Парижский паркур Кузнецова Юлия
– Ой, – вздрогнула Ника, – где ты такого видела?
– Сегодня утром у кафе... Я... Я занималась йогой на улице, – соврала я, чувствуя, что краснею.
Но Ника ничего не заметила: она во все глаза разглядывала рисунок.
– А что у него за шрам? От ножа?
– Нет, ножом он себя поцарапал. А шрам такой уже... затянувшийся. У меня был похожий, я сковородкой обожглась.
– Ножом себя поцарапал?
– Угу. И вот это название подчеркнул.
– Ты что, запомнила все эти закорючки?
– Нет, конечно. Я сфоткала. И перерисовала.
– А давай Ботанику переправим фотку? Может, он узнает, что это за слово?
Мы так и сделали. А потом Ника стала рассматривать второй рисунок. На нем я нарисовала мальчика крупным планом: слезы, струящиеся по лицу, плотно сжатые губы.
Нику снова передернуло.
– Бедняга... Как же ему плохо...
– Это точно, – вздохнула я, – а главное – я так и не пойму, привиделся он мне или я его видела на самом деле... Сэндвич не буду, прости. Он отвратительный.
– И кофе тоже, – поморщилась Ника.
– Зато рисунок удался, – сказала я.
– Не Ренуар, но момент пойман! – важно кивнула Ника.
– Отлично. Ну, пошли. Глянем еще пару экспозиций. Может, все-таки проникнемся этим музеем?!
Проникаться музеем мы пришли в зал физики. Не знаю, насколько это был правильный выбор, но уж раз решили...
Я честно прочла три раза объяснение на английском языке, чем классическая физика отличается от квантовой. «Классическая физика рассматривает волны и частицы, а квантовая – это нечто другое. Она рассматривает волны при определенных обстоятельствах и частицы при других». Я хмыкнула, обошла стенд и вдруг увидела чучело утконоса. И продолжение объяснения насчет физики. «Это похоже на то, как первые колонисты обнаружили утконоса. Зайдешь к нему спереди – у него утиные лапы. Зайдешь сзади – хвост и шерсть. Так и квантовая физика, хоть и похожа на обычную, изучает совсем другое».
И тут я почему-то подумала про мотоциклиста. Я сначала думала, что он – оборотень. И колдует, чтобы у меня из рук все падало. А Ника решила, что он бандит и похищает девушек. А если он, вот как этот утконос или квантовая физика, – ни то и ни другое?
И, как ни удивительно, стоило мне об этом подумать, из-за стенда, на котором демонстрировался документальный фильм о жизни Эйнштейна, вышел мотоциклист. Бледный, узколицый, с рыжими бакенбардами.
Ника дернула меня за руку. Но я не сдвинулась с места. Сколько можно от него бегать?
Мама говорит, что когда человек чувствует, что готов к чему-то, то обычно судьба ему это и подсовывает. Вот она, например, защитила кандидатскую потому, что была к ней внутренне готова. Вот и я сейчас готова встретиться с мотоциклистом и выяснить, что ему от нас надо.
На лице у парня вдруг отразилось такое облегчение!
– Don’t run away![52] – попросил он с сильным французским акцентом, и голос у него немного дрожал, так что Ника подбоченилась и потребовала, чтобы он немедленно объяснил, почему он за нами гоняется.
Объяснение оказалось просто удивительным. Оказывается, Жером работает здесь, в музее. Составляет коллажи для экспозиций. Он учится на дизайнера, а тут проходит практику. Сейчас он получил задание оформить выставку «Гены человека». На стенде надо расположить фотографии людей разных типов от младенчества до старости.
Одна из бабулек, которую фотографировали для выставки, отдала единственную свою девичью фотографию, а они ее потеряли! А для экспозиции очень важна именно эта бабулька, она какие-то очень важные гены демонстрирует (я не очень поняла научные объяснения Жерома, произносимые к тому же на плохом английском). Короче, я похожа на бабульку как две капли воды. Когда он увидел меня в аэропорту, то чуть не упал. Все хотел подойти и попросить фото. Но стеснялся. Думал, вдруг мы неправильно его поймем.
Мы с Никой смущенно переглянулись.
– In any case, – нетерпеливо сказал Жером, дергая меня за рукав, – if you don’t mind, I’ll take the picture of you[53].
– It’s an honour[54], – кивнула я и представила, как будут гордиться мною родители, когда я скажу им, что моя фотка висит в музее Науки и Индустрии в самом Париже!
