Веселые поминки Серова Марина

Судя по этим разговорам, смерть наступила в результате скорее всего несчастного случая.

Автомобиль, в котором нашли покойного, врезался на большой скорости в столб линии электропередачи недалеко от Тарасова.

Последовавший за этим пожар изуродовал тело до неузнаваемости.

Поэтому гроб перед прощанием не открывали, опустили в могилу, после чего на еще сырую землю была положена могильная плита и водружен эффектный мраморный памятник с изображением покойного во весь рост.

Не верилось, что такое произведение искусства можно было сотворить за три дня.

Но кто знает, каковы причуды у богатых людей. Я слышала, что большинство «новых русских» приобретают места на кладбище еще при жизни, тем более что в последнее время в моду стали входить семейные склепы.

Я допускала, что и памятники себе они заказывают тоже при жизни, не доверяя вкусу своих родных и близких, а может быть, сомневаясь в щедрости наследников.

По моим сведениям, покойный незадолго до смерти развелся со своей молодой женой, похожей на Клаудию Шиффер, но, несмотря на это, она присутствовала сегодня на похоронах и принимала соболезнования родных и близких.

Не дожидаясь конца церемонии, я незаметно покинула кладбище и всю дорогу до дома пыталась выявить ту бесценную крупицу информации, из-за которой я, собственно, и ездила на похороны.

Но поездка на кладбище не принесла ощутимых результатов.

Первое, что я сделала, вернувшись к себе домой, это приняла душ. После чего, почувствовав приступ волчьего аппетита, соорудила простенький, но весьма вкусный обед, частично реализовав свои запасы продуктов.

Завершила я трапезу большой чашкой крепкого кофе, которая окончательно настроила меня на рабочий лад.

Я достала свои списки и перенесла бывшего «потенциального жмурика» в первый список, где он разместился теперь на полном основании.

И все-таки сегодняшнюю поездку я не могла назвать совсем безрезультатной.

И не только потому, что я узнала причину смерти. И не потому, что среди участников похоронной церемонии было много представителей власти и «криминального элемента».

Но сам факт недавней смерти одного их трех, соответственно моей теории, потенциальных покойников подтверждал справедливость моих заключений.

Теория работала, а значит, она была верна.

Второй мой список сегодня сократился на одного человека.

В Тарасове осталось всего два потенциальных представителя первого списка.

Один из них находился в данный момент в длительной заграничной командировке и был труднодоступен.

Следовательно, наибольший интерес для меня представлял последний, пока не покинувший ни Тарасов, ни этот свет «криминальный авторитет», в чем я лишний раз убедилась, встретив его сегодня на кладбище живым и здоровым.

И я, выделив для него отдельный листок, аккуратным почерком написала на нем имя и фамилию:

Харчеев Владимир Емельянович, 1956 года рождения.

Кличка – Емеля.

А потом – пункт за пунктом всю информацию, которую я имела о нем.

Я подозревала, что он в ближайшее время может быть подвергнут – как бы это получше выразиться – принудительному умерщвлению (увы, язык протоколов не отличается изяществом).

Одного листа мне не хватило, и я вынуждена была испортить еще один белоснежный гладкий листочек.

Информации о Харчееве у меня оказалось немало. Практически я знала о нем все, начиная со дня его рождения и по сегодняшний день.

Володя родился в маленькой деревушке на окраине Тарасовской области.

Первые восемь лет учился в соседнем селе, и, надо сказать, учился отвратительно.

Вскоре почувствовал в себе недюжинный талант и поступил на первый курс художественного училища.

В результате через несколько лет он получил диплом специалиста по дизайну и даже работал в этой области какое-то время, прежде чем понял, что художник чаще всего вынужден прозябать на жалкие гроши.

Попробовал он себя и в рекламе и, видимо, с удивлением обнаружил, что эта деятельность ему не по плечу.

К тому времени Владимир осознал, что жить – хорошо, а хорошо жить – еще лучше. А для этого просто необходимо иметь много денег.

Но честным трудом он заработать их был не в состоянии.

Именно в это время начинаются его первые нелады с законом.

Больших денег, благодаря своим примитивным аферам и не менее примитивным махинациям, он не заработал, но умудрился заработать три года тюрьмы.

Несмотря на то что освободился он досрочно «за примерное поведение», ему, видимо, хватило времени, чтобы понять, что и этот путь его явно не устраивает.

И он выбирает другой путь: устраивается художником в лесное хозяйство, реально выполняющее функции дома отдыха для партактива области.

Неизвестно, как ему удалось попасть на эту должность после заключения, но одно можно сказать наверняка – здесь он был на своем месте.

Не совсем понятно, почему эта должность называлась «художник», так как он совмещал там самые различные обязанности – от банщика до собутыльника, – но, видимо, так там «нарисовался», что приобрел массу людей и покровителей в самых верхних эшелонах областной власти.

Немало друзей у него осталось и после заключения.

На этом гремучем сочетании и было построено нынешнее благосостояние Владимира Харчеева.

В годы перестройки товарищи по тюремному бараку быстро нашли общий язык с представителями бывшего партактива.

А помогал им навести мосты наш Емеля.

Со сказочной оборотистостью он за несколько лет сумел сколотить себе довольно приличный капиталец и к настоящему времени заправлял практически всем тарасовским шоу-бизнесом, включая прокат самых крутых зарубежных коллективов, имел целую сеть ресторанов, кафе и баров.

Последние два года он активно рвался к власти, используя структуры самых разных партий и общественных объединений.

У него не было по сравнению с большинством интересующего меня контингента богатого криминального прошлого. Неполные два года сейчас у нас в стране и за срок не считают, но круг его общения и недоказанное, но очевидное участие в довольно крупных финансовых махинациях последних лет заставили меня внести его в список «потенциальных жмуриков» одним из первых.

У Емели была семья, состоящая из старушки матери, жены, вернее, сожительницы, хотя я не очень понимаю разницу между этими категориями.

Если человек живет с женщиной много лет подряд под одной крышей, имеет детей, но не поставил в паспорте бледный штампик, то женщина вынуждена, во всяком случае, при встрече с представителями органов правопорядка именоваться этим постыдным с точки зрения обывателя прозвищем.

А Харчеев жил со своей Людмилой почти двадцать лет, и у них была дочь-невеста, студентка второго курса экономического института.

В настоящее время он проживал на одной из тихих улочек в двух шагах от центра города.

Это была шикарная пятикомнатная квартира, вернее, две квартиры в «сталинке», купив которые Владимир Емельянович немного перестроил их, поменял планировку, сделал непременный по сегодняшним дням «евроремонт», и теперь о его гостеприимстве ходили в городе легенды.

Была у Емели и любовница – как же без нее?

У нее тоже была своя квартирка, небольшая и уютная, из окна которой открывался чудесный вид на Волгу.

Любовницу звали Тамарой, она была чуть постарше его дочери и училась с ней в одном институте.

Свою связь с Тамарой Емеля ни от кого особенно не скрывал, так что его ярко-красный джип нередко можно было увидеть у ее подъезда.

Дальше следовали данные о его деловых и дружеских контактах, которые представляли для меня не меньший интерес, чем подробности его личной жизни.

Особенно события этой весны, которые стали для Харчеева настоящей катастрофой.

Покончил с собой его главный партнер по шоу-бизнесу, обвинив его в предсмертной записке во всех грехах.

В одном из Емелиных ресторанов группа недовольных хозяином сотрудников подала на него в суд по поводу его финансовых злоупотреблений и незаконных увольнений инакомыслящих.

Обвинения росли, как снежный ком, они в последнее время буквально обрушились на него со всех сторон.

Налоговая инспекция неожиданно обнаружила на его предприятиях настолько наглую и откровенную двойную бухгалтерию, что не поверила своим глазам и теперь проводила повторную ревизию.

По городу ползли упорные слухи о скором крахе Емели, и его многочисленные недоброжелатели потирали руки в предвкушении справедливого возмездия.

Опомнившись, Емеля пытался спасти ситуацию, платил налево и направо и только благодаря этому до сих пор оставался на плаву.

Депутатская неприкосновенность была нужна ему как воздух. Он грезил о ней как о манне небесной и добивался всеми известными ему способами, основным из которых, помимо денег, была помощь старых приятелей.

Одного из самых влиятельных покровителей Харчеева опустили сегодня в могилу на Жареном бугре, и его скорбь, судя по всему, была искренней.

Я сразу же заметила на кладбище его джип, а через некоторое время столкнулась нос к носу с его хозяином. Емеля был серьезен и задумчив, в руках у него был букет белых цветов, впрочем, как и у большинства присутствующих.

Сегодня утром начался его отпуск.

Мне предстояло узнать, где он собирается его провести.

С этой целью я, закончив бумажную работу, вышла из дома и отправилась в Емелин «офис».

Офис представлял собой несуразное тесное помещение на первом этаже, еще несколько лет назад скорее всего бывшее обычной коммунальной квартирой.

Ряд маленьких комнаток, в которых непонятным образом разместились человек десять-двенадцать «клерков».

Приемную офиса комнатой назвать можно было с оговоркой, так как она занимала бывший коридор, зато на столе у секретарши стоял довольно приличный компьютер.

Сама секретарша – огромных размеров, довольно молодая, хотя ей с успехом можно было дать и двадцать пять и тридцать пять лет, – была надменна и неприступна и распространяла вокруг себя аромат отвратительных турецких духов.

Секретарш с такой задницей я до сих пор не встречала и думала, что таких просто не бывает.

Но, как говорится, на вкус, на цвет… Хотелось бы мне повидать Емелину юную любовницу, наверняка ее габариты не уступали секретаршиным.

Я уже собиралась нарушить бесконечный телефонный разговор здоровенной девицы и разыграть из себя «крутую» посетительницу, но в этот момент судьба послала мне воздушный поцелуй.

– Ну что вы, Дмитрий Сергеевич, – закатив глаза к низкому потолку, промурлыкала жеманно секретарша, – Владимир Емельянович в отпуску. Я тут осталась совершенно одна.

Видимо, ее собеседник сообщил ей что-то очень приятное, так как она оглушительно захохотала и томно повела глазами в мою сторону.

– Нет. Как вам не стыдно. Ну, Дмитрий Сергеевич, – она опять захохотала, – я Владимиру Емельянычу пожалуюсь, нет, он еще не уехал, завтра уезжает…

Я навострила уши.

– Завтра в девять утра на теплоходе «Михаил Кутузов». – И она снова захохотала, словно произнесла что-то удивительно остроумное.

Видимо, какой-то идиот однажды сказал ей, что у нее приятный смех.

Этой информации мне хватило за глаза, и у меня больше не было повода лицезреть перемазанный помадой рот дебелой девицы.

Сделав вид, что потеряла терпение, я демонстративно покинула помещение.

По моим расчетам, Емеля еще должен был сидеть за поминальным столом в ресторане «Русские узоры». Поминки начинались в три часа и раньше пяти не должны были закончиться.

Когда я спустилась в подвал ресторана, поминки были в самом разгаре.

Скорбящие были уже сильно навеселе, над столами стоял ни с чем не сравнимый гул, свидетельствующий о том, что застолье вошло в свою основную и одновременно заключительную стадию.

При этом совершенно не важно, поминки это или день рождения. Необходимые компоненты: большое количество людей и горячительные напитки на столах – унифицируют процесс независимо от повода.

Говорили в полный голос, перебивая, а некоторые уже и не понимая друг друга.

Вторая очередь скорбящих с нетерпением переминалась с ноги на ногу в тесном вестибюле ресторана.

Слабенький кондиционер не мог справиться с таким количеством публики, тем более что на улице было под тридцать градусов, весна в этом году была удивительно жаркой.

Эти люди в отличие от сидящих теперь за столами были попроще.

Многие, видимо, встречали покойного один-два раза в жизни, поэтому вряд ли хорошо знали друг друга в лицо.

Так что мое появление прошло совершенно незамеченным.

Мысли окружающих меня людей были сконцентрированы на столах с поминальным угощением, на которое устроители церемонии явно не поскупились.

Красная икра, колбасы всех сортов, ветчина и сыр своими запахами возбуждали их аппетит. А водочные этикетки всех цветов в неимоверных количествах обещали наиболее терпеливым достойное вознаграждение.

Я не собиралась участвовать в ритуальном пиршестве, хотя глоток холодной минералки мне бы не помешал.

Удовлетворившись тем, что обнаружила Емелю за одним из столов, я с облегчением вдохнула показавшийся мне прохладным после духоты ресторанного предбанника воздух.

Один за другим покидали ресторан наиболее почетные гости.

Емеля тоже не заставил себя долго ждать. Он вышел из ресторана с двумя подвыпившими приятелями, и, к моему удивлению, они пешком отправились в сторону Театральной площади.

Я последовала за ними на небольшом расстоянии.

Буквально через несколько десятков метров один из них сел в поджидавший его автомобиль. Емеля же со вторым спутником, лицо которого было мне совершенно незнакомо, распрощавшись с ним и даже расцеловавшись на прощанье, зашагали дальше.

Приятелей заметно пошатывало, и я подумала было, что они слегка переусердствовали за столом.

Но уже через несколько минут от мнимого опьянения не осталось и следа.

Они шагали целеустремленно и в таком темпе, что я на своих высоких каблуках едва поспевала за ними.

Это было уже любопытно. Зачем им нужна была эта комедия? Куда они шли? И почему отпустили транспорт?

Этих ребят, гуляющих по улице пешком, можно увидеть не часто.

Любопытство мое достигло высшей степени и превратилось в изумление, когда они дошли до цели своей довольно продолжительной пешеходной прогулки.

Это был бывший косметический салон, а теперь Институт красоты доктора Смысловского, одно из многочисленных частных медицинских учреждений, появлявшихся в последние годы, как грибы после дождя.

С поминок в косметической салон – это, пожалуй, покруче, чем с корабля на бал. Во всяком случае, я не могла представить себя в подобной ситуации.

Может быть, мне показалось, но пришедший с Емелей мужик был или завсегдатаем, или хозяином этого заведения. Он открыл красивую парадную дверь и согнулся в подобии поклона, пропуская внутрь господина Харчеева.

Я не удержалась и сфотографировала «сладкую парочку» своим микрофотоаппаратом, замаскированным под зажигалку, который я таскала сегодня с собой целый день, а использовала всего несколько раз, в основном на кладбище.

На противоположной стороне улицы, почти напротив института, находилось небольшое уличное кафе, за одним из столиков которого я и расположилась, не привлекая ничьего внимания, и тут же заказала себе бутылку лимонада.

Насколько труднее была работа секретного агента несколько лет назад, когда еще не появились эти замечательные места проведения досуга, как будто специально созданные для незаметного наблюдения.

Через пять минут перед входом в институт остановился знакомый мне джип. «Коррида», вспомнила я название.

Чтобы не потерять Емелю, я перешла на другую сторону улицы и поймала пустое такси. Не торопясь, я объяснила водителю задачу – следовать за джипом, как только он тронется с места.

Внушительный аванс лишил его малейшего повода к возражениям, тем более что Емеля не заставил себя долго ждать и появился в дверях института с черным кейсом в руках.

Мне показалось, что он вышел слегка побледневшим и то ли аккуратно причесанным, то ли подстриженным покороче. У него было немного растерянное выражение лица, а может быть, просто разыгралось мое воображение, настроившееся на детективный лад.

Поздоровавшись с водителем джипа, он забрался в машину и в сопровождении «почетного эскорта» двинулся по дороге в направлении к Волге.

Весь путь занял у нас несколько минут, поскольку от института до дома Тамары было рукой подать, а именно туда и направлялся Емеля.

Я попросила таксиста обогнать остановившийся джип, проехать еще полквартала и завернуть за угол, где и распрощалась с ним, не потребовав сдачи. Пятьдесят рублей за четыре минуты вполне удовлетворили его.

Емеля тем временем отпустил машину и вошел в подъезд Тамариного дома.

Я присела на лавочку во дворе, чтобы осмыслить ситуацию и спланировать дальнейшие действия.

Итак, завтра в девять утра мой клиент отправляется в путешествие по Волге на теплоходе «Михаил Кутузов».

Последний день в городе он проводит довольно оригинально: с поминок горячо любимого друга отправляется в косметический салон, где приводит в порядок свою внешность, и ближе к вечеру отправляется к своей молодой любовнице. Видимо, для того, чтобы найти утешение в ее объятиях.

Сидеть на лавочке в ожидании, когда Емеля утешится и утолит свою жажду наслаждений, было довольно глупо.

Я рассчитала, что меньше часа этот процесс занять никак не может, и отправилась на Речной вокзал, чтобы прояснить ситуацию с теплоходом «Михаил Кутузов», благо что вокзал находился в двух минутах ходьбы от Тамариного дома.

В кассе Речного вокзала мне сообщили, что «Михаил Кутузов» действительно завтра утром прибудет в Тарасов, чтобы проследовать почти до самого Каспийского моря, а затем развернется и поплывет до Москвы.

Недолго думая, я купила себе билет в одноместную каюту аж до самой Москвы, несмотря на то что это обошлось мне в кругленькую сумму. И это еще мягко выражаясь.

Но на недостаток средств я пожаловаться не могла. Гром, как всегда, компенсировал все возможные траты в самом начале задания. А окошечко обмена валюты находилось в том же зале.

Я рассчитывала, что, надолго покидая Тарасов, Харчеев постарается встретиться с нужными людьми и таким образом выявить для меня круг его сегодняшнего общения.

Может быть, он и не догадывался, что в ближайшее время ему грозила безвременная кончина, но если это произойдет, то киллера, как всегда, надо будет искать в его ближайшем окружении.

Но он поломал все мои планы и предпочел делу интимные утехи. В конце концов, его можно понять. Может быть, у него появилось какое-то предчувствие, а перед смертью, как говорится, не надышишься. Вот он и отправился подышать как следует, наплевав на все мои планы.

Это раздражало меня, и, чтобы как-то отомстить ему, я набрала номер телефона Тамары.

Вопреки моим ожиданиям трубку подняли почти мгновенно. Тембр голоса не оставлял сомнений в половой принадлежности говорящего. Это явно была не Тамара, а следовательно, я говорила с Харчеевым.

– Будьте добры, Тамару, – промурлыкала я с интонацией безразмерной секретарши, подстраиваясь под вкус своего клиента.

Его ответ обескуражил меня.

– Ее нет дома, – ответил он.

– А когда она будет, она мне очень нужна, – добавила я с максимальной деликатностью.

– Сегодня ее не будет, – ответил он и повесил трубку.

Некоторое время я в растерянности слушала короткие гудки.

Непохоже было, что он меня обманывал, но в таком случае я ничего не понимала. Попрощаться перед отъездом с любовницей – это серьезный повод для визита. А заявиться к ней в ее отсутствие и сидеть там сиднем…

Не настолько же Емеля сентиментален, чтобы в отсутствие подруги разглядывать фотографии на стенах, вздыхать и вспоминать о счастливых минутах, проведенных в уютном гнездышке.

Так в чем же дело?

Я не могла оставить этот вопрос без ответа.

Решение пришло неожиданно. Недалеко от моей лавочки находились мусорные баки, переполненные пищевыми отходами. Рядом с одним из них я заметила большой прозрачный пакет со старой одеждой.

Незаметно подхватив этот пакет, я шмыгнула в соседний подъезд и через несколько минут вышла оттуда в драном, но, слава богу, чистеньком халатике серого цвета. Голову я повязала вылинявшей косынкой, уничтожив малейшие следы косметики на лице, по возможности состарила его лет на пятнадцать.

В таком виде я зашла в булочную в соседнем доме и купила там свежую сайку.

Сумка, повешенная мною на шею под халатом, заметно полнила меня. Думаю, что мои учителя по маскировке были бы мной довольны.

Поднявшись на второй этаж, я откусила огромный кусок сайки и решительно позвонила в Тамарину дверь.

– Хозяйка дома? – развязно спросила я Харчеева.

– Нет. А в чем дело?

– Да мне только позвонить, – ответила я нахально и, бесцеремонно отодвинув Емелю, прошла в «святая святых» – Тамарину спальню.

Телефон был действительно там, он стоял на широченной кровати, на которую я и уселась без зазрения совести. Емеля, как был, так и остался стоять в дверях комнаты, наблюдая за моими действиями.

Набрав номер своего домашнего телефона, я, дожидаясь ответа, разглядывала все кругом и, удовлетворив свою любознательность, позволила своему воображаемому собеседнику взять трубку.

– Рая, – заорала я истошным голосом, – ты где, зараза, ходишь? Ты ключ-то с собой унесла, а я домой попасть не могу. Бегом!

Закончив свою импровизацию, я протерла трубку уголком халата и обратилась к Емеле:

– Ты представляешь, Райка, зараза такая, без ключа меня оставила!

Я откусила еще кусок булки и с полным ртом и перекошенной физиономией спросила:

– А Томка-то где?

– Она у подруги.

– Да я только позвонить. Она мне не нужна. Райка сейчас подойдет, я ее во дворе подожду. Счастливо оставаться.

На первый этаж я спустилась уже в нормальном виде, а скомканные халат и косынка занимали совсем немного места в моей вместительной сумке. Мои итальянские туфельки, видимо, не смутили Емелю и не резанули его взгляд явным несоответствием с остальным «прикидом».

Я шла на определенный риск и ничуть не раскаивалась в содеянном.

Замечательный «жучок», посаженный мною на телефонный аппарат, давал мне возможность прослушивать все телефонные разговоры.

Кроме того, я собственными глазами увидела несколько собранных в дорогу чемоданов, один из которых лежал раскрытым на той же кровати, на которой расположилась и я, и наличие в нем несомненно мужских принадлежностей красноречиво свидетельствовало о том, что к Тамаре эти чемоданы не имели никакого отношения.

Теперь я была почти уверена, что Харчеев пробудет в этой квартире до утра и прямо оттуда отправится на теплоход.

Причем я буду знать обо всем, что произойдет за это время в квартире, даже если для этого мне придется переночевать в здании Речного вокзала.