Территория войны Пронин Алексей
– Паспорт показать? Сам знаешь кто.
– Не знаю.
– Хочешь узнать? – Он чуть подвинулся ко мне, и второй исчез из моего угла зрения.
– Стоять, назад, мешок дерьма! – Правой ладонью я хлопнул по запястью левой руки и задержал ее там, с пальцами под манжетом рубашки. – Сейчас всю требуху из брюха на асфальт вывалю, ползать и собирать будешь... Стоять, оба!
Тот остановился, даже поджал нависшее под майкой брюхо. Я повторил сейчас сработавший утром трюк, ножей у меня не было несколько дней. После того, как их отобрали в кабинете убитого, подходящую замену я найти не смог. Объехал всю Москву, искал точно такие же. Полно было всяких, больших и малых, с намотками на ручках и без них. Хорошие ножички, но не мои! На сантиметр больше или меньше, на десять грамм тяжелее или легче, и полет такого инструмента из моей руки – не в банковскую карточку, а в лист бумаги. Даже пробовать неразумно: только навыки растеряешь.
– Ты что, мужик!
– Стоять. И ты сзади, рвань! На каждого хватит. Кто прислал? – Этого можно было не спрашивать, хозяин один, и банда одна, раз наслышаны, откуда вылетают мои ножики. – Ты что, не слышал моего вопроса?
Он никак не ожидал такого оборота, и его неповоротливый ум не знал, что предпринять.
– Отдай, Коля, по-хорошему.
– Слушай и запоминай. И ты, сзади. Дернешься – сдохнешь на этом же месте, обещаю.
– Все равно отдашь... квартиру твою разнесем. От души разнесем, когда отвалишь... – Он самостоятельно не мог найти выход и повернулся к машине, видимо, за подсказкой, – там кто-то еще был, и поумней.
В тихом вечернем воздухе скрипнуло, зашуршало в машине. Черное заднее стекло медленно опустилось, и в нем показалось лицо третьего. Постепенно – лоб, глаза, нос... Но вполне достаточно, чтобы узнать знакомого еще с воскресенья, слетевшего от моего кулака с лестницы на даче. Это был тот самый «курносый».
– Привет, Коля. Гляди, кого мы тебе привезли. – Лицо бандита скрылось, в темноте машины что-то мелькнуло, завозилось, и вдруг из окна высунулась голова Аллы. – Узнаешь?
Под копной золотистых волос, свесившихся из окна к асфальту, оказалось не ее лицо, а затылок. Грубая рука дернула, развернула, и голова, как на шарнире, перевернулась на шее, открыв хорошенькое личико Аллы, искаженное болью и яростью, а еще мольбой.
– Узнаешь свою клиентку, Коля? Вижу – узнаешь. А теперь слушай ее.
Тот ударил ее или прищемил, потому что Алла вскрикнула от боли и хриплым голосом тихо прокричала:
– Отдай им все! Отдай записи, слышишь!
Голова ее скрылась, и в окне снова появился «курносый».
– Ну, слышал приказ клиентки? Вопросов нет? Отдавай чужое!
– Сначала отпусти, тогда и поговорим.
«Курносый» не ответил, оценивая ситуацию, а эти двое переминались передо мной с ноги на ногу. Старушка соседка, вышедшая из подъезда, только мельком взглянула на нас и испуганно прошмыгнула дальше.
– Где сумка?
– Отпусти ее!
– Что потом?
– Сначала это.
Тот снова задумался, распоряжений на этот счет у него не было. Наконец решился действовать по обстоятельствам.
– Тащи сумку, и получишь клиентку. – Он махнул рукой, и те двое отступили от меня с явным облегчением.
– На вокзале сумка, в камере хранения, сам поедешь и возьмешь.
– Нет проблем. Да ради Бога, забирай ты ее, потаскуху! Но только если ты, сука, нам соврал...
