Операция «Карибская рыбалка» Зверев Сергей

Глава 7

Куба, Гаванский залив

Багровый закат завесил небо. Палубные надстройки отбрасывали все более длинные тени. Воздух словно оцепенел. Душный дневной зной никак не хотел уступать свое место ночной прохладе. Приносящий хоть какое-то облегчение ветерок словно устал за день и незаметно улегся вокруг плотным вечерним воздухом. Пахло морем, дизельным топливом, неопределенными и непривычными тропическими ароматами. На палубе сухогруза «Максим Горький» негромко разговаривали между собой свободные от вахты матросы и морские пехотинцы охраны. Вахтенный, опершись о леер, задумчиво разглядывал редкий портовый мусор, проплывающий мимо судна, вполуха слушая сидевших рядом и травящих байки моряков.

Внезапно до его слуха донесся тарахтящий и чихающий звук лодочного мотора. Приглядевшись, в наступающих уже сумерках он увидел небольшую старенькую дюралевую лодчонку с таким же стареньким и еле дышащим мотором. На корме ее стоял чуть не лопающийся от гордости за свой катер щупленький мальчишка с черной как смоль кожей. На лодке виднелись слегка прикрытые брезентом деревянные лотки с бананами, кокосами и прочей снедью. Лицо вахтенного приняло недовольное выражение – мальчишка был одним из портовых торговцев. Зная их навязчивость – привяжутся хуже банного листа, – он приготовился сурово прикрикнуть на мальчонку. Но ловкий негритенок опередил его. Заглушив мотор, он пустил лодку скользить вдоль борта сухогруза, мгновенно сдернул брезент со своего товара и звонко затараторил на ломаном русском языке:

– Добрие сеньорес! Купи ананаса-банана-кокоса и морьепродьюкти, – мальчонка, необычайно довольный подхваченным где-то сложным словом, улыбался во весь рот, демонстрируя ярко-белые зубы. – Каму нада сигара, лючший сигара! Виски-текила-ром-джин-водка купи!

Заслышав звенящие в неподвижном вечернем воздухе призывы, к борту подошли несколько моряков. Мальчишка, увидев их, начал хватать с лотков фрукты и протягивать морякам, крича с удвоенной силой. При этом он так прыгал по своей лодке, что та едва не опрокидывалась. Негритенок отчаянно балансировал, ловил равновесие, но продолжал метаться, хватая и предлагая то одно, то другое.

– Совсьем почти недорога-дешева! Купи! Хочешь женщьина – простьитутка привьезу! Быстра-быстра, трес минутас! Очень карасивиа!

Моряки покатывались со смеху, слушая торговца. Пожилой мичман добродушно гаркнул, перекрывая смех товарищей:

– Чеши отсюда, головастик сушеный! Сам со своими девками кувыркайся!

Негритенок, подхватив два крупных кокоса, попытался подкинуть их вверх, неуклюже качнул лодку и, забавно дрыгнув ногами, шлепнулся в воду. Кокосы плюхнулись следом. Моряки зашлись хохотом. Вахтенный попытался разглядеть, куда делся мальчонка. Но в наступившем уже сумраке разглядеть темнокожего человека, одетого лишь в темные трусы, на фоне черной воды было невозможно.

Упав с лодки в сторону русского сухогруза, негритенок отчаянно заработал руками и ногами, стараясь нырнуть как можно глубже. Уперевшись руками в надвинувшийся на него борт корабля, он стал перебирать ладошками вдоль него, изо всех сил помогая себе ногами и борясь с собственной плавучестью. Забравшись уже достаточно глубоко, он выдернул из кармана трусов маленькую плоскую коробочку с желтой полоской. В слабеющем сумеречном свете, который уже не в силах был пробить водную толщу, конечно же, невозможно было разглядеть не только полоску, но и саму коробочку. Да только это нисколько не мешало сообразительному мальцу. Зря, что ли, он со всем присущим его возрасту любопытством еще на берегу изучал интересную игрушку, извертев ее в пытливых руках. Разве что разобрать не решился – можно ведь и испортить! Зато теперь он великолепно помнил, что полоска была именно на гладкой стороне, и именно так и полагалось приложить эту штуковину к корабельному металлу. Коробочка плотно притянулась к борту сухогруза своей магнитной стенкой. Воздуха в легких почти не осталось. Малец ловко развернулся в воде, оттолкнулся ногами от корабля и, делая редкие гребки, стал всплывать.

Голова сорванца появилась рядом с лодкой. Вахтенный облегченно вздохнул и сурово рыкнул на торговца на ломаном испанском:

– Здесь находиться нельзя! Уходи отсюда быстро!

Негритенок испуганно вытаращился на него, белея в сгущающихся сумерках глазными яблоками. В два гребка подогнав щуплое тело к лодке, он виновато заулыбался, пытаясь смягчить сердце сердитого матроса.

– Дуй отсюда! Иначе буду стрелять! – для пущего страха добавил русский моряк.

Схватившись за кормовую доску своего катера цепкими руками, негритенок одним движением вскочил на него.

– Не надо стрелять, сеньор! Пожалуйста! Я ничего плохого не сделал! – жалобно захныкал он. Вода тонкими струйками стекала с его мокрой курчавой головы.

Засуетившись, он подогнал веслом упавшие в воду кокосы и ловко достал их. Тут же вскочил, бросился к мотору, на удивление быстро завел его и снова на русском закричал:

– Завтра приехать, добрие сеньорес! Грациес, спасьибо!

Взревев стареньким двигателем, лодка рванула в сторону берега.

В грязных трущобах портового квартала негритенок ориентировался великолепно. Еще бы – он здесь родился и вырос. И если тетушка Эмилия вдруг перестанет заботиться о нем и давать такую же легкую, как сегодня, работу, в этом богом забытом месте ему предстоит прожить и всю оставшуюся жизнь. А не хотелось бы.

Нырнув в щель между двумя сколоченными из ящиков домами, он пролез мимо большой зловонной кучи мусора и оказался на более-менее широкой улочке. Огибая немногочисленных прохожих, сорванец припустил вдоль нее, не замечая острых кусочков золы, рассыпанной прямо по глинистой дороге. Из распахнутых окон домов доносились песни, крики и шум пьяных разгулов портовых грузчиков, такие привычные для уха местного жителя. Кто-то плеснул прямо на улицу воду из ведра, едва не окатив проносящегося мимо пацана, да еще и охаял его недобрым словом. Негритенок, не останавливаясь, ответил тем же, ничуть не обидевшись. А что, собственно, такого? Обычная жизнь…

Немного не добежав до угла, он остановился и перевел дыхание. Знакомых вокруг вроде бы не было видно. Это хорошо. Тетушка не будет снова ворчать на него и называть безголовым. Заложив руки в карманы еще не успевших высохнуть шорт и насвистывая песенку, он направился прямиком к стоявшей на углу жаровне. Грубой работы печь, сваренная из отслужившего свое корабельного железа, торчала прямо на улице под небольшим навесом и была такой же грязной и закопченной, как и возившаяся возле нее полная темнокожая женщина. Негритянка жарила тунца, запах которого, в отличие от вида стряпухи и ее жаровни, был очень аппетитным и привлекал не только проголодавшихся портовых рабочих, но и свору бродячих собак. В несколько рядов сидели лохматые попрошайки, ожидая подачки, изредка затевая между собой драки за лучшие места. Гонять их было так же бесполезно, как отмахиваться от назойливых мух, которых вокруг, на удивление, не было ни одной.

Рядом с жаровней были расставлены несколько деревянных столиков со скамейками, на которых сидели местные трудяги и потягивали алкоголь из замусоленных стаканов. Для большинства утомительная смена закончилась, и они откровенно расслаблялись, искренне считая эту забегаловку самым лучшим местом для отдыха. А где еще можно было за такие гроши посидеть с кружечкой самопальной наливки и пообщаться с такими же понимающими людьми?

Неспешно подойдя к кухарке, мальчишка чуть помедлил, а затем почесал через плечо свою правую лопатку, глазея на почтенную кухарку. Как она объяснила ему вчера, так он должен был сделать, если дело выгорит. А если что пойдет не так, то он вообще должен был пройти мимо, ковыряя в носу. Так они с тетушкой Эмилией договорились. Можно подумать, он не понимал, что своих выдавать нельзя, даже если придется пожертвовать своей шкурой. Предателям ведь шкура ни к чему, все равно подпортят, не свои, так чужие.

– Буэнас ночас, сеньора! – слащаво затянул малец. – Не дадите ли вы мне маленький кусочек своей вкуснейшей рыбки?

Негритянка внимательно глянула на него и расплылась в улыбке.

– Конечно, дорогой! Как отказать замечательному парню в такой малости?

Схватив пальцами с посудины жирный кусок тунца, она завернула его в обрывок газеты и, незаметно приложив к нему небольшой рулончик американских долларов, перетянутых аптекарской резинкой, вручила мальчишке. Тот обеими руками принял сверток и, выкрикивая на ходу слова благодарности, помчался по портовым улочкам.

Попетляв немного и убедившись, как учила его тетушка, что за ним никто не увязался, он заскочил в свое излюбленное место – подвал старого заброшенного склада. Пыльные доски чуть поскрипывали под его почти невесомым телом. Очень удачное обстоятельство – наступи на них кто-нибудь чужой, и доски громко заскрипят да еще и проломиться могут. Тогда нежданному гостю точно не позавидуешь. А он вовремя услышит недобрых людей и успеет смыться. В кромешной темноте, добравшись до своего тайника, негритенок разжег старенькую керосиновую лампу с треснувшим стеклом. Сейчас это можно было себе позволить – уж на керосин-то он сегодня заработал, это точно. Желтоватый неяркий свет отбросил резкие тени, озарив вполне уютный, по мальчишеским представлениям, уголок. Пара еще крепких деревянных ящиков, лежак из старого матраса и куча всяких полезных вещей, бережно собираемых и хранимых, составляли нехитрое убранство подвала. Свои любимые черные шорты, больше смахивавшие на трусы, сорванец тут же стянул, выкрутил и повесил сушиться. Он голышом уселся на ящик, застеленный тряпьем, разложил перед собой принесенный сверток, источающий аппетитный аромат, отломил сочное мясо тунца, стараясь не обронить ни крошки. Засунув в рот кусок рыбы, он достал рулончик с купюрами. Вот это была удача! Такие деньжищи, что аж руки жжет! Пересчитав и снова тщательно свернув деньги, сорванец откинулся на потрепанный старый матрас. От души чавкая, он счастливо улыбался. «Сто баксов! Не обманула тетка! Эх, почаще бы такую работу».

Проводив взглядом умчавшегося мальца, стряпуха сняла с углей оставшегося тунца и оглядела свое заведение. Новых посетителей не было, старые уже расплатились и не спеша продолжали свои нехитрые житейские разговоры. Скинув пропитанный жиром фартук, она попросила соседку приглядеть за ее хозяйством и направилась в свое жилище, спугнув по пути бездомных собак, недовольно расступившихся, чтобы снова занять свои места, как только пройдет мимо эта беспокойная грузная женщина. Тетушка Эмилия зашла в дощатый домик за углом и плотно прикрыла за собой двери, неслышно задвинув защелку для пущей надежности. Не зажигая огня, она на ощупь добралась до старого шкафа. С грохотом полетел на пол случайно оказавшийся под ногами стул. Негритянка замерла, прислушиваясь. Постояв немного, она порылась в не первой свежести шифоньере и вынула оттуда небольшой продолговатый предмет, оказавшийся спутниковым телефоном. Повозившись немного с кнопками, толстуха приложила его к уху и стала дожидаться ответа. В трубке после непродолжительных гудков послышался хорошо знакомый ей голос. Негритянка оглянулась на окно и вполголоса сообщила:

– У нас все хорошо, сеньор! Здоровье матушки пошло на поправку, вашими молитвами! Заезжайте в гости, будем всегда рады!

– Спасибо, милая! Буду рад увидеть тебя снова. – Диего Родригес, глава кубинского отдела ЦРУ, удовлетворенно кивнул и нажал на кнопку «конец звонка».

Глава 8

Куба, Гаванский залив, борт российского сухогруза

В каюте капитана было светло и уютно. Современные шторы, пара вполне приличных кушеток и кресел, солидный ковер на полу, фотографии в аккуратных рамочках на стенах – капитан Мишин не первый год ходил в дальние плавания и потому умел придать своему жилищу почти домашний вид. Нестандартные светильники дополняли стиль помещения, делая его совершенно не похожим ни на одно другое. И если бы не круглые глазницы иллюминаторов, вряд ли бы кто-то вообще посчитал, что это каюта.

Только что старпом доложил Мишину об окончании погрузочных работ. Все точно в соответствии с графиком. Кроме кучи металлолома и другого мусора, остатков материально-технического хозяйства российской базы, в трюмах «Максима Горького» были аккуратно упрятаны несколько десятков герметичных ящиков. В них специалисты тщательно упаковали части аппаратуры станции электронного слежения, демонтажом которой они занимались последние месяцы своего пребывания на Кубе. Задача была поставлена незамысловато – не просто развалить комплекс, прослушивавший радиоэфир всего Карибского бассейна, а сделать так, чтобы СЭС после транспортировки заработала как новая.

Железная утроба сухогруза поглотила также неизрасходованные боеприпасы и вооружение последней российской базы, от учебных мин и гранат, используемых во время полевых выходов, до вполне работоспособных боевых автоматов Калашникова с патронами. Тащить за океан подобные мелочи было совсем невыгодно, но раз пошла такая возня, кто-то наверху принял жесткое решение – забирать все, вплоть до самой распоследней табуретки. Тем более что под это дело был выделен целый сухогруз. Буквально понимать это указание, конечно, не стали – большую часть хлама бросили в месте своей прежней дислокации. Благо не из Европы уходили, где после себя оставлять даже зарытое в землю ржавое железо нельзя было. Миноискатели вражеские его быстро отыскивали и – «битте шен», извольте прибрать за собой до идеального порядочка. А на Острове свободы все, что осталось плохо лежать, было с превеликим удовольствием растаскано местными жителями, разумеется, после того, как там побывали облеченные властью.

При помощи талрепов моряки закрепили на палубе частично разобранные антенны, стационарные пусковые установки ПВО. Распластанным кактусом маячила станция управления зенитно-ракетным комплексом «С-200МС». В общем, хватало всякой всячины. Все это добро тщательно прикрыли маскировочными сетями, и сухогруз сразу из насквозь гражданского судна превратился в некое неуклюжее подобие военного корабля. Под пятнистой камуфлирующей сеткой, обшитой несчетными лоскутками материи, отдельно от всего остального аккуратным штабелем были сложены полтора десятка зенитных управляемых ракет «5Б72» в специальных транспортных пеналах. Еще тридцать две ракеты более ранней модификации моряки осторожненько опустили в отдельный трюм.

– Ну, ребята! Предупреди вы меня раньше – ни за что не согласился бы на такой груз! Двадцать четыре тонны динамита на борту! – Мишин широкими шагами ходил из угла в угол своей каюты и ошарашенно мотал бородой. – Это же рехнуться можно! Даже представить себе не могу, что от моего «Максимки» останется, если вдруг что!

– Ничего не останется, ни единого целого кусочка, – вполголоса, для себя самого, подтвердил этот факт командир отряда охраны.

– Да ладно, Михаил! Не динамита, а пороховых шашек твердотопливных двигателей. Я же не знал, что тебе так интересно, из чего сделаны ракеты. Спросил бы, я всегда готов ответить на любые твои вопросы! – военно-морской атташе сидел в одном из кресел и с улыбкой курил неизменную сигару. – Не переживай ты так, ничего с ними не станется, не первый же раз перевозят их с места на место. Меня волнует другое: почему кубинцы тянут с нашим отплытием? Вот это вопрос так вопрос. Все бюрократические проволочки, которые мне известны, уже были использованы. То с таможенной декларацией что-то не так, то груз не соответствует кораблю, то корабль – грузу. Да ты не хуже меня обо всем представление имеешь. Я уже не знаю, что еще могут придумать эти тягомоты!

Находившиеся здесь же в каюте капитан-лейтенант Сазапов и старший лейтенант Павлов молча переглянулись. Как и полагалось младшим по званию, они пока не встревали в разговор и слушали начальство.

– Кубинцы выдвинули свое последнее, как они говорят, требование, – Збруйков закинул ногу на ногу и выпустил почти идеальное кольцо синеватого дыма.

– И что они хотят на этот раз?

– Ты не поверишь, Михалыч! – атташе снова отправил к потолку сизый бублик. – Они хотят, чтобы сухогруз из территориальных вод Кубы выводил их человек, местный лоцман.

– Это еще зачем? – удивился Мишин. – Пусть выведет из гавани, как положено, и идет на все четыре стороны.

– А кто их разберет, чего им надо? Говорят, хотим, да и точка! Мотивируют сложностью фарватера, опасностью и важностью груза. Главный аргумент – не хотят, чтобы в кубинских территориальных водах что-нибудь случилось, мол, отвечать-то им и неприятности расхлебывать – тоже.

Капитан остановился у иллюминатора и стал задумчиво смотреть вдаль.

– Не доверяют нам наш же корабль. Оригинально!

– Ну, не то чтобы не доверяют, – более дипломатично сформулировал Збруйков. – Скорее перестраховываются.

– Мозги они нам компостируют, а не перестраховываются.

– Так что? Ты не против, Михалыч? Мне намекнули, так сказать, в приватной беседе, что если мы согласимся, то причин задерживать выход «Горького» в море не будет.

– А вам не кажется, что кубинцы на самом деле что-то затевают? – подал голос командир морпехов. Эти недомолвки и постоянные препоны не давали ему покоя, как и остальным присутствующим. Что-то уж больно настойчиво кубинцы пытаются оставить у себя груз. Точно, глаз положили на чужое добро!

Капитан мрачно скрестил руки на груди. Внешне он был спокоен, но все понимали, какая буря клокочет у него в душе. Ведь решающее слово теперь за ним. Здесь, на судне, он – единственный начальник. А все остальные, кроме, разумеется, остававшегося на берегу Збруйкова, были частью его команды и должны уважать любое его решение. Иначе в море нельзя.

– Что бы они ни затевали, выхода у нас нет. Откажемся – сидеть нам тут до морковкина заговенья. Они ведь еще тысячу заковырок найдут, жабы изворотливые, – после некоторой паузы ответил Мишин и в сердцах добавил: – Чтоб им провалиться, р-рыбью холеру им в глотки!

– Вот и ладненько, – потер руки Збруйков. – Ты только не обижайся, Михалыч, я знал, что ты – человек опытный, не будешь понапрасну возражать против неизбежного. Поэтому заранее почти договорился с кубинцами. Их мастер проводки судов должен будет сразу прибыть. После моего звонка с согласием, разумеется.

Он обезоруживающе улыбнулся слегка оторопевшему капитану и обратился к Павлову:

– Остается распределить обязанности. Кстати, с прибытием тебя, Сергей. Мы уже заждались. На тебе основная задача: контролировать этого кубинского лоцмана, чтобы он не завел сухогруз куда-нибудь к чертовой бабушке. Ну и заодно обеспечивать подводную безопасность – так это, кажется, называется.

Словно стряхнув гору с плеч, атташе весело раздавал указания. Больше всего он опасался, что Мишин воспротивится тому, чтобы его судном командовал какой-то кубинец, и напрочь откажется от такого решения вопроса. Но тот оказался благоразумным человеком и понял, к превеликому облегчению Збруйкова, что дешевле пойти на такую незначительную уступку, лишь бы поскорее закончилась эта эпопея. Поэтому атташе и воспрянул духом. Раскрыв скромно стоявший у его ног кожаный саквояж, он извлек оттуда тугой сверток, обернутый полиэтиленом.

– У меня для тебя кое-что есть, Сергей, – Виталий Иванович повертел в руках пакет и бросил его Полундре. – Сорокин сказал, что тебе это пригодится. Очень на это надеюсь. Примерь, должен быть впору. Не представляешь, скольких трудов мне стоило найти хороший гидрокостюмчик!

Сергей тут же распечатал пленку. Сверток пружинисто развернулся, представив взору Полундры слегка помятый новенький гидрокостюм.

– «Пикассо», – уважительно отозвался Павлов, исследуя подарок. – Мокрый, с открытой порой.

Сергей провел по гидрокостюму ладонью изнутри, с удивлением обнаружив вместо мягкой и липкой резины гладкую, словно отполированную поверхность.

– Ничего себе, да тут микрокерамическое покрытие, – Сергей восхищенно присвистнул и для всех пояснил: – Не нужно будет мыльным раствором смазывать, чтобы натянуть его на себя, и теплоизоляция у такого выше. Не перегреться бы!

– Я что, не угадал чего-то? – обеспокоенно спросил атташе. – Наверное, перестарался, как всегда.

– Да ну, что вы. Костюмчик шикарный! Спасибо, – Сергей порывисто встал и тряхнул руку Збруйкову. – Дорогущий, наверное?

– А вот об этом не беспокойся, все уже оформлено и списано, как полагается, – Виталий Иванович добродушно улыбнулся и обратился ко все еще стоявшему в задумчивой позе капитану: – Я думаю, мы можем отпустить Сергея исполнять свои привычные обязанности?

– Подводную часть сухогруза я уже осмотрел, – Полундра отложил пахнущий свежей резиной подарок, поднялся с диванчика и шагнул к Збруйкову. – Обнаружил вот это…

На широкой ладони боевого пловца черная плоская коробочка с желтой полоской казалась совсем крохотной.

– Что это? – Медведь отошел от окна, взял в руки загадочный предмет.

– Похоже на радиомаяк.

Атташе мельком глянул на коробочку и возмущенно прищелкнул языком:

– Так и есть. Значит, кубинцы будут за нами следить.

Мишин вернул коробочку Полундре, который автоматически спрятал ее в карман непривычных светлых шорт.

– Выкинуть ее к такой-то матери, – Медведь кивком указал на радиомаяк.

– Или перецепить ее на другой корабль, – подал идею Сазапов. – Пусть погоняются за какой-нибудь яхтой!

– Не нужно выдумывать, – назидательно произнес Збруйков. – Если мы дадим им понять, что нашли метку, это заставит их действовать осторожнее. И никто не знает, какие идеи могут еще прийти в их больные головы. Лучше пусть думают, что мы ничего об этом не знаем.

– Вам виднее, – пожал плечами капитан судна.

Полундре надоело подпирать головой потолок. Он отошел и присел на свое прежнее место.

– Штурман уже проложил курс? – поинтересовался Сергей.

Капитан указал рукой на карту, лежащую на столике.

– Идем через Флоридский пролив, вдоль северного тропика. Далее – Багамские острова и просторы Атлантики. А там уже и до дома рукой подать. И встретит нас доблестная эскадра Северного флота.

– А почему не другим маршрутом, груз-то везем нешуточный?

Находящиеся в каюте люди уже достаточно насмотрелись на карты. Им не требовалось подходить к столу, чтобы понять друг друга. Каждый из них уже держал в голове всю необходимую информацию, а что касалось Полундры, то в его мозгах разместилась и большая часть рельефа морского дна.

– Мы думали об этом. Но именно ввиду исключительной важности груза мы решили не менять привычного курса. По крайней мере сильно. Придется, правда, идти немного в стороне от морского пути, чтобы не подвергать излишнему риску посторонние суда. Но это держится в секрете от кубинцев, – атташе положил недокуренную сигару в пепельницу в виде морской раковины. – Ты уж не обижайся на меня, Михаил, за то, что я вот так заранее на лоцмана согласился. Иначе нам с ними не договориться было, поверь мне, старому волку. Очень уж они обозлились на нас. Слюной прямо исходят, мечтая заполучить станцию, а мы ее, родимую, увозим, и им, что характерно, подарить никак не хотим. Вот такие мы жадины. Я думаю, один лоцман особых неприятностей нам не причинит, особенно если его будет контролировать опытный специалист.

Ждать кубинского проводника пришлось, вопреки обещаниям, довольно долго. Все уже порядком утомились, когда тот наконец появился на горизонте. Невысокого роста, коренастый потомок испанских поселенцев и американских индейцев был одет в легкие светлые хлопчатобумажные брюки и белоснежную рубашку с короткими рукавами. Крайне подвижный, с постоянно блещущей на лице улыбкой, он производил впечатление никогда не унывающего человека. Следом за ним по сходням на палубу поднялся, прихрамывая на левую ногу, болезненного вида мужичок. Он нес под мышкой объемный потрепанный кожаный саквояж, при этом всем было видно, что одно плечо его заметно ниже другого. Широкая неопрятная цветастая рубаха была явно на несколько размеров больше, но и под ней выделялась сутулая спина. Единственным, что несколько контрастировало с общей картиной, были чрезвычайно подвижные глаза коньячного цвета, которые немного не вязались с осунувшимся, серым и давно не бритым лицом. Похоже было, что раньше он пользовался успехом у женщин, но жизнь сильно потрепала его, превратив в этакую болезненную развалину.

Первым их встретил начальник охраны Алексей Сазапов. Ограничившись вопросом о наличии оружия и получив отрицательный ответ, он мельком глянул в документы и лично проводил гостей на капитанский мостик. Дождавшись, когда прибывшие войдут, атташе шагнул навстречу лоцману.

– Приветствую вас, любезный! Если я не ошибаюсь, Фернандо Гуэрильо?

– Он самый, собственной персоной! – лоцман говорил на русском языке практически без акцента. – Для меня большая честь управлять вашим кораблем, господин Мишин!

Пожав руку атташе, он направился к хмуро стоявшему капитану сухогруза.

– Надеюсь, сможем сработаться! – горячо тряся протянутую капитаном для приветствия руку, продолжал Фернандо. – Каждый из нас имеет свое начальство, а у него всегда есть свои прихоти!

– Прекрасно вас понимаю. Наслышан о вашем профессионализме, – любезностью на любезность ответил Мишин. – Верю, что наше сотрудничество окажется приятным.

Полундра стоял чуть в стороне и внимательно наблюдал за человеком, которого ему придется контролировать в ближайшее время. Кто он на самом деле? Не задумал ли чего? Надо держать ухо востро.

– Познакомьтесь, Фернандо, – Збруйков взял в свои руки бразды правления разговором. – Это наш специалист по навигации Сергей Павлов. Он будет помогать вам вести судно.

– А-а! Понимаю! – лоцман закивал, хитро улыбаясь. Мол, ясно, что это за специалист по навигации с мышцами покруче, чем у Шварценеггера. И чем он будет заниматься – тоже не секрет. Этот здоровяк с усталыми глазами наверняка приставлен глядеть за гостем в оба, чтобы чего дурного с драгоценным корабликом не случилось. – Очень рад знакомству!

Полундра чуть качнул головой, не двигаясь с места.

Гуэрильо обернулся к тихо стоявшему у входа хромому человеку с саквояжем. На лице у того было написано искреннее желание понять незнакомый язык.

– Но у меня уже есть один незаменимый помощник, – он простодушно развел руками, призывая к сочувствию. – Без него я как без рук! Он ведает всеми бумагами и картами. Право слово, я уже и забыл, когда сам заполнял все эти бесконечные протоколы и отчеты! Сколько я ни работаю, он всегда рядом! Так что прошу любить и жаловать, моя тень и, можно сказать, второе «я» – Хуан.

Атташе прищурил глаз.

– Мне ничего о нем не говорили.

Помощник, молчаливо всматривавшийся до этого в лица говорящих, внезапно заговорил на испанском:

– Что-то не так, сеньор лоцман?

– Не беспокойся, Хуан! – по-испански ответил ему Гуэрильо и уже по-русски обратился к Збруйкову: – Я думаю, что это подразумевалось как само собой разумеющееся! Все знают, что мы с Хуаном – неразделимая команда! Повторюсь, я не работаю без него.

Атташе вопросительно посмотрел на присутствующих. Сазапов недоверчиво и неодобрительно следил за гостями. Мишин усмехался, уже ничему не удивляясь. Лишь Полундра продолжал невозмутимо созерцать происходящее. Похоже, решающее слово оставалось за ним. Как-никак именно он возглавлял все это суетливое мероприятие. Итак, кубинцы вконец обнаглели. Мало того что они навязывают совершенно излишние услуги своего лоцмана вне акватории порта, так еще вдобавок к нему посылают какого-то заморыша. Хорошо, что не отряд пионеров с барабанами! Упереться, что называется, рогом и послать всю эту братию подальше? Так еще придется неделю, а то и больше, обивать пороги.

– У меня нет слов, чтобы выразить свое восхищение работой наших дипломатических служб, – саркастично заметил атташе. – Если ни у кого нет больше никаких новостей, позвольте откланяться и пожелать вам счастливого пути.

– Алексей, проводи, пожалуйста, господина лоцмана и его помощника в их каюту, – попросил капитан.

Попрощавшись с атташе, лоцман в сопровождении морского пехотинца покинул мостик. Помощник Хуан, направившийся было за ними, неловко оступился, и из раскрывшегося саквояжа высыпался на пол целый ворох бумаг, который он тут же начал подбирать и запихивать обратно. Не обращая внимания на оставшегося на мостике кубинца, Збруйков обратился к Мишину и Полундре:

– В любом случае, пока не уйдете в нейтральные воды, оставайтесь на связи! Может случиться всякое. Радиомаяк пока оставьте – пусть следят себе на здоровье… – он тревожно вздохнул. – И никакой самодеятельности! Без моего приказа ничего не предпринимать!

Пожав на прощание руки морякам и пожелав им удачи, атташе сошел на берег и отправился в посольство. Тем временем на сухогрузе заканчивались последние приготовления к отплытию, предстояло согласовать с кубинскими пограничниками сопровождение, с руководством гаванского порта – очередность и время отплытия. И еще массу других не менее важных мероприятий, от которых зависело, выйдет ли сухогруз из порта или будет продолжать стоять на рейде.

Улучив момент, когда команда была так занята процессом отплытия, что напрочь забыла о его существовании, помощник лоцмана, которого тот называл Хуаном, удалился в гальюн. Ковыляя по трапам, он старался как можно меньше привлекать внимание к своей персоне. И это ему удалось – моряки были слишком заняты своими делами. Даже охраняющие корабль морские пехотинцы втянулись в эту суету, всех одолевало радостное возбуждение начала пути к дому.

Добравшись до цели, Хуан тщательно запер за собой дверь и прислушался. Никаких звуков, выдававших присутствие поблизости людей, не было слышно. Выпрямившись, он с наслаждением потянулся, произвел пару скручивающих движений в позвоночнике. От сутулости не осталось и следа, как и от хромоты. Движения его были четкими и уверенными. Осмотрев защелку иллюминатора, Хуан довольно кивнул – она была открыта. Затаив дыхание, он надавил на стекло – не хотелось лишним скрипом привлечь любопытные уши и глаза, сейчас это было ни к чему. Но все обошлось, рачительно смазанные петли не издали ни звука.

Задрав рубаху, он извлек из подвязок своих штанов две пластиковые штуковины размером с зажигалку. Серые коробочки свободно уместились на его ладони, матово отсвечивая в предзакатных лучах солнца. В приоткрытый иллюминатор аккуратно свесилась тонкая полоска портативной антенны, в которую превратилась в умелых руках одна из штуковин. Вторая раскрылась наподобие телефона-раскладушки с малюсенькими кнопками, которых было в несколько раз больше, чем на обычном мобильнике. Миниатюрный передатчик послушно включился.

Секунду подумав, Хуан поудобнее перехватил свое чудо шпионской техники и прищурил левый глаз – все же экран был слишком мал, и даже с его отменным зрением приходилось напрягаться. Ловко справляясь с крошечной клавиатурой, он набрал лаконичное сообщение: «Маркусу: я – принят. Они обнаружили на судне радиомаяк. Выясни чей. Рон». Нажатием на клавишу он отправил текст. Передатчик заработал в импульсном режиме, посылая информацию в виде сжатого шифрованного сигнала, который практически невозможно запеленговать.

Теперь оставалось самое сложное в подобной работе – ждать. Ждать, пока генерал Дивьез получит послание, переварит его и ответит. Скоро время ужина, а это еще один немаловажный фактор, который нельзя не учитывать. Если мальчишка, принявший послание, успеет доложить до того момента, как мозги его патрона полностью переключатся на дымящиеся блюда, то можно считать, что им всем крупно повезло.

Потянулись напряженные секунды, складывающиеся в долгие минуты. Рамиро, он же помощник лоцмана Хуан, скрестил руки на груди и оперся о стену. Ждать… Уж чему-чему, а выдержке он мог бы научить любого, без нее он давно уже сидел бы где-нибудь в застенках, если бы вообще остался жив. Чтобы не терять даром время, он мысленно стал повторять курс, которым им предстояло идти.

Вот откуда-то издалека до его настороженного уха донеслось грохотание якорной цепи, и вслед за тем тело почувствовало легкое ускорение корпуса корабля. Сухогруз начал движение к выходу из залива. «Хуан уже должен быть возле своего босса!» – сам себе сделал замечание Рамиро, не отрывая глаз от миниатюрного дисплея. «Ну, давай же, толстяк, шевелись! – мысленно попытался он подогнать генерала. – Бросай свой хренов гамбургер и отвечай! Не век же тебя ждать, пышечка!» В приоткрытый иллюминатор доносились перекрикивания русских матросов на палубе, пару раз натужно рявкнул корабельный гудок.

Дольше оставаться на месте было опасно – в любой момент кто-нибудь из команды мог озадачиться его долгим отсутствием и начать подозревать в нечистых делах. А это могло сильно осложнить выполнение того, ради чего он, собственно, и затеял весь этот рискованный маскарад. Или же кто-либо из особенно наблюдательных морячков, а такие по закону подлости обязательно отыщутся, просто заметит свисающую из иллюминатора антенну.

Рамиро уже взялся за нее рукой, собираясь втянуть ее внутрь, но тут наконец микропроцессор устройства заработал и вывел на экран буквы. Прищурившись, кубинец разобрал ответ и непроизвольно ухмыльнулся: «Рону: понял. Нужно время. Пришли свои соображения. План в силе. Маркус».

Так он и думал, генерал уже отвык обходиться без его советов. «Соображения!» – мысленно передразнил он Дивьеза. Такая формулировка означало одно – думай сам! Нет, генерал, вне всякого сомнения, поставит на уши всю их контору, заставляя рыть землю в поисках возможных конкурентов. Но сколько на это уйдет времени и будет ли добытая информация такой уж важной – вопрос очень и очень спорный.

С бешеной скоростью свернув свою хитрую аппаратуру, он тщательно спрятал ее обратно в тайник штанов. Хватит дразнить фортуну, пора сматываться. Бесшумно притворив за собой дверь, Рамиро максимально быстро, насколько позволяли возникшие снова хромота и искривление позвоночника, заковылял к капитанскому мостику.

Морской пехотинец у входа в рубку кинул на него сосредоточенный взор, но этим дело и ограничилось. Рамиро, теперь уже снова Хуан, виновато пробормотал что-то себе под нос по-испански и прошмыгнул мимо. На мостике уже вовсю командовал Фернандо Гуэрильо. Он непрерывно улыбался, щурил глаза, переводя их с разложенной на штурманском столике и испещренной навигационными метками карты то на расстилавшуюся перед кораблем водную гладь, то на показания приборов. То и дело звучали четкие отрывистые команды.

Рядом с вахтенным матросом со скучающим видом стоял человек, крепостью и мощью своего телосложения способный посоревноваться с древними атлантами. Рамиро без особого труда вычислил, едва появившись на борту, что это и есть тот самый специалист, которого, по оперативным данным, ждали русские.

«Серьезный конкурент, – подумал он, мельком еще раз оглядев тренированные мышцы Сергея. – Спокойный, уверенный. Стоит, расставив ноги шире обычного, – наверняка привык к качке. Моряк, хоть и в гражданку одет. Лицо слегка обветрено и совсем не загорело – либо он с севера, либо нечасто видит солнце. А может, и то и другое. И выражение глаз специфичное. Такой взгляд бывает только у того, кто во время работы не считается ни со своей, ни с чужой жизнью. Да и, рассуждая логично, простого человечка в такую кашу не сунут. Еще какой должен быть спец, раз его вся команда дожидалась».

Заметив вошедшего помощника, лоцман радостно оглянулся.

– Как самочувствие, Хуан? Справился со своим несварением желудка?

– Спасибо, босс, – Хуан-Рамиро ответил вялой улыбкой. – Мне уже гораздо лучше. Могу я приступить к заполнению отчета?

– Валяй, помощник, – и, обращаясь к Полундре, спросил: – Ничего, что мы на испанском? Хуан не знает великого и могучего. У бедняги что-то с желудком приключилось, съел чего, наверное.

Полундра равнодушно пожал плечами. «Надо бы сюда человечка, языками владеющего, приставить, – подумал он. – Да и помощничком этим Сазапову заняться стоит – пусть за ним пехотинцы походят, понаблюдают. Глазища-то так и бегают по сторонам. Не ровен час, стырит чего или за борт плюхнется, бедолага».

Словно нехотя, он подошел к лоцману и мельком бросил взгляд на показания эхолота. Все было в порядке, кубинец вел судно грамотно. Через пару миль сухогруз возьмет курс на Багамский архипелаг. Правда, идти придется ночью, но к самому сложному участку «Максим Горький» подойдет уже на рассвете. И, если лоцман попробует выкинуть какой-нибудь фокус, он – Полундра – всегда успеет этому помешать. Поэтому на горизонте, как говорит его командир, нет поводов для беспокойства.

Глава 9

Борт американского гидроплана между Кубой и Багамским архипелагом

Лопасти двух винтов, вращаемые могучими двигателями гидроплана, сливались в полупрозрачные, отблескивающие в закатном солнце диски. Земной поверхности уже не видно, и очень сложно избавиться от ощущения, что самолет просто висит в воздухе. Лишь то и дело встречающиеся воздушные ямы, заставляющие его слегка переваливаться с борта на борт, да размеренное гудение двигателей напоминали о том, что крылатая машина с приличной скоростью приближается к пункту своего назначения.

Летающая лодка береговой охраны, поднявшись из акватории военно-морской базы «Гуантанамо», направлялась в город-курорт Майами, штат Флорида. Но отнюдь не все пассажиры были этому рады. Десять человек в одинаковых ядовито-оранжевых комбинезонах расположились на полужестких сиденьях, тянувшихся вдоль бортов грузопассажирского отсека гидроплана. Присмотревшись, можно было заметить, что на запястьях и щиколотках каждого из них поблескивали металлические «браслеты», соединенные между собой тонкими, но прочными цепочками. Такие же изящные цепи приковывали каждого из них к скобам под сиденьями. На одежде отсутствовали какие-либо намеки на карманы или завязки, не было никаких металлических застежек или заклепок. Одинаковые для всех простая обувь и оранжевые кепки дополняли их весьма специфическое одеяние.

Пленники базы «Гуантанамо», перевозимые для заслушивания показаний в подкомиссии Государственного департамента США, сидели друг против друга, и каждый занимался чем-то своим. Кто дремал, кто смотрел в иллюминатор, пытаясь разглядеть очертания чужих земель под крылом. На угрюмых лицах застыли маски равнодушного ожидания чего-то недоброго и неизбежного. Понимали, что не на прогулку везут и не на отдых. На счету каждого из них имелся не один десяток загубленных жизней, не только тех, кто воевал с ними и пытался их остановить, но и совершенно ни в чем не повинных людей, просто оказавшихся не в том месте и не в то время. Но вряд ли кто жалел о чем-то совершенном. Жалели об утраченной свободе и о невозможности продолжать свое гнусное дело, но не о своих преступлениях.

На ближнем ко входу в кабину пилотов месте, рядом с полусонными морскими пехотинцами охраны, расположился один из полевых командиров иракских партизан. Родители – обыкновенные иракские арабы, даже не подозревавшие, кем станет их ребенок, назвали его в честь великого пророка Мохаммеда. Отец был военным, и поэтому с младых ногтей его сынишка лучшей игрушкой считал пистолет, а когда подрос – автомат стал его лучшим другом. Но не пошел сын по стопам отца.

Отслужив в армии, как и многие другие крепкие иракские парни, он попробовал найти работу, которая бы удовлетворяла его потребности в деньгах и не сильно обременяла. Но в тяжелых экономических условиях сделать это было непросто, особенно если учитывать величину его потребностей. И Мохаммед, отличный стрелок и спортсмен, выбрал нелегкую стезю бандита, примкнув к одной из многочисленных группировок. Потом была война в Персидском заливе, операция «Буря в пустыне», во время которой он сообразил, что все его прошлые грехи легко списать, если вдруг стать праведником и объявить, что все, чем он и его сообщники занимались, происходило во имя борьбы с неверными.

Патриотические и религиозные лозунги хорошо помогали стяжать сочувствие и неплохие деньги. А когда сами собой наладились связи с международными террористическими организациями, денежный поток и вовсе стал неплохим и вполне соответствовал давним мечтам. Правда, и работать приходилось больше, и работа эта была намного кровавее и жестче, чем все, что было до этого.

Но познавшего вкус больших прибылей и очерствевшего душой Мохаммеда это уже не смущало. За свой беспощадный нрав и животную осторожность братья по оружию и вере называли его Черный Тигр, именно под таким именем он был записан и в списки заключенных американской военной базы.

Тигр заметно выделялся среди всех пассажиров гидроплана отрешенным фанатичным взглядом, в котором читалась звериная сила и такая же звериная жестокость по отношению к врагам. Остекленевшие глаза в течение всего пути смотрели в одну точку, презрительно искривленные губы едва заметно шевелились. Непонятно было, молится ли он или, вспоминая унизительное для него пленение, проклинает американцев. Пальцы, привыкшие с детства держать оружие, ловко, но неторопливо перебирали бусины четок, сделанных из черного дерева.

Ему пришлось сильно постараться, чтобы сохранить эту вещицу у себя. После нескольких дней отказа от пищи и почти поднятого под его руководством тюремного бунта легкие деревянные четки были признаны неопасным религиозным атрибутом и возвращены ему.

Некоторые из перевозимых вместе с ним людей воевали в его отряде. Под его руководством устраивал взрывы в Тикрите и Мосуле сидящий напротив пожилой араб с морщинистым и обветренным лицом. Двое молодых братьев, озерных арабов – маданов, непонятно по каким причинам примкнувшие к его банде и с увлечением уничтожавшие американских солдат, сидели теперь порознь в этом же самолете. О других попутчиках Мохаммед тоже успел кое-что узнать за время недолгого пребывания в американском плену.

И они наверняка слышали о нем, судя по уважительным взглядам. Трое из них – бывшие солдаты иракской армии, которая после вторжения США в Ирак в 2003 году бесследно растворилась, повергнув антииракскую коалицию в недоумение. Самый рослый и крупный из перевозимых преступников был схвачен в Басре – пытался взорвать мост. При попытке остановить его зарезал двух английских морских пехотинцев, отобрал их оружие и долго отстреливался, пока не был контужен. Двое оставшихся – афганские талибы. Попали в руки американцев во время контртеррористической операции в Афганистане. В общем, народ бывалый, стреляный.

С таким отрядом можно было бы натворить немало бед, но сейчас об этом нечего было и думать. Мохаммед не смотрел на них, спокойно продолжая перебирать четки – на все воля Аллаха. Боковым зрением он обозревал борющегося со сном афроамериканца в форме сержанта морской пехоты США, сидевшего спиной вперед у входа в кабину пилотов. Рядом с ним с другой стороны от входа, зажав меж ног автоматическую винтовку, со скучающим видом разглядывал свои бледные ногти второй охранник.

«Негр и белый… Холеные… С новенькими винтовками, – в голове полевого командира текли ленивые мысли. – А чего вы стоите без оружия?»

Подтянутый, накачанный морпех США Джейкоб Рассел перестал вяло заниматься своими ногтями и посмотрел на часы. Зевота разом куда-то испарилась. Утвердительно кивнув сам себе, он подхватил знаменитую винтовку «М-16» и встал со своего места. Второй охранник только повел в его сторону полуприкрытыми веками, нимало его телодвижениями не заинтересовавшись. Держа оружие одной рукой, Рассел поправил на себе камуфлированную форму и жестом показал своему напарнику, что идет к летчикам. Придавленный накатывающими волнами дремоты сержант-негр перевел на него осовевшие глаза и так же жестом ответил. Хлопнув полусонного товарища по плечу, морпех, пригнувшись, скрылся в проеме двери.

Дождавшись, пока за Расселом закроется дверь, сержант тряхнул коротко стриженной головой, мгновенно согнав остатки сна. Приставив автомат к переборке, он шагнул к отрешенно сидящему Мохаммеду и горячо зашептал ему на ухо:

– Я сам мусульманин. Не могу больше смотреть, как мучаются братья по вере!

Сержант напряженно вгляделся в лицо пленника. Выражение его оставалось таким же презрительно-равнодушным.

– Клянусь Аллахом, я знаю, как вам помочь! – афроамериканец торопливо достал из кармана связку ключей. – Нас здесь всего двое – я и этот белый недоносок. Пилоты заняты, они не окажут сопротивления. Это единственный шанс. В Майами ждут толпы автоматчиков – там уже не сбежишь.

– Отстегни наручники, – по-прежнему ни на кого не глядя, сквозь зубы процедил Мохаммед.

– Аллах велик! – Охранник суетливо начал возиться с ключами. – Когда вернется неверный – ударь меня, чтобы все было… Ну, ты понимаешь. У меня семья, дети – не хочу загреметь в тюрьму, когда все закончится.

– Не загремишь, – Черный Тигр недобро глянул на морпеха и кивнул в сторону пожилого араба с морщинистым лицом. – И его освободи.

Сержант покорно отстегнул цепочки и наручники, оставив лишь видимость того, что они надеты. Оглянувшись на дверь, из-за которой вот-вот должен был появиться другой морпех, он попятился к своему месту.

– Стой, где стоишь, – угрожающий шепот бывшего полевого командира заставил охранника вздрогнуть и замереть на месте. Таким же шепотом прозвучал короткий приказ на арабском языке. Араб у противоположного борта с готовностью мотнул плешивой макушкой. Решения принимались с молниеносной быстротой, как это и было свойственно Черному Тигру. И хотя он печенкой чувствовал какой-то подвох, выбирать было не из чего. Вернее, выбор был. Либо всю оставшуюся жизнь проторчать в американских тюрьмах, возможно, угодив под конец на электрический стул или в газовую камеру, либо, согласившись на предложенную кем-то игру, спутать все карты и использовать ситуацию исключительно в своих интересах.

Риск, конечно, был огромным: ведь он не знал ни того, кто все это затеял, ни того, что из этого должно получиться. Но ведь и американцы не знали, что риск – это его второе имя, вернее – третье.

– …Мы вот здесь сейчас, – второй пилот ткнул пальцем в яркий маленький значок на экране прибора GPS, обозначавший самолет. – Скоро будем на месте. Сдадите своих кровопийц и насильников – и на пляж, к девчонкам!

Джейкоб Рассел понимающе промычал в ответ и снова взглянул на часы. Прошло уже больше пяти минут. Его напарник должен был успеть сделать все как надо. Похлопав летчика по плечу в знак благодарности за рассказ, он повернулся к двери. Отточенным движением отсоединил магазин от винтовки, достал из него два патрона и заменил их на вынутые из нагрудного кармана. Внешне они ничем не отличались, просто были несколько испорченными варкой в кипятке и при всем желании не могли сработать.

Сунув магазин на место, он поставил винтовку на предохранитель. Со своей «береттой» поступил так же. Все это заняло считаные секунды, а спасти могло целую жизнь: за время передергивания затвора человек, возможно, передумает стрелять. Или ему помешают. Даже если удастся выиграть всего пару мгновений – все равно хорошо. Хотя особо надеяться на это не стоило.

Вздохнув, он открыл дверь в грузопассажирский салон. С делано-равнодушным видом оценил обстановку: ничего особенно не изменилось. Вот только сержант уже не дремал, а стоял напротив пожилого араба, сверля его ненавидящими глазами. Тот отвечал ему взаимностью с не меньшим энтузиазмом. Казалось, окажись в руках у негра автомат, который почему-то мирно стоял у сиденья, арабу пришлось бы прощаться с этим светом. Шагнув за переборку, Джейкоб затворил за собой дверь и насмешливо протянул:

– Он что, обозвал тебя маменькиным сынком?

Сержант резко обернулся на его голос. В тот же самый миг араб молниеносным движением выпрямил ногу. Сверкнули слетевшие с щиколоток цепи. Удар в пах согнул негра пополам. Скрючившись, тот мешком рухнул на пол. Нимало не удивившись такому обороту событий, Джейкоб в один прыжок оказался рядом с освободившимся пленником, занося автомат для удара прикладом. Но завершить начатое движение не успел. Оттолкнувшись двумя ногами от пола, на него с гортанным рычанием кинулся сам Черный Тигр. Схватив правой рукой за ствол отведенной для удара автоматической винтовки, средними суставами согнутых пальцев левой руки он нанес точный удар в гортань морскому пехотинцу. Тот замер, словно налетев с размаху на невидимую стену. Глаза американца расширились от удивления и боли, а потом разом погасли. Сознание покинуло его. Из горла вместо дыхания послышались булькающие хрипы.

Притянув к себе «М-16», Мохаммед подсечкой свалил его на пол.

Второй пленник в это время уже выхватывал пистолет из кобуры сержанта, свернувшегося на полу от боли. Главарь привычным движением развернул обмякшего американца лицом вниз и заломил ему руки за спину. Подобрав бывшие свои наручники, лежащие неподалеку, он сковал морпеха и пристегнул к ближайшему креслу. Сдернул с его пояса ремень вместе с кобурой, ножом и фляжкой, удовлетворенно извлек из кобуры «беретту» и бросил ближайшему арабу на колени автоматическую винтовку. После чего последовал отрывистый приказ на арабском: связать охранников, освободить остальных и ждать его команды. Подобравшись к двери, он многозначительным жестом заставил умолкнуть восторженно загудевших было попутчиков и аккуратно отворил ее.