Самсон. О жизни, о себе, о воле. Самсонова Елена

* * *

Я тогда занимался тем, что обворовывал квартиры. В отличие от других своих собратьев по опасному ремеслу «брал» только хаты очень богатых людей: ювелиров, дельцов, крупных цеховиков. Естественно, в таких делах работать без наводчика – бессмысленное занятие, но мне повезло. Еще в зоне я познакомился с одним дирижером по фамилии Кац, который попал в лагерь за то, что по рассеянности у него из-под носа увели скрипку Страдивари, которую ему выдали под расписку на время проведения концерта, посвященного приезду очередного зарубежного партийного деятеля. Скрипка была украдена, концерт сорвался, а бедного дирижера осудили на три года и отправили на зону. Понятно, что такому человеку, как Кац, с его врожденной интеллигентностью, пришлось несладко – что на тюрьме, что в зоне. Меня тогда еще не короновали, но человеком на положении я уже был. И вот однажды ко мне пришли двое катал, которые хитростью затянули бедного еврея в игру и теперь собирались получить с него по полной, надеясь, что на свободе у него остались богатенькие родственники.

Выслушав их рассказ, я уже хотел было дать добро, напомнив им, чтобы не забыли отчислить в общак, как вдруг мне захотелось посмотреть на этого интеллигента. Когда его привели ко мне и я стал задавать ему вопросы, то неожиданно для себя понял, какой человек мне попался. Кац всю свою сознательную жизнь проживал в столице, где был знаком со всеми богатыми людьми города. К тому же в силу своей профессии он имел дело с очень влиятельными людьми. Это была просто находка. Я быстро прикинул, что если сейчас я помогу ему выдюжить в этой непростой зоновской жизни, то впоследствии смогу получить от него ту информацию, которая вернется мне большим кушем в виде золота и драгоценных камней. И я не ошибся. Оставшийся срок Кац жил под моим покровительством. Не то чтобы он неожиданно стал авторитетом или блатным, нет. Он так и оставался обычным мужиком, но каждый в зоне знал, что этого человека трогать нельзя. Сам по себе Кац в силу своей врожденной интеллигентности старался жить тихо, хотя и знал, под чьим покровительством он находится. И вот, когда пришла пора выходить на свободу, Кац пришел ко мне.

– Завтра я выхожу, – нервно теребя в руках феску, начал разговор дирижер. – Я знаю, что своим спокойным проживанием тут я обязан вам, уважаемый Самсон. Хотел бы поинтересоваться, как я смогу отблагодарить вас за ваше участие в моей жизни? У меня сейчас на свободе будут другие возможности, поэтому все, что вы скажете, уважаемый Самсон, я с радостью исполню.

– За свое участие я хотел бы получить полмиллиона рублей, – спокойно сказал я и увидел, как побелело лицо бедного еврея. Его губы затряслись, руки уже не слушались, а ноги готовы были подкоситься в любую секунду.

– Но у меня нет таких денег, – дрожащим голосом произнес дирижер.

– Это была шутка, – так же спокойно ответил я, хотя на моем лице не было улыбки.

Дав ему успокоиться, я продолжил:

– Мой срок заканчивается через полгода. Этого времени тебе хватит, чтобы обжиться на свободе, наладить прежние связи, в общем, вернуться к своей прежней жизни.

– А что потом?

– А потом мы вернемся к этому разговору.

По лицу дирижера было видно, что он не совсем понимает, что же от него хотят, но уточнять не стал, а только кивнул головой в знак согласия.

– Еще какие-нибудь вопросы имеются? – заботливо поинтересовался я.

– Нет.

– Ну, тогда всего хорошего.

Первое время после своего освобождения я даже не вспоминал о своем подопечном, которому в свое время оказал неоценимую услугу. Но когда стал известно, что в Москве будет проводиться Олимпиада и только ленивый не бросился в столицу, я решил навестить Каца. За время, проведенное на воле, он очень изменился. Теперь это уже был не тот замухрышка с испуганными глазами, которого все привыкли видеть на зоне. Кац производил впечатление благополучного, вполне уверенного человека, знающего себе цену. Я специально встретил его возле подъезда, когда он не ожидал моего появления.

– Ну, здравствуй, Кац, – негромко произнес я, когда тот вышел из подъезда и, не обращая ни на кого внимания, двинулся к своей машине.

