Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы Касаткина Ирина
Однако через пару недель, выйдя из школы, Настя внезапно увидела Бориса, поджидающего ее на привычном месте.
– Выпустили? – облегченно спросила она.
– Отец бабки заплатил, и отпустили, – мрачно ответил он.
– Кому заплатил?
– Да той девке. Чтоб написала заяву, что обозналась.
– И она взяла?
– А то! Ей только того и надо было. А из гимназии меня поперли.
– Как поперли? Ты же ни в чем не виноват.
– А кому это надо? Как только меня взяли, на следующий же день вывесили приказ. Чтобы, значит, не нести ответственность.
– Но ведь тебя отпустили. Требуй, чтоб восстановили.
– Отказали. Отец ходил к начальству – сказали, что мое место уже занято. Там у нас есть воскресная школа для желающих – как только кого отчисляют, сразу его место занимает один из них. Да я и сам обратно уже не хочу. Будут на меня косо глядеть да пальцем показывать.
– И что теперь будешь делать?
– Не знаю. Пока буду отцу помогать, – он торгует на вещевом рынке. Перекантуюсь до армии, а там посмотрю. Девятилетка у меня есть – может, потом пойду в вечернюю школу. Если дальше учиться захочется. А ты как?
– Да все по-прежнему. Учусь, в основном.
– Парень у тебя не появился?
– В твоем понимании – нет, я ни с кем не гуляю. Но скажу тебе по секрету: мне очень нравится один человек.
– А ты ему?
– Кажется, тоже.
– А кто он?
– Это секрет. Не спрашивай, все равно больше ничего не скажу.
– Значит, у меня никаких шансов?
– Ты же это знал с самого начала. Борис, не обижайся, пожалуйста. Ты хороший, но мы с тобой разные люди. Давай остаемся друзьями?
– Ладно. Что думаешь делать после девятого?
– Будем с Наташей поступать в лицей при Политехе. Трудно, но мы попытаемся. Там ее брат учится.
– Ого, куда вы замахнулись! Тогда действительно тебе не до гулянок. Но мне можно хоть иногда тебя видеть?
– Конечно, о чем речь! Приходи, когда захочешь. Много времени я тебе уделять не смогу, но иногда пообщаться – почему нет? Может, чем тебе помогу или ты мне.
Он проводил ее до дома, печально постоял несколько минут, повздыхал и, наконец, ушел. Потом еще пару раз навестил, а затем совсем пропал. Много времени спустя Настя встретила его в парке, – он шел, держа под руку симпатичную полненькую девушку, и выглядел вполне довольным жизнью. Мысленно порадовавшись за Бориса, Настя незаметно свернула в боковую аллею.
Перед самыми каникулами Никита огорошил подружек сообщением, что в лицей уже подано заявлений – выше крыши. Там же всего пятьдесят мест. Уже три человека на место, – а что будет в июне? – Вы когда собираетесь подавать? – сердито спросил он. – Чего тянете кота за хвост? Всего делов: пойти да записаться. Особого приглашения ждете?
– А куда спешить? – отмахнулась Настя. – Там заявления принимают до середины июня. Успеем еще. Подадим на каникулах.
– Ну-ну, тяните. Дождетесь, что прием прекратят или еще чего придумают.
И как в лужу глядел. Явившись в приемную лицея, подружки с ужасом прочли, что при конкурсе более пяти человек на место к экзаменам допустят только абитуриентов с аттестатами без троек. К Наташкиному ужасу, конечно, ведь Насте светили только пятерки, тогда как ее подруге грозили целых четыре трояка.
– А я тебе что говорила? – выговаривала ей Настя. – Трояк по истории – это вообще маразм! Ты что, даты не в состоянии запомнить? А химия? Скажи спасибо, что химичка тебя пожалела по доброте душевной. А то могла бы и пару в четверти вкатать – при твоих знаниях.
– Это ты виновата! – ныла подруга. – Ты меня плохо заставляла. Меня не уговаривать надо, а действовать силой.
– Силой – это как? Лупить, что ли?
