Дело о тонущем утенке Гарднер Эрл

– Потому что это никому не нужно.

– Ну а рогатый скот вы клеймите, верно?

– Да, разумеется.

– Для чего?

– Мы это делаем, чтобы иметь возможность отличить свой скот от соседского.

– Очень интересно. В Китае, где некоторые семьи живут на воде в лодках и, как правило, держат уток, принято окрашивать птиц в разные цвета, чтобы не возникало путаницы.

– Ну а какое это имеет отношение к данному утенку?

– А вот какое. Вы только что сами сказали, что вам приходится клеймить свой скот, чтобы в случае надобности иметь возможность отличить его от соседского. Каким же образом вы собираетесь доказать, что это ваш утенок, а, скажем, не соседский?

– Вы прекрасно знаете, что это мой утенок!

Мейсон как ни в чем не бывало продолжал рассуждать:

– Я думаю о том, как вы станете давать показания перед Большим жюри. Лично вам придется туго. Вы сами подставляете свою голову под удар. Вы заявите: «Да, да, это моя утка!» Обвинитель предложит защитнику приступить к перекрестному допросу, и защитник в первую очередь поинтересуется, на каком основании вы это утверждаете.

– Ну, прежде всего исходя из специфического цвета и размера.

– Прекрасно. Тогда защитник спросит, в чем состоит их специфика.

– Ну, утенок желтоватенький, как все маленькие утки. И потом, он точно такого же роста, как остальные утята этого выводка.

– Сколько их всего?

– Около десятка, не то девять, не то восемь, точно не скажу.

– Который из них, вот этот?

– Не глупите. Этого нельзя сказать… Они все одинаковые.

– Вот-вот, наконец-то вы и сами признали, что этот утенок выглядит совершенно так же, как восемь или девять других утят на вашем птичьем дворе.

– Ну и что из этого?

– И вы не можете сказать, который из восьми или девяти именно этот утенок.

– Конечно, не могу. Мы не красим и не крестим утят и не даем им собственных имен.

– И несомненно, – продолжал ровным голосом Мейсон, – на других ранчо в долине тоже имеются утки, так что вполне естественно предположить, что там тоже могут оказаться точь-в-точь такие же утята и по виду, и по цвету, и по величине.

– Очень может быть!

– И если бы всех этих утят согнать на ваш птичий двор и смешать с вашими собственными, то при отсутствии специального клейма или какой-то метки вы не могли бы в общей массе отличить своих от чужих.

Визерспун выпустил несколько колец дыма, и то, как он это проделал, свидетельствовало о его крайнем нервном напряжении.

– Так что, – продолжал Мейсон, – вы будете являть собой весьма жалкое зрелище, когда защитник Эйдамса потребует опознать утенка.

– Офицер сказал, что, когда вошел в помещение, с утенком не все было ладно. Вы должны знать об этом.

– Да, – согласился Мейсон, – утенок казался погрузившимся в воду больше, чем полагалось бы. Но в этом нет ничего подозрительного. Как вам, должно быть, известно, утки умеют нырять.

– Офицер сказал, что утенок выглядел так, будто тонет…

Мейсон удивленно приподнял брови:

– Тонет?

– Так сказал офицер.

– Прекрасно! – воскликнул Мейсон, изображая на лице преувеличенное облегчение. – В таком случае все это действительно не имеет значения.

– Куда вы клоните?

– Вы без труда сможете идентифицировать своего утенка. К вам никто не сможет придраться!

– Что вы имеете в виду?

– Ну как же! – снисходительно улыбнулся Мейсон. – Ваш утенок особенный… Если это действительно ваша птица, то вы являетесь владельцем единственной утки по всей Ред-Ривер-Вэлли, а может, и во всем мире, которая не умеет плавать.

Визерспун вытаращил глаза.

– Черт возьми, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Марвин химик. Он подбросил что-то в воду.

И снова брови Мейсона взлетели вверх.

– Значит, в воде что-то было?

– Да, конечно. Утенок тонул.

– И утонул?

– Нет, он очухался и начал плавать.

– В таком случае утенка заставило тонуть что-то другое, а не примесь в воде.

– Очень может быть, что на него тоже подействовал газ. Когда помещение проветрили, он пришел в себя и начал плавать.

– Понятно… весьма интересно. Кстати, Визерспун, у вас много оружия. Надо думать, вы иной раз охотитесь?

– Да, – ответил Визерспун таким тоном, что можно было не сомневаться, его не слишком устраивала перемена темы разговора.

– Эти чучела, очевидно, ваши собственные трофеи!

– Да.

– Охотничьи ружья великолепны!

– Согласен.

– Я вижу, у вас есть несколько дробовиков.

– Да.

– Очевидно, иной раз вы практикуетесь в стрельбе по летящей цели или мишени?

– Да.