Бандит скрылся в окне, дверца распахнулась, и руками вперед, вниз на асфальт, стукнув громко коленями о порожек машины, вывалилась Алла. Она пробежала метра полтора на полусогнутых ногах и только в шаге от меня сумела распрямиться. Сразу обхватила за грудь и повисла на плече.
– Говори, Коля, куда ехать, и чего? Не тяни соплю, – уже веселее проговорил курносый.
– Записывай. Чтобы я твою рожу больше не видел и голоса не слышал, если что перепутаешь.
Я назвал ему номер ящика и код замка. Алла висела на моем плече и всхлипывала. Хлопнули дверцы машины, зашелестел мотор, в заднем окне опять высунулась бандитская рожа.
– Только слухай сюда. Если динамо нам закрутишь или что другое, мы тебе в следующий раз дочку твою привезем. Без ушей только, или без глаз, ха-ха! Нам даже во Владивосток летать не придется, ведь там она у тебя? Достаточно своим ребятишкам туда звякнуть. Подумай об этом на досуге. Ладно, трахайтесь пока, время не теряйте.
Машина рванула, шаркнув шинами, визгнула ими около детской площадки и скрылась.
18. «Смит-вессон»
Окно было распахнуто, субботний вечерний воздух вливался долгожданной прохладой в комнаты дачи. Из сада доносились звонкие голоса играющих детей. В плетеном кресле перед включенным телевизором сидел крупный мужчина. Он рассеянно поглядывал на экран и раздраженно нажимал на кнопки пульта, надеясь найти что-нибудь, что задержит его внимание подольше. Скоро он прекратил свои тщетные попытки развлечь себя, погасил экран и прошелся по комнате. Подошел к столу и внимательно рассмотрел персики в вазе, протянул руку к пузатому арбузу на тарелке и крепко щелкнул его пальцем. Арбуз отозвался тугим и спелым звуком. Это тоже не удовлетворило его, от столика он направился к двери, плотно прикрыл ее и запер на крючок. От двери отступил к печи и остановился перед ней. Это была печь-голландка, облицованная дорогим голубым кафелем, с сияющими начищенными латунными деталями, намекающими на непростое устройство. Он провел рукой по верхней круглой и блестящей заглушке. Печь не топилась с начала лета, и латунь была приятно холодной и гладкой. Привстав на цыпочки, он вынул круглую заглушку и просунул руку в открывшийся проем. Вынул оттуда что-то завернутое в кухонное полотенце, поставил заглушку на место, вернулся к креслу и развернул пакет. На коленях лежал поблескивающий в сумерках никелированный шестизарядный револьвер «смит-вессон».
Но мужчина вряд ли сейчас любовался этой штучкой. Он мрачно оглядел револьвер, покачал его на руке, оценивая вес, отщелкнул барабан, покрутил его пальцем, осмотрел золотистые гильзы патронов с красными крапинами капсюлей. Напоследок вложил его в руку и прицелился в телевизор. Затем, придерживая револьвер рукой, дотянулся до ящика стола, резко его выдвинул и вытащил сложенный вчетверо, смятый лист бумаги. Откинувшись в кресле, развернул лист и положил его поверх блестящего револьвера.
То, что там было написано, мужчина, по-видимому, читал уже не раз и, возможно, знал наизусть, сейчас его интересовало другое. Лист был стандартного формата, и на нем всего несколько строчек, отпечатанных на компьютерном принтере. Необычным был только вид строчек, набранных заглавными буквами:
«ДЕНЬГИ ИЗ СЕЙФА ВЕРНИ. ЗАРЕЗАЛ СТАРИКА – СВОЮ ВЫГОДУ ВЗЯЛ, ЧУЖОЕ ОТДАЙ. ТЕБЯ ВИДЕЛИ, И ОРУЖИЕ В РУКЕ. ПОЛИЦИИ ЭТО БУДЕТ ИНТЕРЕСНО. ЕСЛИ БЛАГОРАЗУМЕН И СОГЛАСЕН – В ПОНЕДЕЛЬНИК ПОД ДВОРНИК СВОЕЙ МАШИНЫ СУНЬ ГАЗЕТУ. И БЕЗ ФОКУСОВ, РИСКОВАТЬ НЕ БУДУ. ЖДАТЬ ТОЖЕ».
