Брюс Филимонов Александр

Шотландские и ирландские предки

Яков Вилимович Брюс родился в Москве 1(11) мая 1669 года.

Его отец приехал в Россию в 1647 году, нанявшись служить в русскую армию. Он был представителем известного в Шотландии и Ирландии рода.

Род Брюсов — один из самых древних и именитых в Европе. Выходцы из Нормандии, Брюсы ведут свою родословную с первых веков нашей эры. Одно из значительных событий в этой истории — Норманнское завоевание Англии, произошедшее в середине XI века. Именно тогда Роберт де Брюс (фр. Robert de Brus), дворянин из Котантена, переселился в Англию и получил во владение земли в Йоркшире. Его сыну Роберту де Брюсу король Шотландии Дэвид I пожаловал в 1124 году долину реки Эннан (Аннан) в юго-западной части страны. Таким образом, Роберт де Брюс стал первым лордом Эннандейла (Аннандейла).

После смерти 1-го лорда Эннандейла его владения были разделены между двумя детьми Роберта де Брюса: земли в Йоркшире отошли к старшему сыну Адаму (линия угасла в 1271 году), а шотландские владения — к младшему Роберту, основателю шотландской линии рода. Роберту Брюсу, 2-му лорду Эннандейла, удалось добиться признания королем Шотландии права наследования своих земель по мужской линии. Его внук Роберт Брюс, 4-й лорд Эннандейла, женился на Изабелле, второй дочери Дэвида Хантингдонского, брата шотландских королей Малкольма IV (около 1141–9 декабря 1165, король Шотландии с 1153 года) и Вильгельма Льва (около 1143, 4 декабря 1214 — король Шотландии с 1165 по 1214 год). Этот брак обеспечил в будущем возможность представителям рода Брюсов предъявить (в числе 11 претендентов!) претензии на шотландский престол.

Роберт Брюс, 5-й лорд Эннандейла, в период правления Александра III был неофициально признан ближайшим наследником шотландской короны после сына короля. Пятый лорд Эннандейла играл значительную роль в политической борьбе страны в середине XIII века, а после смерти единственной внучки Александра III королевы Маргариты в 1290 году предъявил претензии на престол. Он вошел в историю Шотландии под именем Роберта Соискателя. Однако корона досталась в 1292 году Иоанну Баллиолю.

Роберт Брюс, 6-й лорд Эннандейла, отличавшийся в молодости особенной красотой, был похищен графиней Каррикской Мэрджори и тайно женился на ней, несмотря на недовольство короля Александра III. Их сын Роберт Брюс (1274–1329) унаследовал в 1292 году графство Каррик, а в 1306 году возглавил борьбу за независимость Шотландии и в Сконе был коронован королем. Именно Роберт I Брюс добился освобождения Шотландии от английского владычества, что было провозглашено в 1328 году.

События освободительной борьбы шотландского народа под предводительством Роберта Брюса были воспеты в 1375 году Джоном Барбором, написавшим поэму «The Bruce», в которой излагается история жизни короля. Эта поэма была напечатана впервые в Эдинбурге в 1570 году и затем выдержала почти двадцать изданий. В 1793 году Роберт Бернс в поэме «Robert Bruce’s March То Bannockburn» прославил подвиг короля-освободителя. Джоаккино Россини в 1846 году написал оперу «Роберт Брюс». В наше время эти события отражаются в произведениях кинематографистов: в 1995 году вышел фильм «Храброе сердце», получивший премию «Оскар» как лучший фильм года, а в 1996 году — фильм «Брюс», снятый английскими кинематографистами.

В 1329 году папа Иоанн XXII пожаловал королям скотов право помазания при коронации. Однако Роберта Брюса к этому времени уже не было в живых: 7 июня 1329 года он скончался в своем дворце Кардросс. По легенде, в свой последний час он призвал лучшего из рыцарей, лорда Джеймса Дугласа, и просил доставить его сердце в Святую землю. После смерти Брюса Джеймс Дуглас пытался исполнить волю короля. Но путь с заветным ларцом в Палестину стал для верного рыцаря роковым. В марте 1330 года он пал в Андалусии, сражаясь вместе с королем Альфонсом XI против мавров Гранады. Эта история отражена в символике рода Дугласов, на гербе которого изображено сердце. До недавнего времени эта история считалась лишь красивой легендой, но при восстановлении аббатства Данфермлин, усыпальницы королей скотов, открыли могилу Брюса — ребра над сердцем были вырезаны. В 1992 году в печати промелькнула информация о том, что в Испании была обнаружена могила Джеймса Дугласа с заветным ларцом.

Наследником короля Роберта I стал его сын Дэвид, передавший власть племяннику — Роберту II Стюарту. Мать Дэвида — Мэрджери Брюс — вышла замуж за Уолтера Стюарта, что и позволило их сыну Роберту стать наследником королевского престола. Так Роберт II стал основателем династии Стюартов на престолах Шотландии и Англии.

Был у короля-освободителя Роберта I Брюса брат — Эдвард, который в 1315–1316 годах завоевал в Ирландии Улстер и Коннахт и был провозглашен ирландским королем. Он погиб в бою с англичанами в 1318 году.

Еще один родной брат Роберта I Брюса, Томас, стал первым лэрдом (в континентальной традиции бароном) Клакманнаном (Clackmannan) и получил титул и землю на северном берегу залива Фёрт-оф-Форт в Шотландии. От него и начинается линия Брюсов, ведущая к герою нашей книги.

Прадед Якова Вилимовича Брюса был младшим братом 8-го барона Клакманнана, не получившим по принципу майората в наследство титул и состояние отца, поэтому, став рыцарем, он вынужден был искать место для службы у короля или за границей.

Такая же участь постигла и отца Якова Брюса в XVII веке.

Прибытие Вилима Брюса в Москву и начало русской службы

Как показывают исследования рода шотландских Брюсов, которыми занимается Ирина Алексеевна Блайс (Blyth), в девичестве Либерман, представительница современных потомков российской ветви Брюсов, Вильям (Вилим) Брюс ко времени приезда в Россию (с 1639 года) был женат и арендовал небольшой участок земли, которого в конце концов лишился. Он родился в начале 1620-х годов в протестантской семье в Шотландии, в графстве Клакманнан на северном берегу залива Фёрт-оф-Форт. Участвовал на стороне короля в гражданской войне между Карлом I и парламентом в 1640-е годы. После поражения королевских войск в сражении при Нейзби 14 июня 1645 года многие сторонники короля стали покидать родину. Во многом это обстоятельство и стало причиной его выезда на континент в 1647 году.

В это время представитель русского царя Илья Данилович Милославский набирал иностранных офицеров на русскую службу. Среди них оказался и Вилим Брюс.

Напомним читателю, что в ходе Тридцатилетней войны состоялся поход русской армии под Смоленск в 1632–1634 годах, когда русское правительство, помогая своему союзнику Швеции, выступило против Речи Посполитой, пытаясь вернуть утерянные в эпоху Смутного времени западные земли. В осаде Смоленска, возглавляемой Шейном, участвовали полки «нового строя», сформированные на основе наемных иностранных специалистов. К сожалению, неудача под Смоленском привела к тому, что большинство иностранцев оказались на службе короля Владислава. Таким образом, набор военных, который осуществлял Милославский в европейских странах, был вынужденной мерой, призванной пополнить новые воинские формирования.

Однако «земля обетованная» встретила иностранцев сурово. При подходе к Архангельску корабль, на котором они плыли, затонул, и документы нанятых офицеров пропали. Состоявший в делегации И. Д. Милославского дьяк Иван Байбаков, занимавшийся оформлением прибывших, отметил о В. Брюсе, что «выехал он порутчиком из Галанской земли».

Надо отметить, что отношение к иностранным специалистам в то время в России было особое. И их прибытие в страну и даже заключенный договор на военную службу совсем не означал, что правительство будет исполнять свои обязательства перед иностранцами. О такой практике очень красноречиво повествуют письма Франца Лефорта, который прибыл в Архангельск в составе группы офицеров, нанятых на русскую службу, в августе 1675 года. Группе было сразу отказано в службе и в обратном возвращении. Четыре месяца (в зимнее время!) без содержания иностранцев продержали в Архангельске до решения дальнейшего вопроса об их судьбе, и только в декабре после челобитной, поданной на имя царя, иностранцам было разрешено выехать в Москву «на своих проторях и подводах». В феврале они прибыли в Москву, а 4 апреля им было вновь отказано в службе. Только к лету офицеры стали получать должности инженеров и военных специалистов.

Так и для группы офицеров, приехавших в Архангельск в 1647 году вместе с В. Брюсом, вопрос об их службе царю не был окончательно решен. После прибытия в Москву мытарства путешественников не закончились. Несмотря на то что 1 ноября был издан указ, в котором говорилось: «…бытии им ныне у Государя на дворе и видеть ево царские очи… маеору и капитаном… порутчиком… прапорщиком да солдатом, да стволовому мастеру… Государь велел спросить о здоровье и пожаловал к руке», условия для несения службы в Москве для многих иностранцев были неприемлемы. Дело в том, что многие из них прибыли в Россию с семьями.

С января по май 1648 года иностранные офицеры обращались к царю с «челобитными», в которых сообщали о невзгодах, приключившихся с ними на русской земле, о том, что они с женами и детьми вынуждены «болтаться меж двор, просить подаяния и нищенствовать». Они просили царя увеличить им содержание. Возможно, ввиду того, что Вилим Брюс прибыл в Россию один без семьи, он одним из первых согласился на те условия содержания, которые предложило новое отечество.

В качестве иллюстрации об отношении к иностранцам в Москве приведем отрывок из «Дневника» Патрика Гордона, прибывшего в Москву в 1661 году: «Здесь… я убедился, что на иноземцев смотрят как на сборище наемников и в лучшем случае (как говорят о женщинах) — necessaria mala (лат, неизбежное зло); что не стоит ожидать никаких почестей или повышений в чине, кроме военных, да и то в ограниченной мере, а в достижении оных более пригодны добрые посредники и посредницы, либо деньги и взятки, нежели личные заслуги и достоинства; что низкая душа под нарядной одеждой или кукушка в пестром оперении здесь так же обыкновенны, как притворная или раскрашенная личина; что с туземцами нет супружества; что вельможи взирают на иностранцев едва ли как на христиан, а плебеи — как на сущих язычников; что нет индигената без отречения от былой веры и принятия здешней; что люди угрюмы, алчны, скаредны, вероломны, лживы, высокомерны и деспотичны — когда имеют власть, под властью же смиренны и даже раболепны, неряшливы и подлы, однако при этом кичливы и мнят себя выше всех прочих народов».

Поводом для такой оценки послужило то, что Патрик Гордон был обескуражен требованием от него взятки только за то, что дьяк должен был выполнить распоряжение боярина о выдаче жалованья ему и его подчиненным, также прибывшим служить в Москву. Вероятно, эти же проблемы оказались неразрешимыми и для группы иностранцев в 1647 году.

В течение семи лет службы в полку барона Ягана Лесли с жалованьем 5 алтын в день В. Брюс выше чина прапорщика не поднялся. Лишь в 1654 году началась военная карьера Вилима Брюса. Во время войны против Речи Посполитой он участвует в походе на Смоленск и быстро продвигается по службе. Об осаде Смоленска он писал: «…под Смоленском на многих выласках и на приступех был…», причем оказался в самой горячей точке сражения. «И за тое Смоленскую службу Великого Государя по имянному указу из капитанов пожалован в маеоры».

В следующем, 1655 году Вилим Брюс пожалован в подполковники и под командованием Иоганна Лесли участвовал в походе под Вильну, где поляки были разбиты и в конце июля 1655 года Вильна была взята.

В 1656 году начались военные действия против Швеции, напавшей с севера на Речь Посполитую. Брюс сообщает, что «во 7164 [1656] году из Москвы послан на службу Великого Государя под Ригу и з дороги из с под Полоцка з боярином Семеном Лукьяновичем Стрешним [Стрешневым] послан… под Динаборк…А из под Динаборка пришли под Куконаус и Куконаус приступом взяли.

И после того был под Ригою». Здесь при осаде Риги Брюс получил ранение: «и на выласке в трех местах ранен: в левую ногу да правый бок». П. Гордон утверждает, что осада Риги осуществлялась самолично царем, который вернулся в Москву с частью войск только после снятия осады, продолжавшейся шесть недель.

Напомню, что речь идет о царе Алексее Михайловиче, которого называли Тишайшим, считая, что он вообще не участвовал в военных действиях и дальше Преображенского из Москвы никуда не выезжал. В 1658 году В. Брюс после двухлетнего пребывания в Смоленске «по имянному указу за тое военную службу и за раны на Москве пожалован он изс подполковников в полковники в салдацкой же строй…».

Так, через четыре года после начала военных действий (а фактически, за сражения 1654–1656 годов) Вилим Брюс дослужился от прапорщика до полковника русской армии. «И послан на службу Великого Государя в Курск с полком. И после того был в Волхове и во Белеве. И по указу Великого Государя тот ево полк в Белеве роздал по разным приказом в стрельцы, а ему по указу Великого Государя и по грамоте велено быть к Москве с начальными людьми. И с Москвы послан в Смоленск с полком».

Полк Брюса принимает участие в военных действиях под Могилевом в 1660 году, где входил в подчинение князя Ю. А. Долгорукого.

В 1664 году полковника Брюса «пулькою ранили тяжелою увечною раною» под селом Сигновичи в Смоленском уезде.

После этого полковник Брюс в военных действиях участия не принимает.

В 1668 году сообщается о прибытии из Астрахани в Москву жены Брюса. Обстоятельства пребывания ее там пока неизвестны. Возможно, это связано с рождением сына Романа.

В русских архивах нет сведений о его жене. Письма Я. В. Брюса и его старшего брата Романа «братцу» Андрею Инглису, написанные в 1705–1706 годах после взятия Нарвы, давали повод российским исследователям, начиная с М. Д. Хмырова (1860-е годы), считать, что мать Якова Брюса первым браком была замужем за Юрием Инглисом. Брюс тогда получил земли в пригороде Нарвы, а Андрей Инглис был назначен комендантом Нарвы. Кстати, в письме указывается, что Брюс подарил сестре Инглиса Елене, бывшей замужем за H.H. Балком, дом.

Упомянутые уже исследования И. А. Блайс показывают, что жена Вилима Брюса приехала из Шотландии.

Впрочем, исследования родословной продолжаются.

До 1672 года Вилим Брюс жил в Смоленске, владея пожалованными ему двором и землями в Смоленском уезде. Однако при переформировании смоленских полков он был переведен в Москву. Все его поместья и вотчины в Смоленском уезде были отписаны на государя в 1673 году.

Живя в Немецкой слободе в Москве Брюс участвует в ежегодных весенних смотрах до 1679 года. Здесь в Москве выросли его дети, получили образование, которое позволило им впоследствии стать крупными военными и государственными деятелями. Этот вопрос освещается в исследованиях В. Ковригиной, которая пишет, что, еще до Петра I в царствование Алексея Михайловича, жители Немецкой слободы создавали школы при культовых учреждениях (кирхах, костелах), были подобные школы и в отдельных кварталах слободы, нанимались домашние учителя, гувернеры. Следовательно, получившее впоследствии распространение в России домашнее образование в Немецкой слободе существовало еще до Петра I. Здесь, пожалуй, важен не сам термин «домашнее образование», который предполагает обучение ребенка на дому нанятым для этого учителем, а само содержание процесса обучения, в ходе которого учитель практически передает не только свои знания, а жизненный опыт, «работая» в непосредственном контакте с учеником. Такой же характер был и у процесса образования в Немецкой слободе в то время. Иностранные специалисты, обучая своих детей, максимально пытались передать им свой жизненный опыт и знания, что не могло не сказаться на качестве образования. Хотя, естественно, определяющими в этом были таланты самих учеников. Кстати, В. А. Ковригина называет Романа и Якова Брюсов жителями Немецкой слободы, родившимися и выросшими здесь. Более того, она утверждает, что оба брата не только учились в Немецкой слободе, они и преподавали здесь.

Немецкая слобода была островком Европы на территории Москвы и отличалась тем, что жившие в ней представители разных стран во всем поддерживали друг друга. Не исключено и то, что после смерти Вилима Брюса в 1680 году его дети оказались на воспитании у кого-то из иностранцев, живших по-соседству.

Старший брат Якова Брюса

У Вилима Брюса было трое детей. Его старшая дочь Елизавета впоследствии вышла замуж за полковника Джона Трейдона. Умерла в 1694 году.

Старший сын Роман (1668–1720), по другим сведениям рожденный в 1667 году, был женат на Сарре-Элеоноре, которая родила ему пять детей, двое из которых умерли во младенчестве. Именно сын Романа Александр (Иван Александр) (1704–1760) стал наследником Я. В. Брюса. Дочь Романа Наталья вышла замуж за полковника P.P. Боура, сына участника Полтавской баталии. Еще одна дочь, Елизавета (Доротея Елизавета), вышла замуж за генерала В. В. Фермора, известного в качестве главнокомандующего русской армией во время Семилетней войны (1756–1763). Именно по этой линии Ферморов исследователям удалось проследить родословную до современности. Наследники Ферморов, москвичи Либерманы и Тарасевичи, являются потомками этого рода в России. Это удалось установить в результате исследований, которыми занимались братья Алексей и Михаил Яковлевичи Либерманы. Они проделали огромную работу по восстановлению генеалогии рода Брюсов в России. Это был поистине колоссальный труд, ведь продолжение российской ветви Брюсов шло по женской линии, и среди потомков оказались Ферморы, Стейнбоки, Альбрехты, известный русский гидротехник М. И. Сердюков, создатель Вышневолоцкой гидротехнической системы, связывающей Волгу с Балтийским морем.

О Романе Вилимовиче сохранилось немного информации, хотя с 1704 по 1720 год он занимал пост обер-коменданта Санкт-Петербурга. К тому же во многих исследованиях, путая братьев Романа с Яковом, как правило, приписывают сделанное старшим братом Якову Вилимовичу. Это вполне объяснимо, поскольку Яков Брюс добился гораздо большего, нежели его старший брат Роман.

Приведем несколько эпизодов из военной биографии Романа Брюса.

В 1704 году, когда главные силы русской армии были сосредоточены в районе Дерпт — Нарва, шведское командование, желая отвлечь часть русских сил от этого района, планировало нанести по Петербургу комбинированный удар с суши и с моря. Командующий войсками в Петербурге обер-комендант крепости генерал-майор Р. В. Брюс, получив сведения, что на реке Сестре обнаружен 8-тысячный отряд шведов под командованием генерала И. Майделя, принял срочные меры по защите города. У берега Невы, на Березовом острове, были возведены укрепления. На Большой Неве сосредоточили весь имевшийся флот.

2(13) июля войска генерала Майделя подошли к Неве и остановились против того места, где были возведены укрепления. Линия обороны на Городском острове с батареями была построена за одну ночь. Созданием этой линии обороны и ее командованием руководил Р. В. Брюс. Шведы открыли сильный артиллерийский огонь, продолжавшийся четыре часа. Русские мужественно отбили нападение врага. Майдель отступил и занял позицию за рекой. Одновременно в направлении Петербурга двинулся и шведский флот. 12 (23) июля к Котлину подошла эскадра де Труа с десантом в одну тысячу человек. Неприятель попытался высадиться на Котлине. Отряд Р. В. Брюса хотя и был небольшим, но оказал шведам упорное сопротивление, после чего они повернули обратно, не достигнув поставленной цели.

В первых числах августа Майдель предпринял новое наступление. Его войска расположились недалеко от развалин Ниеншанца и оттуда стали угрожать Петербургу. Майдель отправил Брюсу ультиматум с требованием сдать город, угрожая в противном случае взять его силой. Роман Брюс с достоинством ответил: «Мне очень странно предложение господина генерал-поручика уступить вверенную мне всемилостивейшим моим государем и царем крепость: не угодно ли господину генерал-поручику удалиться в свою землю, а меня таким писанием пощадить?»

Брюс с частью Петербургского гарнизона и пушками выступил навстречу противнику. Русские войска расположились на левом берегу Невы, против устья Охты. Шведы по наведенному мосту сумели переправиться через Охту, но закрепиться им не удалось. Майдель был вынужден отступить.

Летом 1705 года шведское командование предприняло новую попытку овладеть Петербургом комбинированной атакой с моря и суши. Но и на этот раз замысел противника не осуществился. Сильная неприятельская эскадра в составе 22 вымпелов под командованием адмирала Анкерштерна безуспешно пыталась овладеть Кроншлотом, уничтожить русский флот и прорваться к Петербургу. Но этого сделать им не удалось. Историк XIX века A.C. Чистяков писал: «… тобы затруднить плавание и частью с целью обмануть шведов, поперек всего фарватера, перед русским флотом были устроены плавучие рогатки, которые держались на якорях и издали, с моря походили на мачты, вбитые в землю, или мачты затопленных кораблей, так что казалось, будто никакого проезду нет».

Неточность, которую допустил A.C. Чистяков, в том, что он полагал, будто фокус с рогатками, имитировавшими мачты затопленных кораблей, придуман Яковом Вилимовичем Брюсом. Оно и верно, кто как не легендарный Яков Брюс мог такое придумать. Но это был его старший брат Роман. (Этот прием блокировки бухты был использован в 1854 году при обороне Севастополя от англо-французской эскадры. (Правда, тогда был действительно затоплен при входе в бухту русский парусный флот.)

Неудачными были действия и 10-тысячного отряда шведов во главе с И. Майделем. Его намерение захватить Шлиссельбург и атаковать Петербург с суши было сорвано активной обороной русских войск во главе с генералом Р. В. Брюсом. Шведы понесли большие потери и были отброшены к Выборгу. Так, обер-комендант Санкт-Петербурга Роман Вилимович Брюс смог отстоять важный форпост России в устье Невы. Это во многом способствовало тому, что с 1706 года Петербург стал по-настоящему торговым городом, все более обретая черты новой столицы.

Кстати, шведский генерал-лейтенант Майдель писал 24 июля 1704 года: «Петербург очень хорошо основан и укреплен, его положение таково, что он может стать одновременно и сильной крепостью и процветающим торговым городом…» Эта справедливая оценка будущей столицы России была подтверждена деятельностью такого военного и государственного деятеля, каковым был обер-комендант Санкт-Петербурга Роман Вилимович Брюс.

Роман Вилимович прикладывает максимум усилий при строительстве крепости и города. Он собирает каменщиков и плотников со всей Новгородской области. Санкт-Петербург строили солдаты и осужденные преступники. На Брюса это возлагало особую ответственность. Недалеко от крепости, на правом берегу Невы, был построен «Домик Петра», кроме этого были выстроены Зимний и Летний дворцы. Все эти сооружения были деревянные и большой роскошью не отличались. Во многом это соответствовало вкусу Петра I, который особо не терпел пышных помещений, высоких комнат. Саженях в двадцати пяти от Домика Петра был построен обширный дом для губернатора Санкт-Петербурга, светлейшего князя А. Д. Меншикова. Дом этот также назывался посольским, потому что Петр принимал здесь иностранных послов.

За домом Меншикова стояли дома Головкина, Я. В. Брюса, Шафирова.

Все эти постройки выполнены в 1704–1705 годах.

Обер-комендант Санкт-Петербурга не только строил и защищал город. Он командовал войсками, воевавшими в Прибалтике и Финляндии.

В 1710 году Роман Брюс в звании генерал-майора командует войсками при осаде Выборга. Ему было поручено самое сложное в инженерном отношении место осады. В 12 верстах от Выборга, в самом узком месте пролива Тронгзунд, необходимо было соорудить два шанца — выдвинутые укрепления, на которых должен был быть размещен батальон солдат, а затем соорудить береговые батареи, которые должны были воспрепятствовать подходу шведского флота на помощь осажденной крепости. Работы проводились в условиях сильных морозов на каменистом грунте, и все это создавало немалые трудности при сооружении траншей и апрошей. Для возведения брустверов приходилось использовать даже мешки с шерстью. Блокировка Выборга с западной стороны Р. В. Брюсом и с восточной — войсками генерала Беркгольца обеспечила полную изоляцию Выборга от Финляндии.

Осада Выборга завершилась капитуляцией крепости без штурма 13 июня 1710 года. После этого генерал-майор Р. В. Брюс с войсками был переброшен под Кексгольм (Корелу). Овладение этой крепостью на противоположной стороне Карельского перешейка должно было закрепить победу под Выборгом. После более чем двухмесячной осады 8 сентября 1710 года гарнизон Кексгольма капитулировал.

За участие в этих походах Роман Брюс был награжден парсуной.

В 1713 году Р. В. Брюс, командуя пехотным полком, численностью четыре тысячи человек, принимает участие в высадке русского десанта на реке Пелкина. Эта операция особая. Командующий десантным отрядом генерал-лейтенант М. М. Голицын перед началом операции впервые в военной истории разрабатывает письменную диспозицию об атаке десанта в озерных условиях. Кроме того, в этом бою русские войска применили новые для того времени способы ведения боя: сочетание фронтального удара с обходом фланга противника путем высадки десанта, решительный штыковой удар, атака колонной. Причем фронтальный удар в центр неприятельской армии нанесли после переправы на плотах пехотные полки Головина и Брюса.

После этого генерал Р. В. Брюс в составе десанта под командованием М. М. Голицына принимает участие в сражении при Лапполо 19 февраля 1714 года, где была одержана блестящая победа над шведами.

Генерал-лейтенант Р. В. Брюс был похоронен на территории Петропавловской крепости у собора Святых Петра и Павла. Это была первая могила на Комендантском кладбище.

Романа Брюса связывали с А. Д. Меншиковым не только служебные отношения «начальник — подчиненный». Совершенно очевидно, что отношения были и дружескими. Неслучайно, когда у Романа Брюса в 1704 году родился сын, его крестным отцом стал светлейший князь.

Племянник Якова Брюса

Сын Романа Брюса принадлежал уже к третьему поколению российских Брюсов. В отличие от своих дяди и отца он был православным человеком.

Именно он унаследовал состояние, а в 1740 году и графский титул дяди. Это произошло потому, что у самого Якова Брюса дети умерли в младенчестве. Первая дочь — Маргарита — прожила всего месяц: родилась в феврале, а умерла в марте 1698 года, вторая — Наталья — родилась в январе 1708-го, а умерла в июне 1709 года, о чем в своем письме после победы под Полтавой Яков Вилимович с прискорбием сообщил старшему брату. Жена Я. В. Брюса, Маргарита фон Мантейфель, умерла в 1728 году.

Александр Романович дослужился до звания генерал-лейтенанта и пользовался особым расположением А. Д. Меншикова. Служил в гренадерском полку. При этом во время опалы Меншикова нисколько не пострадал. Был трижды женат, и все его жены — представительницы знатных боярских фамилий — Долгоруковых и Колычевых.

Первая жена — Анастасия Михайловна, дочь губернатора Москвы Михаила Федоровича Долгорукова, — получила в качестве приданого дом на Большой Никитской улице. Об этом здании по Москве ходили легенды, что это дом Брюса, имея в виду главного героя нашей книги. На самом деле в этом доме Я. В. Брюс мог быть только на свадьбе своего племянника. Дом этот уцелел. В 2009 году в этом здании по адресу ул. Большая Никитская, 14 после реставрации разместился Центр музыкальной культуры.

После смерти Анастасии Михайловны в 1745 году А. Р. Брюс делает предложение Екатерине Алексеевне Долгоруковой, известной «государыне-невесте». 30 ноября 1729 года, будучи 17 лет от роду, юная княжна была обручена с 14-летним Петром II, а свадьба назначена на 12 января 1730 года, на Святки. Однако император неожиданно в начале января простудился и заболел. Свадьба была отложена на 19 января. Но течение болезни осложнилось, а новый диагноз прозвучал как приговор — оспа. И в день назначенной свадьбы, в 3 часа 45 минут пополуночи, император скончался. Е. А. Долгорукова вместе с родственниками была отправлена в Сибирь, в Березов. Лишь в 1742 году, в царствование дочери Петра I императрицы Елизаветы, она вновь была приближена ко двору. А в 1745 году граф А. Р. Брюс вторым браком женился на Екатерине Алексеевне. Правда, этот брак оказался коротким. Графиня Брюс скончалась в возрасте 35 лет в 1747 году.

Третья жена графа Александра Брюса была намного его моложе. Представительница известной боярской фамилии Наталья Федоровна Колычева (1730–1777) пережила своего мужа на 17 лет и была похоронена в Глинках рядом с Александром Романовичем. К сожалению, усыпальница и захоронения были варварски уничтожены в 1934 году. Тогда же в Глинках была закрыта и перестроена под спальный корпус церковь, выстроенная Александром Романовичем в 1756 году.

После А. Р. Брюса владения перешли к его сыну Якову Александровичу (1729–1791), человеку, имя которого требует также особого разговора.

Внучатый племянник Якова Брюса

Получив домашнее воспитание, Я. А. Брюс был записан солдатом в лейб-гвардии Семеновский полк в 1744 году, произведен в прапорщики в 1750 году, в подпоручики в 1751 году, через четыре года в поручики. Обладая большим состоянием, Брюс обратил на себя внимание Румянцевой, которая устроила 27 мая 1751 года его брак со своей дочерью Прасковьей Александровной. Затем Брюс участвовал волонтером французской армии в войне Франции с Пруссией, но после битвы при Россбахе императрица Елизавета приказала отозвать всех русских, находя, что русским офицерам неприлично быть в армии, столь постыдно разбитой. Участвуя после этого с полком в Семилетней войне, Брюс отличился храбростью в сражении при Гросс-Егерсдорфе и был произведен в полковники 25 января 1758 года, а затем, за блокаду крепости Кюстрина и битву при Цорндорфе, произведен в 1759 году в бригадиры.

При вступлении на престол Петра III Брюс был сделан 28 декабря 1761 года секунд-майором лейб-гвардии Семеновского полка, через два дня — генерал-майором, а через несколько недель (в феврале 1762 года) награжден орденом Святой Анны.