– И лупить! А что? Если я иначе не понимаю. Бери ремень и лупи, разрешаю.
– Больше ничего не придумала? Кому больше надо – тебе или мне?
– А тебе не надо? Ты что, не хочешь, чтоб я поступила? Тогда так и скажи. Подруга называется!
– Я тебе сто раз говорила: берись за химию, – ты здорово слушала? Завтра же иди на консультацию, – химичка двоечникам на десять утра назначила. Виляй перед ней хвостом, стелись половичком, но чтоб она позволила тебе по частям пересдать хвосты. И зубри, зубри, зубри!
– А история? А география? А физкультура? Разве все исправишь?
– Исправишь, если захочешь! Будешь делать все задания и не пропускать уроки, – историк и Ксения тебе четверки поставят, они люди покладистые. А физкультуру не надо прогуливать, и все. В лицее вообще пропускать занятия нельзя: там пару раз сбежишь – и на педсовет. А еще раз прогуляешь – и привет.
– Господи, прямо казарма какая-то! Насть, может, не надо туда, а? Ни разу не косануть – я так не смогу.
– Тогда нечего и соваться. Оставайся в школе и не морочь мне голову.
– Не, я без тебя не хочу. Надо распустить слух, что лицей плохой, чтобы больше заявлений не подавали. Тогда, может, допустят и с трояками.
– Натка, нет, ты невозможная! Только тебе такое могло взбрести в голову.
– Ну, хорошо, хорошо, я их исправлю. Ну, исправлю, я же сказала, чего ты на меня уставилась?
– Посмотрим. Легко сказать, да трудно сделать.
Глава 9. Встреча в автобусе
Но вот, наконец, и весенние каникулы. Правда, радости мало: то дождь, то снег, то льет, то сыплет. Теперь это называется весна.
Наконец, на третий день каникул выглянуло солнышко. И природа сразу повеселела: лужи заблестели, воробьи зачирикали, асфальт стал быстро подсыхать и почки на жерделах из коричневых бугорков превратились в темно-розовые шарики, готовые вот-вот лопнуть и выпустить на свет жемчужные лепестки.
Наталья с утра унеслась на ярмарку присмотреть себе ботинки, сапоги уже были не по сезону. Настя не захотела с ней идти. Весенняя обувка у нее была прошлогодняя, поэтому она решила посмотреть свое любимое «Дог-шоу». Но только уселась перед телевизором, как затрезвонил телефон. Подруга решительно потребовала, чтобы Настя немедленно приехала на рынок: сама она ну никак не может ни на чем остановиться. Насте очень хотелось послать ее подальше, но совесть не позволила, – пришлось одеваться и тащиться на ярмарку.
Там было народу – не протолкнуться. Настя еле отыскала возле обувных рядов Наташку, – та примеряла уже десятую пару. Пожилая кореянка терпеливо доставала из коробок все новые и новые ботинки, стараясь угодить привередливой покупательнице. Когда Настя пробилась сквозь толпу, Наталья вертелась у стоящего на земле зеркала, разглядывая свои ноги в остроносых полуботинках на немыслимой шпильке: не каблук, а просто гвоздь со шляпкой.
– Настя, как они тебе? – важно спросила Наташка, задрав ногу, чтобы продемонстрировать обновку. В этот момент у нее подвернулась вторая нога, и она, хватая руками воздух, загудела прямо на расставленные коробки, – те дружно рассыпались по мокрому тротуару.
– Нисего, нисего… – торопливо заговорила кореянка, помогая ей подняться. – Сицяс уберу.
– Сними их сейчас же, пока каблук не сломала, – зашипела Настя. – Ты же в них двух шагов не сделаешь. Смотри, уже вымазала в грязь.
Красная Наталья с натугой стянула ботинки. – Такие классные! – огорченно проныла она. – Под мои джинсы так бы смотрелись.
– Идем отсюда, – потянула ее за руку Настя, – пока тебя не заставили платить за испачканную обувь. Смотри, сколько коробок помяла своим задом.