Этот листок бумаги он нашел вставленным в ручку дверцы своей машины, когда в пятницу вечером уезжал домой с заводского двора. Мужчина снова пробежал глазами текст, приподнял лист и внимательно осмотрел его на свет. Потом потер в нескольких местах пальцами, тряхнул, похрустел бумагой, поднес к лицу и поводил листок около носа с обеих сторон. Из другого ящика письменного стола он вынул цифровую камеру, разложил на столе записку и несколько раз ее сфотографировал. Пошарил рукой в столе, нашел конверт, сложил аккуратно записку, вложил в конверт и заклеил. Вынул из стаканчика с карандашами шариковую ручку и надписал левой рукой на конверте печатными кривыми буквами: «Генеральному директору Глотову, лично в руки».
Револьвер он снова завернул в полотенце. Сверток вернул на место и напоследок, не сдерживая больше своего раздражения, хлопнул кулаком по латунной заглушке. Та со звоном встала на место.
Вернулся мужчина не к креслу, а к столу с фруктами. Потрогал рукой зеленую корку арбуза и достал из кармана брюк нож. Это был автоматический нож с выкидным лезвием. Не глядя, он нащупал пальцем кнопку и, звонко щелкнув, выбросил черное вороное лезвие с серрейторной заточкой. Перехватив нож тычком вниз, приподнял его и с силой опустил точно в темя пузатого арбуза. Арбуз хрустнул, и кроваво-красный ломоть вывалился из него прямо на белую скатерть.
19. Любовь
Облачко пыли из-под колес черной машины пахнуло в нас и осело. Алла уже висела на моем плече, поджав под себя одну ногу, плечи ее вздрагивали. Белоснежная несколько часов назад юбка была измята и вымазана грязью. Ощущение у меня было мерзкое, словно мы – двое оплеванных.
– Поднимемся ко мне, хоть умоетесь, – предложил я, и она в ответ мелко закивала растрепанной головой.
Мы пошли к дому, и мне пришлось ее поддерживать: что-то случилось у нее с ногой или каблуком, она сильно хромала. В таком жалком виде мы поднялись по лестнице, вошли в квартиру, и я сразу повел ее в ванную. Через минуту из-за запертой двери под шум воды донеслось:
– Вы мне одолжите свою рубашку?
Из ванной она вышла скромной и притихшей девочкой. Мужская рубашка, облегая ее полную грудь, делала ее почти семнадцатилетней, поэтому было особенно неожиданно услышать от нее:
– У вас не найдется чего-нибудь выпить? Крепкого.
Я крепкого не пью и мог предложить ей только оставшиеся с последнего праздника полбутылки шампанского.
– Только шампанское. Налить? Нам есть что отпраздновать...
Она выпила слабо пенящийся бокал одним махом, не переводя дыхания. Глаза ее сразу увлажнились, заблестели и ожили.
– Бандиты! Самые натуральные! Мне и в кошмаре присниться не могло, чтобы со мной такое!
– Где они вас перехватили?
– У подруги! Сначала обзвонили всех подряд, а когда нашли, вломились в квартиру. Но теперь-то они отстанут?
– Не знаю.
– А кто знает? Я же им все отдала!
– Не все. Но будем надеяться.
– Не все? Они и деньги мои отберут? Не молчите, объясните хоть что-нибудь!
– Что вы для него делали? Рассказывайте, если хотите моей помощи.
– Все делала! И все о нем знаю, я вам уже говорила! Вы бы послушали, что там...
– Не успел.
– Нет, нет, молчу, все... ничего я не знаю, ничего не слышала, ничего не помню, только оставьте меня все в покое, я никому ничего никогда не скажу, ни слова! И не спрашивайте меня больше ни о чем!