– Ну вот! – обиженно сказала Ника. – Я тоже хочу прославиться!
Хотя она говорила по-русски, Жером понял ее и поспешил заверить, что с удовольствием снимет ее для экспозиции следующей недели. Она будет посвящена космическим монстрам.
– No, thanks, – поморщилась Ника, а мне сказала: – Я без пяти минут актриса. Не хочу портить репутацию фотографиями для сомнительной экспозиции.
Жером отвел меня в комнату для персонала, сделал несколько снимков, восхищенно щелкая языком. Не потому, что я красавица, а потому что как две капли воды походила на старую француженку с какими-то особыми генами.
В благодарность Жером подарил нам два билета в кинотеатр на фильм «Хаббл», о космическом телескопе. Еще он попросил Никин телефон, сказав, что она самая красивая девушка в этом музее, и оставил ей свой номер.
Ника гордо задрала нос, а я испытала облегчение – даже если он сказал это ей в утешение, то слова подействовали. Ника ему поверила, а значит, не расстроится, что сфотографировали меня, а не ее, и лишнего стресса не будет. Я ни на секунду не забывала, что должна беречь подругу от стрессов.
Когда Жером провожал нас по проходу мимо прудиков с прожекторами-курицами, я все мысленно радовалась, что история с оборотнем закончена, да еще и таким славным образом.
Правда, я так и не поняла, почему я роняла вещи в его присутствии. Может, когда-нибудь пойму?
Фильм оказался скучным. Он был не о самом телескопе, а о космонавтах, и вскоре смотреть, как они ме-е-едленно натягивают свои костюмы, надоело. Я достала рисунок.
– Я сегодня спросила про него у хозяйки кафе. Но она сказала, что у них нет никакого мальчика.
– А ты его точно видела?
– А как бы я тогда рисовала?
– Тогда она врет! Погоди. На нем же белая футболка! Я тебе говорила, она не для себя эти вещи покупала! Значит...
– Значит, они его скрывают, – прошептала я. – Вот почему он плакал.
– Нам надо добыть его фото! – возбужденно сказала Ника. – Давай, как вернемся, попробуем проникнуть в кафе с черного хода?
– А если там эта тетка?
– Прикинемся дурочками! Нам главное – успеть увидеть мальчика. А лучше бы сфоткать. Тогда можно было бы в полицию идти.
У меня пикнул телефон. Сообщение от Ботаника. «Это женское вьетнамское имя. Суонг».
– Вау, – сказала Ника, – зачем же он женское имя там нацарапал?
– Еще одна загадка! Поехали домой, а?
Мы вскочили и стали пробираться к выходу, а на нас шикали окружающие, которым нравилось смотреть на медленно плавающих по космической станции людей в скафандрах.
Глава 13,
в которой у меня случилось довольно странное знакомство с собором Сакре-Кер
На двери кафе висела табличка «Ferm», и мы даже без разговорника поняли, что это значит «закрыто». Ну и ладно, нам все равно надо было к черному ходу.
– Вот, я свалилась в этот бак, а он вышел из этой двери. Погоди...
Я подбежала к стене за баком. Иероглифов там не было!
– Ника, – пробормотала я, пятясь, – клянусь тебе...
– У нас же фотка есть, – откликнулась она, – и к тому же этот кирпич гораздо чище других. На нем белеет пятно. Значит, с него что-то смывали или счищали.
– Значит, они смыли.
Ника подошла к двери и тихонько постучала.
– Телефон приготовь, – скомандовала она, – если он сейчас выглянет – щелкаем. Если удастся, потащим его за собой. Если нет – покажем фото полиции.
На ее стук никто не ответил. Она постучала посильнее. За дверью послышался какой-то звук.
Я сжала в руках телефон.
Дверь распахнулась, и к нам вышел охранник кафе.
– Qu’est-ce que vous voulez? – спросил недовольно он. – Nous sommes ferms![55]
– Там кто-то есть, – прошептала Ника, глядя за его спину.
Он вышел к нам, захлопнув за собой дверь и скрестив на груди руки.
– Я отвлеку его, Гайка, от двери, – торопливо сказала Ника, – скажу, что у меня есть кое-что важное для него, отведу от двери, а ты забегай и хватай ребенка. Или фотографируй. Надо по-любому внутрь забраться.
Она улыбнулась и защебетала что-то по-французски. Но он лишь холодно посмотрел на нее. Ее улыбка стала отчаянной, она вдруг подошла и схватила его за руку, потянув за собой.
– Ника, не надо...
Охранник выдернул руку и повторил, растягивая слово по буквам, словно мы были идиотки:
– Ferm.
А перед тем, как захлопнуть дверь, процедил:
– Go to your maman!
Типа, «бегите к мамочке, детки!» Вот и сфотографировали.
– Слушай, – сказала я, – а давай постучимся в соседний подъезд? Вдруг кто-то из людей что-то видел.
Однако подъезд был закрыт. Рядом висела табличка с двумя именами. Я позвонила в первую квартиру. Там ответил визгливый женский голос. Было слышно, как плакал ребенок. Женщина коротко ответила, что не говорит по-английски, и повесила трубку. Тогда я позвонила в квартиру, где, если верить табличке, жила мадам Григорович.
– Хеллоу, – начала я, но мадам Григорович вдруг перебила меня с мягким акцентом:
– Дефочки... Уходите... Это отшень опасно... Отшень...
Она повесила трубку. Я глянула в окно над кафе. Там стояла пожилая женщина в очках. Увидев меня, она отпрянула и задернула занавеску.
Значит, слышала нашу перепалку с охранником.
Мы обошли снова этот дом. С одной стороны – вход в кафе. С другой – витрины кафе, занавешенные шторами. С третьей – два окна, через которые мы увидели двух дерущихся светловолосых малышей и уставшую мамашу – ту, что не говорит по-английски.
С четвертой – две двери, одна – черный вход в кафе, вторая – вход в подъезд. Между ними – небольшое окно, может, тоже декоративное, как в домике нашей мадам?
– Ты подумай, хани, – бормотала Ника, плетясь за мной, – первый раз в жизни мои чары не сработали.
– Ну, он же не дурак, – хмуро ответила я, – видел, что мы за его спину пялились.
Мы остановились у черного входа в кафе. Ходим по кругу, как лошади...
– А может, я просто некрасивая?! – продолжала зудеть Ника.
– Хани! Ты самое красивое существо, которое я когда-либо видела! Даже красивее королевского удава, который живет у моих соседей!
Ника улыбнулась и достала из кармана звенящий телефон.
– О’кей, – хмыкнула она, – поверю. Звонит доказательство моей неотразимости. Жером.
Поговорив с ним, она радостно сказала:
– Отличная новость! Твои фотки спасли экспозицию. Его премировали, и он зовет нас в ресторан.
– Нет, спасибо, я неголодная!
– В крабовый ресторан! На Монмартре!
– Ника, у нас расследование!
– Но все сыщики в кин и романах чем-то подкрепляются!
– Не крабами же!
Ника надулась.
– Тьфу! – в сердцах сказала я, – с тобой только кулинарные истории расследовать надо.
– Но кафе все равно закрыто! И неудобно Жерому отказывать!
– Ладно, – вздохнула я, – все равно у меня нет идеи, как проникнуть внутрь. Поехали. Может, что-нибудь соображу.
Заодно и Монмартр глянем. Надо же родителям какие-то фотки привезти.
– Монмартр, – протянула с удовольствием Ника, – там же можно сделать отличный шопинг!
Вдруг я услышала тихий стук. Обернулась. У окна стоял мальчик. Тот самый! Вьетнамец!
У меня все перевернулось внутри. Я схватила мобильник и сфотографировала его.
Вдруг мальчик испуганно оглянулся и отбежал от окна.
– Это охранник, наверное! Бежим, а то телефон отнимет! – сказала Ника.
Мы бросились по улице, ведущей к станции, и на полном ходу врезались в высокого лысого дядьку!
– Сорри! – хором сказали мы ему, и я узнала в нем того посетителя «Багета», с которым говорила мадам.
Он вежливо улыбнулся и пропустил нас.
– Где ты договорилась встретиться с Жеромом? – спросила я у Ники, пока мы ехали на Монмартр.
– Он сказал, возле карусели у Сакре-Кер.
– Покажем фотку ему. Пусть он посоветует, куда нам с ней обратиться. А Сакре-Кер – это католический собор?
– Если верить путеводителю, он один из самых крутых католических соборов, – сказала Ника.
Из метро нас вынесла толпа туристов, галдевших на всех языках мира, и потащила по Монмартру так быстро, что я еле успевала оглядываться.
Выглянуло солнышко, и люди как-то оживились, послышался смех, заглушаемый выступлениями уличных флейтистов. Дорогу к холму, на котором возвышался собор Сакре-Кер, заполонили тесно прижавшиеся друг к другу магазинчики с самым разным товаром, у которого останавливались и замирали те самые галдящие туристы.
Тут были и отделы ткани, торгующие разными материалами, от темного бархата до переливчатого шелка, развал с меховыми шапками и беретками, бесконечные стойки с открытками, на которых пестрели виды Парижа, столы с сувенирами (Эйфелевы башенки всех размеров, кружки, пепельницы, зонтики, футболки, палантины), снова ткани (кому нужно столько ткани покупать на Монмартре?!).
Одна смуглая тетенька продавала полотенца кислотных расцветок, и, чтобы лучше показать свой товар, нацепила себе одно полотенце на голову, а в другое завернулась, словно только что вышла из душа. Причем второе она нацепила прямо на свое теплое черное пальто.
Магазинчики стояли вперемешку с кафе, где продавались багеты, сэндвичи и картошка фри. Я потянула носом у киоска с крепами, огромными французскими блинами, и уже прикинула себе, с какой начинкой я попрошу (один с вишневым вареньем, другой – с нуттелой!), но Ника поволокла меня дальше. Как же, нас ждал Жером, а еще крабы! Потирали клешнями в ожидании.
Наконец мы подошли к большой карусели, у которой крутились какие-то дядьки и пытались впихнуть всем какие-то особые французские сувениры. За каруселью начинался подъем по ступенькам каменной лестницы. Она вела к собору, купола которого словно были обвязаны крючком.
Жерома у карусели не было.
– Ну что, Ника, шопинг на Монмартре? – поддразнила я подругу.
Я подскочила к одному из развалов, на котором было в неопрятную кучу свалено разноцветное белье.
Похоже на «Тати», но там все стояло в коробках, а тут трусы и лифчики даже падали прямо на землю, и их поднимали невозмутимые туристы и тут же покупали, за евро или два.
– Вот! – я выудила из коробки ярко-красный бюстгальтер огромного размера, – держи!
Продавец-индус в вельветовой кепке радостно прищелкнул языком. Ника покатилась со смеха.
– Это же бюстик моей мечты! Когда я потолстею, буду носить!
– Тогда я тебе его куплю.
Я полезла за кошельком. Он, как обычно бывает с нужными вещами, спрятался куда-то на дно. Я вытащила портрет мальчика, сунула его под мышку, запихнула телефон в нагрудный карман и вдруг услышала тихий голос:
– Sorry!
Я обернулась. Надо мной навис высокий дядька в желтой спортивной куртке, черной бейсболке и солнцезащитных очках.
– Give it to me![56] – сказал он.
Я покосилась на бюстгальтер, который по-прежнему сжимала в руках. Но нет, он смотрел на рисунок, зажатый под мышкой.
– What for? [57] – спросила Ника.
– Do you want to buy this beautiful thing?[58] – осведомился индиец, указывая на бюстгальтер.
Дядька не ответил Нике. Он сверлил меня глазами. Я вздрогнула, словно мне за шиворот сунули кусок льда.
Как я могла не узнать этого дядьку? Это же был тот самый постоянный посетитель кафе, в которого мы врезались утром. Ему нужен портрет мальчика! Он заодно с охранником!
– What do you want?[59] – пробормотала я, отступая.
Он молча наступал. И без его ответа я поняла, что ему нужно. Он хочет забрать рисунок. Даже если я буду против.
«А он совсем не такой старый, – мелькнуло у меня в голове, – и зачем-то он переоделся в спортивную куртку. Может, у него задание? Отнять у нас рисунок?»
Я все пятилась, наталкиваясь на туристов, а он шел на меня и в конце концов он сунул руку в карман куртки. Меня словно ошпарило. Что у него там?!
Обежав туристов, я рванула к карусели. Он двинулся за мной.
– Hey! – завопил продавец-индус, и я, опустив взгляд, заметила, что так и держу в левой руке красный бюстгальтер.
Ника поспешила за мной, но он схватил ее за руку.
Я ухватила это все одним взглядом, но потом в глаза снова бросилась желтая куртка, надвигающаяся на меня.
Я бросилась к лестнице. Обратиться за помощью к прохожим?
А вдруг этот дядька, молчаливый и страшный, совсем не старый, а довольно спортивный, догонит меня, наврет людям, что я его дочка, и утащит меня куда-нибудь, раз я свидетель того, как плакал мальчик...
Страх сдавил мне горло. Не надо было уходить от Ники и от продавца, но теперь – что же делать?! Только бежать вперед!
Я поскакала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Сердце колотилось как сумасшедшее, ладони вспотели. Я обернулась.
Он шел за мной наверх.
У меня загудел мобильный. Негнущимися пальцами я выхватила его из нагрудного кармана.
Папа!
Только не сейчас...
– Алло?
– Гая, как дела? Все в порядке?
– Д-да, папуля, – пробормотала я, обегая туристов, – я... я просто...
– Что, занята?
На одном из пролетов стоял мальчик и играл на скрипке Бетховена «К Элизе».
– Я на концерте! – выпалила я. – Перезвоню!
И побежала дальше.
Но толпа так плотно окружила мальчика со скрипкой, что негде было пройти. Я обернулась и, решив не терять времени, вскочила на парапет, карабкаясь по нему, как кошка.
Может, я исполнила какой-то элемент паркура...
Быстрее, быстрее наверх! «Бух-бух» – отзывалось в груди сердце.
– Та-там, – выводил на скрипке мальчик, а я спрыгнула на землю, прямо рядом с табличкой «По газону ходить запрещено!».
– Хоть бы одного полицейского увидеть, – прошептала я, вытирая ладони о толстовку.
Но никто не обратил на меня особого внимания, кроме пары подростков, которые зачем-то сфотографировали меня на телефон.
Где Желтая Куртка? Идет? Идет...
Кошмар, кошмар, куда бежать?!
Я вскарабкалась по газону. Что теперь? «Лейзи»?
Ногами бы не зацепить забор!
Я перепрыгнула.
Йес, получилось!
Правда, я чуть не опрокинула зеленый мусорный контейнер. Но Желтую Куртку не было видно.
Может, он отстал?
– Пожалуйста, пожалуйста, отвяжись от меня! – прошептала я.
Перескочив на лестничный пролет, я снова бросилась наверх.
Только бы хватило дыхалки!
Наконец я пробежала через ворота и устремилась к собору, снаружи которого была статуя Христа, благословляющего всех, кто подходит ко входу.
«Там я смогу обратиться за помощью, – сообразила я, – не божественной, а обычной, полицейской!»
Дышать стало чуть легче.
Я забежала внутрь, чуть не сбив старушку в драповом пальтом и малиновом шарфе и увидела двух молодых ребят в синих куртках с бейджиками, которые следили за порядком в соборе. Народу тоже было много, кто-то молился, кто-то разглядывал собор, кто-то перешептывался.
Я обернулась. Желтой Куртки не было. Как хорошо, какое счастье!
Я попыталась протолкнуться через толпу к этим ребятам, чтобы попытаться объяснить им, что за мной гонятся. Хоть попросить их постоять со мной рядом пять минут, когда я пойму, что погони нет!
– Эй! Эй! – подпрыгнула я на месте, размахивая руками.
Но парни с бейджиками только сделали строгие лица и захлопали в ладоши. Типа, чтобы я замолчала.
И вдруг я почувствовала, что сзади меня кто-то хватает за рукав. Я выдернула руку и, изо всех сил заработав руками, проложила себе дорогу к ближайшей скамье. Обернулась.
Желтая Куртка.
Ужас прожег меня изнутри. На глаза навернулись слезы, я быстро вытерла их.
Он не смотрел на меня. Но двигался ко мне, тоже расталкивая людей. Терминатор какой-то!
Я заставила себя оглянуться, оторваться от этого жуткого зрелища – человека, который молча преследует тебя повсюду.
Проходы с обеих сторон были забиты людьми. Куда мне деваться? Перелезать через скамьи?! Но это долго!
«Трейсер – это человек, который прокладывает путь», – сказал Грей, когда рассказывал о паркуре.
И стоило мне вспомнить это, как какая-то сила подняла меня на скамью. Я выпрямилась и, сама от себя этого не ожидая, шагнула на спинку следующей скамьи.
– Баланс! – прозвучал голос Грея в моей голове.
И я расставила руки, чтобы не упасть. А сама зашагала вперед, со спинки на спинку. Все кругом притихли на секунду, а потом вдруг поднялся ор, парни сзади захлопали в ладоши, закричали. Я спрыгнула, когда увидела свободный проход к алтарю, и оглянулась.
Парни с бейджами гонятся за мной?
Они схватят меня и спасут?
Но как только я оказалась на земле, все снова смолкли и занялись своими делами.
Я закрыла лицо руками. Потом шлепнула себя по щеке. Я сплю?! Это кошмарный сон? Нет!
Читать бесплатно другие книги:
