Дело сердитой плакальщицы Гарднер Эрл

– Позвольте задать ей пять вопросов, – настаивал Мейсон. – Вы можете выдвигать свои возражения по ходу дела, а суд будет их рассматривать. Обычно делается так.

– Я пытался предупредить мистера Мейсона для его же блага и предостеречь, чтобы он не подвергся дисциплинарному взысканию, – заявил Лэнсинг.

– Займитесь-ка своими делами, а я – своими, – отозвался Мейсон.

– Что вы имеете в виду?

– Когда мисс Китс впервые консультировалась с вами?

– Это профессиональная тайна.

– Тайна – то, что она сказала и что она сделала. Но если вы сговорились с ней и с окружным прокурором, что она выйдет на свидетельское место, притворившись, что не знает своих прав, и попросит разрешения проконсультироваться с вами, хотя на самом деле вы уже консультировались… Лучше бы вам хорошенько все обдумать.

– Я возмущен, – заявил Лэнсинг.

– Не возмущайтесь, а опровергайте, – сказал с вызовом Мейсон.

Лэнсинг поскреб голову, взглянул на Хейла, который с неожиданно увлеченным видом погрузился в изучение бумаг.

– Хорошо, мисс Китс. Если он настаивает, пройдите на свидетельское место.

Мэрион Китс уставилась на него:

– Но вы, кажется, говорили, что я не должна…

– Пройдите, – повторил Лэнсинг. – Таким образом я готовлю обоснование для выдвижения официальных обвинений.

Рассерженная и немного испуганная, Мэрион Китс снова вышла на свидетельское место.

– Теперь, мисс Китс, – предупредил Лэнсинг, – не спешите отвечать на вопросы, так как окружной прокурор будет отводить большую их часть, а я буду отводить все. Вам нужно ждать, пока суд будет высказываться по каждому отводу, прежде чем говорить. Тогда, вероятно, вам вообще не придется отвечать. Не пугайтесь вопросов. Я здесь для защиты ваших интересов.

– Мисс Китс, вы знакомы с Норой Флеминг, горничной в доме Кашинга? – начал Мейсон.

– Возражаю против не имеющего значения и отношения к делу вопроса, – заявил окружной прокурор, явно играя хорошо спланированную и отрепетированную роль, согласованную им с Лэнсингом.

– Как адвокат мисс Китс, – добавил Лэнсинг, – я возражаю на том основании, что этот вопрос лишь попытка злоупотребить полномочиями суда. Мистер Мейсон не имеет определенной цели, он только пытается что-нибудь выудить. Единственная цель данного допроса – очернить свидетельницу, представив ее вполне естественную дружбу с покойным в зловещем свете. Ловко направленными вопросами он хочет поставить мою подзащитную в ложное положение в глазах публики в том, что касается этих отношений.

Мейсон заметил:

– До сих пор все предположения, что с этой дружбой что-то не так, исходят от вас.

– Мистер Мейсон, – сказал судья Норвуд, – было заявлено, что, допрашивая этого свидетеля, вы не имеете четкого плана и ясной цели. Это обвинение официально представлено теперь в суд.

– Это заявление вместе со многими другими, сделанными здесь сегодня утром, полностью ошибочно. Если угодно вашей чести, я могу изложить заранее свои цели, хотя понимаю, что потеряю таким образом элемент внезапности, который может оказаться полезным.

– И тем не менее, – сказал судья Норвуд, – в силу серьезности выдвинутых против вас обвинений, может быть, вы изложите в общем плане свою цель.

– Хорошо, ваша честь. Я хочу показать, что свидетельница была влюблена в Артура Кашинга, у которого было много увлечений и который был далеко не однолюб. А свидетельница безумно ревновала. Я хочу показать, что она договорилась с Норой Флеминг, горничной, чтобы та позвонила ей и сообщила о следующей встрече Артура Кашинга с Карлоттой Эдриан. Свидетельница собиралась приехать на озеро и застать их на месте.

– Ваша честь, – вмешался Лэнсинг, – это чистая фантазия. Это вмешательство в личные дела свидетельницы. По признанию самого мистера Мейсона, он собирается…

– Суд просил меня изложить мои цели, и я их излагаю. Сохраняйте спокойствие, пока я не закончу, а потом заявляйте все, что хотите.

– Предупреждаю, что если вы будете порочить репутацию свидетельницы, то вы…

– Вы предупреждали меня дюжину раз. Дайте мне ответить на вопрос суда.

Лэнсинг озадаченно посмотрел на Дарвина Хейла в тщетной надежде, что тот что-нибудь предпримет. Мейсон повысил голос, прерывая паузу:

– Около девяти двадцати пяти вечера второго числа Нора Флеминг, горничная, накрыв ужин, выскользнула из дома в сторону телефонной станции, позвонила Мэрион Китс и произнесла одно-единственное слово «да», а затем повесила трубку.

Я хочу также показать, что Мэрион Китс поняла, что означало это странное телефонное сообщение, предусмотренное их планом. Она вскочила в машину и примчалась сюда так быстро, как могла, и направилась к условленному месту встречи с Норой Флеминг. Направляясь по дороге к дому Кашинга, они увидели брошенный на обочине автомобиль Карлотты. Затем Мэрион Китс или Нора Флеминг пошла от машины Карлотты к коттеджу Кашинга около половины третьего ночи, и примерно в это время Сэм Баррис услышал женский крик.

– Это абсурд! – закричал Лэнсинг. – Это плод вашей фантазии. Нет и следа улик в подтверждение всего этого. Это даже большее злоупотребление процессом, чем я сначала считал. На всем свете не найдется доказательств в пользу этих клеветнических, абсурдных утверждений.

– Чтобы доказать все это, – продолжал Мейсон, будто ничего не слыша, – я хочу спросить у свидетельницы, каким образом Нора Флеминг оставила отпечаток своего пальца на дверце автомобиля Карлотты Эдриан. А если суду нужны еще доказательства, достаточно взглянуть на лицо Мэрион Китс и…

– Нет! – закричала Мэрион Китс, вскакивая со своего места. – Нет, вы не можете вешать все это на меня! Вы не можете так со мной поступить! Это были абсолютно невинные действия с моей стороны. Я вошла в дом и обнаружила его мертвым. Это так меня потрясло…

Она резко замолчала.

Мейсон улыбнулся судье Норвуду и сказал:

– Теперь, ваша честь, после заявления свидетельницы и представленных мною доказательств я сяду и предоставлю мистеру Генри Лэнсингу доказать суду, что я злоупотребляю процессом, не имею перед собой определенного плана и использую этого свидетеля лишь для отвода глаз.

И Мейсон сел с таким видом, будто рассмотрение дела его более не интересовало.

Лэнсинг продолжал машинально поглаживать свою лысину.

– Ну, мистер Лэнсинг? – подбодрил его судья Норвуд.

– Ваша честь, все это для меня полная неожиданность. Я вижу, что у свидетельницы истерика, что она подавлена, что она нравственно страдала, зная, что будет подвергнута столь тяжелому испытанию. Мне кажется, что ее заявление не отражает правды, а вызвано истерикой. Я прошу, чтобы заседание было отложено до тех пор, пока она не проконсультируется с психиатром и…

– Суд уже откладывал заседание вчера, чтобы она могла проконсультироваться с адвокатом.

– Сейчас ей нужен психиатр, ваша честь.

– Ей может понадобиться еще кто угодно. Просьба не принимается. Мистер Мейсон, вы хотите допросить свидетельницу?

– Да, хочу.

– Нет, нет, я сама все расскажу! – воскликнула Мэрион Китс. – Пусть только этот человек оставит меня в покое.

Артур Кашинг собирался на мне жениться, говорил, что собирается. Наверное, он говорил то же самое и другим. Я понимала, что он хитрит, поэтому договорилась с Норой Флеминг, чтобы та мне позвонила, когда он опять примется за кем-нибудь волочиться.

Она позвонила в субботу вечером. Я приехала и встретилась с Норой Флеминг. Мы поехали к его коттеджу в моем автомобиле. Мы наткнулись на брошенный автомобиль Карлотты – по крайней мере, мы думали, что брошенный. Я остановилась. Нора ступила с подножки моей машины на подножку машины Карлотты, открыла дверцу и сказала: «Эта вертихвостка ушла всего несколько минут назад. Машина еще теплая». Потом она подняла эту пудреницу, увидела надпись на ней и заметила: «Может быть, вам это будет интересно».

– Какую пудреницу? – спросил судья Норвуд. – Не имеете же вы в виду ту, которая…

– Именно ее и имею в виду. Это была дорогая пудреница. Золотая, с бриллиантами и с надписью: «Карлотте от Артура с любовью».

– И как вы поступили? – спросил судья Норвуд с мрачным видом.

– Я просто обезумела и плохо соображала. Я знала, что не смогу войти и застукать их. Тогда я взяла пудреницу и сказала Норе Флеминг: «Подожди меня в автомобиле, Нора. Никуда не двигайся. Я сейчас сама во всем разберусь». До коттеджа Артура было всего семьдесят пять – сто ярдов, и я туда добежала.

– Что вы сделали потом?

– У меня был ключ от парадной двери. Нора мне дала. Вот зачем она была мне нужна. Я хотела войти без стука, застать Артура с другой женщиной… В общем, я открыла дверь и вошла.

– И вы убили Артура Кашинга? – спросил судья Норвуд. – Поймите меня, мисс Китс, вы не обязаны отвечать на этот вопрос, вас никто не принуждает. Вы не должны обвинять саму себя… Вы…

– Конечно, я его не убивала. Зачем бы я это сделала? Я его любила. Я заглянула в комнату, и у меня вырвался крик, который Нора отчетливо услышала. Я бросила пудреницу, повернулась и выбежала из дома. Нора может подтвердить все сказанное мною. Она знает, что не я стреляла. Она слышала крик, но никакого выстрела не было. Когда я вернулась, Нора пересела на место водителя. Я вскочила в машину и сказала: «Быстро двигаем отсюда, Нора. Он мертв. Кто-то его застрелил, окно разбито, осколки по всему полу».

Мейсон спокойно произнес:

– Ваша честь, у меня больше нет вопросов.

– Нет вопросов? Мне кажется, должно быть много вопросов. Судя по всему, здесь речь идет о сокрытии улик и о заговоре с целью умолчания… Мистер Лэнсинг!

– Да, ваша честь.

– Вам что-нибудь было известно об этом?

– Уверяю, ваша честь, я настолько поражен, что никак не могу сориентироваться в этом новом повороте дела.

– Мистер Мейсон, вы что-нибудь об этом знали?

– Разумеется, нет, ваша честь.

– Ну, теперь вы об этом знаете.

– Да, ваша честь.

Судья повернулся к Мэрион Китс:

– Мисс Китс, может быть, вы говорите правду. С другой стороны, думаю, вы понимате, что, если револьвер лежал в машине, как утверждает Карлотта, вы вполне могли взять револьвер для совершения преступления, которое позволило бы отомстить покойному и одновременно свалить вину на соперницу. Вы могли взять пудреницу в одну руку, револьвер в другую, пойти к дому и…

– Но я не делала этого, сэр.

– Я говорю, что есть большая вероятность того, что вы так поступили. Вы это понимаете?

– Ну, я думаю… да.

– Вы не обязаны отвечать на инкриминирующие вам преступление вопросы. Но я хочу спросить, не открывали ли вы бардачок в том автомобиле?

– Мы… У нас были все основания думать, что Карлотта Эдриан…

– Я спрашиваю, открывали или нет?

Она подняла голову, взглянула в глаза судье и сказала:

– Да, открывали. Мы всю машину прочесали. Там не было никакого револьвера. Его уже выбросили. Я…

– Одну минуту, – прервал Лэнсинг своим резким голосом. – Как суду известно, у меня нет большого опыта в уголовном праве. Однако я должен заботиться о своем положении и своей ответственности в данном деле. С учетом столь неожиданных для меня обстоятельств, я оказался в таком положении, что должен представлять свидетельницу, которая может быть обвинена в совершении преступления. Поэтому я советую вам, мисс Китс, не отвечать больше на вопросы.

– Пошли вы со своим советом! – взорвалась она. – Это все из-за вас получилось.

– Подождите, мисс Китс, я, как адвокат, предупреждаю, чтобы вы не отвечали больше на вопросы. Вы должны отказаться от любых заявлений на том основании, что все сказанное вами может инкриминировать вам убийство. Я советую вам покинуть свидетельское место.

– Это ваш первый хороший совет, – сказала она, сходя мимо адвокатов в переполненный зал.

Судья Норвуд стукнул председательским молотком.

– Я бы посоветовал в свою очередь шерифу взять ее под стражу до дальнейшего расследования. Суд удаляется на перерыв, и я прошу участников процесса собраться у меня в кабинете.

Судья Норвуд поднялся со скамьи и быстро прошел в кабинет. Мейсон ждал Хейла, но окружной прокурор, занятый тихими переговорами с Ивсом, избегал его взгляда. Мейсон прошел в кабинет судьи Норвуда, а чуть позже туда вошли Лэнсинг, Хейл и Крестон Ивс.

– Я хотел бы, чтобы вы поняли, что мне ничего не было известно, – начал Лэнсинг, – я…

– Я уверен, что вы не знали, – успокоил его судья Норвуд.

– Я вчера пытался вам рассказать, но вы не слушали, – заметил Мейсон.

Лэнсинг помялся, он чувствовал себя весьма неуютно.

– Если бы вы послушали, то могли бы уберечь клиентку от многих незаслуженных обвинений.

– Незаслуженных? – переспросил судья Норвуд.

– Да, она не убивала.

– Мистер Мейсон, вы понимаете странность и опасность вашего заявления? Вы все еще адвокат миссис Белл Эдриан. Если Мэрион Китс не убивала, значит, убийца – Карлотта Эдриан, а ваша клиентка соучастница.

– Почему вы так думаете? – спросил Мейсон.

– Потому что после ухода Карлотты в дом входили только две женщины. Теперь мы знаем, что одной из них была Мэрион Китс, а улики ясно доказывают, что второй была Белл Эдриан. И если Мэрион Китс говорит правду, то ясно, что убила Карлотта, затем она пошла домой и рассказала матери. Мать пришла на место, чтобы уничтожить все улики, и это делает ее соучастницей… Так что одно из двух.

– Нет, – возразил Мейсон, улыбнувшись при виде вспыхнувшего лица судьи Норвуда. – Взгляните на улики, – продолжал Мейсон. – Ясно, что, с какой бы целью Белл Эдриан ни пришла в тот дом, войдя туда, она начала все прибирать. И Сэм Баррис, и его жена видели, как она ходила по дому, убираясь там. Она подобрала пудреницу, зная, что это пудреница Карлотты, принесла домой и спрятала в сапоге.

– Об этом я вам и говорил, – сказал судья Норвуд. – Чего вы хотите? Обвинить свою собственную клиентку?

– Я хочу лишь подчеркнуть, что поскольку Артур Кашинг не мог стоять и поскольку у него была прислуга, то он, ясно, не мыл посуду.

– Да о чем вы говорите? – спросил Дарвин Хейл.

– О том, что, когда миссис Эдриан вошла, обнаружила мертвого Кашинга и увидела стакан с пятном губной помады, она, естественно, подумала, что на нем были отпечатки пальцев дочери. Поэтому она как следует вымыла и протерла стакан и поставила его в буфет.

Судья Норвуд нахмурился:

– Я не уверен, что могу уследить за вашей мыслью, мистер Мейсон.

– Неужели не понятно? На полу среди осколков был один разбитый стакан, только один. Второй вымыла и вытерла миссис Эдриан.

– Ну и что? – сказал Хейл. – В самый ответственный момент вы отнимаете у нас время посторонними комментариями.

Мейсон взглянул на него:

– Если вы считаете, что посторонними, то начинайте-ка соображать. Может быть, вы захотите почитать стенографическую запись показаний свидетелей. Вы, ребята, набросились на меня, обвиняя в злоупотреблении судом. Поэтому будь я проклят, если буду всю умственную работу делать за вас.

Судья Норвуд резко подскочил со стула:

– Боже, мистер Мейсон, не хотите ли вы сказать, что тот стакан означает?..

– Хочу.

Хейл взглянул на Лэнсинга, потом на Ивса, на судью Норвуда.

– Я не понимаю.

– Поймете, – заверил Мейсон, – со временем.

С этими словами адвокат вышел, плотно закрыв за собой дверь.