– Ладно, оставим это. Скажите только, как вы попали на этот завод?
– Зачем вам? Вы тоже мне зла хотите? – У нее задрожали губы, она опять была на грани истерики.
– Алла, вы просили меня вчера, чтобы я защищал вас и ваши деньги.
– Хорошо вы меня защищаете! Да, да, деньги! Деньги, деньги... Они убьют меня из-за этих денег!
– Кто вас устроил на завод? У Портного есть там еще свои люди?
– Ничего я не знаю! И знать больше не хочу. Оставьте меня все в покое!
Я молча протянул через стол руку и положил на ее ладонь. Алла вздрогнула, быстро на меня взглянула и сразу как-то поникла, стихла. Ее ладонь, как маленькая мышка, то вздрагивала, то порывалась убежать, то замирала и наконец успокоилась. Я приподнял свою ладонь, но мышка не убежала, я погладил ее и снова укрыл от всех невзгод.
– Ладно, спрашивайте, – чуть слышно произнесла она. – Только ничего я вам не говорила. И от всего откажусь.
– Сколько вы проработали у Портного?
– Лет пять.
– Как он устроил вас в секретариат завода? Так просто туда не устроишься, кто у него еще в дирекции?
– Кто-то есть... Не знаю. Да, есть... никогда не могла понять – кто.
– Это важно. Убийца вашего мужа – свой человек, из самого ближнего круга, кому директор доверял. Если его вычислим, то Портному конец. Он сядет, и надолго.
– Говорю вам, не знаю, я работала на этом заводе секретаршей только полгода!
– Стукалов? Глотов? Юрист? Сын директора? Отдел кадров? – Я говорил медленно, с расстановкой, вглядываясь в ее лицо, надеясь, что она выдаст себя.
– Я говорю – не знаю! – вспыхнула Алла.
– Что Портному было нужно, что вы ему передавали?
– Все.
– Конкретнее?
– Все передавала! Сплетни, разговоры, бумаги копировала... Я же секретаршей директора стала, никого ближе к нему не было. Но только я никого не убивала! Вы на это намекаете?
– Да Бог с вами...
– Я замуж за него вышла, мы любили друг друга. О, господи!.. Налейте мне еще. У вас есть что-нибудь покрепче?
– Нет. – Я налил ей последнее оставшееся в бутылке шампанское, и она с жадностью его выпила.
Оно снова хорошо на нее подействовало, в глазах появились искры, на губах заиграло подобие улыбки. Она слегка отодвинулась от кухонного столика, закинула ногу на ногу, рубашка приоткрыла ее полные бедра, и в упор посмотрела на меня.
– Только не понимаю, зачем вы копаетесь в этой грязи? Вам кто-нибудь платит?
– Нет.
– Вам сегодня угрожали бандиты. Вы не боитесь?
– Боюсь.
Я мог бы еще сказать ей, что считаю минуты, когда во Владивостоке наконец кончится раннее воскресное утро, мои дети проснутся, и я смогу услышать по телефону их голос. Звоню я им редко, но сегодня я считал минуты...
– Странный вы человек... Делаете это только для меня?
– Для вас... и для себя.
– Я вам заплачу, обязательно... только потом, сейчас у меня ни копейки. Вы мне верите?
Алла расстегнула верхнюю пуговицу рубашки и встряхнула золотистыми волосами. Я молча смотрел на нее и ни о чем не думал. Она встала, отвернулась от меня, подошла к окну и прижала руки к груди. В черном вечернем окне отразились ее лицо и полуоткрытая грудь.
Затем повернулась ко мне – очень медленно. Все пуговицы на рубашке были сейчас расстегнуты, и первое, что сразу бросилось мне в глаза, – белая грудь на смуглом загорелом теле.
Я не мог отвести от нее глаз.
