Поединок невидимок Зверев Сергей
– Раз уж тут нет магазина... – пробасил оператор привычный аргумент, – то мне ваш начальник обещал, что доставят.
– Что именно доставят?
– Хороший мужик был. Помянуть его надо. Не по-человечески получается.
Шаги горничной уже отдалялись от двери оператора, и он не выдержал:
– Да я сейчас дверь высажу!
Белкина, как телеведущая, понимала в психологии больше, чем оператор. Она дождалась, когда горничная приблизится, и трижды постучала в свою дверь зажигалкой, так, словно подавала условный знак.
– Простите! Можно вас на одну секундочку, – сказала и припала ухом к двери.
После недолгого колебания решение по ту сторону двери было принято – ключ в замке провернулся, горничная заглянула в номер.
– Да?
– У вас найдется пара сигарет и что-нибудь от головной боли? – Белкина приложила ладонь ко лбу и состроила страдальческую мину.
– Минутку.
Не успела горничная закрыть дверь, как Тамара отошла к кровати, показывая – она и не претендует на то, чтобы покинуть номер. Оператор продолжал стучать с методичностью оголодавшего дятла. Высаживать дверь он не собирался, но удары звучали довольно грозно.
– Значит, ей можно, а мне нельзя?!
– Витя, как тебе не стыдно?! – отозвался из своего номера режиссер. – Угомонись!
– И в самом деле, заткнись! – крикнула Белкина. – Не стучи, и так голова болит.
– А я все равно буду! Я свои права знаю. А они права не имеют...
Горничная принесла пяток сигарет в горсти, пару таблеток, бутылку минералки и пожаловалась:
– А он настырный. Тяжело с ним работать?
– На телевидении вообще тяжело работать. Мне кажется, – тут Белкина перешла на доверительный шепот, – лучше принести ему выпить. Заснет и успокоится.
– Буйным не станет?
– Не должен. Он человек хоть и скандальный, но ответственный. К тому же ситуация такая... неординарная. Ему кажется, что про нас просто забыли.
– Насчет выпивки я не могу решить сама. Надо получить разрешение, – горничная прикрыла дверь, щелкнул замок.
Тамара Белкина даже не стала проверять, что за таблетки ей принесли, просто проглотила их и стала ждать результата. Спазмы в висках прошли довольно скоро. Телевизор мерцал в углу, никто и не собирался прерывать эстрадный концерт экстренным выпуском новостей.
Минут через десять оператор крикнул:
– Ну и черт с вами! – Стук прекратился, вновь самым громким звуком в доме стало жужжание мухи.
Но так продолжалось недолго. Один за другим повернулись в замках ключи, отворились двери номеров:
– Прошу обедать, вам накрыто в каминном зале, – произнесла горничная. – Можете свободно передвигаться по всему дому, но на улицу пока выходить запрещено.
Белкиной даже показалось, что та ей подмигнула: мол, в самом деле о журналистах забыли, но стоило напомнить руководству, как «вышло послабление».
– Извиниться за свое поведение не хочешь? – Тамара шла рядом с оператором.
– Пусть они передо мной извиняются.
Режиссер держался с достоинством, шагал широко, задрав нос, будто это благодаря его усилиям пленникам позволили выбраться из номеров. Видеоинженер жался к стенам, казалось, что ему хочется стать совсем маленьким или вовсе испариться.
– Вот такое извинение я принимаю, – воодушевился оператор, когда увидел накрытый стол. – Небогато, зато духовно.
На белоснежной скатерти стояли супница, холодные закуски, фрукты, две бутылки водки, одна коньяка и приборы. Было еще и сухое вино, но профессиональный глаз мастера телекамеры выхватил из всего многообразия только крепкие напитки. Режиссер отодвинул стул, жестом пригласил Тамару сесть. Оператор уже разливал водку.
– Ты бы даму спросил. Может, Тома вино будет, а я коньяк? – режиссер разложил на коленях льняную салфетку.
– Поминать нужно только водкой, христианская традиция, – безапелляционно заявил Виктор. – Хороший мужик был.
– Может, и не убили, а только ранили? – осторожно вставил звукооператор.
– Ага... я сразу трансфлакатором на него «наехал». Крупность дал по максимуму. Кадр хоть и дрожит, но в такой ситуации это только на пользу – зритель нерв чувствует. Дырка в голове – палец засунуть можно. Мало я, что ли, трупов в своей жизни наснимал? Живое от мертвого отличить сумею. Земля ему пухом, – оператор опрокинул рюмку в широко раскрытый рот.
Поколебавшись, другие последовали его примеру.
– Ты ж не сильно его любил, да и на выборы не ходил, – напомнила Белкина, накладывая на тарелку черные маслины.
– А чего ходить, если и так все ясно. Но плохого человека убивать не станут, значит, стал поперек горла какой-то сволочи. Охранника жалко. Я понимаю, что работа у него такая, но мог бы парень и жить, – оператор уже держал у губ вторую рюмку. – И ему – пухом.
– К черту. Пока никого еще не похоронили. Про землю и пух только на поминках после кладбища говорить принято, – отозвался режиссер, но рюмку, тем не менее, выпил.
Белкина лишь слегка смочила в водке губы.
– Такие кадры пропали, – закручинился оператор и подпер голову рукой. – Их бы сейчас по всем телеканалам мира показывали.
– Еще и наши покажут. Шило в мешке долго не утаишь, – подбодрил коллегу режиссер. – Ты Белкину, когда она кричала, снял?
– Обижаешь, Федорович! Нельзя же заканчивать «картинку» убитым. Эмоция зрителя должна выход найти. Я снимаю и лихорадочно прикидываю: на кого в финал выйти, кем кончить – или Белкиной, или собакой?
– Собака в финале – тоже неплохо смотрелось бы, – мечтательно согласился режиссер.
– Но черная сука неправильно себя повела, прятаться за дерево побежала. Нет чтобы, как положено, возле хозяина сесть и одиноким волком завыть! А ты, Тома, молодец. От твоего визга – до сих пор мороз по коже.
– Да, – согласился режиссер, – ты, Белкина, профессионал высшей пробы, таких, как ты, теперь уже «не делают». Любой мужик на твоем месте в кадре матом выругался бы, гарантирую, как профессионал. А ты гениально крикнула, с душой: «Человека убили!» Не президента, не главу государства, а человека! И после этого бездушная ладонь телохранителя закрывает объектив – все погружается во мрак. Символ!
– Чего уж тут... – Белкина прикрыла свою рюмку ладонью. – Обидно, что этих кадров никто не увидит. Не отдадут их нам. А даже такая новость через месяц-другой устареет.
– Вот-вот. – Оператор хотел налить себе, но заметил, что другие взяли паузу. – Возможность сделать новость мирового масштаба журналисту один раз в жизни предоставляется. А нас ее лишили. Не прославимся мы.
– Ты не прав. Есть золотой фонд. Джона Кеннеди сорок лет тому назад в Далласе грохнули, а до сих пор крутят. Там любитель снимал, а тут... могут кассету никогда и не отдать.
– А если... – Белкина понизила голос, – попытаться передать информацию во внешний мир.
Режиссер тут же приложил палец к губам и обвел каминный зал красноречивым взглядом. Мол, здесь все четыре стены имеют уши.
– Нечего об этом и думать, – громко произнес он и подмигнул.
Видеоинженер сложил ладони «биноклем», намекая, что стены могут иметь не только уши, но и глаза.
– Что ж, не прославимся, так не прославимся, – изобразила смирение Белкина. – Я их понимаю. Пока не решат, кто будет преемником, о покушении народу не сообщат. Будем ждать.
Дверь беззвучно отворилась, на пороге возник помощник президента, лицо его выражало чиновничью скорбь.
– Мы что-то не то говорим? – оператор пригладил бороду.
Помощник пропустил это крамольное замечание мимо ушей.
– Вы просматривали отснятый материал?
– У нас забрали последнюю кассету.
– Вчера вы успели снять не менее половины запланированного, – голос помощника звучал твердо.
– Материал неплохой, – вздохнул режиссер, – но теперь его придется давать в другой интерпретации. Так сказать, в свете последних событий.
Помощник сузил глаза:
– Принято решение, что документальный фильм «Один день с президентом» должен выйти в эфир точно по графику. И никаких других интерпретаций. Строго придерживайтесь уже утвержденного сценария.
– А можно узнать, кем это принято решение? – поинтересовался оператор.
Помощник округлил глаза: мол, такие вопросы задавать не следует.
– Мы должны создать видимость того, что он жив? – первой сообразила Белкина.
Помощник одарил ведущую сдержанной улыбкой:
– Вы должны сделать свою работу. Только и всего. Есть другие пожелания?
– Вообще-то мы подписывались снять и смонтировать сугубо мирный курортный сюжет, а не делать репортаж из горячей точки, – вставил режиссер.
– Вопросы дополнительной оплаты решите потом со своим руководством, – помощник сразу сообразил, куда клонится разговор, – а мы посодействуем. Безопасность во время дальнейшей работы мы вам гарантируем.
– У нас нет монтажной компьютерной станции, необходимо доснять некоторые подводки ведущей, переписать сценарий. В конце концов, послезавтра мы должны вернуться в Москву.
– Я уже позвонил вашему руководству, – бесстрастно сообщил помощник, – объяснил гендиректору, что президент пригласил вас провести следующую неделю в охотничьем хозяйстве, принадлежащем управлением делами. Пообещал от вашего имени, что готовый телесюжет будет передан вами по релейной связи точно по графику.
– Ну и ну! – вырвалось у оператора. – Без меня меня женили!
– Вы против такого решения вопроса? – искренне удивился помощник. – Ваш гендиректор ни слова не сказал против и пожелал вам хорошо отдохнуть.
– Мы постараемся оправдать... вся группа... – неуверенно произнес режиссер, и слова застряли у него в горле.
– Я уже посоветовался со специалистами, подготовил список необходимой для вашей работы аппаратуры и программного обеспечения. – Помощник положил на стол раскрытую папку. – Если чего-то не хватает, не стесняйтесь, дополняйте.
Все, кроме Белкиной, склонились над папкой. Перечисленная аппаратура была самой современной, смонтировать на ней телевизионный сюжет оставалось делом техники.
– Цифровая монтажная станция... программный пакет... – бормотал режиссер, – видеоплееры, три ноутбука, два принтера... Кажется, вы ничего не забыли. Когда это нам доставят?
– Техника уже в резиденции, проходит осмотр и наладку.
– Нельзя ли вернуть мобильные телефоны, – стараясь говорить спокойно, произнесла Белкина. – Руководство, коллеги могут звонить нам, и если они заподозрят...
– Я уже предупредил вашего гендиректора, что охотхозяйство расположено в горах, и мобильная связь там отсутствует. Если кто-то отказывается от работы, я не настаиваю. Пусть сразу скажет, замену мы найдем мгновенно.
Телевизионщики переглянулись. Даже без слов стало понятно, что никому не хочется терять место.
– Вот и отлично. Кассету охрана вам вернет. Чужого нам не надо, каждый должен заниматься своим делом. И еще, – помощник пристально посмотрел на оператора, – предстоит напряженная работа, так что увлекаться я не советую.
– Спасибо за откровенность. Но третью выпить обязан, так не нами заведено.
Помощник пожал плечами, смерил грузного оператора взглядом и не стал возражать: было понятно, что такому здоровяку от лишних пятидесяти граммов не запьянеть.
– Я за ним прослежу, – пообещала Белкина.
Монтажную компьютерную станцию доставили и развернули в каминном зале буквально через полчаса. Выдали и ноутбуки. Гостевой домик теперь напоминал еще не обжитый офис, под ногами путались кабели.
Первым делом, когда охрана ушла, режиссер вставил в плеер возвращенную охраной кассету. На ней, конечно же, не хватало последних минут записи – тех самых.
– Это копия, оригинал остался у них, – авторитетно заявил оператор, осматривая корпус кассеты. – Правда, рано или поздно, но восторжествует.
– А пока это случится – за работу. Мы должны окончить фильм вовремя и учесть все пожелания заказчика, – раздраженно напомнил режиссер.
На большом экране монтажного компьютера мелькали отснятые черновые куски. Режиссер делал записи в сценарии, отмечая снятые куски: президент плыл в море, сидел за письменным столом, листал бумаги, просматривал телевизионные новости, гулял по парку, читал газету...
– Не так уж и плохо, из этого можно будет кое-что духовное и слепить, – наконец произнес режиссер. – Верни-ка последний кусок, когда он читает газету, – обратился он к видеоинженеру.
Глаза смотревших на монитор слегка увлажнились. Глава государства державно морщил лоб, вглядываясь в строчки, затем опустил газету и негромко произнес, дружелюбно глядя прямо в камеру:
– Вы уже сняли то, что хотели? Я хотел бы побыть один. Отпуск все-таки.
После этого камера «наехала ему на глаза», они заняли весь экран.
– Стоп, – режиссер рассек воздух рукой, желая остановить кадр, – вот это и будет финальной точкой. Или кульминационной? Как ты считаешь, Тома?
Белкина, скрестив на груди руки, отошла на несколько шагов:
– Неплохо. Вот только газета у него в руках вчерашняя. А по логике событий должна быть завтрашняя, получается, что глава государства отстает от реальной жизни.
Режиссер подпер голову руками:
– Да, какой-нибудь дотошный зритель это заметит.
– Можно ему газету в руках поменять, техника и не такое позволяет, – воодушевился видеоинженер.
– Надо только с помощником согласовать.
– Думаю, он будет в восторге, – решила Белкина. – Такой вариант с нашей стороны – мелкий простительный грех по сравнению с крупномасштабным обманом всего прогрессивного человечества.
Моральные сомнения не долго терзали режиссера: он понял, что потом, когда правда выйдет наружу, ему будет о чем рассказывать зрителям. Мол, под давлением спецслужб ему пришлось подменить номер газеты в руках президента.
– Да, правда всегда в деталях, – изрек он одну из своих любимых фраз. – По-крупному обманывать легко, но убедить мелкой деталью – это уже настоящее искусство.
А через час Тамара Белкина и оператор уже работали в парке под присмотром мрачных парней из охраны президента. Телеведущая стояла на фоне окна и шепотом сообщала будущим телезрителям:
– Президент публичная фигура, его жизнь интересна миллионам. Но глава государства, как и каждый человек, имеет право на отдых, на личную жизнь. Поэтому мы не стали злоупотреблять гостеприимством хозяина Бочкарева Потока. Он там, за этим окном, и не будем ему мешать, – Белкина приложила палец к губам.
– Снято! – Оператор забросил штатив с камерой на плечо. – А теперь, ребята, нам надо успеть снять то, как солнце в море садится. Ему-то никакая власть не указ. Сядет за горизонт, и спрашивать ни у кого не станет.
Глава 4
Шасси истребителя коснулись бетонки. Хлопнули крестообразные купола тормозных парашютов. Бондарева бросило вперед – натянулись ремни безопасности. Самолет пробежал до конца полосы и замер. Смолкли двигатели. Команда обслуживания бросилась собирать парашюты, к борту подкатили хлипкие металлические лесенки.
– Прибыли, – раздался в наушниках голос пилота.
Плексигласовый фонарь поднялся. Пилот снял шлем, и только сейчас Бондарев увидел его лицо – радостное, улыбающееся, словно и не было за спиной короткого по времени, но изнурительного перелета.
Мужчины пожали друг другу руки.
– Шли по небу плавно, как междугородный автобус по автостраде.
– Это асфальт в России кладут неровно, а воздух у нас ровный. Хотя пару воздушных ям при посадке словить-таки повезло. Первый раз у меня такой спокойный пассажир. Вы сумели вздремнуть во время полета.
– Армейская привычка. Солдатом умудрялся спать даже в строю.
– Вы бывший авиатор?
– Что-то в этом роде, – улыбнулся Клим Владимирович, выбираясь из тесной кабины.
На горизонте синели горы, солнце припекало.
– С прибытием, – козырнул Бондареву абсолютно незнакомый ему подполковник в форме ВВС и жестом пригласил следовать за собой. – За вами уже выехали.
На летном поле не чувствовалось суеты, никто не удивлялся, что истребителем доставлен пассажир, словно такое происходило тут каждый день.
В небольшой комнате с узкими металлическими шкафчиками, где переодевались летчики, Бондарева уже ждал горячий кофейник, пара бутербродов и ваза с печеньем. Но не успел он сделать и пару глотков, как за окном нарисовался черный джип с тонированными стеклами.
Помощника президента Клим узнал прежде, чем тот повернулся к окну лицом. Опыт, приобретенный в спецслужбах, научил его узнавать людей по фигуре, походке, жестам. Ни грим, ни парики, ни накладные бороды и усы не могли бы ввести Бондарева в заблуждение. Даже если бы мужчина переоделся женщиной, Клим издалека распознал бы обман.
Они столкнулись на крыльце, Бондарев держал в руке пластиковый стаканчик с уже успевшим остыть кофе.
– Как долетели? – вместо приветствия произнес помощник.
– Давно не был в роли курсанта летного училища, даже хотелось переключить управление на себя.
– Думаю, у вас получилось бы.
– Конечно, особенно при включенном автопилоте.
– Вас уже ждут, – помощник распахнул дверцу джипа.
Клима не насторожило то, что было сказано обтекаемо: «ждут». Чиновники из ближайшего окружения главы государства обычно так и говорили – во множественно числе, словно президент был каким-то сверхъестественным существом, способным разделяться на несколько я и одновременно находиться в разных местах.
На дальних подступах к Бочкареву Потоку шоссе перегораживали бетонные блоки, поставленные так, что проехать между ними можно было только зигзагом и на минимальной скорости. На обочине высилась громада БМП. На броне грозно чернел крупнокалиберный пулемет с заправленной лентой. Помощник не очень умело объехал препятствия. Несмотря на пропуск, укрепленный на лобовом стекле, джип остановили люди в камуфляже, бронежилетах, касках, с короткими десантными автоматами. По тому, как они держались, Клим сразу распознал, что в форму внутренних войск одеты не обычные контрактники, а профессионалы из Федеральной службы охраны. Машину осматривали без лишних слов, но очень тщательно, даже открыли багажный отсек и заглянули под днище при помощи зеркальца, закрепленного на раздвижной рукоятке.
– Можете ехать, – приложил к каске ладонь командир блокпоста, документы его не интересовали: он сверился с набором фотографий, заправленных в пластик, и вновь сунул их в карман.
Снимков было немного – двенадцать штук. Вдалеке виднелись и другие посты.
– Враг не пройдет? – улыбнулся Бондарев, все еще не подозревая плохого.
– Антитеррористические учения сейчас в моде, – вновь обошелся необязательной фразой помощник президента.
Больше машину не останавливали. Да и зачем? По дороге к воротам резиденции Клим насчитал три поста наблюдения и четыре свежеустановленные камеры слежения. Джип буквально вели – передавали из рук в руки.
В Бочкаревом Потоке Климу приходилось бывать и раньше. Поэтому он сразу напрягся, когда машина миновала главный корпус и свернула к задворкам резиденции. Обычно хозяин встречал его у парадного входа.
– Он вам все сам объяснит, – ответил на вопросительный взгляд Бондарева помощник главы государства и затормозил у крыльца невзрачного здания, напоминающего ангар.
Машина остановилась напротив крыльца. Под навесом расположились двое рослых телохранителей в полной экипировке. Они бесстрастно изучали прибывшего гостя. Один из них сверился с фотографией, извлеченной из кармана, и приоткрыл дверь. Помощник прошмыгнул первым, Бондарев проследовал за ним.
В узком коридоре царил полумрак, горели лишь дежурные лампочки. Шаги отдавались гулким эхом от металлических перегородок и ограждений.
– Вот мы и пришли, – помощник остановился перед дверью с грозной надписью «СТОЙ! ОТКРЫВАЕТСЯ АВТОМАТИЧЕСКИ!» и провел пластиковой карточкой через прорезь сканера.
В армированной перегородке зашипели невидимые пневмоцилиндры, и створка отъехала в сторону.
– Прошу вас.
Клим шагнул в прохладный полумрак. Перед ним простирался огромный спортивный зал. В глубине поблескивали лакированные доски баскетбольной площадки, темнело искусственное покрытие теннисного корта. Ближе ко входу располагалось освещенное прожектором татами. Все окна спортивного зала были плотно завешены темной материей.
Во всем этом было ощущение какой-то тревожной нереальности, полной отрезанности от реального мира. В полумраке произошло движение, и в круг яркого света, прямо на татами, вышел глава государства. Глаза его смотрели устало.
– Здравствуй, Клим, извини, что выдернул тебя из Москвы без предупреждения, – негромко произнес он.
Чувствовалось, что президент рад встрече, и в то же время не уверен, правильно ли поступил, пригласив Бондарева.
– Привет, – Клим пожал вялую руку друга. – Пригласил меня, чтобы выяснить, кто из нас лучше владеет дзюдо?
Бондареву хотелось разрядить гнетущую атмосферу незатейливой шуткой.
– Нет, – улыбнулся президент, – потому что знаю заранее: мне тебя на татами не одолеть, а проигрывать я не люблю.
– У тебя мания преследования? Что случилось?
– Пошли, – глава государства жестом остановил помощника и повел Бондарева в глубину зала.
За черным пологом была низкая дверь, наспех оббитая пенопластом. Пригнув голову, Клим шагнул в нее. Повернулся рубильник – вспыхнули яркие лампы. На стенах гудели кондиционеры, в помещении царил холод. Президент сдернул простынь с тела, лежавшего на металлическом столе в центре небольшого зала.
С минуту Клим смотрел на мертвеца. На затылке виднелся свежий разрез, значит, недавно делали трепанацию черепа. Во лбу чернела огнестрельная рана.
– Похож, – Клим отвел взгляд. – Если бы ты не стоял рядом, я мог бы и ошибиться.
– Убийца тоже ошибся. Случайность, что я остался жив. Двойник во время телевизионных съемок вместо меня выгуливал собаку. Снайпер с расстояния в два километра уложил его и одного охранника.
– Кто знает, что убили не тебя? – Бондарев сразу же сообразил, какое решение принял президент после выстрела.
– Узкий круг, – произнес глава государства.
– Если тебе важно мое мнение, говори более конкретно.
– Только те, кто охраняет спортзал, минимум людей из персонала и криминалисты из моей охраны. Все остальные могут только догадываться. Погибший охранник наверняка был осведомителем убийцы, иначе зачем его убивать?
– Это ты так решил, или твои аналитики? Очевидный вывод почти всегда ошибочен.
– До сих пор не понятно, кто заказчик.
– Да, друзей у тебя хватает. Послушаешь твои интервью и выступления, вокруг одни друзья: друг Билл, друг Гельмут, друг Тони, а еще были друзья Садам и Слободан...
– Первые двое – не мои, а предшественника. Цену дружбы в политике ты сам знаешь. Но среди больших людей отношения при помощи снайпера не выясняют. Сегодня стабильность в мире ценится превыше всего.
– Террористы? – Бондарев прикрыл убитого простыней.
– И они отпадают. Убийца, без сомнения, видел в оптический прицел, что поразил цель наверняка. Они бы не молчали. Уже растрезвонили бы на весь мир об очередной удаче.
– Тоже верно, – Клим наморщил лоб. – Остается одиночка-маньяк.
– То, как было спланировано покушение, говорит о том, что и этот вариант – мимо. Холодный расчет, хорошее фининсирование и педантичное профессиональное исполнение.
– Олигархи?
– После посадки Холезина они все присмирели и стали ручными, – усмехнулся президент.
Бондарев пожал плечами:
– Могу только поздравить тебя с чудесным спасением. Но всю охрану придется сменить.
– Будем надеяться, что осведомитель был один. Я никому не доверяю, кроме тебя, – негромко произнес президент. – Ты же знаешь: если кого-то решили убить, то ничто не поможет. Я не могу вечно сидеть в этом спортзале. Любую охрану можно перекупить или найти профессионала с лучшей подготовкой. Это вопрос времени. Попытку наверняка повторят, а у меня через десять дней здесь назначена встреча с главами СНГ, неформальная, «без галстуков», ее отменить нельзя. Я буду вынужден показаться перед камерами. Если за это время мы не найдем исполнителя и заказчика...
– Мне многое не нравится из того, что ты делаешь, – произнес Клим, глядя президенту в глаза, – но ты мой друг.
– Я не идеальный, однако из тебя президент получился бы в сто раз хуже, чем я, – невесело улыбнулся глава государства.
– Я это знаю, потому и не пошел в политику, хоть ты и предлагал. У тебя и у меня есть сейчас только один козырь. Стрелявший уверен, что убил тебя, следовательно, ему осталось только доказать это заказчику. Про тебя он больше не думает. Ты правильно сделал, что временно «залег на дно». Старая чекистская привычка? Или помощники подсказали?
– Есть навыки, которые не забываются.
– Особенно то, что касается выживания в дружеском окружении, – Клим сузил глаза и тут же добавил: – Шутка!
– Пойдем отсюда, здесь слишком холодно, пришлось демонтировать кондиционеры из гостевого домика.
– Раз уж ты выбрал тактику умалчивания о случившемся, то самое время позаботиться о предотвращении утечки информации. Кое-что твои люди уже сделали, видел, пока ехал.
– Утечка невозможна. – Глава государства прикрыл за собой дверь, оббитую пенопластом. – Минимум посвященных, максимум предосторожности. Резиденция герметична, как консервная банка.
– А тележурналисты?
– Они работают под надежным присмотром, отсутствие связи с внешним миром полное.
– Не уверен. Журналист, а тем более – русский, всегда найдет лазейку. А новость в их руках такая, что тяжело устоять от соблазна поделиться ею со всем миром.