День святого Валентина (сборник) Молчанова Ирина

А тем временем этот самый Денисов, которого Яценко снова основательно подпихнул, сделал шаг вперед…

Глава 8. Бобик сдох…

Сделала шаг и Вера.

И вдруг в полной тишине раздался твердый голос:

— Вера, не надо!

Ребята тут же принялись вертеться, оглядываться.

— Остановись.

Голос принадлежал Глебу Терехову. И теперь перед этим самым Глебом, который пробирался к арене боевых действий, расступалась толпа.

Глеб встал между Верой и серо-зеленым, готовым к обмороку Денисовым. И произнес:

— Ты не имеешь права отрабатывать приемы на неподготовленных людях. И если ты сейчас это сделаешь, то нарушишь главный принцип спорта. Понимаешь, да? К тому же карате — это серьезно. Ты же можешь покалечить Денисова.

Теперь все смотрели на спортсмена-отличника Глеба. Который, в чем никто не сомневался, говорил то, что хорошо знал. А ведь действительно — Терехов со второго класса занимается боксом. И за все это время НИКОГДА свои боксерские приемчики ни на ком не демонстрировал!

— Ну так… — неуверенно начал Костя Яценко. — Денисов же ее сам попросил карате показать.

— Мало ли… — усмехнулся Терехов. — А вот попадет Денисов после этого эксперимента в больницу, он тут же от своих слов откажется.

— Это точно! — засмеялись мальчишки. — Откажется!

— Кстати, это не он просил карате показать, а Оля Прожумайло! — заметила Муся Гладышева.

— Точно — не он!

— А ведь правда! — согласились многие.

Учительница, про непременное появление которой все забыли, уже давно была в классе. Она не раз уже призывно стучала указкой по столу, но ее не слышали. И только сейчас, когда она подкрепила свой стук гневным восклицанием: «Урок идет уже пять минут. Восьмой «А», вы будете садиться за парты или нет?» — ребята на нее оглянулись. Пришлось идти садиться по местам.

Что все и сделали — в основном с удовольствием. Недовольными остались только те, кто надеялся посмотреть зрелище-позорище: битву каратистки с «неподготовленным человеком»…

И пока класс с шумом рассаживался, девчонки успели проскочить мимо Игоря Денисова и с хохотом поинтересоваться:

— Так что у нас там, Игорек, с манной кашей?

— Ты ее как — ешь или не ешь?

— Сам или не сам?

— Кашу или не кашу?

Денисов пробухтел в ответ что-то невразумительное. Но за парту свою плюхнулся уже с явным облегчением. И даже щечки его начали розоветь. Хорошо бы, конечно, если бы Колян Пряжкин не узнал о его сегодняшней неудачной попытке выпендриться!.. Нет, не «выпендриться», конечно, а расставить все на свои места — отомстить Герасимовой, рассказав миру правду о ней. Чтобы эта противная девица не позорила его перед всеми. Но раз не удалось так сделать — так пусть Колян про это и не узнает. Очень, очень переживал Игорь за недавний случай, связанный с Верой, отругавшей его за Марысаеву… И потому страстно хотел отыграться. А тут — на тебе…

Теперь на грани обморока была Вера. Причем весь урок литературы. Хорошо, что ее в этот день не спросили, а то бы как раз у доски она в свой первый в жизни обморок-то и грохнулась. Чем тоже создала бы мини-театр для одноклассников. И возможность для них все-таки прийти к выводу, что все, сказанное в Верин адрес Денисовым, не вранье.

Поэтому она сидела, борясь с подступающей слабостью, дрожью ног и рук. А на лице сохраняла свою привычную маску спокойствия.

И следующие уроки держалась. И контрольную по геометрии достойно высидела — и даже написала ее, кажется, всю.

О странном поступке спасителя — Терехова — она старалась не думать. Вот не думать — и все! Потому что, как героиня одной американской книжки, она собиралась подумать об этом позже. Не завтра, нет, — сегодня! Но не здесь и не сейчас…

А как только уроки закончились, Вера все так же спокойно и ровно дошла до гардероба, оделась. Попрощавшись с девчонками-одноклассницами, которые продолжали и в гардеробе к ней с интересом присматриваться, но ничего спросить так и не решились, вышла из школы.

В парк, ее путь лежал в парк культуры и отдыха. Вера уселась в троллейбус, который пусть хоть и кружным путем, но привез ее к этому парку. Таким образом она для тех, кто решил бы за ней понаблюдать, вновь нагнала таинственности. Ведь до дома Веры было десять минут пешком, а она направилась на троллейбусе в противоположную от дома сторону. Так что, уже сама не желая этого, девочка-обманщица продолжала работать на свой имидж… Хотя, казалось бы, кому какое дело, кто куда после школы отправляется?

И уже в троллейбусе, забившись в самый угол задней площадки и отвернувшись от всех, беззвучно, но горько Вера разрыдалась. Рыдала, слезы лились на щеки и быстро холодели в неотапливаемом салоне, а девочка все не могла остановиться. Как же она все-таки испугалась, когда начался весь этот кошмар! И что же за странная и корявая у нее жизнь!..

В парке было безлюдно, тихо, величественно. Закатное солнце словно накинуло на пышные холмистые белые клумбы, на утоптанные расчищенные дорожки и заваленные снегом кусты тончайшую розовую кисею, поэтому темные тени, которые бросали на эту кисею высокие деревья, казались синими.

Вера шла по центральной аллее — уже не рыдающая, только похлюпывающая изредка носом. Лицо, облитое солеными слезами, теперь щипало, но девочка не обращала на это внимания.

Конечно же, «Колесо обозрения» ничем помочь Вере не могло. Во-первых, зимой оно не работало. А во-вторых, настроение у девочки было совсем не то, чтобы кататься на каруселях и получать заряд адреналина. И все же она сюда приехала. А почему? Да потому, что этот парк был одним из ее самых любимых мест в городе. Здесь она малышкой часто гуляла с родителями и сюда стала приезжать уже одна. Тут Вера могла бродить в одиночестве, кататься на всех аттракционах, и никому в голову не приходило обратить на нее внимание и поинтересоваться: а что ж ты все одна-то, где же твои друзья?

В одну из таких своих прогулок, когда девочка, то уносясь мечтами в романтические события каких-нибудь книжных или киноисторий, то утопая в тоскливых мыслях о собственных недостатках, прибрела к медленно проворачивающемуся «Колесу обозрения», мысль испытать себя, оказавшись на самой вершине самого высокого сооружения в парке, Веру и посетила. А потом, когда она эту мысль воплотила, жизнь казалась ей яркой, прекрасной, и верилось ей в счастливое будущее.

Так что и сейчас Вера приехала в парк, чтобы, оказавшись в обстановке, которая обычно бодрила и радовала ее, вспомнить эти ощущения. И успокоиться после позорной истории в классе. Вера брела, любуясь на высокие деревья, с трудом удерживающие налипший на ветви выпавший после оттепели снег, и уже представляла себя Снежной королевой, осматривающей свои замороженные владения, — неспешно поворачивала голову и озирала то один объект, то другой. И единственное, что немножко портило ощущение, — это не вовремя развязавшийся шнурок ботинка, который успел намокнуть, обледенеть и смешно брякал при каждом шаге.

Центральная аллея вот-вот должна была разделиться на много-много узких дорожек, которые уводили в дальние уголки парка. Эти дорожки веером расходились от огромной каменной скамьи, что стояла на перепутье. Смахнув с небольшого пространства скамьи снег, Вера уселась и стала завязывать шнурок, отчищать его от грязного хрустящего льда. Взгляд ее был устремлен вниз, и вдруг она увидела, что к ее ботинкам подошли ботинки другие…

— Покататься приехала? — раздался голос у Веры над головой.

Страх ледяной рукой сжал Верино сердце. Девочка медленно подняла голову.

Возле скамьи стоял Глеб Терехов и чуть заметно улыбался.

— В смысле? — непонимающе спросила Вера.

«Ох, все-таки артисткой мне надо быть! Изображать я мастер. Эх, быть бы мне не такой, какая я есть, а поинтереснее на вид, я бы в театральное училище стала поступать! И играла бы в приключенческих фильмах, трюки бы исполняла без дублеров!» — подумала она, продолжая спокойно и безмятежно смотреть в лицо Терехову, а тем временем отчаянно трусить и думать о том, зачем он здесь оказался и почему знает про «покататься»…

— Я видел тебя, — Терехов улыбнулся чуть шире.

— Да я тоже тебя видела. Сегодня в школе. — Вера поднялась со скамьи. И принялась говорить, чтобы не дать возможности это сделать Терехову: — Знаешь, Глеб, большое тебе спасибо за то, что сегодня ты заступился за меня. Денисов, конечно, странный тип… Но если бы не ты… Ну, то есть, я сама в конечном итоге опозорилась бы… Может. Ну а ты заступился и прекратил этот балаган. Спасибо… Только теперь я тебе за это обязана буду. А так неловко…

Да, Вера была гордая. И в спасителях совершенно не нуждалась. Вот если бы все происходило не так, не здесь — в нашем времени, в нашей школе, в нашем парке, а в давние или сказочные времена, тогда да… Тогда было бы все по-другому! Она была бы, например, принцесса какой-нибудь страны… и после битвы, например, с врагами она, одержав победу, упала бы, обессиленная, с коня. А враги бы уже подбирались… И случайно проезжающий мимо рыцарь спас бы ее. Или не случайно проезжающий, а который специально, ради нее, пройдя через множество опасностей, примчался в эти края. Вот тогда можно бы…

— Эй, Герасимова, ты чего зависла? Ку-ку!

Вера дернула головой и посмотрела на Глеба. Тот щелкал пальцами у нее перед глазами, пытаясь вернуть Веру в реальность.

— Я не зависла, — значительно ответила Вера. — Я просто жду твоего ответа.

— Да какого ответа… — Терехов переступил с ноги на ногу. — Я все про тебя знаю.

«Еще один, который все про меня знает! — ужаснулась Вера. — Видимо, действительно для меня настал «час икс». Время срывать маски, расставлять точки над «i», раскрывать карты — или как там это еще называется. Все, резидент засыпался. Одним словом, миссия провалена…»

Вера заставила себя удивленно улыбнуться.

— Ты молодец, — продолжал тем временем Терехов. — Отлично держишься. У тебя стойкий характер и железная воля.

— А что это ты меня хвалишь-то? — вот теперь уже на самом деле удивилась Вера. Потому что совершенно не ожидала, что Терехов именно ТАКОЕ скажет.

— Потому что это так и есть, — ответил Глеб.

— Именно это ты обо мне знаешь? — спросила Вера. Уж что-что, а держаться с достоинством, тщательно скрывая то, что происходит в ее душе, и ни в коем случае не давая эмоциям проявиться на лице, Вера умела прекрасно.

— Не только. Во-первых, я видел тебя как-то летом, на каникулах… — начал Глеб. И было видно, что он с трудом подбирает слова. — Здесь, в парке видел.

— Угу… — кивнула Вера, не отрицая, но и не подтверждая того, что он мог действительно ее здесь видеть. А что такого? Парк-то культуры и отдыха, обычное место для прогулок…

И с грустью подумала: «Эх, плохой все-таки я шпион! Не заметила слежки. А вот если бы решался вопрос государственной важности? Как бы я уходила от «хвоста»? Надо развивать наблюдательность. Может, попробовать замечать, кто за мной движется, когда я в школу, например, иду? Или в музыкалку… Смотреть ненавязчиво через руку, зеркальце с собой носить, чтобы, не поворачиваясь, видеть то, что сзади происходит, приметы людей запоминать. Или…»

В этот момент она одернула себя, не давая своей фантазии умчаться в дальние края, и чтобы внешне не выглядеть так, что люди думали бы — Вера «зависла». А, видимо, такое частенько случалось… Она взбодрилась и стала слушать внимательнее.

— Я сначала просто тебя увидел. Мы с родителями гуляли тут. Я билеты в кассы покупать пошел, а они отстали. Смотрю — ты… — продолжал тем временем Глеб, который, к счастью, увлеченный воспоминанием о своих впечатлениях, не заметил того, что взгляд его собеседницы опять только что куда-то «уплывал». — Села на площадку «Колеса обозрения». Одна. Ну и я просто решил посмотреть, за сколько времени «колесо» полкруга проезжает. А ты — приметное пятно. Потому что была одна. И знакомая. И в платье в ярком. Далеко, в общем, тебя видно… Я еще специально подальше отошел — к палаткам с мороженым. Оттуда хорошо вершину «колеса» можно было разглядеть… Ну, я и смотрю, время засек. А ты как залезла вдруг на руль — у меня аж челюсть отвалилась! И стоишь! Меня аж затрясло — упадешь, думаю! Ты руки раскинула — и стоишь себе… А я смотрю. Вижу — и люди какие-то за тобой наблюдают. Тетки ругаются: «Что же это такое? Кто разрешил? Нарушение правил! Это опасно, так рисковать нельзя, надо карусельщику сказать!» Но не сказали, ушли. А тут твоя площадка уже вниз поехала. А там деревья загораживают. Я быстрей вбок побежал, чтобы проследить, как ты там… Смотрю, а ты уже сидишь, ботинки обуваешь…

— Босоножки.

— Да. Ну все, думаю, слава богу! Пронесло, обошлось, не упала… Тут мои родители с братом подошли, меня куда-то потянули. В общем, я к тебе не стал подходить. Но ты молодец! — восхищенно воскликнул Терехов и перевел дыхание.

Вера еще ни разу не слышала, чтобы он так много говорил.

— В общем, ты — герой! — заключил Глеб. — Я бы так никогда не смог. Честное слово. Это, конечно, дурь, могла бы и о родителях своих подумать… Ты больше никогда так не делай! Надо ценить жизнь — и свою, и чужую. Родителей, например. Обещаешь?

— Ну, да, — ответила Вера, которая после слов Глеба действительно вдруг подумала о том, что случилось бы с ее родителями, если бы она с этих каруселей вдруг…

Глеб вздохнул и покачал головой:

— Это же еще надо решиться на такое! Сама придумала?

— Ага, — просто кивнула Вера, никого не играя в этот момент.

— Здорово! — Терехов полноценно, во все лицо, улыбнулся. — Но это же очень трудно. Знаешь, раз ты такое можешь, ну, стоишь на руле и не падаешь, равновесие держишь, значит, у тебя прекрасный вестибулярный аппарат.

— Правда? — искренне удивилась Вера.

— Конечно. Уж я-то знаю, — сказал Глеб.

— Ну хорошо, — согласилась Вера.

Они замолчали. Вере показалось, что Глеб Терехов и сам был несколько удивлен тем, что произнес такую длинную речь, — настолько лицо у него было сейчас растерянное. Видимо, он такого от себя не ожидал. В школе-то Глеб разговаривал только по делу, на уроках отвечал четко, ясно, лаконично и только по существу. А потому и учился на одни «пятерки».

— Ну, раз ты знаешь о том, как я катаюсь на «Колесе обозрения», пойдем как раз на него посмотрим? — предложила Вера.

И испугалась своей смелости и напористости. Что происходит вообще? Она — и приглашает мальчишку на прогулку? Вот это да…

— Пойдем, — кивнул Глеб. — Кататься ты все равно не будешь, зимой-то аттракционы не работают.

— Конечно. Тем более, что я тебе пообещала, — согласилась Вера, направляясь по одной из нешироких дорожек. — Посмотрим просто — и все.

Они побрели вперед. Терехов молчал. Молчала и Вера. Она не знала, что говорить. И вообще — как вести себя, не знала. Ведь у нее не было опыта общения с мальчишками. Вернее, был, но очень негативный. Она умела отбиваться от Пряжкина, ставить на место тех, кто пытался в прежние годы над ней смеяться, надменно не замечать их. Но а вот так вот, по-нормальному, — как общаться? Она не знала. Ведь прецедента такого общения никогда не было…

Но, как ни странно, то, что они просто брели с Тереховым и молчали, ее не беспокоило. Вела она себя, как вела, и не задумывалась об этом. Терехов шел чуть сзади нее — рядом на очень экономно расчищенной узковатой дорожке было идти неудобно. И Вера не переживала даже, что он сейчас видит, до чего она толстая, а ведь это даже в пальто видно. Просто шла себе и шла — спокойно, уверенно и легко. Точно так же было и у нее на душе. Наверное, потому, что Терехов, который заявил, что «все про нее знает», на самом деле ни в обмане ее не уличил, не обсмеял, не обидел. Он просто видел ее — и не в самый позорный момент ее жизни.

Но что такое? На месте огромного «Колеса обозрения» Вера и Глеб увидели… руины — раскуроченные железные спицы гигантского колеса, присыпанные недавним снегом крепежные устройства. Да, стало быть, старый аттракцион демонтировали, причем не так давно. Часть его останков успели уже вывезти, часть все еще ждала переезда к месту своего упокоения.

— Ну, все. Бобик сдох… — только и смогла проговорить потрясенная Вера.

Рушилось все. Все, что было у нее в прошлом. Даже железного мастодонта — облезлые карусели, которые она предназначила себе для получения порции героизма, и те разломали! Интересно, значит это что-нибудь или нет? А если значит, то к чему это — к хорошему или к плохому?

— Да, больше не покатаешься… — чуть слышно протянул Терехов и посмотрел на Веру.

— Ну ничего, — улыбнулась она.

И про себя решила: «Я обязательно придумаю что-нибудь другое!»

— Пойдем назад, — предложил Терехов.

И они двинулись обратно. Уже темнело, в парке зажигались старинные фонари с недавно приделанными к ним современными антивандальными плафонами-шарами — из суперпрочного матового стекла. Фонари светили красивым тепло-желтым светом. А если смотреть на одиночный фонарь издалека, то казалось, что это гномик зажег возле своего домика маленький теплый светильничек и теперь поджидает друзей к вечернему чаю.

Так подумала Вера — и… захотела рассказать это Глебу Терехову. Но все-таки успела захлопнуть рот, удивившись своей навязчивости. «Вот дура! — наверняка подумал бы он. — Домики-гномики…» Что-то уж очень она к Терехову расположилась. Нельзя так. Да и подозрительно это все…

Стоп! А почему он вдруг решил за нее заступиться-то сегодня в классе? Почему не позволил прилюдно опозориться? Жалко стало? Или законы спорта настолько для него святы, что он неукоснительно соблюдает их сам и требует того же от других? Как все это интересно, непонятно и таинственно… А вдруг… Вдруг Терехов действительно знает о ней ВСЕ?! Ведь он и сам так сказал. Знал, что она на самом деле ничего не умеет, — и не дал продемонстрировать это? Проявил благородство? Или как его поступок понимать? Ох, сколько вопросов… Вера же совершенно забыла не только задать их Терехову, но и вообще у нее просто вылетело из головы, что она собиралась поразмышлять на эту тему! Вера вообще привыкла подолгу размышлять обо всем, что с ней происходило или что ее интересовало, а тут такой важный вопрос, можно сказать, вопрос жизни и смерти, и — на тебе!

А спросить Терехова было уже трудно. То есть практически невозможно. Потому что за то время, пока Вера размышляла о странном поведении Глеба Терехова и о том, почему она у него о мотивах этого поведения не спросила, они уже вышли из парка и оказались на троллейбусной остановке. Подкатил дребезжащий сарай на колесах, и вместе с многочисленными желающими ехать, а не ждать на морозе следующий борт, Вера и Глеб бросились на штурм двери.

Втиснуться в салон им удалось. Но поговорить там было никак нельзя. А скоро их вообще отнесло толпой далеко друг от друга — ведь был час пик, люди возвращались с работы.

Так они и ехали до Вериной остановки.

Глеб, которого отнесло волной людей гораздо дальше вглубь, чем Веру, вышел из троллейбуса не сразу. Вера даже подумала, что он дальше поедет. Не ее же он провожать, не доезжая до своего дома три остановки, из троллейбуса выберется? И она зашагала вперед.

— Вера, погоди! — Терехов все же догнал ее. — Я тебя провожу.

— Спасибо.

Все так же молча они двинулись к дому Веры. Нет, спросить о сегодняшних странных событиях Вера отчаянно не решалась. Ну просто никак не могла она вот так вот, на ходу да на морозце, взять и спросить: «А зачем ты, Глеб, меня спасал-то сегодня? Зачем тебе это надо?» Не могла — и все! «Трус, трус, жалкий трус! — ругала себя Вера в такт шагам. — Только в стране Выдумляндии ты смелая, на виртуальном коне да с вымышленной сабелькой. А в жизни слабо тебе, кишка у тебя тонка…»

У охраняемых ворот своего жилого комплекса Вера остановилась. И посмотрела на Терехова. Смело так посмотрела. «Ну скажи!» — просил ее взгляд.

Но Глеб лишь осторожно тронул перчаткой Верин рукав, улыбнулся и сказал: «Ну, пока, Вера!»

— До свидания! — улыбнулась Вера. — Спасибо, Глеб, что проводил.

Глеб тоже улыбнулся, помахал рукой, развернулся и пружинистой походкой отправился прочь.

А Вера осталась у ворот. Просто стояла. Не ждала, что Терехов обернется, — а зачем? Не ждала, что вернется, — тем более не надо. Он не сказал ничего. Но ведь, как почему-то показалось Вере, что-то такое он все-таки сказать ей собирался. Это по лицу Глеба было видно. Или не видно? Ведь разве она, Вера, разбирается в мальчишеских лицах? Наверное, это интуиция подала голос. «Ой, да какая у меня интуиция!» — тут же мысленно одернула себя Вера. Не сказал, и все. Не раскрыл тайны своего поступка…

— Здравствуй, — раздался вдруг голос. И Вера увидела, что из будки вышел охранник и распахнул перед ней металлическую дверцу. — Домой идешь?

— Да, — поспешно кивнула Вера и заторопилась к дверце.

— Ну, заходи, что ли, — важно сказал охранник. И уже с хитрецой поинтересовался, кивая в ту сторону, куда удалился Терехов: — Жених?

— Нет!!! — что было сил воскликнула Вера и со всех ног помчалась к дому.

Скорее в свою комнату — и думать обо всем этом, думать, анализировать…

Но вместо того, чтобы думать и анализировать, Вера, примчавшись домой, смогла только выпить полчашки чая, скоренько умыться и плюхнуться спать. И хоть было еще не так поздно, чтобы ложиться спать, едва Вера присела на кровать, сон тут же накрыл ее. Так что никаких мыслей и фантазий не посещало ее в этот вечер. Наволновавшись, нагулявшись, утомившись, она спала всю эту ночь так крепко, что не увидела ни одного сна, которые обычно были у нее такими интересными, такими радужными, с приключенческим сюжетом и лихо закрученной интригой… Наверное, действительно что-то менялось в ее жизни. Конечно, если бы Вера не уснула, она бы обязательно как следует подумала обо всем…

Глава 9. Помоги мне, святой Валентин!

И если бы Вера этим вечером не молчала, если бы не ждала, что Терехов сам начнет ей выдавать интересующую ее информацию, эти самые тайны она узнала бы сразу же…

Ведь Глеб давно наблюдал за ней. Еще с тех времен, когда Вера только переехала в новый дом и пришла в их класс. Сначала с интересом — будто смотрел какой-нибудь фильм — он следил за ее битвами за независимость от Пряжкина. А тот прыгал вокруг нее петухом, выделывался, кривлялся, гоготал. Но Вере это совершенно не нравилось — и она отбивалась. Глеб видел, как больно ей было слышать «умильные» пряжкинские «колобок» и «пончик» — хотя умильными они казались только самому Коле Пряжкину. Но Вера не показывала своей боли, и это, как замечал наблюдательный Глеб, давалось ей тяжело. Ведь подхватили пряжкинские «обзывалки» и многие другие ребята и девчонки в классе. Вера не давала себя в обиду все равно, хотя война велась уже на многих фронтах. «Вот это характер!» — подумал как-то Глеб. И простой интерес сменился уважением.

А когда Вера знаменательно навернула Денисову в лоб, тем самым окончательно положив конец любым попыткам ее обидеть, его уважение к девочке поднялось еще на несколько ступенек. Глеба поразил, конечно, не удар ногой. Он видал удары и покруче. Профессиональные, настоящие удары, а не то, что вдруг получилось у Веры случайно (это-то он как раз сразу понял). Выражение Вериного лица, ее решительность и уверенная храбрость — вот что приятно поразило Глеба. Он уважал эти свойства характера. Потому что знал — ими отмечены не все люди.

Герасимова Вера вела себя очень независимо, не носилась с визгом по коридорам, не шепталась с девчонками по углам, не пищала, не сплетничала, не вредничала и не пакостила по-мелкому, стараясь привлечь этим самым внимание мальчишек, — то есть не делала всего того, что Глеб очень не любил. Таинственная Герасимова была совсем другой. Похожей девочки он никогда не видел. Казалось, что она здесь — и не здесь, что она знает много-много чего-то такого… необыкновенного. Но делиться этими знаниями ни с кем не спешит. Да и умная она. А как отличник и человек, который стремится к покорению жизненных высот, Глеб Терехов очень это ценил.

И вообще — Глебу казалось, что за спиной Веры стоит… целое королевство. Королевство тайн.

Одним словом, Глеба тянуло к этой необычной девочке. Но стены Вериного королевского замка были очень высокими, а ворота — надежно запертыми. Ни с кем не желала общаться одинокая девочка Герасимова Вера. И это тоже уважал Глеб. С кем ей общаться-то? С Пряжкиным, что ли? Глеб и сам-то в классе особо дружбы ни с кем не водил, ограничивался незначительными разговорами об уроках и болтовней с пацанами на тему футбола. И не из-за снобизма и презрения к окружающим. Некогда ему было просто! Успеть бы повторить уроки, подготовиться, ответить, получить отличную оценку… На секции было то же самое. Там вообще не до разговоров и тесной дружбы — только работать, работать, добиваясь все больших и лучших результатов!

Так что если и тянуло Глеба Терехова общаться с загадочной Верой, то как начать это общение, он все равно не знал. Герасимова жила в своем мире, а нахрапистые методы Коли Пряжкина Глебу никак не подходили.

Новогодняя классная вечеринка в восьмом классе — вот был отличный повод сделать первый шаг! Глеб решил наконец этот шаг совершить. Только вдруг Герасимова на вечеринку не пойдет? Ведь она нечасто посещала подобные мероприятия.

И Глеб послал Вере записку. Чтобы она обязательно на новогодний праздник пришла. Да, та записка «ВЕРА, ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИХОДИ НА НОВОГОДНИЙ ВЕЧЕР!» была от него. И Вера появилась…

«Но вдруг она пришла совсем не из-за моей записки? — подумал в тот вечер Глеб, обрадовавшийся, когда увидел Веру на празднике. — Вдруг все-таки затем, чтобы с Пряжкиным танцевать?»

Ответа на свои вопросы он так и не получил.

Глеб Терехов пешком шел домой. Сегодня он первый раз в жизни без уважительной причины пропустил тренировку. И это не расстроило его. Хотя Глеб много раз думал о том, что же с ним будет, если что-то подобное случится? Бокс он любил самозабвенно, его успехами гордились тренеры — и предрекали ему серьезное спортивное будущее. Глеб и старался.

Но не отправиться сегодня вслед за Верой он никак не мог. И он все сделал правильно — и в школе, когда «возникал» ничтожный Денисов, а весь класс его науськивал, ожидая шоу, и в парке. Вот разве что когда с Верой прощался — малость притормозил. И не смог сказать то, что собирался. Но это ничего. Скажет. Потому что у Глеба была еще одна мысль.

Почему-то он, как и многие люди, у которых слишком много суровых трудовых будней в жизни, очень много надежд возлагал на праздники. Праздника, чуда ему ой как не хватало!

А завтра — День святого Валентина, снова в школе праздник. На него-то и собирался Глеб пригласить Веру Герасимову. Ведь что там, на этом празднике, будет? Наверняка что-нибудь очень хорошее, необыкновенное, чего в жизни каждый день не бывает. Недаром туда можно пройти только в паре с девушкой. И хоть танцы Глеб не особо любил, почему-то он сейчас был уверен, что дискотека, посвященная святому Валентину, покровителю влюбленных, будет замечательной. Он-то ни разу еще на дискотеки не ходил, но те, кто там бывал, уверяли, что веселье бывает просто волшебное. С Верой, он хотел пойти на дискотеку именно с Верой! Но почему-то застеснялся и не пригласил ее — в парке или у ворот ее дома хотя бы. И Глеб ругал себя — трус, трусина, трусятина!

«Но ничего! Я приглашу ее завтра с утра в школе! — с такой решительной мыслью Глеб зашел в подъезд своего дома. И, остановившись у двери с зажатыми в руке ключами, от всей души мысленно попросил: — Помоги мне, пожалуйста, святой Валентин! Я очень хочу, чтобы у меня все получилось!»

Фыркнув и усмехнувшись тому, что он совершает такие девчачьи поступки — к святым за помощью обращается, — Глеб вошел в квартиру.

На следующий день в школе было очень беспокойно. То и дело по коридору проносились ребята и девчонки с открытками-«валентинками» в руках. А за ними бежали те, кому таких «валентинок» не досталось, а потому они непременно хотели посмотреть то, что пришло счастливцам.

Уже с утра в спортивном зале не проводились уроки физкультуры, а началась подготовка к крупномасштабной дискотеке. Занимались этим только старшеклассники — и больше никого, даже одним глазком посмотреть, туда не пускали. Для этого возле дверей спортзала на переменах и даже уроках дежурили дюжие молодцы из десятых и одиннадцатых классов. Любопытным, которые все равно толпились под дверями, иногда удавалось услышать, как проверяли звук аппаратуры, настраивали музыкальные инструменты. Обещали «живую музыку» — должны были играть две школьные рок-группы, «Барбаросса» и «Веселые мутанты», которые всегда соревновались друг с другом — за оригинальность и необычность текстов, музыки и исполнения, за количество фанатов, которые, кстати, иногда вероломно перебегали из поклонников одной группы в поклонники другой.

Так что скоро, уже совсем скоро дискотека, посвященная благородному дону — заступнику всех, кто влюблен и в кого влюблены, должна была начаться. А это означало, что у всех, кто на нее собирался, времени очень мало — как только закончатся уроки, нужно бежать домой, наводить шик-блеск-красоту и торопиться обратно в школу. Попутно, конечно же, захватив свою «пару».

В восьмом «А» таких пар было две — Марысаева с Пряжкиным и Яценко с Ольгой Прожумайло. Вторая пара возникла в последний момент. О том, как она образовалась и кто у них кого пригласил — Прожумайло Яценко или Яценко Прожумайло, не знал никто. Ребята строили всякие предположения. Но Оля Прожумайло делала такое загадочное лицо, что ничего понять было по нему невозможно. А Яценко только отмахивался — и страшно стеснялся.

Те же, кого пригласили на сегодняшнюю дискотеку «чужие», все уроки и перемены ощутимо волновались.

«Ты в чем пойдешь? А ты?» — спрашивали друг у друга девчонки.

Приглашенные же мальчишки ни о чем друг у друга на тему предстоящей любовной дискотеки не интересовались. Их волнение угадывалось лишь по тому, что они были сегодня не такими шумными и беспокойными, как обычно.

Вера Герасимова вела себя как всегда. Интерес разоблачить ее тайну, к большому счастью для Веры, как-то угас. А все из-за тревожно-таинственного праздника! Конечно, День святого Валентина не был официальным праздником, но открытки и подарки все вокруг дарили и получали в большом количестве.

«Как это все буржуазно!» — свысока глядя на девчонок, мотающихся по школе с открытками-«валентинками» и сувенирной дребеденью, думала Вера. Ей было приятно, что этот праздник влюбленных ее не огорчает — как, например, тех девчонок, которых никто из мальчишек не поздравил (а таких в восьмом «А» оказалось больше половины).

А еще Вера делала вид, что между ней и Тереховым никакого разговора не произошло, что ничего из-за него не изменилось. С утра, когда она проснулась, ей вообще все вчерашнее показалось фрагментом сна. В школе же она как-то, впрочем, покосилась на Глеба — только чтобы проверить, что он делает. И наткнулась на его взгляд… Конечно, она тут же отвела глаза. Но на одной из перемен углядела, как, тоже стараясь остаться незамеченным, Терехов оглянулся на нее.

Также она взгляд Игорька Денисова перехватила. Тот нагло смотрел на нее — но все-таки отвернулся, когда Вера, не мигая, на него уставилась и даже сурово сдвинула брови.

Девочкам восьмого «А» сегодня повезло — их учительница труда болела, так что после четырех уроков они могли быть свободны. Мальчишкам же предстояло отправиться на свой спаренный «труд». Известие девчонок обрадовало — и Веру в том числе. Но — ох, каким же нудным сразу показался последний, всего лишь четвертый по счету, урок, как нескончаемо долго он тянулся! Все — и девчонки, и мальчишки откровенно изнывали, «размазывались» по партам, шушукались, перекидывались записочками и учительнице отвечали кое-как.

Вера тоже замучилась в этот день. Почему-то праздник святого Валентина ей не нравился. По телевизору должен сегодня идти хороший старинный фильм, посмотреть который Вера мечтала уже давно. Вот там — про любовь, вот там — да: романтизм так романтизм! Так что уж скорее бы все кончилось… И теперь, с отменой урока труда, все для нее складывалось удачно — к началу фильма она опоздала бы, если бы отсидела все уроки, а теперь как раз успевала.

Девочка подняла глаза к потолку, думая про фильм, о котором она читала много интересного и сюжет которого хорошо знала. И тут как-то активно завозился ее сосед по парте Кирюша Столбиков — и придвинул к Вере какую-то записку.

«Передал кто-то, — поняла Вера. — Явно со среднего ряда». Она развернула листок, сложенный пополам, и прочитала:

«ИЗВИНИ, ЧТО ПОЗДНО: ПРИГЛАШАЮ ТЕБЯ НА ДИСКОТЕКУ

СВ. ВАЛЕНТИНА!»

Как обычно, без подписи. Но теперь-то Вера знала, чье это творчество!

Она покраснела. Внимание Глеба было так приятно. К тому же он оказался таким хорошим, простым и легким в общении. Она-то иногда думала, что Терехов — немного заносчивый, как все отличники и уверенно идущие к своей цели люди. А выяснилось — нет, вовсе не заносчивый… Неужели он и правда хорошо к ней относится? Но как же не хочется идти на эту дурацкую дискотеку!

Да, Вере туда действительно не хотелось. Ведь она не будет там самой красивой, самой стройной. И самой популярной тоже не будет. Даже просто красивой, стройной, пусть даже не популярной — не будет. И хоть смеяться над ней уже никто не станет — не посмеют, Вера научилась защищаться и давать сдачи, но многие взгляды: презрительные, насмешливые, брезгливо изучающие, взгляды «мимо», как будто она такая невыразительная, что и внимания не достойна, взгляды превосходства — все они обижают еще похлеще глупых дразнильных слов. А Вера не хотела, чтобы на нее так смотрели.

«Не пойду! — решительно подумала Вера, после звонка поднимаясь из-за парты. — Не буду позориться все равно!»

Она вырвала из блокнота листок, написала на нем:

«ГЛЕБ, СПАСИБО! НО — НЕ МОГУ ПОЙТИ!

ВЕРА»

Сложила пополам, надписала сверху Глебову фамилию. Обернулась и передала свою записку сидящему сзади — для отправки по этапу Глебу Терехову. Села подчеркнуто прямо и независимо. И весь урок назад не оглядывалась.

Если бы Вера была повнимательнее, если бы не перепутывала у себя в голове реальность, мечты и выдумки, то она обязательно обратила бы внимание на то, что на всех уроках, кроме первого, Коля Пряжкин, которому и так уже пригрозили суровыми карами за прогулы, не присутствовал. Не было также и его поддувалы-подпевалы Игорька. Она и раньше, конечно, за их перемещениями в пространстве не наблюдала, но в этом случае можно было бы и понаблюдать.

Увидела бы она также, если бы была внимательнее, с каким удивлением посмотрел на нее Глеб, получивший записку. Как он ринулся к ней, как только закончился урок! Правда, бурный поток вскочивших из-за парт одноклассников помешал ему, и Вера, которой было всего несколько шагов до двери, уже отчалила…

И еще бы ученица Герасимова заметила (если бы не так поспешно в коридор выскочила), что вдруг в классе появился физкультурник и попросил всех мальчишек что-то переставить в спортзале. Те, хоть и с нытьем, отправились за ним. А девочки двинулись в гардероб. И Вера с ними. Оделась и направилась домой — ведь ее ждал прекрасный фильм.

«Что это может значить-то? — удивился Глеб, глядя на Верину записку. — Что значит — «не могу пойти»? Куда? Про что это она?»

Он же так и не смог пригласить Веру на дискотеку! Так и не решился! Глеб все тянул время — потому что боялся сделать что-нибудь не так. Ведь проигрывать он не любил… Так что после первого урока Глеб к Вере не подошел. И после второго так и не собрался. И после третьего — тоже, хотя один раз оказался в непосредственной близости от Вериной парты. «Ничего, — убеждая себя, подумал занервничавший Глеб, — сразу после четвертого урока подойду. Больше уже не будет возможности — она уйдет домой. Так что я это сделаю!..»

И тут вдруг эта записка… Прочитав ее несколько раз внимательно, Глеб, конечно же, понял, что имеется в виду — куда Вера не может пойти. Но… Неужели она читает его мысли? Ведь он-то хорошо знает, что никакой записки Вере не посылал, а значит, и отвечать ей не на что. Неужели она предупредила его порыв — догадалась как-то? Ну и девчонка! Подойти к Вере, чтобы все выяснить, нужно было непременно!

Прозвенел звонок — Глеб тут же сорвался с места. Но, конечно же, в проходе между партами образовался затор. Да и громогласный физкультурник, который ворвался в класс и потребовал в обязательном порядке идти в спортзал таскать лавки, сделал свое черное дело — схватил Глеба и, как на своего любимца, возложил на него всю ответственность за эту операцию. Глеб все-таки выскочил в коридор, пробежал до самой лестницы. Но Вера ушла…

Тормоз! Он большой тормоз!.. Вера Герасимова такая решительная, а он, Глеб Терехов, трус. И она будет его за это презирать. Вера ведь все о нем поняла — и заранее сообщила о своем отказе от дискотеки. Потому что знала, на что он способен — ни на что… И после растаскивания лавок в спортзале Глеб уныло побрел на уроки труда… Так что, выходит, не помог ему святой Валентин. Вот и надейся на этих рекламных заступников!

Глава 10. «Что-то будет!»

Вера устроилась на диване, включила телевизор — и перенеслась в прекрасный черно-белый мир романтической истории про разлученных брата и сестру, про благородных разбойников и оказавшегося впоследствии оклеветанным принца-изгнанника. Там дрались на шпагах, скакали на лошадях, смело бросались в волны океана с высоких бортов старинных кораблей, целовались на краю пропасти — а враги подбирались к ним уже близко-близко… Вера не замечала ничего вокруг себя.

И телефонный звонок услышала не сразу. Пришлось отвлечься и взять в руки упрямо пиликающую трубку.

— Герасимова, слушай! — раздался взволнованный голос Муси Гладышевой.

Сначала Вера удивилась — одноклассники ей звонили крайне редко. Только в экстренных случаях.

— Что случилось, Муся? — Она не на шутку испугалась: девочке показалось, что с ее родными что-то случилось и Гладышева оказалась тому свидетельницей. — Муся, говори!

— У меня для тебя важная информация! — голос Муси стал еще трагичнее и глуше.

— Муся, что?! — забыв о фильме, закричала испуганная Вера.

— А ты знаешь, что Пряжкин все-таки не пошел с Марысаевой на дискотеку? — поинтересовалась у нее собеседница.

— Тьфу ты, господи! Ну и что? — ошалело проговорила Вера. — И ты мне поэтому звонишь, да?

— Да, поэтому. — Гладышева, похоже, совсем не расстроилась, что «важная информация» не потрясла Веру. — Он подошел к ней и так и сказал. Герасимова, ты понимаешь?!

— Да…

— Я должна тебе это сообщить обязательно… — деловито продолжала Муся. — Только что мне Олька Прожумайло все сказала, а она, ты сама знаешь, всегда все первая узнает… По горячим следам…

— Ну так что, что? — Вера снова принялась следить за событиями, происходящими на экране, и хотела поскорее свернуть этот странный разговор.

— А то, что Пряжкин собрал кучу шпаны — чистые уголовники, с ножами, с кастетами. И сейчас они будут твоего боксера бить.

— Какого… «моего боксера»? — в ужасе пролепетала Вера. Теперь-то она стала кое-что понимать.

— «Какого»? Тебе лучше знать! — сказала Муся. — Прожумайло говорит, что Сашу-боксера, твоего бойфренда. Это того, значит, который на машине?

— Нет, — ответила Вера.

— О-ой, а какого же тогда? — Видимо, Муся чрезвычайно удивилась своей внезапной догадке. — А, все понятно! Верка, точно! Вот мне сразу так и показалось, а Олька еще не верила… И все мне про какого-то твоего бойфренда Сашу-боксера, у которого машина, твердила… Точно…

— Да-да… — Вера, которая догадалась, о ком именно идет речь, для конспирации бормотнула в трубку что-то неопределенное. — В смысле — нет-нет…

Но Мусю было не остановить. Дела прошлые и сегодняшние неразгаданные загадки не давали ей покоя.

— Так вот для кого он на руках ходил и вприсядку танцевал, «сердечки» зарабатывал! Чтобы тебя на новогодней вечеринке выбрать Королевой! Ведь это он тебе «сердечки» посылал!

— Какой королевой? — не поняла Вера.

— Ты что — забыла? Как мы играли на встрече Нового года в то, кто будет Королем и Королевой вечеринки? — удивилась Муся. И напомнила правила той игры.

— Я даже не знала… — выслушав ее, убито проговорила Вера. — Значит, сердца те розовые — не от Пряжкина были?

— Ну я же говорю — нет! — уверенно заявила Гладышева. — Это точно: он у меня два «сердечка» «выкупил». За то, что ходил на руках, я ему одно дала, а другое — за то, что танцевал с приседаниями…

Вера задумалась, вспомнив тот давний день. Вот что за «сердечки» тогда были! Нет, стой, их же было пять штук… Два точно пряжкинские, там на них номера были прописаны — кому и от кого. А на трех остальных — только ее, Верин. Значит, еще два Терехов ей присылал. А кто же тогда еще одно?

— Эй, Верка, заснула, что ли? — донеслось тут до слуха Веры.

— Нет, — ответила она. — А ты не помнишь, какой тогда у Терехова номер в «Почте» был?

— Помню, — охотно ответила Муся, — четырнадцатый. Вера, что ж ты за человек-то такой странный? Да какая сейчас разница, что за номер у Терехова был, если его Пряжкин с братками бить собирается?

— Ой, точно! — опомнилась Вера. — Что же делать?

— Ну, времени еще немножко есть, — заявила Муся деловито. — У наших ребят через пять минут «труд» как раз закончится. Давай беги в арку старого дома, такого малинового. Там и Прожумайло, и Терехов, и еще кто-то из наших живет. Помнишь?

— Да…

— Пряжкин там и будет со своими ребятами Терехова ждать.

— Ты-то откуда знаешь? — удивилась Вера, на ходу переодеваясь.

— Так говорю же: Прожумайло сказала. Она все свежайшие новости в момент узнает.

— Точно…

— А еще, кстати, Катька Марысаева тебя отравить обещала, — ободряюще добавила Муся. — Она жутко расстроилась, когда Пряжкин сказал, что все на сегодня у них отменяется.

— Бред какой… — изумилась Вера. — Отравить… Мадридский двор, тоже мне!

— Да ты не бери в голову. Как она тебя отравит-то? — оптимистично заявила Муся. И заторопилась: — Ладно, Вер, я тебе все сказала. Мне надо собираться — меня же ждут, на дискотеку пойдем. А Олька Прожумайло, кстати, скорее всего там и будет. В арке. Драку смотреть. Без нее, сама понимаешь, никуда… Все, пока!

— Да, да, пока… — забормотала Вера. — Спасибо, Муся.

— Удачки!

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«Кто мне Долину посоветовал, не помню. Но вопрос решили три фактора: я никогда раньше здесь не бывал...
«Лифты не работали, и подниматься из машинного пришлось по аварийной лестнице. Хейворт остановился н...
«Затянутое тонкой пеленой зимнее небо будто пробило сильным ударом, и сквозь рваные края мягко и ядо...
Лирика Бориса Пастернака, составившая эту книгу, сродни русской природе, особенно зимней. И не случа...
Эта книга представляет собой историю жизни и творчества Бориса Пастернака, отраженную в его стихах, ...
Данное учебное пособие предназначено для студентов химических факультетов высших учебных заведений п...