– Можно мне сесть? – Не дождавшись ответа, она села мне на колени и посмотрела в глаза. Увидев в них что-то, только ей понятное, обняла меня руками за шею и тесно прижалась грудью.
– Больше ни о чем меня не спрашивай. Хорошо? Ни о чем... Мне так хорошо с тобой, спокойно... Не прогоняй меня.
Ее пальцы скользнули мне под рубашку, но не задержались и скользнули ниже. Влажные полуоткрытые губы коснулись моего подбородка, нижней губы... Но дальше я их не пустил. Поднялся, взял ее на руки, и она звонко и радостно засмеялась. Я понес ее в спальню, уложил на кровать, лег рядом и крепко обнял. Логика вещей ускользала от меня в туман, и все сейчас казалось неважным.
Желанная вспышка молнии и небесного счастья, и туман начал быстро рассеиваться. Я перевернулся на спину, и она сразу свернулась калачиком, устраиваясь на моей груди.
– Меня прямо дрожь берет, как подумаю, что надо ехать обратно в этот коттедж. Темно, тихо... и одна собака.
– Оставайся.
– Я тебе не нужна, я это чувствую. А тебе вообще кто-нибудь нужен?
– Не знаю. Мои дети.
– Ты за них испугался?
– Да.
– Эти на все способны... бандюги. И ничего ты с ними не сделаешь... – Она вздрогнула под моей рукой и прижалась еще теснее. – Какой же ты смелый, совсем их не боишься! Слава Богу, отдал им эту сумку... Ты же их не обманул?
– Нет.
– Они больше не тронут меня?
– Нет.
– Боже, я теперь буду молчать как рыба. Но коттедж ведь они не украдут?
– Нет.
– Ты их только не зли больше. По-мирному, по-мирному, как-нибудь... И сам целее будешь. Ничего ты с ними не сделаешь, одного-другого посадишь, а за ними еще больше... Это как головы у дракона. И они в конце концов придут за тобой. Я все равно боюсь...
– Не бойся.
– Только не зли их, прошу тебя, оставь в покое. Оставишь?
– Нет.
– Господи, Николай! Ты что, думаешь, этот Портной со своей шайкой сам по себе? Да он собачонка на привязи, за чужие деньги служит!
– Кому? – Я резко повернул к ней лицо.
– Кому-кому... Олигарху одному!
– Олигарху?
– Мешку денежному, миллиардеру, ты что, слова такого не знаешь?
– Ты его видела?
– Его все видели. И ты видел. По телевизору его моська мелькает! Ты что, думаешь, у Портного хватит денег на ваш завод? И на другие заводы, и пароходы, и все остальное, что он накупил, когда я там работала? Вот, опять меня, дуру, понесло... язык мой – враг мой!
– Фамилию знаешь?
– Не знаю я никакой фамилии. И не спрашивай меня больше ни о чем.
– Мне он нужен.
– Он ему нужен, – язвительно передразнила она меня. – Тебя к нему на километр не подпустят, у него армия, а не охрана! Зачем тебе это нужно?
Если бы это был действительно вопрос, он был бы хорошим вопросом. Мой единственный в этом деле заказчик мертв, и, что бы я ни сделал, он уже ни копейки не заплатит. Заказчица, лежавшая рядом со мной, даже если бы когда-нибудь и заплатила, этих денег я уже никогда не возьму, об этом не может быть и речи после того, как она легла в мою постель. Секс я люблю, но не с клиентками. Следователь Шаров? Пошел бы он в задницу со своими подозрениями! Давно бы уже меня арестовал, если мог и хотел. Так зачем, действительно, мне все это нужно?
Алла приподнялась на локте, заглянула мне в глаза и с милой гримасой спросила:
– Ты что замолчал? Обиделся?
– Жду, когда мне скажешь.
– Фамилию?
– И где его найти.
– Ты с ума сошел, честное слово! Он мотается по всему свету, у него три океанские яхты, он живет в другом мире!
