Рождение гигантов Басов Николай

Он вдруг понял, что перестал видеть окончательно. И тут же снова почти угадал, как и раньше, что в паре сантиметров от его плеча воду прорезало острие, набитое на древко. Это был гарпун кваликов, которые, как оказалось, уже подобрались к ним… К тому же вода стала душной, тяжелой и маслянистой одновременно. Рост чуть отвел голову от сетки, пробуя понять, как не запутаться в ней самому.

Лео умирал, ему определенно не хватало воздуха, к тому же его в спину поразили несколько гарпунов. Боль от их глубоких, проникающих ударов должна была возникать адская, и все-таки Лео пробовал не двигаться, выигрывая какие-то секунды до того момента, когда человек освободит его от сети, вернет ему опору в воде и он сможет подняться, чтобы вдохнуть сладкий, живительный воздух…

Рост и сам понял, что задыхается. Делать нечего, он рванулся наверх, чтобы продышать, как все пловцы, легкие. В него тут же воткнулось что-то горячее, глубоко ушедшее в нижнюю часть торса, немного сбоку, к ноге. Он перевернулся, выдернул гарпун, который сверху никто почему-то не удерживал, и снова нырнул. Он и не заметил, что освобождался от гарпуна, одновременно глотая воздух.

Теперь у него нога была парализована в двух местах, но это было даже неплохо, если бы удар попал во вторую ногу, которая была ему необходима, чтобы маневрировать в воде не только руками, дело выглядело бы еще хуже.

Он снова оказался перед мордой Лео и принялся освобождать его, только теперь сеть почему-то собралась в какие-то пучки, и разрезать их было гораздо труднее. И еще он замечал, что над ним происходит какая-то драка, может быть, Михайлова с теми семью лодками, которые подошли с левого берега.

Вот только атаковать их в полную силу он не мог, малоподвижное, тонущее тело Лео не давало ему достаточно пространства для ударов, поэтому он больше тыкался, не в силах перевернуть ни одну из лодок, и получая удары гарпунами, которых оказалось чрезмерно много… Ростик подумал, значит, скорее всего, теперь не всплыть. Еще разок сделать вдох не получится, и он решил, что будет пилить до конца, пока сам не утонет. Разумеется, это должно было произойти даже раньше, чем захлебываться станет его Левиафан…

Он не выдержал. Каким-то странным движением, прикрывая свою целую ногу той стороной тела, из которой в воду вздымалась струя мутной крови, чтобы не получить еще одну рану, Рост поднялся. Теперь на его руке болталось столько разрезанных нитей от сети, что хватило бы на якорный канат, и не исключено, он удержал бы океанское судно, а не только слабеющего с каждым мгновением Левиафана…

Рост снова вдохнул, вполне расчетливо сделав выдох, еще в воде, всплывая, сэкономив этим пару мгновений, снова нырнул и опять принялся пилить. Удары гарпунами почему-то стали менее сильными, и хотя он ощутил пару из них, но не обратил на них внимание… Заметил другое – тень Михайлова куда-то подевалась, вероятно, касатка Артема, не выдержав массированной атаки острых игл, все-таки отступила.

Он пилил и понимал, что вот сейчас откажет зрение, потом он перестанет слышать тот гул, который стоял в воде от криков касаток, потом его движения сами собой остановятся… Но пока он пилил, понимая, что сумел лишь немного освободить Лео от сети сверху, а нужно было сделать больше, чтобы гигант мог подняться.

И вдруг Ростик ощутил, что летит по воздуху. Оказывается, Лео, дружище, сумел вырваться сам. Он дождался, каким-то образом ощутил прореху, прорезанную Ростиком, поднапрягся и рванул!.. Мигом вынеся свою голову на поверхность. То, что он при этом отшвырнул Ростика, как котенка, метров на пять в сторону, к делу, конечно, не относилось. Хотя Рост, уже ослабев от боли и потери крови, как-то крайне неловко плюхнулся об воду животом, не сумев развернуться в воздухе, пока летел, что окончательно отшибло у него способность двигаться…

А потом, когда Рост все-таки пришел в себя и сумел, плавая, как колода, поднять голову, стало ясно, что они победили. Теперь от сети, видимо, осталось одно воспоминание, о, она уже не представляла угрозы. Зато Левиафан… О, он мстил! И даже не просил помощи у касатки Михайлова. Вернее, не исключено, что он просил напарника не вмешиваться, чтобы порезвиться всласть.

Он разбивал лодки, словно они были сделаны из картона, а не из крепчайшей кованой древесины. Он добивал кваликов, спасающихся вплавь, ударами хвоста, он топил их изумительно точными ударами морды, от которых не могли защититься даже океанские акулы, а при случае попросту перекусывал им руки-ноги и, как разок Ростику показалось, даже голову… Это было что-то невообразимое.

Рост снова лег на воду, пробуя ощупать себя, чтобы понять, насколько серьезно он ранен, ведь не исключено, что гарпун этих ребят из засады пробил ему, например, печень, и это значило, что жить ему осталось не дольше пяти-десяти минут. Он оставался спокойным и разбирался в своих ранах вполне осмысленно, чтобы не напортачить, чтобы увидеть эту смерть, на случай, если он все-таки умирал.

Да, почему-то самым важным теперь для него стало вот это – встретить смерть, если она его все-таки подстерегла. Хотя, следовало признаться, умирать не хотелось. Что Рост поставил себе в заслугу больше, чем хладнокровие и эту, в общем-то, мелкую, нежданную и немного нелепую победу.

Глава 24

Его раны, полученные в драке с кваликами, оказались куда серьезнее, глубже и опаснее, чем хотелось бы. Рост так вообще, лежа в пологе своего Левиафана, подумывал, что если бы не звериное здоровье его касатки, он бы вполне мог и душу отдать. Но вот, уже который раз за все время его пребывания в Полдневье все-таки, кажется, не отдавал ее, а приберег для себя.

Раны Левиафана тоже были глубокими. Даже казалось удивительным, что эти вот коротышки, за которыми силу и какую-либо эффективность признавать было странно, почти голыми руками, по сути, холодным оружием сумели такому монстру, как Ростиков Лео, нанести такой ущерб. У касатки была избита морда, причем один глаз, кажется, стал хуже видеть, у него были исколоты нервные центры вокруг дыхательного отверстия, и у него были изодраны плавники, вероятно, когда Лео пытался вырваться из сети и молотился об камни речного дна.

В общем, касатке тоже необходимо было дать время на поправку, и, как иногда казалось Ростику, возможно, более, чем человеку. Потому что переход через море в Залив должен был потребовать куда больше сил, чем у Лео теперь имелось. Впрочем, Левиафан не унывал, пребывая в полной уверенности, что назад они непременно доберутся. Он даже немного развеселился, по сравнению с той меланхолией, которой Рост заразил его после встречи с негостеприимным Докай.

Раны, полученные Михайловым и его зверем, не шли ни в какое сравнение с ранами Роста и Лео. Они даже не заросли, а просто затянулись, как бывает только под воздействием какого-то колдовства, и уже через два дня о самых глубоких ударах гарпунов кваликов ни Михайлов, ни его касатка не вспоминали.

Это позволило Росту и Лео довольно уютно устроиться в глубокой и свежей заводи, в то время как Михайлов охотился и приносил им добычу. Зверь Михайлова иногда, конечно, возражал, когда приходилось относить напарнику самые лакомые куски, но не слишком. Прежде всего потому, что было ясно – если бы им не так повезло, если бы в сеть попал не Рост, а тот же Михайлов со своей касаткой, то эти двое, несомненно, выбраться бы из ловушки не сумели. Даже если бы Рост покинул своего Лео и попробовал освободить их, вырезать сеть, чтобы они не захлебнулись. Они бы погибли просто потому, что некому было бы прикрывать их, один Левиафан вряд ли сумел бы так толково нападать, когда квалики атаковали с берега.

А впрочем, не факт, как говорила мама, ведь даже в одиночку рассвирепевший Лео действовал вполне разумно и умело… Хотя, конечно, драться с нападающим и неплохо подготовленным противником и просто преследовать дурачков, которые уже ни о чем не думают, кроме как о бегстве, – большая разница.

Так что по-настоящему на судьбу жаловаться не следовало, все вышло удачно… Правда, было бы неплохо, если бы такую ловушку вообще никто не расставлял, и драться не пришлось бы, да еще в таких невыгодных условиях, но тут уж, как говорится, если бы да кабы…

Вода стала еще холоднее. В той заводи, где обосновался Рост с Лео, у берега образовалась полоса ледяного припая, и потом она чуть не с каждым часом становилась все шире и основательнее. Сперва Лео, когда ему хотелось вдохнуть, пробивал ее рывком снизу, но уже к вечеру это стало невозможно, лед сделался прочным, как камень, и об него можно было пораниться не меньше, чем о камни на речных перекатах.

Поэтому они решили потихоньку двигать к океану. Причем, осознав, что этот привал завершен, Михайлов, от продолжающейся у него радости, что они направляются домой, разболтался. Он зачем-то рассказал, вернее, оттранслировал свои мысли по поводу драки с кваликами, по поводу относительно быстрого восстановления Роста с Левиафаном и даже, как показалось, высказался в том смысле, что плавать в виде такой вот зверюги не так уж скверно.

В тени этих его мыслей Рост почему-то отчетливо уловил едва ли не предложение, вертящееся на языке у Михайлова, что было бы неплохо, раз они такие здоровые и сильные, заглянуть не куда-нибудь, а на восточный край их континента, где находились шхеры – мечта и цель заливных викрамов. Рост, как ни был он плох, серьезно взвесил эту идею, и она ему, надо честно признать, почти понравилась. То есть несмотря на то что он едва мог двигать левой ногой, несмотря на то, что стоило им с Лео приударить на нормальной скорости за Михайловым, и у него через час, самое позднее, открывались раны, залепленные пологом его касатки, но он попробовал все-таки всерьез поразмыслить: а не сбегать ли туда?

Почему-то сейчас это казалось вполне исполнимым делом, тем более что вода стала холодной и в тех местах бушуют зимние шторма… Зимние холода обещали снизить активность викрамов, а следовательно, они не будут отходить от своих подводных городов в шхерах слишком уж далеко. А что касается штормов… Касатки ориентировались в самых бурных волнах с легкостью балерины, вздумавшей перейти знакомую сцену. Зато для викрамов этот постоянный гул и волнение моря, множество появляющихся во время ненастья течений снижали способность видеть, слышать и понимать, что вокруг происходило. Так что сейчас, если бы не раны Лео с Ростом, самое время смотаться на разведку.

И все-таки, когда они дошли до устья реки, стало ясно, что на такой подвиг Рост не способен. Причем именно Ростик, а не его Лео, его гигант, его касатка. Левиафан как раз вполне допускал такую пробежку. Крюк в пару-тройку тысяч километров, хотя, может быть, и побольше, не казался ему страшным… После похода вниз по реке Ростик понял – если довольно скоро ему не окажут грамотную медицинскую помощь, если его не отлечит мама, или Чертанов, или еще какой-нибудь человеческий эскулап, он на всю жизнь не просто охромеет, но, пожалуй, даже существенно потеряет подвижность. Потому что у него временами дико болел позвоночник, а это могло означать много разного, но все с очень скверными последствиями. Рост с грустью вспомнил Евиного летуна. Его способность лечить наездника во много раз превосходила аналогичную у Левиафана. Видимо, лабиринт, наделяя вновь рождающихся гигантов неким набором способностей, все-таки вносит некие изменения в предыдущую программу. Может быть, не совсем удачные с точки зрения человека.

Когда они вышли в море и в полной мере насладились его чистотой и соленой пряностью, когда наконец стряхнули с себя последние капли тяжелой, пресной и замутненной, излишне текучей и неверной речной воды, Рост сам попробовал поохотиться. Это было необходимо, чтобы понимать, в каком он состоянии, в какой мере может верить своему по-прежнему не приходящему в норму телу. И вынужден был признать, что в драки им лучше не вступать, хотя по скорости с викрамами и другими морскими чудищами они уже вполне могли соперничать.

И следовательно, к заливу следовало идти не в попутном течении, которое находилось в полутысяче километров восточнее, а через спокойную воду. Почти там же, где они шли на экраноплане, когда возвращались прошлой осенью с грузом луковиц ихны.

Конечно, это требовало чуть больше усилий, потому что вода тут была ровной и не несла касаток вперед, но это обещало меньше встреч с местными обитателями, да и косяки морских рыб, по вкусу которых обе касатки немного соскучились, здесь выглядели плотнее и больше.

В общем, они пошли по широкой дуге. Как оказалось, этот путь был наилучшим еще и потому, что восточнее их пути, примерно в том районе, где течение было бы для них наиболее благоприятным, уже через два дня перехода они обнаружили немалые стаи океанских викрамов. Те расположились странными пятнами, возникающими в сознании Роста, когда он пытался своими криками определить их расположение. Внешне они как бы просто плавали, но стоило сопоставить их маневры с расположениями рыбных косяков, как становилось понятно – они ждут именно касаток, которые прорвались к Гвинее. Потому что ничего общего с кормежкой, охотой или другим практическим значением эта расстановка не имела. Зато при желании они могли догонять Роста с Михайловым с легкостью, от которой иногда становилось неприятно, – так бывает неприятно от присутствия слишком умного врага, от которого можно ожидать необычных ходов, превосходящей тактики и чрезмерной целеустремленности.

В целом этот переход проходил гораздо спокойнее, чем их путешествие на Гвинею. То ли они научились избегать ненужных трудностей, то ли зима действительно была временем замирения океанских глубин, разумеется, относительного.

Волны иногда поднимались значительные, почти до метра, тогда Михайлов, не испытывающий никаких трудностей, кроме голода, начинал перепрыгивать через них, поднимая тучи брызг, и приглашал принять участие в веселье. Для Ростика это было трудновато, но он понимал напарника. Если бы он мог, тоже, пожалуй, попрыгал… Потому что это было здорово. Даже серое полдневное небо не наводило свою обычную тревогу, а солнышко так феерически здорово просвечивало воду, разрисованную пеной, что иногда хотелось запеть.

Ростик, как с ним иногда случалось, даже начинал думать, что это и есть настоящая жизнь – простор, чистота и свобода, о которой, наверное, могут догадываться только летчики в небе и моряки в океане. Как тут не попрыгать, тем более что любой возникающий после этих упражнений голод очень просто было утолить, добравшись до очередной компании кефали или даже заныривая вниз, чтобы схватить медлительных и тихих придонных рыб. В охоте на них главное было их обнаружить. Ну и еще, пожалуй, не стоило нарываться на очень похожих на текучих, мягких в повадках, но очень сильных тварей, здорово похожих на земных мурен. Вот эти были по-настоящему опасными, потому что они умели вцепляться в плавники, а загнутые внутрь зубы не позволяли так просто от них избавиться, приходилось позволять своему напарнику скусывать их, а потом еще иногда и раздирать на кусочки голову, уже лишенную тела.

– В общем, мы не слишком умелые наездники касаток, – вынужден был как-то признать Ростик, которому одна такая тварь чуть было не откусила кончик хвоста.

– Выросло бы потом, – отозвался Михайлов. Он вился где-то у дна, пробуя выследить акул, которые могли тут появиться, принюхавшись к крови, оставшейся после разгрызенной мурены.

Но Рост так не думал, ему казалось, что с восстановлением прежних форм у его Левиафана возникли бы сложности.

Однажды они напоролись на огромную стаю летающих китов, которые мягко плыли в верховом ветре на запад. Огромные, почти невидимые животные вдруг стали снижаться к плывущим касаткам. Некоторые из них даже сели на воду. Рост и раньше видел, что летающие черви такое умеют, но что они при этом способны еще и охотиться, не догадывался.

В общем, от них тоже пришлось спасаться, благо по своим скоростным качествам касатки могли дать им фору.

Когда они уже отчетливо ощущали приближение берега их Россы, наткнулись на широкую полосу каких-то плавучих водорослей, которые дрейфовали, выставив над своими очень красивыми тельцами подобие невысоких треугольных парусов. Они определенно были растительного происхождения, но имели в себе какую-то и животную составляющую, поэтому Михайлов решил их отведать, тем более что их клубни имели аппетитный вид. Но Рост окриком остановил его. Что-то в этой стае ему не понравилось, хотя сначала он и не мог объяснить, что же вызвало у него такую реакцию.

– Они похожи на борым, – наконец пояснил он.

И лишь высказав это мнение, обнаружил, хотя скорее догадался, чем по-настоящему увидел, что после этого плавучего скопления не остается почти ничего живого. За широкой, в десяток километров полосой, напоминающей зеленеющую траву, действительно не оставалось даже планктона. Даже придонные растения и прочие обитатели исчезли там, откуда эта… лужайка появилась.

Рост представил, как на Михайлова бросаются мириады этих самых плавунцов, как они парализуют его каким-нибудь ядом на тонких стрекалах, и тогда… В общем, он не знал, как ему следовало бы поступить самому. Спасать Михайлова было бы трудно, он вряд ли с этим справился бы, но и бросить его было трудно, потому что… Потому что он не бросал никого и никогда, если мог оказать помощь.

К счастью, его оттранслированная картинка на напарника подействовала, и они далеко обошли это непонятное скопление, избежав заодно и полосу показавшейся им мертвой воды, которая оставалась после него.

Лучше всего было, конечно, по ночам, когда они плыли, наслаждаясь необыкновенным спокойствием. Их умение ощущать мир по отраженному звуку голосов позволяло чувствовать себя уверенно. Зато при этом немного сдвигалось сознание, и их мозги переходили в какое-то иное, удивительно приятное состояние. Так бывает, если подыскивать человеческие аналогии, у мирного костра в лесу, в компании хороших знакомых. К тому же ночами почему-то становилось чуть теплее, или у них и это ощущение диктовалось измененным сознанием, этого Ростик так до конца и не понял.

А потом они, довольно неожиданно для себя, вышли к заливу. И почти сразу же обнаружили, что из него выходит мощная звуковая волна, словно где-то далеко, за сотни километров, молотили в большой колокол. Рост прислушивался к этому звуку, пока они искали проход среди прибитых волнами защитных водорослей заливных викрамов, да к нему и невозможно было не прислушаться.

И решил, что источник этого звука находится… в Одессе. Он даже немного испугался, вспомнив, что как-то они так же, на подходе к Боловску, наткнулись на сигнал общей тревоги. Но в этих звуках тревоги не слышалось, а было в них что-то похожее… на маячное определение правильного направления. Это был сигнал, может быть, предназначенный им. Но кто же догадался так ловко определить для них верный курс?

– Наверное, это делает та часть Зевса, которая породила для нас касаток, – решил высказаться Ростик, потому что ничего другого ему просто не пришло в голову.

– Далеко слишком, – отозвался Михайлов.

А Ростик вспомнил, что на Земле киты-нарвалы, кажется, умеют переговариваться своими сигналами чуть не через весь Атлантический океан. По крайней мере, некоторые ученые серьезно подтверждали это даже какими-то приборными записями. Нужно будет у Пестеля спросить, уже в который раз подумал он, сразу же осознав, что, как и прежде, скорее всего, забудет об этом, когда окажется в суматошном человеческом сообществе.

Местные акулы пропустили их на редкость мирно, или научились уважать их силу, или просто сказывалось сезонное охлаждение воды. Рост вспомнил, что для этих хищников и на Земле существовал какой-то температурный предел, за которым они обычно не нападали. Правда, что это был за предел, и действовал он только в отношении людей или в отношении крупных зверей вообще, он не помнил. Эту загадку он также не мог разрешить сам, как и многие другие. Пожалуй, даже слишком многие.

Через ограждение из водорослей они прошли с муками, но все-таки прошли. По ту сторону этого барьера, уже в водах залива, их встретило настоящее воинство викрамов… которые вдруг организовали что-то вроде почетного эскорта. Да, именно так. Иначе Ростик не придумал, как назвать эту почти бесконечную вереницу вооруженных, но на редкость смирных рыболюдей, которые даже делали что-то вроде приветственных жестов, когда они с Михайловым проходили мимо.

Артем занервничал, когда они столкнулись с этим явлением, ему все казалось, что вот сейчас, набравшись мужества, викрамы бросятся в атаку, и что тогда делать с этими ребятами, вооруженными ножами, копьями и защищенными даже подобием панцирей, было бы непонятно… Но никто их не атаковал, им только что-то пробовали сообщить резковатыми, иногда мешающими плыть в правильном направлении голосами.

Рост опять подумал было, что в Одессе что-то происходило, но потом успокоился. Викрамы не пробовали обязательно донести до них значимую информацию, они просто выражали какую-то неуловимую эмоцию, и ничего больше. Чтобы поддержать напарника и сделать ситуацию как бы необратимой, Ростик даже выговорил:

– Артем, оказывается, мы с тобой молодцы, ты догадываешься?

Михайлов подумал, а потом, к великому изумлению Роста, вдруг отчетливо, чуть не скандируя каждое слово, отозвался:

– И все равно, с тобой больше – никуда.

Рост посмеялся, но… вынужден был признать, для благодушного Михайлова в этих словах было даже слишком много смысла. Хотя и следовало, вероятно, ответить, мол, если будет нужно… Но сейчас, на подходе к Одессе, после трудного и опасного путешествия, Рост и сам сомневался, что в этом когда-нибудь возникнет необходимость. Что поделаешь, он тоже устал, даже не меньше Михайлова.

Часть пятая

Корабль Докай

Глава 25

Ким старательно делал вид, что пробует честно мешать Ростику работать. Рост и сам помог бы другу, но отлично понимал, что у него выйдет фальшиво, потому что Ким, разумеется, ничуть не мешал, даже наоборот, поддерживал, ободрял, принимал участие, как это называется по-русски, хотя ни на каком другом языке, конечно, из тех, которые Ростик знал, эта фраза не имела смысла.

– Нет, ты скажи, – уронил Ким обычную свою присказку, – а как ты почувствовал, что на вас готовится засада?

– Никак, – отозвался Ростик. – Ее было не видно, не слышно, и то, сколько на обоих берегах оказалось лодок, выдает, что они отлично подготовились.

– Они вообще-то классные бойцы, эти квалики, верно?

– Не очень. Они хороши только для… для какой-то определенной среды, – Рост потер свою круглую голову, на которой после того, как он выбрался из Левиафана, волос было не больше, чем у свежебритого Котовского.

Он теперь с опаской гадал, как его, абсолютно безволосого, теперь примет Винрадка. Или Лада… Черт, в этом он окончательно запутался. Тем более что где-то тут, в Одессе, на горизонте еще маячила Василиса, которая тоже пару раз повела себя… скажем так, словно у нее на Роста имелись какие-то права.

– На Вагосе они живут в лесах, тут они – мореходы… Хорошо, выразимся осторожнее, речники.

– Что-то мне подсказывает, что и моряки тоже, – хмуро ответил Рост, потому что воспоминания о драке с кваликами были еще свежи.

– Тогда… – Ким подумал, – они – экстремалы?

– Что? – Рост не думал, что такое слово могло существовать.

– Это Рымолов придумал, у него же самая здоровая библиотека на английском, кажется… – Ким заметил, что Рост хмурится при упоминании этого человека. – Да не волнуйся ты так. Дондик всегда к нему питал слабость, вот и привлек. Он же умница, хотя и не выдержал испытания властью.

– Мне все равно, – попробовал слукавить Рост.

– Он сейчас русско-единый словарь составляет, группу студентов для этого набрал… Не все же тебе одному на едином болтать.

– А Василиса? А остальные?

– Практики, они и писать-то по-нашему не обучены. – Такая небрежность к другим расам была в Киме удивительна и необычна. – Кстати, Василиса тут и так загружена выше крыши, переводить ведь нужно правильно, и пурпурные ни с кем, кроме нее, работать не хотят. – Ким улыбнулся, глаза его стали щелочками. – Она и сама рада, что пришлась ко двору.

Ким уже рассказал, что на ближний к берегу из двух оставшихся целенькими трофейных кораблей, захваченных на Валламахиси, в последнее время свезли до трех десятков разных пурпурных, и они толково объясняли людям принципы мореходства и технического обслуживания разных машин. Казаринов пропадал там неделями, его интересовала, в первую очередь, технология получения черной пленки, вырабатывающей электричество, а во-вторых, кажется, раскрутка маховика в ночное время. Ему не давала покоя идея, что при таком способе электропитания можно будет задействовать станочный парк вагоноремонтного завода в Боловске.

Рост посмотрел в окно своей кельи, которую ему отвели в главном здании Одессы. Он жил тут, когда еще и не было никаких других поселенцев в Одессе, давным-давно, словно в прошлой жизни. Море, как всегда, висело перед ним стеной, вот только его закрывали зимние туманы. Или еще осенние?

Где-то там, в этой серовато-жемчужной дали, Михайлов упражнялся с Гартунгом наездничать в касатках. Да, так случилось, что даже Лео предпочел Росту здоровенького и пышущего азартом Генку Гартунга. Этому бы стоило радоваться, но Рост почему-то грустил. Иногда ему приходило в голову, что если бы Гартунг не оказался таким способным к совмещению с Левиафаном, то Рост, после небольшого лечения, вполне мог бы отправиться на разведку с Михайловым к юго-восточным шхерам, даже с некоторой группой заливных викрамов, и это было бы делом куда более полезным и значимым, чем то, чем он занимался теперь.

А занимался он делом не слишком приятным, составлял отчет о походе в Новую Гвинею. Писать было тягостно и трудно, потому что занятие это слишком уж напоминало ему те годы, которые он провел в Храме, вернувшись из плена, когда «ваял» свою дурацкую книгу. Что-то в том его положении и общем состоянии было настолько сильным, что Ростик замечал его признаки и сейчас, а от них хотелось поскорее избавиться… Но он все равно старался, понимая, что любая мелочь может оказаться важной, и ни одной деталью их путешествия с Михайловым не следовало пренебрегать.

– Ким, я иногда скучаю по тем временам, когда мы были солдатами, нацеленными на простое действие, и обходились рядовыми докладами.

– Я и сам скучаю, – неожиданно серьезно ответил Ким. – Но думаю, дело в том, что мы были молоды. – Он снова хмыкнул. – Мы были красивы, здоровы, и у нас почти не возникало проблем… Если не считать того, что приходилось постоянно искать, чего бы сожрать.

Дверь раскрылась, в комнату, где Ростик сидел с Кимом, вошел Артем Сопелов, второй муж Любани и отец ее нынешних детей. Когда Рост вернулся в Одессу и пояснил, что сильно ранен, его тотчас определили в госпиталь к Сопелову, который оказался тут главным хирургом. Вот уж к нему в лапы Ростик ни за что не хотел бы попасть, но пришлось покориться. Тем более, что врачом этот… как бы соперник Роста оказался толковым, только раздобрел, стал шумно дышать и даже ходил с трудом, особенно по лестницам, при том, что сам Ростик остался худощавым и бегал как заведенный. Хотя до мускулистой стати Кима или, допустим, Лады ему было, разумеется, далеко. Но те на рычагах антигравов сидели, а это будет посерьезнее, чем в грузчики податься.

– Гринев, – устало выговорил Сопелов, – вы опять манкировали приемом лекарств. Почему я должен за вами бегать?

– Не должен, – буркнул Ростик.

– И тем не менее, когда сестра мне сказала, что вы опять отказались пить микстуры, мне пришлось бросить госпиталь и через полгорода тащиться, чтобы уговаривать вас, словно маленького ребенка.

– В госпиталь я все равно не пойду, – сказал Ростик убежденно. – У вас там нет рабочей обстановки и вообще – скучно.

Госпиталь в Одессе пустовал, народ тут подобрался все больше здоровый, крепкий, а уж хирургу и вовсе нечего было делать. Вот Сопелов и нацелился на Роста, как на сочное яблоко… Если бы тот позволил себе быть таким яблоком.

– А зря, это избавило бы меня от многих сложностей. – Сопелов, вздохнув, достал из кармана какую-то бутылочку, чистенькую ложку и принялся наливать в нее пахучую гадость, шевеля губами.

Считает капли, чертов костоправ, подумал Ростик. Если у него еще иногда и получалось отмахнуться от медсестры, которая приходила к нему из госпиталя, от главного тут врача отбиться было труднее.

– А ведь вы из хорошей медицинской семьи, – почему-то выговорил Сопелов, протягивая ложку. Его неприязнь выказывалась в том, что он не принес ничего, чтобы запить ту бурду, которой собирался потчевать Ростика.

– Давай, брат, лечись, – протянул и Ким, вытаскивая из внутреннего кармана своего бушлата небольшую флягу.

– Что это? – спросил Сопелов. – Учтите, Ким, ему спирт противопоказан.

– Это всего лишь настойка на калгане, – отозвался Ким и подмигнул Росту.

Ягоды калгана, кем-то занесенные с Земли, в Полдневье отлично прижились, и хотя настойка на них почему-то отдавала машинным маслом, тоником оказалась превосходным. Такие фляжки в последнее время, как заметил Ростик, вошли у пилотов в моду, они частенько прикладывались к ним, если выматывались больше обычного, да и после полетов пускали в ход.

– Знаю я вас, – буркнул Сопелов обиженно, – у вас такие настойки, что уж лучше бы водкой его поили. Еще раз говорю – противопоказано.

Дверь за плечами Сопелова едва заметно качнулась на петлях. Рост попробовал вскочить, но нога опять подвела, и быстро подняться не удалось. Но это и не потребовалось, потому что он уже понял – вошел кто-то из аглоров. Вместо вставания Ростик попытался его почувствовать, но и этого не успел. Следом за невидимкой в комнату ввалилась Лада. Она была в таком же бушлате, что и Ким, только чистеньком, зато лицо у нее покраснело с мороза.

– Вы тут сидите, черт побери, – заговорила она, стряхивая редкие снежинки с волос, забранных в конский хвостик, – а там Михайлов приплыл… Говорит, что в залив входит какой-то корабль.

– Что-о? – Ким забыл о фляге, он стал медленно и неуклонно подниматься, у него даже глаза потемнели.

– Они ночью наткнулись на корабль, который уже преодолел противоакульское заграждение из водорослей и идет полным ходом к нам, – зачастила Лада. – Нужно вылетать на разведку, вот что!

Ким оглянулся на Роста. Тот уже немного успокоился, потому что теперь все приходило в норму. Перед ними, возможно, вырисовалась новая, неизвестная пока опасность, и следовало принимать какие-то меры. Это был не Сопелов с очередной бессмысленной гадостью.

– Какой корабль? – Рост поднялся со второй попытки и принялся натягивать на себя свитер, бушлат и уже искал глазами, куда подевался его пистолет на офицерском ремне.

– А ты куда? – спросил Сопелов. – Вы же ранены, Гринев.

– Вот тут ты не прав, Артем, – веско провозгласил Ким. – Без него идти на разведку бессмысленно, он с ними договорится, а мы нет. Поэтому… – Он шагнул к Ладе, считая разговор с доктором оконченным. – Полетим на «мышке».

– Нет, – покачала головой Лада. – Лучше будет, если на нормальной бочке. Над морем видели прозрачных червей, без башенных пушек можем влипнуть.

Ким кивнул и повернулся к Росту, который из-за болей в ноге, в боку, в позвоночнике и вообще от неожиданности все еще копался с одеждой.

– Майор, ну сколько тебя ждать?

Рост повернулся к углу, в котором, скорее всего, стоял аглор, и спросил:

– С нами?

Бастен откинул капюшон.

– Я готов.

– Ага, – подытожила Лада, – еще и Бастен… Гружеными, однако, пойдем, – она помолчала, – что невесело.

– Ерунда, всего-то километров пятьсот, – сказал Ким. И вынужден был добавить: – В одну сторону.

Вылетели они на лодке, которая, как повелось в Одессе, на всякий случай была заправлена заранее и под завязку. Загребным на этот раз Ким взял совершенно невообразимых статей бакумура, которого в насмешку почему-то называл Никудышником.

Вот этот Никудышник так взялся за свою работу, что поднялись в воздух рывком, словно из катапульты стартовали. Ростик, обустраиваясь в башенке с пушками, за спинами пилотов, немного потренировался, чтобы руки его сами находили запасные обоймы, заправленные в кожаные карманы вокруг сиденья.

Взяли курс на север, при этом Ким немного подергал антиграв, чтобы и самому приспособиться к его ходу.

– Ты же на этой машине уже раз тысячу летал, – негодующе бросила Лада.

– Летал, – признал Ким, – но проверить никогда не мешает. Вода внизу больно холодная, купаться не хочется… Если что-то не в порядке.

– Я сама эту бочку проверяла вчера.

– То ты, а то… мастер моего пошиба, – отозвался Ким.

Ростик решил, что эту говорильню следует приостановить.

– Лада, Михайлов не объяснил, что за корабль они видели? А то, может, зря на таком вот драндулете летим? Может, гостям только в три-четыре крейсера имеет смысл показываться?

– Нет, крейсеров не нужно… Михайлов сказал, это обычный деревянный тихоход, идет под змеями. Еще он заметил, что вокруг него викрамов почти нет… В общем, как ты рассказывал, скорее всего это купцы какие-нибудь.

– Купцы? – удивился Ким. – Да, вспоминаю, бывают и такие мореходы. Только в Полдневье я с ними не сталкивался.

– Ох и худо Михайлову придется, если ошибается, – выдала Лада, – когда вернемся.

– Если вернемся, – ехидно уронил Ким. – Кто знает, какие у них там драндулеты водятся. Ведь корабельные змеи они поднимают, скорее всего, антигравами… Или летающих китов, например, отгонять приходится, или рыбу разведывать.

– Наслышаны, – согласилась Лада и принялась ускорять машину.

– Одна надежда и осталась, – продолжал Ким, – в крайнем случае, мы на них аглора сбросим, он нам этот корабль за десять минут захватит.

– Парашюта нет, – сдержанно пояснила Лада.

– А Бастену не нужно, мы над водой приспустимся, он и выпрыгнет, Ростик так делал уже. А потом мы его на палубе встретим. Вернее, он нас встретит.

– Все-таки, Ким, ты пират в душе, – с чувством выступил Ростик. – Если корабль, то сразу давай захватывать… А если это хорошие ребята?

– Вот пусть и докажут, желательно до встречи с Бастеном, – завершил дискуссию Ким. И Рост с ним внутренне согласился.

Три часа с хвостиком летели почти молча. Лишь иногда Ким выдавал какие-то приказы то Ладе, то Никудышнику, который взрыкивал сзади, словно Винторук в прежние времена. Все-таки Ким очень любил дисциплину на борту своего антиграва, особенно в исполнении бакумуров.