– В долине много диких голубей? Вы на них охотитесь?

– На голубей – нет.

– Ну а на уток?

– Довольно часто.

– По всей вероятности, здесь прекрасная охота на уток?

– Да.

– Когда вы попадаете в утку из дробовика, полагаю, вы убиваете ее наповал?

На секунду в глазах Визерспуна вспыхнул азартный огонек.

– Можете не сомневаться! Лично я считаю, что только такой выстрел приносит удовлетворение. Мне думается, что утка даже не успевает сообразить, что с ней произошло. Сейчас она летит высоко над озером, а в следующее мгновение уже мертва!

– Они часто падают в воду?

– Да.

– Ну и как вы их достаете со дна? У вас для этого имеется какая-нибудь специальная драга?

Теперь уже покровительственно улыбнулся Визерспун.

– Для такого блестящего адвоката, каким считаетесь вы, мистер Мейсон, непростительно не знать такой вещи, которая известна даже младенцам.

Мейсон прикинулся обиженным:

– Вот как?

– Утки не тонут. Убитые, они плавают на поверхности воды.

– Неужели?

– Да.

– В таком случае тот факт, что тот утенок подвергся воздействию газа, отнюдь не объясняет, почему он вдруг начал тонуть, – сказал Мейсон. – По всей вероятности, офицер имел в виду что-то другое…

Визерспун только сейчас сообразил, в какую его заманили ловушку, он заерзал в кресле, очевидно намереваясь подняться. Его лицо налилось кровью.

– Черт побери, Мейсон! – начал было он, но тут же взял себя в руки.

– Конечно, – с утрированной вежливостью продолжал Мейсон, – я всего лишь… пытался обрисовать вам положение, в котором вы оказались. Довольно неприятное, я бы сказал, положение. Вы заявили, что это ваш утенок. Вне сомнения, тем самым вы направили полицию по следу молодого человека, мистера Эйдамса, не так ли?

– Ну, я сказал им про утенка и про то, что он находился у Эйдамса. Выводы они и сами сделают… Эйдамс, вне всякого сомнения, приходил к Милтеру, ну а Милтер вполне мог готовить горячий ром с маслом для того, чтобы угостить его.

Мейсон печально покачал головой:

– Очень скверно, что вы натравили полицию на Эйдамса. Она вознамерится арестовать его по обвинению в убийстве, и утенок тут ни при чем. Кстати, утенок сказал, простите, офицер сказал, что птица утонула. Бедняжка! Можно предположить, что утенок сильно привязался к Эйдамсу, так что, когда тот ушел, оставив его в аквариуме у Милтера, утенок решил с горя утопиться. И лишь шумиха, поднятая в связи с обнаружением тела Милтера, заставила его переменить намерение. Он понял, что в конце концов жизнь совсем не такая плохая штука! Он…

– Прекратите! – завопил Визерспун. – Мне наплевать на нашу с вами прежнюю договоренность. Я не намерен разрешать вам глумиться надо мной, как будто бы я… я…

Мейсон сделал глубокую затяжку и объявил:

– Это всего лишь цветочки по сравнению с теми ягодками, которые по вашей же милости ждут вас впереди. Хороший защитник разделает вас под орех в присутствии присяжных. Если в воде и правда была какая-то примесь, из-за которой утенок не мог плавать, то он бы и утонул. Потом, очевидно, утенок передумал… Согласитесь, это нелепо. Так что адвокат, который будет заниматься этим делом, доставит вам массу неприятных минут.

– Слава богу, у нас нет таких адвокатов, – сердито парировал Визерспун, – а что касается меня, то я пользуюсь в этих местах достаточно большим влиянием. Когда я заявлю, что это мой утенок, никто в этом не усомнится. Так что никакого перекрестного допроса вообще не будет.

– А когда офицер заявит, что утенок не утонул, здешние адвокаты тоже не усомнятся в его, то есть в ваших словах?

– Ну-у… – протянул Визерспун неуверенно, потом поспешно добавил: – Офицер сказал, что у утенка был такой вид, будто он тонет…

– И никто из местных адвокатов не соизволит, по-вашему, задать вопросов, подобных только что заданным мною?

– Определенно, нет.

– Почему?

– Прежде всего потому, что ни одному адвокату это не придет в голову, ну и, во-вторых, я не тот человек, показаниям которого нельзя доверять.

– Но если Марвина Эйдамса и в самом деле обвинят в преступлении, защищать его вовсе не обязательно будет местный адвокат. В Лос-Анджелесе много опытных адвокатов и юристов.

– Какой лос-анджелесский адвокат возьмет на себя защиту Эйдамса? Ведь у него нет ни положения, ни денег, ни друзей…

Мейсон вынул изо рта сигарету, взглянул на Визерспуна в упор и спокойно сказал:

– Я возьмусь.

До Визерспуна не сразу дошел смысл сказанных Мейсоном слов.

– Вы возьметесь? Но ведь вас нанял я!

– Вы наняли меня разрешить загадку давнишнего дела об убийстве. Ни о каком другом деле мы не договаривались. Могу ли я сообщить, например, вашей дочери, что вы возражаете против этого?

Визерспун теперь уже разволновался не на шутку.

– Вообще-то у меня не может быть никаких возражений, но… Вы должны понимать, что меня нельзя ставить в дурацкое положение. Вся эта история с опознанием утенка…

Мейсон поднялся с места:

– Существует единственный путь избежать этого…

– Каким образом?

– Не идентифицировать утенка.

– Но я уже это сделал.

– Позвоните в полицию и скажите, что теперь, хорошенько все обдумав, вы поняли, что совершили ошибку, признав на основании чисто внешнего сходства утенка в аквариуме идентичным тому, которого, как вам сказали, Марвин Эйдамс увез вечером с собой.

Обдумывая предложение адвоката, Визерспун усиленно тер подбородок.

– К черту, Мейсон, это же тот самый утенок! Вы можете играть сколько угодно словами, но вы это знаете не хуже меня!

– Вы хотите начать все с самого начала? – Мейсон улыбнулся, глядя на Визерспуна.

– Великий боже, нет! Таким путем мы все равно ни к чему не придем.

– Послушайтесь моего совета, позвоните в полицию и внесите коррективы в свое заявление об утенке.

Визерспун упрямо покачал головой.

Мейсон пристально посмотрел на него, потом продолжал:

– Мне сказали, что вы уехали отсюда вскоре после меня.

– Да, я преследовал вас всю дорогу до города, но так и не сумел догнать.

– Вы, возможно, проскочили мимо, когда я менял спустившее колесо.

Визерспун задумался на минуту, но потом решительно покачал головой:

– Я не заметил никакой машины у обочины дороги. Правда, я мчался на большой скорости.

– Мимо меня действительно пронеслась какая-то машина, полагаю, ее скорость была близка к предельной.

– По всей вероятности, здесь-то я вас и потерял.

– Куда вы поехали?

– В город.

– Вы искали меня?

– Да.

– И таким образом оказались у Милтера?

– Да.

– Вы должны были находиться в городе минут тридцать, прежде чем отправиться к Милтеру.

– Сомневаюсь, чтобы это продолжалось так долго.

– Вы сразу же поехали к Милтеру?

– Нет.

– Почему?

Визерспун явно колебался, прежде чем ответить:

– Вообще-то я первым делом поехал к его дому, но поскольку там не оказалось вашей машины, я стал колесить по городу в надежде отыскать вас. Мне показалось, что я заметил… одно известное мне лицо. И я попытался разыскать ее… Вряд ли на это ушло тридцать минут.

– Обождите минуточку. Давайте кое-что уточним. Вам показалось, что вы заметили знакомую вам женщину, но так и не смогли ее найти?

– Я просто обознался. Понимаете, я кружил по центральным улицам, высматривая вас, и тут внезапно передо мной мелькнул знакомый женский силуэт, я в тот момент поворачивал направо. Поскольку я уже проехал перекресток, мне пришлось объехать квартал, чтобы вернуться на то место, где я ее увидел.

– Кто была эта женщина?

– Не знаю.

– Вы только что говорили, что знакомы с ней?..

– Да нет, мне показалось.

– Кто же она?

После минутного колебания Визерспун сказал:

– Миссис Бурр.

– Это была не она?

– Нет.

– Откуда вы знаете?

– Я спросил у ночной сиделки, не уезжала ли миссис Бурр. Она ответила, что миссис Бурр рано ложится спать.

– У них с мужем разные комнаты?

– Сейчас да, после несчастного случая. До этого они занимали одну комнату.

– Сиделка все время находится возле мистера Бурра?

– Да, это необходимо, пока не придет в норму его голова.

– А что у него с головой?

– Обычные последствия приема морфия. Этакая безответственность, если можно так выразиться. Доктор говорит, что такое часто случается после приема морфия… Представляете, у него нога находится на вытяжке, так однажды он попытался отвязать веревку, на которой держится привязанный к ноге груз… Он объяснил свои действия тем, что здесь якобы кто-то хочет его убить. Доктор говорит, что это постнаркотическая реакция и что это скоро пройдет, но пока за ним надо следить. Если он попытается встать на ногу, обломки костей сместятся и лечение придется начинать заново.

Мейсон взглянул на часы:

– Ну что же, мне пора на работу.

– Неужели вы не останетесь здесь на ночь?

Мейсон покачал головой, направляясь к выходу, но на пороге задержался:

– Говорю вам в последний раз – позвоните в полицию и измените свои показания относительно утенка. Просто скажите, что вы не можете быть полностью уверены в данных вами показаниях.