Создатели Катлас Эдуард
— Подойди-ка поближе. — Доктор Смит поднес устройство к Руперту, и оно запищало громче. — О, да. За кем-то здесь явно следят. Ну-ка повернись.
Руперт повернулся к доктору Смиту спиной и на секунду встретился взглядом с Люсией. От этого ему стало неловко. Писк стал непрерывным и пронзительным.
— Вот здесь, — сказал доктор Смит. — Под правой лопаткой. Отлично. Мистер Руперт, вам придется лечь на живот на столе.
— Зачем? — спросил Руперт. Он посмотрел на допотопные хирургические инструменты на кухонной столешнице. Они выглядели чистыми и блестящими, но ужасно острыми.
— Мне придется провести небольшую операцию, — объяснил доктор Смит. Руперт резко обернулся, как будто опасаясь, что старик вонзит скальпель в его обнаженную спину. Смит доброжелательно улыбнулся. — Тебе повезло, что это лопатка, а не череп.
— Вы будете резать меня?
— Мы применим местный наркоз, — сказал Смит. — Не волнуйся, я сделаю небольшой надрез. Ты все увидишь на экране.
— Не уверен, что это хорошая идея, — возразил Руперт.
— Это простая процедура, — заверил его Смит.
— Ты всю оставшуюся жизнь хочешь ходить в этой куртке? — спросила Люсия. — Миллионы бывших заключенных родную бабушку бы прирезали, лишь бы избавиться от маячка.
Руперт посмотрел на старика. Он казался здравомыслящим и даже доброжелательным человеком. Если Департамент террора вживил в тело Руперта устройство слежения, его, конечно, надо извлечь. Но он бы не позволил бородатому старику, живущему в пещере, даже занозу из пальца достать, а уж тем более провести операцию рядом с сердцем и позвоночником.
— Вы правда врач? — спросил Руперт.
— Я был врачом в военно-морских частях и участвовал в двух кампаниях: в Иране и Таджикистане. Когда-то получил медицинский диплом в Йельском университете. Департамент террора вживил тебе устройство, которое позволит им определить твое местонахождение в любой момент. А еще в них часто имеется капсула со смертельным ядом, которую можно вскрыть дистанционно. Эта капсула, если она в тебе, произведена государственными подрядчиками. Ну, что, вас устраивает моя квалификация или желаете связаться со своей страховой компанией?
Руперт посмотрел на старика и Люсию. Разве у него был выбор?
Он лег, как ему было сказано, животом на холодный металл невысокого операционного стола. Доктор Смит измерил ему давление и принялся обрабатывать инструменты на кухонной столешнице, задавая будничные вопросы, которые заставляли Руперта чувствовать себя почти как на обычном приеме в больнице: «Когда ты в последний раз был у врача?», «Возраст?», «Вес?», «Рост?», «Есть ли у тебя аллергия на что-либо?», «Тебя раньше оперировали?»
Пожилой врач опустился на стул справа от Руперта. Он надел латексные перчатки, и спрятал бороду и волосы под зеленую шапочку и маску.
— Надеюсь, ты не против, если я присяду, — сказал Смит. — Мне трудновато оперировать, опираясь на эту нелепую трость. Люсия, пожалуйста, продезинфицируй вот здесь. Руперт почувствовал на голой лопатке холодную жидкость. — Теперь включи экран.
Большой квадратный монитор перед Рупертом мигнул, но показывал лишь непонятные серые разводы.
— Хорошо, — сказал доктор Смит. — Теперь подай мне вон тот шприц с анестетиком, нет, другой, нет, Люсия, на другом конце стойки.
— Она это умеет? — спросил Руперт.
— Нисколько, — ответила Люсия, передавая Смиту стеклянный шприц. — Вы имели в виду вот эту острую штучку, доктор?
— Она просто пугает тебя, — сказал доктор Смит. — У мисс Сантос достаточно опыта. Мне нужен ассистент, а здесь выбор невелик: Люсия или залетный койот. Сомневаюсь, что у койота найдется медицинский диплом. Хотя, насколько мне известно, в Гарварде сильно снизили требования к абитуриентам.
Руперт почувствовал, что игла проткнула кожу, и его правое плечо онемело.
— Подождем минутку, чтобы подействовало, — произнес доктор Смит. — Скажи, Дэниэл, ты общался с какими-нибудь подозрительными людьми в последние дни или недели?
— Кроме вас? — спросил Руперт.
— Я имею в виду, с кем-нибудь из противоположного лагеря.
Руперт сразу же решил не говорить, что его арестовывал Департамент террора, это могло вызвать подозрения, потому что агенты очень редко выпускали кого-нибудь из тюрьмы. Он решил рассказать историю, которая была отчасти правдивой.
— Меня вызывали к пастору в церкви. Кому-то показалось, что я выгляжу недостаточно преданным нашему Единому Господину. Я предполагаю, что они имеют в виду Бога.
— Не шевелись, — предупредил Смит. — Сейчас буду резать. Больно?
— Нет, — ответил Руперт. Его тело онемело от шеи до колен.
— Ты часто с ним беседуешь? — спросил Смит.
— Нет, это был первый раз.
— Он из Новой Церкви? — уточнил Смит. — Одной из тех, что устраивают сборища на стадионах?
— Да, церковь Святого Духа. Его зовут Джон Перриш.
— Имя мне ни о чем не говорит. Хотя и так понятно, что он «псих».
— Он не показался мне сумасшедшим, — возразил Руперт. — Но рядом с ним было не по себе.
— Он ничего не понимает, — сказала Люсия.
— Замри, — велел доктор Смит. — Если посмотришь на монитор, увидишь край своей лопатки.
Руперт взглянул на изображение на экране, но снова увидел только серые разводы.
— Вы ввели инструмент?
— Да.
— Надеюсь, вам видно, что там происходит, лучше, чем мне. — Одно мутное серое изображение на мониторе сменилось другим.
— Я вижу все, что надо, — ответил доктор. — Значит, ты понятия не имеешь, кого называют психами?
— В каком смысле?
— Люсия, объяснишь? Вряд ли пациент хочет, чтобы я отвлекался от работы.
— Нисколько не хочу, — подтвердил Руперт.
Люсия подвинула к нему стул. Она собрала свои длинные черные волосы, чтобы они не падали на лицо.
— Ты ведь слышал о психологических операциях? — спросила она Руперта, сев к нему лицом. — Их проводят военные, разведчики и политики.
— Да, — ответил Руперт. — Это когда разбрасывают листовки на вражеской территории. — Он задумался о своей работе. — Или придумывают сюжеты для новостей.
— Ну, конечно, — сказала Люсия, закатив глаза. — В Первую мировую так и делали.
— А что еще? — спросил Руперт. — Ты имеешь в виду церкви?
— Ты должен понимать, что ни одно правительство не держится только за счет насилия, — сказал доктор Смит. — Население, по крайней мере значительная его часть, должно считать правительство легитимным. Мы подсчитали, что одной трети граждан достаточно, чтобы установить над страной полный контроль, если оставшиеся две трети ссорятся и не могут договориться. Естественно, в идеале правительству нужна поддержка большинства, но ее невозможно обеспечивать на протяжении долгого времени.
— Кажется, я не понимаю, — сказал Руперт. Он наблюдал, как на мониторе инструмент задел какое-то вздутие, возможно, мышцу.
— Мне как-то привели такой пример, — попыталась объяснить Люсия: — Чем король отличается от полевого командира?
— Что? — не понял Руперт.
— Это загадка.
— Не знаю. Король носит корону?
— Почти угадал, — заметил доктор Смит.
— У короля есть священники, которые поддерживают безумную идею о том, что он король и ему положено подчиняться, — объяснила Люсия.
— А у полевого командира? — спросил Руперт.
— У него просто мужики с оружием.
— Это вопрос легитимности, — пояснил доктор Смит. — Власть либо дарована богами, либо взята силой через кровопролитие. Священники, которые помогают правителям, и сами становятся богатыми и влиятельными. Они процветают в такой системе.
— Вы говорите, что Новые Церкви занимаются пропагандой, но это очевидно, — сказал Руперт.
— Ты не понимаешь, — ответил доктор Смит. — В древние времена церкви было достаточно, чтобы сделать власть короля легитимной. Но, чтобы удержать власть в современном мире, нужно много работать с информацией. Как ты заметил, нужны священники, но еще нужны пиарщики, историки, издатели, журналисты, учителя. Нужна эта нелепая канитель с выборами. Публичные ритуалы, которые нужны, чтобы обывателям казалось, будто они что-то решают. Задержи дыхание и не шевелись.
Руперт услышал где-то сзади механический стук, потом шипение и хлюпанье возле собственной головы.
— Не двигайся, — сказал доктор Смит. — Во время войны у правителя есть две цели, связанные с общественным мнением: добиться поддержки собственного населения и внести раскол в стан врага. Мы провели грандиозное исследование на эту тему. Со временем перестаешь видеть разницу между своими гражданами и врагами, потому что цель всегда одна — обеспечить себе поддержку и вызвать ненависть к врагу.
Мы научились вести информационную войну. Мы нашли способы подчинять и контролировать все общественные институты, связанные с информацией. Помимо журналистов нас интересовали учителя и священники, ведь они способны прочно внушить людям нужные идеи. Мы научились использовать существующие в культуре мифы, потому что их, в отличие от фактов, можно вывернуть как потребуется кому-то. Посмотрим, что у нас тут. Ты можешь сесть.
Руперт сел и повернулся к доктору Смиту. На столе лежал длинный тонкий шланг, подключенный к дребезжащему прибору, которым Смит пользовался во время операции. Металлическая головка шланга была в крови Руперта. Доктор Смит достал из прибора капсулу и протянул ему.
Внутри, на самом дне капсулы, лежала узкая проволочная спираль, испачканная в крови. Она была не шире ногтя на мизинце Дэниэла.
— Он еще работает, — сказал доктор Смит. — Люсия, займешься?
Люсия положила капсулу в контейнер на краю столешницы, взяла пипетку и выдавила струйку прозрачной жидкости. Устройство задымилось.
— Это кислота, — объяснила она Руперту. — Чтобы точно уничтожить эту штуку. — Она закупорила капсулу с плавящимся передатчиком.
— Вы в этом участвовали? — спросил Руперт доктора Смита, который по-прежнему сидел рядом с ним на низком стуле. — Вы все время повторяли «мы».
— Да. — Доктор Смит снял заостренную головку с лапароскопического шланга, открыл низкий кухонный шкаф и сунул шланг в пустое ведро из-под краски. — Была одна проблема. Мы проводили такие операции независимо друг от друга. У всех были свои отдельные цели: у разведки, у военных, у дипломатов. Политики тоже не отставали. Психологические операции пересекались, и последствия оказывались непредсказуемыми. Поначалу эта работа была неупорядоченной, понимаешь? Плохо скоординированной.
Руперт кивнул.
— Жидкую кожу, — сказал доктор Смит, — и повязку. — Люсия принесла, что он попросил. — Повернись, я тебя заштопаю.
Руперт повернулся. Спина по-прежнему ничего не чувствовала, и ему не было больно, пока доктор зашивал рану.
— В конце концов было принято решение централизовать разные специализированные операции, — продолжал Смит. — В глобальной информационной среде необходима глобальная координация. Для этого был создан психологический корпус. У нас был огромный бюджет и почти никакого надзора. Мы проводили исследования и операции, каждая из них была новым социальным экспериментом. Мы разрабатывали механизмы манипулирования обществом.
Мы превратили школы нашей страны в культурные лаборатории, составляли микросхемы человеческого мозга. Целью было всеобщее согласие. Например, оказалось легко увлечь народ идеей войны, но настроения людей быстро менялись. Нужно, чтобы ненависть не пылала, а медленно тлела, не угасая. В атмосфере постоянной опасности и напряжения возникает строгое повиновение.
— Судя по твоему возрасту, ты помнишь, когда одновременно возникли все эти организации: Департамент террора, Департамент религии, Новая Церковь, бригады освобождения.
— После Колумбуса, — ответил Руперт. — Тогда мир изменился.
— Ты совершенно прав, — согласился доктор Смит. — Все эти отдельные операции провели синхронно, чтобы построить бесконечную иллюзию. Мы использовали местные мифы в собственных целях. Самое время выпить чаю. Надеюсь, Люсия поможет мне встать.
Они перешли в подобие гостиной, расселись на разномастных стульях и пили крепкий чай из облупленного чайника на батарейках, который стоял на потертом табурете у стола доктора Смита. Они пили из щербатых кружек со смешными картинками. Руперту достался водопроводчик Марио из видеоигры.
— Зачем это было нужно? — спросил Руперт. — Почему все так резко поменялось?
— Нам надо было до конца реализовать стратегию, — объяснил Смит. — Мы хотели выстроить систему, которая обеспечит полный контроль над людьми и ресурсами. Страна теряла покорность. Государству становилось сложнее держать население в подчинении. Нам нужно было укрепить власть, предотвратить возможную анархию. Требовался страшный удар, который бы шокировал общество и сломил его сопротивление.
Мы решили, что в долгой перспективе лучшие результаты приносит объединение бога и государства. Византийская империя просуществовала тысячу лет, а египетская гораздо дольше. Нам хотелось создать такую же устойчивую систему.
Мы хотели построить «фараоново» государство, которое стало бы объектом религиозного поклонения, священным даром небес. Наше исследование показало, что божественное государство должно представать всемогущим и всеведущим, а главное, внушать страх.
Благодаря современным технологиям государство и впрямь стало почти всеведущим. Эта часть была самой простой.
Важнее всего было напугать народ, а потом объявить себя его защитником. Если ты принимаешь официальную версию событий, то легко поверишь, что враги государства — твои враги, и что если государство сильно, то и ты силен. Когда наше новое образцовое государство побеждает предателя или чужую армию, истово верующие граждане чувствуют, что это их победа. Понимаешь, о чем я?
— Да, — ответил Руперт. — Церковь и телевидение одурманивают людей идеологией, а с теми, кто не поддается, разбирается Департамент террора, верно?
— А большинство людей — дураки, которые верят всему, что слышат, — сказала Люсия.
— Я бы с тобой поспорил, — возразил доктор Смит. — Где-то в глубине души большинство покорных граждан понимает, что обожаемое ими государство способно их уничтожить. Они прославляют то, что их пугает, заставляют себя верить, будто они особенные и их минует этот кошмар, что репрессии коснутся кого-то другого. Это единственный способ не смотреть в лицо правде. А правда заключается в том, что люди беспомощны.
— Но через некоторое время они начинают искренне верить в святость государства, — сказала Люсия. — Мне встречались люди, которые впадали в ярость, когда я пыталась открыть им глаза.
— Ярость — признак того, что на самом деле они сомневаются, — пояснил Смит. — Так проявляется их внутренняя борьба с правдой. Нашей стране официально или де-факто подчиняются две трети мира, но это не империя. Мы стираем с лица земли целые города, но называем себя освободителями. Мы уничтожаем миллионы людей, но почитаем бога, который заповедовал: «Не убий».
Так или иначе, все видят эти противоречия. Поэтому мы предлагаем заменить внутренний конфликт на внешний. Публично казненные и убитые на войне люди символизируют сомнения и страхи граждан, внутреннее стремление к правде, которое мы в себе подавляем, потому что вынуждены принимать ложь. Убийства и кровопролитие не устраняют внутренних противоречий, ведь они не решают главную проблему — отрицание реальности. Так и задумано. Как ты думаешь, почему?
— Потому что это полностью развязывает вам руки, — сказал Руперт. — Пока идет война, можно объявить в стране чрезвычайное положение. Верно?
— И они называют эту войну священной, — добавила Люсия. — Священная война, священное правительство… только не задавай вопросов, иначе станешь предателем-еретиком-мыслепреступником.
— Это и есть фараоново государство, — заметил Руперт.
— Совершенно верно, — согласился Смит.
— Но почему вы этим занимались? — спросил Руперт. — Я имею в виду, кто именно этим занимался? В чьих руках власть? Кто дергает за ниточки, словно кукловод?
— Это не один человек, — ответил Смит. — Многие получают выгоду. Среди них и моя семья. Работа в разведке и оборонной отрасли — наша семейная традиция. Поэтому меня и назначили координатором отдела психологических операций, который вырос в исследовательский центр, а потом в самое красноречивое воплощение власти — безнадзорное ведомство, которого официально не существует. Североатлантический психологический корпус. Нас-то и называют «психами». Департамент террора, к примеру, лишь один из наших проектов. Одно из многих наших лиц в Америке.
— Для меня это слишком, — сказал Руперт. У него закружилась голова, и даже сидя, он стал терять равновесие. Тусклый свет лампы начал бить по глазам.
— Извини, — сказал Смит. — Это слишком большое потрясение после операции. Он встал и грузно оперся на трость. — Я покажу, где ты будешь спать.
— Я его отведу, — предложила Люсия.
— Если нетрудно. Тогда я отправлюсь в свои покои. Отдыхай, Люсия. Ты долго была за рулем.
Люсия подвела Руперта к одной из загроможденных всяческой рухлядью стен и отодвинула потертую бумажную ширму, украшенную выцветшими чернильными рисунками, на которых китаянка черпала воду из колодца. Руперт увидел комнатку, стены которой были сделаны из картонных коробок. Внутри стояла койка.
— Тут симпатично, — заметила Люсия. — Думаю, в коробках у двери есть какая-нибудь одежда. Воды совсем мало. Если захочешь в туалет, выйди в пещеру за синей занавеской и иди до тупика. Хотя, может, лучше остановиться пораньше. Ну, сам понимаешь.
— Спасибо, — ответил Руперт.
Она присмотрелась к его лицу.
— В чем дело? — спросил он.
— Когда они тебя арестовали?
— Кто?
— Департамент террора. Я вижу. Сколько они тебя держали?
— Нет, я не… — Руперт так устал, что ничего не соображал. Он не знал, что ей ответить. Солгать? Признаться? Сказать лишь часть правды?
— Не волнуйся, — сказала Люсия. — Мы можем поговорить потом.
— Спасибо.
Она вышла и задвинула ширму.
Руперт прилег, и койка под ним скрипнула. Он не думал, что сможет хорошо отдохнуть в таком подозрительном месте, но уснул, едва прикрыв глаза. Он видел недобрые сны и спал в поту.
Глава 19
Когда Руперт проснулся, на граммофоне звучала песня Билли Холидея «Я скучаю по Новому Орлеану». Пластинка заикалась и шипела. Руперт отодвинул плечом бумажную ширму и присоединился к Люсии и доктору Смиту в гостиной. Люсия ела шпинат из консервной банки. Смит сидел в потрепанном кресле с откидной спинкой и чинил большой монитор, установленный на подставку.
— Нужно еще воды и батареек, — сказал Смит. — Чем больше, тем лучше.
— Я передам кому-нибудь, — отозвалась Люсия. — А что с едой?
— Мне хватит до конца дней, — Смит почесал бороду и посмотрел на Руперта. — Как дела у пациента? Опухло? Болит?
— Чувствую себя отлично, — сказал Руперт. — Вообще-то я уже сто лет так хорошо не спал.
— Позавтракай, — Люсия передала ему прямоугольную металлическую банку с ушком.
— Сардины? — спросил Руперт. Он вскрыл банку и увидел темно-оранжевую массу под толстым слоем масла.
— Консервированный сыр, — ответила Люсия.
— Его можно консервировать?
— Как видишь. Налетай, — она дала Руперту ложку.
Он зачерпнул немного сырной кашицы, но перед тем, как поднести ложку ко рту, наклонил ее, чтобы масло стекло обратно в банку. Сыр был прогорклым на вкус и вязким, он лип к зубам, пока Руперт пытался его прожевать.
— Вкусно? — спросила Люсия.
Руперт заставил себя проглотить:
— Да, отлично.
Люсия покачала головой:
— Он мерзкий.
— Понятно, почему ты выбрала шпинат, — сказал Руперт.
— Думаешь, он лучше?
— Только не говори, что ты тоже не любишь сыр, — доктор Смит дотянулся через стол до банки, зачерпнул ложкой сыра и съел, причмокивая. — Чем он вам не угодил?
Руперт поставил банку ближе к доктору.
— Чем вы занимаетесь? — Руперт кивнул в сторону громоздкого монитора.
— Это прибор для проверки, — объяснил Смит. — Может быть, ты до сих пор на крючке у Департамента террора. Нам нужно проверить, не запрограммирован ли ты.
— Вы думаете, я компьютер?
— Не ты, а твой мозг, — объяснила Люсия. — Они умеют устанавливать контроль над сознанием. Раз уж тебя продержали достаточно долго, чтобы установить маячок…
— Если это так, ты не виноват, — добавил Смит. — Просто мы должны принять меры предосторожности. Каких только странных игр не затевают агенты. Нам нужно быть начеку.
Руперт взглянул на выключенный монитор.
— Вы сказали, что участвовали в создании Психологического корпуса.
— Я один из первых «психов».
— Почему вы передумали?
— Ты имеешь в виду, почему я отказался от богатства, влияния и доступа к главным мировым секретам ради норы под землей?
— По-моему, резонный вопрос, — заметил Руперт.
— Кажется, Джордж Оруэлл написал, что только нищие и животные свободны, — ответил Смит. — В прошлой жизни у меня была власть, служба и тайные знания. Теперь я свободен.
— Что заставило вас поменять убеждения? — спросил Руперт.
— Я увидел, как наши идеи воплощаются в жизнь, — сказал Смит. — До этого они казались абстрактным умственным упражнением: как теоретически можно добиться безоговорочного психологического контроля, если кому-то этого захочется. После Колумбуса я увидел, как планы, которые мы обсуждали на совещаниях в удобных креслах, обретают форму. На моих глазах возникла вся система сверху донизу: особые тюрьмы, Департамент религии и, конечно, Департамент террора. Когда безумные бригады освобождения начали выжигать целые районы и расстреливать людей на улицах, я ушел.
— Вы просто уволились?
— Да кто бы мне позволил? — усмехнулся Смит. — Нет, меня освободила бы только смерть. И я ее организовал. Вернее, изобразил. Как видишь, я жив. — Смит взглянул на банку с сыром. Он почти доел его. — Извини. Доедай.
— Не стесняйтесь, ешьте, — сказал Руперт.
— Мне больше нравится здесь. Я могу отрастить волосы, как экстремист. Тут можно читать. Раньше мне никогда не хватало на это времени. Я даже пишу книгу о Психологическом корпусе и его программах, возможно, она пригодится нашей стране. Хотя, естественно, в магазинах ее продавать не станут.
— Есть много способов распространять информацию, — сказала Люсия.
— Для этого нам и нужен мистер Руперт, — Смит наклонил монитор на подставке, так что он оказался прямо напротив Руперта. — Мне придется ввести вас в гипнотический транс. «Психи» использовали бы наркотики для облегчения процесса, но я хочу, чтобы вы оставались в ясной памяти. Моя единственная цель — обнаружить любые секретные приказы и отменить их.
— Я и правда получил секретный приказ, — сказал Руперт.
— Что? — переспросил Смит.
Руперт рассказал, как его арестовали и держали в тюрьме.
— Они хотели, чтобы я нашел одного парня, чокнутого неонациста по имени Холлис Вестерли…
— Черт! — вскрикнула Люсия.
Смит поднял руку:
— Продолжай.
— Они сказали, что друг Салли почему-то может вывести меня на него. Я должен был связаться с ними, когда узнаю, где он скрывается.
— Тебе конец, — проговорила Люсия. Внезапно у нее в руке блеснуло черное лезвие. Она вскочила со стула, высоко подняв нож. Руперт выставил руки, готовый отбиваться.
— Подожди, — Смит коснулся руки Люсии, и она успокоилась, но оставалась на ногах. Она сурово поджала губы и прожигала Руперта черными глазами.
— Как ты должен был связаться с агентами? — спросил Смит.
— С помощью бумажника. — Смит ощупал его пустой карман. — Я оставил его на ступеньках перед домом.
— Он шпион, — сказала Люсия. — Давай я перережу ему глотку и закопаю в пустыне. Я ждала этого последние два года.
— Люсия не самая большая поклонница моей передачи, — объяснил Руперт Смиту.
— Думаю, это лишнее, Люсия, — сказал Смит. — Мистер Руперт, спасибо, что признались. Это сэкономит время. Что еще вы должны были сделать?
— Больше ничего. Мне говорили только про Вестерли. Я не хотел им помогать, но они сказали, что отправят нас в трудовые лагеря, отправят Мэдлин работать на реакторе в Техасе, как его там…
— А если ты им поможешь, то сможешь жить спокойно, потому что ты один из них. Так? — спросила Люсия.
— Если бы они думали, что я один из них, то не стали бы пытать меня и угрожать, — ответил Руперт. — Ты видела шрамы у меня на руках.
— Может, они не настоящие.
— Проверь, — предложил Руперт.
— А может, тебя и правда облили кислотой, но сначала напичкали обезболивающими.
— Будь я так предан Департаменту, зачем бы я стал признаваться?
— Он собирался тебя проверить, — кивнула она в сторону Смита.
— У меня бы не получилось против его воли добиться правды без препаратов, — заявил тот.
— Тогда, пожалуй, стоит накачать его наркотиками, — предложила Люсия, сощурившись. — На всякий случай.
— Согласен! — выкрикнул Руперт. — Я приму наркотики.
— Вам обоим надо остыть, — сказал Смит. — По-видимому, я здесь единственный врач, поэтому именно я буду принимать медицинские решения. Так вот. Не думаю, что тебе потребуются наркотики, Дэниэл. Я верю, что ты готов помочь мне стереть из твоего мозга любые установки Департамента террора. Ведь так?
— Да, — подтвердил Руперт. Они с Люсией по-прежнему бросали друг на друга злобные взгляды.
— Люсия, не нервируй его. Это осложнит мне работу.
Она возмущенно встала и ушла к полке, заваленной журналами.
— Сядь поудобнее, Дэниэл, откинься на спинку стула, — сказал Смит. Он включил прибор. На экране появилось скопление мерцающих точек. Оно медленно погасло, и на его месте возникло новое, а потом еще и еще одно.
— Теперь смотри на монитор и расслабься, — сказал Смит. — Я буду считать от десяти до одного, и тебе постепенно станет приятно, спокойно и легко. Десять, ты расслабляешься, девять…
Точки на экране продолжали загораться и гаснуть, складываясь в повторяющиеся узоры. Руперт чувствовал, что глаза у него закрываются, а тело тяжелеет. Ему было очень спокойно, как будто он вот-вот уснет и в ту же секунду забудет о тревоге и страхе…
Смит обратился к Руперту. Он слышал голос доктора, но больше не видел его. Руперту казалось, что его глаза закрыты, но он все еще видел, как медленно кружатся точки.
— Мы заглянем в несколько твоих воспоминаний. Это как смотреть видеофайлы на большом экране. Ты сможешь отмотать любое воспоминание назад или вперед, поставить на паузу или остановить. Выбор за тобой. Понятно?
— Конечно, док, — голос Руперта звучал глухо и размеренно.
— Мы возвращаемся в то время, когда тебя держали в тюрьме.
Руперт оказался под шквалом мучительных обрывочных образов. Вооруженные мужчины в черных масках врываются к нему домой. Кислота жжет руки, капитан пытает его электрическим током, его избивают надзиратели. Из горла Руперта вырвался крик.
— Не забывай, это просто старые видеозаписи. Ты полностью управляешь ими. Ты в безопасности. — Смит говорил спокойным и ободряющим голосом, от которого Руперт как будто согревался.
— Я помню.
— Хорошо, Дэниэл. А теперь мы поищем секретные разговоры, которые тебе приказали забыть…