Со вступлением на престол Екатерины II Брюс благодаря тому особому расположению, которым пользовалась его супруга у императрицы, быстро продвигался по службе. Он был произведен в генерал-поручики и 14 мая 1769 года награжден орденом Святого благоверного князя Александра Невского. В начале Первой турецкой войны Брюс находился в армии князя Голицына, командовал частями войск первой линии и участвовал в сражениях под Хотином в 1769 году, в особенности 29 августа и 6 сентября, где Брюс с трудом удерживал натиски турок. После того как Голицын был отозван и на его место назначен граф П. А. Румянцев, брат его жены, Брюс получил в командование 3-ю дивизию и принимал участие в сражении при Ларге, находясь на левом фланге главного каре. В последовавшей затем битве при Кагуле 21 июня 1770 года Брюс был направлен для атаки в тыл правого фланга турецкого ретраншемента. При этом турки окружили со всех сторон каре Брюса и Репнина, храбро и стойко державшихся, пока в результате действий Румянцева турки не потерпели полного поражения. Получив после битвы при Кагуле приказ Румянцева выступить с отрядом к Фальчи, чтобы спешить к штурму Бендер, сообразуя свое движение с отрядом генерала Глебова, Брюс, достигнув 1 сентября Фальчи, остановился ввиду сильного разлития реки Прут от дождей. Румянцев приказал ему двинуться немедленно далее. Хотя Брюс это и исполнил и дошел до Текуча, но, не имея должного сношения с отрядом Глебова, дал туркам возможность отступить к Фокшанам и, опасаясь один встретиться со значительными силами врага, не решился идти дальше; этими действиями Брюс навлек на себя гнев Румянцева, который ему написал, между прочим: «Мне остается жалеть только о невозвратном времени, когда я должен узнавать, сколько отсутственные мои распоряжения не производят своих действий; всякое мое повеление лежит на моем ответе; напротив, ваше сиятельство одну должность имеете — все то исполнять, что вам повелевается, а за другое, кроме неисполнения приказанного, не потребуется от вас ответа». Брюс обиделся на это письмо, сказался больным, сдал команду Глебову и скоро отправился в Киев, а затем в Петербург, где был пожалован в генерал-адъютанты. В 1771 году ему было поручено, по случаю свирепствовавшей в Москве чумы, принять меры для предотвращения появлениязтой болезни в Петербурге. Брюс принялся за дело энергично, учредил карантины между двумя столицами, строго следил за приезжающими, запретил всякий вывоз товаров из пунктов, зараженных чумою, приказал осматривать и окуривать все привозимые товары и т. д.; благодаря таким мерам чума в Петербург не проникла. Произведенный в 1773 году в генерал-аншефы, Брюс был назначен командовать войсками финляндской дивизии ввиду войны со шведским королем Густавом III. Хотя эта война и не ознаменована особыми успехами нашего оружия на сухом пути, тем не менее Брюс был награжден скоро орденом Святого апостола Андрея Первозванного и после почти одновременной кончины генерал-губернаторов в обеих столицах (князя Александра Голицына в Петербурге и графа Захара Чернышева в Москве), был назначен на их место генерал-губернатором обеих столиц и главнокомандующим войсками в Москве. Из дошедшей до нас переписки императрицы Екатерины с Брюсом, относящейся к этому периоду его деятельности, можно заключить, что Брюс являлся только исполнителем предписаний самодержицы, указывавшей ему постоянно на предметы, о которых он должен был бы озаботиться и сам по своей должности. Из тех же писем видно, что в бытность Брюса губернатором Москвы производилась постройка различных казенных зданий, достраивался Всесвятский каменный мост, приводилась в приличный вид Красная площадь, очищался весь Охотный Ряд, устраивались в связи со сломом стены, окружавшей Белый город, площади в разных местах для торга и т. д. 7 октября 1785 года Брюс получил указ императрицы осмотреть во всех московских школах, как производится обучение Закону Божьему, в точности ли по догмату православной веры и по каким именно книгам, наблюдая, чтобы не было допускаемо суеверия, развращения и соблазна. Брюс составил для этого особую комиссию из двух светских профессоров и двух лиц духовного звания и доносил Екатерине, что по осмотру ничего предосудительного не оказалось, хотя открылось, что в очень многих пансионах Закон Божий преподается небрежно и даже вовсе не входит в курс обучения. Будучи человеком суровым, Брюс резко осуждал действия своего предшественника, графа Чернышева, и в особенности по отношению к мартинистам. Он прямо заявлял, что будет чинить зло мартинистам, ибо императрица считает их подозрительными, и что вообще солидным людям неприлично принадлежать к их обществу. Масона Лопухина, бывшего председателем Уголовной палаты, он принудил выйти в отставку, неоднократно жалуясь на него императрице. Равным образом, согласно указу императрицы от 23 декабря 1785 года о том, чтобы осмотреть и описать типографию Новикова, из которой «выходит много странных книг», а также испытать в Законе Божьем самого Новикова, Брюс доставил к императрице роспись книг, бывших у Новикова и у него отобранных, замечая в своем письме к Безбородко по этому поводу, что «величайшее число книг сенсировано (т. е. цензурован) духовными, но видится мне, что наши духовные с вашими не единогласны, и что из них одни находят для просвещения, то другие — для развращения». Позднее, в 1786 году, Брюс представил императрице допросные пункты, данные Новикову, и его на них ответы, а также доносил ей, что у Новикова все книги опечатаны и у него более не имеется других экземпляров. Брюса в Москве не любили за его суровость, да и сам он был недоволен пребыванием в городе, где «застарелые обычаи и тьма предубеждений», и благодарил Безбородко в 1786 году за исходатайствованное у государыни разрешение ему приехать в Петербург. После этого, 26 июня 1786 года, Екатерина II подписала, по его просьбе, указ об увольнении его от должности, занимаемой им в Москве, так что он остался только генерал-губернатором в Петербурге, продолжая пользоваться расположением императрицы. Во время своего путешествия в Крым в 1787 году Екатерина посылала Брюсу журнал этого путешествия, чтобы отвратить в столице пустые речи. Немного позже, при возникшей войне с Турциею, Брюс был назначен членом особого совета, в котором обсуждалась вероятность предстоящей войны; затем, при возникшей внезапно войне со Швецией в 1788 году, Брюс был назначен главнокомандующим в столице и Петербургской губернии, однако должен был производить дела под собственным ведением ее величества. В этом звании Брюс особенной деятельности не проявил. «Яков Брюс, да не тот», — писали о нем современники, сравнивая его со знаменитым дедом, героем нашей книги. Сохранились и нелицеприятные воспоминания, характеризующие личность этого человека. Говорят, Яков Александрович внес предложение о радикальном способе борьбы с дезертирами в армии. На лбу у этих солдат необходимо было, по его мнению, выжигать слово «дезертир». Когда же в качестве возражения ему сказали о возможной ошибке в ходе следствия и что солдат может не быть дезертиром, Брюс хладнокровно ответил, что достаточно добавить на лбу подследственного две буквы «не».

В 1784 году Я. А. Брюс выкупил у вдовы бывшего губернатора Чернышева здание на улице Тверской, 13 и перестроил его в резиденцию губернатора. С тех пор на этом месте находятся органы управления столицы: до революции — резиденция московских губернаторов, в советский период — Моссовет, а ныне — правительство Москвы. Именно здесь от здания по адресу Тверская, 13 до Большой Никитской проходит Брюсов переулок, названный по фамилии владельцев здешних зданий Александра Романовича и Якова Александровича Брюсов.

В советское время этот переулок стал улицей, названной в честь певицы A.B. Неждановой. С возвращением в Москве исторических названий этой улице вернули ее прежнее наименование. В связи с чем неискушенные в краеведении москвичи спрашивали: «Как можно было заменить великую актрису Нежданову на поэта Валерия Брюсова?» — не зная, что Брюсовым переулок стал еще в XVIII веке.

Как показали исследования, это совпадение двух фамилий неслучайно, поскольку прадед В. Я. Брюсова по материнской линии, будучи крепостным крестьянином на оброке, принадлежал Я. А. Брюсу, жил в Костромской губернии и после Указа 1764 года, позволившего крестьянам заниматься коммерческой деятельностью и предпринимательством, стал возить товары в Москву на продажу. Накопив приличное состояние, он выкупился у Якова Александровича. В его вольной указывалось, что он Брюсов крестьянин. Так, бывший крепостной стал основателем довольно известной в XIX — начале XX века династии московских предпринимателей Брюсовых. И дед, и отец, и старший брат поэта В. Я. Брюсова были представителями этой династии. Сам поэт в мемуарах ошибочно отмечал, что является потомком Я. В. Брюса.

О статс-даме Екатерины Великой Прасковье Александровне Румянцевой-Брюс написано немало. Ее портрет можно найти в историческом романе В. Пикуля «Фаворит» и в книге Г. М. Петрова «Румянцев-Задунайский», в художественных произведениях и в серьезных исторических исследованиях.

Отец Прасковьи Александровны, будучи капитаном гвардии Петра Великого, выполнял особые поручения русского царя. Достаточно вспомнить, что П. А. Толстому и А. И. Румянцеву было поручено разыскать за границей и доставить в Россию царевича Алексея.

Преданность русскому престолу сохранили все Румянцевы.

Петр Александрович Румянцев-Задунайский (1725–1796) известен как выдающийся полководец, генерал-фельдмаршал, написавший «Обряд службы», во многом ставший основой будущей теоретической подготовки русской армии. В его подчинении долгие годы служил и выдвинулся как гениальный полководец A.B. Суворов. Сам П. А. Румянцев действительно побеждал не числом, а умением. Это видно по сражениям Семилетней войны при Цорнсдорфе в 1758 году, Куненсдорфе в 1759 году, ходу военных действий против Турции в 1768–1774 и 1787–1791 годах. Проявил он себя и как искусный дипломат.

Не менее известны имена его сыновей, Николая и Сергея. Один из них явился создателем знаменитой Румянцевской библиотеки (нашим современникам больше известной под названием Российская государственная библиотека им. В. И. Ленина). Другой — создателем Румянцевского музея.

Прасковья Александровна умерла в 1786 году и похоронена в родовой усадьбе Брюсов — Глинки. Надгробие, установленное на ее могиле, выполнено скульптором И. П. Мартосом и относится к числу лучших работ великого мастера.

Яков Александрович Брюс умер в 1791 году, похоронен в Александро-Невской лавре.

Это был представитель четвертого поколения Брюсов в России.

Пятое поколение оказалось последним.

Трагедия богатой наследницы

Сын Прасковьи Александровны и Якова Александровича Брюсов Иван умер в раннем возрасте.

Дочь Екатерина, родившаяся в конце 1775 года, осиротела в 15-летнем возрасте и оказалась наследницей огромного состояния. Е. П. Карнович отмечает: «Екатерина II хотела женить Мамонова (своего фаворита) на графине Брюс и в 1789 году писала ему: «Дочь графа Брюса составляет в России первейшую, богатейшую и знатнейшую партию, женись на ней». Отношение москвичей к богатствам Е. Я. Брюс и Н. П. Шереметева выразил одной фразой H.H. Бантыш-Каменский в письме 1 декабря 1792 года к князю А. Б. Куракину, имея в виду Шереметева: «Москва его женит на Брюсовой».

Однако судьба распорядилась иначе. Незадолго до смерти Я. А. Брюс обратился к другу генерал-фельдмаршалу Валентину Платоновичу Мусину-Пушкину с просьбой взять под опеку Екатерину. В 1793 году опекун выдает Екатерину замуж за своего сына Василия Валентиновича, ее троюродного брата, который добивается того, чтобы к его фамилии в 1796 году была добавлена приставка «Брюс». Видимо, знатность и богатство рода, которых удалось достичь к тому времени четырем поколениям Брюсов, очень прельщали мужа Екатерины. Брак с Мусиным-Пушкиным-Брюсом оказался несчастливым, так как мужа совершенно не интересовала молодая жена, а Екатерину тяготили родственные узы с мужем. В письме императору Александру I в 1804 году она писала, что брак «…по степени родства крови был совершен против законов супружества… против правил святых отец». В 1796 году она уезжает в Италию.

После смерти императрицы Екатерина Яковлевна обратилась с прошением к Павлу I, где сообщила: «Уведомилась я, что муж мой вступил без ведома моего в наследственные мои права и принял фамилию отца моего». В начале 1800 года она подает прошение, «чтобы имения ея разделено было на три части, из которых одну назначала она для своего содержания, другую в пользу мужа, а остальную на уплату состоящих за ея долгов». Однако Павел 119 мая 1800 года на это прошение «повелел: имение привести в законное положение и уничтожив все сделки… с законными правами не согласныя возразить его в ея пользу, долги заплатить не касаясь частей имения праву последних в роде принадлежащаго… определить опекунами сенаторов Державина и Алябьева». Так известный поэт и отец будущего композитора становятся опекунами Екатерины Яковлевны и приводят в порядок ее имения.

В 1804 году Екатерина приезжает в Москву и подает на имя императора Александра I прошение о расторжении брака. В просьбе было отказано. Екатерина Яковлевна, вернувшись в Италию, через поверенного начинает продажу земель и имущества, принадлежавших ей в России. В этот период она занимается благотворительной деятельностью. Через Санкт-Петербургский банк в России с 1818 года ее пожизненными пенсионерами стали как минимум 55 человек, и, кроме того, значительная сумма была ею положена в том же банке на счет Санкт-Петербургского Николаевского сиротского института. В Италии она вступила в гражданский брак, в котором было у нее двое сыновей — графы Гритти, Камилл и Александр. Им она и завещала все свое состояние. Умерла Екатерина Яковлевна в Париже в 1829 году.

Со смертью Е. Я. Мусиной-Пушкиной-Брюс пресеклась российская ветвь рода Брюсов.

Начало службы русскому царю

Яков Вилимович Брюс родился в Москве 1 (11) мая 1669 года. Он был на три года старше Петра I. Они были людьми одного поколения. Может, это и повлияло на их сближение в 1690-е годы. Во всяком случае, по духу, по стремлению всегда постигать что-то новое, чему-то постоянно учиться они были, безусловно, схожи.

Одно время считалось, что Петр и Брюс были знакомы в детские годы. Предполагали даже, что с 1683 года Я. В. Брюс был записан в потешные войска, впоследствии ставшие гвардейскими. Однако это утверждение не подтверждается документально, поскольку нигде не упоминаются гвардейские звания Брюса, которые при Петре сохранялись на всю жизнь и сопровождали каждого военного, в каком бы чине он ни находился и кем бы ни служил. Кроме того, необходимо учитывать, что 11-летний Петр привлекал в потешные бои жителей смежных сел Семеновского и Преображенского и, естественно, группу конюхов, которые постоянно Петра сопровождали, в их числе были и будущие первые русские солдаты Сергей Бухвостов, впоследствии плац-майор, и Аким Воронин, погибший во время Азовского похода 1695 года. Из Немецкой слободы для участия в потешных боях привлекались только специалисты, инженеры и опытные военные. Причем было это уже в начале 1690-х годов.

Военную службу в русской армии Яков и Роман начали в 1686 году прапорщиками. Они принимали участие в первом и втором Крымских походах 1687 и 1689 годов, где войсками командовал князь В. В. Голицын. За первый Крымский поход оба брата получили награды — «…по ползолотому в золотом», поместьями в 120 четей[1] земли и от 8 до 30 рублей деньгами.

И это было справедливо, несмотря на неудачу. Об этом походе Ф. Лефорт пишет: «…никогда ни одна армия не страдала столько, как эта здесь.

От реки Мерля пошли мы к реке Коломаку, где трава росла в изобилии, равно как и близ рек Орчики и Липянки. Спустя несколько дней достигли мы прекраснейшей реки, какую только можно видеть: она называется Орель; оба берега ее покрыты великолепными лесами, где во множестве водятся всякого рода звери: олени, вепри, медведи, дикие бараны и другие. Здесь мы простояли некоторое время; затем приблизились к реке Кильчену и, наконец, к весьма красивой реке Самаре, с не совсем, впрочем, здоровою водою. Пройдя еще несколько речек, добрались мы до реки Конская Вода, скрывавшей в себе сильный яд, что обнаружилось тотчас же, как из нее стали пить. Эта вода для многих была пагубна, смерть произвела большие опустошения. Ничего не могло быть ужаснее мною здесь виденного. Целые толпы несчастных ратников, истомленные маршем при палящей жаре, не могли удержаться, чтобы не глотать этого яда, ибо смерть была для них только утешением. Некоторые пили из вонючих луж или болот; другие снимали наполненные сухарями шапки и прощались с товарищами; они оставались там, где лежали, не имея сил идти от чрезмерного волнения крови. К довершению несчастия, наш великодушный князь, боярин В. В. Голицын, не позволял сворачивать с дороги, хотя мы уже не имели травы, потому что все степи были выжжены. Мы достигли реки Ольбы, но и ее вода оказалась ядовитою, а все кругом было уничтожено: мы видели только черную землю да пыль и едва могли рассмотреть друг друга. К тому же вихри свирепствовали постоянно. Все лошади были изнурены и падали во множестве. Мы потеряли голову. Искали повсюду неприятеля или самого хана, чтобы дать ему сражение. Захвачены были несколько татар и сто двадцать из них и более были истреблены. Пленные показали, что хан идет на нас с 80 000 татарами. Однако и его полчище жестоко пострадало, потому что до Перекопа все было выжжено.

Наш генералиссимус, невзирая на то, пошел вперед к реке Анцике, куда посланы были некоторые отряды, ничего, впрочем, не сделавшие. Армия расстроилась вконец; все роптали, потому что болезни свирепствовали страшно; артиллерию везли те солдаты, которые еще не совсем изнурились. Наш князь был в отчаянии оттого, что не мог достигнуть Перекопа, что оказывалось, действительно, невозможным, да, правду сказать, не было и нужды в том: и без сражений смерть довольно потрепала нас. Она похитила лучших наших офицеров, между прочим, трех полковников: Во, Фливерса, Бальцера, и до двадцати немецких подполковников, майоров и капитанов. Мы напрягли последние силы, чтобы добраться до речки Янчакрака. Здесь армия очутилась в бедственнейшем положении. Вода повсюду была черная, в малом количестве и нездоровая; жара стояла невыносимая; дождя не выпало, ни капли; во весь поход ни следа травы; и солдаты, и лошади едва тащили ноги. Наш генералиссимус был вне себя и, могу Вас уверить, горько плакал. Собрались все генералы на военный совет.

Не могли понять, как удалось татарам выжечь всю траву. Подозревали гетмана казаков в соумышлении с татарским ханом. Это оказалось справедливым, и он был схвачен с двумя сыновьями. Слетело несколько голов, а гетмана и сыновей его сослали в Сибирь. Мазепу назначили гетманом».

Такова безрадостная картина первого Крымского похода. Обращу внимание на два обстоятельства в связи с этим событием.

Первое. Выжженная степь. Выжженная до начала похода армии В. В. Голицына. Хотя всем нам хорошо помнится картина из учебников по истории и описаний этого похода о том, как татары подожгли степь: «… люди Голицына заметили… дым вдоль горизонта. Татары жгли степь, чтобы лишить корма лошадей и волов в русском лагере. Огонь приближался по высокой траве, оставляя за собой почернелую, дотлевающую стерню. Временами огонь подходил вплотную к колоннам, окутывая дымом людей и животных и грозя подпалить громоздкий обоз. Терпя такие мучения, русская армия ползла на юг, пока в шестидесяти милях от Перекопа Голицын не решил остановиться. Армия повернула назад».

Это описание первого Крымского похода, сделанное одним из самых авторитетных исследователей Петровской эпохи Робертом К. Масси, труд которого долгое время распространялся среди историков нашей страны в виде рукописных переводов. Как видим, штамп однажды сочиненный о трагедии этого похода с горящей степью, наложил свой отпечаток даже на такое авторитетное исследование.

Участник же событий Франц Лефорт справедливо указывает, что от выжженной степи пострадали и сами татары. Поэтому вполне возможно, что гетман, желая не допустить в степь ни русских, ни татар, самостоятельно принял решение о применении тактики выжженной земли. Во всяком случае, татарам это было ни к чему.

И второе. Такой неудачный поход, по мнению самого Голицына и правительницы Софьи, оказался весьма успешным, поскольку главными его задачами были — выполнение союзнических обязательств и оттягиванию на себя сил турецкого султана. При этом Петр Алексеевич, как об этом сообщает тот же Лефорт, не захотел даже встретить вернувшееся войско, считая поход крупной неудачей. К тому времени противостояние Петра с Софьей было достаточно серьезным.

От армии Голицына совсем не требовалось взятия Перекопа, крепости на самом деле неприступной даже для армий XX века. Задача, стоявшая перед русским правительством в 1687-м и позже в 1689 году, состояла в участии в войне против Турции с целью оттягивания на себя войск Порты, что было предусмотрено союзническим договором России со Священной Австрийской империей. Эта задача армией Голицына была успешно выполнена.

«Сей поход принес большую пользу Австрии, ибо разрушил союз, заключенный в Адрианополе между крымским ханом, французским послом и славным трансильванским принцем Текели. По сему союзу хан должен был дать 30 000 войска в помощь верховному визирю при вступлении его в Венгрию; сам же хан с таковым же числом должен был вместе с Текели напасть на Трансильванию. Франция обязывалась помогать Текели деньгами и дать ему искусных офицеров».

(Пушкин A.C. История Петра Великого).

Поэтому и были награждены все участвовавшие офицеры, в том числе и братья Брюс.

За участие во втором Крымском походе Яков Брюс пожалован поместьем 130 четей земли и 15 рублями денег.

Личное знакомство Петра с Брюсами состоялось после второго Крымского похода в сентябре 1689 года. И связано это с разрешением кризисной ситуации, завершившей противостояние Петра и Софьи. 8 августа Петр, напуганный известием о том, что стрельцы якобы готовы по приказу царевны Софьи выступить против него, выехал в Троицу, следом за ним прибыло в монастырь и его окружение. Таким образом, образовалось два центра противостояния: Кремль с Софьей и Троицкий монастырь с 17-летним Петром. В ходе четырехнедельного противостояния все разрешилось в пользу Петра, и определяющим фактором в этой борьбе оказался приход в монастырь в поддержку Петра отряда иноземцев, несмотря на угрозу смертной казни, объявленную Софьей. Этим отрядом руководил шотландец по происхождению генерал Патрик (Петр Иванович) Гордон. Яков Брюс состоял в отряде поручиком. Прибытие в монастырь отряда П. Гордона состоялось 5 сентября 1689 года. Отряд иноземцев в полном составе был представлен Петру, который пожаловал их «к руке», спрашивал о здоровье и из собственных рук поднес по чарке вина. Так началась служба Я. В. Брюса непосредственно Петру Алексеевичу. За участие в походе к Троицкому монастырю, где, «живучи в Троицком монастыре, государское здоровье оберегали и в людских харчах и в конских кормах великую нужду и убытки терпели», Брюс был пожалован поместьем от 160 до 270 четвертей земли и деньгами от 16 до 37 рублей.

Конечно, говорить о том, что поручик Брюс и молодой царь сразу стали близки друг другу, излишне. Служба Якова Вилимовича проходила под непосредственным командованием П. Гордона, который, как следует из его дневника, 17 сентября 1689 года был вызван царем в Александровскую слободу, где показывал ему учение солдат. 18-го Гордон проводил перед государем конное учение и боевую стрельбу. Такие же учения проходили 19-го в 10 верстах от слободы, в Лукьяновой пустыни, 20 и 21 сентября — в поле. В этих «марсовых потехах» поручик Брюс, безусловно, принимал участие.

В начале октября, после переселения Софьи в Новодевичий монастырь, Петр вместе со свитой и войсками возвращается в Москву. В этот период происходят новые назначения на государственные должности и учреждение полков, которым в будущем суждено будет вытеснить стрельцов. Всего было образовано 4 полка, в каждом из которых было по восемь тысяч человек. Первый — Гордона, второй — Лефорта, третий — Преображенский, четвертый — Семеновский. Позже Преображенский полк был распределен по кораблям на морскую службу.

Жизнь в Москве сопровождалась смотрами и учениями. Так, 22 февраля 1690 года, по случаю рождения наследника престола Алексея, в Кремле прошел смотр полков, закончившийся стрельбой. На следующий день, в воскресенье 23 февраля, совершено было над царевичем таинство крещения в Чудовом монастыре, а в 4 часа пополудни приходили с поздравлением два солдатских и остальные шесть стрелецких полков с той же церемонией, что и накануне.

Следующий парад войск, о котором сообщает П. Гордон, проходил в селе Воскресенском на Пресне. Царь выехал туда 26 февраля. По случаю Масленицы в Воскресенском был устроен фейерверк. Празднество началось пальбой из пушек, сначала из каждой в отдельности по два выстрела в цель, а потом залпами из всех пятидесяти холостыми зарядами. Затем происходил парад войск. Войска проходили перед государями маршем, а затем, разделясь на два отряда, произвели нечто вроде примерного сражения, сопровождавшегося пальбой залпами. Когда стемнело, зажгли фейерверк на переднем дворе Пресненского дворца, он горел в течение двух часов. Затем на внутреннем дворе этого дворца был сожжен другой фейерверк, еще больших размеров, приготовленный самим царем и продолжавшийся три часа. По всей вероятности, техническую сторону обустройства обеспечивал зять П. Гордона Рудольф Страсбург (умер в 1692 году), который занимался фейерверками и «гранатным делом».

В мае того же 1690 года в Преображенском происходили особенно энергичные военные упражнения, о которых пишет в своем дневнике П. Гордон. 12 мая — учение конницы; 15 мая конница упражнялась с оружием; 22 мая конница маневрировала. Это была подготовка к очередному потешному сражению, которое состоялось 2 июня и едва не закончилось несчастьем. Брали штурмом двор в селе Семеновском. В дело были пущены ручные гранаты — глиняные горшки, начиненные порохом. Одну из таких гранат разорвало около Петра и опалило ему лицо. Гордон и несколько стоявших поблизости генералов были легко ранены.

Это происшествие несколько прервало череду учений и военных потех, которые возобновились 4 сентября. В этот день устраивались маневры, в ходе которых Стремянной стрелецкий полк сражался против потешных, семеновской пехоты и конницы московского дворянства. Еще два стрелецких полка действовали один против другого. Через неделю, 11 сентября, потешные бились со стрельцами Сухарева полка. Бои чередовались веселыми пирами. Трудно сказать, был на этих пирах Яков Брюс, но в сражениях он, подчиненный генерала П. Гордона, наверняка участвовал.

В октябре следующего, 1691 года в окрестностях Семеновского и Преображенского состоялись большие маневры, более известные как второй Семеновский поход. 6, 7 и 9 октября армия под предводительством «генералиссимуса» Ф. Ю. Ромодановского противостояла нападениям грозной армии другого «генералиссимуса» И. И. Бутурлина.

В 1692 году Яков Брюс получает новое назначение. Он переводится в Белгородский полк, командиром которого с 1688 года был Борис Петрович Шереметев. Так начинается служба Якова Вилимовича под командой Шереметева, переросшая впоследствии в крепкую дружбу.

В следующем, 1693 году Брюс пожалован в ротмистры, т. е. становится капитаном кавалерии.

Именно об этом периоде в жизни Петра А. Г. Брикнер, ссылаясь на исследования Н. Г. Устрялова, сообщает: «Подобно отношениям с Гордоном, Лефортом и бароном Келлером, было существенно и влияние других иностранцев. От сына голландского купца, занимавшегося в царствование Михаила Федоровича горным промыслом в России, Андрея Виниуса, Петр также узнал очень много сведений о Западной Европе. Виниусу давались посольские поручения, он перевел несколько книг на русский язык, составил географическое исследование, был дипломатическим агентом в Малороссии, заведовал Аптекарским приказом и в царствование Петра управлял почтами. В этой должности он мог быть прекрасно осведомленным обо всех событиях. Петр часто бывал в его обществе и охотно пользовался его многосторонними техническими знаниями в горном деле и в кораблестроении, выписывал из-за границы через посредство Виниуса модели и инструменты, ремесленников и книги. Он поручал ему переводить голландские книги, приготовлять пушки и порох, устраивать оружейные заводы. Впоследствии Виниус основал Морскую школу.

Среди лиц, в обществе которых находился Петр в первые годы после государственного переворота 1689 года, встречаем мы еще Георга фон Менгдена, бывшего полковником того самого полка, в котором сам царь числился сержантом, потом майора того же Преображенского полка Адама Вейде, весьма опытного в инженерном деле, затем капитана Якова Брюса и переводчика Посольского приказа Андрея Кревета, которому Петр давал поручения, однородные с Виниусом».

Поездки Петра в Архангельск

4 июля 1693 года Петр I отправляется в поездку в Архангельск, ставшую знаменательной и для нашего героя. Вот что сообщает о составе делегации М. М. Богословский: «4 июля на рассвете Петр выехал из Москвы. Его сопровождала большая свита, в состав которой входили бояре князь Б. А. Голицын, князь М. И. Лыков, Ю. И. Салтыков, В. Ф. Нарышкин, A.C. Шейн, князь К. О. Щербатой, князь М. Н. Львов, кравчий К. А. Нарышкин, генерал Лефорт, думный дворянин Ф. И. Чемоданов, постельничий Г. И. Головкин, ближние стольники князь Ф. Ю. Ромодановский и И. И. Бутурлин (оба генералиссимусы), князь Ф. И. Троекуров, Ф. М. Апраксин, Ф. Л. Лопухин, С. А. Лопухин, 18 стольников, неизменный спутник Петра во всех походах думный дьяк Н. М. Зотов, дьяки Виниус и Воинов, доктор Захарий фон-дер-Гульст, крестовый священник Петр Васильев с восемью певчими, двое карлов — Ермолай и Тимофей, сорок стрельцов при трех капитанах во главе с полковником Сергеевым…. Кроме стрельцов, Петра сопровождали 10 человек потешных с трубачом. Всего свита доходила до 100 человек. Здесь был и капитан кавалерии Яков Брюс, отозванный из полка Шереметева Петром».

Архангельск был единственным морским портом, находившимся на территории Российского государства. Как порт он был открыт англичанами в 1553 году. В поисках северного пути в Индию английские корабли двигались тогда вдоль побережья Северного Ледовитого океана, обогнув Скандинавию, Кольский полуостров, они оказались в Белом море, где и была выбрана стоянка для судов — тихая бухта, названная в честь архангела Михайла — архистратига, который считается покровителем воинов, бьющихся за правое дело, кроме того, считается, что этот святой охраняет небесные врата рая. Именно так англичане воспринимали порт Архангельск. Обнаружили они здесь и «индийцев» — жителей побережья Белого моря — поморов, занимающихся рыбным и охотничьим промыслом. Пушнина оказалась не менее ценна, нежели драгоценности Индии. Так англичане, а затем и голландцы налаживают товарообмен с поморами, превратив Архангельск в настоящие врата рая — единственное для России окно в Европу. Именно через Архангельск поступали на территорию страны иностранные товары, выезжали торговать по России и иностранные купцы. Правда, Новоторговый устав 1667 года запретил розничную торговлю иностранных купцов на территории страны, поэтому в Архангельске шла торговля оптовая. Русские купцы закупали товар у иностранцев и везли его для реализации по стране. В Архангельске было даже построено огромное каменное здание, более версты в окружности, обороняемое со стороны Двины шестью башнями с бойницами, валом и палисадом.

Период навигации был достаточно коротким. Иностранным судам едва хватало времени добраться до Архангельска, отгрузить товары и вернуться. Поэтому Петр Алексеевич, отправляясь в Архангельск, должен был застать приход иностранных купеческих караванов.

Путь в Архангельск занял почти целый месяц. 30 июля царский карбас остановился у Моисеева острова, где был специально для приезда Петра построен дворец.

Через неделю, 4 августа, иностранные торговые корабли снялись с якоря, чтобы отправиться из Архангельска. Таким образом, Петру удалось застать караван английских и голландских торговых судов, пришедших в Архангельск в сопровождении немецкого военного корабля. Излишне говорить о впечатлениях молодого царя от увиденного, и так влюбленного в море, в кораблестроение.

Петр планировал совершить путешествие на яхте «Святой Петр» на Соловецкий монастырь. Однако он решает изменить планы, чтобы на своей яхте сопровождать иностранные корабли на выходе из бухты до пределов Северного Ледовитого океана. В эти шесть дней плавания Петр загорелся мечтой о морской флотилии.

Однако после отплытия торговых кораблей Петр решил дождаться прихода новых товаров, которые обычно поступали в Архангельск к Успенской ярмарке. Ждать пришлось целый месяц, поскольку торговая флотилия прибыла 10 сентября. До 17 сентября устраивались праздничные мероприятия с фейерверками и балами.

Петр назначает Ф. М. Апраксина воеводой Архангельска, оставляет в помощь ему Брюса с тем, чтобы к следующей навигации осуществить спуск нового корабля, киль которого он заложил самолично. Кроме того, был заказан новый корабль голландскому купцу Витзену. Это должно было стать основой для российского торгового флота в Архангельске.

Петр выехал из Архангельска с намерением вернуться в следующую навигацию в мае 1694 года. К этому сроку должны были быть завершены строительные работы и спущен на воду первый корабль «Святой Павел». Словом, оставшиеся осенью 1693 года в Архангельске специалисты должны были упорно трудиться, чтобы встретить Петра в мае следующего года во всеоружии. Вероятно, их работой царь остался доволен.

Вторая поездка в Архангельск была более внушительной: 22 баржи, 300 человек свиты, 24 корабельные пушки, 1000 пищалей, множество бочек с порохом и еще больше бочек с пивом. Высшие морские чины получили ближайшие сподвижники: Ф. Ю. Ромодановский стал адмиралом, И. И. Бутурлин — вице-адмиралом, П. И. Гордон — контрадмиралом. Сам Петр избрал звание шкипера, намереваясь принять командование голландским фрегатом, заказанным Витзену.

Выезд из Москвы состоялся в конце апреля, и уже 18 мая флотилия Петра достигла Архангельска.

Первым делом Петр отправляется к месту строившегося там корабля и убеждается в том, что тот к спуску готов. Спуск состоялся 20 мая.

Именно тогда царь совершил знаменитое путешествие в Соловецкий монастырь, едва не завершившееся трагически. Только благодаря искусству местного кормчего Антипа Тимофеева, выведшего яхту «Святой Петр» в бурю через Унские рога — два ряда далеко вдающихся в море подводных камней — в Унскую бухту к Пертоминскому монастырю, трагедии удалось избежать.

Побывав в Пертоминском, а затем и Соловецком монастырях, 13 июня яхта «Святой Петр» вернулась в Архангельск.

Ожидаемый из Голландии корабль прибыл 11 июля и был назван «Святой Павел».

Обладая уже двумя кораблями на Белом море и ожидая прибытия третьего, Петр мечтает о постройке у Архангельска целого флота. Виниусу было поручено достать из Амстердама от того же Витзена чертежи и размеры голландских кораблей. Виниус, однако, не мог удовлетворить запросы царя. «Со вчерашнею, государь, почтою, — пишет он Петру 9 июля, — из-за моря бурмистр Витцен писал ко мне, что он в книге своей не описал меру о кораблях и о яхтах меры против кила для того-де, что той меры описать было невозможно, затем, что всякой корабелной мастер делает по своему рассуждению, как кому покажется, и чтоб для примеру доброго розмеривания изволил бы ваше царское величество указать розмерить тот корабль, на котором Ян Флам пошел к Городу и куплен про вашу, великих государей, потребу. А тот-де корабль зело хорош и розмерен зделан, и против того карабля розмеру возможно иные суды делать». Петр не соглашается с такими доводами, возражает, указывая на разные типы судов, чем выдает свои познания в кораблестроении. Встреченное на пути препятствие не уменьшает его движение к намеченной цели, и он продолжает настаивать на своем — «сыскать размеры судов разных типов».

Только находясь в Голландии и работая на судоверфях в Саардаме — центре кораблестроения Голландии, Петр поймет, почему Витзен прислал такой ответ. И это, кстати, будет поводом для вызова в Европу в состав Великого посольства Я. В. Брюса. Но будет это только в 1697 году.

Третий корабль прибыл в Архангельск 19 июля. Это был 44-пушечный фрегат «Святое пророчество», на котором впервые был поднят новый русский флаг — красно-синебелый, представлявший собой вариацию голландского флага (красно-бело-синий), под которым он пришел.

Кожуховский поход

В сентябре Петр возвращается в Москву и сразу начинает подготовку к очередной «марсовой потехе», вошедшей в историю как Кожуховский поход.

Участвовавшие в походе войска, как и во время предыдущих маневров, были разделены на две армии под командой прежних генералиссимусов: И. И. Бутурлина, на этот раз почему-то шутливо называвшегося «польским королем», и князя Ф. Ю. Ромодановского. Сборными пунктами армий перед выступлением на маневры были назначены: для бутурлинских войск — село Воскресенское на Пресне, для войск Ромодановского — село Семеновское. Отсюда те и другие войска должны были двигаться на Кожуховские поля. 23 сентября, в воскресенье, состоялось выступление армии И. И. Бутурлина. Это было торжественное шествие, очень живописное и, вероятно, привлекшее большое количество зрителей. Войска двигались через Москву по Тверской улице, затем прошли через Кремль, вышли из Кремля через Боровицкие ворота, а оттуда через Каменный мост и Серпуховские ворота к укрепленному городку. Впереди ехали повозки с запасами. За ними шли пять стрелецких полков: впереди Стремянный Сергеева, далее полки Дементьева, Жукова, Озерова и Макшеева, одетые в длинные стрелецкие кафтаны и широкие шаровары, с небольшими касками на головах. Стрельцы были вооружены ружьями и тупыми копьями. Шестой стрелецкий полк Дурова отправлен был заранее вперед для караула в городок и для устройства обоза. За стрелецкими полками шел отряд пехоты, составленный из подьячих. За пехотой шла конница: одиннадцать конных рот, сформированных также из подьячих, и две роты, набранные из дьяков. За ними — рота есаулов, составленная из стольников. За стольниками ехал со знаменем воевода Ф. П. Шереметев, потом везены были булава и знак. Наконец, следовал сам генералиссимус в мундире, сделанном наподобие французского кафтана, на богато убранном коне. По обеим сторонам его шли 16 человек с алебардами. Генералиссимуса сопровождала большая свита, так называемые «завоеводчики», среди которых находились представители знатнейших московских фамилий. Прибыв на место своего назначения, генералиссимус приказал окружить ретраншемент еще новыми укреплениями и назначил туда комендантом генерала Трауернихта. Всего под командой Бутурлина насчитывалось 7500 человек. 26 сентября выступила из Семеновского, где она сосредоточилась еще с 24-го, армия Ромодановского. И это было также шествие через Москву, не менее великолепное и также не без некоторой примеси маскарада и шутовства, какими и впоследствии будут отличаться процессии, устраиваемые Петром. Шествие проследовало по Мясницкой, также через Кремль, через Боровицкие ворота и Каменный мост. Впереди шел во главе роты «гамаюнов» (?), составленной из дворовых людей, царский шут Яков Тургенев, носивший титулы «знатного старого воина и киевского полковника»; рота его была вооружена самопалами, а на знамени был изображен его дворянский герб: коза. За отрядом Тургенева следовал сибирский царевич с двумя конными ротами. За ним двигался отряд Лефорта: 12 всадников в панцирях, 12 верховых лошадей Лефорта в богатых уборах, далее запряженная парой его карета, по сторонам которой шли 6 гайдуков в красных венгерских кафтанах, длинных шапках и с топориками в руках; рота гранатников с ружьями, имея с левого боку сумы с ручными гранатами, и, наконец, сам генерал Лефорт, ехавший в богатой одежде впереди восьми рот своего полка. Эти роты шли с распущенными знаменами, при звуке труб, флейт и при барабанном бое; солдаты были вооружены часть ружьями, часть копьями. За отрядом Лефорта двигался отряд Гордона, вели пять верховых лошадей его конюшни, потом следовала рота гранатчиков, за ними везли на телеге мортиру, и, наконец, ехал сам генерал впереди девять рот своего полка. У второй роты прикреплены были к ружьям деревянные штыки с тупыми концами. Бутырский Гордонов полк шел также с военной музыкой. За Бутырским полком следовали Преображенский и Семеновский полки. Перед Преображенским полком шли бомбардиры Петр Алексеев, князь Ф. Троекуров и И. Гумерт. Вслед за Семеновским полком ехала конница: 3 роты гусар в шишаках и латах, «от головы до ног в железе», рота палашников, рота конных гранатчиков. За гранатчиками двигалась «карета великая о 6 возниках» (лошадях). За ней рота карлов, человек двадцать пять, которой командовал карла же Ермолай Мишуков в красном немецком платье и в английской шляпе с перьями, за карлами — рота есаулов. Потом — воевода у знамени — боярин A.C. Шейн и, наконец, сам генералиссимус в богатом наряде на пышно убранном коне. Его сопровождали «дворовый воевода» князь Черкасский и свита из 40 «завоеводчиков» из знатнейших дворян. За свитой двигались два рейтарских полка по 8 рот в каждом; рейтары держали карабины дулами вверх. За конницей следовала артиллерия: пушечного наряда и пороховой казны воевода С. И. Салтыков с шестью пушками и шестью мортирами.

Артиллеристы были в мундирах с золочеными орлами на груди и на спине. В хвосте процессии везены были большой набат, литавры и воинские обозы. Один из источников, откуда мы берем сведения о Кожуховском походе, Желябужский, при описании процессии упоминает еще о государевой карете, в которой сидели боярин М. С. Пушкин и думный дьяк Н. М. Зотов. Карету сопровождали в пешем строю стремянные конюхи в нарядном платье, за ними двигалась конная рота «нахалов», набранная из боярских холопей, а за нею — сформированная из таких же холопей рота «налетов». В основном источнике — «Известном описании» — этих подробностей нет. «Маршировали мы, — замечает об этом шествии в своем дневнике Гордон, — в порядке и во всем блеске». Пройдя через Серпуховские ворота, войска князя Ромодановского направились к Данилову монастырю и, вновь переправившись по Даниловскому мосту на левый берег Москвы-реки, расположились у Симонова монастыря лицом к реке, левым флангом опираясь на Кожухово, а правым занимая урочище Тюфелево (теперь Тюфелева роща). Из приведенных выше описаний шествий той и другой армий, сохраненных нам современниками, видно, что, как и на прежних маневрах, под командой Бутурлина было сосредоточено старое московское войско, под командой Ромодановского — полки нового строя.

М. Д. Хмыров указывает, что Я. В. Брюс участвовал в Кожуховском походе «и находился поручиком при второй роте второго рейтарского полка армии потешного генералиссимуса кн. Фед. Юр. Ромодановского. В тех полках и ротах, — поясняет современное описание, — были рейтары, все стольники и стряпчие люди, к войне искусные; в роте по 30 человек и большие начальные люди были в немецком платье, вынув сабли и шпаги наголо».

На самом деле в армии Ромодановского действительно были сконцентрированы более «к войне искусные», да к тому же и владевшие инициативой подразделения, нападавшие на Прешбург — потешную крепость, сооруженную на берегу Яузы. Исход сражения был предопределен заранее, иначе это не была бы потеха. И все-таки Кожуховский поход в некоторой степени был настоящими маневрами, где отрабатывались приемы наступления, осады и штурма крепости и обоза. Ведь при взятии Прешбурга брали крепость приступом, засыпая рвы, взбираясь на валы по штурмовым лестницам, затем упражнялись в правильных осадных работах, строя редуты, делая апроши, закладывая мины под неприятельские укрепления и взрывая их. Поэтому называть это только потехой нельзя. По сути, взятие Прешбурга стало первой репетицией взятия Азова. Второй, генеральной репетицией оказался поход на Азов в 1695 году.

Первый Азовский поход

Накануне первого Азовского похода, в январе 1695 года, Яков Брюс произведен в чин майора, а 24 января он женится на Маргарите фон Мантейфель (в России ее величали Марфой Андреевной), дочери генерала Цёге фон Мантейфеля, выходца из Прибалтики. Посаженым отцом на свадьбе был сам царь.

Вскоре после свадьбы Петр Алексеевич приказывает снаряжать армию в поход на Азов, куда отправляется и Брюс.

Однако из письма Ф. Лефорта брату от 22 марта 1695 года следует, что мы «ждем, когда вскроются реки, чтобы выступить для осады Азова». Хотя в дневнике Гордона указывается на отправку его отряда из Москвы к Тамбову 7 марта. В Тамбове отряд был уже 18-го числа. К Азову отряд П. Гордона, состоявший из Бутырского полка и семи московских стрелецких полков, подошел 27 июня. В связи с походом отряда П. Гордона, проходившем сухопутным путем, отметим интересное обстоятельство, зафиксированное в «Дневнике» П. И. Гордона. После переправы на левый берег Дона 16 июня Гордон получил письмо от атамана Фрола Миняева с вестями об Азове, добытыми через казацких лазутчиков. Лазутчики донесли, что к Азову пришло много кораблей и галер, которые подвезли большое количество войска. При их прибытии турки с радостью сделали залп и 40 выстрелов из крупных орудий. На помощь городу собралось необыкновенно большое количество конницы от всяких народов, которая расположилась лагерем вне города: лазутчики видели необъятное множество шатров и палаток. Поэтому казаки советовали Гордону не идти дальше, но остановиться на реке Сужати или в другом каком-либо надежном месте и написать обо всем государю.

Гордон все же принимает решение двигаться дальше к Азову. Позже, 21 июня, Фрол Миняев сам прибывает к Гордону и привозит с собой пленного грека, сообщившего о тех огромных приготовлениях, которые проходятся в Азове для отражения русской армии.

Вполне возможно, что Петр и не предполагал, какая сила может быть сконцентрирована в крепости против русской армии. Неслучайно Ф. Лефорт позже отметит: «Если бы Его Царское Величество знал, что гарнизон был таким большим, то мы бы взяли больше людей».

Фактически поражение под Азовом в 1695 году было предопределено уже этим обстоятельством. Естественно, наложила свой отпечаток и неопытность русского командования, и разобщенность в действиях русских генералов — Гордона, Лефорта, А. М. Головина. В какой-то степени повлияли на неудачу под Азовом и действия группы военных инженеров, руководившей проведением осадных работ.

A.C. Пушкин указывает, что в войске вообще не было искусных инженеров, а начальствовавший артиллерией гвардии капитан голландец Якоб Янсен оказался предателем. Однажды ночью, заколотя пушки, он перебежал в Азов.

М. М. Богословский сообщает на основании сведений Н. Г. Устрялова, что «инженерами в первом Азовском походе были Франц Тиммерман, Адам Вейде и Яков Брюс. Из того, что во время движения по Волге Тиммерману был предоставлен особый струг, Устрялов не без основания догадывается, что именно Тиммерман был между ними главным».

Поскольку инженеры плыли на отдельном струге, можно предположить, что во время этого путешествия по Волге они обсуждали с Петром план будущей осады. Возможно, тогда-то Петр и увидел незаурядные качества Якова Вилимовича. Во всяком случае, Брюс попадает в ближайшее окружение Петра. Об этом свидетельствует письмо Петра Ромодановскому от 18 июня, отправленное после того, как волоком «флотилия» Петра перебралась с Волги к Дону и отправилась непосредственно к Азову.

Письмо подписано шутливой подписью: «Нижайшии услужники пресветлого вашего величества: Ивашка меншой Бутурлин, Яшка Брюс, Фетка Троекуров, Петрушка Алексеевъ, Ивашка Гумерт чолом бьют».

По всей вероятности, число инженеров не ограничивалось названными Тиммерманом, Вейде и Брюсом. Тот же М. М. Богословский рассказывает на основании «Дневника» П. Гордона о гибели иностранных инженеров во время вылазки, предпринятой турками из Азова 18 августа, «фейерверкера Доменико Росси и его товарища Джона Робертсона», а также гибели 15 августа инженера Иосифа Мурлота, только что прибывшего из Швейцарии. Последнего А. Г. Брикнер называет швейцарцем Морло.

Вообще Брикнер довольно подробно представляет недочеты работы иностранных инженеров во время осады Азова, считая, что «они все были неспособны и не знали своего дела. Когда, между прочим, был заложен подкоп, то, вопреки настояниям Гордона, сделали ошибку и зажгли его слишком рано. Вместо того чтобы причинить вред туркам, было убито значительное число русских солдат. Это вызвало среди солдат большое смущение и неудовольствие против иностранцев». При этом Брикнер добавляет, «что Адам Вейд (так его называет Брикнер), неопытности которого приписывалась неудача с подкопом, несколько дней не решался показаться перед войсками».

Надо сказать, что на работу инженеров влияла и открытая разобщенность между командующими армиями, которые не могли прийти к единому мнению даже по вопросам строительства апрошей (траншей). Лефорт и Головин были недовольны тем, что молодой царь во время похода особо прислушивался к мнению старого солдата П. Гордона, действительно очень опытного военного, не терпевшего суеты и шапкозакидательских настроений. А такие настроения, к сожалению, долго присутствовали у Петра и его ближайшего окружения. Для самого царя осада Азова фактически была не чем иным, как продолжением игры, очередным этапом военных потех после Кожуховского похода. Поэтому-то он и торопился и с назначением штурма, совершенно не подготовленного, по мнению Гордона, и с взрывом мин в подкопе, и со многими другими мероприятиями. При этом сам Гордон считает, что Петр принимал такие решения, которые шли вразрез с его советами. И многое из того, что необходимо было сделать в первую очередь: укрепление взятых у турок каланчей, устройство на правом берегу Дона огневой позиции для бомбардировки крепости, а самое главное, продление позиций русской армии до самого берега реки с целью препятствовать татарской коннице оказывать помощь осажденным, сделано не было.

Все это оказывало на действия инженеров совершенно определенное давление. Поэтому Петр воспринял неудачи в действиях инженеров вполне объективно, посчитав, что «Тиммерман, Вейд и Брюс, родившиеся в Москве и плохо ознакомленные с успехами техники, проявили, по-видимому, недостаточные знания. Нужно было пригласить лучшие и более опытные силы».

Готовясь ко второму походу на Азов, Петр выписал из Австрии и Пруссии военных инженеров, которые должны были прибыть в 1696 году.

Еще одна причина неудачи 1695 года кроется в отсутствии флота. Во время осады Азова защитники крепости с моря снабжались подкреплением, боеприпасами и провиантом, поэтому осада не могла быть эффективной.

Более того, армия Петра ввиду нерегулярного снабжения оказалась в большем ущербе, нежели осажденный в крепости противник. Именно по этой причине царь принял решение создать флот.

Второй Азовский поход

1 декабря 1695 года, всего через месяц после прибытия в Москву потрепанного, изможденного тяжелым возвращением и изрядно поредевшего войска (на обратном пути погибло больше солдат и офицеров, чем за время осады Азова), Петр собирает генералов и стольников для решения вопросов подготовки ко второму походу на Азов. Задачи, поставленные Петром, были продиктованы самими обстоятельствами «невзятия Азова».

Через дипломатов и доверенных лиц за границей царь просит о присылке инженеров и военных специалистов.

Вопрос о едином командовании решается довольно своеобразно. Генералиссимусом выбирается A.C. Шейн, стольник совершенно не имевший опыта военного руководства и участия в военных действиях в качестве командующего армией. Справедливо предполагается, что Петр I таким образом брал руководство армией и подготовкой к походу на себя.

И, наконец, третье, самое важное и сложное, строительство флота. Царь предлагает построить в Преображенском галеры, а на реке Воронеж, в городах Белгородского приказа Воронеже, Козлове, Добром и Сокольском, 1300 стругов, 30 морских лодок и 100 плотов. В каждый из городов был назначен стольник, руководивший работами с обязательным соблюдением сроков, ведь изготовить такое количество стругов, лодок и плотов необходимо было за пять месяцев, чтобы уже в мае спустить их к Нижнему Дону. Но если изготовление стругов, лодок и плотов для русских мастеров было делом привычным, то строительство военных галер, вооруженных пушками и способных участвовать в современном морском сражении, было совершенно новым делом.

В качестве образца использовалась та же галера, что была изготовлена в Голландии и прислана летом 1695 года в Архангельск в сопровождении особого «нарочного человека». Доставлена была также сделанная Витзеном роспись разных принадлежностей к ней, из которой видно, что при галере были присланы все снасти, 2 мачты и 2 райны,[2] бочка с железными принадлежностями, 2 паруса и шатер парусный (тент), разные ящики с деревянной резьбой, которой галера была украшена по бортам, фонарь, флаги, компас, якорь, 3 мортиры, 11 бомб и пр. 3 января 1696 года эта галера была доставлена в Москву, и закипела работа, которой руководил сам Петр. Одновременно он формирует экипажи (роты) для каждой из галер. Весь караван распределялся на 29 рот, одна из которых — особый отряд при адмирале. Первое и второе места занимают роты вице-адмирала и шаутбейнахта. Четвертое место занимает рота, во главе которой значится «капитан Петр Алексеев». Яков Вилимович Брюс в звании подполковника назначается командиром (капитаном) 9-й роты.

A.C. Пушкин отмечает, что в начале весны Петр вывел из Воронежа 2 военных корабля, 23 галеры, 2 галеаса и 4 брандера.

Поход 1696 года — совершенно особая страница в русской истории. Осажденные в городе турецкие войска были совершенно уверены, что Азов будет неприступен для русской армии. Они не опасались русских галер, считая себя полновластными хозяевами на Азовском море. Но все оказалось иначе. В поддержку петровской армии и флота в этом походе выступили казаки. Имея богатый опыт боев с турецкими войсками, с моря на стругах казацкие отряды блокировали Азов. Русскому флоту оставалось только вступить в бухту Азова, чтобы блокада крепости была полной. Азов держался 2 месяца. Для обеспечения удачного штурма пришлось делать насыпь у стен крепости. Успешную атаку на Азов совершили казачьи отряды Якова Лизогуба и Фрола Миняева, которым удалось закрепиться на валу и начать прямой обстрел крепости. Это и вынудило гарнизон к сдаче 19 июля 1696 года.

Во время двухмесячной осады Я. В. Брюс не только отражает вылазки турок. Он работает над составлением карты юга Европейской части России. Петр еще перед началом похода поставил иностранным офицерам задачу показать кратчайший путь из Москвы в Средиземноморье преимущественно водным путем. Поэтому карта изобилует изображением рек, их притоков и мелких речушек, на ней представлена территория от Москвы до Черного моря, бассейн рек Дона и Днепра. Основная заслуга при подготовке карты принадлежала командиру Преображенского полка генерал-майору фон Менгдену, руководившему замерами и описанием данной территории.

При составлении карты Брюс проявил незаурядный талант картографа. Он использовал четыре вида масштабов, сделал привязку местности по параллелям и меридианам, что в то время могли делать только сведущие картографы Европы. Об этой карте академик В. И. Вернадский писал: «Карта Брюса и Менгдена… является первым научным памятником проникновения в Россию нового знания. Она впервые свела картографическую работу, сделанную в России, с картографией Запада». И далее: «…Брюс начал работу над Российской географией».

A.C. Пушкин писал: «Между тем по царскому повелению генерал-майор фон Менгден вымерил и описал землю, а капитан артиллерии Яков Вилимович Брюс (впоследствии генерал-фельдмаршал) сочинил по той описи карту, от Москвы к югу до берегов Малой Азии, и Крымскую Татарию; сочинена другая карта — землям между Доном и Днепром. Петр положил соединить Волгу и Дон и велел начать уж работы, положив таким образом начало соединению Черного моря с Каспийским и Балтийским».

Оригинал карты находится в настоящее время в запасниках Государственного Исторического музея.

В 1696 году Брюсу присвоено звание полковника русской армии, а для Петра I он стал одним из ближайших помощников.

Великое посольство

Это особенно проявилось во время Великого посольства, в которое вошли 250 волонтеров.

Сначала предполагалось, что волонтеры будут обучаться ремеслам, заниматься наймом специалистов и выполнять дипломатические задачи, поэтому Брюс в состав посольства включен не был. А вот его брат Роман, как следует из «Юрнала» — волонтерского путевого дневника, в составе посольства был, и находился он в группе офицеров, сопровождавших дипломата Ф. Лефорта.