– Это капец, ребзы! – заныл Ванька, схватившись за голову. – Из нее лезет ребенок!
– Ясное дело, что из нее лезет, а не обратно, гы-гы-ы, – философски заметил Лукин, часто моргая, как паралитик.
– Да заткнись ты уже! Потуги у нее начались! – рявкнул Терехин. И заорал: – Кристина! Потерпи, не рожай пока! Врачи уже едут! Они тебе помогут! Слушайте, – обернулся он к товарищам, – а что, если «Скорая» не приедет? Вдруг вместо нее приедет психушка, чтобы Лукина забрать в дурку?
– За что? – ошарашенно поинтересовался Сеня.
– За идиотизм твой! У нас девушка в ванной рожает в трусах неделька… – передразнил Ванька и на секунду задумался. – Надо ее родственников вызвать срочно! Пусть приедут и заберут придурочную.
Терехин оживился и бросился в прихожую. Расстегнул саквояж готки, порылся внутри, но вспомнил, что сотовый Кристина забрала с собой и выругался.
– Документы ее глянь, паспорт. Сейчас в Инете определим номер телефона по адресу. – Лукин уселся за кухонный стол, распахнул Ванькин ноутбук и защелкал мышкой.
– Йе-с! – Терехин радостно продемонстрировал паспорт. Но в Инете ничего искать не пришлось – номер домашнего телефона готки обнаружился в медицинских документах Кристины. Там же лежал страховой полис и контракт на роды в одном из роддомов Москвы.
Терехин набрал домашний номер девицы и пролистал контракт. Оказывается, ей полагалась персональная «Скорая», сопровождение личной акушерки, бригада врачей, отдельный родильный зал, комфортабельная палата и еще куча всяких благ. Количество нолей на чеке впечатляло.
– Вот коза! Сволочь готическая! У нее все проплачено, а она тут рожает! – выругался он. И откашлялся, услышав голос в трубке. – Здрасьте, мне срочно нужен кто-то из близких Кристины. Да, отчим подойдет. Но лучше мать… Вашу мать, да не орите вы так! Ничего с вашей девочкой не случилось. Пока не случилось… Она в данный момент рожает у меня в ванной комнате. Оно мне надо, спрашивается! Я? Я, собственно… Да какая разница, кто я! Почему не в роддоме? Спросите у нее сами. Я не виноват, что ваша Кристина идиотка. Ей, видите ли, в воду приспичило рожать. Короче, приезжайте и забирайте ее на фиг! Быстрее, иначе я… я за себя не ручаюсь! – на высокой ноте выдал Терехин, удивившись собственному визгливому голосу.
В отличие от диспетчера «Скорой» отчим Кристины много вопросов задавать не стал, уточнил адрес и отключился.
– Отлично! Сейчас приедет ее отчим! – доложил Ванька друзьям. Пусть он с ней и разбирается. Дело сделано. Все, я умываю руки. – Терехин потер ладони и станцевал танец маленьких утят.
– Все-е-е-е-е!!! – как эхо, донеслось из ванной, и стало тихо.
– Господи… – перекрестился Пашка. – Чего это она заглохла?
– Неужто, утопла?! – охнул Лукин.
– Типун тебе на твой поганый язык! – рявкнул Ванька.
Он бросился в кухню, залез на стремянку и заглянул через окошко в ванную.
– Ребята, плохо дело! Готка в отключке, вода у носа. Опять накаркал, пророк пустоголовый! – всхлипнул Ванька, с трудом удерживаясь на лестнице. – Дверь ломайте. Быстрее! А то утонет! Господибожемой, за что мне все это? То Галка сумасшедшая по крышам гуляет, теперь вообще беременная чума в ванной рожает… Кошмар какой-то! Я сам сейчас рожу или с крыши прыгну.
Пашка навалился плечом на дверь, забыв, что она открывается наружу. Терехин соскочил со стремянки и, отпихнув Хлебникова, потянул ручку на себя. Раздался треск – и ручка осталась в ладони у Ваньки. Он некоторое время с изумлением смотрел на раритет, отшвырнул его и кинулся обратно в кухню, снова забрался на стремянку. Следом прибежал Хлебников, вышвырнул из-под раковины пустые бутылки и пакет с мусором, схватил вантуз и протянул Терехину. Тот отбросил его в сторону.
– Окно трухлявое, эта хрень вдавит стекло внутрь. Нож дай или отвертку! – скомандовал Ванька, пытаясь пальцами разогнуть ржавые гвозди, на которых держалось оконное стекло. Шляпки впивались в пальцы, резали их в кровь, но Ванька настойчиво продолжал ковырять крепления, оставляя бордовые следы на раме. С другой стороны, возле двери, орудовал Лукин, пытаясь войти в ванную комнату с помощью подручных средств: штопора и открывалки.
Ворвались одновременно – Ванька через окно, Лукин через раскуроченную инструментами дверь. Вода не успела доползти до носа девушки, но увиденное парализовало спасателей. Кристина, одетая в короткий прозрачный пеньюар, выглядела, как покойница, которую из гроба сунули в ванну, – тушь и подводка расплылись под глазами, помада размазалась, словно у девушки порвался рот до ушей, над водой, как гладкий валун, возвышался обнаженный живот с пупком. Зрелище было ужасным. Последним приплелся Павлуша, глянул в ванну, позеленел, рухнул на колени и обнял унитаз. Звуки, рвущиеся из его утробы, привели друзей в чувство.
– Что делать? – пролепетал Лукин.
Ванька трясущейся рукой пощупал шею Кристины, нашел сонную артерию.
– Живая! Видно, от боли отъехала.
Он открыл шкафчик и, расшвыривая шампуни, старые бритвы, мыльницы и прочий хлам, выхватил с верхней полки потрепанную автомобильную аптечку, выудил из вороха таблеток и мазей мутный флакончик, сбрызнул нашатырем вату, помазал Кристине виски, провел под носом. Девушка закашлялась и приоткрыла глаза, лицо ее мгновенно исказила боль.
– На хрена ты это сделал, твою мать? – прошептала она потрескавшимися губами. – Лучше сдохнуть, чем такую боль терпеть. Хочу умереть! Не могу больше! Не могу! Что-то неправильно идет. Нам на курсах говорили, что рожать в воду совсем не больно.
– Потерпи, мы врачей вызвали. Сейчас приедут и обезболивающее тебе вколют. Они помогут. Дурочка, как ты могла так безответственно отнестись к своему здоровью?
– Еще один нравоучитель… Достали! Пошел вон отсюда!
– Вообще-то я у себя дома, – напомнил Ванька. Но готка не обратила на его уточнение внимания:
– Все идет не так! Все плохо! Акушерка меня кинула. Я ей звоню, а она – в Крыму, вернется только послезавтра. Дайте вина, собаки жадные! Прошу, прошу вас… Мне нужно красное вино и соль. У меня в сумке… Рожать надо в соленую воду… – Кристина снова скорчилась и закричала: – Хочу умереть! Отвалите все отсюда! Оставьте меня в покое!
– Успеешь еще умереть, дурочка, – ласково сказал Ванька, погладил Кристину по мокрым разноцветным дредам и подхватил девушку на руки. Кристина была так слаба, что не сопротивлялась, лишь бурчала себе под нос проклятья, клянчила вино и всхлипывала, что отдала кучу денег акушерке, а та бросила ее на произвол судьбы.
Из смутной речи готки Терехин понял, акушерка была из частного центра, где пропагандируют естественные роды в воду. Кристина ходила туда на курсы. Похоже, там дурочку и зомбировали. Родители были против, поэтому, когда девчонка поняла, что пришло время рожать, она оказалась у него в гостях.
Терехин опустил девушку на кровать и поправил подушки, радуясь, что постельное белье поменял накануне. Осталось дождаться врачей и родственников.
Прикатился Хлебников, смущенно прикрыл Кристину полотенцем, сверху полотенца зачем-то набросил Ванькин халат. Готка вцепилась в халат зубами, снова скорчилась и пронзительно закричала.
– Дыши! Дыши! – влез с советами Лукин и сам задышал, как паровоз.
– Да пошел ты… Вина дайте, сволочи! В сумке… – простонала Кристина.
Сеня бросился к бутылке, которая стояла на журнальном столике, налил полный стакан портвейна и встал по стойке «смирно» возле роженицы. Рука его тряслась, вино расплескивалось по полу бордовыми кляксами.
– Одурел? Нельзя ей пить, она же беременная! – возразил Ванька.
– Дык, желание дамы закон, – крякнул Семен и чуток отпил из стакана. – К тому же она уже почти не беременная.
Кристина резко села, вырвала стакан у Лукина, жадными глотками осушила его до дна и рухнула на подушки – щеки ее мгновенно порозовели.
– Мне акушерка разрешила. Она говорила, что вино хорошо расслабляет и обезболивает.
– Тогда, может, еще налить? – спросил Семен, плотоядно глядя на сумку готки.
– Поздно! – торжественно провозгласила Кристина.
Лукин замер.
– Нам выйти? – тактично уточнил Павлуша, пятясь задом к двери из комнаты.
– Стоять! – рявкнул Ванька. – Простыни чистые из шкафа достань. Если найдешь. Если не найдешь – рубашки. Лукин, а ты воду вскипяти. Таз и спиртягу притащи, во встроенном шкафу бутыль. Еще понадобятся ножницы – пуповину резать. Они в ванной. Пластырь там же. Зеленка. Йод. Короче, всю аптечку тащи сюда. И это… – Терехин почесал затылок. – Чем-то надо слизь отсасывать и перетягивать пупок.
– Слизь? – Павлуша привалился к шкафу спиной и вытер ладонью пот со лба.
– Ты что, не знаешь, что младенцы рождаются со слизью во рту и носу? Чтобы ребенок задышал, ее надо отсосать чем-нибудь. Можно ртом, но… Звук упавшего тела заглушил последнюю фразу Ваньки. Павлуша валялся на ковре, раскинув руки и ноги, как парашютист в свободном полете. Лукин, напротив, отмер и развил бурную деятельность, с кухни и из ванной доносились грохот и матюги.
– Клизма, это самое, подойдет, вашу маму? – проорал он. – Такая, типа груши с пипкой на конце…
Пока Ванька соображал, подойдет ли клизма и что вообще такое с пипкой на конце предлагает ему Сеня, Кристина вцепилась в его руку, присела, наклонила голову и натужилась. Ванька тоже натужился и почувствовал, что сейчас черепушка треснет, как скорлупа.