– Почему его показывают по телевизору?
– Потому, что денег у него много, и это людям интересно. А еще он депутат городской думы.
– В Москве тридцать пять депутатов. Ты назовешь фамилию, чтобы всех не тревожить?
– Сумасшедший!
– В гордуме сейчас летние каникулы. Где он отдыхает?
– Он не отдыхает. Я же говорю, он живет в другом мире, у него яхта в Средиземном море, яхта на Балтике, и еще не знаю где. Бывало, не знала, куда ему факсы посылать. Я его живьем никогда не видела, только яхту...
– Океанскую?
– Не знаю – какую, у него даже тут есть одна, под Москвой. Морская или речная – какая разница, Москва – порт пяти морей. Называлась «Звезда Атлантики», что ли... Длиннющая, белая. Портной к нему плавал на катере, а я ждала в яхт-клубе, скучала в баре.
– Где стоит яхта?
– Откуда я знаю! Нас шофер туда возил. Электричка там недалеко останавливается. «Водники» – есть такая станция?
– Есть.
– Видишь, я тебе все-все рассказала... и фамилию скажу. – Она нежно поцеловала мне губы, шею, языком лизнула грудь, живот, ниже, еще... Туман снова начал застилать мне глаза, и стало не хватать воздуха. Она назвала фамилию этого человека откуда-то далеко снизу, и ее я услышал, но только в тот момент это стало неважным. Знакомая на слух фамилия и не раз виденная на экране невзрачная физиономия ее владельца мутным пятном всплыла и сразу пропала в жарком и густом тумане секса.
Минута-полторы страсти и молний, и все начало возвращаться к реальности. Алла лежала на мне, касаясь мягкой грудью, и с интересом рассматривала меня шаловливыми глазами.
– Тебе было хорошо? Я тебе нравлюсь? – Отвечать я не мог, даже дышал с трудом, только моргнул веками. – Мне тоже с тобой хорошо. Рассказать еще что-нибудь? А то мне совсем не с кем поговорить. Про олигарха этого хочешь?
Я кивнул в ответ, начиная потихоньку успокаиваться.
– Говорят, он вообще какой-то «ку-ку». Помешан на своих яхтах. И на кораблях всяких, на всем, что плавает. Мы с Портным года два назад купили ему, наверное, половину всей Волги. Не веришь? Теперь там каждая третья плавающая баржа ему принадлежит. Все скупал, даже всякую ржавую рухлядь. Он сам откуда-то с Волги, и семья, говорят, все речники, и сам мальчишкой мотористом плавал... Теперь разбогател... уж не знаю на чем. Яхта здесь, яхта там... только на кой ему здесь-то? Над баржами своими надзирать? Фи! Гад Портной, не взял меня тогда с собой, не познакомил... Я бы сразу нашла с ним общий язык, я тоже яхты люблю. Только ты здесь его не ищи. Глупенький, будь у тебя яхта в Испании, сидел бы ты летом в этой луже?
– Что его на политику потянуло? – Я лежал совершенно разморенный, без сил, и с удовольствием слушал эту белиберду.
– Остренького захотелось. Или чтобы в телевизоре помелькать – мне бы тоже это было приятно. Может, он президентом хочет стать! У всех кишка тонка, а он... Мужик!
– Выборы уже скоро.
– Так вроде весной только выбирали кого-то...
– В гордуму теперь выборы.
– Ой, мне эти выборы ваши! Послушаешь каждого... Никому больше не верю. Или ты, может, за него беспокоишься? Не беспокойся, переизберут. С такими-то деньжищами... Таким белым и пушистым подадут, что не откажешься. Деньги, деньги, деньги... Проклятые! А у меня в кошельке ни копейки, представляешь? Миллионерша соломенная...
– Ключ от сейфа нашла?
– Нигде нет. Я вчера не выдержала и позвонила на завод Глотову. Слушайте, говорю, мне жить не на что. Или приезжайте со своим нотариусом, с понятыми, не знаю с кем еще, или я сама слесарей вызову.
– А он что?
– Да, да, говорит, на следующей неделе, обязательно, еще немножко подождите, чтобы собрались все заинтересованные лица, надо все законы соблюсти... Какие еще законы! Этот сейф в моем доме! Ты слышишь, Николай? Я тебя спрашиваю, не спи! Какие еще законы?
– Ты же знаешь, они завещание ищут.
– Какое еще может быть завещание! В моем паспорте это завещание, я законная супруга!
– Где вы расписывались?
– Здесь, в России, в стране нашей, не в Лас-Вегасе!
– Где именно?
– В Питере, за день до отплытия в круиз, во Дворце бракосочетаний! – Она соскользнула с моей груди, перевернулась на спину и в негодовании повернулась ко мне спиной.
– Кроме тебя есть и другие наследники... сын, внучка. Но только Глотова это действительно не касается.
– Вот именно! Заинтересованные лица, видите ли! И что мне делать?
– Подождать пару деньков. Потом режь.
– Режь?
– А ты думала! Автогеном – дым, гарь...
– Гадость какая! Хорошо, я подожду.
– Если в сейфе нет, значит, завещания вообще нет, тогда наследование будет «по закону»: тебе две трети – остальное сыну, внучке.
– А если в сейфе?
– Тогда по воле покойного. Это свято.
– Я знаю, у кого ключ.
– Да ну?
– Знаю. Обними меня. Еще крепче. Да, знаю.
Я обнял ее, и теплая волна начала снова подкатывать к горлу и перехватывать дух...
Минутами в этот раз не обошлось, мы валялись с ней в объятиях друг друга с четверть часа. Первой стала приходить в себя она, приподнялась на локте и снова с любопытством посмотрела на меня.
– Ты такой, оказывается, нежный... Ты меня любишь? – Я кивнул и открыл глаза. В этот момент я действительно любил ее. – А где твоя жена? – Я отрицательно повертел головой. – А девушка у тебя есть? – Я еще раз повертел головой. – Бедный... Тебе плохо одному?
Жестокий и беспокойный мир снова выступил из розового тумана.
– У меня есть к тебе еще один вопрос... Можно спросить?
– Ну, конечно, глупенький, спрашивай что хочешь.
– Это последний вопрос, больше не будет Ты не обидишься?
– Ты меня заинтриговал! Спрашивай, спрашивай быстрее.
– Позавчера к тебе кто-то приходил вечером, в день похорон, очень поздно. Кто это был?
Она вдруг вся напряглась, как струна.
– Никто не приходил. Откуда ты взял? Это ревность у тебя или что? – Голос ее стал резким и высоким. – Тебе об этом наша хулиганка наплела! Что еще она подглядела и подслушала?
– Алла, то, что она услышала, – очень серьезно!
– То-то я думала, куда это внучка с горя по дедушке запропастилась, вторые сутки дома не ночует... Оказывается, сплетни плетет своему освободителю! – Голос теперь был просто мерзким. Она вскочила и, завернувшись в простыню, села на край кровати. – Она случайно на этой кровати не ночует? – Алла сильно хлопнула ладонью по матрацу, отозвавшемуся скрипом пружин. – И что же такое она слышала в тот вечер?
– Не строй из себя дуру! – Я тоже сел. Когда женщину несет, нужно заканчивать это сразу. – Пьяный с поминок к тебе рвался. Было такое? А ты не пускала!
– Ну?
– Вот и ну! И он орал на весь дом, что видел убийцу. – Я протянул руку и положил ей на голое плечо, но она ее брезгливо стряхнула.
– Ты меня приревновал?
– Глупая... Его убить могут. Передай ему. Убьют, живого свидетеля не оставят. И сама никому не рассказывай.
Еще секунда, и вдруг Алла опрокинулась на спину, головой на подушку, ухватила меня за шею и увлекла с собой.