С неба – в бой! Зверев Сергей
– Жду. Давно пора.
Они пришли минут через пять. Сначала на пороге кабинета возникла здоровенная фигура Тимофея, следом ввалился взмыленный Витька Лом, таща за руку продавца таинственного золота.
Паренек был невысокого роста, худой, хилый, заторможенный в движениях, одетый в вытертые на коленях древние джинсы и старый пиджак зеленого цвета. Но горели ярким огнем глаза – живые, острые, наблюдательные.
– Что случилось, Лом? – лениво спросил Леха, допивая остатки кофе. Беглеца нашли, поэтому ругать ребят не хотелось.
– Понимаешь, Леха… – Витька Лом замялся, обернулся к Тимофею, злобно посмотрел на паренька. – Этот стервец от нас слинять хотел… У-у, гаденыш… – Лом с размаху отвесил пацану несильную оплеуху.
Парень качнулся, немного сжался, но страха не выказал. Наоборот, злобно, с вызовом, посмотрел на Леху.
– Не трогай его, Лом.
Леха медленно встал, потянулся, тяжелыми шагами подошел к беглецу, положил ему руку на плечо, заглянул в глаза:
– Почему так себя ведешь? Что за дела? Мы же, видишь, солидные люди. Солидная контора у нас. – Леха покрутил головой по сторонам, показывая свое офисное великолепие. – Мы серьезными делами занимаемся, пацан. Очень серьезными. И дурить себя никому не позволим. Это для всех опасно, а уж тем более для тебя. Понимаешь?
– Понимаю, – просто ответил паренек. Его спокойная уверенность сбивала с толку.
– Как тебя зовут?
– Юра.
– Почему же ты хотел смыться от нас, Юра? Договорился. Пришел торговать, позже, чем надо, кстати… А потом исчез. Люди тебя ждут, дела ради тебя отложили. Что такое?
Юра молчал, смотрел прямо перед собой. Леха стоял рядом, ждал ответа. Лом и Тимофей, усевшись в кресла, потягивали баночное пиво, ухмылялись. Алена задержалась у двери, опираясь согнутой в колене ногой о притолоку, с любопытством наблюдала за допросом.
– Ну! Долго будешь молчать?
– Я человека одного встретил. Не хотел, чтобы он меня здесь увидел. И отошел ненадолго. А он, – Юра кивнул в сторону Лома, – бросился меня искать. Решил, что я слинял. Не врубился в тему…
– Я те щас врублюсь, – пообещал Лом, приподнявшись.
– Сиди! – негромко приказал Леха, обернувшись. Потом опять обратился к Юре: – А что за человек? Мент?
– Нет.
– А кто?
– Это мой учитель.
– Так ты что, еще в школе учишься? Я думал, тебе уже лет двадцать!
Леха часто хвастался умением расположить к себе собеседника. Решил продемонстрировать это и теперь. Но Юру на такие примитивные приемы, видимо, купить было не так просто. Поэтому он ответил монотонными, короткими фразами, словно на уроке:
– Я учусь в одиннадцатом классе. Мне семнадцать лет. А на вид мне и пятнадцати не дают.
– А ты, я смотрю, шустрый.
Леха усмехнулся. Прошелся по комнате, уселся в кресло:
– А чего ты своего учителя испугался? Сегодня же воскресенье. Гуляй – не хочу.
– Он бы сразу допер, что я здесь делаю.
– Почему?
– Потому что знает, чем я торговать могу.
– Откуда знает?
– Он ведь нас сам учил по местам боев ходить, вещи военные искать. Он историк. Краеведческий кружок вел в школе.
Леха помолчал, покрутил в руках зажигалку.
– Ну, ладно, считай, что объяснения твои убедительны. Суд учтет их при вынесении приговора, – гробовым голосом сказал Леха и рассмеялся. Лом и Тимофей поддержали его коротким залпом громкого хохота. Юра улыбнулся кривой и грустной улыбкой.
– Ладно, давай показывай, что у тебя там? И не жмись, мы тебя не съедим. Пиво будешь?
Юра утвердительно кивнул. Леха распорядился:
– Алена, принеси пару банок из холодильника.
Алена принесла, поставила на стол, с интересом взглянула на Юру. Юра открыл банку, осушил ее одним махом, смял жесть, бросил в урну для бумаг. Потом медленно снял с плеч маленький рюкзачок, развязал тесемки, аккуратно выложил прямо на кипу рекламных проспектов полиэтиленовый пакет, развернул его и вынул сверток темной материи.
– Чего ты копаешься? Цепуру сначала предъяви, крест и перстень, что на рынке выкладывал. У тебя же в кармане! – От нетерпения Витька Лом подался вперед, встал рядом, едва удерживаясь, чтобы не вырвать драгоценный сверток из рук паренька.
– Это все мелочи. Потом. Главное – здесь, – спокойно отвечал Юра, раскрывая плотные складки материи.
Все замерли на мгновение, как будто репетировали финальную сцену «Ревизора». И было от чего! Такое сияние драгоценностей Леха Рябов видел только в кино, в далеком детстве, когда смотрел популярный тогда фильм «Золото Маккены»…
На столе в окружении цепей, перстней и крестиков разного размера лежали две золотые чаши, сверкающие инкрустированными драгоценными камнями.
– Мгм, – только и смог произнести Леха.
– Слушай, а это не туфта? – произнес Тимофей, глядя круглыми от удивления глазами. Но ему никто не ответил.
– Где ты это взял? – хрипло спросил Леха. Первый шок прошел, и в его голове, почти бессознательно, включился на полную мощь калькулятор. Забегали цифры, сменяя друг друга, как на дисплее, мгновенно вырастая в своих значениях. Когда сумма достигла астрономических величин, Леха на мгновение зажмурился. Такой фантастической удачи еще, кажется, никогда не было в его жизни!
– Так где ты это взял? – повторил Леха свой вопрос.
– Где взял, больше нет, – спокойно проговорил Юра. Он стоял, сложив руки за спиной, со сдержанной радостью наблюдая за поведением братков. Он как бы хотел сказать: «Ну что, ребята, зенки вылупили? Я же предупреждал – фуфло не ношу».
Леха подвинулся к свертку, взял в руки одну чашу, повертел в руках, покарябал, поставил обратно на стол. Камешки вроде настоящие. Хотя кто его знает? Могут вместо брюликов стекляшки подсунуть. Всякое бывает. Век живи – век учись. Но зато по золоту Леха считал себя спецом. Во всяком случае, турецкое, низкого качества, отличал с первого взгляда. А здесь чувствовался уровень!
– Да, пацан, ты стоящий товар принес, – сказал он солидным тоном опытного покупателя. – Только я тебе уже говорил, что с нами шутить не советую. Говори сразу, сколько за это хочешь?
– За весь пакет – двадцать тысяч. Долларов. Наличными и сразу, – негромко, но уверенно ответил Юра, прямо глядя в глаза Рябову.
Леха плюхнулся в свое кресло, попробовал непринужденно закинуть ногу за ногу, но сообразил, что это сейчас выглядит как-то неестественно, поэтому просто задрал голову на спинку, потер свои широченные ладони. Натянуто улыбнулся, потом сдвинул брови, раздул ноздри и раздельно произнес:
– Ты, пацан, случаем не обкурился спозаранку? А то, я смотрю, видок у тебя неважный. Заруби на носу, чучело, за такие башли я тебе сам три золотые чаши выложу. Просекаешь?
Юра слегка покачал головой из стороны в сторону, потом взял в руки чашу и протянул ее Рябову:
– Посмотри! Это золото. Настоящее червонное золото. Сверху – редкий узор, ниже – инкрустация мелкими изумрудами. За подобные дела иностранцы без проблем отвалят тысяч тридцать. Плюс старинная работа. Семнадцатый век, между прочим, я проверял. Плюс редкая вещь. Одна такая чаша на каком-нибудь аукционе улетела бы со свистом за пятьдесят тысяч. А я предлагаю весь набор! Так что двадцатка – это как раз то, что надо. И вы в выигрыше, и я.
Все молчали, ошеломленные не столько величиной запрашиваемой суммы, сколько той продуманной убежденностью, которая ощущалась в словах этого мальчишки.
Лом осторожно перебирал драгоценности, Тимофей недвижимо застыл сзади, Алена с тревожной улыбкой присела на свободное кресло. Леха вертел в руках чашу, временами исподлобья глядя на дерзкого паренька. Было понятно, что Рябов о чем-то напряженно размышлял, пытался решить важные для себя вопросы. Так прошло несколько минут.
Потом Леха вынул из пачки сигарету, закурил и стал говорить, стряхнув пепел прямо себе под ноги:
– Вот что, пацан… Ты, конечно, прав. Базара нет, товар штучный. Но с ходу такие дела, сам понимаешь, не делаются. Ты к нам пришел, принес вещи, предложил цену. Все как надо. Но, видишь ли, у меня, да и у них, – Леха кивнул на Лома и Тимофея, – таких бабок нет. И быть не может. Это ж надо! Двадцать тонн баксов…
Леха усмехнулся, глубоко затягиваясь сигаретой, и продолжал:
– Потом, пойми, Юра, мы должны все это обмозговать, показать кое-кому, с нужными людьми связаться. Перетереть, короче… Так что товар тебе надо у нас пока оставить. А завтра приходи, будет понятно, что и как. Идет?
– Я вам вещи не оставлю, – тихо, но твердо сказал Юра. – Продавать буду только тогда, когда деньги будут здесь.
Он сделал порывистый жест, собираясь взять в руки чашу. Леха остановил его резким движением:
– Да подожди. Сейчас свяжемся, узнаем обстановку. Не гоношись.
Он потянулся к телефонному аппарату, быстро отщелкал пятизначный номер:
– Алло! Это Леха. Антона Артуровича не позовешь? Перезвонит? Да я здесь, в офисе. Ага. Жду.
Леха положил трубку, подошел к Юре и сказал:
– Мне скоро все сообщат. Тогда и будет понятно. А ты мне пока расскажи, дружище, где ты такую красоту нарыл. Садись и говори обо всем по порядку.
V
Рокадная трасса
18 сентября 1943 г
Круглов нашел дорогу уже в полной темноте. Шел быстрым походным шагом, вслушивался, пару раз скрывался на обочине, когда мимо проезжали немецкие автомашины.
Гул канонады стих. В сумерках издалека еще доносились отдельные раскаты умолкающего орудийного грома. Но сейчас, ночью, над спящими деревьями и кустами, над этой пустынной дорогой стояла мертвая глухая тишина.
В половине двенадцатого Круглов решил, что пора отдохнуть. Теперь он находился на значительном расстоянии от боевых позиций, поэтому резонно полагал, что опасаться неожиданных встреч с каким-либо дозорным отрядом не было никаких оснований.
Круглов спустился с дороги, пробрался сквозь густой низкорослый осинник, поднялся на невысокую песчаную гривку, присел на землю, опершись спиной о ствол сосны. Прикрыл глаза. И сразу увидел взлетающие фонтаном вверх комья земли, вспышки сигнальных ракет, падающие фигуры людей, прямо на которые надвигались, сминая осыпающиеся брустверы, огромные, грозные и тяжелые танки с красными звездами на башнях…
Он проснулся от холода, вскочил, тревожно озираясь, сразу не сообразив, где находится. Постоял пару минут, потом снова сел на землю. Развязал вещмешок, достал алюминиевую флягу и последнюю пайковую банку тушенки, которую берег как зеницу ока. Теперь пришла пора ее открыть!
Метрах в ста внизу журчала вода – там протекал какой-то ручеек. Круглов спустился по пологому склону, раздвинул ветви, встал сапогами прямо на дно неглубокого русла, умылся, наполнил флягу. Посмотрел на небо. Над верхушками одиночных сосен тьма уже стала менее плотной, очертания деревьев приобретали некоторую четкость. Приближался рассвет.
После завтрака, оттирая пучком травы лезвие штык-ножа, он услышал далекий, еле различимый шум моторов. Постепенно приближаясь, звук заметно усилился. Без особого труда Круглов определил, что по дороге движется несколько автомашин. Скорее всего – армейских грузовиков. Ехали они медленно, осторожно, что было редкостью на этой трассе, которую немцы старались обычно проскочить как можно скорее. Круглов подумал, что иногда с такой скоростью во время операций перемещаются эсэсовские отряды и бригады полевой жандармерии…
Он вскочил, скатился вниз с пригорка, бросился в густые заросли осинника, упал на землю, замер. Руки нащупали приклад автомата.
Через пару минут густые ветви вокруг на мгновение осветили фары первой машины. Метущийся луч скользнул по земле в метре от Круглова и тут же поплыл в сторону. Следом проползли, рыча моторами, еще три автомобиля. Очевидно, в целях маскировки ехали они с выключенными фарами. Замыкали колонну два мотоциклиста. Свет они не гасили, но он был настолько бледный, что походил на мерцание ущербной луны.
Когда звук двигателей стал гаснуть в отдалении, Круглов глубоко, облегченно вздохнул. Полежал несколько минут, не выпуская из рук «шмайсера». Потом встал, отряхнулся, поднялся на пригорок за вещмешком и стал выбираться на дорогу.
Сначала он шел медленно, осторожно, явно опасаясь нагнать загадочную колонну. Самое главное – было совершенно непонятно, что это за группа и в каком направлении держит путь. Воинское формирование? Полицейская часть? Разведотряд? Кроме всего прочего, топографию этих мест Круглов знал весьма приблизительно. Шел, как говорится, куда глаза глядят.
Через полчаса неспешной ходьбы, когда уже совсем рассвело, Круглов заставил себя забыть об утреннем происшествии. Тем более что опять возобновилась умолкнувшая на ночь канонада. Была она более громкой, чем накануне, и значительно сдвинулась к западу. Скорее всего, советская артиллерия усиленно уничтожала позиции мотопехотной дивизии вниз по течению Белицы.
Вскоре тишину небес разорвал апокалиптический шум ревущих двигателей военной авиации. К звукам интенсивного залпового огня добавился гул приближающейся эскадрильи тяжелых бомбардировщиков. Судя по всему, сегодня был очередной регулярный рейд в пригороды Белецка. Говорили, что там дислоцировались огромные склады боеприпасов сразу двух армий вермахта. Круглов слышал, что уже несколько суток советские самолеты последовательно поливают огнем эти хранилища. Бомбардировки часто происходили на рассвете, если, как и сегодня, была ясная погода.
Когда удаляющийся рев моторов показал, что эскадрилья вроде бы достигла Белецка, вдруг совсем близко, километрах в двух к юго-западу, как раз в том направлении, в котором двигался Круглов, послышались звуки разрывов авиационных бомб. Один из самолетов поразил какую-то цель здесь, на левобережье Белицы, развернулся в маневре и ушел в сторону Белецка.
Круглов насторожился. Что там, впереди? Может быть, боковой фланг немецких позиций? Какой-нибудь оборонительный объект? И не туда ли с предельной осторожностью недавно проследовала колонна из трех машин под охраной двух мотоциклистов?
Круглов прекрасно понимал, что не может сейчас ответить на эти вопросы. Но по-прежнему продолжал упорно идти вперед, потому что другого пути к спасению все равно не видел. Он даже стал шагать немного быстрее. Нервы его напряглись, движения стали резкими и точными. Вслушиваясь, Круглов был готов в любую минуту перейти на бег и, сорвавшись с колеи, уходить вбок, к реке, по лесной чащобе, сквозь густой и темный березняк.
Минут через двадцать скорой ходьбы обстановка вокруг постепенно начала меняться. Дорога, поднимаясь на возвышенность, змеилась неровной линией, забирала вправо и, наконец, после очередного поворота, вывела на широкую полосу полей, открытых до самого русла Белицы, лишь кое-где в низинах поросших куртинами чахлой ольхи.
Оглянувшись, Круглов осторожно вышел на опушку и сразу остановился, замер. Метрах в шестистах впереди горела какая-то военная техника. Черный дым поднимался к небу. Можно было даже разобрать фигурки людей, крутившихся около машин. Человек пять-шесть, не больше. Почему-то сразу он вспомнил про утреннюю колонну и мгновенно сообразил, что именно она стала жертвой недавней атаки советского бомбардировщика…
Круглов тут же, не размышляя, сошел с дороги и ринулся в обход полей по березовому мелколесью. Он почти бежал, наклонив голову, согнувшись, как под обстрелом. Пару раз оступился, задев ногой переплетение выступающих корней.
По дороге теперь двигаться нельзя. Нужно искать новые пути отхода. Но какие? Попытаться вплавь перебраться на правый берег? Ерунда. Это равносильно самоубийству. Немецкие снайперы наверняка держат под прицелом все русло. Уходить, как и вчера, через низкорослую прибрежную чащобу? Это значит – вымотаться до предела. Что же делать?
Неожиданная мысль, на первый взгляд совершенно безумная, заставила его даже остановиться на мгновение. Если колонну охраняют, значит, там везут что-то ценное! А он сейчас имеет существенное преимущество! Нападая неожиданно, из засады, в одиночку, если заранее рассчитать сектор обстрела, появляются немалые шансы на успех. Немцы – как на ладони. В руках – автомат с полным рожком. Две запасные обоймы в вещмешке. Стоит рискнуть, ведь в награду – куча оружия, обмундирование, а возможно, что сейчас особенно ценно, – пайковые продовольственные запасы. Если все получится, уходить дальше в тылы немецких армий будет значительно легче. Нападение спишут на партизанскую акцию. А может, одна из машин на ходу? Тогда, можно сказать, «дело в шляпе».
Он осмотрелся и, выработав оптимальный план нападения, принял окончательное решение.
Когда выступающий лесной мысок скрыл от него место прицельного попадания авиационной бомбы, Круглов быстро пересек округлую луговину с высокой некошеной травой и узкую полосу низкорослых берез.
Стремительным марш-броском он резко сократил путь и оказался в непосредственной близости от немцев. Раздвинув густые ветви, Круглов смог хорошо разглядеть то, что происходило на обочине дороги.
До дымящихся машин было рукой подать. Справа, свернув с обочины, уткнулся носом в землю первый грузовик. Взрыв разворотил кузов, откуда тянулись к небу узкие языки черного дыма. Но кабина была почти невредима. Около нее копошился солдат в форме транспортных войск, пытаясь, видимо, починить двигатель. Соседней машине повезло значительно меньше – скорее всего, именно туда пришелся центр бомбового удара. От нее остались, как говорится, «рожки да ножки». Еще одна машина оторвалась вперед метров на двести, поэтому совершенно не пострадала. Около ее правого борта суетились пять солдат под руководством офицера. Круглов разглядел какие-то ящики, которые солдаты загружали в кузов. Слышались громкие гортанные команды.
Про мотоциклистов Круглов забыл. Лишь несколько минут спустя он отметил их отсутствие. Точнее, исчез только один мотоцикл, а второй, настигнутый волной бомбового разрыва, превратился в груду бесформенного железа. Его остатки дымились метрах в пятидесяти от первой машины.
Приготовившись к стрельбе, Круглов лег в высокую траву у корней двух молодых березок. Долго смотрел сквозь прорезь прицела, передвигал ствол, переводя «мушку» с одной фигуры на другую. Водитель и пять солдат с офицером!
Надо постараться положить немцев кучно, одной очередью. Сердце билось сильно, перекачивая кровь. На висках пульсировали жилы. Он прицеливался долго, тщательно, с таким вниманием, которого еще никогда не проявлял на войне…
VI
Левый берег Белицы,
30 километров юго-западнее Монастырска
27 апреля 2004 г
Утро
Труп обнаружили рыбаки. Утром, как обычно на рассвете, выплыли осмотреть верши, стали вытягивать сеть, ощутили необычную тяжесть, остановились на мгновение, не понимая, что произошло, и наконец с большим трудом вытащили облепленное ряской тело. Подняли на лодку, и когда увидели огнестрельную рану в груди, сразу выгребли к берегу и побежали в ближайшую деревню Осиновку звонить участковому.
Опергруппа приехала на удивление быстро. Почти через час. Примчалась из Монастырска, что называется, «на всех парах». Это объяснялось тем, что в последние месяцы работы у районного убойного отдела было маловато. Довольно редкая ситуация для современной жизни…
Возглавляющий опергруппу капитан Анисимов, широкоплечий крепкий мужик средних лет с казачьими усами, первым делом попросил отогнать любопытных, которые даже в такое раннее время не поленились прибежать из деревни. Странного в этом, впрочем, ничего не было, – не каждый же день находят в реке мертвеца. А слухи здесь в любое время суток распространялись со скоростью молнии.
Затем Анисимов дал «зеленый свет» спецам: высокому худощавому судмедэксперту Петру Тимофеевичу в очках с двойными стеклами и подвижному чернявому криминалисту Равилю Маратовичу. Пока они копались вокруг тела, Анисимов поговорил с рыбаками.
Это были обычные местные мужики, давно облюбовавшие тихое место на левом берегу для своих сетей. Регулярно выезжая сюда, они как будто считали, что заслужили негласное право не пускать на «частные воды» чужаков.
За старшего выступал пожилой седовласый Михалыч, который пропитым голосом пытался доказать, что «знает здесь каждую собаку» и «такое наблюдает впервые».
– Какая там глубина? – поинтересовался Анисимов. – Метра два будет?
– Да какие там два, – усмехнувшись, ответил Михалыч. – Все пять, а то и шесть. Там же яма. Рыба ямы любит. Не случайно ведь здесь ставим.
– А не рановато для рыбалки? Теперь, как я понимаю, самый нерест.
Рыбаки замялись, опустили глаза. Михалыч как-то хитро прищурился:
– Ты нас не лови, как окуня, командир. Мы знаем, кто сейчас в сети идет, а кто нет. Рыба не дура, поди ее просто так поймай.
Они поговорили еще минут пять, но Анисимов понял, что зря затронул тему промысла – мужики замкнулись, отвечали односложно, как на настоящем допросе.
– Ты только в рыбинспекцию не звони. Ладно, капитан? – сказал Михалыч в конце беседы, тревожно глядя на Анисимова.
– Да зачем мне инспекция? Мне надо убийцу найти.
Он улыбнулся, удивляясь наивности местных жителей, до сих пор ровняющих под одну гребенку всех людей в погонах. Но внутренне отругал себя за праздный интерес. Что, по существу, ему за дело? Тоже мне «зеленый патруль»!
В принципе, рыбаки не сообщили почти ничего важного. Сеть ставили метрах в семидесяти от кромки воды, поэтому, по всей видимости, убийцы воспользовались лодкой. Вручную утащить труп так далеко они, конечно, не могли. Кроме всего прочего, на этом отрезке русло реки расширялось, превышая свою стандартную в нижнем течении семидесятиметровую ширину раза в полтора. А глубина и у берега была порядочной, особенно весной, поэтому нельзя исключить, что преступники приехали на моторке, причем издалека.
Анисимов постоял немного у края низкой песчаной косы, облюбованной местными жителями под дикий пляж, сейчас почти полностью скрытый высокой водой, посмотрел на противоположный крутой обрывистый берег. Там виднелись уродливые бетонные сваи, ощетинившиеся ржавой арматурой, похожей на колосья фантастических растений. Это были остатки опорных конструкций моста через Белицу, который собирался в свое время возвести бывший первый секретарь Белецкого обкома.
План строительства, говорят, утверждался в самой Москве и вообще имел очевидные резоны – ближайший мост находился только около Монастырска, и, если мерить не по дороге, а по извилистому речному руслу, до него получалось никак не меньше пятидесяти километров. К тому же тот мост был узкий, старый и не отвечал современным нагрузкам. А здесь появлялась возможность получить прямой выход на Смоленскую трассу, которая шумела по левому берегу всего в пяти километрах севернее. Это в свою очередь вдохновляло начальство на дальнейшие грандиозные «маниловские» планы. Вроде старой идеи строительства в Монастырске цементного завода.
В конце концов повторилась обычная российская история. Сначала не нашлось денег. А может, их благополучно разворовали. А потом перестал существовать Белецкий обком. Новые власти несколько раз обсуждали проект – уж больно удобно получилось бы на таком строительстве «нагреть руки», – но дело так и не двинулось дальше многообещающих деклараций.
У реки было холодно. Анисимов несколько раз зябко поежился, жалея, что не надел под куртку свитер. Но постоял еще несколько минут, скользя взглядом по циклопическим развалинам среди зарослей ольхи и ивы, очертания которых рисовались еще нечетко из-за утреннего тумана. Почему убийцы не утопили труп у бетонных свай? Там и глубже, и людей на противоположном берегу бывает гораздо меньше. Побоялись, что его зацепит за какой-нибудь ржавый штырь, скрытый водой? Так все равно лучше, чем бросить прямо в рыбацкие сети…
– Петренко! – позвал он коренастого краснолицего опера, который о чем-то разговаривал с рыбаками. – Сходи-ка, друг ситный, к местному населению и спроси, бывают ли они у этих вот бетонных столбов. Может, мальчишки в воду прыгают или с удочками сидят, например? И спроси, не видели ли чего интересного в прошедшие дни. Ну, моторки там проезжали, машины. И все такое прочее… Потом рыбакам скажешь, чтобы протокол подписали и гуляли на все четыре стороны. Усек?
– Усек, – улыбнулся Петренко. – Только я чего-то, Олег, тут здорово не въезжаю. На хрена они его в реку столкнули? Почти как у поэта Пушкина: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца». Во-первых, груз могли к трупу привязать, а потом…
– Иди, иди, вечерком за пивом обсудим.
Петренко обиженно крякнул, но послушно отправился к толпе деревенских жителей, которые упорно не собирались расходиться. Их даже вроде стало немного больше. Любопытство, как известно, не порок.
Анисимов подошел к экспертам, приглушенно обсуждающим какие-то детали. Они склонились над убитым, узкоплечим, чрезвычайно худым мужчиной лет тридцати пяти. Без всякой экспертизы было понятно, что человека перед смертью здорово избили – все его лицо и шею украшали чудовищные багровые кровоподтеки. Одет он был просто, без затей, даже холодновато для нынешней апрельской погоды: в серые брюки и кургузый однобортный пиджак с протертыми локтями. Ботинки, на которых застыла высохшая тина, в одном месте треснули, а подошвы изрядно износились.
– Вообще-то, на бомжа смахивает, – кашлянув, подал голос участковый. Он подкрался сзади настолько неслышно, что Анисимов от неожиданности резко обернулся. Нахмурясь, посмотрел на милиционера – невысокого, потертого жизнью, с морщинистым желтым лицом и, казалось, навеки застывшим подобострастным выражением в глазах – и почему-то сразу уверился в том, что этот участковый работу свою тихо ненавидит, наверное, с нетерпением дожидаясь недалекой уже пенсии. Он сам походил если не на гражданина без определенного места жительства, то, во всяком случае, на безработного алкоголика. Потрепанный форменный китель не менял общего впечатления.
– Вы, кстати, убитого не узнаете? Может, где видали? Участок-то у вас небольшой, – Анисимов спросил просто так, скорее из вежливости, но участковый весь подобрался, немного наклонился вперед, внимательно, будто впервые, всмотрелся в лицо убитого.
– Да нет. Как будто нет, товарищ капитан. Вы же знаете, сразу, как прибыл, все осмотрел. Документов, записной книжки, бумаг каких-нибудь у него не было. Так что установление личности пока невозможно.
Участковый хотел еще что-то сказать, но тут худощавый судмедэксперт позвал Анисимова:
– Олег Михайлович, подите-ка сюда.
– Ну что там, Петр Тимофеевич?
Судмедэксперт сидел на корточках, наклонясь над телом и не выпуская из пальцев дымящейся папиросы. Он отличался необузданной страстью к курению, опустошая за сутки три-четыре пачки «Беломора». Во время работы же курил просто беспрерывно, передвигаясь, как в тумане, в густых облаках едкого дыма.
Когда Анисимов присел рядом, Петр Тимофеевич слегка отодвинулся и правой рукой в резиновой перчатке указал на длинные глубокие кровавые рубцы, косыми линиями пересекающие живот убитого.
– Это что? Ожоги?
– Именно так.
– Вы хотите сказать, что его перед смертью пытали?
– Похоже, что так. Били и жгли. Предположительно, раскаленными стальными прутьями. Вот, взгляните на конфигурацию следов. И еще… Правда, оговорюсь, это пока лишь версия. – Петр Тимофеевич поправил свои двойные очки. – Скорее всего, смерть наступила от болевого шока. Стреляли уже в мертвеца.
– Но зачем?
– Об этом спросите у тех, кто это сделал.
Судмедэксперт встал, разминая затекшие ноги. Анисимов прикрыл полой пиджака страшные рубцы на животе трупа и тоже поднялся.
– Пулю можно извлечь?
– Пули нет. Есть выходное отверстие под правой лопаткой. Предположительно, стреляли из оружия девятого калибра. Но это все догадки. Всякое бывает, знаете. Иногда и семь шестьдесят два оставит такую дыру, что диву даешься…
– А время смерти?
– Учитывая температуру воды и воздуха, – Петр Тимофеевич повел взглядом по сторонам, – могу говорить лишь о крайних временных границах. От шестнадцати часов дня двадцать шестого апреля до трех часов ночи двадцать седьмого апреля.
– То есть, если я вас правильно понял, убийство могло произойти и сегодняшней ночью?
– Вполне, – спокойно ответил судмедэксперт, выбрасывая докуренную папиросу и тут же зажигая новую.
– Еще один вопрос, если позволите. Сколько труп находился на поверхности до того, как его сбросили в воду? Хотя бы приблизительно, Петр Тимофеевич. Это очень важно.
– Да уж понимаю. Но здесь, извините, пока ничего не скажу. Могу лишь допустить…
«Как он достает своей научной фразеологией, – подумал Анисимов, тоже закуривая. – Будто нельзя обходиться без этой вечной неопределенности, тем более для себя он уже все разъяснил».
– …что не более трех часов.
– А не менее?
– Уж полчаса полежал. Это точно. Ну а все прочее… Сами понимаете, только после вскрытия.
Анисимов кивнул, глубоко затягиваясь, и обратился к криминалисту, которому, по правде говоря, делать сейчас было особенно нечего:
– Равиль, у тебя есть что-нибудь?
Они были ровесники и много лет работали вместе, поэтому, в отличие от чопорного судмедэксперта, Анисимов давно обращался к нему на «ты».
– Есть. Конечно, есть. Прежде всего хочу сказать, что палили почти в упор, метров с двух-трех. Максимум с четырех.
– Согласен, что стреляли уже в мертвеца?
– А отчего нет? Всякое бывает.
– Калибр не установить?
– Ну почему? Мы тут с Петром Тимофеевичем посмотрели, сошлись на девятом.
«Привык ссылаться на старших, всю жизнь за чужими спинами отирается», – вдруг с неожиданной неприязнью подумал Анисимов, но спросил другое:
– Еще что-нибудь нарыл?
– Еще… – Равиль Маратович стянул с рук резиновые перчатки, вытащил из кармана халата пачку «Золотой Явы», прикурил от сигареты капитана. – Есть одна странность. Выстрел произведен под небольшим наклоном. Или с какого-то возвышения или, что менее вероятно, убийца был очень высокого роста. Сразу, конечно, оговорюсь, что речь идет об обычной ситуации, когда убитый находился в вертикальном положении. Если стреляли уже в труп…
Эксперт развел руками, замолчал, глотая табачный дым. Анисимов хотел еще задать один вопрос, но в этот момент появился взбудораженный Петренко, запыхавшийся от быстрой ходьбы.
– Олег! Они здесь видели людей! Вчера тут целый день какие-то братки ошивались, – сообщил он, тяжело дыша.
– Где здесь? – Анисимов нахмурился. Он не любил подобной возбужденной торопливости.
– По берегу. Вон там, у дороги, справа, за пляжем.
– Кто видел?
– Человек шесть показали. Независимо друг от друга говорят одно и то же. Я их в сторону отозвал. Можно поговорить.
– Вот и поговорим, – сказал Анисимов, направляясь к толпе местных жителей.
Сведения, которые он получил через полчаса, когда завершил опрос свидетелей, вкратце сводились к следующему. Вчера, приблизительно с двух часов дня до глубокой темноты, на берегу, примерно в километре от деревни и метрах в трехстах выше по течению от места обнаружения трупа, находилась компания весьма подозрительных граждан вполне бандитского вида: коротко стриженные, по-городскому одетые. Человек шесть-семь, не меньше. Приехали на двух машинах. Марки автомобилей местные жители определить затруднились, но уверенно сказали, что «не наши, иностранные, темного цвета».
По сути дела, ничего необычного. Мало ли сейчас развлекается на природе различных приблатненных личностей? Странность заключалась в другом: приезжие не выпивали, не слушали музыку, не возились с девками, не устраивали разборок, а методично, шаг за шагом, обшаривали широкую поляну, примыкающую к реке, каким-то прибором с длинной ручкой, назначение которого для свидетелей осталось непонятным.
– Похоже, это миноискатель, – тихо сказал Петренко, наклонившись к Анисимову.
– Да, похоже. Только зачем им это здесь? Кто тут станет минировать? С какой целью? И, главное, при чем здесь наш утопленник? – Анисимов раскурил уже третью по счету сигарету, мельком подумав, что стал уподобляться «вечному» курильщику Петру Тимофеевичу.
Что-то здесь не вязалось, не состыковывалось. Но и случайным такое совпадение вряд ли могло быть. По опыту работы Анисимов знал, что случайностей в жизни гораздо меньше, чем это обычно представляется. Поэтому он приказал самому молодому оперативнику, двадцатипятилетнему гиганту со смешной фамилией Сухариков:
– Коля, свяжись по рации со стационарным постом ГАИ, что на повороте к Смоленской трассе, пусть у себя проверят, не фиксировали ли вчера днем или поздним вечером две иномарки темного цвета. – Потом повернулся к Петренко. – А ты давай пробегись по деревенским домам, опроси тех, кто проснулся. Так, для очистки совести. Не все же здесь собрались.
Через пятнадцать минут выяснилось, что нужными сведениями гаишники не располагают. Плохо. Единственная нить, за которую, вероятно, надо было тянуть это дело, похоже, оборвалась. Погибшего пока никто из местных не опознал, однако Анисимов убеждал себя, что убитый – явный горожанин, поэтому здесь его и не могли видеть. Да, хорошая заявка на «глухарь»! Следователь прокуратуры Ващенко не удосужился прибыть на место преступления даже после настойчивых звонков Анисимова. Видимо, Ващенко спокойно готов принять очередной «темняк» со всеми вытекающими…
Опергруппа уже собиралась уезжать, прибывшие санитары грузили носилки с трупом, укрытым белой простыней, в свою машину, а жители начали медленно расходиться по домам, продолжая негромко обсуждать случившееся, когда Петренко приволок откуда-то двух ребятишек лет двенадцати, подвел к Анисимову, а сам встал сбоку. И сказал спокойным тоном, в котором, однако, читалось плохо скрываемое торжество:
– Олег, они говорят, что видели убитого. Несколько дней назад. И даже знают, кто это…
VII
Москва
В это же время
Семен Востряков проснулся от настойчивых телефонных звонков, чертыхаясь, вылез из-под одеяла, схватил трубку. К этому времени терпение абонента, видимо, иссякло, и Востряков услышал только сигнал отбоя. Посидел, зевая, несколько минут, согнувшись, внимательно разглядывая чернильную кляксу на углу старого ковра. Клякса напоминала амебу, которую обычно изображают в учебниках биологии.
Лицезрение кляксы с утра, когда спал всего несколько часов, да еще с крепкого похмелья, направило мысли Вострякова в область философии. Он подумал, что этому грязному пятну уже почти четверть века, оно нисколько не изменилось за весь отчетный период, а самое главное – никто ни разу даже не попытался его уничтожить. «Нет, вру, – поправил он себя, – после того как я здесь разлил чернила, мать заставила меня отмывать ковер стиральным порошком, только без толку».
Когда Востряков умывался, чистил зубы и соскребал свою двухдневную щетину, его философская мысль плавно перешла в сферу обобщений: «Вот так у нас все всегда. Никто без особой надобности пальцем о палец не ударит. А какая сейчас у всех надобность? Ясно какая – побольше денег…»
Мысль о деньгах вдруг неприятно его кольнула – Востряков вспомнил, что вчера оставил в ночных барах около полутора сотен долларов – сумму в масштабах его заработков очень приличную, которую пропивать в течение нескольких часов было если не полным кретинизмом, то, во всяком случае, безрассудством и глупостью.
Вчера Востряков отправился отдохнуть на несколько часов и неожиданно застрял чуть ли не на всю ночь. В каком-то «Бравом гусаре» он истратил тридцать долларов только за две рюмки кьянти, в «Зеленом змее» взял бутылку рома за пятьдесят долларов, где-то еще – бутылку виски…
Востряков отчетливо помнил лишь то, что в три часа утра почему-то допивал ее на бульваре в компании двух девиц. Облик их полностью испарился из его памяти. Когда и в каком месте он с ними расстался, тоже теперь было загадкой египетского сфинкса.
Зато отчетливо отпечатался в сознании другой эпизод. Дело было в начале его «ночного турне». В «Бравом гусаре» к столику, где сидел Востряков, «подкатила» восхитительная блондинка в вечернем платье с глубоким декольте:
– Простите, у вас не занято?
– Свободно, свободно, – он с излишней поспешностью отодвинул стул с противоположной стороны столика. – Садитесь, чувствуйте себя как дома.
Девушка не обратила внимания на натужный юмор, спокойно, с достоинством села, эффектным жестом раскрывая складки своего платья, чтобы соседу стали хорошо видны ее длинные стройные ноги. Удивляло почти полное отсутствие косметики на ее чуть вытянутом лице идеальной формы.
– Давайте знакомиться, – сказал Востряков. – Меня зовут Семен.
– Алина. У вас редкое имя. Во всяком случае, могу поспорить, что здесь нет ни одного Семена, кроме вас. Никита есть, Джон есть, даже один Никодим…
– Ваше имя гораздо более редкое. И убежден, что ваши тезки здесь тоже гарантированно отсутствуют, – парировал Востряков, поворачивая голову к официанту. – Будьте добры, кьянти. – А что вы будете пить?
– Какой-нибудь коктейль, – лениво сказала Алина, закуривая.
– Вы, как я понял, здесь часто бываете? – спросил Семен, когда официант ушел за заказом.
Читать бесплатно другие книги:
