Все против короля Серова Марина
– О Борщинском? – удивившись, переспросила я. – О главном механике?
– Да-да, именно о нем. Что он за человек, на ваш взгляд?
Интерес следователя прокуратуры к главному механику «Красного Октября» меня удивил. Почему именно он с него начал свои вопросы? Откровенно говоря, я не очень хорошо знала Виталия Кирилловича. По работе мы тесно не общались, на совещаниях он не слишком бросался в глаза. Пока его не спрашивали, он рта не раскрывал. Впрочем, один раз главный механик выступал на планерке, причем высказывался категорически против выпуска новой продукции и соответственно приобретения нового оборудования. Борщинский говорил, что тот, кто покупает излишнее, в конце концов продает необходимое. Все загалдели, и он стал приводить какие-то аргументы, но я плохо его слушала. Мои мысли тогда были далеко от сэндвич-панелей.
– По-моему, Борщинский профессионал, – вытянула я из себя. – Он уже давно работает на заводе, лет двадцать с лишним. Виталий Кириллович, кажется, начинал работу в жарочном цеху, а потом учился где-то заочно... Вам лучше зайти в отдел кадров и посмотреть его личное дело.
– Ах, оставьте! – Следователь махнул рукой. – Человек никогда не бывает так близок к совершенству, как при заполнении анкеты при приеме на работу. Вот вы, Полина Андреевна, сказали насчет института, в котором он якобы учился заочно... Говорят, нигде Виталий Кириллович не учился, а дип-лом у Борщинского поддельный. Вы ничего об этом не слышали?
– Поддельный диплом? С чего вы взяли?
– Видите ли, Полина Андреевна, сейчас вопросы задаю я, – вежливо, но твердо сказал Истомин.
– Леонид Павлович, мне нечего вам сказать. Я диплом Борщинского не видела.
– Но должны были об этом слышать. Вам, как юристу, надлежало проверить эту информацию, – назидательно произнес следователь, глядя не на меня, а на кирпичную стену за окном.
– Нет, я ничего об этом не слышала.
– Это странно, – Истомин бросил на меня беглый взгляд, – потому что мне буквально все сотрудники, с которыми я уже успел сегодня побеседовать, сразу именно об этом начинали говорить.
– Но вы же не будете опираться на слухи? Один известный правозащитник сказал, что комментарии свободны, а факты священны. Поддельный у Борщинского диплом или нет, это легко проверить.
– Конечно, конечно, я так и сделаю. Скажите, Полина Андреевна, договор на поставку оборудования для производства сэндвич-панелей у вас хранится?
– Да, этот и подобные договора хранятся у меня.
– Вы позволите мне на него взглянуть?
– Конечно, без проблем. – Я встала, подошла к сейфу, открыла его и достала толстую папку. Найдя нужный договор, я положила раскрытую папку перед Истоминым.
Он вынул из нагрудного кармана серой рубашки очки в металлической оправе и стал читать контракт, чему-то ухмыляясь. Лично я никогда ничего смешного там не находила, поэтому неадекватная реакция на шаблонный текст договора о поставке производственного оборудования стала меня раздражать. Я не смогла удержаться от вопроса:
– Леонид Павлович, что вас там так веселит?
– Веселит? Да как вам сказать, Полина Андреевна, знаете, есть такое выражение – «смех сквозь слезы»? Вот это как раз такой случай. Скажите, а вы сами-то здесь, – следователь прокуратуры ткнул пальцем в текст, – ничего любопытного не замечаете?
«Неужели я допустила профессиональную ошибку?» От этой мысли у меня холодок пробежал по коже.
– Позвольте, я посмотрю, – я потянулась за папкой.
– Нет уж, дайте мне дочитать до конца.
Я внимательно наблюдала за выражением лица Истомина. Он то хмурил брови, то растягивал рот в совершенно идиотской улыбке, то скептически покачивал головой. Я, мол, так и думал, что это все полнейший бред. Но я-то знала, что в этом договоре все подчинено букве закона, надлежащим образом оговорены все условия поставки, прописана ответственность обеих сторон и не забыт форс-мажор. Так в чем же дело?
– Да, – многозначительно изрек следователь прокуратуры, – ничего другого я и не ожидал.
– Может быть, вы все-таки мне объясните, что там не так?
– Полина Андреевна, вы же юрист! На таких договорах вы, наверное, уже собаку съели. Вам лучше меня надо бы знать, что здесь не так. – Истомин закрыл папку и повторил: – Я, собственно, ничего другого и не ожидал там увидеть. М-да, пренеприятнейшая история получается. Но что делать... И не такие узлы распутывали. А скажите мне, Полина Андреевна, кто нашел этого поставщика?
– Я не могу сказать, кто нашел посредническую фирму «Сеул» для приобретения южнокорейского оборудования, но подготовкой проекта договора занимался Зайцев, менеджер отдела материально-технического снабжения...
– Который на заводе уже не работает, – продолжил чрезвычайно осведомленный Истомин. – Так?
– Да, так.
– А по какой причине он уволился?
– По собственному желанию.
– Но эта причина так много в себя вбирает, не так ли? – Леонид Павлович снова на что-то намекал, но я не могла понять, на что именно.
– К чему вы клоните?
– Ой, Полина Андреевна, вы ведь сами прекрасно все понимаете! Иногда за этой формулировкой может стоять желание не самого работника, а его начальника. Ведь может?
– Допустим.
– Так вот меня интересует, Зайцев действительно сам уволился или ему навязали такое решение сверху?
– Не знаю.
– Плохо, Полина Андреевна, очень плохо. Вы – юрисконсульт, – уже в который раз следователь прокуратуры сделал на этом акцент, – поэтому должны знать все, что происходит на заводе.
– А я знаю все, что мне требуется для выполнения моих должностных обязанностей, – тут же парировала я. – Вот если бы Зайцева уволили не по пункту третьему статьи семьдесят семь Трудового кодекса, а по какой-либо другой статье, то я бы непременно проверила законность такого приказа. Извините, но то, что творится в душе у каждого сотрудника «Красного Октября», какие у него желания, меня не касается. На то у нас в штате есть психолог. Правда, она сейчас в декретном отпуске, но ушла туда всего месяц назад. Если бы Зайцев хотел пожаловаться на то, что его желание не совпадает с желанием работодателя, то успел бы к ней обратиться.
Истомин посмотрел на свои наручные часы и сказал:
– Жаль, что у меня больше нет времени на продолжение этого чрезвычайно интересного разговора, через пять минут я должен быть у вашего генерального директора. Полина Андреевна, я думаю, что встречаемся мы с вами далеко не в последний раз. У меня к вам есть еще вопросы, но это потом, потом. – Леонид Павлович встал, наклонил голову, посмотрел на меня поверх своих очков, таинственно улыбнулся и удалился.
Едва он вышел из кабинета, я принялась листать папку с договорами. Найдя нужный, я несколько раз его перечитала. Ничего странного, смешного и уж тем более противоречащего правовым нормам там не было. Над чем же ухмылялся Истомин? Что он там нашел? Я изучила каждую букву в контракте, каждую цифру и запятую, но все они стояли на своих местах и были совершенно оправданны. У меня голова пошла кругом. То ли я не замечала очевидного, то ли следователь прокуратуры был просто жалким недоумком. Так или иначе, но ситуация превратилась для меня в проблему.
Минут за пять до окончания рабочего дня ко мне забежала Гулькина.
– Поля, привет! Наконец-то я до тебя добралась! Скажи, я ужасно выгляжу, да?
– Да уж, похвастаться нечем. Но, к счастью, все это не смертельно.
Лера вздохнула, села на стул, закрыла рукой ссадину на щеке и спросила:
– Значит, ты про Дубцова уже слышала?
– Да, слышала.
– Такой молодой, всего двадцать два года... Кто бы мог подумать, что все так обернется! И зачем только Борщинский все это затеял? Как выпускали красный кирпич, так бы и выпускали... Зачем нужны были эти «сэндвичи»? Впрочем, ему-то они были нужны... Вот сволочь!
– Лера, ты хочешь сказать, в том, что произошло в тот злополучный день, виноват Борщинский? – искренно удивилась я.
– А кто же еще? – Гулькина посмотрела на меня так, будто я только что свалилась с луны.
– Ты ничего не перепутала?
– Нет. Оказывается, он всю эту сделку ловко провернул, установленное оборудование как следует не проверил... Конечно, после того как Борщинский «откат» получил, квартиру шикарную на него купил, ему уже все до фонаря...
– Лера, откуда ты все это знаешь? Ты ведь еще сегодня утром, когда мне по телефону из дома звонила, об этом понятия не имела, так? Или все-таки знала, но молчала?
– Ну я кое о чем уже давно догадывалась, – Гулькина замялась, – и хотела от тебя услышать подтверждение, но ты промолчала. Конечно, это не телефонный разговор... А тут я пришла на завод, а все в открытую говорят, что Борщинский – преступник! Не успела я в бухгалтерию зайти, как на меня столько новых подробностей обрушилось!
– Странно, а мне показалось, что на заводе все молчат, словно воды в рот набрали.
– Это тебе действительно показалось, потому что ты одна в этом кабинете сидишь, а у нас в бухгалтерии все разговоры только о главном механике, да и не только у нас...
«Похоже, в профессиональном хоре даже фальшь звучит профессионально», – подумала я. Лерка взглянула на часы и воскликнула:
– Ой, уже шестой час! Домой пора. Поля, ты сегодня на машине?
– Как обычно.
– Довезешь меня до дома?
– Куда же я денусь? Пошли.
Обычно я всеми правдами и неправдами старалась отвязаться от такой болтливой пассажирки, но сейчас случай был особый. Гулькина оказалась намного осведомленнее меня, и я собиралась по дороге у нее еще что-нибудь выведать. Это не было порочным любопытством. Меня охватило вполне здоровое желание докопаться до истины. Конечно, все, о чем говорит Лерка, надо мысленно пропускать через сито. Но было бы над чем поразмышлять, а «зерна от плевел» я уж как-нибудь отберу!
Когда мы сели в мой «Мини Купер», я спросила у Гулькиной:
– Ты помнишь Анатолия Зайцева из отдела снабжения?
– Ну еще бы! Такой высокий, симпатичный, у него был роман с Ленкой из отдела кадров, потом с Сонькой-укладчицей...
– Лера, меня не интересуют его любовные похождения. Если только это не связано с его увольнением. Ты не знаешь случайно, почему он уволился?
– Знаю, у него был серьезный конфликт с Борщинским, как раз из-за корейского оборудования.
– Да? А в чем суть того конфликта?
– Ну, Толик вроде бы до чего-то там докопался, и главный механик стал его выживать с завода всеми правдами и неправдами.
– Странно, а мне Виталий Кириллович никогда не казался скандальным и корыстным. Напротив, он производил впечатление очень интеллигентного человека, даже в критических ситуациях умеющего держать себя в руках. Потом он вроде бы был против приобретения этого злосчастного оборудования. Я на планерке как-то слышала, что он отрицательно высказывался по этому поводу, – размышляла я, не сводя глаз с дороги.
– Лицемер! Это он для отвода глаз. Сам выдвинул эту идею о расширении производства, а потом, чтобы никто ничего не заподозрил, стал делать вид, что ему эта сделка малоинтересна. Только уж процесс пошел, и стоил он немалых денег. Кстати, Поля, видишь вон те два новых дома-близнеца?
Я на секундочку повернула голову направо и сказала:
– Вижу, и что?
– Так вот Борщинский в одном из них себе квартиру купил. Каково, а?
– Да, впечатляет. Район хороший, да и планировка квартир в этих домах, наверное, отличная.
– Да, моя мама к одной знакомой в гости в этот дом заходила, в однокомнатную квартиру, так там площадь, как в нашей «трешке». Одна кухня-столовая чего стоит! В ней в футбол играть можно, – восторженно говорила Лерка.
– А зачем в столовой играть в футбол? – усмехнулась я. – У нее ведь совсем другое назначение.
– Ну это я так, образно сказала, чтобы подчеркнуть размеры. Тебе, Поля, конечно, проблемы с жилплощадью неведомы. Ты с дедом в огромном особняке живешь. У тебя нет бытовых проблем, да и вообще особых забот нет. А я вот с младшим братом в одной комнате сплю, причем в проходной. И перспектива у меня только одна – выйти замуж и переехать к супругу. Следователь из прокуратуры таким неинтересным оказался, да еще женатым... Поля, а может, у вас в коттеджном поселке есть какие-нибудь молодые и неженатые мужчины?
– До сих пор не замечала, но ради тебя присмотрюсь к соседям.
– Вот на этом спасибо! Знаешь, Полина, мне больше брюнеты нравятся.
– Ладно, блондинов, рыжих и лысых в расчет брать не буду, – сказала я, с трудом сдерживая улыбку.
– Нет, я, пожалуй, рассмотрю любые кандидатуры, разве что за исключением престарелых вдовцов. Ну вот мы и приехали. Как хорошо, что ты меня так быстро довезла, а то мне еще ужин приготовить надо. Я фарш накрутила, а котлеты пожарить не успела. На работу вызвали. Еще щи на завтра нужно сварить, – говорила Гулькина, демонстрируя свою домовитость.
– Ладно, пока, – я махнула Лерке рукой.
Она выпорхнула из моей машины, окрыленная надеждой на то, что я ей в самом скором времени кого-нибудь сосватаю. Только вот беда, ни одного кандидата в Леркины женихи у меня на примете не было. Развернувшись, я поехала в спортивный комплекс «Зенит», потому что в свободное от работы время предпочитаю нырять с головой не в кастрюльки, а в бассейн.
Гулькина сказала, что я не знаю никаких забот. Как же она не права! Она всегда жила с мамой и папой и понятия не имеет, что такое быть круглой сиротой. Неправда, что детство всегда беззаботно. Беззаботность возможна лишь до той минуты, пока не родится сознание ответственности за свои поступки и его последствия. Возможно, кто-то уже рождается с этим чувством. У кого-то его появление могут простимулировать определенные жизненные обстоятельства, как у меня. Я никогда не была озорной веселушкой и хохотушкой, а росла прагматичной особой, которая твердо знает, чего хочет. А хотела я, чтобы тот, кто виноват в смерти моих родителей, понес заслуженное наказание. Долгие годы в моей душе кипела жажда мести. И в конце концов я смогла воздать виновному по заслугам...
Да, мы живем с дедом в большом двухэтажном доме. В этом, конечно, есть свои плюсы, но и минусы тоже имеются. Одна уборка чего стоит! Дня не хватит, чтобы везде навести чистоту, а времени, честно говоря, на это неблагодарное занятие жалко. Нужна домработница, но мы не настолько богаты, чтобы ее завести. К тому же доходы у нас не стабильные – когда пан, а когда и пропал. А прислуге исправно платить надо, не реже одного раза в неделю.
Как-то раз Ариша выиграл в карты у одного бизнесмена. У того были временные финансовые трудности, поэтому в качестве выплаты карточного долга он прислал нам на недельку свою домработницу. Вот это был кайф! Даша нам такие королевские блюда три раза в день готовила, что я даже поправилась на два килограмма. Кроме того, она сделала такую генеральную уборку, которой наш коттедж никогда не знал...
Припарковавшись около бассейна, я вышла из машины. Не знаю, как другим, но мне занятия спортом доставляют огромное удовольствие. Я ведь занимаюсь аквааэробикой, и это дает мне возможность совмещать приятное времяпрепровождение с физической активностью. Несколько лет я просто плавала разными стилями, не для рекордов, а для поддержания хорошей физической формы. Но когда увидела занятия аквааэробикой, поняла, что это – мое. Хватит делать скучные заплывы от бортика к бортику! Даешь разнообразие нагрузок! Кстати, нагрузка в воде не так утомительна, как в зале, но достаточно результативна. Подобно тренажеру вода действует на все мышцы тела. Кроме того, она обладает целительной способностью снимать напряжение, расслаблять тело и мозг. Сейчас, когда я загрузилась заводскими проблемами, мне было это особенно необходимо.
Глава 3
Дед открыл мне дверь, и уже по одному выражению его лица я поняла – что-то случилось.
– Бонжур, Полетт! – сказал он с видом старого заговорщика. – А у нас гости.
– Я так и подумала, когда увидела около наших ворот чью-то «Ладу Калину». И кто же это? Наверное, один из твоих партнеров по покеру или преферансу?
– Не отгадала. Одна симпатичная барышня.
– Неужели седина в бороду – бес в ребро? – насторожилась я.
– О чем ты говоришь, Полетт! Ну как тебе не стыдно. – Ариша чмокнул меня в щеку и взял из рук спортивную сумку. – Я уже стар для этих забав. Вот если бы скинуть годков этак... надцать, то та мадемуазель непременно стала бы моей... партнершей по дамскому преферансу, для начала. Она приехала к тебе, моя дорогая Полетт.
– Ко мне? – изумилась я. – Но кто она? У моих знакомых нет такой машины.
– Ее зовут Света. Симпатичная такая, рыженькая. Почему-то всех рыженьких непременно Светами называют.
Дедово описание неожиданной визитерши ничего не прояснило.
– Нет, я понятия не имею, кто бы это мог быть. И что ей от меня нужно?
– Не могу знать. Барышня только сказала, что у нее к тебе какое-то важное дело, но в чем его суть, не раскрыла. Я ее предупредил, что ты будешь не скоро, потому что у тебя сегодня занятия в бассейне. Но она все равно решила дождаться тебя.
– Странно, кому это я так срочно понадобилась. Просто теряюсь в догадках.
– Полетт, неужели ты на самом деле не догадываешься, кто она такая? – не поверил дед.
– Светлана... рыженькая... Нет, не припоминаю. Где она?
– Я проводил ее в гостиную кантри.
– В кантри? – переспросила я, продолжая гадать, кто ко мне пожаловал.
– Да, именно туда. Я подумал, что для «рококо» она не доросла, в ней нет претенциозности, светского лоска. Она еще совсем юное, неопытное создание, и в этом ее шарм, – дедовы глаза аж светились, когда он произносил эти слова.
– А чем, по-твоему, гостиная в стиле хай-тек ей не подходит?
– Видишь ли, внучка, я решил, что ей там будет неуютно. Барышня чем-то сильно расстроена, она вся на нерве. Холодный хай-тек мог усугубить ее душевное состояние.
– Ариша, а ты у меня, оказывается, философ! Ладно, пойду посмотрю, кого это к нам так нежданно-негаданно занесло. Ты мою сумку отнеси, пожалуйста, в ванную, я ее потом разберу. Да, дедуля, я надеюсь, ты ей предложил чай или кофе?
– Предлагал, но она отказалась. Тогда я поставил на стол поднос с фруктами и ушел, оставив ее наедине со своими мыслями – грустными, между прочим.
– И давно она там грустит? – Я кивнула головой на дверь в гостиную кантри.
– Уже больше часа. Поспеши к ней, Полетт!
– Дед, ты бы ее чем-нибудь развлек, что ли.
– Хотел, но быстро понял, что Светочке неуютно в моем присутствии, вот я и не стал досаждать ей. Пусть, думаю, посидит, приведет в порядок свои мысли. Кантри к этому располагает.
– Ладно, – сказала я и открыла дверь.
Нежданная визитерша, стоявшая около окна, спиной ко входу, вздрогнула и оглянулась. Я сразу отметила про себя, что если и встречалась когда-либо с этой девушкой, то очень давно. Бледное лицо под копной светло-рыжих волос, зеленые, широко расставленные глаза, загадочная улыбка Джоконды... Что-то было в этом облике знакомое, но я не могла сразу вспомнить, кто стоит передо мной.
– Здравствуй, Полина! – сказала она, подчеркивая своим обращением на «ты» наше знакомство.
– Здравствуй, – я дежурно улыбнулась, продолжая напрягать свою память.
– Не узнаешь меня? Жаль, а ведь мы в одной школе учились, только я немного младше тебя. Неужели я так изменилась? – Светлана провела рукой по своим рыженьким волосам.
– Да-да, теперь припоминаю, – я закивала головой. – Мы еще в одном спектакле вместе играли.
– В «Маленьком Принце». Ты была Розой, а я – Лисом, – напомнила она и загадочно улыбнулась.
– Света, прости, сразу не узнала. Что же ты стоишь? Садись, угощайся фруктами. – Я оторвала от кисти одну виноградинку и положила ее в рот. – Вкусный.
– Спасибо, – девушка прошла к центру гостиной и присела в кресло из ротанга, – я не голодна. У меня совсем нет аппетита.
Разместившись по другую сторону овального стола, накрытого льняной скатертью с крупным рисунком, я спросила:
– А что случилось?
– Поля, ты помнишь мою фамилию? – Гостья посерьезнела, даже напряглась.
Я, не задумываясь, отрицательно кивнула головой, но в последующий момент вдруг явственно вспомнила эпизод из своей школьной жизни. После театральной постановки мы, как полагается, вышли на поклон. А училка по французскому (мы ставили спектакль на языке оригинала) называла наши фамилии. В голове отчетливо звучал ее голос: «Лис – Светлана Борщинская». Этим все объяснялось.
– Ты – дочь Виталия Кирилловича?
– Да, – сказала Света, и на глазах у нее заблестели слезы. – Полина, прошу тебя, помоги!
– Какой помощи ты от меня ждешь? – несколько отчужденно спросила я. – И вообще, почему ты вдруг решила прийти ко мне?
– Поля, ты же знаешь, что произошло на прошлой неделе на заводе! – с упреком бросила она. – Зачем же спрашиваешь, будто сама ни о чем не догадываешься?
– Но я на самом деле не понимаю, что привело тебя ко мне, – холодно ответила я.
– Дело в том, что в заводской трагедии обвиняют моего отца, – Светин голос стал каким-то тусклым, совсем не похожим на тот, каким она говорила до этого. – Произошло жуткое стечение обстоятельств – взрыв при мэре, да тут еще пострадавший рабочий умер... Полина, поверь: папа ни в чем, совершенно ни в чем не виноват! Его подставляют!
– Допустим, но...
– Ясно, ты мне не веришь, но я тебе все объясню. Это Кудринцев во всем виноват, он давно хотел от моего отца избавиться, но у него ничего не получалось. А теперь, прикрывая себя, он всю вину на отца валит. Знаешь, что теперь папе грозит?
– Наверное, статья сто девятая – причинение смерти вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей, – блеснула я своей юридической просвещенностью, и после этих слов Света закрыла лицо руками. Кажется, расплакалась. – Только вот этого не надо! Перестань реветь!
Мало-помалу Борщинская успокоилась и сказала:
– Полина, я всего-то прошу тебя, чтобы ты дала следователю правдивые показания. Понимаешь, все руководство оклеветало отца. Ладно, ваш генеральный на него зуб имеет, а другие-то почему врут? Наверное, им директор приказал. Но ты-то юрист! Ты должна говорить правду! Благодаря тебе, возможно, скорее прольется свет истины на всю эту темную историю!
Вероятно, Светлана дома готовилась к тому, чтобы с таким пафосом произнести последнюю фразу. Может, даже репетировала перед зеркалом. Я вдруг подумала о том, что дочь – лицо заинтересованное. Откуда мне знать, что она говорит правду и не выгораживает своего любимого папочку? На заводе бытует совсем другое мнение о Виталии Борщинском.
– Света, – сказала я, немного подумав, – в одном я с тобой целиком и полностью согласна. Истина должна восторжествовать. Как штатный юрисконсульт завода «Красный Октябрь», я не могу допустить того, чтобы кто-то на кого-то сваливал свою вину. Тем более есть жертвы. Это уже серьезно. Знаешь, я, пожалуй, проведу свое собственное расследование и выясню, кто виноват в том, что автомат взорвался.
– Ты, конечно, можешь заниматься этим расследованием, но я уверена, что папа ни в чем не виноват. Он как раз настаивал на том, что оборудование надо тщательно проверить в действии. Но ему мешали, ему вставляли палки в колеса...
– Что значит мешали? Твой отец – главный механик завода, он был обязан сделать пробный пуск. Если директор будет отвечать за каждый станок, за каждое рабочее место, то зачем нужны подчиненные?
– Он проверил автоматы при холостом ходе, а вот загружать в них сырье Кудринцев не позволил, сказал свое категоричное «нет», и папа не мог его ослушаться.
– А чем Владимир Дмитриевич мотивировал свое решение?
– Ничем. Он просто выпендриться хотел перед мэром, сделать первый пуск в присутствии Бурляева. Понимаешь, если запустить автомат, то он должен работать непрерывно. А как же разрезание красной ленточки и торжественный запуск нового производства? В этом весь эффект, понимаешь?
– Слабая «отмазка» для того, чтобы пренебрегать техникой безопасности, – заметила я.
– Других у меня нет. Я передаю тебе то, что сказал нам с мамой отец. Он нам никогда не врал. – Света немного помолчала, потом сказала: – В общем, отец к взрыву не имеет никакого отношения, во всем виноват Кудринцев. Я думала, что для тебя это очевидно. Но если ты сможешь найти какие-то доказательства и предъявить их следствию, то я не против твоего расследования. Дело быстрее решится в нашу пользу.
– Света, по-моему, ты не отдаешь себе отчета в том, что результат моей проверки может быть самым непредсказуемым.
– То есть? Что ты хочешь этим сказать?
– Понимаешь, нам всем свойственно идеализировать своих родных и близких. Возможно, ты заблуждаешься относительно своего отца, – сказала я и увидела в глазах Борщинской явный протест. – Подожди, не перебивай меня! Понимаешь, дыма без огня не бывает. Если в чрезвычайном происшествии обвиняют не рабочего, запустившего автомат, на которого, кстати сказать, проще всего было свалить вину, потому что он умер, не инженера по технике безопасности, не начальника цеха, а главного механика завода, значит, на то есть основания. А что, если ты не знаешь всей правды об отце? Стоит ли мне все это затевать для того, чтобы ты узнала, как все было на самом деле, и разочаровалась в нем?
– Стоит, Полина, стоит! – яро настаивала на своем Борщинская. – Я уверена: папу подставил Кудринцев.
– Это голые слова, – отмахнулась я.
– Ладно, я тебе все расскажу. Дело в том, что они давние враги. Мой отец когда-то отбил у Владимира Дмитриевича девушку, мою будущую маму. Причем «отбил» практически в прямом смысле. Они дрались из-за нее.
– Бывает, – сказала я без особого интереса.
– Знаешь, Кудринцев вообще любит кулаки в ход пускать. Мама с ним недолго встречалась. Однажды он пришел на свидание пьяным, она сделала ему замечание, а он ее ударил. После этого они расстались. Потом мама познакомилась с моим будущим отцом. Кудринцев узнал об этом и со своими друзьями подкараулил его около дома. Представляешь, они вчетвером на одного напали?
– Света, ну какое это имеет отношение к сегодняшнему дню?
– Прямое! – уверенно заявила Борщинская. – Я хочу, чтобы ты поняла, что ваш генеральный очень мстительный и подлый человек. Для него нет ничего святого. При каждом удобном случае он мстил моему отцу. Мне сейчас не хотелось бы смаковать все эти некрасивые подробности, это ведь не только меня касается...
– Я и не прошу тебя это делать.
– Но ты ведь не веришь мне? Вот от тебя я этого никак не ожидала!
– Света, ты говоришь: твой отец и Кудринцев – давние враги, но тем не менее они больше двадцати лет работают на одном заводе, причем Виталий Кириллович находится в подчинении у Владимира Дмитриевича. Прости, но для заклятых врагов это как-то нехарактерно.
– Да, они оба давно работают на нашем кирпичном заводе. А где еще в Горовске можно работать? «Красный Октябрь» – самое крупное предприятие. Сначала они оба были простыми рабочими, потом папу назначили главным механиком. Это сделал предыдущий директор, предшественник Кудринцева. Правда, Владимиру Дмитриевичу больше повезло в карьере, он смог подсидеть Попова и стать генеральным директором. На том папино продвижение по служебной лестнице остановилось. А он хотел быть техническим директором. Попов обещал ему эту должность, но не успел на нее назначить. А при Кудринцеве его, напротив, едва не уволили. Но, к счастью, тогда все обошлось. Конечно, отцу было тяжело работать под началом врага, но если бы мы жили в областном центре, то он нашел бы другую высокооплачиваемую работу по своей специальности, но у нас таких возможностей мало, почти нет. Все хорошие места уже заняты.
– Кстати, о специальности. Что Виталий Кириллович окончил?
– Средне-Волжский политехнический институт, электромеханический факультет. А что? – Света заметно напряглась.
– Он заочно там учился?
– Да, но почему ты об этом спрашиваешь? А, наверное, до тебя уже дошли слухи о том, что он диплом потерял? Правильно говорят, Горовск – большая деревня. На одном краю чихнули, на другом услышали.
– Когда и при каких обстоятельствах Виталий Кириллович потерял диплом об окончании института?
– Наверное, когда мы на новую квартиру переезжали, а может быть, раньше. Месяца три назад его попросили в отдел кадров принести все документы – паспорт, военный билет, диплом, пенсионное свидетельство, вот тогда-то и обнаружилось, что диплом пропал.
– А зачем отделу кадров вдруг понадобились его документы?
– Не знаю, вроде бы была плановая проверка личных дел. Поля, а разве у тебя не проверяли документы? Папа сказал, что у всех...
– А, да, было такое, – подтвердила я, хотя ни о чем подобном даже и не слышала. – Так, и как же он выкрутился?
– Никак, папа до сих пор висел на волоске. Теперь его собираются уволить. А тогда Аронкина сказала ему, что надо поискать диплом, а если не найдется, то дать объявление в газету о его утрате. Только папа таких объявлений не давал, думал, что диплом отыщется. А начальница отдела кадров его периодически теребила с этим вопросом. Месяц назад она сказала, что после открытия нового цеха будет аттестация, и он, скорее всего, ее не пройдет.
– Почему?
– Без высшего образования нельзя занимать должность главного механика.
– Вообще-то, это правильно.
– Но у папы есть высшее техническое образование! Он приносил диплом в отдел кадров сразу по окончании вуза. В те годы еще не делали ксерокопий, но в деле есть номер диплома.
– Света, ходят слухи, что диплом у твоего отца был поддельный, вот он и не принес его на проверку.
– Чушь! Папа на самом деле учился в Средне-Волжском политехническом институте! Я понимаю, многих удивляет, с какой стати он выбрал вуз, находящийся совсем в другой области. Но у нас там живут родственники. Папин дядька посоветовал ему этот институт, он туда и поступил. У нас ведь в Горовске тогда было только два высших учебных заведения – педагогический да филиал медицинского института, – убедительно вещала Борщинская. – А папа – технарь.
«Учиться-то он, может быть, там и учился, но окончил ли?» – подумала я, но не рискнула озвучить свою мысль под напряженным Светиным взглядом.
– Не надо на меня так смотреть, ситуация сложилась довольно серьезная. Диплом нужно найти, в крайнем случае, взять из института соответствующий документ.
– Так его уже больше не существует: еще в девяностых годах этот институт расформировали. Факультеты по другим вузам разбросали.
Надо же как интересно! Институт закрыли, и вроде бы все концы в воду? Нет, так дело не пойдет!
– Допустим, – сказала я, – но в архиве того города должна быть информация обо всех выпускниках закрывшегося института.
– Но папа, как ты понимаешь, теперь туда поехать не может. Он ведь дал подписку о невыезде. Но если это так необходимо, то я туда сама съезжу.
Я подумала, если подделывают диплом о высшем образовании, то справку из архива тем более можно подделать или купить. Пока аргументов в защиту Борщинского не прибавилось.
– Света, ты сказала, что вы недавно квартиру новую купили. Где, если не секрет?
– Да, мы взяли ипотечный кредит на двадцать лет и купили трехкомнатную квартиру в одном из «близнецов» на площади Дружбы. Хочу заметить, что нам дали социальную ипотеку со льготными процентами. Наша семья считается многодетной, к тому же мы сдали городу неприватизированную малогабаритную квартиру. Если папу уволят, то мы лишимся основного источника доходов. Я уж не говорю про то, что его могут посадить. Мне страшно представить, что мы тогда делать будем. На мою и мамину зарплату кредит не вернешь, потому что мама в музыкальной школе работает, а я – в одной коммерческой фирме, но ситуация там нестабильная. Пока дела идут нормально, но все может быть... Еще у меня есть две младшие сестренки, они в школе учатся. Лена – в десятом классе, а Оля – в восьмом.
– Значит, говоришь, ипотечный кредит взяли?
– Да, – подтвердила Света. – Сейчас многие так делают. Очень выгодно, если есть социальные льготы и стабильная работа.
– Да? Я никогда тонкостями ипотеки не интересовалась.
– Ну, разумеется, тебя ведь жилищный вопрос не волнует, – поддела меня Борщинская. – У тебя такой дом огромный! Неужели вы с дедушкой вдвоем здесь живете?
– Да, – сказала я, мило улыбнувшись, а потом предалась размышлениям.
Наверняка Светлана сказала правду про то, что квартиру они купили, взяв ипотечный кредит. Эти сведения очень легко проверить, хотя бы через нашу бухгалтерию, где об этом непременно должны знать. Только вот «откат» ее папочка все равно мог взять. Одно не исключает другое, наоборот, даже предполагает. Уж так у нас повелось, что грязные дела дают чистую прибыль. Значительную часть своего семейного бюджета Борщинские вынуждены ежемесячно вносить в банк в счет погашения кредита, а ведь на текущие расходы многодетной семье деньги тоже нужны, и не маленькие, чтобы соответствовать статусу жильцов элитного дома. И они наверняка соответствуют. Света одета дорого. Уверена: у нее костюм от Kenzo, а сумка, кажется, Furla, я видела такую в «Модном пассаже». Это дед Ариша в последних тенденциях моды не силен, вот и сказал, что в Светлане нет светского лоска. Лоск есть. Но есть ли искренность? Вдруг она сказки мне тут рассказывает? Честность – это что-то вроде игры в жмурки. Можно правду быстро найти, а можно и не обнаружить ее вовсе...
Устав от затянувшейся паузы, Борщинская снова стала защищать отца:
– Казакова, ну, пойми ты, мой папа – честнейший, порядочный человек! Он – профессионал, поэтому сразу понял, что вся эта затея с покупкой импортного оборудования через никому не известную, к тому же не местную фирму просто абсурд. Но его никто не слушал, никто! Кудринцев настаивал на своем, а все остальные не хотели портить с генеральным директором отношения. Если бы отец был более напористым, он бы не допустил этого, но папа не смог. Силы были неравными, один против всех, ни одного союзника, ни одного. Вот и сейчас его все стали топить. Одна надежда на тебя, Полина. Заводской юрисконсульт должен быть беспристрастным. К тому же мы с тобой когда-то дружили...
Насчет того, что мы когда-то дружили, Светка, конечно, переборщила. Мы просто учились в одной школе. А вот насчет того, что юрист должен стоять на страже закона и быть беспристрастным, она была права. Негоже, если Борщинского несправедливо обвинят в серьезном преступлении и он получит срок. А вдруг главный механик действительно виноват? Я должна была докопаться до истины.
– Света, как-то странно, что Виталий Кириллович за свою многолетнюю трудовую деятельность не нашел на заводе ни с кем общего языка. Да что там не обзавелся единомышленниками! Он еще и конфликтовал кое с кем, – я постепенно вводила разговор в нужное русло.
– Конфликтовал? – Моя собеседница нахмурилась. – Не может этого быть! У папы такой мягкий характер, и в этом все его проблемы.
– Ну ты, Света, наверное, не все знаешь. Я слышала, что у него был серьезный конфликт с менеджером отдела снабжения.
– С Толей Зайцевым? – Борщинская слегка покраснела.