Он остановился как вкопанный и на несколько секунд замер, не поворачиваясь. Я почувствовал, как напряглась его спина при моих словах. Видимо, его здесь так никто не называл. Медленно, как будто бы еще не веря своей догадке, он повернулся всем корпусом. Наши взгляды встретились. За несколько мгновений по его лицу пробежала целая гамма эмоций – от страха до растерянности. В глазах даже промелькнуло нечто похожее на радость.

– Многоуважаемый Самсон! – наконец пришел в себя дирижер и, выбросив вперед правую руку, сделал мне шаг навстречу. – Я ждал вас намного раньше, но, видимо, ваши дела не позволили встретиться нам раньше?

– Да. Были кое-какие дела, но сейчас не об этом.

– Понимаю, понимаю. Нам надо поговорить. Может быть, отобедаем в одном уютном ресторанчике, он тут неподалеку? – предложил Кац.

– А более тихого местечка у вас нет?

Зная, что в преддверии Олимпиады менты прочесывают все злачные и питейные места, мне не хотелось лишний раз рисоваться с этим известным евреем.

– Да что вы, Самсон? В этом ресторанчике не бывает посторонних людей. – И тут же добавил: – Отвечаю.

Было несколько смешно слышать из уст такого человека подобные слова, но я не стал обижать его своей улыбкой, а просто согласился:

– Ну, если так, то можно и в ресторане.

Ресторанчик, о котором говорил Кац, и вправду оказался неприметным местом, находящимся между двух столичных переулков. Когда мы вошли в него, там находилась всего одна пожилая чета, мирно обедавшая за столиком в углу. По тому, как поприветствовали моего старого знакомого, я понял, что Кац здесь частый гость и что в этом заведении его знают и уважают. Стоило только официанту приблизиться к нашему столику, как дирижер произнес:

– Как всегда, только на двух персон.

– Будет исполнено, Соломон Яковлевич, – согнулся в полупоклоне официант, и уже через минуту на нашем столе стояла бутылка хорошего коньяка и такая же хорошая закуска.

– Я слушаю вас, Самсон, – начал Кац, когда официант, наполнив рюмки, удалился. – Как я могу отблагодарить вас за ваше содействие в той моей жизни? – Дирижер кивнул в сторону зашторенных окон.

Он уже успел справиться со своими первыми эмоциями и теперь держался, что называется, молодцом.

– Мне нужно разыскать одного человека.

– Какого?

– Ювелира Корогодина.

Мы оба прекрасно понимали, о чем шла речь, и поэтому после моих слов Кац немного занервничал.

– Вас интересует именно этот человек?

– Да.

– Я бы мог предложить вам несколько других, не менее интересных кандидатур.

– Нет. Меня интересует именно он, – отрезал я, слегка повысив голос.

Дело в том, что в те годы Корогодин был не только известным ювелиром, но и подпольным миллионером. Эдаким гражданином Корейко. Многие домушники не раз собирались обчистить его хату, но, как выяснилось, никто толком не знал, где она находилась. Корогодин был тем еще конспиратором и давно продумал каждый свой шаг. У него в Москве было несколько квартир, где он то занимался своими ювелирными делами, то встречался с любовницами, а то и просто проживал как рядовой гражданин. Но вот где именно находилась та, в которой были спрятаны его миллионы, не знал никто. Или почти никто. Я не стал размениваться на всяких там цеховиков и тому подобных, адреса которых мне запросто бы предоставил Кац. Нет. Я решил идти ва-банк. Или – или. Тем более что долго «рисоваться» в столице мне было нельзя. В любой момент меня могли заластать менты и отправить за сто первый километр. Тогда бы моя затея сорвалась.

– Хорошо, Самсон. Я вас понял. Мне нужно всего три дня, и интересующий вас адрес будет у вас.

– Договорились. – Я выпил рюмку коньяка и, не притронувшись к еде, покинул дирижера. Теперь оставалось только ждать.

Я знал, что он не обманет и уж тем более не попытается меня обхитрить, подсунув левый адрес какого-нибудь ювелира. Дело было даже не в том, что он боялся впоследствии остаться без головы. Нет. Просто Кац был из тех людей, которые всегда знают, чем обязаны тем или иным своим знакомым.

Через три дня мы встретились, и дирижер протянул мне свернутый листок бумаги. Не разворачивая, я положил его в карман.

– Сегодня вечером он будет присутствовать на концерте в Большом театре, – добавил Кац.

– Я понял.

– Надеюсь, мы в расчете? Или я еще чем-то могу помочь?

– Теперь – да, – я похлопал карман, в котором лежал адрес миллионера. – Больше не попадай в тюрьму, – хлопнул я его по плечу и, повернувшись, пошел прочь. Впереди меня ждала подготовка к «делу».

«Как проходило изъятие ценностей и дензнаков у ювелира, думаю, писать не стоит. Мне бы очень не хотелось, чтобы познания в таких делах тебе когда-нибудь пригодились. Скажу только, что на следующий день мы с моим подельником уже отдыхали на сочинском пляже. Все наши экспроприированные богатства мы хорошенечко припрятали, оставив себе лишь советские дензнаки – так сказать, на мелкие расходы. Все бы ничего, но наши «мелкие» расходы заинтересовали кое-кого из местных гоп-стопников, и они решили выставить нас, как лохов…»

Возвращаясь как-то из ресторана и ни о чем не подозревая, мы с моим корешем Шустрым решили зайти за кусты. Тогда мы еще не знали, что нас «пасут». Скажу честно, набрались мы в тот вечер изрядно. В ресторане я встретил двоих дружков, с которыми чалился на зоне, и мы, что называется, выпили за встречу. Вначале, как полагается, собирались взять такси, но тут Шустрому стало плохо, и мы решили проделать свой путь пешком. Так вот, не успели мы зайти за кусты, как откуда ни возьмись перед нами выросли три человека с явно бандитскими рожами.

– Стоять! – заорал один из них, и в темноте сверкнуло лезвие. – Остановка, петушки, разворачивай мешки!

– А мы что, убегаем? – усмехнулся я, поворачиваясь назад, так как уже начал справлять нужду.

– А ты шутник, дядя, как я посмотрю, – подал голос второй гопстопник. – Бабки гоните, и быстро, а то попишем, как пить дать.

В доказательство своих слов он стал размахивать «выкидухой» – кнопочным ножом явно зоновского производства.

– Осторожнее, а то сам себя можешь невзначай поранить, – застегивая штаны, посоветовал я, полностью разворачиваясь к незваным гостям. – Вы под кем ходите? Кого знаете? Кто смотрящий в этом районе?

– Хорош базарить, дядя! Сказали, бабки гони! – не унимался первый, который был явно главным из всей троицы.

– Слушай, Кабан, че мы с ними тут базарим? Давай тряханем их по-быстрому, и дело с концом!

– Подожди, Выдра! – остановил его тот, кого назвали Кабаном. – Тут дяди из себя блатных фраеров решили корчить. Смотрящего им назови… А вы кто такие будете?

– Мы честные бродяги. Вот решили к вам в город заглянуть, деньгами посорить, дружков повидать, – спокойно ответил я, хотя уже догадывался, что так просто разойтись не получится. Не те это были пацаны. Скорее всего, выставляли всех подряд, а то и вовсе сами были залетными гопстопниками.

– Короче, так! Нам по барабану, кто вы такие! Гоните бабки, и разговор окончен! – сказал Кабан и разрезал воздух перед моим лицом.

Я понял, что тянуть время только себе дороже и что мои слова их все равно не вразумят. Резким движением я выбросил ногу вперед и со всего маху угодил ему прямо в пах. Раздался оглушительный рев на всю округу. Двое других на секунду замешкались, но этого хватило, чтобы в бой вступил Шустрый. Не зря ему дали в свое время такое погоняло. Не раздумывая, он набросился на того, кого звали Выдра, и, сделав ему захват рукой за шею, потянул на себя, одновременно зажав руку с ножом. Мгновение, и они уже лежали на траве. Не теряя времени, я подскочил к пытавшемуся вырваться гопстопнику и одним точным ударом выключил молодца. Разумеется, я не владел какими-нибудь видами единоборств, но уж в драках поучаствовал немало, и поэтому кое-какие приемы самозащиты знал. К тому же на тюрьме разные люди попадались…

– Ах ты падла! – успел услышать я за спиной скрипучий голос, резко развернулся и почувствовал удар в живот.

Кабан каким-то образом смог быстро прийти в себя и, перед тем как убежать, ударил меня ножом. Резкая, тупая боль охватила мое тело, и я стал оседать на землю. Надо отдать должное Шустрому, который безо всяких слов все сразу понял и, выскочив на трассу, принялся останавливать машины.

Уже через десять минут меня привезли в хирургическое отделение местной больницы. Я лежал на столе совершенно обнаженный, с распоротым животом. Операционная сестра стояла рядом с хирургом в синем халате и такого же цвета колпаке, подавая инструменты, с любопытством разглядывая мои наколки. Я не видел ее лица, и только пронзительно синие, живые и веселые глаза сияли под марлевой маской. Хмыкнув, хирург спросил:

– Ну что, боец, кричать будешь? Или все-таки наркоз?..

– Я – вор, – неожиданно для себя заявил я.

Девушка звонко расхохоталась.

– Да хоть палач. Боли-то все боятся.

Когда врач принялся меня зашивать, я, морщась от боли, проговорил:

– Сестра, а что, если мы с вами как-нибудь встретимся? В ресторан сходим или в театр?

Она засмеялась и ответила:

– Ты выживи сначала, ковбой, а уж потом будем про рестораны разговаривать…

«Когда, наконец, я увидел ее без маски, то был просто сражен ее красотой. Вскоре после выписки из больницы я заявился в отделение с огромным букетом алых роз. Тогда, сын, я первый раз по-настоящему влюбился.

Галина, так звали девушку, покраснела от удовольствия и смущения и сказала:

– Терпеть не могу ресторанов. Особенно местных.

Как в омут, забыв обо всем на свете, бросились мы в свой головокружительный роман. За всю свою прежнюю жизнь, сынок, я не был так счастлив с женщиной, и когда мне снова пришлось отправляться на зону, я, пожалуй, впервые – если не считать первой ходки – шел туда с сожалением. Мне страшно не хотелось расставаться с Галиной; кроме того, я боялся, что за то время, что я буду сидеть, она забудет меня и найдет кого-нибудь другого. Но, к счастью, этого не произошло. Она писала мне длинные ласковые письма, приезжала на свидания, а когда я вышел, она от счастья всю ночь прорыдала в подушку, уговаривая меня бросить воровские дела. Тогда я не стал ей ничего объяснять, а просто сказал, что сделать этого не смогу, как бы она ни просила.

– Поступай, как велит тебе сердце. Ты же сильный, и сам знаешь, что делать, – сказала тогда она, и больше мы к этой теме не возвращались…»

Как ни старался я быть законопослушным гражданином, чтобы побольше побыть с Галиной, но свой новый срок заработал уже через два месяца. А еще через месяц Галина сообщила мне, что она беременна и что скоро я стану папой. Это известие застало меня врасплох. В мыслях я, разумеется, допускал такой вариант развития событий и можно сказать, что был даже готов к этому с другими женщинами, но Галина была первой женщиной, которую я полюбил по-настоящему. Это не было привязанностью или стремлением иметь возле себя красотку. Нет. Галина была именно любимой женщиной. После ее сообщения я не находил себе места. Пожалуй, самой главной причиной было то, что я не знал, как объяснить ей вполне очевидную для вора вещь – я не смогу стать отцом нашему с ней ребенку. Этого не позволял наш кодекс. А отказаться от коронации даже ради собственного ребенка я тогда не мог. То, к чему я стремился всю свою жизнь, могло рухнуть в одночасье, стоило только мне объявить на сходке, что я хочу создать семью.

Кроме того, мне казалось, что я сам еще не готов к отцовству. Я был еще достаточно молод, во мне бушевала кровь. А все эти пеленки-распашонки казались атрибутами какого-то другого мира. Постоянное пребывание за колючей проволокой с волчьими законами зоны наложило на меня определенный отпечаток. Я участвовал в разборках, решал чьи-то судьбы, подвергался ментовскому беспределу. Все это было обыденной повседневной жизнью. А вот отцовство вызывало во мне какой-то страх. Ведь я прекрасно понимал, что должен буду стать добрым, заботливым, мягким, в конце концов. А к этому я не был готов. Одно дело твоя женщина, с которой ты проводишь ночи, а другое – это маленькое существо, пусть даже и рожденное от твоей любимой.

Конечно, я был тогда полным идиотом, но на тот момент меня бы никто не смог переубедить. После долгого молчания я решился и написал Галине письмо, в котором, как смог, объяснил ей, что от ребенка я не отказываюсь, но принять его как родного не могу по определенным причинам. Галина тоже долго не давала ответ. Я стал уже думать, что своим письмом поставил жирную точку в наших отношениях, как вдруг она приехала ко мне на свидание. Как ни странно, но она не стала уговаривать меня изменить свое решение. Как мудрая женщина, она все поняла и приняла как есть. Через несколько месяцев родился сын. Галина решила назвать его в честь своего отца Ярославом. Я не стал противиться, приняв это как должное. С того дня я всячески, как мог, помогал ей, поддерживая и морально, и материально. Так продолжалось до самого моего освобождения. Выйдя на свободу, я, естественно, первым делом поехал со своими корешами отмечать выход из зоны и только через три дня попал к Галине. Тогда я впервые увидел своего сына. К тому времени ему исполнилось четыре года. Он уже мог самостоятельно ходить и разговаривать. Увидев меня, он сначала долго смотрел на меня своими черными глазками, а потом вдруг повернулся к матери и спросил:

– Этот дядя – мой папа?

Я буквально оторопел. Галина подняла на меня пронзительный взгляд. И я понял, что сейчас она ждет от меня самого главного ответа.

– Да, я твой папка, сынок, – ответил я, присев на корточки и протянув к нему свои руки.

Пробыв некоторое время в роли отца и любящего мужа, мне все же пришлось вернуться к себе в Ростов, где меня ждала «моя профессия».

Следующие годы моей жизни были прожиты, как под копирку. Я садился, выходил, снова садился. В перерывах между отсидками навещал Галину и сына, который с каждым годом становился взрослее и старше. Так продолжалось до тех пор, пока в один прекрасный день я снова не оказался в Сочи.

После того как меня встретил возле зоны Пират и жизнь закружилась в таком бешеном ритме, что и передохнуть было некогда, я в течение нескольких месяцев не мог навестить Галину, хотя где-то в душе и понимал, что поступаю неправильно. И вот однажды ранним утром ко мне в дом влетел Пират со словами:

– У нас проблемы, Самсон!

Привычка просыпаться рано у меня выработалась еще с лагеря, и поэтому, находясь на свободе, я не позволял себе расслабляться, валяясь в постели даже до восьми часов.

– Не суетись Пират. Давай все по порядку. Что случилось?

– Нет, ты понимаешь, Самсон, эти горбоносые совсем оборзели! Решили, что если они на своей территории, то им все позволено. Хотя их уже не раз предупреждали, что на побережье, а именно в Сочи, наркотой заправляем мы. Мы там не новички и не вчера пришли со своим товаром. Они еще мандаринами торговали, когда мы там территорию делили с местными авторитетами. А теперь там появился какой-то Атарик и стал наворачивать свои порядки. Это же чистой воды беспредел, Самсон! – не унимался Пират.

– Сядь, Пират, не мельтеши.

Пират упал в кресло и, схватив графин с водой, налил себе стакан, расплескав капли на стеклянную крышку столика; после этого достал пачку сигарет, чиркнул зажигалкой и несколько раз нервно затянулся. Я внимательно следил за ним, ожидая, пока Пират хоть немного успокоится. Наконец он сделал глубокий вдох, выдох и снова обратился ко мне:

– Что делать будем, Самсон?

– Теперь еще раз и поподробнее, – повторил я.

Из рассказа Пирата я выяснил, что некий грузин по имени Атарик, хотя это скорее всего была кличка, появился в Сочи и заявил, что отныне будет заниматься здесь своими делами, а именно – наркобизнесом. Нашим ребятам он объяснил, что территории, на которых мы работали, за нами никто не закреплял и что, по сути, они ничьи. А раз ничьи, то, получается, общие.

– Однако резвый мандаринщик, прямо на ходу подметки рвет. На самом деле так оно и есть. Территории действительно общие, но вот только негоже какому-то фраеру залетному с людьми вора так разговаривать, да еще и свое пытаться навернуть. Ты, Пират, отправь туда нашим пацанам подмогу, и пусть они там угомонят этого Атарика, да так, чтобы другим неповадно было.

– Не получится, Самсон, – возразил Пират. – Не того он уровня, этот Атарик. Нам самим придется ехать на разборки.

– С чего бы это я подорвался к этому мандаринщику на стрелку? Пусть ему объяснят, на чей кусок пирога он рот открыл. И если не поймет по-хорошему, то пусть оденут его в деревянный бушлат, и поминай как звали.

– Не получится, Самсон, – опять возразил Пират.

– Да что ты заладил, не получится, не получится, – начал нервничать я, тоже закуривая сигарету.

– Дело в том, Самсон, что за ним тоже стоят воры.

– Кто?

– Из старых и серьезных никого, только новые. Может, слышал: Гиви, Шота, Горелик.

– Что это за имя воровское, Горелик? – усмехнулся я.

– Да они все из новых. Похоже, денег наворовали и купили себе титулы, – недовольно пробурчал Пират.

– Я таких вообще не знаю и не слышал, чтобы под такими погонялами в последнее время кого-то крестили. Может, они вообще самозванцы, а никакие не воры?

– Нет. Не самозванцы. Вот только крестили их в Грузии, малым сходняком.

– Понятно. Да-а, времена наступили – не дай бог. Скоро уже, наверное, в воры будут короновать всякую шушеру. Не приведи Господь дожить до такого времени, – высказал вслух я свои давние мысли.

– Так что будем делать, Самсон?

– Надо ехать.

Хлопнув себя по коленкам, я встал и, взяв телефон, набрал знакомый номер уважаемого вора из Сочи. На всякий случай надо было заручиться поддержкой местной братвы. В самом деле, не везти же на разборки всех наших ребят.

– Ну, мы им покажем, козлам вонючим. А то посмотри на них! Только вчера с веток попрыгали, а уже людьми себя стали считать, – распалялся Пират.

– Не пыли, – остановил я его спич. – Негоже за глаза подобные вещи говорить. Вот приедем, там и выскажешь все, что ты о них думаешь.

– Все, молчу, Самсон, – поднял руки Пират и отправился собираться в дорогу.

* * *

Уже на следующий день, к утру, мы на трех машинах прикатили в одно из самых красивейших курортных мест города. В первую очередь встретились со смотрящим по Сочи вором по имени Сильвестр.

– Мы с тобой, Самсон, не первый год знакомы, и я знаю, что ты всегда жил по понятиям, пресекая даже намеки на беспредел. Но ты пойми, сейчас многое изменилось, – Сильвестр отвел в сторону глаза. – Сейчас нам на смену приходит другое поколение, с другими понятиями и с другими представлениями о жизни.

– И ты хочешь сказать, что я должен буду принять то, что мне претит? Нет, Сильвестр, тут ты не прав. Если мы начнем прогибаться под теми, кто попытается навязать нам свое мнение, то грош нам цена. Тем более если у этого молодого поколения напрочь отсутствует элементарное уважение к воровским традициям.

– Так-то оно так, Самсон, и я в этом полностью с тобой согласен, но только там, – Сильвестр показал на небо, – наша справедливость уже никому не будет нужна.

– Если я правильно тебя понял, Сильвестр, то ты как бы хочешь остаться в стороне от этих разборок?

– Нет, Самсон. Просто я хочу сказать, что сейчас в наше неспокойное время во многих случаях вместо понятий выступают автоматы.

– Ты с нами или нет, Сильвестр?

Смотрящий задумался, потом закурил сигарету и только после достаточно продолжительного молчания ответил:

– Хорошо, Самсон. Я поддержу тебя. Но только предупреждаю сразу: возможно, это будет настоящая война.

– Ничего, сдюжим.

– Когда ты хочешь забить ему стрелку? Я имею в виду Атарика.

– Думаю, завтра.

– Не пойдет. Прежде всего нам следует основательно подготовиться, а на это нужно некоторое время. Не будем торопиться. Как только все будет готово, я дам тебе знать. А пока отдыхай со своими бойцами. Искупайтесь в море, погуляйте по ресторанам.

– Сильвестр, я сюда не по ресторанам приехал расхаживать, – напомнил я смотрящему.

– Я постараюсь сделать все как можно скорее, – пообещал смотрящий, и на этом наш разговор был окончен.

Вернувшись в гостиницу, где мы по приезде сняли целое крыло, я собрал своих пацанов у себя в номере.

– Значит, так, братва. Намечается неслабый кипиш. В ближайшие дни придется порамсить и, возможно, даже пострелять, поэтому советую сильно не расслабляться, не бухать и с телками до утра не зависать. Нужно, чтобы каждый из вас был в отличной форме, поскольку время кипиша неизвестно, а значит, начаться он может в любой момент.

Этим же вечером я решил навестить Галину. Собирался отправиться один, но Пират настоял, чтобы он со своими ребятами сопровождал меня до квартиры.

– Ситуация сейчас не из лучших. Уверен, что Атарик уже в курсе нашего приезда в город, а в такой ситуации лучше не испытывать судьбу. Мы покараулим возле дома Галины, сколько надо.

Немного подумав, я согласился с доводами Пирата, и мы на двух машинах отправились на вокзальную площадь, где проживала Галина. Оставив свою охрану возле подъезда, я, подхватив цветы и коробку конфет, поднялся на нужный этаж. Предвкушение встречи с любимой женщиной отдавалось сильными ударами сердца. Сколько лет прошло, а все происходило так, как будто я первый раз шел к ней на свидание! Позвонил в дверь. Через минуту она открылась, и на пороге возникла радостная, благоухающая Галина. Секунду посмотрев друг на друга, мы бросились в жаркие объятия. Странное дело, но Галя всегда чувствовала, когда я снова могу появиться в ее доме. Вот и сегодня она была вся ухоженная, в новеньком халате. На лице наложена легкая косметика, которая только подчеркивала ее красоту. Те годы, что прошли со времени нашего знакомства, совсем не отразились на ее фигуре и уж тем более на ее лице. Просто теперь она была, что называется, женщиной бальзаковского возраста.

Мы вошли в комнату, и Галина принялась что-то расспрашивать меня о том, когда я приехал и почему не позвонил, а я сидел напротив нее и не мог оторвать глаз, рассматривая свою любимую женщину.

– Ты что, меня не слушаешь, Сережа? – вернула меня к реальности Галина.

– Нет, нет, что ты, дорогая. Я все прекрасно слышу.

– Я спрашиваю, ты надолго или как?

– Пока не выгонишь, – отшутился я, привлекая ее к себе.

– Ты, наверное, голоден, а я как раз только борщ сготовила… Твой любимый, кстати. Так что иди мой руки и за стол.

Я хотел было возразить, но она уже скрылась за дверью.

Странное дело, но я, человек, которому подчинялась не одна сотня людей, который одним щелчком пальца мог изменить судьбу практически любого зэка, бывшего и будущего – если бы, конечно, захотел, – попадая сюда, помимо своей воли становился совершенно другим. И эта роль мне нравилась. Я как будто попадал в другой мир, где не надо было думать о каких-то разборках, терках, стрелках… Здесь я становился домашним человеком, семьянином. Иной раз я ловил себя на мысли: а как бы сложилась моя жизнь, не избери я путь вора в законе? Возможно, был бы сейчас каким-нибудь служащим, а может, просто рабочим. Хотя нет, чувство лидерства во мне появилось еще с самого детства. Стал бы каким-нибудь начальником, ходил бы каждый день на работу – а Галина по вечерам встречала бы меня в дверях, рассказывала, как прошел ее день, потом кормила ужином, и мы вместе смотрели бы телевизор…

Выйдя в коридор, я взглядом случайно зацепился за обувную полку, на которой стояли мужские туфли почти моего размера. В первые секунды меня охватил приступ ревности, но уже в следующий момент я понял, что, скорее всего, это была обувь Ярослава.

Войдя на кухню, я первым делом поинтересовался:

– А где Ярослав? В школе?

От меня не укрылось, как по лицу Галины пробежала тень.

– Нет. Гуляет где-то, – словно не желая продолжать разговор, ответила она.

Разлив по тарелкам борщ, Галя достала из холодильника запотевшую бутылку «Столичной». Выпив за возращение, я отодвинул в сторону тарелку и, посмотрев на Галину, спросил:

– С Ярославом что-то не так?

– Нет-нет. Что ты? Все нормально, – не поднимая взгляда, ответила Галина.

– Послушай, я знаю тебя не первый год, и поэтому пытаться меня обвести вокруг пальца – пустая затея. Рассказывай все как есть. Что случилось? – взяв ее за руку, спросил я.

– Связался наш сын с плохой компанией, и, думаю, до хорошего это не доведет. – Галина смотрела мне прямо в глаза.

– Что значит плохая компания? – спросил я, а в голове промелькнула мысль об Атарике.

– Я их не знаю. Видела только один раз, когда они приехали за Ярославом на двух машинах. Я тогда его спросила, что это за ребята, а он отмахнулся – мол, не переживай, мать, все нормально. Но ведь материнское сердце не обманешь. Я же чувствую, что добром эта дружба не кончится. С некоторых пор он стал пропадать днями и ночами, а на мои вопросы только отмахивается. Говорит, чтобы я не переживала, мол, ничего с ним не случится плохого. Деньги у него стали водиться. А недавно пришел как-то среди ночи, а на рубашке кровь. Я спросила, в чем дело, а он говорит, что подрался с пацанами в порту.

Галина замолчала, отодвинув от себя тарелку с борщом. Видимо, после рассказа у нее пропал аппетит. Из ее сбивчивого рассказа о нынешней жизни нашего с ней сына я мало что понял. Вернее, совершенно не понял, чем вызваны ее переживания. Обычная мальчишеская жизнь в его годы. Ну, не приходит вовремя домой, ну, подрался там с кем-то – что с того? «Было бы лучше, если бы он рос маменькиным сынком?» – задал я сам себе вопрос, а вслух сказал:

– Может, ты просто все слишком близко к сердцу принимаешь? По-моему, ничего сверхъестественного не произошло.

По глазам Галины я видел, что мои слова не только не успокоили ее, а даже, наоборот, прозвучали как равнодушное отношение к ситуации, и поэтому я решил поправиться:

– Хорошо. Когда он придет, я с ним поговорю. Все-таки негоже мать расстраивать по пустякам.

– Поговори, Сережа, поговори, – обрадовалась Галина, выравнивая невидимую складку на скатерти.

Поговорить в тот вечер с Ярославом мне не удалось по причине того, что он просто не явился домой спать. Наутро, прощаясь с Галиной, я пообещал:

– Я здесь по некоторым делам. Думаю, что за пару дней их решу – и вот тогда обязательно поговорю с Ярославом как со взрослым мужчиной. Не переживай.

Мы обнялись, поцеловались, и я отправился решать проблемы, связанные с Атариком. Тогда я еще не знал, что через два дня увижу своего сына лежащим в гробу…

* * *

Вернувшись в гостиницу, я первым делом позвонил Сильвестру, который обещал подготовить все к стрелке с Атариком, но до сих пор почему-то молчал.

– Здорово, Сильвестр.

– И тебе не хворать, Самсон, – услышал я в трубке знакомый голос.

– Как наши дела? – Я переложил трубку телефона в правую руку.

– Почти все готово, осталась самая малость.

– Надо бы поторопиться.

– В таких делах спешка не нужна… – начал было сочинский вор, но я не дал ему договорить.

– В данном случае промедление не в нашу пользу. Я больше чем уверен, что Атарик уже в курсе нашего приезда в город, и не думаю, что он будет бездействовать. Он же не дурак, чтобы подумать, будто бы мы сюда на отдых приехали. Наверняка он тоже будет готовиться, так что ты там не затягивай, Сильвестр. Хорошо?

– Думаю, завтра все будет готово, Самсон, – пообещал вор, и на этом наш разговор был закончен.

Я понимал, что мой друг сейчас находился, как говорится, между молотом и наковальней. С одной стороны, он не мог в данном случае отсидеться в стороне, потому что его бы никто не понял в таком случае. А во-вторых, Сочи был его город, его территория. И он, конечно же, не хотел в нем никаких разборок, так как любой серьезный разговор – это стрельба, трупы, взрывы, опять трупы… Все это станет известно милицейским генералам, они, в свою очередь, раздадут всем местным начальникам «на орехи», и пошло-поехало. Поднимется такая волна, которая будет сметать на своем пути всех подряд, невзирая на положение.

Сильвестр это понимал и, скорее всего, делал все возможное, чтобы наша разборка с Атариком обошлась малыми потерями. Я же, в свою очередь, тоже не жаждал крови. Мне также было не безразлично спокойствие в этом городе, ведь здесь был мой бизнес. Но наряду с этим я не собирался «сюсюкаться» с этим зарвавшимся мандаринщиком, и поэтому если Атарик станет в позу, то тут уже мне будет на все плевать. Прольется кровь – это однозначно.

До встречи оставались как минимум сутки, и я подумал, чем бы себя занять. Сидеть в душной гостинице не хотелось, а о прогулках по пляжу не могло быть и речи. Как говорится, береженого бог бережет. Мои размышления прервал телефонный звонок. Подняв трубку, я услышал голос Галины:

– Сережа, я тебя не отрываю от важных дел?

– Совсем нет, – ответил я, а сам уже думал, что могло ее заставить позвонить мне. Ведь с момента нашего расставания не прошло и двух часов. «А может, что-то случилось?» – успел подумать я, как Галина спросила:

– Ты не мог бы приехать к нам сейчас?

Ее голос показался мне встревоженным.

– У тебя неприятности?

– Нет, нет, со мной все в порядке, а вот с нашим сыном… – Она запнулась на полуслове.

– Что с ним? – Теперь уже в моем голосе звучала тревога.

– Сразу после твоего ухода он вернулся и завалился спать. На мои расспросы, почему его не было всю ночь, сказал, что у него были дела и что ему срочно надо поспать хотя бы пару часов, а потом он опять должен будет уйти.

Я хотел было ее успокоить, сказав, что не вижу в этом ничего страшного, так поступают все мальчишки в его возрасте, но в следующую секунду Галина сказала мне то, от чего мне стало не по себе: