За что боролись… Серова Марина
– То есть он не знал их? Если это убийство…
– Ты говоришь то же самое, что и Вишневский-старший. Кстати, я говорила с ним относительно поведения Влада в последние месяцы его жизни. Владимир Андреевич сказал, что Влад сильно изменился. Он стал раздражительнее, агрессивнее, как-то даже энергичнее. Такая мрачная энергия… Он сказал, что Влад никогда не отличался исключительным умом и знаниями…
– Да, наверное, – подтвердил Светлов, все так же не поднимая глаз.
– Так вот. А тут он стал капитаном команды – чемпиона «Брейн-ринга». Откуда что взялось?!
– Что еще сказал отец Влада? – глухо спросил Светлов.
– Он подозревает, что уже несколько месяцев его сын принимал какой-то сильнейший психостимулятор, форсировавший деятельность мозга.
– Какой же?
– Он говорит, что какой-то новый сложный синтетический и, по-видимому, неизвестный широким кругам.
Светлов покачал головой и тяжело вздохнул. Мне было тягостно смотреть на его беспомощное, ставшее почти детским лицо. Глаза бессмысленно уставились в одну точку на стене, светлые волосы слиплись на лбу от выступившего пота – я сразу поняла, что его что-то гнетет.
– А еще у Влада сильно возросло влечение к женщинам. Конечно, тут отец не мог говорить определенно, но все-таки он заметил. Ты его друг и должен знать… Это так, у Влада действительно?..
– Да, – поспешно перебил меня Светлов, – а ты не заметила тогда, когда мы ночевали у тебя?
Я нахмурилась, чувствуя, как во мне закипает гнев при виде этого полудетского глуповатого лица с потупленными глазами.
– Что вы мне, кстати, тогда подмешали? – резко спросила я.
– Догадалась наконец, – устало выдохнул он. – Да «винт» обычный в рюмку добавили немного. Первитин.
– Так я и думала, козлы! Ладно, я все сказала, теперь будешь говорить ты.
Светлов молчал.
– Я же вижу, что-то тут не то. Откуда Влад брал этот синтетик? Что это за препарат? Ты должен знать.
Светлов все так же молча покачал головой.
– Ах ты гад! – не сдержавшись, прошипела я. – Убили твоего друга, а ты молчишь, опасаясь за свою поганую шкуру!
– Нет, – криво улыбнувшись, ответил Светлов, – я не могу. И знаю я очень немного. Да и то – догадки.
– Ну!
– Эти догадки могут сильно повредить и тебе.
– Да что ты! Ну же, я слушаю, говори.
– Влад действительно принимал психостимулятор, – медленно начал Светлов, очевидно, с трудом выдавливая из себя слова, – я забыл название, он как-то говорил…
– Перцептин?
Даже в полумраке было видно, как смертельно побледнел Светлов.
– Да… – пробормотал он. – Вроде бы так…
– Да не молчи ты! Ну же, – я пыталась растормошить этого туповатого болвана.
– Да, Влад принимал перцептин. Это новейший синтетик, вроде бы расширяющий возможности восприятия памяти… Лучше соображаешь, в общем. Влад говорил, что мозги как бы просветляются… поэтому сидящих на перцептине называют «светлячками».
– Кто же распространяет этот наркотик? – спросила я.
– Не знаю… Вроде человек, синтезировавший его, живет в нашем городе и работает на мафию. Они сбывают его… хотя связи, каналы сбыта еще не… не налажены… недавно его изобрели, этот перцептин.
– И как можно вычислить человека, принимающего перцептин?
– Побочные эффекты – повышенное половое влечение и седеющие волосы… при отходняке ничего не соображаешь. Если колоться регулярно – слабоумие и смерть.
– Кстати, о седеющих волосах! – вдруг вспомнила я. – У Влада вся голова была белая. Он поседел, как восьмидесятилетний старик.
– Я боюсь, – сказал Светлов, – у меня есть подозрения, что в этой истории замешан «Атлант-Росс».
– Ага! Ведь Анкутдинов организовал команду четыре месяца назад. И Влад начал принимать перцептин именно четыре-пять месяцев назад. – Я возбужденно потерла ладони. – Неужели в этом замешан Тимур?
– Скорее Лейсман, – слабым голосом произнес Светлов, – он занимался этими делами.
