Битва на дне Зверев Сергей
Можно с уверенностью предположить, что как только на Луне, Марсе, Венере или вообще в другой галактике появится поселок российских работяг, то одним из первых строений этого внеземного поселка станет бессмертная и неизменная «Белочка». И чтобы распивочно и навынос с открытия до закрытия!
От своих близняшек где-нибудь в Центральной России баренцбургская забегаловка выгодно отличалась тем, что всю провизию и напитки поставляли по контракту норвежцы. Так что хоть и воровал персонал «Белочки» от шеф-повара до посудомойщицы с истинно российским размахом, а все же ассортимент и качество были получше, чем на далекой родине. Как раз сегодня гордые потомки викингов из расположенного неподалеку городка Лонгйира завезли на двух пикапчиках очередную партию продуктов. И сейчас пятеро молодых норвежцев сидели тесной компанией за угловым столиком «Белочки», скромно отмечая удачную сделку.
Остальными посетителями закусочной были наши соотечественники, волею судеб оказавшиеся на далеком северном архипелаге. Чтобы не выбрать остатки баренцбургского угля слишком быстро, шахта работала в одну смену, которая давно закончилась: дело шло к позднему вечеру, хоть за стеклянными стенами кафе было совсем светло. Жаждущий расслабиться и пообщаться трудовой народ потихоньку заполнял единственный зал «Белочки».
За уставленным нехитрой закуской столиком, в том же уютном уголке, где расположились норвежцы, сидели двое мужчин – постарше и помоложе. Оба были уже на хорошем взводе и явно были настроены продолжить возлияние: в центре столика радовала глаз поллитровка очень приличной шведской водки. Не «Абсолют», конечно, но отечественной тошниловке сто очков вперед даст!
Тот, который постарше, худощавый жилистый мужичок лет пятидесяти, был маркшейдером шахты «Баренцбург» Андреем Павловичем Стеценко, а его собутыльник Витек, молодой крепыш совершенно есенинской внешности, работал на той же шахте проходчиком. Разговор за столиком уже некоторое время велся на слегка повышенных тонах. То есть это они со стороны Стеценко были повышенные, – Витек же отвечал своему старшему товарищу скорее с беззлобной иронией.
– Да я тебе точно говорю, своими глазами видел, вот как тебя, дурака, сейчас, – громким хрипловатым голосом втолковывал Стеценко, для убедительности азартно пристукивая по столику крупным костистым кулаком. – Как раз сутки тому назад! Я на берег вышел, к пирсу, прогуляться. Откуда вышел? Да вот отсюда, из «Белки». Закурил, значит, вдруг слышу – свист. Поднял глаза, а она летит! Или оно, дьявол его разберет. Хрень эта самая. Светится, зараза, аж глазам больно, прямо Тунгусский метеорит! Или это... НЛО! Точно как по ящику в какой-то передаче на прошлой неделе показывали. Я аж присел с перепугу.
– Э-э, Палыч, – махнул рукой Витек, – раз уж ты из «Белки» топал, так странно, что тебе заодно зелененькие человечки не примерещились. Из этой твоей летающей тарелки... Пить аккуратнее надо, а закусывать побольше, и никаких тогда Тунгусских метеоритов.
– Вот ведь чумурудина болотная! – Недоверие приятеля не на шутку зацепило маркшейдера. – Да я столько за свою жизнь выпил, что тебе, щенку, не переплыть! И никогда до горячки не допивался.
– Так ведь, Палыч, все когда-нибудь в первый раз случается, – философски заметил Витек, разливая водку по стопочкам. – Вон Генка Иконников с третьего забоя... Тоже все в порядке было, а месяц назад у него из холодильника апостолы Петр с Павлом вылезли. С целью набить Генкину морду. Так в Россию Генку и отправили, теперь, не иначе, в психушке отдыхает... Ты же всю неделю последнюю квасишь, вот тебе всякая хрень и мерещится. Да не злись ты, давай лучше прими на грудь еще маленько. Из запоя тоже умеючи выходить надо, не резко. Потихоньку, снижая нагрузку. Вчера ты, скажем, полтора флакона засосал, а сегодня одним ограничься. Завтра – грамм триста, а потом, – проходчик жизнерадостно засмеялся, – надо вовсе на кефир переходить! Тогда тебе никакие НЛО не страшны будут.
Перспектива перехода на кефир окончательно взбесила Стеценко. Он резко отодвинул стопку с водкой и сказал дрожащим от обиды голосом:
– Ну тебя в задницу, придурок малохольный! Не буду я с тобой пить. А мозги у меня пока что на месте, и своим глазам я верю! Была хрень, НЛО чертово. Я даже засек, куда она свалилась.
– Доставать полезешь? – добродушно хмыкнул Витек и, вдруг увидев кого-то только что вошедшего в забегаловку, заорал на весь зал: – Петро! Дуй сюда, к нам! Тут Палыч такие пули льет – закачаешься! Про инопланетян на тарелке, ха-ха-ха...
Такого Андрей Павлович выдержать уже не мог. Он вскочил со стула, чуть не опрокинув столик, и, не разбирая дороги, ринулся к выходу из кафе.
Свежий вечерний воздух ничуть не охладил обиду Стеценко, напротив, настроение вконец испортилось. Он достал из кармана мятую полупустую пачку «Кэмел», щелкнул зажигалкой... Погода была под стать душевному состоянию. Низкое серое небо давило свинцовой тяжестью, в лицо дул холодный ветер, отдававший запахом йода. И чужое все вокруг, нерусское.
...Андрей Павлович Стеценко заслуженно считался блестящим профессионалом. Маркшейдер – это подземный геодезист и картограф, специальность редкая и требующая врожденного таланта, такая не всякому дается. У Стеценко же было абсолютное чувство направления, буквально до долей румба, как бывает абсолютный музыкальный слух. Плюс к тому перед его мысленным взором по первому желанию возникала как бы размеченная до угловых секунд координатная сетка. С этим надо родиться, тут никакое обучение не поможет, если природа такими способностями не наделила.
А еще у него было очень приличное образование, полученное в Донецком горнорудном техникуме, и колоссальный опыт работы. В каких только уголках России не побывал Андрей Павлович! Донецк, Кузбасс, Кемерово, Норильск, Воркута, Канск, Экибастуз... Он первый картографировал карстовые пещеры Восточного Алтая, эта его работа до сих пор считалась образцовой, вошла в учебники горного дела.
И при всем том жизнь как-то не сложилась. Что тому виной? То ли злой рок, то ли непрактичность и отсутствие бульдожьей хватки, без которой в обновленной России приходится туго, то ли еще чего... Хоть пуще всего, конечно, национальная наша радость и беда: слишком горячая, на грани страсти неутолимой, любовь к выпивке.
Как бы то ни было, но к пятидесяти годам занесло Андрея Павловича на архипелаг Шпицберген, в трест «Арктуголь». Все бы ничего: денег хватало с избытком при его скромных потребностях, на работе уважали и ценили как уникального специалиста, молчаливо закрывая глаза на регулярные запои, но... Но неудержимо, до волчьего воя, тянуло домой, в Россию. Хотя, казалось бы, чему тянуть? Родители его давно померли, с женой Стеценко развелся больше десяти лет назад, обе взрослые дочери удачно повыскакивали замуж и об отце вряд ли вспоминали. Был он, по большому счету, один как перст, однако хотелось вот просто посидеть под яблонькой русской, в Ярославле, на родине побывать, пройтись берегом Волги...
Стеценко выбросил докуренный почти до фильтра бычок, грустно покачал начинающей седеть головой. Становилось зябко. Надо было решать, что делать дальше, как скоротать остаток вечера. Не стоять же на крыльце закусочной, как памятник собственному величию! Идти домой, сидеть там в одиночестве, смотреть идиотские мыльные оперы и еще более идиотские ток-шоу по опротивевшему ящику не хотелось до дрожи. Хотелось еще немного выпить, поговорить с кем-нибудь. Но в «Белочку» возвращаться к зубоскалу этому Витьке... Нет уж! Андрей Павлович снова чуть не засопел от обиды.
Но тут, отвлекая Стеценко от печальных мыслей о людской тупости и недоверчивости, кто-то легонько потрогал его за плечо. Андрей Павлович обернулся. Перед ним стоял один из норвежцев, привезших сегодня в «Белочку» продукты. Внешность у этого молодого парня была классическая: высокий, с прямыми соломенно-желтыми волосами и такого же цвета шкиперской бородкой, бледно-голубые глаза... Прямо словно из саги какой выскочил!
– Э-э, мистер... господин... то-ва-риссч... – обратился потомок викингов к Стеценко, – я ненамеренно имел услышать ваш говор с приятелем. Я очень заинтересованный услышать больше еще! Мне имя Олаф. Олаф Хендриксон из Лонгйира. Я хотел предлагать вам немного – как это – о! – де-ряб-нуть. Вы вдвоем быть со мной только. Я выслушивать вас внимательно хочу. Вы будете соглашаться?
По-русски молодой норвежец говорил с чудовищным акцентом, перевирая почти все ударения и головоломно строя фразу, но смысл его предложения до Андрея Павловича дошел.
– Вот, – горестно сплюнул он, обращаясь к самому себе, – свои русаки не верят ни хрена, а забугорники...
Затем поднял взгляд на улыбающегося Олафа Хендриксона, улыбнулся в ответ:
– Дерябнуть, говоришь? Это можно. Отчего ж не выпить да не поговорить с хорошим человеком? Ты, случаем, не шпион? Нет? Вот и славненько, тогда пошли в зал. Только угощаю я, так уж у нас, русских людей, принято.
После совместно усиженной поллитровки все языковые и прочие барьеры были окончательно сломлены.
– Это у меня вид такой дурацкий, – похлопывая по плечу вновь обретенную родственную душу, говорил Стеценко. – Ну и выпил сегодня чуток больше, чем нужно. С кем не бывает? А вообще-то голова у меня работает неплохо. Трудно поверить, правда? А ты вот поверь. В рассказ мой еще труднее поверить, но мамой покойной клянусь – ни слова не соврал! Видел я хрень летучую, вот прям как тебя сейчас вижу! И куда упала, тоже видел!
– Что есть «хрень»? – поинтересовался Олаф.
– Н-ну... Фиговина эта самая, которая вчера с неба на моих глазах звезданулась, – Стеценко, чуть не свалив уже почти опустевшую бутылку, сделал размашистый жест, долженствующий изображать низвержение «хрени» с небес в пучину волн морских. – Я ж без понятия, что это такое было. Может, и впрямь тарелка марсианская. А может, еще чего.
Хендриксона подобное объяснение вполне устроило. Его куда больше интересовал вопрос: сможет ли его русский друг указать на карте, куда именно свалилась загадочная «фи-го-ви-на»?
– Я же тебе сразу и толком объяснил, – с гордостью в голосе ответил норвежцу Стеценко, – я маркшейдер! И без хвастовства скажу: не из последних. Ты у кого хочешь в поселке спроси, про меня здесь каждая собака знает! – Он помолчал и с гордостью добавил: – И не только собака. И не только здесь... Да я любое расстояние и направление нутром чую, даже там, под землей! А уж когда своими глазами вижу, так и речи нет! И карта любая мне как родная. Ты мне только карту дай, вот хоть двухверстку обычную, нашего Баренцбурга и участка побережья Ис-фьорда, я тебе место в точности укажу, можешь не сомневаться!
Но топографической карты в «Белочке» почему-то не оказалось. Такое вот упущение администрации. Тогда Олаф Хендриксон предложил завтра утром вместе с русским другом съездить в «одно недалекое место», где такая карта, конечно же, найдется. А еще в «недалеком месте» имеются хорошие люди, борцы за чистоту природы, которые внимательно выслушают рассказ Андрея Павловича о таинственном феномене летучей хрени. И, наконец, он, Хендриксон, должен ответно угостить Стеценко! Так уж у них, норвежцев, принято... Единственно, чего он опасается, так того, что если завтра утром его русский друг не появится на работе, отправившись с ним в «недалекое место», то у друга могут возникнуть нежелательные осложнения с начальством...
Давно известно, что подначка – лучший способ подвигнуть нашего брата-славянина на все что угодно. А уж если славянин «под газом»... Поставьте на перилах моста табличку с надписью «С моста не прыгать!», так замучаетесь прыгунов из воды вылавливать... Сработал этот простенький психологический приемчик и на этот раз.
– Да клал я на них всех с прибором! – возмущенно заявил Андрей Павлович, грозя пальцем воображаемому «начальству». – Что, не врубишься, как это «клал с прибором»? Ну и не надо тебе... У меня за этот год отгулов до чертовой матери, и вообще я птица вольная! Куда хочу – туда лечу. Значит, так: я тебя завтра жду здесь в девять, в «Белке», она как раз откроется. Посмотрим, что это там за друзья у тебя любопытные.
На том и порешили, после чего расстались, предельно довольные друг другом.
7
В тесном командном отсеке подводной лодки чувствовался застоявшийся запах нагретого пластика и отработанного дизтоплива. Резкий свет люминесцентных ламп заливал узкое помещение, пол отсека слегка вибрировал: субмарина продолжала двигаться на северо-восток – к архипелагу Шпицберген.
За небольшим столом, застланным картой западного участка Гренландского моря и побережья архипелага, сидело четверо человек: капитан подлодки Ричард Мертон, его старший помощник, подвижный улыбчивый молодой моряк Энтони Купер, командир группы «морских котиков» Уильям Хаттлен по прозвищу Большой Билл, высокий широкоплечий блондин с загорелым лицом и ярко-синими глазами. В его лице с выступающим вперед по всем голливудским стандартам подбородком чувствовалась сила, упорство и, пожалуй, жестокость.
Четвертым был Роберт Хардер, который и собрал это оперативное совещание.
– Таким образом, – резюмировал Хардер, – наша задача предельно ясна. Найти спутник и поднять его. Поисками займутся ваши пловцы, Билли, а подлодка будет выполнять функции обеспечивающего судна, подстраховывать вас. Норвежцы со станции спутникового мониторинга молодцы, они сработали четко: теперь мы знаем координаты точки падения с погрешностью менее двух миль. Это вот здесь, рядом с Ис-фьордом. Нам повезло: спутник упал на шельф. Правда, донный рельеф на этом участке довольно сложный, но я верю в профессионализм ваших ребят, Хаттлен. Ведь справитесь?
– Обычно справляемся, – коротко ответил Большой Билл. В его речи чувствовался тягучий южный акцент – Хаттлен был уроженцем Алабамы. – Не думаю, чтобы найти эту штуку окажется легко, подводный поиск дело сложное, но... Отыщем, это вопрос времени. Лишь бы нам не помешали!
– Я тоже об этом хотел спросить, – заметил Мертон. – Боб, насколько велика вероятность, что нам попытаются помешать... гм-м... хозяева спутника, как вы думаете?
– Я не думаю, – усмехнулся Хардер, – я знаю. Наверняка попытаются. Сейчас в ту же точку, что и мы, направляется русское гидрографическое судно «Арктур». Цель у русских, как сами понимаете, та же, что и у нас: отыскать и поднять спутник. Вооружения «Арктур» не несет, но на его борту имеется боевой подводный аппарат, новейший российский скоростной транспортировщик. Они называют его «Нерпой». Вам приходилось слышать о такой мини-субмарине, Уильям?
– Да, – коротко ответил «морской котик». – Приходилось. Замечательная штука. Жаль, что у нас ничего подобного нет. Наши «Шарк-Снейки» не дотягивают. Ни по скорости, ни по маневренности, ни по вооружению.
– Я даже знаю, – продолжил Хардер, – кто будет управлять этой славной игрушечкой. Старший лейтенант российского Северного флота Сергей Павлов, слышали о таком?
– О! – воскликнул Большой Билл. – Еще бы я не слышал! Это один из самых сильных боевых пловцов в мире, вот уж действительно – профессионал каких мало! Мне лично с ним схватываться не доводилось, но вот парням с калифорнийского побережья три года тому назад пришлось познакомиться. Наших было пятеро против троих русских, и ситуация сложилась так, что миром разойтись не удалось.
– И чем закончилась стычка? – поинтересовался помощник капитана.
– Шесть трупов, – меланхолически ответил «котик». – Четверо наших, двое – русских. А третьим в их группе был как раз этот самый Павлов. Он ушел без единой царапины. Вот так...
– Интересно, – мрачно буркнул Ричард Мертон, ни к кому конкретно не обращаясь, – откуда бы такие точные сведения о русских и их намерениях? Кстати, про этого русского подводника я тоже наслышан.
Роберт Хардер поднял на капитана взгляд немигающих глаз. Словно сверкнули два фотографических объектива со зрачками ирисовых диафрагм. Складка у тонкогубого рта стала жесткой.
– А вот задавать подобные вопросы, дружище Дик, я бы вам впредь не советовал, – его голос словно бы изморозью подернулся. – Это может быть неправильно понято. И не только мной. Уж будьте уверены: если я что-то говорю, то хорошо знаю что. Источники же моей информации вас интересовать никоим образом не должны... Занимайтесь своим делом, а мне предоставьте заниматься моим.
– Допустим, – недовольно ответил Мертон, тщательно подбирая слова, – хотя попросил бы не забывать, что я пока еще капитан этого судна! Впрочем, оставим это. Сейчас не время для дрязг и межведомственных разборок. Меня вот что интересует: если встречи с русскими не удастся избежать, то насколько далеко мы можем зайти в применении силы? Я не знаю, какие приказы и инструкции на сей счет получили вы, Боб, от своего начальства, но весь личный состав американского военно-морского флота тщательно проинструктирован адмиралтейством: по возможности избегать любых, даже незначительных конфликтов с русскими военными.
– А мы не станем уклоняться от встречи с русским гидрографическим судном, – невозмутимо откликнулся Роберт Хардер. – Напротив. Мы проведем небольшую такую демонстрацию. И вежливо попросим русских моряков убраться восвояси. Если дело будет происходить в территориальных водах, то совсем хорошо – подключим норвежцев.
– Не думаю, чтобы русские легко согласились с вашим предложением, – покачал головой Мертон. – Они скорее всего откажутся. И что тогда? Не топить же мне их судно: наши страны, хвала всевышнему, не воюют!
– Отправить их на грунт, – мечтательно полуприкрыв глаза, заметил Хардер, – было бы наилучшим решением всех проблем, но, увы... Слишком много свидетелей вокруг! Взять хотя бы этих треклятых экологов из «Гринписа».
– А «зеленые»-то тут с какого бока? – недоуменно поинтересовался Энтони Купер, помощник капитана подлодки.
– Вот посмотрите, – остро отточенным карандашом Хардер дотронулся до карты. – Это норвежский поселок Лонгйир на побережье Ис-фьорда, а тут, в пяти километрах от него, международная станция экологов «Гринписа».
– Терпеть не могу этих чокнутых, – командир «котиков» только что на пол отсека не сплюнул, хотя весь его вид красноречиво свидетельствовал – очень хотелось Большому Биллу сплюнуть!
– Что чокнутых, так это в самую точку, – согласился с Билли Хаттленом помощник капитана. – У моей старшей сестры муж влип по уши в это безобразие. Мужику под сорок, а ведет себя как подросток. Представьте, в знак протеста приковал себя наручниками к воротам военно-морской базы в Хэрроу-Бич. Автогеном отрезали... Позорище! Дали идиоту шесть месяцев тюрьмы... Сестренку жалко: за что ей такое! Нет, ей-богу, лучше бы пил! С ума они все со своей экологией посходили, вот что я вам скажу!
– Ну, зачем вы так, – попытался вяло возразить Мертон. – Цели ведь у них хорошие – чтобы планета чище стала. Замыслы самые благородные...
– Ага, – хмыкнул Хардер и снова смерил капитана холодным, словно бы ничего не выражающим, взглядом. – Благородные замыслы – это, дорогой Дик, такие замыслы, в которых очень много благородства и очень мало здравого смысла и шансов на успех! Моя... организация наладила прослушку их радиообмена и телефонных разговоров. У меня есть распечатки. Можете ознакомиться, чтобы предметно представлять, с кем, возможно, придется иметь дело. Гринписовцы подвинулись на идее создания на территории Западного Шпицбергена эколого-ландшафтного заповедника. Требуют полного запрета на любую хозяйственную деятельность. Уже успели выйти с этим предложением в норвежский стортинг, где этот бред вовсю поддерживает оппозиция. А главные враги у них – это, конечно, мы, военные. Причем без разницы: русские ли, норвежцы, американцы или еще кто. Впрочем, – он поднялся из-за стола, – есть хорошее правило: решать проблемы по мере их возникновения. Капитан, как скоро мы доплывем в расчетную точку?
«Это дерьмо доплывает, – хотелось огрызнуться Мертону, – а боевая подлодка доходит!»
– При такой скорости, – недовольно ответил он, – ранним утром будем в нужном районе.
...Плотно прикрыв за собой дверь капитанской каюты, Ричард Мертон достал из встроенного в переборку небольшого сейфа початую бутылку шотландского виски «Катти Сарк». На его умном живом лице проступила усталая и тщательно скрываемая горечь. Мертон налил себе на три пальца виски, выпил одним глотком, как лекарство. Настроение было отвратительным: присутствие на его лодке этого цэрэушника Хардера выводило капитана из равновесия. Чувствовалось в «офицере» что-то самодовольное, высокомерное, вызывающее у капитана рефлекторную неприязнь.
Кроме того, Мертон никак не мог понять: почему это у него буквально горло перехватывает от недобрых предчувствий...
8
Раннее утро следующего дня застало гидрографическое судно «Арктур» на траверзе Земли Принца Карла, небольшого скалистого островка у западной оконечности архипелага Шпицберген. Нижняя кромка мощных кучевых облаков в свете поднимающегося все выше над горизонтом солнечного диска переливалась пурпурными бликами, отражавшимися в холодных водах Гренландского моря. Дул порывистый северо-восточный ветер, было свежо. В небольшом палубном закутке, прикрытом от порывов ветра выносной тумбой локатора кругового обзора, стояли двое: Сергей Павлов и капитан Мезенцев.
– Вот здесь тебе, Полундра, и работать, – сказал капитан «Арктура», обращаясь к Павлову и обводя широким жестом руки северную часть горизонта. – Если вообще имеет смысл вести подводный поиск, то вон там, северо-восточнее, на шельфе.
– Тебе, Василий Капитонович, раньше в этих водах бывать доводилось? – поинтересовался Сергей. – Отлично! Поделись опытом – какая тут гидрографическая обстановка, в чем особенности района?
Мезенцев помолчал, вспоминая и мысленно анализируя свои воспоминания о прошлых плаваньях «Арктура» в этих широтах. Достал из кармана кителя пачку сигарет, ловко прикурил, прикрывая огонек зажигалки от порывов ветра.
– Я дам тебе лоцию этого участка побережья, прочти ее внимательно. А на словах... Сложная здесь гидрография! Очень запутанная геоморфологическая картина что на суше, что под водой. Сплошные узости: шхеры, фьорды, весь берег изрезан. И потому здесь необычайно высокие приливы, это может здорово осложнить тебе жизнь. В шхерах уровень воды колеблется порой до пяти-шести метров. Словом, прятаться здесь или что-то прятать – одно удовольствие, а вот искать... Замучаешься! И на удивление крутые перепады глубин даже на шельфе, там по дну такие вроде как долинки идут, а поперек шельфа – гребни. Не донный рельеф, а настоящий лабиринт, причем трехмерный.
Их беседу прервало появление старпома, тот доложил Мезенцеву, что вахтенный гидроакустик поймал четкий сигнал: характерный шум винтов на глубине около полусотни метров, чуть вперед и вправо по курсу.
– Давай-ка, Полундра, в акустический отсек спустимся, – заинтересованно сказал капитан. – Пошарим по нашей базе данных, вдруг кто знакомый шумит?
Еще со Второй мировой войны известно: шум винтов, акустический след каждого судна уникален, как отпечатки пальцев или рисунок радужной оболочки глаза у человека. Нет двух судов, оставляющих одинаковый звуковой след, и если иметь реперные данные, акустические характеристики, то по звуковой картинке можно установить не только тип судна, но и его название, порт приписки и чуть ли не фамилию капитана. Это стало возможным относительно недавно, лет двадцать назад, когда появились сверхчуткие высококачественные гидроакустические системы нового поколения с повышенной разрешающей способностью. За эти последние двадцать лет все крупные военные флоты мира накопили колоссальное количество «звуковых отпечатков» как своих кораблей, так и чужих. Переведенные в интерактивную цифровую форму, эти акустические автографы заносились в электронные базы данных. И теперь распознавание корабля, который позволил себя услышать, стало довольно рутинной процедурой. Хотя и сейчас многое зависело от опыта и профессионализма гидроакустика, поймавшего сигнал.
Ни того ни другого вахтенному акустику «Арктура» было не занимать. Когда Мезенцев и Полундра зашли в его отсек, акустический след, соответствующий только что засеченному, был уже найден в памяти бортового компьютера. Данные сонарного эхолокатора также подтверждали: в кабельтове прямо по курсу на глубине пятидесяти метров имеется движущийся навстречу «Арктуру» объект. Вне всякого сомнения – подводная лодка.
Здесь же, в тесноте отсека, нетерпеливо переминался с ноги на ногу подполковник Тиняков, извещенный об идущей навстречу подлодке старпомом. Выражение его лица выдавало нешуточную озабоченность.
– Вы можете определить, что это за подлодка? – тут же обратился он к капитану.
Мезенцев взял протянутые ему акустиком распечатки, задумчиво посмотрел на них, сравнивая. Затем довольно усмехнулся:
– Да, могу, и с полной достоверностью. Это американская тактическая дизельная субмарина класса «Небраска». Бортовой номер R-170. С натовской военно-морской базы в Рейкьявике. А командует подлодкой капитан Ричард Мертон. Мой, кстати, хороший знакомый.
– Вот как? – Брови Тинякова удивленно поднялись. – А где же это вы ухитрились свести знакомство с американским подводником?
– Как раз на этой самой субмарине, которой он командовал и тогда, во время прошлогодних натовских учений «Джойнт Винтер». Я был наблюдателем от России. Когда учения благополучно завершились, мы с Диком крепко это дело отметили. Мертон только шотландское «Катти Сарк» признает, но зато уж дозы... Я, правда, не посрамил чести Северного флота, так что литра полтора мы с Ричардом усидели. Ну и за жизнь поговорили, у меня разговорный английский вполне приличный.
Полундра слегка усмехнулся: после полутора литров шотландского виски на двоих даже под хорошую закуску речь приобретает настолько интернациональные черты... Зулуса или бушмена без всякого перевода понимать начнешь!
– Он мой ровесник, родом из Новой Англии, из Вермонта, – продолжал меж тем рассказывать о своем американском знакомце капитан «Арктура», – и потомственный военный моряк. Мне Дик много чего интересного про деда с отцом порассказал. Дед его, тоже Ричард, побывал под японскими бомбами во время трагедии в Перл-Харборе, был тяжело ранен. А затем, когда выздоровел, участвовал в проводке ленд-лизовских полярных конвоев. В том числе злосчастного PQ-17. И проявил себя не только отважным, но очень хитрым и сообразительным капитаном. Он в тот раз командовал транспортом – сухогрузом «Алабама», класса «Либерти». Когда конвой распался, как раз почти в этих самых водах, около Шпицбергена, только чуть севернее, шансов уцелеть у «Алабамы» практически не было. Не торпедоносцы, так «волчата» гроссадмирала Деница непременно пустили бы транспорт на грунт. Если бы не Мертон-дед! Он сменил курс, ушел резко к норду, в полярные паковые льды. И совершенно сознательно вмерз в них. Рисковал, конечно, запросто могло «Алабаму» льдами при подвижках раздавить, но зато искать его там фашистам в голову не пришло. А хоть бы и пришло, так не нашли бы: он приказал соблюдать полное радиомолчание и заглушил машину. Мертон прекрасно ориентировался в течениях этой части Баренцева моря и знал, что ледяное поле, в которое он вмерз, дрейфом рано или поздно непременно снесет к Новой Земле. Что и случилось, не прошло и трех недель.
– Ого! – вставил реплику Сергей, с огромным интересом слушавший рассказ Мезенцева. – Я думаю, парням на «Алабаме» эти три недели тремя годами показались! Полярная ночь, полная тишина, только лед потрескивает у бортов. И неизвестно: то ли он просто так потрескивает, то ли... А раз машина заглушена, значит, холодина у них там стояла страшная. Но придумано, действительно, хитро! И чем закончилась эта история?
– Хорошо она закончилась, – довольно улыбнулся капитан. – Их слегка помяло, но на траверзе Новой Земли они взрывчаткой успешно выломались из льдины, вышли по разводьям в чистое море и взяли курс на Архангельск. Там уже была зона действий нашего Северного флота. «Алабаму» на полпути встретили конвойные эсминцы и с почетом проводили до причала. Капитан Мертон получил от нашего командования звездочку. А подводники Деница получили под нос жи-ирный такой кукиш с маслом!
– Звездочку дали за дело! – одобрительно кивнул Полундра. – Транспорт такого класса гору оружия перевозит... Дивизию вооружить можно! А отец твоего знакомого тоже военный моряк?
– Был. Сейчас в отставке. С ним тоже интересно. Джордж Мертон закончил службу контр-адмиралом американского шестого флота. Как, кстати, и дед, но тот к тому времени, когда его старший сын получил свой первый корабль, уже лежал на Арлингтонском кладбище, старые раны сказались. Так вот, если дед Дика был нашим союзником, то отец – такие уж времена наступили! – как раз наоборот. Его эсминец был в составе эскадры, которая блокировала Кубу во время Карибского кризиса. А когда началась вьетнамская заваруха, он командовал отрядом противолодочных тральщиков и в Тонкинском заливе с нашими малость похлестался. Оно, конечно, никаких таких «наших» там по официальной версии не было, но мы-то все знаем...
Полундра согласно кивнул. Как же, «не было»! Он подумал, что отец капитана американской субмарины вполне мог сойтись на узкой дорожке там, у берегов Вьетнама, хоть с тем же Сорокиным. Или еще у каких берегов...
– Вот ведь что интересно, – улыбнулся Мезенцев, – по словам Ричарда, и дед, и отец отзывались о русских моряках с огромным уважением и даже симпатией. Несмотря на то что Джорджу мы, наверное, немало крови попортили. Как и он нам.
– А я смотрю, – недовольно пробурчал молчавший до сих пор подполковник Тиняков, – вы о них с неподдельной симпатией говорите. Странно это как-то...
– Отчего же странно? – живо возразил Мезенцев. – Ричард Мертон – классный моряк и отличный мужик. Опытный командир, умница. Я бы с превеликим удовольствием поучаствовал с ним в совместных учениях. Не его ведь вина, что натовцы до сих пор рассматривают северные моря как потенциальный театр военных действий! Тут политикам надо как-то договариваться, а нам, морякам, делить особо нечего.
– На этот раз боюсь, что есть чего, – вздохнул Павлов. – Сам подумай, Капитоныч: с какой бы стати американская субмарина под командованием твоего знакомого оказалась тут одновременно с нами?
– Что, хочешь сказать, они тоже ищут утонувший спутник?
Полундра только плечами пожал, всем своим видом показывая, что именно это он и хотел сказать. Но тут Сергею неожиданно возразил Тиняков.
– С чего это вы взяли, что американцев интересует спутник? – поинтересовался подполковник своим, как обычно, брюзгливым тоном. – Это чистой воды домыслы. Скорее всего, субмарина оказалась здесь случайно. Или, может быть, их заинтересовало наше появление в этом районе. Мол, что поделывает тут русское гидрографическое судно?
Павлов вновь неопределенно пожал плечами, с явным сомнением в голосе протянул:
– Случайно? Что ж... Возможно, дело обстоит именно так...
Хотя интуиция говорила Полундре, что дело обстоит вовсе не так! Он достаточно помотался по океанам планеты, чтобы в такого рода случайности не верить. Это не оживленный средиземноморский перекресток возле Босфора и Дарданелл, не Гибралтар, не Ла-Манш! Чтобы в пустынном уголке Гренландского моря в одно и то же время оказались «Аргус» и R-170? Да еще почти сразу после падения российского спутника-шпиона? Бабушке своей про такие случайности расскажите! Удивляло другое: неужели Тиняков, которому по должности, по специфике службы положено быть особо осторожным и подозрительным, до такой элементарщины не додумался? Странно это, право слово...
– Василий Капитоныч, – обратился Сергей к капитану, – запроси у локационщиков: что там на экране эхолота? Они должны быть уже почти точно под нами. Если мы разошлись на встречных курсах, тогда это, видимо, впрямь случайность. А вот если нет...
Оказалось, что нет. Эхо-сигнал сонара однозначно свидетельствовал: подлодка развернулась на 180 градусов, синхронизируя направление движения с «Аргусом», и сейчас шла параллельным курсом в полукабельтове справа от него. На тех же пятидесяти метрах глубины. Не опережая, но и не отставая, как привязанная. Какие уж тут случайности!
9
В Мурманске погода испортилась с раннего утра. Тонкие сероватые струи дождя шуршали в таких же тонких ветвях молодых осинок. Небо расчистилось лишь к полудню. Обрывки грязных туч, уносимые резким ветром, быстро мелькали в его холодной зеленоватой глубине.
Мощное, сталинской еще постройки, трехэтажное здание штаба Северного флота России стояло на тихой улочке совсем неподалеку от порта. В нем на втором этаже за тяжелой дубовой дверью без таблички располагался служебный кабинет начальника оперативного управления штаба, контр-адмирала Петра Николаевича Сорокина.
В глубине кабинета за рабочим столом Сорокина под портретами адмиралов Нахимова, Ушакова и Макарова сидели двое: сам контр-адмирал и генерал российских аэрокосмических войск Олег Васильевич Шаховской. Оба они еще утром прилетели спецрейсом в Мурманск из Плесецка: штаб операции по спасению утерянного спутника переносился поближе к месту событий. Саму же операцию, получившую условное кодовое название «Поморник», взял на контроль Генеральный штаб. К некоторому удивлению обоих, Москва возложила оперативное руководство «Поморником» не на Сорокина, а на генерала Шаховского.
Сейчас взгляды обоих военных были обращены на громадную карту акватории морей Ледовитого океана, занимающую полстены адмиральского кабинета. Еще одна карта, оперативно-топографическая двухверстка Западного Шпицбергена в районе Баренцбурга и Земли Принца Карла, лежала на столе перед ними.
– Странно совсем не то, – задумчиво сказал Шаховской, продолжая делиться с хозяином кабинета своими соображениями, – что американская подлодка незамедлительно вышла в район Земли Принца Карла, к месту падения нашей пропажи. Этого как раз следовало ожидать! Их станции слежения работают четко, координаты от норвежцев со «Свалсата» их аналитики в Брюсселе получили на тарелочке с голубой каемочкой. Дальнейшие их действия предугадать нетрудно. Мне непонятно совсем другое: каким загадочным образом янкесам стало известно о миссии «Арктура»? И ладно бы только о миссии, но ведь и о средствах ее исполнения тоже! Они даже в курсе того, что на борту нашего судна имеется «Нерпа», знают, кто будет ею управлять. Да-да, я про вашего знаменитого Павлова говорю. И что на «Арктуре» сейчас находится Тиняков, им тоже известно.
Сорокин некоторое время молчал, сосредоточенно рассматривая двухверстку. На его худощавом умном лице отражалась интенсивная работа мысли: последние слова Шаховского явно озадачили контр-адмирала. Он встал из-за стола, медленно прошелся по кабинету, открыл дверцу небольшого шкафчика, выделявшегося среди стандартной и строгой офисной мебели каким-то уютным домашним видом. Достал короткую изогнутую трубку, коробку с «Честерфилдом». Через пару минут по кабинету поплыл аромат хорошего табака – Петр Николаевич был заядлым курильщиком. Сорокин не торопился. Он был полон спокойной, несуетной уверенности в себе, которая у другого выглядела бы высокомерием.
Молчал и генерал Шаховской, словно дожидаясь ответной реплики на свои последние слова, какого-то вопроса. И он его дождался.
Сорокин, попыхивая трубочкой, вернулся к столу, не присаживаясь, вновь склонился над картой. Затем поднял взгляд внимательных цепких глаз на Шаховского, улыбнулся.
– Могу я поинтересоваться, Олег Васильевич, – спросил контр-адмирал спокойным, чуть глуховатым голосом, – откуда у вас такая информация о столь удивительных познаниях американцев? То есть о том, что им известно про «Нерпу», Павлова, этого, как его... Тинякова?
Генерал довольно кивнул:
– Вы можете. Мало того, вы просто обязаны об этом знать. Потому что нам вместе думать, что делать с этой информацией...
Олег Васильевич Шаховской был из тех, настоящих, а не декоративно-опереточных генералов, которых, к величайшему сожалению, не так много осталось в Российской армии. Свою служебную карьеру он начал с лейтенантского звания и сейчас носил генеральские звезды и занимал немалую должность не по протекции, не по кумовству, а благодаря своему уму и таланту. Сорокина он заочно знал довольно давно и очень уважал за сходные нравственные и деловые качества, за то, что продвижение контр-адмирала по службе очень напоминало его собственное. Оба они были крепкими военными профессионалами, на которых, собственно, держится армия, а, как известно, рыбак рыбака видит издалека. Шаховской был весьма доволен тем, что решать свалившуюся на его голову сложную задачу ему предстоит в паре с этим опытным и толковым моряком. Поэтому никаких секретов от Сорокина генерал держать не собирался. Как раз наоборот – хотел посоветоваться.
– Я получил эти сведения с самого верха, – Шаховской выразительно указал пальцем на потолок кабинета, – из оперативного отдела Генштаба. А они, соответственно, от службы внешней разведки.
– Скорее всего, – достаточно уверенно прокомментировал Сорокин, – здесь были задействованы каналы ПГУ ФСБ? Или все-таки армейцы из ГРУ?
– Затрудняюсь точно ответить на ваш вопрос, – задумчиво сказал Шаховской. – Я не специалист, я весьма слабо разбираюсь в таких вещах...
– Значит, либо те, либо другие, – заключил контр-адмирал, будучи уверен, что его собеседник в «таких вещах» разбирается очень хорошо, – что в данном конкретном случае не так уж важно. Хотя нет! Очень даже важно. Скажите, Олег Васильевич, тот подполковник, которого мы отправили с «Арктуром», он к какому ведомству принадлежит: к военной разведке ГРУ или к фээсбэшным структурам? Я не слишком выхожу за рамки своей компетенции? Поймите, это не из досужего любопытства...
– Выходите, само собой, – глаза генерала Шаховского весело блеснули, – и не только своей, но и моей тоже. Однако пес с ними, с рамками! Необходимое условие того, что мы вдвоем сделаем что-то путное и не провалим операцию «Поморник», – это наше с вами взаимное доверие. Я не могу ответить на ваш вопрос о Тинякове со стопроцентной точностью, он не был мне непосредственно подчинен. Но я почти уверен, что он из «Аквариума», из ГРУ.
– Вот и мне так показалось. Я несколько раз имел дело с его... коллегами. Их отличает такой особый стиль. Не фээсбэшный. Вы догадываетесь, почему я спросил вас об этом?
Шаховской внимательно, чуть улыбаясь, посмотрел в глаза контр-адмирала.
– Пожалуй, да. Но хотел бы услышать от вас. И не только это. Как вы вообще оцениваете сложившуюся ситуацию?
– Как весьма сложную, – немедленно откликнулся Сорокин. – Я, кстати, полностью согласен с вашим тезисом о взаимном доверии. Так вот, если твердо установлено, что произошла утечка сверхсекретной информации, а исходить придется именно из этого, то имеет смысл задать себе вопрос: а кто был к ней допущен?
– Весьма ограниченный круг лиц, – подхватил тему генерал. – Причем простых исполнителей, технический персонал, можно сразу же вынести за скобки. Таких, например, как операторы мониторинга в Плесецке. Они знали время запуска ракеты-носителя, могли строить предположения о характере и назначении спутника, но не более того. Подобного рода информацию американцам нет никакого резона добывать агентурным путем: это каменный век, им вполне хватает средств обнаружения типа «Глобуса-2».
– Верно, – согласился Сорокин. – Пилота «мошки» тоже можно исключить. Что он мог передать американцам? Только то, что высадил на палубу «Арктура» некоего неизвестного ему человека. Ни о курсе судна, ни о поставленной задаче он не имел ни малейшего представления.
– Кто же остается? – мягко спросил Шаховской. – Давайте-ка доведем мысль до конца!
Сорокин глубоко затянулся ароматным дымом «Честерфилда», снова прошелся по кабинету. Да, что ни говори, а работать с генералом Шаховским было легко и приятно. Умный человек, с полуслова все понимает!
– Мы с вами и остаемся, Олег Васильевич. Плюс капитан «Арктура» Мезенцев со своим старшим помощником. Плюс старший лейтенант Сергей Павлов. С подполковником Тиняковым сложнее. И вы и я уверены, что информация о протечке пришла в Генштаб через зарубежные агентурные структуры ПГУ ФСБ. Если была бы возможность бросить на подполковника хоть малейшую тень, они бы не преминули этого сделать. Мы с вами волки битые, для нас давно не секрет, что две эти самые мощные наши спецслужбы живут как кошка с собакой. Или, точнее, два медведя в одной берлоге: каждая шпионская контора видит в другой опасного конкурента. Однако они этого не сделали. Почему?
– Вот именно к этим мыслям я и хотел вас подвести, когда рассказал о полученной мной из Генштаба информации, – довольно сказал Шаховской. – Вопрос в том, как нам дальше строить оперативную тактику! Вот послушайте, что мне пришло в голову...
Говорил Олег Васильевич довольно долго, не перебивавшему его Сорокину хватило времени на то, чтобы выкурить еще одну трубочку. Когда Шаховской закончил, контр-адмирал, слегка усмехнувшись, заметил:
– Ваша идея, Олег Васильевич, мне понравилась. Просматривается тщательно выстроенная, грамотная такая провокация. Может очень изящно получиться!
– Ну что вы, Петр Николаевич, – добродушно рассмеялся генерал, явно довольный одобрением Сорокина, – так сразу и провокация! В приличном обществе это слово стараются не употреблять.
– Так-то в приличном, – рассмеялся в ответ Сорокин, – а вы в моем находитесь... А если серьезно и по существу, то у меня есть к вашему плану несколько небольших дополнений...
10
...Погода испортилась внезапно. Еще утром солнце весело заливало морской простор ярким светом, но ближе к полудню тучи лениво наползли на побагровевший солнечный диск. Задул порывистый северо-восточный ветер, дохнувший холодом вечных полярных льдов. А тучи словно бы размножались делением, отодвигая к горизонту светлую полоску чистого неба, покуда оно не повисло над морем тяжелой темной крышей. Поверхность моря стала закручиваться короткими злыми волнами, на них забелели пенные гребешки. Мелкий холодный дождь заполнил тяжело шевелящимся серым занавесом все пространство между небом и морем. Норд-ост же усиливался с каждой минутой! Он, словно упустивший добычу хищник, злобно выл и визжал в снастях «Арктура», срывая гребни невысоких пока волн, наполнял воздух взвесью мельчайших соленых брызг, смешивающихся с дождевыми каплями.
Полундра, не обращая внимания на испортившуюся погоду, готовил «Нерпу» к погружению. Пора было начинать подводный поиск, хоть чем больше он думал о поставленной задаче, тем безнадежнее она ему казалась. К тому же сейчас у Павлова появилась еще одна головная боль: американская субмарина, которая так и продолжала следовать параллельным курсом. Что произойдет, если он встретится с ней под водой? Чего, собственно, хотят янки? А в том, что встречи не избежать, Сергей не сомневался. Сейчас «Арктур» шел «самым малым», описывая широкую дугу около восточной оконечности Земли Принца Карла. Под брюхо «Нерпы» уже заведены тали корабельной лебедки, пора было надевать гидрокостюм и комбинированный воздушно-кислородный аппарат, который Павлов предпочитал обычному аквалангу.
Но нет! Встречу с глубинами Гренландского моря пришлось отложить ради другой встречи. Старпом, который вместе с Полундрой распаковывал «Нерпу» и сейчас собирал в матерчатый футляр раскиданные по палубе монтажные инструменты, вдруг удивленно присвистнул, тронул Сергея за плечо, привлекая его внимание:
– Смотри-ка! Вон, по правому борту, в полукабельтове. Надо же, в такую погоду решились на всплытие, не боятся, что им в люки накапает...
Серая туша всплывшей субмарины слегка покачивалась на длинных невысоких волнах, которые все же доплескивали почти до крыльев ходового мостика. На мостике стояло трое человек, с трудом различимые в пелене дождя и водяной пыли. Зато короткие яркие вспышки проблескового прожектора командной рубки американцев были вполне отчетливы.
Сзади, за спиной, послышалось шуршание дождевика. Полундра обернулся; это на палубу поднялись капитан с подполковником Тиняковым.
– Что они передают? Я не разбираюсь в этой кодировке, – немного нервно спросил Тиняков, обращаясь сразу ко всем трем стоящим рядом с ним морякам.
– Это называется семафорить, – пояснил Мезенцев. – Предлагают встретиться и обсудить «некоторые вопросы, представляющие взаимный интерес», хороша, однако, формулировочка! Так, – повернулся он к старпому, – поднимись в рубку и дай им ответный семафор: мы согласны принять их представителей на борту «Арктура». А я пока посмотрю, нет ли у них на мостике моих знакомых.
Мезенцев приложил к глазам окуляры мощного морского бинокля, некоторое время вглядывался в туманную водяную пелену, затем опустил бинокль, довольно хмыкнул:
– Все точно, не напутали мы с акустикой: посредине стоит Ричард Мертон собственной персоной.
– А кто двое остальных? – спросил Тиняков.
– Вы что, подполковник, решили, что я знаю в лицо весь личный состав американского военного флота? – с изрядной долей ехидства ответил вопросом на вопрос капитан «Арктура». – Увы...
Снова в рваном ритме замигал семафор американской подлодки. Мезенцев и Полундра напряженно глядели на вспышки света, считывая ответ на предложение, которое только что передал старший помощник.
– Отказываются, – перевел Тинякову капитан. – Предлагают нам спустить катер, а они спустят свой. И встретиться прямо посередке. На нейтральной, так сказать, территории.
– Акватории, – машинально поправил его Павлов. – Ну, прямо-таки дипломатический протокол! Что предпримем, Василий Капитоныч?
– Спускаем катер, – вдруг вклинился нервно покусывающий губы Тиняков. – Пойдем вдвоем с вами, капитан. Нужно узнать, чего они хотят.
Мезенцев поднял на Тинякова взгляд потемневших глаз и после долгой напряженной паузы тихо, но твердо сказал:
– Вот что, подполковник... Усвойте на будущее: капитан на корабле бывает только один, а меня покамест не разжаловали. Так что приказы здесь отдаю я. Хотя в данном случае я с вами согласен. Но, предупреждаю, говорить с янки я буду без ваших подсказок, мне суфлеры без надобности.
– Вы правы, прошу прощения, – опустил голову Тиняков, но его лицо при этих словах исказилось в злобновато-брезгливой гримасе. – Все это так неожиданно...
– Э-э, одну минутку! – раздался насмешливый голос Полундры. – Вы, господин подполковник медицинской службы – так ведь в вашем командировочном предписании значится? – никого не забыли в предполагаемую дипломатическую миссию включить? Меня вот, например... Да в курсе я, в курсе, что оперативное руководство возложено на вас. Но конкретной-то работой придется заниматься мне. Так вот, меня весьма интересует, в каких условиях эта работа будет проходить. И что-то мне подсказывает в этой связи, что мне полезно самому послушать американцев. А не в вашем вольном изложении, вдруг вы английским языком на уровне шестого класса оч-чень средней школы владеете? Кроме того, вы моторный катер вести сможете? Ах, нет... Я почему-то так и предполагал. А Василию Капитоновичу по рангу не положено как главе нашей «делегации». Так что поведу катер я. Достаточно понятно излагаю?
– Достаточно, – буквально проскрипел Тиняков, и выражение его лица из злобноватого превратилось просто в злобное. – Более чем...
Через двадцать минут после первого семафорного сигнала всплывшей подлодки два моторных катера, прочно принайтованные бортами друг к другу, колыхались на все набирающих силу волнах Гренландского моря, то проваливаясь во впадины между валами, то поднимаясь на пенные гребни.
В американском катере тоже находилось трое человек, те самые, которые стояли на крыле ходового мостика подлодки. Капитан R-170 Ричард Мертон, Роберт Хардер и Уильям Хаттлен, командир группы «морских котиков».
Первым подал голос капитан Мезенцев. Его английский действительно оказался безупречен.
– Где только люди не встречаются, Ричард, старина! Я рад вас видеть! Позволю себе заметить, что вы зря отказались от дружеского визита на «Арктур». Я, правда, не богат запасами «Катти Сарк», но уж настоящей русской водкой вас и ваших сослуживцев угостил бы. За мной должок, ведь вы так гостеприимно принимали меня в прошлом году!
– Я тоже рад видеть вас в добром здравии, Бэйзил, – раздалось в ответ, хотя особой радости в голосе американца как-то не прослушивалось. По немного напряженному лицу Мертона скользнуло подобие усмешки: он оценил иронию ситуации.
– Вам не кажется, господа, что погода сегодня не располагает к длительным беседам? Не Майами-Бич все-таки, – в голосе Мезенцева отчетливо слышались насмешливые нотки. – Что там за вопросы такие возникли, «представляющие взаимный интерес»? Растолкуйте, будьте столь любезны.
– Дело в том, капитан, – вступил в разговор Роберт Хардер, – что нам известна причина появления вашего судна в этих водах.
– Вот как? – Мезенцев прекрасно сыграл предельное удивление. – Любопытно было бы узнать: откуда такая замечательная осведомленность?
– В контексте нашего разговора это совершенно неважно, – покривился Хардер. – Важно то, что нас ваше присутствие здесь не устраивает! И мы предпримем все возможное, чтобы этого присутствия не допустить.
– Не слишком ли много вы берете на себя, Боб? – тихо, чтобы не услышали русские моряки, буркнул Мертон, но Роберт Хардер эту реплику своего соотечественника проигнорировал. На русском катере выжидательно молчали. И тогда Хардер произнес целый монолог, хоть со сцены в бродвейском театре читай!
Смысл монолога оставался довольно туманным, но весьма угрожающим. Хардер напирал все больше на то, что Гренландское море вообще и акватория Западного Шпицбергена в частности являются сферой интересов НАТО. А потому русским кораблям делать здесь нечего. У русских кораблей могут возникнуть, мягко выражаясь, неприятности.
– Стоп, стоп! – прервал в этом месте монолог капитан Мезенцев. – Мы находимся в открытом море, а не в территориальных водах. Оно потому так называется, что, к вашему сведению, открыто для всех. Тем более для мирного гидрографического судна, которое не несет на борту никакого оружия!
– Во-первых, – немедленно возразил американец, – относительно открытого моря – это как посмотреть! Норвежцы считают акваторию, прилегающую к Земле Принца Карла, именно своими территориальными водами. Предвижу ваши возражения, чем, дескать, в таком случае мы лучше и что тут делает американская подлодка, да? Отвечаю: разница в том, что норвежцы наши союзники, а не ваши. Мы здесь, если угодно, в гостях. А во-вторых... наша субмарина, в отличие от вашего «Арктура», несет весьма значительное количество оружия. Так что я возвращаюсь к напоминанию: в море всякие неприятности порой случаются!
Его тонкие губы растянулись в улыбке, больше похожей на хищный оскал хорька. Потом Хардер даже засмеялся, словно бы приглашая всех участников этой странной встречи оценить свою остроумную шутку. Однако смех его звучал принужденно, словно у игрока в покер, поставившего все на закрытую карту, испытывающего страшное напряжение.
Читать бесплатно другие книги:
