Десант Бабкин Михаил

– Отставить бояться, – Уорл снял с плеча автомат, взвёл оружие и поставил его на предохранитель. – Мы ведь с тобой. Отобьёмся, ежели что.

Аврелий усмехнулся, но тоже взвел свой автомат: недавно очередной Кормчий, увидев у парня боевой лазер, сказал: «Кормчий дал, Кормчий взял» и конфисковал оружие во славу святого дела. Больно уж ему тот лазер понравился. Правда, автомат выдали тоже неплохой, из последних моделей.

В Городе существовала дренажная система, в которую превратили древнее метро. Там прятались беглецы и отщепенцы, которые не хотели сражаться за идеи Города: они удирали в темноту и вонь, предпочитая сгнить заживо или быть скушанными громадными крысами, нежели сложить свои пупки на Границе.

Недавно Кормчий – Двадцать Третий, в настигшем его гениальном озарении, указал: «Необходимо расчистить этот гнойник истории, перелопатить и засыпать хлоркой язву Города!» А потому триада – вдруг сложившийся мобильный отряд (Уорл, Аврелий, Гелла) – с благословения Кормчего была брошена на ассенизационные работы: им доверили проверку состояния дренажной системы. То есть всего метро.

Аврелий зажег факел – теперь жгли только факелы, электрические фонари давно испортились. Да и батареек к ним было не достать.

Факел дымил и стрелял горящими каплями: утро серело на цементных стенах входа в преисподнюю, оседало на них факельной копотью. Сквозняк тянул пламя в туннель; смутные блики огня и мокрый туман текли по ветру.

– Ну-с, господа, – Уорл на счастье постучал костяшкой пальца по дереву приклада, – вперёд. – И, прошагав по решётке, вошёл в туннель. Далеко-далеко, в темноте, тяжело вздохнули.

Время отсчитывали желудками. Когда хотелось есть – предполагали, что наступил полдень или ужин. Когда просыпались, был завтрак. По расчетам, шли уже три дня.

Туннель подземки был страшен. Тусклые дежурные лампы во многих местах перегорели, путь по загаженным рельсам был трудным. Гелла брела в потёмках и тихо ругалась, особенно когда поскальзывалась и падала в вонючую жижу. А потом, встав, подбрасывала вещмешок к затылку и шла дальше, спотыкаясь о мокрые шпалы. Аврелий удручённо вздыхал – в этом лабиринте факелы помогали слабо. Они сгорали чересчур быстро, и остатки теперь жгли только по крайней необходимости.

Проще было Уорлу: свой любимый прицел, который мог работать и в инфракрасном диапазоне, он использовал как монокль – и буйно хохотал, когда кто-нибудь налетал на препятствия, изощрялся в остроумии: «Инфракрасна изба не углами, а пивом н пирогами!» Долго хохотал, весело. Но когда его чуть не укусила выпрыгнувшая из боковой щели крыса – за руку с прицелом, – Уорл подобрел и стал заранее предупреждал о препятствиях.

Под ноги то и дело попадал всяческий хлам: банки, битое стекло, провода, черепа – видимо, кто-то и раньше пытался пройти этим путем. В стенах туннеля иногда обнаруживались дыры, пробитые или направленными взрывами, или стенобитными бревнами, но отряд их обходил стороной. Хватило один раз посмотреть на стаю жутких крыс, что грызли желтый от времени скелет в одной из тускло освещенных камер.

Темнота угнетала. Рельсы часто расходились в боковые шахты и тогда правильный путь выбирали просто: кидали монетку. В одном из ответвлений туннеля Аврелий нашел старый малолитражный автомобиль без кузова, пародию на машину, но с полным баком. Гелла в шутку предложила проехаться на нем: шутку поддержали, и машина, подслеповато моргая фарами после долгого сна, покатилась по рельсам.

Скорый автоинвалид поршнем гнал впереди себя затхлый воздух, свет фар тонул в глубине бетонного шприца туннеля; перед колесами плясали сумасшедшие крысы, безропотно ложась под стёртые шины.

Кормчий – Двадцать Седьмой приступил к очередной войне. Был законный повод: варвары нагнали тучи и пошел долгий осенний дождь. Город стал черным от сырости, а за сопкой все так же сияло чистое небо. Войска подтянули к Границе, которая нынче позорно торчала полосатыми столбами у старой автостоянки. Войска – в основном бойцы Железного отряда, страшно много, почти триста сабель – глухо роптали. Военных действий все не было, а только шел дождь. Вольнонаемная шушера из западных подвалов раздобыла где-то дрожжи и сахар, и теперь, в напряженнейший военный момент, собиралась кучками, глушила брагу и надрывно пела про Чуйский тракт.

Железный отряд держался, но гниль просачивалась сверху. Однажды Кормчего, в стельку пьяного, с факелами и долгим «Ура!» пронесли к командному шатру его близкие сотоварищи; обвиснув на дружеских плечах, Кормчий хрипло пел песню про остров невезения, где нет календаря. А после швырял из палатки в вестового своими многочисленными генералиссимусовскими погонами, деловито приговаривая:

– Руссо туристо! Облико морале! Будешь у меня, шельмец, знать! – А чего знать, не уточнял. Вестовой, как послушный пес, тут же приносил мокрые погоны назад.

Про отряд, что мимоходом канул в подземелье, забыли напрочь. Впрочем, было не до него: шла война и холодный дождь.

Через два дня Граница снова была укреплена на сопке, и, случайно трезвый Кормчий, стоя подальше от разделительного столба, зачитал в жестяной рупор нынешнему граничнику варваров длинное заявление о бессмысленности дальнейшего сопротивления.

Граничик, одетый во фрак, вылитая копия Кормчего, держал карабин «на караул» и поедал глазами своего воинственного двойника. Иногда, невпопад, орал: «Так точно!», и свита Кормчего немедленно аплодировала. Все шло как положено, эта процедура многократно проводилась предыдущими Кормчими. После выступления начальника участвующие в переговорах сели в заранее подготовленные кресла и выслушали ответное заявление граничника-двойника. Тот с пафосом проорал те же самые угрозы, но с жутким акцентом, из-за которого понять, о чём он говорил, было практически невозможно. Затем отдал честь карабином и застыл в сложной позе атакующего ниндзя. Никто ничего, ясное дело, из его выкриков не понял, но аплодировали от души.

После чего ритуал посчитали законченным и все разошлись до следующих военно-парламентерских действий. На сопке водрузили корявое полотнище с театральной надписью «АНТРАКТ». Война перешла во временное… очень временное перемирие.

Они чуть не задавили Колдуна.

Уорл принял темную фигуру за большую крысу и наддал газу, но машина вдруг пошла юзом, заглохла и остановилась: перед бампером стоял Колдун, с сосредоточенным видом карябая что-то гвоздиком на покрытой плесенью бетонной стене. Он даже не глянул на гостей, задумчиво рассматривая созданный им чертежик и подсвечивая себе пучком гнилушек. И очнулся лишь когда Аврелий взял его за плечо.

Уорл всерьёз психовал за рулем: он хотел выскочить и дать хорошего леща придурку, который чуть не оказался под колесами, но надёжно зацепился брючиной за педаль газа. Гелла же только что проснулась от резкой остановки и ничего не могла понять.

– Ты! – Аврелий запнулся и зло потрусил Колдуна за плечо. – Ты зачем?

– А, это вы. – Колдун наконец-то увидел машину. – Я, между прочим, вас жду. Наверху опять чушь, устал я от нее. Вы здесь обязательно прошли бы, но что-то рановато добрались, я-то думал… Ага, ясно! Не ожидал, что этот драндулет поедет, иначе бы сам на нем катался. – Колдун застенчиво улыбнулся. – Издержки гуманитарного воспитания, понимаешь. – Мягко снял руку Аврелия со своего плеча, повернулся к стене. – Вот здесь я кое-что придумал. Глядя – это мы, а тут…

– Идиот! – запоздало проревел взбешенный Уорл. – Куда этот дурак только смотрит, а еще интеллигент!

– Да, верно, – Колдун повернулся к машине, – это верно. А что означает слово «интеллигент», ты знаешь? Ответь-ка, дружок.

Уорл подергал рычаг сцепления, сплюнул сквозь щель в зубах:

– Не знаю. С языка сорвалось. Наверно, ругательство. Не помню.

– Вот-вот, – согласился Колдун. Потом стер рукавом чертёжик со стены, вздохнул и сел в машину. – Хорошие вы ребята, только бестолковые. Дальше я дорогу показывать буду. Как лоцман.

– Как кто? – спросила Гелла.

– Ну, неважно, – Колдун посопел и добавил: – Удивительно! При таком невежестве и добраться сюда!

– А мы монетку кидали, куда идти, – честно призналась девушка, – вот и добрались.

– Ага. Монетка, значит, – Колдун нетерпеливо толкнул Уорла в спину. – Ехай! Ехай!

Уорл пожал плечами. Машина вдруг завелась и двинулась вперед.

– А крысы? – тонким голосом воскликнула Гелла. – Тут же полным полно крыс! Как же вы в одиночку, столько времени… И почему ждали нас именно здесь?

– Как меня зовут? – ласково, не поворачиваясь к ней, спросил Колдун. – Стой, – тем же голосом скомандовал он, – поворот проскочили. – Уорл проворчал тихое и нецензурное, но сдал назад и въехал в нужный рукав тоннеля.

Машина унеслась вдаль. Затаившиеся крысы выбирались из щелей и, хмелея, нюхали острыми мордами бензиновую гарь.

Его Военное Величество Очередного Кормчего, Прижизненного Друга Города, убили.

По-деловому убили. Как говорится, ничего личного.

И ведь не варвары, а свои, простые рубахи-парни, спекулянты, которым поперек горла стал запрет на изготовление браги и самогона.

Однажды с жуткого бодуна Кормчий-Тридцатый дал зарок не пить самому и не давать другим. Заодно, решив окончательно оздоровить нацию и вспомнив при этом учение о пользе хождения босиком, Кормчий отдал приказ: «Здоровье нации – в пятках!» И, подумав, добавил: «Чем хуже – тем лучше!». Потому-то все немедленно стали ходить босиком – хоть по снегу, хоть по колючей проволоке. Особенно в том деле преуспели маги: они с незапамятных времен считали лучшим закаливанием человеческого ума именно хождение по всяческим не предназначенным к тому вещам – горячим углям, гвоздям, битому стеклу, шипам и прочим весьма опасным для тела предметам. Им-то и пали карты в руки.

Теперь утренняя гимнастика начиналась с обязательного прижигания пяток, отчего Железный отряд заметно охромел.

Пользуясь благоприятным политическим моментом, интриганы-бражники («Хорьки от дрожжей и сахарных плантаций», – как их назвали потом в официальном некрологе) подсыпали в утренний кофе Кормчего растолченный в пыль бриллиант. Кормчий с удовольствием откушал чашечку напитка, после чего занемог почками и умер. Правда, перед этим успел отдать приказ «Всех расстрелять!», но не уточнил, кого и сколько десятков. Посему приказ исполнен не был.

Отошедшего поместили в морозильник, где уже лежало очень много мертвых (и один живой, только сумасшедший) Кормчих.

Следующий Кормчий объявил себя Гуру Первым, назвал войну священной и сообщил, что основной смысл той войны – в непрестанной медитации. Согласно новым канонам веры, теперь пернатые ракеты перед вылетом освящались буддистскими монахами. Откуда их столько взялось в Городе, никто не знал, но заунывное: «Ом мане падме хум!» – разносилось по всем улицам с утра и до утра.

Разбитые небоскребы ныне чернели не пробоинами в стенах, но дырами от утерянного зуба Будды.

– Вот здесь, – показал пальцем Колдун.

Машина остановилась, Уорл вылез из-за руля и огляделся. Наверное, это был или конец тоннеля, или его поблажка – машина стояла возле мраморных ступеней, а вверху, на выходе, через дверной проём светлело дневное небо.

– Приехали, – мрачно сообщил Уорл, – я так и думал. Ох, же… – Он достал прицел, тщательно протер оптику грязным платком и засек облако в небе. Облако было непривычно лохматое и белое. А небо подозрительно голубым. – Пошли, что ли?

– А куда? – с недоумением спросила Гелла.

– Сюда, милая, – вдруг зачастил Колдун, – куда вы в конце концов и должны были попасть. В самое нутро, так сказать… То есть в логово. К врагам-супостатам.

– А, – отмахнулся Аврелий, – чего-то ты слишком разговорчивый стал. Специально завел, что ли?

– Может быть, – вдруг согласился Колдун. – Мне пора. Ваше дело военное, вы и разбирайтесь. А я пошел рыбок ловить. Они здесь, небось, вкусные. А то и золотые! – он достал из глухой стены ведро, удочку и вприпрыжку побежал по ступеням вверх.

– Эй! Ты! – басом рявкнул Уорл. Но было поздно, Колдун исчез.

Схватив вещи в охапку, троица припустила вслед за беглецом.

– Не нравится мне это, – сердито пыхтел Уорл позади Аврелия, – странно оно все как-то!

Лестница закончилась утренней поляной. На густой траве и цветах лежала бриллиантовая роса, ее пили мохнатые пчелы; вокруг поляны росли высокие, едва ли не до неба, кедры. А само небо страшило глубокой синевой, в него запросто можно было упасть… Воистину, здесь оказалось слишком хорошо. Как сказал бы Уорл – подозрительно замечательно.

– Будем настороже, – Уорл достал из рюкзака дежурную клеенку, постелил её возле ближнего кедра и набросал сверху продуктовые припасы. – Но сначала покушаем. – Он еще раз огляделся по сторонам, осуждающе покачал головой: – Ловушка, однозначно! Всем бдить, бдить и ещё раз бдить! – После чего, позевывая, сел рядом с клеенкой, прислонился спиной к кедру и немедленно начал клевать носом.

Гелла крикнула: «Ой, бабочка!» – швырнув автомат в сторону, она стеганула воздух пилоткой, но промахнулась.

– Вот-вот, – поддакнул Аврелий и цепко огляделся. Врагов не было. Только природа – лес, бабочки, трава. Хвойный воздух. Темная поганка выхода туннеля. И более – ничего и никого.

– Здравствуйте, – сказал кто-то из кустов. – Вы кто, охотники, да? – Шелестя ветками, из зарослей вышли двое, парень и девушка в легких пестрых одежках. – А мы тут травы лечебные собираем.

– Руки! – заорал Аврелий, дергая затвор. – Руки!

– Пожалуйста, – ответил парень и протянул их вперед: в правой был букет из разных, незнакомых Аврелию цветов. – Берите, если так нужно. Мы еще нарвем.

– А вот и я! – сказал Колдун. Он тоже выбрался из кустов, но с другой стороны поляны, и встал как раз между автоматом и ребятами из леса. – Не задалась рыбалка, речки тут нет… Эхма, какая красота! – Колдун с умильным видом повел рукой. – Весна! Лето! Смотрите, птички, и вовсе не вороны. Жучки вон… тоже, – и с недоумением оглядел кисть руки: на ней висел здоровенный перламутровый жук и старательно, до крови стриг жвалами бородавку. – А я-то думал, – удивился Колдун, – кто, может, мне руку ненароком прострелил. – Он сбросил жука и принялся массировать кисть.

Незнакомый парень шагнул к Колдуну со словами: «Давай погляжу». А девушка подошла к Аврелию и потрогала автоматный ствол.

– Это ружье у вас такое, да? Охотничье?

– Автомат, – нехотя процедил сквозь зубы Аврелий.

– А зачем он тут? – с удивлением спросила девушка.

Гелла толкнула Уорла; тот по-турецки сидел возле клеенки и немо созерцал происходящее. Челюсть у него заметно отвисала.

– Вот это да, – хлопнув ртом, сообщил наконец Уорл, встал, громко откашлялся, обратив на себя внимание, и сообщил:

– Сдавайтесь, граждане варвары! Вы окружены. Ясно?

После чего опять сел рядом с клеенкой и широко ухмыльнулся:

– Ну, я свое сказал. Ей Богу, живые варвары! Такие же дурные, как и ты, – он протянул руку и шлепнул Геллу по ноге.

Аврелий повесил автомат на плечо. Варварка с интересом повторила:

– Окружены? Как здорово! Это игра новая, да?

– Точно игра, – с серьёзным видом подтвердил Аврелий и отвернулся. Ну и встреча!

Гелла уже вовсю щебетала с девушкой – они осматривали наряды друг дружки и громко восторгались своей непохожестью. Парень-варвар делал пассы над рукой Колдуна: ранка быстро затягивалась, не осталось даже бородавки. Колдун часто кивал и добродушно лопотал что-то о «незлопочитании» и «человекодруговзаимопонимании». Он явно глупел на глазах.

Небо светилось. Сверкающие разноцветные птички штопали воздух яркими искорками; вдалеке, над деревьями, висела радуга – там шел дождь. Откуда-то издалека, с той, покинутой ими стороны, доносился едва слышимый крик ворон. С этой стороны (Аврелий достал бинокль) вблизи от пограничного столба высился щит с предупреждающей надписью: «Опасно! Не подходить! Зеркальная зона!». Щит был старый, буквы местами облупились. Городской граничник – на вершине сопки, – кричал в сторону щита что-то невнятное и явно его не видел. Уставно бия левой ногой с отданием чести правой рукой, граничник нёс свою нелегкую службу.

– У вас так всегда? – тихо спросил Аврелий. Парень оторвался от руки Колдуна, широко улыбнулся: – Ну да. А разве плохо?

Аврелий молча показал пальцем в сторону сопки. Оттуда уже доносился грохот и что-то рыжее, огненное выплескивалось под серое небо – не перелетая через пограничную вершину.

– А-а, – протянул парень, – это… Не знаю, мы туда не ходим. Нечего там делать. Там целебные травки не растут. А здесь… здесь всегда хорошо, – он обвел круг рукою. – Мятные поля. Сосны, цветы, лето. Всегда.

– А удар? – голос Уорла стал сиплым, он поднялся на ноги, – ответный удар?!

– Не понимаю, – парень вытаращил глаза, – вы о чем?

Колдун очнулся, бормотнул вежливо: «Спсиб», – тряхнул рукой и уселся там же, где стоял. Аврелий тупо смотрел на парня, нервно постукивая пальцем по прикладу автомату.

– Значит, у вас никто ничего не знает? И не воюет? Вы это хотите сказать?

– Да ничего я не хочу сказать, – парень дернул плечом. – Странные вы какие-то, непонятные. Я пойду. – Он отвернулся, махнул рукой девушке. Та чмокнула Геллу в щеку, сказала: «Извините, нам пора», – и они ушли.

Аврелий только сейчас почувствовал тяжесть оружия на плече, снял и перехватил автомат поудобнее. И, подождав немного, полоснул очередью по соснам, траве. По птицам, небу. По кустам. Вослед ушедшим.

Колдун тяжело встал, пошатнулся.

– Ты посмотри, – тягуче сказал он, – что-то спина болит. Дурак ты, по деревьям стрелять. – Колдун хватко взял Аврелия за плечо, поморщился. – Боюсь рикошетом от сосны… – он сплюнул кровью. Гелла зашла Колдуну за спину, тихо вскрикнула. – Так и есть, – устало подтвердил Колдун. Он неотрывно глядел в глаза Аврелию, и тот начал терять самообладание.

Где-то в небе, за сопкой, гнусно звенели пернатые ракеты, бились о невидимую преграду и гулко рвались; далекое «Вперед!» тонуло в зеленой листве.

Глаза у Колдуна стекленели все больше. Уорл лихорадочно рвал бинт из походной аптечки, Гелла потрошила сумку комплекта первой помощи.

– Колдун, – горячо шептал Аврелий, пытаясь разжать руку на плече, – Колдун… Ты же Колдун! Сделай чудо!

– Рыбки, – сказал Колдун. Глаза его закатились, он сильно побледнел, но еще держался на, ногах. – Рыбки… говорящие.

– Звание! – вдруг рявкнул Аврелий и испугался: кричал не он, а кто-то другой, его голосом. И этот «другой» двигал его руками и смотрел его глазами. И, похоже, даже дышал вместо него.

– Анатолий Нейч, майор ВС ООН, – просипел Колдун и упал. Аврелий наклонился над ним:

– Пароль! Ключ! Слово! Что?!

Колдун тяжело посмотрел мимо парня, вяло шевельнул губами:

– Молока бы. Очень хочется… Операция «Золотая рыбка-альфа».

Сильный удар отбросил Аврелия в сторону.

– Кретин! – сказал ему Уорл и стал перебинтовывать Колдуна. Работал он красиво, бинт челноком летал в его руках.

Аврелий пришел в себя. И впрямь, чего это на него нашло? Тут человек тяжело ранен, а он…

– Помирает, однако. – Уорл деловито расстегнул ворот на шее Колдуна и частыми выдохами – рот в рот – стал возвращать Колдуна к жизни.

– Молока бы, – бессвязно повторил Аврелий и опустился на колени. – «Золотая рыбка-альфа».

Сосны зашумели над его головой; из кустов выглянул любопытный заяц и тут же удрал.

– Он у нас очнется, куда денется! – задорно кричал Уорл, давя грудь Колдуна пятернями. – И сердечко, и дыхание, все восстановим! Сейчас задышит, сейчас!

– Небо, – тускло сказала Гелла, – смотрите, неба нет, – и сняла пилотку, сняла ненужную теперь портупею. И уронила ненужный бинт – потому что неба и впрямь не стало.

Аврелий пятился и озирался: птицы падали вверх, в черную мглу, туда, где только что голубело небо; деревья поблекли… трава растворялась… Листва пела.

– Не-ет! – кричала Гелла и била кулаками по спине Уорла, а тот, ничего не ощущая, пытался вернуть к жизни мертвого Колдуна.

– Это конец, – сказал Аврелий. «Это начало», – понял он. Зондаж не сработал и сейчас он потеряет Геллу, Уорла. Внезапно вернувшаяся память о его назначении здесь выплескивалась быстрыми волнами.

Сейчас. Сейчас он потеряет мир, где жил.

Гром, стихая и удаляясь, беззлобно рычал над верхушками сосен. Туча застыла где-то между небом и землей, над прибитой дождём травой, – лениво роняя вниз остатки белых градин. Мокрый лес недовольно шумел и кололся зелеными иглами.

Гроза, похоже, заканчивалась.

Аврелий выбрался на дорогу: кусты за ним сомкнулись и ноги сразу увязли в обочинной глине. С трудом поднимая чугунные сапоги, парень прошел на середину асфальтовой полосы и достал из кармана походный фонарик. Мелкий дождик дробно стучал по капюшону куртки, студя лицо и заливая глаза; Аврелий надвинул капюшон поглубже, едва ли не на нос – ему стало гораздо лучше. Не так мокро.

Свет фар потерялся в гравии: легковая машина шла на бугор, потом свет скользнул в листву деревьев, исчез, появился снова. Аврелий посигналил фонариком. Скрипнули шины.

– Можно? – виновато спросил парень, стесняясь мокрой куртки и грязных сапог.

– Садись, – коротко сказала девушка за рулем и включила дворники: две железные руки обмахнули стекло и скучно упали на место. Машина двинулась, под шинами затрещал гравий; в салоне было тепло, мотор грел сиденья. Аврелий тускло смотрел на серебряные ели, что попадали в свет белых фар по бокам дороги. Глаза у него слипались.

Машина резко затормозила, Аврелий стукнулся лбом о стекло и проснулся от удара.

– Хозяйка, – пыхтел в темноте чей-то бас, – захвати, а? Нас двое.

Дождь рьяно лупил по тонкой крыше, выстукивая невесть чего. Прам-бам-бом-трах!

– Только один, – строго сказала хозяйка, – места нет. Лишний поедет в багажнике. У меня сиденья узкие.

Прам-трах!

– Угу, – сказал бас, – вы не волнуйтесь, он мертвый. Так что я его в багажник.

Дождь ударил сильнее, лязгнул багажник, басистый забрался в салон машины, стало тесно, и все поехали дальше. Аврелий засыпал, но что-то ему мешало. Трах-бах. Бац-кряг-грумм. «Мы крови врага напьемся…» Он вздрогнул и огляделся: ехали как и прежде. Женщина рядом уверенно крутила водительскую баранку, и мокрая дорога все так же стелилась под колеса.

Ничего особенного. Ничего нового.

…Из темноты чеканно сказали: «Прощай!» – и Аврелий согнулся от удара словом.

Главный врач почти бегом вошел в ПС-зал: к сожалению, его опасения подтвердились.

– Спасибо, – он кивнул дежурному инженеру за пультом и подошел к стеклянной стене, делившей зал пополам. Три глубоких кресла за прочным стеклом таинственно поблескивали в полумраке хромированными колпаками. Над двумя из них мигали алые сигнальные огоньки.

– Так, – глухо сказал главврач и сложил руки за спиной. – Так. Значит, вернулись. Значит, снова впустую.

Он огорченно смотрел, как техники сняли колпаки с голов ПС-десантников, как те, пошатываясь, поднялись из кресел. Он и Она. Ушли, почему-то взявшись за руки и не оглядываясь. Главврач недоуменно покачал головой – все же психо-десантирование иногда давало неожиданный побочный эффект. Какой в данном случае? Ладно, отдохнут – выясним, что к чему. Имеются для этого тесты.

Главный врач собрался было уходить, когда внутри пульта вдруг опять запищала тревожная сигнализация. Дежурный инженер резко повернулся на вращающемся стуле лицом к начальнику, молча указал пальцем на пульт.

– Да, – коротко сказал врач, – слышу. – И бегом направился в отгороженную часть зала.

Главврач подошел к третьему креслу, над которым теперь тоже мерцал алый огонек.

– С возвращением, – врач поднял колпак с головы космонавта, вгляделся в заросшее щетиной лицо: глаза майора открылись. Главный врач шагнул в сторону – человек, кряхтя, встал из кресла. Его поддержали два техника, мгновенно возникшие рядом.

– Как вы себя чувствуете, майор Анатолий Нейч? – раздельно и громко спросил главврач.

– Ничего, – язык у майора заплетался, он тяжело помотал головой. – Все нормально… Я должен… Господи, где я был! Знаете, этот жуткий Город, эта бесконечная война!..

– Всего лишь бред, успокойтесь, – главный врач осторожно положил руку на плечо Нейча. – Пройдет.

– Да, – согласился майор, явно думал о чем-то своем. – А до этого, на скутере… Я вспомнил! Я обязан срочно доложить! Там…

– Стоп, Нейч! – Главврач кивнул головой в сторону техников. – Информация секретная.

– Разумеется, – майор повернулся и, шаркая, двинулся к выходу, едва не повиснув на плечах техников.

– Слава Богу, – обрадовано вздохнул врач, – я рад, что все закончилось хорошо.

– Кстати, – майор обернулся у двери, – а с чего вы взяли, что я какой-то там Анатолий Нейч? Меня всегда звали Уорлом. И, пожалуйста, не путайте на будущее.

Дверь за майором закрылась. Врач остолбенело смотрел в нее, не в силах отвести взгляд в сторону.

– Слава Богу, – механически повторил главврач, – слава Богу.

И умолк.