– А ты не принимал перцептин? – вдруг спросила я. – Ведь принимал! Помнишь кроссворды у меня дома, ты еще там шприц использованный оставил.
Светлов отвернулся и нервно закусил губы, лицо приняло бессмысленное, животное выражение.
«Дебил, – подумала я, – неудивительно, что его в команду не взяли. Соображает только после лошадиной дозы перцептина».
– У тебя есть адреса Кузнецова, Романовского, Бессоновой, Казакова и Дементьева?
– Вон записная книжка, посмотри там…
«Перцептин, команда „Брейн-ринга“, „Атлант-Росс“, Лейсман, человек, изобретший перцептин… Какой-нибудь нищий гений из НИИ. Все один к одному. Надо звонить Лейсману и Анкутдинову и встретиться с этими „светлячками“ из команды».
– Кстати, у этого человека… ну, что синтезировал препарат… кликуха «Светлячок». Еще поэтому перцептиновых нарков зовут «светлячками», – вдруг произнес Светлов.
– А ты к этому отношения не имеешь? – иронически поинтересовалась я. – Все-таки фамилия Светлов, а?
Тот пожал плечами с таким идиотским видом, что я поняла: этому человеку не поможет и перцептин. Хотя не знаю – если вспомнить кроссворды.
– Алло, Тимур? Это Таня Иванова говорит. Мне нужно с тобой сегодня встретиться. У тебя как со временем, очень занят?
– Приходи в половине третьего. Это что, действительно так важно?
– Да, очень важно. Так я приду?
– Буду ждать, – вежливо ответил Анкутдинов.
Перед выходом я в очередной раз меланхолично вытряхнула на пол кости.
28+8+19.
«Вас ожидает тихая и спокойная старость».
– Какое счастье! – растягивая гласные, сказала я. – Значит, я до нее все-таки доживу. Это очень важно уяснить себе, когда отправляешься в офис господина Анкутдинова и его милых и законопослушных подручных.
Фирма «Атлант-Росс» была, вероятно, самым крупным коммерческим предприятием в городе. Занималась она всем, на чем можно делать деньги, но упор делался на торговлю нефтепродуктами и стройматериалами. Название ее представляло собой аббревиатуру из имен основателей концерна: АТ – Анкутдинов Тимур, президент фирмы; ЛА – Лейсман Аркадий, финансовый директор; НТ – Новаченко Тимофей, начальник охраны.
Пышное словечко «концерн» пристроил к названию фирмы Лейсман (конечно, «Атлант-Росс» до концерна не дотягивал), он же предложил второе наименование «Росс», чтобы придать фирме хоть какой-то русский налет. Особенно если учесть, что в трио основателей и отцов фирмы не было ни одного русского: Анкутдинов – татарин, Новаченко – украинец, Лейсман – сами понимаете, еврей.
Двухэтажный центральный офис находился на пересечении двух главных улиц города.
Когда я вошла в приемную президента фирмы, то первое, что бросилось в глаза, была огромная фигура главы секьюрити господина Новаченко. Его оперный бас грохотал прямо в ухо хорошенькой длинноногой секретарше в мини-юбке, которая мелодично смеялась, то и дело страдальчески морщась, – наверно, когда децибелы новаченковского баса зашкаливали за все пределы возможного.
Увидя меня, Новаченко крякнул и обратился со следующим приветствием:
– Здоровеньки булы, Танюха! Як живешь, якими витрами занесло?
– Добрый день, Тимофей Леонидович. Спасибо, ничего. Анкутдинов здесь?
– Где ж ему быть-то? Вроде здесь, а, Светочка?
Хорошенькая секретарша взмахнула длиннейшими ресницами и нежным голоском прощебетала, что Тимур Ильич здесь, но он очень занят и не принимает.
– Меня зовут Татьяна Иванова, и я условилась с ним о встрече, – напористо проговорила я. – Как это занят?
Светочка исчезла за дверью анкутдиновского кабинета, робко косясь на монументальную фигуру начальника охраны. Через несколько секунд она выпорхнула, изящно переставляя умопомрачительными нижними конечностями, и взор Новаченко вспыхнул хищным блеском, а край торчащего из кармана мобильника еще выше задрался к потолку.
– Проходите, Тимур Ильич ждет вас.
Анкутдинов сидел в огромном кожаном кресле и перебирал какие-то бумажки. Увидев меня, он вяло улыбнулся и, явно без удовольствия встав, сделал два шага навстречу.
– Прекрасно выглядишь, – произнес он. Тон этого заявления никак не вязался с его приятным и по сути правдивым содержанием. – Ну, присаживайся.
– Ты тоже не похож на человека, безнадежно замученного работой.
Да уж, добавила я про себя, чтобы замучить Тимура Ильича работой, надо спустить его в каменоломню на выработку тройной дневной нормы в течение этак полугода.
Анкутдинов выглядел в самом деле очень мужественно и внушительно. Атлетическая фигура под два метра, ничем не хуже, чем у Новаченко, только гораздо стройнее. Мастер спорта по плаванию. Вместо тупой лысой башки с кабаньими глазками – в комплекте с подобным телосложением – на плечах Анкутдинова была удивительно интеллигентная голова. Аккуратная стрижка, тщательно уложенная, тонкие, почти аристократические черты смуглого нерусского лица. Красивые темные восточные глаза за стеклами очков в изящной, дорогущей, наверное, оправе.
Ленивое, неимоверно грациозное, холеное животное. И все-таки я знала, что, будь Анкутдинов таким, каким он представлялся с первого взгляда, он никогда бы не стал в свои двадцать восемь Тимуром Ильичом, президентом фирмы «Атлант-Росс».
– Конечно, по делу? – Он прищурил свои и без того довольно узкие глаза.
– А разве с тобой можно иначе?
Он словно нехотя полыхнул снисходительной белозубой улыбкой.
– Это с какой стороны посмотреть. Ты ведь тоже непростая, Таня. Вот, например, сейчас – о какой пакости ты хочешь мне поведать?
– У тебя на эти пакости чутье, – принужденно улыбнулась я.
– Ну тогда валяй.
– Помнишь, я звонила тебе дня три назад и интересовалась твоей командой в «Брейн-ринге»? Ты еще сказал, чтобы я позвонила Лейсману.
– Помню, конечно. И что, ты позвонила ему?
– Нет, не позвонила. А теперь придется.
– Что-то серьезное?
– Ага, куда уж серьезнее. Вишневский, капитан команды, умер сегодня утром от передозировки наркотика.
Он нервно сцепил пальцы и глянул на меня поверх очков почти с досадой.
– Очень жаль, – сказал он. – Ты из-за этого и пришла ко мне? Я не понимаю.
– Я говорила с его отцом, и он подозревает, что это убийство.
Я наскоро пересказала Тимуру содержание нашего разговора с Вишневским-старшим. Он слушал меня, не перебивая, рассеянно раскачивая в пальцах очки на одной дужке, что означало у него высшую степень внимания.
– Неприятная история, – наконец произнес Анкутдинов. – Я даже могу рассказать кое-что еще. Примерно такие же случаи, правда, без смертельного исхода, уже были в юридическом, в университете, в «экономе». Кто-то продает студентам этот препарат, повышающий порог интеллекта и стимулирующий память и восприятие. У меня контрольный пакет акций одной компьютерной фирмы при Академии госслужбы, ну, ПКЦ бывшем. Так и у них были случаи, когда им предлагали перцептин. Посылали на пейджер: «Не желаете ли приобрести то-то по такой-то цене за грамм?» Н-да! Дело и вправду серьезное.
Прозвенел телефон.
– Анкутдинов! Да! Я слушаю. Что? Акции? Да какое, к черту? Идиоты! Немедленно. Сию минуту… Хорошо, я еду.
Тимур хлопнул меня по плечу и, мило улыбнувшись, сказал:
– Извини, Танечка, не могу больше с тобой говорить. Дела. Никак с этим нефтеперерабатывающим заводом не утрясу. Машину через минуту к выходу! – рявкнул он в аппарат. – Так что извини, – снова обернулся он ко мне, – еще раз говорю: позвони Лейсману. Если что раскопаешь или буду нужен – звони на мобильник. Все-таки капитан моей команды, черт возьми…
Визит к Анкутдинову ничего не прояснил. Выходило, что и он не мог сообщить ничего определенного и, как мне показалось, едва ли был причастен к этой истории. А я привыкла полагаться на свою интуицию.
Оставались Лейсман и члены брейн-ринговской команды. И – опять-таки Светлов… Что-то не позволяло мне вычеркнуть его из списка людей, способных пролить свет на эту ситуацию.
Лейсман говорил со мной подчеркнуто сухо и встретиться отказался, ссылаясь на занятость. Когда же я сказала ему, что звоню из приемной Анкутдинова и все попытки финдиректора уклониться от разговора со мной вызовут прямое неудовольствие главы фирмы, Аркадий Иосифович сменил гнев на милость:
– Хорошо, через час в ресторане «Лира». У меня там сейчас деловая встреча с иностранным партнером. После нее я смогу поговорить с вами. Но перед этим позвоню Тимуру Ильичу и проверю…
– Да ради бога, черт возьми! – облегченно выдохнула я в сторону.
По-видимому, Аркадий Иосифович все-таки что-то расслышал, и его не вдохновило забавное соседство в одной фразе бога и черта. Его голос стал совсем уж ледяным:
– Надеюсь, вы не станете отрывать меня от дел по пустякам, и ваш вопрос достаточно серьезен. До встречи, – и господин Лейсман соблаговолил дать отбой.
– Вот урод! – выругалась я.
– Это ты о ком? – поинтересовался все еще торчащий здесь Новаченко.
– Да так… А вы почему не охраняете президента, Тимофей Леонидович?
Глава 3
Зачет по высшей математике группы «Б» четвертого курса химфака университета подходил к концу. Настенные часы показывали половину четвертого, когда из-за угла длинного университетского коридора показались двое. К тому времени у двери аудитории, в которой шла сдача зачета, осталось три человека.
Из двоих вновь прибывших первый был коренастый молодой человек с бритым затылком, широким красным лицом и в сильном подпитии. Ноги его плохо слушались, а физиономия расплывалась в глупейшей довольной улыбке. Избрать путь по высокоамплитудной синусоиде ему не позволяла идущая рядом высокая девушка, крепко вцепившаяся в руку незадачливого выпивохи. Ее лицо, тонкое и миловидное, в настоящий момент было сильно озабочено.
– Что ж ты нажрался, кретин?
– М-м-м, – лаконично ответил тот.
– Опять с Казаковым «Анапу» жабали? Ты хоть бы сначала зачет сдал, а потом квасил, идиот!
– Да л-ладно тебе, Ленк, – наконец выдавил из себя что-то членораздельное любитель дешевых вин, – сейчас сдам…
– Тебя самого надо сдать – в «трезвяк», естественно! Горе ты мое!
Троица оставшихся у дверей аудитории при приближении парочки разразилась радостными приветственными воплями.
– Здорово, Кузнецов! Че это от тебя несет за километр?
– Пошел ты.
– А ты Светлова не видал?
– А че, его еще не было? – вмешалась в разговор Лена, не отпускавшая руки Кузнецова.
– Да нет. А что тут удивительного? Он в универ только по большим праздникам ходит.
– Куда уж больше – зачет у Смирнитского, – недовольно выговорила Лена. – Как, кстати, принимает?
– Да ниче, пидор сегодня добрый.
– Какой еще пидор?
– Смирнитский, конечно. Ты что, Бессонова, с дуба рухнула, что ли? Але, гараж!
– Кто следующий идет? – спросила Бессонова, равнодушно проигнорировав довольно нахальную фразу.
– Не знаю… Щас Мишка, потом Петров, потом я. А вообще он всех сейчас запустит, наверное.
– Шпоры есть? – пробурчал Кузнецов, приваливаясь к подоконнику и вытаскивая из рукава бутылку «Балтики» номер 9. – А то я ни хрена не рулю, че там…
Лена вырвала у него бутылку и, не обращая внимания на протестующее недовольное мычание, положила в свою сумку.
– Сдашь, тогда выпьешь.
– Ты глянь, – вдруг оживился безнадежно поникший и потерявший было весь смысл жизни Кузнецов, – Светлов идет!
Светлов был мрачен. Прямые светлые волосы растрепались, лицо казалось темным, больным и усталым.
– Я думал, опоздаю, – наконец сказал он, кивнув всем присутствующим.
– Ты что так поздно?
– Готовился.
– Ты? – хмыкнул Кузнецов. – Да ладно, Лех, хорош мозги канифолить!
– Знаешь что-нибудь? – спросила Лена.
– Да так… в легкую…
Дверь аудитории отворилась, и показалась бритая ухмыляющаяся физиономия. Вслед за лысой башкой показался и сам ее обладатель, по всей видимости, максимально удовлетворенный жизнью.
– Сдал, е-ка-лэ-мэ-нэ! – выдохнул он. – В цвет прокатило! Ништяк. Я же говорил тебе, что все будет нормально, – обернулся он к одному из еще не сдавших. – А ведь вчера ничего не знал!
Тусклые глаза Светлова при последних словах вспыхнули, и он, хотя и не принимал участия в разговоре, подошел ближе.
– Не хило! – продолжал разглагольствовать тот. – Я же говорил, «лекарство» покатит! А, Светлов! Че, опять ничего не знаешь, как всегда?
– Да так…
– «Да так, да так», – передразнил бритый, – а я вот вчера заплатил стольник, а сегодня все зацепил.
– Перцептин, что ли, купил? – бесцветным голосом произнес Светлов, и его слова прозвучали странно – то ли как вопрос, то ли как утверждение.
Бритый посмотрел на него с некоторым удивлением и даже с долей уважения.
– А ты откуда о нем знаешь?
– Ну-у-у, – пробормотал под нос Светлов, – знаю вот…
Бритый сплюнул и вразвалочку пошел по коридору.
– Ну так купи его, – внезапно громко сказал он через плечо. – Я вот весь курс за два часа выучил.
– Как придешь домой, посмотри в зеркало, умник, – холодно сказал Светлов, тупо пиная о стену сигаретную пачку.
Но бритый уже ушел.
Дверь аудитории распахнулась, и в проеме возникла тщедушная фигура Якова Абрамовича Смирнитского.
– Сколько осталось? Пятеро? Шестеро? А-а-а, Светлов? Какими судьбами, молодой человек? Но все-таки это превосходно – вы удостоили нас своим появлением, искренне вам благодарен. Ну-с, проходите… Превосходно, право, превосходно.
– Леш, тебе дать шпоры? – вполголоса спросила Бессонова.
– Лучше Косте дай, у него ж наверняка нет, – в тон ей ответил Светлов.
– А как же ты?
– У меня есть кое-что, отчего он мне сразу поставит зачет.
– Справка, завизированная министром образования? – иронически спросила Лена, входя в аудиторию.
– Да нет… Доказательство теоремы Ферма.
– Шутник, – фыркнула она, садясь за парту и волоча за собой отчаянно испускающего шлейф перегара Костю Кузнецова.
– Я думаю, вы отдаете себе отчет в том, Светлов, что мало смыслите в моем курсе, в частности, и в высшей математике в целом. Не скрою, такого тотального недопонимания, таких пробелов в изучении курса, слагающих, в сущности, совершенное игнорирование смысла тех скромных по современным меркам крупиц знания, что вы обязаны усвоить из моего предмета, я еще не видал.
Яков Абрамович внушительно поднял палец и посмотрел на скорчившегося перед ним Светлова с видом искреннего соболезнования и укоризны.
– Да-с, – дополнил он свою весьма содержательную речь. Из тона его определенно явствовало, что только катастрофический идиот может еще питать надежды на получение зачета. – Я думаю, нам имеет смысл увидеться на пересдаче.
– А я так не думаю.
– Что? – Пенсне оскорбленно подпрыгнуло на длинном носу Якова Абрамовича. – Вы что-то сказали, Светлов?
– Я думаю, мы не увидимся на пересдаче, Яков Абрамович. Я больше не буду учиться в университете.
– Да что вы такое говорите, молодой человек? – возмутился профессор, ожесточенно жестикулируя сухими морщинистыми ручками перед носом у студента. – Стыдно-с! Даже слушать не стану. Вы проучились почти четыре года непонятно как, но доучились до восьмого семестра, а теперь встаете в позу и говорите: не буду учиться. Это не по-мужски, Светлов.
Яков Абрамович доверительно наклонился к уху Алексея и сказал негромко:
– Вы знаете, Светлов… я сам, безусловно, в современной конъюнктуре… в этой… Одним словом, мой племянник говорил, что в нашем городе синтезирован препарат, колоссально расширяющий возможности мозга. Все это сделано на деньги мафии, и теперь налаживается сеть сбыта продукции.
– Почему все об этом знают, кроме милиции? – пробормотал Светлов.
– Вы наивный человек, Алексей. Этим делом занимаются очень серьезные люди. Если все это, разумеется, не вымысел. Ну так вот… к чему я это сказал? Это может вызвать революцию в науке. И образовательной системе…
– Да и так уже все, кто способен платить, сессию сдают на перцептине! – резко проговорил Светлов. Лицо его, и без того смертельно бледное, стало мучнисто-серым. – Вы к этому вели, профессор?
Губы его конвульсивно дернулись, на висках набрякли сизые жилки, а лоб покрылся крупными каплями пота.
– Вы все мне смертельно надоели, – громким голосом совершенно без интонации выговорил он, – тупые ублюдки, неспособные остаться людьми без проклятой наркоты! Ка-аззлы!
Смирнитский оцепенел, его черненькие глазки превратились в оловянные плошки, он буквально впился взглядом в перекошенное лицо Светлова.
– Они меня ждут там, у порога корпуса. Черный крестик прицела перечеркнет мою шею, и все начнется сначала. Но только без меня.
– Вы больны, Светлов?!
Голос Смирнитского разнесся на всю аудиторию, и даже мирно дремавший в углу Кузнецов пошевелился и оторвал тяжелую голову от парты, а в дверь заглянула уже сдавшая зачет Лена Бессонова, дожидавшаяся Костю.
– Вы положительно больны, – уже спокойнее повторил Яков Абрамович, – успокойтесь, не распускайте себя.
Светлов чудовищным усилием улыбнулся.
– Вы думаете, что человек, придумавший… этот препарат, гений?
– Без сомнения. Ради бога, Светлов, прекратите истерику.
– Поставьте мне зачет, профессор, – неожиданно спокойно выговорил тот, – посмотрите сюда и поставьте зачет.
Профессор глянул в протянутый ему лист бумаги и начал читать. Недоверчивое удивление, плавно перетекшее в искренний интерес. Изумление, переходящее в неподдельный, всесокрушающий шок и потрясение.
– Светлов, голубчик, откуда это у вас?
– Это теорема Ферма, Яков Абрамыч. Я доказал ее… час назад.
Смирнитский не верил своим глазам. Самая знаменитая, самая недоказуемая теорема математической науки, над которой бились лучшие умы трех последних столетий… И вдруг – какой-то мальчишка, студент-недоучка!
– Я поставлю зачет… – пробормотал он.
– Вот и чудно, – Светлов поднялся во весь рост и, не глядя на Якова Абрамовича, подошел к окну: – Нет, это не я, Яков Абрамыч. Это перцептин. О котором вы так интересно рассказывали. А вы видели Сергеева сегодня? Он, вероятно, блестяще сдал зачет. Так вот… у него на голове седые волосы.
Под страшным ударом хрустнула рама, и посыпались стекла, раня голые до локтя руки Светлова… Одним ловким движением он вскочил на подоконник и помахал окровавленной рукой враз проснувшемуся Кузнецову, изумленному Смирнитскому, вбежавшей в аудиторию Бессоновой…
– Всю жизнь я делал только неверные шаги. Я переступил через себя, я оказался за чертой. Правда, я похож на героя Шекспира? А вот сейчас я сделаю первый – по-настоящему правильный шаг…
Подоконник легко вывернулся у него из-под ног, судорожно раскрылось небо, веером распустилась земля – когда он сделал шаг с четвертого этажа и, перевернувшись в воздухе, упал на мокрый от недавнего дождя асфальт.
Через четверть часа высокий плотный мужчина в черном полупальто сел в темно-серый «БМВ» и набрал номер сотовика.
– Все в порядке, – сказал он, – нам даже не пришлось вмешиваться.
– То есть? – прозвучал в трубке резкий неприятный голос.
– Он сам…
– Превосходно, – отчеканила трубка. – Тогда уезжайте.
– Превосходно, – повторил Лейсман кому-то по телефону и, рассоединившись, положил трубку на стол. Неприятно ухмыльнувшись, он посмотрел на меня.
– Шампанского?
– Кофе, если можно, – ответила я. Еще не хватало пить шампанское с этим мерзким Аркадием Иосифовичем!
При непосредственном общении он оказался куда любезнее, нежели по телефону. Но в его преувеличенной тактичности сквозило что-то неестественное и неприятное. Лучше бы продолжал грубить!
– Значит, вы хотите знать, когда и зачем я организовал команду, призванную участвовать в играх «Брейн-ринга»?
– Я уже говорила.
– Команде четыре месяца. Она дважды участвовала в играх и с первой попытки произвела фурор, выиграла чемпионство. Зачем? Милая девочка, это такая реклама фирмы.
Читать бесплатно другие книги:
