Крестоносец Врочек Шимун
— Входите! — спешившись, Никифор завел беглецов в курную избу, располагавшуюся на задворках крайней усадьбы, и, велев ждать, вышел, что-то шепнув находившимся в избенке воинам. Наверное — чтоб приглядывали, чего еще-то?
Мог бы и не шептать — не убежать при всем желании…
Одно хорошо здесь было — жарко натопленный очаг: Максик с Эгбертом сразу уселись поближе, подстелив на лавку простенькие свои шубейки. Вытянули к огню руки и ноги, разогрелись, разомлели. Эгберт, обронив голову, задремал.
— Умаялся, сердечный, — бросил один из воинов — молодой вихрастый парень, старательно чистивший кольчугу мелким речным песком. Интересно, где он его взял, зимой-то, этот песок. Вероятно, специальные запасы были.
— Обождите-ко, посейчас сбитень сладим, — вихрастый поставил на очаг котелок с водой и, нагнувшись, подкинул дровишек.
Ползущий по стенам к волоковым оконцам синий дым ел глаза до слез, на что никто не обращал никакого внимания — привыкли. Даже — Максим с Ратниковым.
Снаружи заскрипел от чьих-то шагов снег, и в избенку вошел Никифор. Глянул на прикорнувших ребят, усмехнулся и махнул рукой Мише:
— Пойдем, человече. Доложишь все воеводе.
Выйдя со двора, они прошли по накатанному пути к центральной усадьбе, точно так же заполоненной воинами, как все остальные. Солнце встало уже, начинало по-весеннему греть, а как же — весна-красна пришла, уже и Новый год — первое марта — успели отпраздновать, и снег на солнечной стороне постепенно становился ноздреватым, серым. А вот в лесу еще лежал сугробами во всей красе, да и лед на озерах был по-зимнему крепок.
— Сюда-от, — пройдя ворота, Никифор показал на крайнюю избу на высокой подклети.
Заскрипели ступеньки крыльца…
Воевода — звали его Домаш Твердиславич — оказался чем-то похож на бухгалтера — круглое добродушное лицо с маленькими умными глазками, стрижка в кружок, по обычаю — расчесанная бородка. Ему бы еще очки…
Однако вопросы задавал дельные — по существу: что за человек передал послание? Был ли сам Михаил во Пскове, в Дерпте? Какие там настроения, о чем говорят-шепчутся люди. Много ли стоит за немцев? Поддержит ли новгородскую рать большинство?
Ратников отвечал кратко, по древу мыслию не растекаясь, говорил, как сам видел и представлял, а чего не знал — о том не распространялся. Немцев — да, поддерживают, правда, немногие. Зверств орденцы не чинят, в законы особо не вмешиваются, но многим не нравится их вера. Веру, конечно, никто не хочет менять. Однако сие вовсе не значит, что все безоговорочно поддержат новгородцев. А почему б тогда не смолян или еще кого? Опека «старшего брата» — Новгорода — многим псковичам давно уже надоела и, если б немцы были православными, то еще не известно бы, что происходило бы. А так… Большинству, как всегда, по сути-то все равно — новгородцы, немцы или сам дьявол — лишь бы в их жизнь не лез, ну, и защищал, когда требуется, но есть активные люди, весьма влиятельные и богатые, связанные с новгородской торговлей… вот они-то чувствуют себя ущемленными и, несомненно, организуют войску Александра Ярославича всяческую поддержку. В конце концов, немцам ворота тоже не особенно-то много народу открыло — очень даже мало. Но — активные, точнее, оказавшиеся активными на тот самый момент…
— Хорошо, — выслушав Ратникова, Домаш Твердиславич удовлетворенно кивнул и сразу прищурился. — Тут Никифор, сотник мой, про тебя, мил человек, странные вещи рассказывает.
— Думает, что я — соглядатай орденский и сведения ложные принес, — невесело усмехнулся Миша. — Знаю я, как он мыслит.
— А что — не так? — воевода хитро улыбнулся.
Ратников хмыкнул:
— Не так, вестимо. Все, что там, в грамотице, написано, все, что я тебе сказал только что ведь и проверить можно. Думаю, ты не одними моими сведениями воспользуешься. Вот и сравни.
— Сравню, — серьезно кивнул Домаш Твердиславич. — Как же без этого? А покуда спрошу: ты-то сам как свою жизнь дальше мыслишь?
Вот — вопрос. Что и ответить?
— В Пскове останусь, как немцев оттуда выбьют. Да и… землица у меня на бережку, рядом. Угодья охотничьи.
— Ясно, — воевода покивал головой. — Так ты — пскович, что ли?
— Нет, новгородец. Точнее — из Заволочья.
— Новгородец из Заволочья? Нешто так бывает? Хотя… то-то я и смотрю — говоришь не по-нашему.
Ну, конечно — в Пскове мало кто на новгородский манер «цокал» и вставлял в слова лишние гласные.
— А что, мил человек, знает ли тебя кто-нибудь в Новгороде? Из тех, кому можно было бы верить, кого можно будет спросить?
— Тысяцкий Якун, — усмехнулся Миша. — Сын его, Сбыслав, боярин Онциферович — Софроний…
— Боярин Софроний?! — неожиданно обрадовался воевода. — Так и сыновья его за тебя скажут?
Ратников пожал плечами:
— Скажут. Как не сказать?
— Ну, тогда обожди чуток, мил человеце, — загадочно протянул Домаш Твердиславич. Немного помолчав, встал, подошел к оконцу… ухмыльнулся. — О! И ждать-то почти не пришлось. Едут!
Миша, конечно, хотел бы спросить — кто едет? — но этот было бы не очень вежливо. Да и зачем? И так все сейчас выяснится.
Воевода приосанился, пригладил на голове волосы, поправил пояс… Так полковник нервно поправляет амуницию перед визитом генерала.
На крыльце послышались голоса… шаги… скрипнула дверь.
И в горницу, впуская за собой уличный морозный холод, вошел князь. Князь Александр Грозны Очи — длинный, немного сутулый парень лет двадцати — двадцати пяти на вид, некрасивый, с вытянутым, всегда хмурым лицом и пронзительным, казалось бы, прожигающим людей насквозь, взглядом.
Под распахнутой собольей шубой князя сверкала-переливалась кольчужица тонкой изящной вязки — словно какой-нибудь пижонский костюм «с отливом», на золоченом поясе висел длинный, с большим перекрестьем, меч в красных сафьяновых ножнах. Такие же красные сапоги были вышиты бисером. Модник, мать его… Впрочем, именно так и положено князю — по-другому просто нельзя, не поймут.
Оба — воевода и беглец — поспешно поклонились.
— Ну? — князь скинул шубу на руки подбежавшему слуге. — Как тут у тебя дела, Домаш?
Боярин улыбнулся:
— Мыслю — неплохо, княже! Псков можно брать…
— Без кованой рати суздальцев? — Александр скривил губы. — Придется ждать. Или… без нее справимся?
— Конечно, справимся! — со всей серьезностью заявил воевода. — Псков не так уж много рыцарей брали… а мы чем хуже? Вот и человек подтвердит… Наш человек, только что из Пскова.
— Да-да, — охотно поддакнул Миша. — Ситуация там такая же, как и с немцами. Думаю даже лучше — большинство нас поддержит или уж, по крайней мере, не станет мешать.
— Мудрено говоришь, паря! — хмуро осадил князь. — Постой-ка! — вытянутое лицо его вдруг озарилось догадкою. — Так я ж тебя знаю! На Неве-реке в позапрошлое лето не ты ли был?
— Я, государь! — Ратников низко поклонился.
Александр усмехнулся и качнул головой:
— Помню, помню… изрядно мечом бился. Такие люди нам нужны! Домаш! Зачисляй его в свою рать. Возьмем Псков — первыми на Дерпт пойдете!
На Дерпт… Михаил задумчиво почесал голову. Так ему как раз туда и надобно. Только вот… хотелось бы войти мирным путем. И — как можно более незаметно. Впрочем, тут, похоже, деваться некуда, возражать уж точно не стоит.
Миша снова поклонился:
— Спасибо, княже, за честь! Только…
— Что?! — глаза Александра вспыхнули гневом — вот уж, точно — Грозные Очи!
— Не один я. Двое отроков со мной… оруженосцы.
— Оруженосцев — тоже в рать, — тут же распорядился князь. — С тобой вместе. Ты наладь их, Домаш.
— Сделаем, княже, — воевода повернулся к Ратникову. — Ну ты иди пока, жди. Я скажу кому следует…
В дверь постучали.
— Кого там черти несут? — обернулся с лавки князь.
— С докладом к тебе мнози на дворе толпятся, княже!
— А, Борис… заходи.
Ратников вздрогнул, буквально на пороге столкнувшись со старым своим новгородским знакомцем… впрочем, не только новгородским.
Сверкая кольчугой, в дверях стоял юноша с блестящими карими глазами и длинными, светлыми локонами. Борис… старший сын боярина Софрония из славного рода Онциферовичей. Не так уж и давно Ратников был его опекуном.
— Ты?! — Борис тоже узнал. — Господи… вот так встреча!
— Боярич! А ты повзрослел… вытянулся…
— Я вижу, вы знакомы? — громко осведомился князь. — Ну, Борис, скажи нам, кто это?
— Это наш человек… рядович… Язм его на усадьбе дальней тиуном хотел поставить… да он исчез куда-то, сгинул.
Отрок непонимающе моргнул.
— Сгинул, говоришь? — Александр вдруг расхохотался, и от неожиданного веселья этого смурное лицо его резко посветлело, стало даже как будто красивее, белее. — А вот он куда сгинул — в Плесков! Так ты говоришь — рядович?
— Рядович, — Борис поклонился. — Ряд честь по чести составлен, ты не сомневайся.
— Ладно, — князь покладисто махнул рукой. — Тебе он после послужит, а посейчас — мне. Пущай мечом помашет во славу русскую!
— О! — рассмеялся боярич. — Мечом он машет изрядно.
Да уж, да уж — что, что — а это… Михаил не зря в клубе реконструкторов занимался — мечом и там помахать пришлось, а потом уже здесь, в новгородских землях, сын тысяцкого Якуна Сбыслав обучал — тоже рубака не из последних.
— Ну иди, рядович, — хохотнул Александр. — Быть тебе мечником!
В задумчивости Ратников спустился с крыльца и направился в дальнюю усадебку. Никто — никакой Никифор — за ним сзади не шел, видать, разъяснили уже, что к чему.
Боярич Борис! Вот уж кого не ожидал… Теперь вот думай — к добру эта встреча иль к худу? Судя по тому, что Борис при Александре — Онциферовичи у князя в фаворе. Так что Борис вполне может потребовать себе своего рядовича, зависимого человека — ведь Ратников подписал когда-то грамоту — «ряд». Правда, до того момента всякое может случиться… в крайнем случае, с дальней Борисовой вотчины, с Долгого озера, ведь тоже можно уйти. Так что — и это вариант. Правда, куда как дольше получится. И как быть с Леркой? В Дерпт надобно, в Дерпт, бросить их всех, свалить да пробираться. Народу много — пойди, поймай. Да и связи никакой толком нет — ни интернета, ни даже захудалого телеграфа — всех о беглецах не известишь, сие просто-напросто невозможно.
Значит, сваливать! Однозначно — сваливать. Улучить момент — и в Дерпт, за Леркой. А там дальше видно будет.
Увидав показавшегося в воротах усадьбы Ратникова, Максик кубарем скатился с крыльца. По лицу его текли слезы…
— Ты что ревешь? — строго спросил Михаил. — Обидел кто? Ну! Отвечай, не хнычь же!
— Дядя Миша… — подросток глотал слезы.
— Что — «дядя Миша»? До говори ты толком.
— Браслетик… — перестав хныкать, шмыгнул носом Максим. — Я… вот только что заметил… Видно, когда упал…
Он вытащил из-за пазухи тряпицу, развернул…
В лучах солнца блеснули желто-коричневые осколки.
Глава 17
Март 1242 года. Псков
Вхождение Александра
О, многих победили, братья, бесчисленное число…
О побоище новгородцев с Ярославом
Псков взяли почти сразу же, с ходу. Да, какие-то мелкие стычки завязались, но именно что мелкие, хотя, надо признать, рыцари сражались отчаянно. Только их мало было, рыцарей. Как и кнехтов. Основная масса политически активных псковичей с радостью поддержала Александра. И тут, и там, выскакивали на улицы вооруженные люди, с криком «Бей немцев!» устремляющиеся навстречу новгородской рати.
Махал мечом и Ратников, причем был кровно заинтересован в скорейшем вхождении во Псков Александровых ратей — ясно, почему. Распотрошить усадебку на Лодейной, в клочья разнести, раскатать по бревнышку — но браслетики отыскать обязательно! А с тем… ну, разбился, стекло — вещь хрупкая. Миша тогда и утешил Макса — не переживай, мол — еще надыбаем!
И вот теперь — старался.
— Дядь Миша, слева, за углом — кнехты, — информировал продвигающийся по неширокой улице воинов Макс. В подобранной по росту кольчуге, в сверкающем шлеме, с коротким копьем в руках, он выглядел на редкость воинственно и ни чуточки не смешно. Как и Эгберт. Беглый любекский подмастерье в новгородском войске — это надо было видеть! Впрочем, отрок старался нести службу честно, тем более, что здесь его никто не задирал, как, скажем, некогда в бурге. Наоборот, всячески помогали, жалели даже — Ратников сказал, что Эгберт — из пруссов.
— Кнехты, говоришь?
Ратникову доверили пехотное «копье» — дюжину молодых воинов из новгородского ополчения. Конечно, все эти парни — плотники, гончары, лодочники — не были профессионалами в воинском деле, но, в общем, сражались вполне умело. Тем более под руководством опытного «десятника Михайлы».
Осторожно продвигаясь по улице, самых проворных — Макса и Эгберта — Миша выслал на разведку, вперед.
И вот, парни вернулись, докладывали… точнее — за двоих говорил Максим:
— Кнехты, с десяток, может, чуть больше. Рыцарей с ними не видел. Два арбалетчика! Прячутся за частоколом, в усадьбе. Арбалетчики — в тереме.
Ну, конечно, в тереме — где же еще?
Что ж, задача предстояла простая — выбить кнехтов из этой усадьбы. Причем с как можно меньшими потерями в собственных рядах, Ратников был не из тех, кто разбрасывается людьми, как гнилой соломой.
— Нилыч, Онфим, Раздрай, — обернувшись, Михаил подозвал лучников. — Арбалетчики — ваша забота. Вон ту колокольню видите?
— Да, господине!
— Оттуда кнехтов достанете?
Кто-то из парней — нахальный и вечно всех подначивающий Раздрай — лишь хмыкнул:
— О чем разговор!
— Как подниметесь, дайте знак… в колокол ударьте, что ли, — быстро инструктировал Ратников. — А мы их постараемся выманить. Слышали все, да? Поначалу не увлекаться!
Ну все, парни — пошли.
Лучники проворно перемахнули через ограду и, прячась за амбарами, подались к колокольне.
— Идем! — тихо скомандовал Михаил остальным. — Щитоносцы — вперед. Мелкими перебежками — зигзагом. От ограды к ограды.
Дернулись. Побежали. Ратников — в первых рядах, сразу за щитоносцами — так он именовал двух дюжих парней-плотников, с легкостью управлявшихся не только секирами, но и в общем-то не столь уж и легкими миндалевидными щитами. Вообще-то, такие лучше бы подошли конным, но и здесь — в умелых-то руках — вполне себя оправдывали. Правда, тяжелая арбалетная стрела — болт — щиты пробивала на раз. Зато метательные копья — сулицы — застревали вполне надежно.
Да, главная проблема, конечно, арбалетчики. Оружие страшное. Выстрел — в буквальном смысле слова — убойный. Да и перезарядить не так уж долго — воротом или только что появившейся «козьей ногой».
Вот он, впереди — частокол, ворота. За ними — кнехты. Главное сейчас — прорваться на двор. И выбить арбалетчиков, обязательно выбить…
Михаил догнал щитоносцев:
— А теперь — по углам, парни. Ты — налево, ты — направо. По моей команде осторожно высунете щиты… самый краешек.
Воины послушно устремились в указанную десятником сторону, замерли.
Ратников обернулся:
— Остальным — приготовиться!
И махнул рукой щитоносцам:
— Пора!
Парни послушно высунули шиты… одновременно.
Чпок! Чпок!
С мерзким звуком навершья щитов тут же пробили безжалостные арбалетные стрелы…
А вот теперь стоило поторопиться.
— Вперед!
— Кто на Бога и Великий Новгород?
Именно с таким кличем бросились в бой новгородцы. Быстро достигли частокола — не такого уж и высокого — дюжие щитоносцы уперлись руками в бревна, остальные быстро вскочили им на плечи, перемахнули ограду — вниз, вниз, во двор…
Приземлившись в сугроб, Ратников взмахнул мечом, отражая натиск подскочившего кнехта… И тут услыхал наконец давно ожидаемое — «бумм!».
Колокол! Лучники подавали знак.
А со всех сторон уже слышался звон мечей, крики — начиналась сеча, и засевшие в высокой пристройке-тереме стрелки теперь не могли прицелиться. Пока не могли… Но были бы вполне способны осложнить победу.
Нужно было рискнуть.
Отразив без особого труда натиск кнехта — удар — отбив — ложное уклонение — выпад в шею! — Миша специально не стал ввязываться в бой, а отпрыгнул в сторону, специально подставляясь арбалетчикам. Еще бы, такая мишень! Высокий, статный, в сверкающей на солнце кольчуге, алом плаще и золоченом шлеме, сразу видать — не простой воин. Такого и подстрелить…
Оп!
Миша сделал шаг в сторону… пропуская стрелу… и тут же рухнул лицом в сугроб, так, что не очень-то было бы видно с терема, так, чтоб нужно было бы высунуться, чтоб добить…
Ну! Давайте же! Давайте!
Казалось, прямо над головой ударило:
— Бумм!!!
Отлично — есть один!
А как же второй?
Ратников осторожно дернулся, пополз… затаился. Сняв с голову шлем, вытянул руку… И тут же отдернул — не хватало еще словить ею стрелу!
— Бумм!!!
Слава Господу! Ну, вот и все, кажется…
Ан, нет, не все!
Затихшая уже было во дворе схватка вдруг возобновилась с новой силой. Откуда-то появились новые кнехты… четверо… вдобавок к тем, кто уже, похоже, готовился сдаться…
Бросились!
Один подскочил к Максу… Тот не дрогнул! Отбил натиск мечом — как учил Ратников. Ударил сам… Уклонился… Еще удар…
Михаил уже со всех ног несся на помощь, обзывая себя самыми последними словами — ну, надо же, подставить под вражеские мечи ребенка. Хотя… Сколько там лет Максику? Тринадцать? Четырнадцать? По здешним меркам, далеко не ребенок — воин.
Удар! И звон мечей со всех сторон. И крики. И орошающая снег кровь.
Что ж ты по панцирю-то бьешь, Максюта? Бей в шею! В лицо!
Удар…
Кнехт застыл… закричал…
Ну, добей же!
Взмах меча. Короткий удар. Кровь…
Вот так вот!
— Молодец, Максим! — подбежав, похвалил Ратников.
И тут же услышал за воротами лающее:
— Helfen! Wehren! Heilen!
Девиз рыцарей-тевтонцев — «Помогать! Защищать! Лечить!».
И откуда вы сейчас здесь взялись, лекари хреновы?
Кто-то из уцелевших кнехтов поспешно распахнул ворота…
— Построиться! — быстро скомандовал Ратников.
И ухмыльнулся — не такой уж великой оказалась крестоносная подмога!
Всего-то один рыцарь, правда — конный, ну и за ним — двое дюжих оруженосцев и мальчишка-паж.
Все, как полагается — добрый, бьющий копытами землю, конь, седло с высокой лукой, снежно-белый, закрывающий кольчужный хауберт, плащ с черным крестом, треугольный — все с тем же гербом — щит, блестящий, похожий на перевернутое ведро шлем — бикок. Сквозь прорези шлема гневно сверкали глаза.
Несмотря на численное превосходство новгородского «копья», рыцарь опустил копье и ринулся в бой, не раздумывая ни секунды. Однако, выехав на середину двора, вдруг осадил коня, спешился, бросив копье подскочившему оруженосцу. Вытащив из ножен меч, картинно на него оперся, заняв этакую презрительно-выжидательную позу. Видать, признал в блестящем витязе с развевающимся за плечами алым плащом и в сверкающем шлеме благородного человека. Достойного соперника, рыцаря.
И все, кнехты и свои воины, посмотрели на Ратникова — момент как раз настал именно такой, когда требовалось только личное бесстрашие, только личное благородство, только личное мужество.
Михаил усмехнулся и, выступив вперед, слегка поклонился рыцарю. Крестоносец кивнул и, с неожиданным проворством рванувшись вперед, сделал первый выпад.
Со скрежетом скрестились клинки, полетели искры… Удар! Еще удар! Рыцарь оказался опытным и умелым воином — ну, а как же еще-то?
Уклоняясь от рубящего удара, Ратников отскочил в сторону и сам, в свою очередь, рубанул наотмашь… Соперник вовремя подставил по удар щит. Миша попытался нанести укол… рыцарь отбил его моментально, ударил сам…
Черт! Острый конец клинка прорвал-таки Мишину кольчужку, оцарапав бок… Хорошо хоть так обошлось.
Ах ты так?! Почувствовав боль, Ратников совсем обозлился и, потеряв всякую осторожность, принялся махать мечом, словно ветряная мельница крыльями! Удар! Удар! Удар!
И только звон, и хрип, и яростный взгляд, и изодранные в клочья плащи…
Ратников поудобнее ухватил щит… и сделав вид, что поддался на провокацию врага… выпустил из рук меч!
Сверкающий на солнце клинок птицей упорхнул к небу… и тяжело полетел вниз, в сугроб…
Он еще не успел упасть, как Михаил со всей молодецкой удали хватанул рыцаря по шлему своим тяжелым щитом!
Снова ударил наотмашь, на этот раз, правда, уже не мечом!
Крестоносец пошатнулся… упал на одно колено…
И воины-новгородцы, не удержавшись, едва не взяли его в копья.
— Стоять! — в бешенстве заорал на них Ратников. — Это мой! Мой пленник!
А кнехты уже давно побросали оружие — на выручку своим неслись наметом по узенькой улочке всадники воеводы Домаша!
— Эх-ха-а-а!!! Кто на Бога и Великий Новгород?
— Сэр Майкл?!
Ратников с удивлением обернулся.
— Сэр Майкл… — сняв шлем, с горечью произнес пленник. — Так вы выбрали себе более подходящего сеньора?
— Иоганн?! — Михаил тоже узнал соперника. — Фон Оффенбах! Что ты тут делаешь, друг мой?
— Просто приехал в гости, а тут такое… — рыцарь улыбнулся. — Вот уж неожиданная встреча.
— Да уж, — Ратников покачал головой. — Так ты приехал из Дерпта?
— Оттуда, — рыцарь кивнул.
— Мне б с тобой переговорить… — обрадовался Михаил. — Только не сейчас, попозже… — И обернулся:
— Как там наши, Домаш Твердиславич?
— Слава Богу, все кончено! — воевода спрыгнул с коня и громко расхохотался. — Своих пленников можешь запереть хоть вот в этот амбар… Я имею в виду простолюдинов. А рыцаря — взять на слово.
Ратников так и сделал — кнехтов заперли пока в сараюхе, на этих парней имели все права и воины новгородского десятка, вот и пусть распоряжаются, у Миши же здесь, в Пскове, имелись совсем иные заботы.
— Эгберт, Макс, вы целы?
— Да… как ни странно…
Максим был бледен, но не так, как тогда, летом… когда впервые достал человека копьем.
— Ну, тогда пошли отсюда… Ты славно бился, парень!
— Да… наверное… дядь Миша, а это, правда, фон Оффенбах?
— Да… Черт. А где он?
Ратников обернулся — рыцарь упрямо шагал следом.
— Ну? — прищурился Михаил. — И что, ты теперь вот так и будешь следом за нами шататься? Макс, переведи.
— Я — твой пленник, — крестоносец наклонил голову и неожиданно улыбнулся. — Клянусь, не думал, что ты вот так вот используешь щит!
— Ага, не понравилось! Как голова, не болит?
— Немного кружится. Но, полагаю, скоро продет. Где твой шатер, сэр Майкл? Куда мне следует идти?
— Сказал бы я тебе — куда, — со вздохом качнул головой Ратников. — Вот только, боюсь, это будет совсем не по-рыцарски. Кстати, ты знал в Дерпте рыцаря Анри де Сен-Клера?