Создатели Катлас Эдуард
Эта организация незримо тяготела над сознанием американцев. Она была последним надежным оплотом в борьбе с инакомыслием, недостатком патриотизма и отступлением от морали.
Никому не хотелось думать о Департаменте террора, но, к счастью, никому и не приходилось. Нужно всего лишь размахивать флагом воодушевленнее всех, молиться громче всех и каждое утро зачитывать клятву верности отечеству торжественнее, чем коллеги. Приспособиться к безопасному суррогату реальности, который предлагали власти. Выражать бесконечную веру в последнюю версию истины, полностью придерживаться ее и выбросить из головы, как только ее заменят на другую. В школе Мэдлин это называлось «приспособленностью». Ее работа в основном и заключалась в том, чтобы сделать детей приспособленными.
Неприспособленные имели дело с Департаментом террора.
Руперт отошел от кровати и повернулся к экрану. Охранная система дома должна была записать все, что здесь произошло. Еще она должна была позвонить в полицию. Но она этого не сделала, следовательно, случившееся — дело рук властей, а не преступников.
— Перезапустить домашнюю сеть, — сказал Руперт.
Экран не отреагировал, даже не засветился.
— Эй? Дом, ответь мне!
Ничего.
Он вдруг подумал, как будет выглядеть, если агенты Департамента террора решат проверить дом Салли или пересмотреть записи позже. Возможно, камеры не работали, хотя Руперт сомневался в этом. Скорее всего, они стерли память домашней сети, но сохранили возможность следить за людьми, которые приходили в дом последней жертвы. Салли был в чем-то замешан, иначе с чего бы им настолько тщательно обыскивать дом. Так исчезали люди, уличенные в более серьезных проступках, чем антиобщественное поведение.
В каком бы преступлении ни подозревали Салли, Департамент неизбежно обратит внимание на Руперта. Может быть, его не станут арестовывать, потому что он был коллегой Салли и мог за него волноваться. Руперт собирался использовать это оправдание, если за ним все-таки придут. Руперт был богобоязненным прихожанином новой церкви Святого Духа, членом партии, постоянным донором и известным человеком. Он оградился от Департамента террора всеми возможными способами, стараясь защитить себя и свою жену от их власти. Он надеялся, что теперь это сослужит ему хорошую службу. Но все-таки не стоило пытаться найти пропавшего друга.
Руперт вышел из спальни и поспешил вниз по лестнице.
— Ни с места! — крикнул мужчина позади него. По спине Руперта пробежал холодок. Он поднял обе руки, растопырив пальцы.
— Повернитесь!
Руперт подчинился. Он едва сдержал вздох облегчения, когда увидел перед собой двух полицейских в черной форме. У них на плечах была эмблема полиции «Хартвел» — буква Х с сердцем посередине, а под ней буква З меньшего размера. Так же, как и в большинстве городов Западного побережья, в Лос-Анджелесе работу полиции по контракту выполняла компания «Хартвел Сивил Дефенс Инк». Значит, это местные полицейские. Конечно, они тоже опасны, и Руперт не хотел задеть их своим радостным видом, но он ожидал увидеть людей в черных пиджаках из Департамента террора.
— Это ваш дом? — спросил один из полицейских, невысокий и полный, с щетинистыми усами. Он взглянул на тонкий экран у себя в руке. — Прибор говорит, что это не так.
— Нет. Здесь живет мой… коллега. Жил раньше.
— Похоже, он переехал, — сказал второй полицейский.
— Да, — ответил Дэниэл. — Я подумал, он на больничном. Кажется, я увидел то, чего мне не полагалось видеть.
— Да уж, — сказал полный полицейский.
— По-моему, он переехал, — Руперт говорил немного быстрее, чем обычно. — Может, он просто переехал в другой город и никому не сказал. Он… знаете, ну, такой типичный телевизионщик… в любом случае, нам без него, наверное, будет лучше. По-моему, он мог оказаться инакомыслящим или преступником, никогда не угадаешь. Я имею в виду, что нужно сохранять бдительность.
— Да, нужно сохранять бдительность, — согласился второй полицейский.
— После Колумбуса нельзя доверять никому, кроме Бога и президента.
Полицейские торжественно кивнули. Потом полный заулыбался. Руперт понимал, что это значит, и расслабился еще больше.
— Эй! А вы тот ведущий, да? Моя жена смотрит вашу передачу каждый день после ток-шоу с тремя злыми толстухами.
— Спасибо, — ответил Руперт. — Передайте жене спасибо за то, что смотрит.
— Ого, парень из телевизора, — продолжил полный полицейский. — Так какие новости сегодня?
— В Египте опять идет война. Чем я могу еще помочь?
— Мы получили сообщение о подозрительном человеке. Видели кого-нибудь подозрительного?
— Это неспокойный район, — сказал Руперт. — Я думал, в этом доме жил мой знакомый, но, наверное, он переехал. Из такого района любой захотел бы уехать.
— Это точно, — заметил второй полицейский.
— Ну, что ж, — добавил Руперт, — спасибо вам обоим за отличную службу на благо общества в это непростое время.
— Мы проводим вас до машины, сэр, — сказал второй полицейский. — Это опасный район.
— Буду очень благодарен.
Они оба шли вплотную за Рупертом до самой дороги. Ему казалось, что, если бы он остановился, полицейские силой усадили бы его в машину.
Он опустился в водительское кресло, и дверь машины закрылась. Все это время полицейские стояли рядом и наблюдали. Руперт еще раз поблагодарил их обоих и поехал на запад, его била дрожь, и он едва мог сосредоточиться на дороге. Весь путь до дома Руперт заглядывал в зеркало заднего вида, но его никто не преследовал.
Глава 8
После того, как Салли исчез, Дэниэл старался ничем не отличаться от других. Он вступил в еще одну церковную группу. Она объединяла христиан-любителей песчаных багги. Участники клуба собирали автомобили из готовых наборов и катались по принадлежащему церкви парку в пустыне (разумеется, большой группой и под надзором). Дэниэлу нравилось в клубе, потому что он мог проводить часы за работой в церковной мастерской, а это было приятнее и честнее, чем обсуждать Апокалипсис. Дэниэл сосредотачивался на электрических цепях и механизмах, объективной реальности, а не идеологии.
Однако он не пропустил ни одного обсуждения Апокалипсиса и проводил больше времени на церковном поле для гольфа и в тренажерном зале. Он изо всех сил демонстрировал стремление быть частью коллектива, улыбался и хлопал по плечам всех, кого хотя бы смутно узнавал.
По ночам он часто не мог заснуть, ожидая, что агенты Департамента террора вот-вот выломают дверь или просто явятся, чтобы допросить его. Но, судя по всему, опрометчивый визит в дом Салли обошелся без последствий. Возможно, Департамент пристально следит за ним. Он бы до последнего не заметил этого.
Иногда он смотрел на спящую женщину, которая была его женой, и не понимал, как здесь оказался, почему лежит в кровати рядом с человеком, существующим в другой вселенной — во вселенной, которую можно по сигналу перевернуть с ног на голову. Колумбус взорвали, когда Дэниэлу было пятнадцать лет, и с тех пор большая часть его жизни проходила как будто во сне.
Его мучили важные вопросы, которые было опасно задавать вслух. Дэниэл не понимал, зачем его родина борется за мировое господство, почему никто не замечает, что правительство, рассуждающее о морали, сеет смерть среди миллионов людей по всему свету, и как чиновникам удается делать вид, что в стране царят свобода и демократия, когда десять, пятнадцать или двадцать миллионов человек (цифры разнились) сидят в тюрьме, а у всех кандидатов на выборах одинаковые убеждения.
Он размышлял о судьбах человечества, но проживал собственную жизнь, как сомнамбула. Он хотел стать журналистом в печатном издании, ездить в долгие командировки и освещать события в самых неспокойных частях света. Ко времени, когда он окончил колледж, такая работа стала не только редкой, но и опасной: журналисты то и дело исчезали необъяснимым образом. Так случилось и с большинством его преподавателей в Беркли. По соображениям национальной безопасности, сбор информации за рубежом разрешили только военным и разведчикам.
Руперт предусмотрительно примкнул к новой церкви Святого Духа, религиозному течению, которое быстро распространилось среди американцев после катастрофы в Колумбусе. Посещение церкви было обязательно для любого, кто хотел так или иначе участвовать в общественной жизни. Благодаря связям, приобретенным в церкви, Руперт попал на стажировку в «Глобнет», где и работал с тех пор.
Он познакомился с Мэдлин, потому что ее предложила в качестве «подходящей пары» церковная группа безбрачной молодежи. Участие в ней было обязательным для любого, кто подходил под описание.
Консультанты организовывали свидания для всех, включая тех, кто не просил об этом. Мэдлин была пятой женщиной, с которой Руперт познакомился таким образом, но все они очень походили одна на другую. Они происходили из состоятельных консервативных семей и работали в социальной сфере, потому что церковь считала ее подходящей для женщин.
Руперт и Мэдлин встречались семь месяцев, и поскольку она все более настойчиво говорила о свадьбе, ему было трудно придумать предлог, чтобы отказаться. Мэдлин бесспорно была красавицей, а еще гораздо лучше приспособлена к жизни в обществе, чем Руперт. Она чувствовала себя в новой реальности, как будто прожила в ней всю жизнь. Так или иначе, Руперт все равно женился бы на ком-то вроде нее. Все его окружение вынуждало его как можно скорее обзавестись женой.
В конце концов Мэдлин добилась своего, когда однажды ночью пришла к нему домой одна, без почтенной сопровождающей, которая обычно наблюдала за их свиданиями. Такой поступок было поразителен сам по себе, но затем она привязала руки Руперта к стулу и стала медленно раздеваться, пока не оказалась перед ним совершено обнаженной. Это не было преступлением, потому что Руперт не платил ей, но подобное поведение было категорически запрещено.
Невероятная смелость Мэдлин впечатлила Руперта даже больше, чем вид ее тела. Для незамужней женщины считалось позором просто остаться наедине с мужчиной, а если бы стало известно, что она разделась перед ним, ее могли выпороть (будь она участницей какой-нибудь строгой религиозной группы) или полностью отлучить от церкви. Руперт был восхищен Мэдлин и согласился жениться на ней.
Она никогда больше не совершала таких дерзких поступков. Выпивая с мужчинами в гольф-клубе, Руперт иногда слышал похожие истории и решил, что женщины советовали друг другу этот трюк. Может, их даже обучали такой уловке в церковных клубах. Они не занимались сексом, поэтому не нарушали закон, но в культуре, где не принято обнажать даже запястья и щиколотки, большинство мужчин способны совершенно потерять голову при виде женщины без одежды.
Руперт постепенно осознавал, что его жизнь полностью подчинялась внешним силам. Церковь и государство тщательно контролировали все, что с ним происходило.
Ему приходилось особенно трудно на работе, где он продолжал зачитывать официальную версию событий перед огромной невидимой аудиторией. Когда закончилась широкая кампания, обеспечившая народную поддержку операции в Египте, сюжеты о мусульманском фанатике Мухаммеде аль-Таба уступили место более приятным новостям. Зрителям подавали сплетни о знаменитостях, сообщения о пойманных шпионах, чудом предотвращенных терактах и местных мелких преступлениях, опасность которых раздували до национального масштаба.
Через пару месяцев соблазн вернуться к незаконному компьютеру, способному обойти государственную цензуру, стал слишком велик, и Руперт не смог устоять. Он поехал на склад в Уоттсе[7], хотя после истории с Салли у него было смутное предчувствие, что он обнаружит склад пустым. Но со времени последнего визита там ничего не изменилось.
Он с грохотом закрыл дверь гаража и почувствовал облегчение, когда надел очки, перчатки и загрузил компьютер, похожий на маленький черный кубик. Войдя в сеть, он увидел вокруг себя висящие в воздухе голографические кубы и шары, их было в сотни раз больше, чем в домашней или офисной системе. Каждый значок был ключом к новой информации.
Он посмотрел несколько африканских каналов и подключился к «Карфагену», тунисскому архиву новостей. С зарубежными новостными службами требовалась осторожность, потому что любой источник мог заниматься пропагандой. Руперт старался следить за небольшими агентствами и независимыми журналистами. Обычно, чем больше денег было потрачено на сюжет, тем меньше доверия он заслуживал.
Руперт нашел и выделил несколько текстов, изображений и ссылок на видеозаписи о Мухаммеде аль-Таба. Он выбрал один из текстов: письменные материалы давали больше всего информации, правда, в них было легче всего подтасовать факты. Текст увеличился до размеров афиши и автоматически прокручивался, пока Руперт читал.
ЛУКСОР, Египет. Американские наемники столкнулись с последователями шейха Мухаммеда аль-Таба на базе в древнем Карнакском храме. Сегодня вечером военные действия продолжаются. Мусульманский военный и религиозный лидер вместе с шестьюдесятью сторонниками удерживает атлантические силы на расстоянии с помощью пулеметов и напалмовых гранат. Источники сообщают, что наемники были направлены компанией «Хартвел Сервисиз» — личной армией семьи американского вице-президента. По словам местных жителей, последователи Мухамммеда аль-Таба заложили бомбу на военной базе «Хартвел», расположенной ниже по течению Нила.
Репортаж был написан две недели назад. Руперт отсортировал результаты поиска по датам и выбрал самую свежую заметку. Ей было четыре дня.
После трех дней боев атлантические силы захватили в плен шейха Мухаммеда аль-Таба и семнадцать его последователей. Двадцать четыре повстанца считаются мертвыми. Сообщается о смерти двоих американцев.
Командир отряда пехоты «Хартвел» Курт Браунбэк, руководивший наступлением, описал сражение как «великую победу для народа Египта в борьбе за демократию».
Мухаммед аль-Таба — лидер радикальной группы еретиков, сочетающих ислам с примитивными египетскими верованиями. Местные имамы объявили этот культ сатанинским. Мухаммед аль-Таба имел несколько столкновений с египетскими властями, чтобы взять под свой контроль Карнакский храм, который он называет главной мечетью своего культа.
О судьбе детей, живших при храме, ничего не известно. Предположительно, храму, возраст которого составляет 3600 лет, нанесен значительный ущерб, который пока не оценен…
Руперт сделал паузу, чтобы все обдумать. Если верить новостям, которые он зачитывал жителям Южной Калифорнии, Мухаммед аль-Таба был «лидером террористов» и командовал армией, насчитывающей, по самым последним данным, около миллиона человек и действующей по всей Африке.
По сообщениям Руперта, захват шейха было главной целью вторжения в Египет. Раз это случилось четыре дня назад, об этом должны были объявить во всеуслышание и даже устроить особый парад.
Заодно атлантические силы свергли радикальный режим в Египте, разумеется, потому что он поддерживал шейха. Руперт упомянул это в одном из репортажей как маловажную и вполне естественную деталь, а потом перешел к развлекательным новостям.
Остальные новости были посвящены Мухаммеду аль-Таба и необходимости добраться до него прежде, чем он покорит всю Северную Африку. Тот факт, что войска «Хартвел Сервисиз» уже захватили Египет, не заслуживал упоминания. Гораздо легче увлечь телезрителей охотой на главного злодея, чем убедить их, что нужно полностью завоевать другую страну.
Не обязательно рассказывать о полномасштабной войне, если сосредоточить внимание аудитории на борьбе добра со злом и поимке одного-единственного врага. В «Глобнете» таких людей иногда называли «злодей дня».
Слух Руперта пронзил металлический скрежет. Он попытался прикрыть уши руками, но невыносимый шум доносился из наушников, а не снаружи.
Цифровая картинка вокруг него замерла. Он коснулся светящихся значков на панели управления, висящей в воздухе, но ни одна программа не отвечала.
Окружающий мир рассыпался на миллион осколков, Руперт потерял равновесие и упал на спину. Он свалился в открытое темное пространство. Лязгая светящимися зубами, из темноты возникли яркие серебристые черепа. Перед Рупертом, как скала, встала эмблема Департамента террора. Сначала она была высотой в десять этажей, потом в сто. Анимированная трехмерная эмблема изображала белоголового орлана, парящего в небе при лунном свете. Он выдыхал огонь и метал молнии когтистыми лапами. Орлан раскрыл загнутый клюв, и Руперт снова услышал болезненный металлический скрежет.
Ледяной мужской голос обратился к Дэниэлу: «Вы нарушили запрет 207-Б Департамента террора на распространение вражеской пропаганды и несанкционированных данных. Вы арестованы. Ваше дело передается в автоматизированный суд. Суд признал вас виновным в террористической деятельности. Приговор будет вынесен сотрудником Департамента террора».
Руперт потянулся, чтобы еще раз ударить по кнопкам на панели управления, но она пропала. Он стянул очки с головы, а перчатки с дрожащих рук.
Все световые индикаторы на его маленьком компьютере горели ярко-красным. Он ткнул большим пальцем кнопку питания, но Департамент террора взял компьютер под контроль и Руперт больше не мог им управлять.
Он швырнул компьютер о бетонную стену склада. Устройство упало и ударилось об пол, но все лампочки по-прежнему горели. Руперт бросил его второй раз, потом третий. Наконец на одном ребре появилась короткая трещина толщиной с волосок, но прибор был прочным и Руперт не мог его уничтожить.
Он откинул щеколду на двери гаража и глубоко вдохнул. Люди из Департамента террора, полиции или национальной гвардии наверняка ждали его на улице с оружием наизготове. Если он будет двигаться слишком быстро, они инстинктивно пристрелят его.
Руперт приподнял дверь, различая скрип каждой панели, входящей в паз у него над головой, и выглянул на парковку, где оставил «Блюхок».
Там никого не было. Даже машина оказалась нетронутой. Он внимательно прислушался к ночным звукам вокруг: где-то играла музыка, а вдалеке раздавались выстрелы, но на складах ничего не происходило.
Руперт поспешил в машину и с облегчением услышал, как разблокировалась дверь. Когда она открылась, Руперт подумал, что, возможно, его предосторожности было достаточно, агенты не знали, кто использовал компьютер, и он сможет улизнуть, если поторопится.
Тут раздался нарастающий шум низколетящего вертолета. Руперт посмотрел вверх и оказался в ослепительном луче прожектора.
Он почувствовал, как все его тело оледенело. Он хотел прыгнуть в машину и уехать, но не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Он стоял в круге света, дрожа, как бестолковое животное, глядя прямо на вертолет и позволяя камерам как следует заснять себя, пока ветер от лопастей сдувал волосы с его лица.
Потом все кончилось. Вертолет полетел дальше, освещая другие ряды гаражей.
Парализующий страх сменился дикой паникой, Руперт бросился в машину и поспешил к воротам, еще не успевшим закрыться.
Пока Руперт добирался на север по забитому шоссе 405, он заметил еще несколько вертолетов, в основном полицейских. Но был и некий очень маленький черный, без опознавательных знаков. Один из полицейских вертолетов завис над автомобилем Руперта. Ему показалось, что полицейские очень долго разглядывали его машину. Но они не обратились к нему через громкоговоритель, не подключились к системе управления машиной, а просто улетели.
Руперт мысленно проклинал себя за легкомыслие. Он заплатил за гараж наличными, но ему следовало придумать способ быстро уничтожить компьютер. Запастись бейсбольной битой или поставить ведро с водой, чтобы утопить устройство.
Департамент террора определит, где находится гараж. Хозяин вполне возможно опишет Руперта, хотя они и не виделись после оформления аренды. Наконец, агенты могут найти отпечатки пальцев или волосы Руперта. А еще можно проверить видеозаписи вертолета, который его заметил, если это был полицейский вертолет. При желании у Департамента имелась тысяча способов вычислить Дэниэла.
Глава 9
Остаток ночи Руперт пролежал в постели без сна, вздрагивая от каждого автомобильного гудка или собачьего лая. Перед этим Мэдлин пришла домой из церкви и поведала ему обо всех интригах, сопровождавших выборы новой председательницы общества садоводов. Руперт так и не понял, что именно злило Мэдлин в этом противостоянии. А она была поглощена собственным рассказом и не обратила внимания на то, что муж был очень нервным и даже не спросил, как бывало обычно, зачем ей общество садоводов, если она все равно платит садовнику.
Потом она приняла вечернюю таблетку и заснула, оставив его одного в ожидании людей из Департамента террора.
Весь день на работе он старался вести себя, как всегда, но и сам замечал, что говорит слишком быстро и смеется слишком громко. Когда местный агент Департамента террора, широкоплечий Джордж Болдуин, прошел мимо него в коридоре и дружелюбно поздоровался, у Руперта от ужаса чуть не разорвалось сердце. Обычно Болдуин был не очень общителен. На нем всегда была форма Департамента: черный пиджак, черная рубашка и черный галстук. Он общался с начальством, а дикторы и другие работники телекомпании редко имели с ним дело. Но все обошлось. Возможно, это был всего лишь один из редких дней, когда Болдуин пребывал в хорошем настроении.
Был вторник, и после работы Руперт отправился в церковную группу обсуждать Апокалипсис, прихожане снова говорили о заключительной битве между армиями добра и зла, которая разворачивалась на всей планете. Разумеется, события совпадали с библейскими пророчествами о конце света, хотя для этого и требовалось утрясти некоторые детали.
Собрания напоминали Руперту сентиментальную комедию. Он наблюдал, как другие мужчины стараются увязать Апокалипсис с последними новостями, и знал при этом, что сами новости по большей части были ложью. Сегодняшняя тема: «Мухаммед аль-Таба — антихрист?». Руперт предполагал, что нет, поскольку знал, шейх уже в плену, понимал: про египтянина рано или поздно забудут, а через пару лет появится новый антихрист. Так происходило каждый раз.
После собрания О’Ши зажал Руперта в углу кабинета, улыбаясь еще шире, чем обычно.
— Кажется, время пришло, Дэнни, — сказал О’Ши. — Час настал.
— Что случилось? — Руперт спрятал руки в карманы, чтобы скрыть дрожь, и подумал, что если он боится даже О’Ши, то дела его безнадежны.
— Мне сегодня звонили из канцелярии пастора Джона, — ответил О’Ши.
— Правда?
— Ага! Угадай, что мне сказали.
Руперт осмотрелся: в комнате никого больше не было. Невысокий и толстый О’Ши стоял перед ним, преграждая путь к двери.
— В чем дело? Что тебе сказали?
— Угадай. Ручаюсь, ты угадаешь, если постараешься. Подумай.
— Понятия не имею, Лиам, — Руперт выглянул в пустой коридор, чтобы проверить, не приближаются ли агенты Департамента террора, но не увидел ничего странного. Мужчины, как всегда, шли по коридору с бесконечных собраний, клубов и обсуждений.
— Не хочешь угадывать?
— Лиам, мне надо встретить Мэдлин…
— Они одобрили мое заявление! — О’Ши помахал ламинированным бейджем со своей фотографией, на которой он сидел с широко открытым ртом, как будто его снимали тайком. На фотографии была напечатана эмблема новой церкви Святого Духа: золотой меч с крестообразной рукояткой в виде креста пронзал земной шар на Северном полюсе, а его острие виднелось около Огненной земли.
— Теперь я официально пастор-мирянин церкви Святого Духа. У меня есть полномочия следить за теми, кто отбивается от стада, и призывать их вернуться на путь истинный.
«Как будто тебе для этого требовалось официальное разрешение», — подумал Руперт. У него словно гора упала с плеч: новости касались О’Ши, а не его.
— Поздравляю, Лиам. Это стоит отпраздновать. Давай я угощу тебя клубничным коктейлем в «Хлебе и рыбе». Любишь клубнику? — Руперт легонько толкнул О’Ши локтем и положил руку ему на плечо, пытаясь развернуть его к выходу, но О’Ши не двинулся с места. Вместо этого он прокашлялся.
— Я выбрал первого подопечного, Дэниэл.
— Здорово! Давай выпьем по коктейлю…
— Это ты, Дэнни.
Сначала Руперт запаниковал, а потом пришел в ярость.
— Я, кажется, не расслышал, О’Ши.
— Я наблюдал за тобой, Дэн. Меня научили наблюдать за людьми, это важно, если занимаешься социальной работой.
— И что? — Голос Руперта растерял дружелюбные нотки и звучал глухо и жестко.
— Я заметил в тебе сомнения.
— Слушай, Лиам…
— Тебя терзают сомнения, Дэниэл? — Лиам наклонился вплотную, и Руперт не видел почти ничего, кроме его лица. Изо рта О’Ши разлетались брызги слюны. — Ты чувствуешь, что твоя вера слабеет?
— Нет, — Руперт решил, что безопаснее всего будет держаться с ним строго. — Лиам, это оскорбительно. Как ты смеешь сомневаться в моей… Моей вере в нашего Господа?
— Тебе нечего стыдиться, Дэниэл. Демоны сомнений повсюду. Легионы дьявола собираются в крупных городах. Они сеют соблазн. Они сеют ложь. Они сеют нерешительность. Мы не имеем права колебаться в такое время, как сейчас. Армия тьмы наступает, чтобы уничтожить нас. Близится конец. Скоро Господь придет с пылающим мечом и уничтожит всех неверующих. Если он увидит сомнение в твоем сердце, он уничтожит и тебя. Он знает, как крепка вера каждого из нас. Или, как слаба.
— Лиам, ты слюнтяй.
— Что?
— У тебя вечно текут слюни. Сколько тебе лет? Сорок? Неужели тебе никто не говорили, что ты слюнявый? Не пробовал закрывать рот?
Лиам покраснел.
— У меня повышена активность слюнных желез. Не переводи разговор. Я здесь, чтобы поговорить о твоей бессмертной душе. Моя священная обязанность, как пастора, состоит в том, чтобы призвать тебя задуматься о твоих пороках.
— Вижу, ты очень стараешься, — Руперт наклонился к толстому коротышке. Если его преследует Департамент террора, нет смысла продолжать притворяться перед людьми вроде Лиама. Осознав это, Руперт почувствовал себя освобожденным. — Отвали, Лиам, и дай дорогу.
Лиам застыл с открытым ртом, словно умирающая рыба перед последним вдохом.
— Это для твоего же блага, Дэниэл. По-моему, ты должен много молиться. Нам нужно провести много времени в молитвенной комнате. Что ты делаешь завтра после собрания мужского клуба?
— Отвяжись, О’Ши, — Руперт задел его плечо, пытаясь пройти. Он не хотел причинить О’Ши вреда, но тот споткнулся, ударился о стену и сполз на пол. Он явно был изумлен, когда Руперт перешагнул через него.
— Это неправильный выбор! — завопил О’Ши. — Ты совершаешь ошибку! Ты напал на меня!
Руперт шел к двери, не оборачиваясь.
— Вот и уходи! — прокричал О’Ши ему вслед. — Иди! Ты можешь уйти от меня, но тебе не скрыться от Господа! Никому не скрыться от Господа, Дэниэл!
Глава 10
В среду вечером на собрании мужского клуба и на следующий день в передаче Руперта главной новостью были события в Китае. Китайское правительство потребовало, чтобы американский флот покинул Желтое, Восточно-Китайское и Южно-Китайское моря, и запретило его судам приближаться к китайскому побережью на двадцать миль.
Получить комментарий президента Уинтропа, как бывало обычно, не удалось, но вице-президент Хартвел опубликовал грозное видеообращение, в котором много жестикулировал, изображая, как могущественная Америка сотрет Китай с лица земли. Он заявил: «Китаю не запугать нас, он не смеет угрожать Соединенным Штатам и нашим союзникам. Мы не дрогнем перед империалистическим террором».
В четверг ночью за Рупертом пришли.
Он почти уснул, когда услышал тяжелый топот внизу. Когда агенты ворвались в комнату, Руперт еще не успел подняться. Темноту пронзали яркие лучи фонарей на автоматных стволах. В спальне было не меньше дюжины человек в черных бронежилетах, масках, ботинках и перчатках.
Лучи некоторых фонарей сходились на груди и лице Руперта, а другие освещали Мэдлин, спящую рядом с ним.
— Руки вверх! Ни с места!
Мэдлин вздрогнула от крика.
— Выключи телевизор, — пробормотала она и перевернулась на другой бок.
Руперт поднял руки, и двое мужчин в масках стащили его с кровати, ударив головой о тумбочку и перевернув лампу, которая раскололась о плинтус.
— Встать!
Руки в перчатках схватили его, подняли со сломанной тумбочки и прижали лицом к стене. Ему скрутили руки за спиной и обыскали, ощупав рубашку и трусы.
Руперт посмотрел на экран возле кровати, который должен был предупредить его, что в дом проникли посторонние. Экран не работал и светился синим, как в доме Салли.
— Что происходит? — тихо и сонно спросила Мэдлин. — Дэниэл? Боже мой, что происходит? — Ее голос сорвался в надрывный крик. — Дэниэл, где ты?!
— Я тут, милая, — Руперт попытался повернуть голову в ее сторону, но лишь краем глаза увидел, что агенты сдернули с кровати одеяло, схватили Мэдлин и она пропала в темноте.
— Помогите! Дэниэл! Пожалуйста, кто-нибудь, на помощь!
— Не трогайте ее, — сказал Дэниэл. — Она ничего не сделала. Она ничего не знает.
— Кто это? — прокричала Мэдлин. — Останови их.
— Это Департамент террора. Они пришли за мной.
— Что? Что ты натворил? — Она начала умолять мужчин в масках. — Пожалуйста, я ни в чем не виновата. Мой муж — преступник, но я добропорядочная женщина, я уважаю государство, — голос Мэдлин зазвучал странно, как будто ее рвало, и Руперт не смог разобрать больше ни слова.
— Пожалуйста, не трогайте ее, — сказал Руперт. — Она правда…
Кто-то схватил Руперта за волосы, оттянул голову и ударил лицом о стену.
— Заткнитесь, — прошептал ему на ухо скрипучий мужской голос. — И ты, и твоя корова.
На голову Руперту надели кожаную сумку, чтобы он ничего не видел. Она перетягивала шею, а пряжка давила на горло. Внутри сумки пахло засохшей кровью и кислой рвотой.
Руперта снова прижали к стене и подняли ему руки над головой. Он почувствовал на пальцах горячую слизь, которая затвердела и превратилась в прочные нити, связавшие его руки.
Руперта поволокли из комнаты, напрасно он упирался о мебель пятками и коленями. Он позвал Мэдлин и прислушался, не ответит ли она, но плотная кожаная сумка заглушала все звуки. Он ничего не видел и почти ничего не слышал, пока его тащили вперед.
Руперта тянули вниз по лестнице с сумкой на голове и склеенными руками, он ударялся плечом о каждую стойку перил.
Его провели через двор. Он по-прежнему не слышал Мэдлин. Что бы они с ним ни сделали, он это заслужил, он нарушал правила и попался. Но Мэдлин не угрожала обществу, а, скорее, была его рабом. Она готова была сделать все, что скажут, убила в себе все человеческое, что мешало приспособиться, и уж точно не заслуживала наказания.
Пусть они не были по-настоящему близки и не любили друг друга, но Мэдлин была для него самым близким человеком и они обычно хорошо ладили, когда проводили время вместе. Ей льстило быть женой известного телеведущего, а Руперта устраивало, что она не надоедала ему. Ему не хотелось думать, что с ней сотворят люди из Департамента террора и к каким методам допроса они могут прибегнуть.
Руперта вытащили на лужайку, он попытался пойти сам, но едва мог волочить босые ноги по прохладной траве. Он шел слишком медленно и спотыкался.
Ему обмотали руки резиновым шнуром и подняли на ноги. Теперь Руперт смог идти, раскачиваясь, как маятник. Потом он оказался в движущемся автомобиле. В голову пришли бригады освобождения и их черные фургоны.
После Руперта стали бить. На него сыпались удары: по почкам, по ребрам, в живот. Невидимые палачи пинали его по полу. Руперта каждый раз отбрасывало под ноги новому мучителю, и он не знал, куда придется следующий удар. Все тело саднило, и он чувствовал, как весь превращается в большой кровоподтек. Он мог бы отбиваться и даже попасть в кого-нибудь, но понимал, что это не имело смысла.
Его избивали двадцать или тридцать минут, а потом кто-то схватил его за ступню. В ногу вонзилась игла шприца, и он потерял сознание.
Руперт проснулся на жестком бетонном полу, он дрожал, и все его тело болело. В камере было очень холодно. Он раскрыл один глаз, второй заплыл и не открывался. Его руки по-прежнему были склеены.
По размеру камера напоминала гроб чуть шире обычного, а потолок был не больше пяти футов высотой. Свет давала маленькая панель на потолке, защищенная стальной решеткой.
Руперт сел. Из камеры можно было выйти только через гладкую металлическую дверь высотой около трех футов. Внутри не было ручки. Он толкнул холодную дверь, но она, естественно, оказалась заперта снаружи.
«Эй! — позвал Руперт. — Меня кто-нибудь слышит?»
Никто не ответил. Он сразу подумал о Мэдлин. Ее тоже били? Она тоже проснулась в ледяной крошечной камере где-нибудь поблизости? Может быть, она далеко отсюда. Для мужчин и женщин везде существовали отдельные места. Вряд ли тюрьмы были исключением.
Руперту казалось, что он глубоко под землей, но это нельзя было проверить. Возможно, его держали на двадцатом этаже стеклянного небоскреба.
Он прислонился к стене и прижал колени к груди, стараясь сжаться, чтобы сберечь хоть немного тепла. Холод стал невыносимым, но в камеру продолжал поступать ледяной воздух. Руперт пытался представить, каково это замерзнуть насмерть. Он уже не чувствовал пальцев на руках и ногах.
Он предполагал, что в конце концов за ним придут, и все ждал, ждал, ждал, но ничего не происходило. Он начал мысленно перечислять все, чего не знал. Он не знал, где Мэдлин и что с ней сделали. Не знал, сколько провел без сознания. Не знал, до сих пор ли он в Лос-Анджелесе и вообще в Америке. Не знал, придет за ним кто-то или он так и умрет от холода.
Через несколько часов Руперт почувствовал мучительный голод, но у него не было ни еды, ни воды. Он снова толкнул дверь, потом постучал в нее еще несколько раз, но ответа не последовало.
Время тянулось. Его руки и ноги все сильнее коченели, а из носа потекло. Он утерся порванным рукавом футболки.
Время тянулось. Он стал тихонько напевать песенку из рекламы стирального порошка. Мелодия вертелась в голове, и он не мог от нее отделаться.
Время тянулось. Руперт подумал о Салли. Он тоже был здесь? Может быть, даже в этой самой камере?
Время тянулось. Руперт начал вспоминать людей, которых никогда больше не увидит. Он подумал о Мэдлин. О своих родителях в Бейкерсфилде[8]. Об отце, который стал одержим гольфом: бесконечно читал специализированные журналы, смотрел соревнования и играл цифровой клюшкой, подаренной Рупертом на Рождество три года назад. Он думал о матери, которая принимала сильнодействующие успокоительные и слишком долго сидела перед телеэкраном с отрешенным видом, иногда пуская слюну.
Время тянулось. Руперт вдруг нелепо обрадовался, что у него не было детей. Или собаки. Мэдлин терпеть не могла «собачью шерсть» и «запах псины» в доме. Пес оказался бы в доме совсем один без присмотра. Интересно, что случается с животными узников? Руперт подумал, что лучше иметь маленькую собаку. Агенты могут убить большого пса, врываясь в дом. Лучше заводить крошечных трусливых собак, которые прячутся при малейшем шорохе.
Была ли у Салли собака? Руперт не видел у него дома животных. Лучше, наверное, держать кошку. У кошек больше шансов выжить без хозяев. Зато Руперт знал, что делали с детьми арестованных. Старших подростков, возможно, допрашивали, а тех, кто помладше, отправляли в Центр защиты детей и семьи, их судьбу решали люди вроде Лиама О’Ши. Руперт понятия не имел, чем занимались центры спасения детей.
Слава богу, у него не было детей.
Время тянулось. Руперт провалился в тяжелый глубокий сон. Ему снилось, что он идет по бесконечному белому леднику, изрезанному трещинами, глубокими, будто каньоны. Вдали, почти на горизонте, он увидел Салли, который с трудом брел, согнувшись на холодном ветру. Руперт попытался окликнуть его, но потерял голос.
Руперта разбудил громкий вой, обжегший окоченевшие уши. Дверь открылась, и двое рослых мужчин в черных комбинезонах схватили его и выдернули из камеры. Оказалось, что она располагается под полом. Руперта вытащили и бросили на бетонный пол в другом помещении. Температура там была комнатной, но он как будто попал в баню. Он глубоко втянул теплый воздух и невольно вздохнул с облегчением.
— Не расслабляйся, — сказал один из мужчин. Руперта подняли на ноги.
— Рано или поздно ты пожалеешь, что не остался в камере, — добавил второй. У него был сплющенный нос, как будто давно сломанный. — Иди. Мы тебя не понесем.
Они шли втроем по пыльному серому коридору, мужчины держались по обеим сторонам от Руперта.
— А Мэдлин здесь? — спросил Руперт.
Первый мужчина, с изогнутым шрамом от уха до горла, остановил его одной рукой, а другой ударил в челюсть.
— Правило первое, — сказал он, — никаких вопросов. Ты ни у кого ничего не спрашиваешь. Понял? Вопросы тут задаем мы.
— Да.
— Что он сказал? — спросил порезанный.
— Я не знаю, что он сказал.
— Я сказал «да», — проговорил Руперт.
Порезанный ударил его снова, на этот раз в живот. Руперт согнулся пополам, шлепнулся на колени и с трудом дышал.
— За что? — спросил он.
Порезанный схватил его за футболку.
— Ты только что задал мне вопрос?
— Да. Нет.
— Он еще и врет, — сказал плосконосый. Он схватил Руперта за волосы и повернул его голову, чтобы заглянуть в лицо. — Ты задаешь вопросы и врешь.
Они швырнули его на пол и стали пинать по ребрам, плечам, голове. Удары сыпались на свежие раны, оставшиеся после избиения в фургоне. Когда у Руперта из носа хлынула кровь, а один глаз заплыл, они подняли его на ноги и заставили идти.
Сначала они остановились у промышленной мойки, где плосконосый положил на чашу металлическую решетку и достал пару латексных перчаток. Он взял Руперта за предплечья и прижал к решетке, так что его склеенные кисти оказались под широким краном.
Порезанный вынул из-под мойки большой пластмассовый кувшин с омерзительной темно-зеленой жижей. Он открутил крышку и оскалился, взглянув на Руперта.
Читать бесплатно другие книги:
