День святого Валентина (сборник) Молчанова Ирина
— Колян просто стесняется!
Пряжкин, может быть, и стеснялся. Однако вырываться из рук приятелей он явно не собирался. И только для поддержания имиджа дергался туда-сюда и пятился назад, чуть ли не падая.
— Ну вот и пусть стесняется, — твердо сказала Вера и отвернулась к столу.
— Вер, пойдем потанцуем, — заговорил вдруг, ухмыляясь, сам Пряжкин. — Ну че ты, как эта…
— Пряжкин… — угрожающе начала Вера.
Но тут подбежала Ангелина Владимировна и заговорила:
— Верочка, потанцуй, ну что тут такого! Пряжкин будет вести себя прилично — мы же наблюдаем.
И она подтолкнула Веру в объятия Пряжкина.
Которых, впрочем, и не было. Вере пришлось вытянуть руки и положить Пряжкину на плечи лишь самые кончики пальцев. Тот тоже, едва касаясь, взялся за ее талию, надежно спрятанную под складками маминого балахона. Так они и танцевали, еле-еле переступая с ноги на ногу. От Коляна пахло одеколоном и сигаретами — очевидно, он только что накурился для храбрости. А перед этим как следует надушился — для понта.
Музыка играла что-то утомительно-медленное, Пряжкин до ушей улыбался, а Вера думала: «Ну, вот и все. Теперь Пряжкин может думать, что крепость сдалась. Или что лед тронулся. И что я, можно сказать, теперь в составе его будущей банды… Или ничего это не значит? Подумаешь — танец!» Дальше она грустно подумала, что теперь ее наверняка будут презирать мальчишки другого типа: и интеллектуал Владик Брянский, и спортсмен-отличник Терехов, и художник Яценко, и даже жонглирующий мандаринами Столбиков… «А как бы развивались события, если бы я кому-нибудь из них нравилась? Но это вряд ли. Им, наверное, пока никакие девчонки не нравятся. Они заняты своими делами. А как вырастут, конечно же, влюбятся в симпатичных стройняшек…»
Подумав так, Вера с ненавистью посмотрела на своего партнера по танцу.
— Пряжкин, хоть бы ты курить бросил! — почему-то сказала она. А ведь собиралась заявить совершенно другое — о том, что он ее замучил.
— Ага! — охотно кивнул Колян.
Эта послушность разозлила Веру еще больше. Но тут же ей снова стало Пряжкина жалко. Ведь какая тяжелая у него жизнь! Он уже успел нахулиганить столько, что в школе его держали теперь только до следующего проступка. Дальше, как обещал Пряжкину директор, его отправят прямиком в колонию… Но как Вере ему помочь? Взять на поруки? Так ведь ей неинтересно с этим Пряжкиным! Ну почему он прилип к ней? Вот нравилась бы ему какая-нибудь другая девочка… Подружился бы Пряжкин с кем-нибудь из других Вериных одноклассниц — и всем бы было хорошо!
Да и как он с ней, с Верой, собирается общаться? Он же знает, что слушать байки про его бандитские подвиги ей неинтересно. Тогда, значит, что? Тогда она Коляну только из-за внешности нравится? Потому что такая пышненькая, как он любит?
Мысль эта была привычна, Вере тут же вспомнились все ее проблемы и обиды. И, не дождавшись окончания музыки, девочка умчалась вон из класса.
В туалете никого не было. Вера уселась на подоконник и стала смотреть в окно, за которым, подсвеченные фонарем, медленно падали крупные снежинки. Еще больше часа придется ждать Сашу. Тоска…
У входа, где висело большое зеркало, послышались голоса — какие-то девчонки забежали. Вере не было бы до них никакого дела, если бы вдруг… в их разговоре не зазвучало ее имя! Пришлось прислушаться, хоть и нехорошо подслушивать чужие разговоры.
— И что эта Герасимова все из себя строит! — Вера тут же узнала голос Оли Прожумайло.
— Выделывается, — объяснила другая. Как поняла Вера — Света Тушина.
— А чего ей выделываться… Вы видели, какое у нее платье? — подала голос Лиля Кобзенко. — Я специально посмотрела на лейбл, когда Герасимова монетки в стакан бросала. Это «Ungaro», причем натуральная! Эту фирму не подделывают. Знаете, сколько это платье стоит?
— Небось материно… — протянула Марысаева, после чего Вера услышала шипение — очевидно, Катька добавляла блестящего лака себе на прическу.
— Какая разница! — воскликнула Лиля. — Раз мать ей его дала, значит, это для нее фигня! А платье такое стильное…
— И парень у нее взрослый! — заметила Тушина. — Я уже давно это знала, что она с кем-то взрослым встречается. Он ее и сегодня после школы заберет.
— Я тоже слышала, — грустно сказала Катя Марысаева. — На машине за ней заедет…
— Везука…
— И Пряжкин узнал про это. Я слышала, как ему Денисов про Веркин телефонный разговор сказал. Денисов рядом был, когда Верка по мобильнику трепалась… — сообщила Оля Прожумайло. — Поняла, Марысаева? Ведь он после этого сразу приглашать ее бросился!
Вера похолодела. Милая Сашулька — парень?! Вот, стало быть, какие легенды про нее ходят. Так что теперь вся ее жизнь — сплошные мифы. И что с ними делать — поддерживать? Или выйти на площадь и прилюдно развенчать себя? Это тоже стыдно. Как потом жить?
Рядом с подоконником неожиданно появилась Прожумайло. Увидела Веру, взвизгнула — и умчалась, хлопнув дверью. От зеркала послышался сдавленный шепот, смех, решительный возглас Марысаевой: «Ну и пусть слышит!» Тут же хлопнула входная дверь — и все стихло.
«Все, — решила Вера, — этот балаган надо заканчивать. Хватит позориться! Сашеньку можно и на улице подождать — перезвонить ей только, чтобы подобрала меня где-нибудь в городе».
Девочка вернулась в класс, чтобы забрать свою сумку, шапку и шарф. Муся-Почтальон снова подбежала к ней с дурацким «сердечком» и с еще одним письмом, написанным на белой бумажке, но Вера отвела от себя ее руку.
— Ты что! Бери-бери, у тебя есть шанс! — с восхищением залепетала простодушная Муся.
— Муся, да какой шанс! — чуть не плача, воскликнула Вера, пробралась к сваленным в кучу сумкам, нашла свои вещички и направилась к двери.
И напрасно бросились к ней какие-то мальчишки — в полутьме Вера даже не удосужилась присмотреться, кто именно. «Пойдем танцевать!» — слышала она их голоса. Пряжкина среди тех мальчишек не было, это точно.
Письмо-«сердечко» и письмо на бумажном квадратике упали у порога. Невольно Вера задержала на письме взгляд. «№ 12 от № 14» — было написано там. И шел какой-то текст, причем очень даже длинный. Кто это — № 14? В самом начале вечера, получив номерки, все ребята бегали, присматривались друг к другу и запоминали, у кого какой номер. Вера же не удосужилась полюбопытствовать, только на Пряжкина, парня № 1 в их мире, глянула. Да наверняка это кто-то из девчонок сообщает ей, вруше и кривляке, все, что она о Вере думает. Вера и так о себе все плохое знала, так что чего теперь эти письма читать, расстраиваться… И она не стала подбирать ни очередное пряжкинское «сердечко», ни эту записку. Лисенка — мягкую игрушку и все остальные розовые послания Пряжкина она тоже с подоконника не забрала. Ни к чему это все…
Часа через полтора новогодний вечер завершился. Вера давно сидела с милыми родственниками на диване у камина, пила чай. И не знала, чем закончился конкурс на звание Королевы и Короля вечеринки. Да она вообще о нем не знала. Королем, согласно самому большому количеству присланных в его адрес голубых «сердечек», стал Коля Пряжкин. А корону Королевы надели на голову Кате Марысаевой. У нее оказалось целых два «сердечка», тогда как у остальных девчонок было или одно, или вообще ни одного не было…
И только когда в кабинете истории начали убираться, на окне обнаружились забытые Верой лисенок и целых четыре «сердечка», которыми мальчишки проголосовали за то, чтобы ей быть Королевой вечера…
— И почему Герасимова все время нас игнорирует? — с обидой в голосе сказал Миша Севастьянов, который все эти улики и обнаружил.
— Мы, наверное, для нее слишком примитивны, — ответил Владик Брянский.
— У нее своя жизнь — парни взрослые на машинах, крутые тусовки… — вздохнула Оля Прожумайло, выметая веником от порога еще одно Верино «сердечко».
Вместе с «сердцем» веник подкинул в воздух еще и затоптанную бумажку — письмо «№ 12 от № 14». И этот самый № 14 шустро выхватил его у Оли из-под веника, она даже нос туда свой сунуть не успела.
— Богатые родители, клевые вещички… — добавила Лиля, которой не давало покоя злосчастное платье-балахон.
Мальчишки дальше уже слушать не стали. Но они решили на Веру обидеться. И дать отпор Пряжкину, если тот попытается как-то повлиять на это. Коляна в кабинете давно не было — он слинял на улицу, как только Ангелина Владимировна велела сворачивать вечеринку. С ним ушел и верный его подпевала Денисов.
Остальные же парни восьмого «А» заносчивую Герасимову Веру практически единогласно решили игнорировать. Ведь из пяти «сердец», отправленных в ее адрес, только два были от Пряжкина. А потому еще трое мальчишек выходили на середину класса и показывали номера — чтобы заработать это «сердце» для Веры. Получается, зря выходили…
И кто-то ведь из них письмо ей написал — то, что она даже не прочитала, бросив у порога. Этот человек должен был обидеться больше всех.
— Вера, ты просто умница! — ласково глядя на дочь, сказала мама.
— Да? — искренне удивилась Вера: умницей она себя сегодня особенно не чувствовала.
— Конечно! — продолжала улыбаться мама. — Наконец-то ты решила начать ухаживать за собой, решила пойти на праздник в школу нарядная. Платье себе выбрала такое…
— Губа у тебя, Верочка, не дура, я бы сказала, — улыбнулась и Сашенька. — Даже я себе такое позволить не могу.
— Это мое новое платье из последней коллекции «Ungaro»… — продолжала мама.
— Мам, ты прости, я без разрешения… — испугалась Вера, сообразив, что слова Лилечки о суперкрутом платье оказались правдой.
— Ты знаешь, сколько оно стоит? — спросила Сашенька.
Спросила-то она совершенно беззлобно, да и мама, кажется, ругаться не собиралась, но Вера о себе все поняла. Вот вам и аскетический балахончик…
— Я рада, Верочка! — сообщила мама. — У тебя хороший вкус, раз ты именно на этом платье остановила свой выбор. Так держать! Но на будущее — обязательно спрашивай разрешения…
— Да! Да!!! — в испуге закивала Вера, хотя точно знала, что никаких маминых нарядов она надевать, чтобы в них выпендриться перед сверстниками, точно не будет!
— Так что… Если ты его ничем не заляпала и не порвала, то Новый год я в нем и буду встречать, — улыбнулась мама и обняла Веру.
— Растет наша красавица! Модницей становится! — констатировала бабушка, присоединяясь к групповому объятию.
Глава 6. Валькирия и герой криминального мира
Новый год Вера встретила в их большом загородном доме, куда съехались ее самые любимые люди: родители, бабушка, Сашенька, дядя и тетя — родители Сашеньки. Приехала из Москвы даже сестра-студентка Марина. Было так весело, празднично, дни потекли в самых приятных делах: Вера готовила с бабушкой и тетей затейливые блюда для стола, пускала с папой стремительные огнедышащие ракеты, болтала с сестренками — Мариной и Сашенькой, которые, правда, все норовили уединиться и с глазу на глаз посекретничать.
В новогоднюю ночь мама действительно была в том самом платье, которое Вера приняла за чехол для одежды и использовала как «аскетический балахончик». Да, большие деньги за него, как поняла Вера, заплачены не зря. На маме платье смотрелось восхитительно: поскольку мама была гораздо выше Веры, оно оказалось чуть ниже колена, струилось по стройной маминой фигуре мягкими складками. Пояс из металлических бляшек и цепочек очень благородно сжимал платье на талии. В общем, Вера мамой просто залюбовалась.
По вечерам все собирались в гостиной за широким столом и после чаепития начинали играть: то в лото, то в карты, то в «мафию» — ожесточенно спорили, в шутку и всерьез ссорились, шумно мирились, восхищались чьим-нибудь хитроумием или негодовали. Вера была спокойна и счастлива. И совершенно забыла думать о своей внешности и незавидной судьбе. Была веселой и открытой, чем очень радовала свою семью.
А когда все стали постепенно разъезжаться (первой умчалась в столицу сдавать сессию в своем институте сестричка Марина), Вера нашла себе новое занятие. Они с бабушкой стали ходить в лес на лыжах. Дом их стоял очень обособленно, вдалеке от всех строений загородного поселка, его окружал веселый березовый лес. Снегу нападало много, ударил легкий морозец, было солнечно и ясно — так что катание было просто в радость. Бабушка была заядлой лыжницей, и поначалу Вере трудновато пришлось за ней поспевать. Но постепенно она наловчилась и с каждым днем ездила все увереннее, изучила все лыжни леса. А скоро одна, без бабушки, стала выбираться на гору, которую они как-то обнаружили в заброшенном карьере. Пока никто не освоил ее, и Вера принялась учиться съезжать с нее вниз.
Ух, как свистел ветер в ушах, как летел в лицо колючий снег, когда девочка неслась по своей трассе, которую она раз от раза все лучше и лучше накатывала на крутой горке! Поначалу она падала несчетное число раз, но никто этого не видел, не смеялся, и Вера каталась и каталась. Постепенно у нее стало получаться совсем хорошо. И она, быстрым болидом съезжая вниз, ловя разгоряченным лицом ветер, чувствовала себя бесстрашной валькирией, [1] которая носится на своей колеснице по небу или над битвой, выискивая самых храбрых, самых отчаянных воинов, чтобы подхватить их и унести в вечные чертоги, где пируют лучшие рыцари всех времен, а скорее всего — и народов. Вера не боялась упасть — она верила в себя, надеялась на свои руки и ноги, и сам черт в этот момент был ей не брат. Она даже не волновалась, что так далеко по лесу от дома уезжала — мало ли кто нехороший может встретиться? Не может! Потому что бесстрашную валькирию нельзя ничем испугать!
Но каникулы — это всего лишь две недели. И они подошли к концу. Вере пришлось уехать домой. Начались школа, музыкалка, нужно было одеваться во что-то приличное, появляться на людях — держаться уверенно и ни в коем случае не показывать своих слабостей. Так что Вере пришлось забыть те смелые ощущения, которые радовали ее, когда она была валькирией. И, чтобы не тосковать в далеком от желаемого мире, вновь обложилась книгами про приключения, с упоением стала смотреть любимые фильмы и играть на компьютере. А еще в мечтах уноситься в выдуманные ею самой для себя истории — в которых, конечно же, Вера была самым главным и настоящим героическим героем. Мама снова принялась уговаривать дочку не киснуть целыми днями дома, отправляться к каким-нибудь друзьям или одноклассникам, развлекаться, радоваться детству. Вера отбивалась от нее, как могла. Но сил на эту борьбу оставалось все меньше.
А в реальности же героем стал Пряжкин. Причем героем не мнимым, а общепризнанным. В начале февраля он влип в какую-то историю — с драками, приводом в милицию и даже каким-то криминалом. Все — выпрут Коляна из школы как миленького! — думали в классе. Однако ничего подобного не произошло. Пряжкина отпустили. Как выяснилось, он оказался не только ни в чем не виноват, но даже проявил себя весьма положительно и благородно. То ли он кого-то защищал, то ли отстаивал чужие интересы — Вера не совсем поняла, потому что лишь прислушивалась к чужим разговорам (разумеется, делая вид, что ничуточки даже не прислушивается, вот еще!), а спрашивать, естественно, не стала. Так что скоро Пряжкин вернулся в школу — и ходил таким гоголем-моголем, что просто хоть кино про него снимай. Вере он, к счастью, никакого особого внимания не оказывал — так только, улыбался издалека. Кстати, того, что мальчишки дружно решили игнорировать ее, Вера даже и не заметила. Ведь и так-то она с ними не общалась. И то, что сосед по парте Столбиков перестал даже здороваться и усиленно отворачивался от нее, Вере не показалось странным. Он тоже, значит, ушел в себя и прячется от мира. Так решила она. И тоже Столбикова старалась не беспокоить.
До чего же в их школе любили всякие праздники! Приближался День святого Валентина. И, как и в прошлом году, его планировали отметить мощной общешкольной дискотекой. Прийти на нее могли все желающие, кроме разве что младшеклассников. Но только парой — мальчик с девочкой. Эта пара должна была договориться заранее, и совершенно не важно, кто кого пригласит — мальчишка девчонку или наоборот.
Пока в восьмом «А» никто никого не пригласил на это закрытое для всех одиночек мероприятие, но ожидание и волнение так и носились в воздухе.
И первым удивительным событием стала новость: толстушку-резвушку Мусю Гладышеву официально позвал на праздник имени святого Валентина десятиклассник Петров! Как-то после уроков он подошел к ней на школьном дворе и спросил, не хочет ли Муся принять его приглашение. Свидетелей тому было много, и в том числе умеющая вовремя подкрасться незаметно Оля Прожумайло. Так что после этого все оживились: и вот уже приглашен девчонкой из параллельного класса Мишка Севастьянов, рыжего Женьку ангажировала малявка из седьмого класса, а к яркой красотке Марысаевой подкатило сразу несколько парней, двое из которых — одиннадцатиклассники. Но всем она решительно отказывала — и взрослым ребятам, и однокласснику Игорьку Денисову. Всем стало понятно — Катька ждет приглашения от другого человека…
Оба одиннадцатиклассника достойно смирились с отказом, а Игорек страшно обиделся. Он принялся ходить широкими шагами по классу, смахивая чужие тетради и учебники с парт, плеваться, обзывать капризу Марысаеву. Хорошо, что сама Катька, которой в классе на тот момент не было, этого истерического монолога Денисова не слышала. Зато Вере Герасимовой, как и некоторым другим девчонкам и мальчишкам, которые никуда не убежали на перемене, это все слушать пришлось.
И Вера не выдержала. Как только нарезавший круги между рядами Игорек поравнялся с ее партой, она вскочила, схватила его за свитер и притянула к себе.
— А ну заткнись, придурок! — сурово сжав брови, воскликнула она. — Или я тебя сейчас пришибу!
Вере казалось, что она сейчас умрет от страха, если Денисов примется защищаться. И чтобы не показать этого, Вера сделала выражение лица еще суровее. И даже снова почувствовала себя грозной валькирией. А валькирии, конечно же, презирают таких подлых слабаков. А потому она тут же отшвырнула Денисова от себя и добавила на дорожку:
— Пошел отсюда!
И Денисов пошел… Куда-то в коридор…
Вера молча плюхнулась на стул и замерла с гордым видом. Но руки, которые предательски задрожали, спрятала в рукава кофты.
Многие посмотрели на нее, но ничего не сказали — тут же прозвенел звонок, и кабинет биологии стал заполняться учениками.
Куда делся из класса Игорь — побежал ли разыскивать своего покровителя Пряжкина и жаловаться ему, или же постыдно плакать где-нибудь в уголке, Веру не интересовало.
А Пряжкин отыскался сам. Как только кончился последний урок, он подошел к Вере, которая торопилась в раздевалку, и, перегородив ей проход на лестничном пролете, предложил, конечно же, идти с ним на Валентинов праздник.
— Не пойду я, Коля, — проговорила Вера, и голос ее был даже умоляющим. — Ты пойми.
— Что — «пойми»? — ухнул Пряжкин. — Не нравлюсь я тебе?
Ну что ему было ответить?
— Ты хороший парень, Пряжкин… — начала Вера. — Но…
Но не могла она объяснить, что дело-то, в общем, даже и не в самом Коле Пряжкине. А в том, что не могла Вера себя представить на этой дискотеке, потому что больше всего именно она САМА СЕБЕ не нравилась!
— Но тебе кто-то другой нравится, — закончил за нее Пряжкин. — Я знаю. Ты с ним пойдешь?
— Ну вот — да, кто-то другой! С ним, с ним! — охотно подхватила Вера, надеясь, что это спасет ситуацию и Пряжкин от нее отстанет.
Но тут же поняла, что снова врет. Снова играет на свой вымышленный образ. Ее жизнь шла по кругу. И выхода никакого не было. Разве что… признаться Пряжкину в том, кто она есть на самом деле! Признаться, что она — никто… Но это так стыдно.
«А идти на поводу своих слабостей — еще стыднее!» — решила Вера. И…
— Так что, Пряжкин, я ни в коем случае не пойду с тобой на дискотеку, как бы ты меня ни уговаривал. Потому что я — толстая! — выкрикнула Вера.
Стыд окрасил бурым цветом ее лицо. Девочка набрала воздуха, чтобы продолжить свою жуткую исповедь перед Пряжкиным, но тут вниз по лестнице поскакала такая конница одиннадцатиклассниц, что и ее, и Пряжкина отбросило к стенкам.
«Бежать!» — тут же подал команду мозг, который всегда настроен на то, чтобы защитить человека от волнений и опасностей. Да, бежать! Ведь так проще. И объяснять ничего будет не надо. Так что, поддавшись внутреннему приказу, Вера со всех ног бросилась вслед за взрослыми девчонками, нырнула в женское отделение гардероба…
— Что — «толстая»? Что — «толстая»?! — кричал ей вслед растерявшийся Пряжкин. — Я не понял, Вер!
— Это все!!! — на бегу ответила ему Вера. — Это значит — нет, нет, не-е-ет!
Глава 7. Разоблачение обманщицы, или «Покажи карате!»
До дискотеки имени святого Валентина, вокруг которой разгорались такие страсти, оставалось всего три дня. В восьмом «А» уже все знали, что Николай Пряжкин принял приглашение на бал от Екатерины Марысаевой. Даже Вера Герасимова знала. И это радовало ее. Ведь Катька с Пряжкиным — красивая пара. Он такой крупный, мужественный, она — высокая, стройная, женственная. По сравнению с Марысаевой ее конкурентка Прожумайло выглядела на троечку с минусом: кривоногенькая, вечно шмыгающая в поисках информации девочка с хитро бегающими туда-сюда косенькими глазками. Изящная Лилечка Кобзенко — тоже прошлый объект ухаживаний Коляна, была, наоборот, в отличие от Прожумайло, очень даже ничего. Но она, кажется, уже сошла с дистанции в борьбе за разбойника Пряжкина и переключилась на более взрослых кавалеров.
Так что Вера искренне желала Марысаевой счастья. И Пряжкину — чтобы он вспомнил свою прошлую любовь Марысаеву и вновь стал за ней ухаживать. А себе чего она желала… Так много чего она желала себе и к каждому празднику просила — но ничего этого не сбывалось. И купить то, чего она хотела, было нельзя. Новые тела пока не продавались. И новые судьбы. А уж друзей невозможно купить вообще никак…
На большой перемене мальчишки, как стадо молодых сайгаков, носились по классу и играли в «сифу» — бросались друг в друга сухой тряпкой, как следует вывалянной в мелу. Девчонки постарались исчезнуть с поля битвы — мало приятного, если на тебя вдруг приземлится эта дурацкая «сифа»: после нее мел с одежды два часа отчищать.
Вот, посланная чьей-то меткой рукой, «сифа» хлопнулась на голову суматошному Мишке Севастьянову. «Вай!» — завопил Мишка.
— «Сифа», «сифа», фу! — показывая на него пальцами, весело закричали мальчишки и заскакали вокруг.
— Детский сад, штаны на лямках… — недовольно пробурчала Света Тушина, которая случайно замешкалась в кабинете возле своей сумки и теперь старалась как можно быстрее сбежать из-под обстрела.
А мальчишки, и «сифа» Мишка, были очень даже довольны. Мишка стащил со своей медно-рыжей головы тряпку, отчего стал похож на сына мельника из какой-нибудь сказки, который по жизни всегда присыпан мукой. Повертелся, прицеливаясь и хлопая тяжелыми от мела белыми ресницами… И с ревом погнался за хохочущим Костей Яценко.
— Шубись, за мной «сифа» гонится! — придурочно-истошным голосом завопил Яценко и со всех ног бросился бежать от Мишки подальше. — А-а-а-а, разойдись, народ!
Открылась дверь — и Костя с лету врезался в толпу одноклассников, которые возвращались из столовой с обеда, пробежался им по ногам — в том числе и по Вериным.
Тут-то «сифа» его и настигла.
— Есть! — обрадовались мальчишки.
— Яценко — «сифа»! — дружно завопили они.
По инерции продолжавший бежать Костик не успел затормозить, отчего упал на нескольких человек сразу. Падал и увлекал их за собой. Вера, которая тоже попала в эту кучу-малу, старалась не грохнуться на пол, но все же не удержалась и налетела на того, кто шел позади нее.
Им оказался Игорек Денисов.
— Ты че толкаешься-то? — тут же обиделся он и, естественно, толкнул Веру.
Падая в противоположную сторону — то есть все на того же Яценко, Вера успела увидеть полные яростной злости глаза Игорька.
«Ну надо же, как он меня ненавидит!» — подумала Вера, с трудом удерживая равновесие.
А Игорек уже подскочил к ней.
— Ты чего, корова, пихаешься, я не понял? — смело крикнул он.
Не только Вера — многие в классе с удивлением обернулись и посмотрели на Игоря. Ведь обычно он не позволял себе так разговаривать с теми, кого боялся. А уж Веру-то он боялся точно — стороной обходил после знаменательного получения в лоб. Вообще в классе Денисова никто не уважал — за его роль подпевалы и мальчика на побегушках при Коляне Пряжкине, которую он, надо сказать, исполнял с удовольствием. Так чего это Игорек вдруг так активизировался?..
Вера с презрением посмотрела на Денисова, наглядно постучала себе пальцем по виску, отвернулась и направилась к своей парте.
Но какой-то наглый и необыкновенно уверенный в себе бес руководил сейчас Игорем Денисовым.
— Че ты? — задиристо и с надрывом, как будто его очень сильно обидели, повторил Игорек. — Че ты тянешь на меня?
— Уймись, Денисов, — спокойно ответила Вера, — я тебя не трогала. Все упали, и я тоже. Так что извини.
На «извини» Игорек явно не рассчитывал. Он снова подскочил к Вере, которая уже уселась за парту, хитро сощурил глаза и склонился прямо к ее лицу.
— А что ж ты мне сдачи-то не даешь, каратистка? А? — ехидно поинтересовался он.
— Я с такими, как ты, не связываюсь, — усмехнулась Вера.
— А с какими ты связываешься? С какими? — прыгал задиристым петушком Игорь.
— Да иди ты в баню! — как от назойливого комара, отмахнулась от него Вера.
— Нет, ты скажи! — потребовал Денисов и схватил ее за рукав.
Отрывая денисовские пальцы от своего рукава, Вера снова посмотрела Игорьку в глаза. И снова ощутила, насколько сильна его ненависть. Игореха не простил ей ничего — ни недавнего позора, когда Вера заступилась за честь Марысаевой, ни давнего удара в лоб. А сейчас он почувствовал, что Вера уязвима — ведь она вышла из сферы интересов Коли Пряжкина, а потому защищать ее Колян не будет. К тому же Пряжкина в кабинете в данный момент не было. Да он и раньше-то ни от кого Веру не защищал, но именно из-за того, что она ему нравилась, она находилась в некой «зоне недосягаемости». А теперь вот, значит, как…
И еще: по Денисову было видно — что-то явно не давало ему покоя! Или информация какая-то, которой Игорьку просто не терпелось с кем-нибудь поделиться, или…
— Слышишь, Герасимова… — вальяжно раскачиваясь, неторопливо начал Игорь. Конечно, неторопливо — ведь важную информацию нужно преподносить без спешки, значительно, веско. — Я тут про тебя кое-что знаю… Ну и здорова же ты врать!
— По поводу чего ты знаешь? — тут же оживилась Оленька Прожумайло и подбежала поближе к Денисову.
— Да вот, по поводу Верочки нашей необыкновенной… — пренебрежительно кивнул в сторону Веры Денисов.
Вера похолодела. Но что нужно делать, не знала. А потому продолжала просто сидеть за партой. И слушать…
— Ну, Денисов. Чего резину-то тянешь? — принялась теребить его Оля.
Ее подружка Тушина тоже подскочила поближе и навострила уши.
Игорь оглядел публику и все так же неторопливо начал:
— Ну, пошли мы вчера с матерью в магазин за продуктами. Все купили, значит, выходим. А там, у дверей, герасимовская мать моей попалась. И начали они разговаривать. Вместе вышли из магазина и пошлепали по дороге. А я сзади плетусь, сумки наши тащу. Ну и мамаши: ля-ля-ля да бла-бла-бла… И тут слышу, они про детей говорить начали. Моя мать про меня что-то там наплела, не важно, а потом и говорит матери Герасимовой: как, наверно, тяжело девочку растить, сколько нарядов, типа, надо, да как опасно на улицу отпускать и дожидаться… Вот. А Веркина-то мать тут ка-а-а-ак выдаст: да вы что, моя девочка целыми днями дома сидит, никуда ее не заставишь сходить! Просто, типа того, беда с ней! В бассейн с нами еще худо-бедно вытаскиваем, а так… только в музыкальную школу сбегает — и домой! И ни друзей у нее, ни занятий любимых… Я сразу-то не все расслышал, шумно на улице было, но потом, когда мы с матерью домой пришли, я у нее переспросил, и она кой-чего дорассказала… Поняли? — Игорь торжествующе обвел взглядом всех, кто слушал его. А таких было уже немало, практически весь класс собрался вокруг. И он насмешливо завершил: — Так что все Герасимова нам напридумывала — никакая она не каратистка. И тем более не все остальное.
Вера опешила… Это был провал. Это был позор. Катастрофа. Ужас…
Девочка оглянулась на одноклассников, взоры которых были прикованы сейчас к ней…
Так часто бывает: проходит всего лишь миг, а кажется, что пролетело безумно много времени — потому что столько всего успеваешь в этот момент подумать. Так случилось и с Верой. Она вспомнила все — и как донимал ее Пряжкин со своими «пончиками» и «колобками», и как обзывали ее другие ребята, и свои экстремальные катания на «Колесе обозрения», и трусливое бегство от порога «Клуба ролевых игр», и другие жалкие попытки изменить свою жизнь. Еще Вера успела вновь прочувствовать, как ей одиноко, осознать, до чего она не согласна с той внешностью и образом жизни, которые ей достались, представила, кем бы она хотела быть, чем заниматься и… насколько все это недоступно. А теперь невозможно вообще все! Потому что как она теперь будет смотреть в глаза одноклассникам? Пусть теплых дружеских чувств к ней никто здесь и не питал, но теперь, когда все знают о том, что все эти годы она попросту искусно врала, кроме презрения, ее личность у них ничего не вызовет.
И все-таки здравая жизненная сила брала верх над паникой и ужасом, над слабостями и комплексами. Вера поняла — надо спасаться! Вот что бы, подумала она, предприняла в этой ситуации та, кем внешне она является, — толстая, несчастная девица, услышавшая подобное разоблачение? Уже бежала бы со слезами и воплями прочь от позора. А как поступила бы она — та, которой Вера чувствует себя на самом деле? То есть героическая-романтическая девушка? Да очень просто — она бросилась бы спасать несчастную одинокую толстуху-неудачницу!
Так Вера и поступила. И принялась спасать саму себя.
Она медленно, очень спокойно поднялась со стула и, с легкой усмешкой на лице, изучающе посмотрела на Денисова. Затем изобразила удивление и заинтересованно спросила его:
— А что, твоя мама тебе все свои разговоры со знакомыми пересказывает? Да?
— Нет, — не понимая, к чему Вера клонит, тут же отказался Игорь.
— И подслушиваешь ты тоже всегда, да?
— Не всегда…
— А когда?
Игорь несколько растерялся. И ничего не ответил. А Вера тем временем продолжала:
— Значит, мама какие-то разговоры пересказывает, а какие-то нет? А как она определяет, что поведать тебе, а что не поведать? Не знаешь… А я знаю. Скорее всего ты сам это все придумал сейчас, а не мама тебе рассказала.
— Нет, мама, мама! — заволновался Денисов.
— А подслушиваешь ты тогда что? — спросила Вера, видя, что Игорь явно не понимает, как она его запутывает. Не понимает, и почему она это делает — потому что сама спасается. — Когда именно подслушиваешь-то?
— Никогда, блин, не подслушиваю! — возмутился Игорь.
На что Вера тут же заметила:
— Ты же сам только что говорил, что не успел подслушать, а потому вынужден был переспросить дома у мамы. Что-то ты путаешься, господин обвинитель!
Игорек не успел ничего ответить, потому что Вера очень медленно стала на него надвигаться, при этом безжалостно задавая вопросы:
— Ладно, допустим, все так, как ты говоришь. То есть ты у мамы все спрашиваешь, что не успеваешь подслушать. И она охотно делится с тобой всякими своими дамскими секретиками. Ага, тогда выходит, что ты — лучшая мамина подружка? Видимо, да, так оно и есть. Странноватая роль для мальчика, не находишь? Но подружка — значит, подружка, тут уж ничего не поделаешь… А они, эти мамы, ох какие болтливые… Потому что, представляешь, вчера моя мама, когда из магазина-то пришла, мне тоже кое-что поведала. Например, что твоя мама ей рассказала, как она тебя по утрам манной кашей из ложечки кормит. Ужас, говорит, как тяжело мальчиков воспитывать! Так долго в них детство играет… Вроде, говорит, взрослый у меня мальчуган Игорешенька, а просит каждое утро: покорми меня, мама, из ложечки!
Врала она, конечно. Снова врала. Ничего подобного мама ей, разумеется, не говорила. Да и сказать не могла! Вера выдумывала на ходу, действуя по принципу: «Лучшее средство защиты — нападение». Это была «ложь во спасение». Да, опять ложь, ложь…
Однако она возымела действие — в толпе ребят хихикнули. Поверили, видимо…
— Неправда!!! — закричал Игорь Денисов и принялся судорожно заглядывать в лица одноклассников, как будто хотел узнать — верят ребята этому или нет.
— Почему? — улыбнулась Вера.
— Потому что неправда! — Голос Игоря сорвался на визг.
— Может, и неправда, — негромко проговорила Вера и интригующе посмотрела на Игоря. — А ты докажи…
— А чего доказывать-то? — воскликнул Игорь. — Я сам, сам…
— Сам кашу ешь?
— Да!!!
— Из ложечки? — подсказала Вера.
— Да нет же!!!
— Руками? — Вера безжалостно топила Игоря.
— Не-е-е-ет! А-а-а-а!..
Вокруг хохотали от души. Покрасневший Игорь Денисов страшно разволновался и, не найдя убедительных слов для того, чтобы оправдаться и избавить таким образом свое доброе имя от наглого навета, взмахнул кулаками и бросился к Вере — драться. Правда, Мишка и Влад Брянский быстро схватили его под руки и таким образом остановили акт агрессии. Но Игорь продолжал рваться в бой, дергать руками-ногами и выкрикивать:
— Опять ты, Герасимова, врешь! Опять врешь! Сама докажи, что неправда то, что я сказал! Сама докажи! Пошла ты со своей кашей!
В те недолгие мгновения, когда внимание большинства ребят было приковано к бушующему Денисову, Вера вновь впала в состояние ужаса. И думала только об одном: верят ли сейчас Денисову — жалкому и обсмеянному? Или все-таки раз он обсмеян, то и не верят? Но вдруг все-таки верят — и теперь ждут ее реакции?
А реакции от нее действительно ждали.
— Ну-ка, пацаны, отпустите-ка его! — вырвалась вдруг на сцену основных боевых действий Оля Прожумайло. — Я говорю, Денисова-то отпустите!
— Зачем? — удивился Брянский. — Смотри, какой он агрессивный. Так и рвется в бой!
— Ну вот и пусть рвется, — ответила Оля. — И пусть на Герасимову нападает.
— Как нападает? Чтобы драться? — ахнул интеллигентный Влад. — Да ты что? С девушками драться — нехорошо.
— Это тебе нехорошо, — заявила Ольга. — А некоторым нормально. Которых обидели, и они злятся. Тебя же несправедливо обидели, да, Денисов?
— Да, да!!! — закричал и закивал головой Игорь, подтверждая таким образом, что полностью согласен с ее словами.
— Так что давайте, мальчики, отпускайте его! — скомандовала Ольга. — Давай, Игорек, дерись. А ты, Герасимова, защищайся. Покажи нам карате.
— Точно! — донесся из задних рядов голос Кости Яценко. — Молодец, Прожумайло, отлично придумала! Давайте, они будут махаться, а мы посмотрим!
— Вот мы и узнаем, врет Денисов про Герасимову или нет! — тут же подхватили другие ребята.
— И выясним — правда ли Герасимова карате занимается! Или тоже лапшу нам на уши вешает!
— Отпускайте его, пацаны!
— Денисов, вперед!
— Ату!
— Фас!
— Показывай карате, Герасимова! — кричали мальчишки и девчонки, незаметно расступившись и раздвинув парты так, что образовался небольшой свободный пятачок — эдакий импровизированный ринг.
Вера, из последних сил стараясь придать лицу спокойное и независимое выражение, окинула взглядом раскрасневшиеся лица кричащих. Да, страсти разгорелись нешуточные. Атмосфера была такая напряженная, что, казалось, вытащи из коробка спичку — она от этого накала вспыхнет…
Конечно, всем было очень интересно, подтвердится ли обвинение Денисова в том, что загадочная, недосягаемая и необыкновенно занятая Вера Герасимова, которая из этой своей интересной жизни никогда до них не снисходит, на самом деле все врет. Или не подтвердится?
И Вера это очень хорошо понимала. Ведь ее интригующее поведение и загадочный образ много лет не давали покоя одноклассникам. И для нее самой поддержание имиджа сейчас было важнее, чем страх оказаться побитой… Поэтому решение мгновенно пришло единственно возможное: да, сейчас она покажет все, что угодно, но завтра — ноги в руки и в другую школу!
А Денисов был уже свободен — пацаны отпустили его и выпихнули в центр круга. Только вот нападать он пока не торопился — и лишь медленно-медленно приближался к Вере.
— Ну хорошо… — Вера сделала шаг вперед.
И все замерли, отступив еще на шаг. Тихо-тихо стало в классе. Только чуть слышны были из-за закрытой двери вопли тех, кто носился в коридоре.
— Раз вам не жалко Денисова, я на нем еще разок покажу, чему меня учат… — в тягучей тишине проговорила Вера.
Сказала так — и почувствовала, что получилось у нее это очень зловеще. Потому что ей явно поверили… Стало еще тише. Хотя, казалось, дальше уж и некуда.
— Выходи, Игорек, на середину, — продолжала Вера даже как-то искусственно-спокойно. Таким голосом, казалось Вере, говорят врачи-убийцы, обращаясь к своим жертвам, обманутым и затянутым на хирургический стол ради их садистских экспериментов. Но что делать? Шоу должно продолжаться. Так что ей, Вере, придется держаться до последнего, защищая свое право на тайну и на возможность быть такой, какой ей хочется.
— Ну, что же ты не нападаешь-то на меня, Игорь? — подбодрила она Денисова. — Группа поддержки ведь тебе уже велела — фас! Действуй же…
— Ну а че? Щас… — неуверенно протянул Игорь.
Но его боевой задор, похоже, терялся просто на глазах. Игорек сделал шаг назад. И напрасно Костик Яценко подпихивал его в спину, заставляя выйти на середину импровизированной арены.
— Я понимаю, что «щас»… — проговорила Вера, очень переживая, что если она сейчас чуть переиграет, перестарается в изображении «крутой каратистки» — тогда все. Тогда уж точно не поверят… — Хоть нам и запрещают применять приемы вот так вот — вне секции, против простых, необученных людей, но для тебя, Денисов, я сделаю исключение. Так что — твой ход. Бей.
Перед Вериным мысленным взором вихрем неслись кадры всех посмотренных ею фильмов про боевые искусства. Эх, если бы «мысленный взор» мог показать все это не на такой быстрой перемотке, а с паузами или замедлением кадра, тогда, как принялась фантазировать Вера, стоя у края гибели своего имиджа, она бы вполне могла просто повторить какие-нибудь движения Джеки Чана или Брюса Ли! А то ведь нет! На самом-то деле все обстояло иначе — она только хорошо знала, какие кнопки на компьютерной клавиатуре нужно нажимать, чтобы ее персонаж выполнял «подсечки», удары головой, ногой, рукой, с разворота или в прыжке… Эх, стать бы сейчас героем компьютерной игры — чтобы кто-то другой нажимал эти кнопки на клавиатуре, а игрок «Вера» прыгал бы и бился… Бился с Денисовым…
Но хватит мечтаний! Вера тряхнула головой. И скорее всего зрители решили, что это она так разминается… «Надо же, — подумалось в этот миг Вере, — в моменты опасности забываются даже такие проблемы, как внешний вид». Да, ей сейчас было совершенно все равно, как она выглядит. Она забыла подумать о том, как, наверное, комично будет смотреться битва крупнокалиберной девочки с тщедушным гавриком Денисовым. И то, какими корявыми окажутся приемы псевдокарате в ее исполнении…