Наталья нехотя последовала за ней. Они дважды обошли обувные ряды, пока Наташка не остановила выбор на симпатичных полусапожках с невысоким устойчивым каблучком. Настя одобрительно кивнула, и подруга, немного покрутив носом, все же расплатилась с улыбчивым корейцем. Тому хорошенькая покупательница так понравилась, что он на прощание подарил ей коробочку с обувным кремом.
– Господи, когда же я буду сама денежки зарабатывать? – мечтательно стонала Наташка по дороге к автобусной остановке. – Чтоб покупать, чего хочется. Представляешь, иду я вся в шикарном прикиде, и вдруг возле меня останавливается хорошенькая иномарочка и из нее выходит Он!
– А тебе не кажется, что иномарочки внезапно останавливаются возле девиц легкого поведения? – съязвила Настя. – И на какие такие заработки ты собираешься шикарно прикидываться? Может, сначала определишься с профессией?
– Ну тебя, Настя! Вечно ты настроение испортишь. Помечтать нельзя, что ли? Может, я на такую работу устроюсь, где платят в валюте? В какой-нибудь крутой банк.
– Чтобы платили хорошо, надо учиться хорошо. И работать много.
– Нет, с тобой ни о чем невозможно разговаривать! У тебя одно на уме: учиться, учиться, учиться! Прямо как дедушка Ленин. Некоторые и без учебы прекрасно устраиваются. Вон Лешка с третьего подъезда – в казино приткнулся. Уже на «Ауди» раскатывает. А учился – мать без конца в школу вызывали. Помнишь, как она его лупила прямо во дворе?
– Ну и что? Тебе нужны такие деньги? Да пусть бы мне хоть миллион платили, я бы ни за что туда не пошла. Не зря говорится: если с головой беда, в казино ступай тогда.
– Потому что ты несовременная! Так и помрешь какой-нибудь инженершей или учительницей. А я хочу хорошо жить. Богато.
– Хорошо и богато – не одно и то же. Ладно, давай кончать этот разговор, а то опять поругаемся. Вон наш автобус подходит, бежим.
В обратный автобус народ набился под завязку – подруги еле протиснулись к кабине водителя, где было не так тесно. У окна на месте для пассажиров с детьми развалился долговязый парень, а рядом пыталась примоститься толстая тетка с двумя большими кошелками. Колени парня были широко расставлены, из-за чего тетка все время сползала с сиденья. Наконец, она не выдержала.
– Молодой человек, вы бы сели поаккуратнее, – раздраженно сказала тетка, – больше половины сиденья занимаете.
Тот не шелохнулся, продолжая глядеть в окно. Тетка ожесточенно заерзала, стараясь усесться поудобнее, но парень расставил колени еще шире.
Народ с возмущением наблюдал эту сцену. Первой не выдержала Наталья.
– Я вот все думаю: почему мужчины всегда сидят с растопыренными коленками? – громко обратилась она к окружающим. – Женщины сидят аккуратно, коленочки вместе, а мужской пол расставляет их аж под углом сто двадцать градусов.
– Так им мужское достоинство мешает, – насмешливо отозвалась дама в шляпе. – Как плохим танцорам.
– Точно! – заржал парень. – Мое достоинство требует много места.
Сидевший напротив пацан лет семи услужливо захихикал.
– Хамство никогда не было признаком ума. – Настя осуждающе посмотрела на парня. В этот момент пацан оглянулся, и девочка вспомнила: это он стрелял в птиц.
Пацан тоже узнал ее. – Толян, это она, – тихо сказал он, с ненавистью глядя на Настю. – Помнишь, рогатку разломала, что ты мне сделал?
Парень уперся в Настю тяжелым взглядом, от которого ей стало не по себе. Тут в разговор вмешался пожилой мужчина в военной форме. – Ну-ка, встань! – потребовал он, обращаясь к парню. – Женщины стоят, а ты развалился, – совести у тебя нет!
Парень смерил его презрительным взглядом и снова уставился в окно. Пассажиры возмущенно загудели.
– Остановите автобус! – обратился военный к водителю. – Тут одного наглеца надо высадить.
Автобус остановился. Молча встав, парень направился к открывшимся дверям, пацан последовал за ним. Уже в дверях парень оглянулся, и Настя снова почувствовала на себе его тяжелый взгляд. Потом двери закрылись, и автобус покатил дальше.
– Чего он на тебя вызверился? – обеспокоилась Наталья. – Ты его знаешь?
– Самого нет, а тот мальчишка у меня под окном птиц стрелял. Еще зимой. Когда я с Вадимом познакомилась, помнишь? Я тогда его рогатку разломала и пообещала уши надрать, если еще раз в нашем дворе увижу. А он мне братом пригрозил. Надо же, – сколько времени прошла, а не забыл. Маленький, а какой злопамятный.
– Выходит, он знает, где ты живешь? Смотри, будь осторожнее: мне не понравилось, как этот тип на тебя смотрел. Еще устроит какую-нибудь пакость.
– Да ну, боялась я всяких.
Дома уже на лестничной площадке Настя почуяла сладкий запах ванили. Бабушка приехала, обрадовалась она. Бабушка Зара, мама Галчонка, пекла потрясающие плюшки и ватрушки, от аромата которых у любого слюнки текли, а уж у Насти и подавно.
– Зарочка приехала, ура! – завопила она, повисая на шее бабушки. – Ка-ак хорошо! Ты надолго?
– На пару деньков, если не прогоните. Хочу Федора забрать: мыши замучили. Может, хоть от запаха кота поубавятся. Ах ты, моя красавица, да как же ты выросла, Настюшечка-душечка! Небось, кавалеры проходу не дают.
– Зара Вартановна, да разве вы способны мышонка прибить, вы их во двор выпускаете, признайтесь, – пошутил отец.
– Нет, я их в поле выношу – не рядом с двором. Пусть бегают, им тоже жить хочется.
Бабушка Зара физически не могла поднять руку на живое существо. Она жалела всех, включая мух и комаров. Доходило до анекдота. Однажды отец застукал ее на кухне за странным занятием: открыв настежь форточку, она что-то выбросила из сжатого кулачка. Оказалось, таракана.
– Почему вы не раздавили его? – возмутился отец. – Хотите, чтоб обратно приполз?
– Как можно, ему же будет больно! – всплеснула руками бабушка. – Представь, если бы тебя раздавили. Как бы твои косточки захрустели?
– Я не таракан! И не ползаю по чужим тарелкам. Сравнили!
– Он не виноват, – его Бог таким сделал. Он тоже любит свою спинку. Потому и убегает, сломя голову. Думаешь, не понимает, что его хотят прибить?
После этих разговоров отец молча крутил пальцем у виска и уходил из кухни. С бабушкой Зарой спорить было невозможно: на любое возражение у нее всегда был готов контраргумент. А в трудных случаях она просто апеллировала к Всевышнему, который почему-то всегда оказывался на ее стороне.
По окончании церемонии объятий внучка потащила бабушку в ванную. Увидев толстолоба, немедленно выставившего из воды рот, та пришла в восторг:
– Ой, какая прелесть! Она кушать хочет. А как ее зовут?
– Ее зовут Рыба. А папа на нее все время покушается. Ба, что с ней делать? Она все ест и такая неприхотливая: даже вода с хлоркой ей нипочем. Может, в дедушкин пруд?
– Конечно! Можно еще и ее приятелей запустить – сейчас прудовую рыбу везде продают. Артурчик обещал за мной приехать, тогда и заберу ее с Федором, пусть поплавает на воле. Ну, а ты как? С мальчиками уже целовалась?
– Мама, у вас одно на уме! – возмутилась Галчонок. – Ей об учебе надо думать: в самый трудный лицей поступать собралась.
– Ай, зачем ей лицей? Такую красавицу и без лицея возьмут. Шестнадцатый год – как же без мальчиков? Я в ее годы твоего старшего брата под сердцем носила.
– Мама, прекратите ваши глупости! Сейчас другое время. Пусть сначала высшее образование получит, а потом о кавалерах думает.
– Так ей сколько тогда будет? Старой девой будет. Кто ее тогда возьмет? Внучка, глупая у тебя мать, не слушай ее. Меня слушай.
– Все, закончили! – скомандовал отец, заходя в ванную. – Больше не о чем спорить? Давайте обедать, уже терпения нет.
– Ну, поделись с бабушкой, есть у тебя мальчик? Кого любишь? – снова принялась приставать к внучке Зарочка, когда они вечером уединились в комнате.
– Нет у меня никого, – отнекивалась Настя. Но та не отставала.
– Ай, как нет! Зачем неправду говоришь? С родной бабушкой поделиться не хочешь. Я же не твоя мать – она всегда скрытной была. Не бойся, я ей ничего не скажу.
– Да не боюсь я. Ба, давай я на раскладушке лягу? Люблю спать на раскладушке – как будто летом на балконе. А ты на моем диване. Положено: гостю место.
– Ладно, стели. Что, ни разу на свидании не была? Неужели никакой мальчик не нравится? Это плохо.
– Почему плохо?
– В твои годы надо, чтоб мальчики нравились. Ты наполовину армяночка, в тебе южная кровь течет. Если никто не нравится, надо к доктору.
– Да все у меня в порядке. Ладно, скажу: нравится один. Только он на три года старше.
– Это хорошо, что старше. Так и надо. А ты ему?
– Не знаю. Иногда вроде нравлюсь, а иногда… Все каникулы прошли, а всего два раза виделись. Он друг Никиты, вместе лицей оканчивают, куда я буду поступать. Его Вадимом зовут.
– А фамилия?
– Не знаю.
– Не знаешь? Нравится, а фамилию не знаешь? А вдруг он какой-нибудь нерусский?
– Ба, а я кто? А ты? Какая разница: русский, нерусский? Помнишь, как в мультике про поросенка: главное не кто ты, а какой ты.
– Ну, все-таки… Ты в России живешь – лучше, чтобы русский.
– Да у меня с ним ничего нет! Просто нравится – и все. Один раз показалось, что он ко мне тоже что-то испытывает, – когда он меня в клуб пригласил перед каникулами. А потом – ничего.
– Тогда он глупый. Такая девочка! Если старше на три года, значит, ему восемнадцать уже. Уже женщина нужна – на что ему девочка? Забудь его – другого найди.
– Ба, как ты можешь! Неправда, никого у него нет. Он в институт готовится, занимается много. И потом – как это: «найди другого»? Если один человек нравится, то никто другой уже не нужен. Это ведь от меня не зависит.
– Молодая ты еще, глупая. Ладно, давай баиньки. Завтра побольше о нем расскажи. Так, значит, ты еще с ним не целовалась? Правду скажи.
– Ба, да ты что? Конечно, нет! Я же тебе сказала: ничего нет. Нравится – и все. И вообще, мне в лицей надо готовиться. Вот поступлю, тогда буду влюбляться.
– Бедняжка! Даже любить ей некогда. Самое лучшее – и все потом, потом. Ну, спи, голубка моя. Дай, я тебя в щечку поцелую.
Глава 10. Чужая беда
Первый школьный день после каникул прошел под знаком любви и дружбы. Перед лицом скорой разлуки, и возможно навсегда, девятиклассники погрустнели и сделались подчеркнуто внимательными друг к другу. Слухи о том, что Снегирева с Белоконевой намылились в лицей при Политехе, все-таки просочились, но особенного ажиотажа не вызвали, поскольку добрая половина девятиклассников тоже навострила лыжи – кто куда. Только завучиха, встречая Настю в коридоре, грустно качала головой да математичка Светлана недвусмысленно дала подругам понять, что категорически не согласна с их предательством. Просто взяла и вкатала Насте подряд две четверки – ни за что. А Наталье вообще влепила трояк за пустяковую ошибку. Но подружки даже не стали выяснять с ней отношения: ясно же, что Светлана так поступила с горя. Как же, ее самая большая надежда и опора уходит, да еще и подругу с собой уводит, – когда та, наконец, поладила с алгеброй и выбилась в хорошистки. Выходит, трудилась-трудилась, возилась с ними едва ли не с начальной школы – и все напрасно, пожинать плоды на выпуске будет кто-то другой.
Возвращаясь из школы, Настя стала свидетельницей конфликта, уже давно расколовшего их двор на жалельщиков бродячих псов и их ненавистников. Возле мусорного бака, грустно понурясь и став от этого еще миниатюрней, топталась бабушка Зара, а на нее наседала дворничиха, грозно размахивая метлой.
– Еще раз увижу, что псов приваживаешь, прямо этой метлой огрею! – орала дворничиха. – А семейку оштрафую! Не смей больше их кормить! Всю песочницу загадили!
– Но, как же не кормить? – жалобно лепетала Зарочка. – Они так нуждаются! Вон как животики присохли. Ты же кошек не гоняешь, а они тоже – в песочек.
Три разнокалиберных пса за мусорными баками молча ожидали окончания разборки.
– Не твое армянское дело! У себя дома распоряжайся! От кошек польза! Уйдут кошки – придут крысы. А псы мало что гадят, так еще на людей бросаются. Вон давеча малыша целая стая чуть не порвала. Чтоб я больше этой кормежки не видела, последний раз предупреждаю!
Сокрушенно качая головой, Зарочка направилась к подъезду. Псы, не солоно хлебавши, гуськом побрели со двора.
– Ба, не расстраивайся, – догнала ее Настя. – Ты собирай косточки или что там еще, а я буду в школьном дворе собачек подкармливать. Там их все жалеют – они добрые и никого не трогают. И сторожиха не ругается, они ведь ночью двор охраняют. Знаешь, какой лай поднимают, если бомжи или хулиганье забредут. Ты складывай в кулек, а я буду забирать. А захочешь сама покормить, пойдем вместе.
Сбегав на улицу, она положила под дерево бабушкино угощение: размоченные в бульоне корочки хлеба с костями. И сейчас же прятавшиеся за углом собаки потянулись к еде.
– У тебя или у меня сегодня обедаем? – позвонила Наталья. Они давно уже перешли на совместную кормежку, дабы зря не терять время на готовку: за едой можно было обсудить самые животрепещущие вопросы, чтобы потом уже ни на что не отвлекаться.
– Давай у тебя. – Настя втайне надеялась что-нибудь узнать о Вадиме: может, объявится или хотя бы позвонит Никите. Ей очень хотелось спросить о нем, но она терпела, не хотела лишний раз привлекать Наташкино внимание. Ведь та такая ушлая: моментально просечет, что к чему, а потом Никите натреплется о Настином повышенном интересе.
За все каникулы Настя так и не увидела Вадима – если не считать той дискотеки. Сначала ждала, что он зайдет или хотя бы позвонит, – но время шло, а ничего не происходило. И Настя крепко загрустила. Ведь тогда, после памятного объятия и его слов, полных заботы и участия, она была почти уверена, что небезразлична ему. И вдруг все – полное молчание. Но в глубине души она продолжала надеяться, и каждый день втайне чего-то ждала.
Сидя у Натальи в комнате, Настя напряженно прислушивалась к звукам за стеной. Вот хлопнула дверь: это пришел Никита. Зазвонил телефон, потом умолк и послышался голос Наткиного братца:
– Вы не знаете, почему Туманов опять не был в лицее? Я звоню, звоню, у них никто не отвечает.
Туманов? У Насти екнуло в груди. Это, наверно, он. Это наверняка его фамилия, ведь она ему так подходит. Туманов – туманный, как его город, как его душа. Вадим Туманов – о, как прекрасно это сочетание! Вадим, я хочу тебя увидеть! Почему ты пропал?
И будто услышав ее мольбу, в комнату заглянул Никита.
– Представляете, девочки, какая у Вадима беда: с Дениской совсем плохо. Уже неделю жарит под сорок, и никакие антибиотики не помогают. Отец у них снова в командировке, а они с матерью по очереди дежурят в больнице. Такой славный пацан, вот жалко!
– А кто это? – осторожно спросила Настя. – Дениска? Младший брат Вадима.
– У Вадима есть брат?
– Ну да, а ты что – не знала? Десять лет хлопцу. Такой умный, из шахматной секции, бывало, не вытащишь, и вдруг месяц назад как сглазили. Только сядет за уроки – сразу «не могу, голова болит». Вадим однажды хотел дать ему по шее, чтоб не придурялся, а он голову в плечи втянул и так жалобно попросил «не бей меня, мне плохо». – И вырвал. Его к врачам. Взяли кровь, а там – ужас! Положили в больницу, обследовали: красная волчанка системная. В общем, конец света.
– А что это?
– Типа рака соединительной ткани. Неизлечимо.
– Как? Он что, умрет?
– Да, говорят, долго не протянет. Нет, врачи пытаются спасти, – кровь ему переливают. Недавно за дикие бабки какое-то суперновое лекарство достали. Сказали, организм молодой, может, справится. Но надежды мало. Их мать прямо с лица спала, плачет и плачет. И Вадим – просто посерел. Уже неделю в лицее не был.
– А давайте сходим к нему в больницу? – встрепенулась Наташка. – Фруктов отнесем или еще чего. Может, поможем чем. А ты, Никита, тоже мог бы иногда подежурить, все-таки он тебе друг. Хоть поспит. Пойдемте сейчас?
– Но я даже не знаю в какой он больнице.
– Так узнай! Звони подряд во все приемные, – в конце концов, попадешь, куда надо. Не так уж их много.
Больницу, где лежал Дениска, они нашли быстро, – помогла его классная руководительница. Их сразу впустили в палату, только попросили долго не утомлять больного, – мальчик очень слаб. Вадим сидел возле постели дремавшего брата. При взгляде на него у Насти заныло сердце, таким усталым и осунувшимся было его лицо.
– Вот, Настенька, какая у нас беда, – сказал он, глядя на нее покрасневшими от недосыпа глазами. – Не знаю, как справимся.
– Говори, что надо, – вмешалась Наташка. – Что купить, приготовить? Мы апельсины принесли и шоколад.
– Спасибо, но он почти не ест. Насильно заталкиваем. Мне самому ничего в горло не лезет. Только спать дико хочется. Он всю ночь метался, а сейчас вроде задремал. Может, полегчало.
– Вадим, а вы поспите, – предложила Настя. – Я посижу с ним, а вы идите, прилягте где-нибудь. А потом меня Наташа сменит. Вы только скажите, что надо делать.
– Вот спасибо! – обрадовался Вадим. – Я на свободной койке лягу. Немного посплю, а то совсем отупел, – ничего не соображаю. А Наташе не надо, мама скоро придет. Ты ничего не делай, просто посиди. Если он проснется, дай ему попить из этой баночки. Он только компот пьет или воду. Ох, ребята, какое великое вам спасибо! Вы даже не представляете, как я вам рад. А то такая безнадега, – хоть сам ложись да помирай.
– Мы теперь будем каждый день приходить и по очереди дежурить, – распорядилась Наталья. – А ты, Никита, приноси Вадиму задания и помогай, чтоб он совсем не отстал. Что же ты молчал до сих пор? – напустилась она на Вадима. – Мы же друзья! Не в пустыне живешь.
– Да как-то в голову не пришло. Растерялись мы с мамой. Она за работу страшно переживает: вдруг уволят, как тогда жить?
– А ваш отец знает?
– Нет, он звонил неделю назад, но мы ему ничего не сказали, думали, обойдется. А Дениске все хуже и хуже. Мама побоялась отцу говорить. Он же на задании – расстроится, еще и с ним что-нибудь приключится. Но теперь придется сказать.
Вадим лег и сразу отключился. Наташка подмигнула Насте, и они с Никитой на цыпочках вышли. Настя осталась наедине со спящими братьями.
Как они не похожи, думала она. Никогда не скажешь, что братья. Дениска беленький, кожица бледная, прозрачная, лоб высокий, выпуклый. А Вадим смуглый, чернявый и лоб у него совсем другой формы. Но какой красивый! Вот он спит, а я смотрю на него и не могу насмотреться. Я люблю его, да, люблю. И, кажется, он это понимает.
Она почувствовала на себе чей-то взгляд и резко обернулась. Широко раскрыв серые глаза, на нее смотрел Дениска. Настя приложила палец к губам и показала на Вадима.
– Пусть поспит, – прошептала она, – он только что прилег. Тебе дать чего-нибудь? Хочешь компоту?
– Ты Настя? – тихо спросил мальчик. – Мне Вадим про тебя рассказывал.
– Настя, – подтвердила она. – А что он рассказывал?
– Что ты ему нравишься. У него твоя фотокарточка есть, он мне показывал.
Будто горячей волной обдало Настю. Она украдкой быстро взглянула на Вадима – вдруг он слышит. Но тот, уткнувшись носом в подушку, крепко спал.
– Ты его любишь? – Недетский испытующий взгляд мальчика, казалось, проникал прямо в душу. Не имело смысла перед ним притворяться. Вздохнув, она молча кивнула.
Он отвернулся и долго глядел в окно. Потом спросил:
– Я умру?
– Ты что! – шепотом воскликнула Настя. – Даже и не думай об этом! Тебя обязательно вылечат.
– Я умру, – утвердительно произнес Дениска. – Я это чувствую, я знаю.
– Тебе больно?
– Нет, мне никак.
– Как это – никак?
– Я будто падаю. Падаю, падаю. Внутри так пусто. Не знаю, как сказать. Пусто и холодно. А когда поем, сразу так тяжело. Хочется все вырвать.
– Все равно надо кушать, иначе точно умрешь. Может, тебе апельсин почистить? Или шоколадку?
– Разбуди Вадима.
– Не надо. Пусть поспит.
– Я писать хочу.
Настя растерялась. Вот так ситуация. И что теперь делать? Может, правда, разбудить Вадима? Но он так сладко посапывал, что ей стало его жаль. Ведь только что заснул.
– Я медсестру позову. – И она выскочила из палаты. В больничном коридоре было пусто. Она заглянула в одну палату, в другую, – везде были только больные. Наконец, в конце коридора Настя обнаружила кабинет, где сидели несколько человек в белых халатах.
– Там мальчик хочет по-маленькому, – смущенно сказала она.
– Так дайте ему утку, – раздраженно ответили ей. – Что вы с пустяками приходите?
Настя вернулась в палату. Денис выжидающе смотрел на нее.
– Давай, я дам тебе утку, – предложила она, плохо представляя себе, что это такое. – Где она?
– Под кроватью.
Нагнувшись, Настя достала белый продолговатый сосуд и растеряно посмотрела на него. Что дальше?
– Сунь под простыню, – предложил мальчик. – Я попробую сам.
Он повозился под простынкой, пытаясь пристроить судно, но у него не получилось.
– Не могу больше терпеть. Больно! – Он едва не заплакал. – Разбуди Вадима.
Глядя на это бледное личико с глубокими тенями под глазами, Настя почувствовала, как ее затапливает бесконечная жалость к беспомощному малышу.
– Не надо. – Она решительно отдернула простыню. – Я тебе помогу.
Настя увидела впалый живот, худенькие ножки и то, что отличало его пол от ее, что она видела раньше только на картинке в учебнике. Взяв маленький пенис двумя пальцами, она пристроила его к горловине судна. Дениска напрягся, и Настя увидела, как по эмалированной поверхности потекла мутная струйка.
– Это все? – растерянно спросила она. – Так мало? Ты же говорил, что уже не можешь терпеть.
– Больше не получается. Хочу еще, но не могу. Там в коридоре справа туалет, вылей. И сполосни.
Когда Настя вернулась, Вадим сидел на кровати, протирая руками глаза. Увидев в ее руках судно, упрекнул брата: