Я – необитаемый остров Маркович Наташа

На столе – единственном месте, где царил хоть какой-то порядок, – стоял великолепнейший компьютер. Я подошла и пошевелила мышкой – спящий экран сразу загорелся и показал мне совершенно невообразимое чудовище черного цвета, местами смахивающее на кошку. Чудовище тащило за собой русские сани в диком хайтековском варианте. В санях оказались фигуры людей самой разнообразной расовой принадлежности. Их в основном выдавали орудия производства: каменный топор, электродрель, гаечный ключ. На небе светило коричневато-золотистое солнце. Снег золотыми искрами отражал его свет. Морда чудовища выражала доброжелательную снисходительность и легкое презрение. И даже некоторую иронию. Ирония совершенно явственно читалась в коричневых глазах, образующих некую художественно-логическую связь с солнцем. Вообще выглядело это так, словно кошка знала чего-то, чего не знаем и, возможно, никогда не узнаем мы.

С художественной точки зрения картинка была абсолютно гармоничной и невообразимо прекрасной. Хотелось смотреть на нее, не отрываясь. Тем не менее психически здоровый человек, как мне кажется, нарисовать ее не мог.

– Чья? – с надеждой в голосе спросила я зевающего дизайнера.

– Моя! – гордо ответил он, руша надежду на выздоровление. – Круто? Полистай, там еще штук двадцать.

Я полистала. Некоторые были еще круче. Кошки присутствовали везде.

– Ну, ладно. – Я села на стул. – Ты здоров?

– Да… – удивился он вопросу.

– А на работу почему не ходишь?

– Занят.

Родион подошел ко мне, взял мышку и начал открывать какие-то файлы и папки, приговаривая:

– Сейчас еще покажу, подожди, вот тут, ага…

Я просто взяла и задрала рукав на руке, которая вдруг оказалась на уровне моих глаз. Без предисловий. Он дернулся, но я в его руку уже вцепилась и вену разглядела. И ничего там не нашла.

– Ты чего? – Родион растерялся.

– Ну, мало ли чего.

Он задрал другой рукав, продемонстрировал другую руку и сел обратно на диван с перекошенным лицом.

Он окончательно проснулся, и глаза у него тоже оказались совершенно ясные и нормальные. Я на всякий случай огляделась еще – в поисках признаков наркоманского притона. Не знаю, что я ожидала увидеть, может, кокаиновые дорожки? Или кучи окровавленных шприцев? В общем, ничего такого не обнаружилось. Мусор – да. У меня, если домработница пару недель не придет, будет так же.

Родион проследил за всеми моими взглядами, посмотрел на офигевшего Лешу и покрутил пальцем у виска.

– А я тебе что говорил? – возрадовался тот.

– А какого хрена ты на работу не ходишь? – заорала я.

– У меня несчастье, – грустно произнес Родион. – Даже горе.

– Какое?

– Кошка умерла, – и он вдруг заплакал, клянусь! Понастоящему. Сотрясаясь от рыданий. Вздрагивая плечами. Кошмар. Не прерывая плача, Родион махнул в сторону окна, на картину висящую там. Поскольку напротив света оказалось ничего не видно, я встала и подошла поближе. Это оказалась не картина. Фотография кошки в рамке с черной траурной ленточкой. Тут мои нервы не выдержали, и я тоже разревелась.

Терпеть не могу плакать при подчиненных. Ну и денек! Ну, хорошо, может, он не наркоман, а просто шизофреник. Это не намного лучше, но все равно все усложняет.

– Ты понимаешь, – Родион вытер слезы, – я тринадцать лет с ней вместе. Я еще когда подростком был, все секреты ей рассказывал. Даже онанизмом при ней занимался. А потом и сексом. Она была маленьким котеночком сначала, ее пацаны положили в пакет пластиковый и били об стену. Я отобрал и спас. У нее почти все было сломано, только хвост один – в шести местах. Она рожать не могла потом, но была очень веселая. И добрая. У меня девушки менялись, места жительства, работы, а кошка всегда со мной была. И вот умерла.

Я разревелась еще сильнее. Мне вдруг стало жалко кошку и Родиона. И себя.

– От чего она умерла?

– Ни от чего. От старости.

– Как ее звали?

– Мухомор.

– Почему… Мухомор?

– Я сначала думал, что она мальчик, а потом, уже через пару месяцев, когда выяснилось, что девочка, поздно было менять имя. Привыкла.

– Аа. А что, она пятнистой была?

– Да нет, почему? – удивился Родион. – Черной. Действительно, чего это я?

– Тебе чем-то помочь?

– Да нет. Я похоронил ее. Поспал. Напился. Потом захотел ее порисовать. И как-то забыл про время совсем, извини. Увлекся. Я приду завтра, ладно?

– Ладно.

А, ладно. Сейчас половина учредителей будет орать, что таких сотрудников увольнять надо и все такое прочее. Сотрудники тоже обидятся – как же так, они себе такого не позволяют, ужас-ужас. Особенно всякие правильные корректоры обозлятся. Они всю жизнь по секундной стрелке на работу приходят, а тут такое. Правы они, вообще-то. Да и хрен с ними! И их правотой.

– Пойдем? – спросила я у Лехи.

Он героически старался не вмешиваться, ибо это не игрок, а мой сотрудник и мне разбираться с этим, но эмоции на его лице прослеживались отчетливо. Мне кажется, он меня понял.

– Пойдем, – вздохнул Леша.

Родион вдруг вскочил и умоляюще посмотрел на Леху. Я не особо поняла, что это значит, а Леха спросил:

– Где у тебя туалет? – и смылся в направлении взмаха дизайнерской руки. А Родион покраснел и начал топтаться передо мной. Только этого мне не хватало сегодня.

– Я хочу спасибо тебе сказать, – произнес он наконец, протягивая руку и пытаясь меня потрогать за локоть.

– Скажи.

– Спасибо.

– Пожалуйста. А за что?

– За то, что ты приехала.

– В Москву?

– Нет, ко мне.

– А. Так ведь работать некому, – я это сказала, чтобы сразу отбить у него охоту за мной ухаживать.

– А так бы не приехала?

– Нет. – Мне аж плохо самой стало от своего сучизма. Ну зачем я так?

– Врешь, – печально сказал Родион, неловко обогнул меня и пошел в прихожую.

Я, понятное дело, пошла за ним. Там мы повстречали Лешу.

– Пока, Родион, – тепло попрощался с ним Леха. Родион ему кивнул, а мне сухо сказал:

– До завтра.

И дверь закрыл за нами. Мы с Лешей переглянулись, обнялись и немножко так постояли, переваривая впечатления.

– Ну, пипец… – произнес он, и мы пошли в машину.

В сумке, которая все это время провела в прихожей Родиона, я нашла свой телефон с восемнадцатью пропущенными вызовами. Все от Юры. Да, я же в неадеквате звонила. Парень, наверное, уже в истерике. Я набрала его номер.

– Наташа!!! – заорал он. – Какого черта ты не перезваниваешь? Я тут переживаю!

– Не могла.

Переживает он. А я тут веселюсь.

– Ты охренела?! Ты себя слышала вообще, когда звонила?

Блин, ну все я понимаю, но у меня, кажется, просто эмоциональное истощение произошло. Недосып, дурацкие капитанские звонки, ругань с Лехой, пляски перед маменькой, сербская тетя, психованный дизайнер с Мухомором, – слишком много для одного дня. В общем, принятие закончилось, и я не смогла быть доброй, мудрой и принимающей женщиной. Смогла быть только нервной истеричкой.

– Я не охренела. Ты со мной так не разговаривай, психопат!

– А как с тобой разговаривать, бестолочь?!

Разговор продолжался долго, дошел до взаимных оскорблений, после этого мы бросили трубки, и я снова разревелась. Леша остановил машину, обнял меня и долго, терпеливо слушал о том, что эта сволочь не имеет права со мной разговаривать таким тоном и обзывать такими словами, что я уважаемый в обществе человек и вообще женщина.

Бедный Леша. Поехал со мной, чтобы поговорить про Игру.

Голова заболела так, что чуть не треснула. Ужас. Причем она у меня за всю жизнь до этого болела-то раз восемь.

– Как у тебя дела с Миланой? – спросила я, вспомнив, что сегодня даже не поинтересовалась его жизнью, сука эгоистичная.

Он только рукой махнул. Я даже уточнять не стала – по какому поводу. Хватит с меня на сегодня.

Вечером ругань с Юрой продолжилась.

– Ты как со мной разговариваешь? Ты совсем, что ли?

– А ты как себя ведешь? Ты хоть понимаешь, что я волновался? Ты голос свой слышала, когда звонила?

Юра обрушивает на меня энергичный и эмоциональный монолог, из которого в общем-то следует, что с ним все отлично, а я – дура.

Я, конечно, понимаю, что он волновался за меня и должна, наверное, радоваться этому, но что-то не выходит. Пытаюсь отстоять свои права, но вставить хоть словечко некуда. В результате я психую и ору, а непосредственно после этого опять плачу.

Нервы ни к черту, устала, а ведь после отпуска чуть больше месяца прошло.

– Ну ладно тебе, не реви, – Юра расстроился, но сдаваться не собирается. Он вообще не покупается, похоже, на слезы. Это я заметила. И ни на какие манипуляции.

– Почему это мне не реветь?

– А почему тебе надо реветь?

– Потому что мне больно и обидно. Я там не дурака валяла, и мне было еще страшнее, чем тебе, поверь. Я испугалась. И не могла последовательно и вообще логически рассуждать. Кошки эти, дрели…

– Какие дрели? Я рассказала.

– Ну и ну. Шиза. Что делать будешь?

– С чем, с дрелями? Не знаю. Красиво.

– С дизайнером, Господи…

– Родион завтра вернется.

– Ты что, его не уволила? – заорал опять Юра.

– Нет.

– Ты, крейзи, ты понимаешь, что делаешь? Он тебе всю работу сорвет! И дисциплину разрушит!

– Не разрушит. Начнут борзеть – уволю кого-нибудь другого. Или двух.

– Но почему, объясни?

– Он начал этот проект. Напридумывал кучу всего. И он талантлив! Его кошки под коричневым солнцем до сих пор у меня перед глазами.

Юра покачал головой и обнял меня, и пока я тихонечко плакала, он гладил меня по голове и приговаривал:

– Дурочка с переулочка… Чудо чудное… Ребенок недозрелый… Я-то думал, она взрослая тетя, людей учит…

И все такое. Ну и фиг с ним. Мне прямо легче стало. Ну и денек!

Нас спасет Солнце

Утром в окно засветило солнце, и я поняла, что жизнь прекрасна и удивительна, меня окружают замечательные, талантливые и необыкновенные люди, я живу в лучшем городе, с лучшим мужчиной и занимаюсь удивительными делами. Еще я поняла, что у меня вчера случился ПМС, вот почему я такая нервная была. Как только я диагностировала причины своего состояния – оно исчезло. Да, это всегда помогает.

Раньше мне один мой парень даже подсказывал. То есть, когда я нервной становилась, он спрашивал: «У тебя не ПМС случайно?» Я вспоминала даты, прикидывала и, если обнаруживала вот-вот грядущее совпадение с красными датами в календаре ставила себе диагноз. Сразу становилось легче, от понимания происходящего. Мне разрешалось хандрить и вести себя неадекватно. А когда позволение есть, то иногда и хандрить-то не хочется. Великая штука – принятие.

В выходные, даже если приходится работать, все равно жизнь легче. Город живет в расслабленном ритме, люди улыбаются, на дорогах и тротуарах днем словно разлит релакс, а ночью бульварное кольцо точечно взрывается клубками веселья. Вот бы так было всегда.

Я, несмотря на эту медитативность, даже, по-моему, больше успеваю сделать. Наверно, тоже из-за принятия и отсутствия суеты. А может, из-за того, что пробок нет. Какая разница – от чего.

Познакомилась с Юлиным Сашей. Саша как Саша, ничего особенного. Судя по тому, что ей необходимо мнение окружающих, он ей не особо нужен. Когда по-настоящему любишь – советов не спрашиваешь. Просто заявляешь – вот он, мой избранник, и не слушаешь больше никого. Какие там советчики, я умоляю!

Влюбленные дико упрямы во всем, что касается предмета их обожания. Ну и правильно, а то советовать все горазды.

С Юриком мы съездили к его родителям, поздравили папашу с днем рождения. В общем, совершенно дикая и дурацкая неделя закончилась более или менее спокойно.

В понедельник Юра выделил мне из своего штата водителя.

– Вот, до окончания проекта, – сказал он. – А то помрешь раньше, чем надо.

Я, конечно, взгрустнула от таких слов. В общем-то довольно грубо он напомнил мне о том, что счастья нынешнего нам осталось всего несколько месяцев. Но зато жизнь моя превратилась просто в сказку! Нет, серьезно. Наличие водителя меняет жизнь кардинально.

Пробки перестали для меня существовать. Я работаю – звоню, читаю, в компьютер пялюсь. Сплю. Сворачиваюсь калачиком в Субарике, меня трясет, подбрасывает, но мне это безразлично – сплю как сурок. Когда я хочу спать, мне ничего не страшно, хоть в барабаны бейте и прожекторами в лицо светите! Хочу еще научиться спать стоя, как лошадь.

Да, вот это шикарный подарок! Юра подарил мне не просто водителя на пять месяцев, Юра подарил мне сон и отдых. Кроме того, исчезли какие то многочисленные мелкие проблемы, типа туфли в ремонт сдать, деньги на карточку отнести и т. д. Коля с удовольствием на лице все это делает. А удовольствие на лице подчиненного многого стоит.

Самое ценное в моем водителе то, что, когда у меня словесный понос, – он поддерживает со мной разговор, а когда я хочу молчать, – Коля молчит, как мышка. И заботится обо мне. Ему даже будить меня жалко. Он это как-то аккуратно делает, тихим голосом. И не опаздывает. В Москве!

Следующие пару недель я счастлива без меры – бессонные ночи компенсированы поездками на заднем сиденье машины. Игра, наконец, перевалила за середину. Мы на чек-пойнте устроили кровавые разборки со срывом, и все теперь бегают, как укушенные, результаты опять повалили вверх. Бизнесы заразвивались, отношения в семьях улучшились, худеющие стремительно начали худеть, в общественный проект повалили деньги…

Ресторан как был в болоте, так и остался. В болоте, это значит без положительной динамики развития. Мягко говоря. Еда, слава богу, пока нормальная – это самое главное. Жалоб не было. У меня обычно так: если с едой косяки начинаются – сразу шквал звонков от постоянных гостей. С наездом. Не забалуешь с такой обратной связью. Эти звонки в принципе единственный эффективный стимул для меня – если вдруг такое происходит, то я врываюсь в ресторан, кладу персонал на пол, выбираю каждого четвертого и расстреливаю.

Юля поменяла Сашу на Васю и вновь меня познакомила. Разницы я не заметила.

– Не сблядуйся, – предостерегла я ее.

– Не выйдет, я не даю. Единственного ищу. По сексу я еще не соскучилась – семь лет с мужиком в одной постели провела.

– Разнообразия не хочется?

– Не, на фиг оно мне? Я хочу своего, родненького. Если честно, то я пыталась продвинуться в сторону секса, но не могу. Понимаешь, они мне чужие совсем, я не представляю – ну как я буду с ними?

– Так они и не станут родными, пока не начнешь соединяться на всех уровнях. Физическом в том числе. Не одним же духом жить. Главное, Юля – начать!

– Знаю я все, головой. Но не могу пока. Может, позже, когда время пройдет.

Может. Я тоже такой период проживала. Разные у меня периоды были. И когда я мораль блюла изо всех сил. И когда у меня сносило башню от злости, что годы идут, а я еще не все удовольствия получила. И периоды, когда я к сексу относилась исключительно как к источнику мощного удовольствия. И как к чему-то нежному, трепетному и доступному только одному-единственному. И как к средству для духовного единения. Колбасило меня по сексуальной жизни туда-сюда будь здоров.

Мои убеждения всегда были настолько искренними и настоящими, что я готова была за них чуть ли не лицо бить тому, кто не согласен. Это, впрочем, не только секса касалось. А потом, побывав на разных мировоззренческих позициях, в разных окопах, на разных сторонах и полюсах, я поняла, что большой разницы нет. Истина, скорее всего, где-то посередине и в то же время везде одновременно. Я успокоилась и перестала всех в свою веру обращать.

Так что Юля пусть сама разбирается, кому и когда ей давать. Не маленькая.

Леша с Миланой отлично живут вместе. Ходила к ним домой. Все хорошо. Милана с легонца держит Лешу за яйца. Я стараюсь не париться – это вообще-то их дело. Милана, видно, очень муд рая женщина, раз Лешу прибрала к рукам. Я только и делаю, что воюю с ним, нет бы мягко, по-женски. Так нет – всегда только напролом.

Меня одно в Милане бесит – ее манера смотреть на меня свысока и нос морщить. А все остальное – нормуль. Похоже, они правда счастливы. У всех же по-разному бывает.

Правда, Леша – мой стажер, и мне придется поговорить с ним об этом. Не в смысле «будь мужиком, стукни по столу», а просто, чтобы понимал расстановку. Цель у меня единственная – повышение уровня осознанности. Координатор обязан понимать сам себя. Надо будет как-то вежливо поговорить, чтобы не парился потом и не рушил все счастье с размаху.

Он все-таки мужик с большим мужским эго, и информация о том, что его держат за яйца, может ему сильно не понравиться. Мягко говоря.

Подготовка журнала движется, Родион больше не пропадает, а на недовольство ущемленных в правах я решила забить. Зря, конечно. Потом выльется все это в склоки и интриги и придется кого-то увольнять. Но мне очень не хочется лезть в эти дебри и искать недовольных. Потом зато сразу ясно будет.

Весна наступит – говно всплывет. Оттает то есть.

Про весну мне, кажется, гениально придумано. У всех время от времени весна наступает – в жизни, в работе, в отношениях… Приходится разгребать, а не то и захлебнуться недолго.

Смешной он все-таки, наш дизайнер. Дезигнер. Смотрит на меня грустно, периодически пытается потрогать за что-нибудь и вообще неспособен работать, когда я нахожусь в комнате. Поэтому я стараюсь пореже приходить, но это получается плохо.

Юра его терпеть не может. Сначала я думала, что из-за работы, а потом после пары допросов по поводу «какого хрена я все время туда хожу», я начала подозревать, что он меня ревнует! О боже, неужели это так?

Да смешно даже думать, что Родион может меня заинтересовать как мужчина. Он же ребенок в глубине души. К тому же совершенно десоциализированный и вообще неприспособленный к жизни. Я сама вот только что кое-как к ней приспособилась, куда мне еще такого. Я люблю мужчин взрослых, земных, мужественных. А иначе меня унесет, как шарик.

Вот ведь смешно. Мне совсем не нужен Родион, но любить себя я позволяю. Приятно, самолюбие греет. Нужна ли я Юре – тоже вопрос пока открытый. Чем все это закончиться – непонятно. Но ревнует. Я не понимаю, мы все больные, что ли? У нас у всех уязвленное самолюбие? Нам всем нужны доказательства, что мы самые лучшие, любимые и вообще единственные? Даже для тех, кто нам и не нужен совсем? Беда. Бедные люди. Намучились.

Самое смешное: ничего нового в том, что у Родиона вдруг возникли ко мне чувства, я не вижу. Именно такие, как он, всегда ко мне тянулись. А я именно такими и не интересуюсь. Интересуют меня другие – мачо. И именно они, как правило, не интересуются мной. Так и мумукаюсь всю жизнь. Правда, в последнее время я стала мягче, научилась компромиссам и, самое главное, молчанию. Мне это не нравится, но нравится мужчинам.

Вот и Юра появился – первая ласточка. «Дай бог, не последняя», – вежливо подсказал мозг. Хм. Цинизм появился. Это верно, легче жить с цинизмом.

Юра, как выяснилось, парень взрывной, да еще и грубиян. Первое время, видать, притворялся мальчиком-зайчиком, а теперь решил, что я уже его и чего ж тогда церемониться. Меня периодически коробит от его манеры изъясняться, и я уже пару раз успела подумать что-то типа «а оно мне надо?». Но я также начинаю при этом понимать, что это вообще не по отношению ко мне лично. Вот сербы, например, мои знакомые – они все время орут, как потерпевшие, и ругаются матом. Правда, по прошествии некоторого времени начинаешь понимать, что это они не ругаются вовсе. Просто так разговаривают. Привыкли, понимаешь. А как им не привыкнуть, когда у них даже в телевизоре матерятся. Для них это привычная картина мира, и на наши «ах-ах, как вы можете?» они смотрят как на идиотический припадок, разинув рот.

У Юры, видно, тоже какая-то своя картина мира, в которой слова «какого хрена ты туда ходишь» означают «милая, пожалуйста, объясни мне, для чего ты так часто посещаешь кабинет нашего дизайнера?». Есть у меня подозрение, что это его весьма добропорядочные и крайне интеллигентные родители так повлияли. Что не обошлось и тут без чувства противоречия и желания сделать все иначе и вопреки, все не так, как учили, заставляли и принуждали. И растаманство, и грубость, и девушки неправильные – все оттуда. Все от чувства сопротивления тому, что вбивалось с детства. Обычная история.

Впрочем, я подумала, что никого другого у меня не могло рядом оказаться, ибо сама я «институт благородных девиц» как-то миновала. Совершенно случайно. Чусовская помойка, на которой мы червей для рыбалки копали, – не в счет. Жучихина Яма, кстати, ее звали. Сокращенно – Жучиха.

Практически живу у компьютера нашего дизайнера. Если он мне через неделю не сдаст дизайн, то я его убью, а журнал закрою. Потому что никаких рекламодателей мы уже потом не найдем. А искать их без макета, или как его там, конечно, можно, но не нужно.

Такое ощущение, что он специально все затягивает, чтобы я рядом с ним торчала. Что мне, еще одну социальную роль ввести – надзиратель дизайнера? У меня вот только в таблице по тайм-менеджменту строчек уже не осталось свободных. А так-то времени завались прямо!

Юра предложил мне уйти из ТЦ. Я только засмеялась в ответ. Умный какой!

– Ты же устаешь, сама говоришь.

– И что? Это моя работа. Постоянная. В отличие от журнала.

– А ресторан?

– И ресторан постоянная, но ресторан – это бизнес. Ты не путай.

– И что? Тебе для чего вообще эти Игры? Что ты там, денег много получаешь?

– Нет. Получаю мало.

– И? Зачем тебе время и силы тратить?

– Потому что это моя любимая работа. Мое призвание.

– Призвание женщины – детей рожать.

– Это предложение?

– Лучше бы рестораном больше занималась. Или журналом, – благополучно избежал он ответа.

– Чем это лучше?

– Это твое, неужели непонятно? Ты тут деньги теряешь!

– Слушай! Я. Люблю. Свою работу. Понимаешь? – я попыталась объяснить мягко. – Там я выполняю свое предназначение. Создаю любовь и радость. Учу людей жить легко и эффективно. Деньги никуда не денутся.

– Слушай, а создай для меня любовь и радость, а?

– А что, я не делаю этого?

– Когда? Я тебя в лучшие дни вижу от силы часа два в день. Ах, вот оно что! Да, это есть. Я забыла.

Я – странное создание. Когда у меня долго нет мужчины, я страдаю. Мне плохо. Необходимо, чтобы рядом был он – самый лучший, замечательный и вообще мой. Мой. Если его нет – беда. Я ищу изо всех сил, из кожи вон лезу, делаю непроходимые глупости и забиваю на все остальное. И как только нахожу – успокаиваюсь и начинаю заниматься разными делами. Мне совершенно неважно, чтобы он был рядом физически. Я могу его не видеть весь день и даже ночь. Все, что для меня важно, – просто знать, что он есть, что он ждет встречи, думает про меня. Что рано или поздно я приду и усну с ним в обнимку.

Что я могу ему позвонить и сказать что-то нежное и услышать в ответ какие-нибудь теплые слова.

И все. Мне вполне этого достаточно. А Юре, похоже, нет. Упс!

Конечно же мы не успеваем с дизайном. Родион делает больные глаза, когда я умоляю его поторопиться. Ему, блин, больно! А мне? Кучу времени на него трачу, материал вовремя не сдал, за обложку можно сказать толком еще не брался – одни концепции и голые фантазии.

Никак в голову не приходит, что с обложкой делать. Ну не фото же Перис Хилтон размещать на ней, правда? А хочется сделать что-то выдающееся, такое, чтоб мимо никто не прошел.

Лешик, несмотря на отсутствие макета, совершает чудеса вовлечения и находит первого рекламодателя, причем вполне серьезного. Ай да стажер у меня! Впрочем, это не стажер – это партнер. Как стажер он как раз таки вынул мне весь мозг. Он просто мастер по выниманию мозгов! Ему надо было бы с Юрой скооперироваться – один мозг вынимает, другой его взрывает.

Надо бы, кстати, не заострять внимание на взрывании мозга – это не очень позитивно звучит. Люди могут вкладывать в это понятие что-то совсем другое, чем мы.

Началось с того, что Леша начал косячить – проспал звонок капитанов. Стажер! Практически координатор! Это ужас. Игрокам мы докладывать не стали, а то они сейчас же придумают что-нибудь о том, что рыба гниет с головы… Но разбираться начали, ибо рыба действительно гниет с головы. С меня то есть.

Собрались с капитанами.

– Давай, Лех, разбирайся, – вполне миролюбиво начала я.

И тут он включил быка. Конкретного такого, типа тех, что с корриды. Едва нас всех не забодал. Утверждал, что просто проспал. Мы с капитанами, надо сказать, чуть не упали от такого заявления.

– Ну не бывает «просто», ты же понимаешь! Значит, тебе не важно было. Значит, что-то было намного важней, понимаешь? Ну что ты, как в первом классе?

– Нет, мне было важно, просто у меня будильник не зазвонил.

Кошмар.

– Будильники так просто не вырубаются. А люди, которым очень важно, просыпаются и без будильника. Именно ты об этом рассуждал на последнем собрании, когда кто-то из игроков опоздал. И утверждал, что всегда просыпаешься за минуту до звонка будильника, потому что ты отвечаешь за эту Игру и они для тебя крайне важны.

– Ну, вот да, обычно просыпаюсь, а сегодня проспал. Устал очень. Много работы вчера было.

– Ле-ха!

Через сорок минут он признал, что да, по факту неважно, но при этом что было для него важнее – он не знает.

– Знаешь.

– Нет.

За этим увлекательным занятием мы провели еще пару часов, после чего я отстранила его от координирования, переадресовала на себя его звонки и отправила разбираться со срывом.

Сама же поехала заниматься тем же самым.

Думала довольно долго. Хотя думать-то особо нечего тут. Все понятно. Я сама увлечена вовсе не Игрой. У меня она тоже не на первом и не на втором месте. Причем даже не по времени – времени я ей уделяю прилично, а по важности, включенности в процесс. Конечно, звонки я не пропускаю, но это уже привычка настолько мощная, что я автоматически просыпаюсь до звонков.

Что для меня важнее?

Юра. Хм, это на поверхности, на самом деле мужчина еще никогда не мешал работать. Да все я знаю!

В общем, я звоню Леше и начинаю разбираться со своим срывом первая.

– Мой срыв, Леха, заключается в том, что мне все время нужно быть везде. В каждом проекте, в каждом кипеше. И везде нужно быть главной, в эпицентре. Таким образом, я подтверждаю свою значимость и важность. И еще неординарность. По той причине, что в глубине души сама в свою значимость не верю, а верю, что я никчемная серая мышь. Даже нет, не так. Что я пустое место и меня вообще нет. Таким образом, доказательство своей значимости для меня важнее, чем цели участников Игры.

– О, похоже на правду, да. И что дальше?

– Не знаю даже. Я уже участвую во всех проектах – бросить не могу.

– Наташ, вот этот бред я даже слушать не хочу.

– Да? Не проканало? Ну ладно. Обещаю переключить фокус с себя, любимой, на игроков.

– Что будет результатом? Ненавижу.

– Результатом будет то, что до конца недели игроки соберут на общественный проект десять тысяч долларов, а ты не проспишь до конца Игры ни одного звонка.

– Отлично, принято.

– Пока!

– Пока.

Высокую цель я поставила. Теперь формально работать не получится, придется быть включенной на все сто процентов. Причем не за счет журнала, ибо я обещала Юре и поспорила с Максом. Не за счет Юры, потому что я его люблю. Не за счет Юли, ибо мне важна моя подруга.

А за счет внутренних ресурсов. Когда-то должен у меня произойти прорыв в новое состояние бытия, я знаю. Того бытия, в котором масса дел будет получаться легко, эффективно, без страшных временных затрат. Когда же?

А Леша так и не разобрался со своим срывом. Впрочем, не успела я додумать эту мысль, как раздался звонок и на экране высветилось его улыбающееся лицо.

– Ну? – невежливо поприветствовала я стажера.

– Слушай, я вот тоже думал над своим срывом.

– Чего надумал?

– Да как-то с Миланкой у нас колбаса полная. Ты можешь встретиться со мной?

Страницы: «« ... 910111213141516 »»

Читать бесплатно другие книги:

«– Сядь!Петер Сьлядек послушно сел на камень, прижимая к груди лютню. Инструмент напоминал сейчас бо...
«– Ой, пан шпильман таки не разумеет своего счастья!– Простите, реб Элия…– Что простите? Что простит...
Начальство поручает офицеру спецназа ВДВ Роману Никонову провести автономную операцию. Ее цель – выя...
В одной из среднеазиатских республик произошел переворот. Оставшийся не у дел президент пытается во ...
Во время бунта на зоне в Хабаровском крае из мест лишения свободы бегут двое матерых уголовников. Он...
Сколько существует человечество, столько было попыток создать «идеальное общество», в котором бы люд...