Разок сбились с курса, о чем Рост сразу же доложил Киму, и тот послушно компенсировал промах. Лада озадаченно поинтересовалась:

– Ты их уже чувствуешь?

– Не очень, – высказался Рост, хотя в этом была какая-то неправда.

Потому что он действительно уже ощущал, как им навстречу, словно в прежние времена с Валламахиси, протянулся тонкий, жестковатый, но вполне заметный луч внимания. Но на этот раз их не столько обнаруживали, сколько вели, может быть, даже приглашали. И это было странно. Если корабль вошел в залив с недружественными намерениями, неизвестные гости определенно должны были маскироваться, а не выдавать себя. Ведь не думали же они, что кто-нибудь просвещенный среди людей не поймает этот луч?

У человечества имелись и аймихо, очень эффективные в дальних, не слишком информативных связях, и гиганты… Может, тут и скрыта разгадка, подумал Ростик, они поняли, что мы их заметили с касаток, и решили, что прятаться бессмысленно. Но тогда… Да, тогда выходило, что они очень уверены в себе.

Ким протер стекло перед собой концом полетного шарфа, сокрушенно поцыкал:

– Не воздух, а молоко какое-то. Ни черта не видно, даже море определяю только по солнечному пятну.

Они действительно плыли в сплошном облаке. Лишь внизу слабо отсвечивало от воды солнце, все-таки пробиваясь через этот полог тумана, укутавший море.

– А как ты направление удерживаешь? – удивился Ростик. – Ведь компас?..

– Нам Казаринов недавно гирокомпасы поставил, какими пурпурные на кораблях пользуются, – пояснил Ким. – Они не очень врут, кое-что понятно, если заранее их выставить. – Он оглянулся на Роста. – Так что не журысь, хлопче, лучше думай о том, кого мы впереди встретим, и прозрачных летунов не проворонь.

Летели еще часа четыре, а потом Рост понял, что корабль находится где-то близко. Он попросил:

– Давай-ка по кругу походи.

Ким послушно попробовал заложить вираж влево, Лада, кажется, рычагами дернула машину в свою сторону, поглядывая в боковое окошко, между ними возникло мелкое соревнование. Пока Ким не сдался, скорее всего, из галантности:

– Хватит, а то штанги порвем, – пояснил он девушке, чтобы она не думала, что победила силой.

– Как дети, – высказался Ростик. И вдруг почувствовал: – Вниз, но не ниже метров пятидесяти… Если можете. Теперь прямо. – И прилип к стеклу, чтобы увидеть, что творится внизу.

Они выскочили из тумана мгновенно и на миг ослепли от солнца. А жаль, потому что тут посмотреть было на что.

В неожиданном разрыве тумана, прямо на краю солнечного пятна, играющего на волнах, поднимая небольшой бурун и оставляя заметный с высоты след, на веслах, торчащих из бортов, как ровные крылья, ползла ладья. Низкая, сплошь заправленная палубой, с какими-то фигурками на ней, которые занимались очень важным делом – складывали змея, спущенного из-за тумана или потому, что эти мореходы не знали здешней акватории, так что для них было – чем надежнее, тем лучше.

Высотный змей имел еще коробкообразную форму, и фигурки рядом с ним казались мелкими, словно муравьи вокруг громоздкой добычи… Но скоро он должен был превратиться в груду распорок и ткани, две такие уже лежали в корме корабля, и их, кажется, подготавливали к тому, чтобы снести в трюм.

Ким затормозил так резко, что Роста бросило вперед по ходу. Лада оказалась еще резче, она почти сразу попробовала опустить нос антиграва, чтобы ей стало виднее. Ким недовольно проворчал:

– Опять поперек батьки… Ты бы слушалась меня, девушка, а не то прикажу руки с рычагов снять.

Они повисели, наклонившись носом вниз, слегка дрейфуя по инерции, Ким наблюдал за кораблем долго, почти до новой стены тумана, в которой тот должен был раствориться, словно в мутном уксусе.

– Здорово, – проговорила Лада. – Кстати, опять пропустили, как они змеев своих на корабль сажают.

– Важно не как сажают, это и я смогу, интересно, как поднимают их, – отозвался Ким.

Ростик тем временем «вникал» в корабль внизу изо всех сил. И у него кое-что получалось. Он мог рассказать, как сделан набор корабля, какие он издает звуки на ходу, он мог даже определить, как он управляется… Только все это видел как бы снизу, словно наблюдал за ним из касатки, и это его слегка озадачивало. Но он понял главное:

– Они идут в Одессу. И почему-то совсем нас не боятся. – Он подумал. – Вернее, понимают, что прием им окажут по высшему разряду, и можно даже надеяться на какую-нибудь прибыль от торговли.

Последние слова прозвучали у него вопросительно. Он пробовал понять, что тут происходит, но уже знал, по-настоящему у него не получится. Нужно было думать дальше. Вот этим он и занялся.

– Значит, все-таки купцы, хорошие ребята. Торговать приехали, – высказался Ким. – Кто бы мог подумать?

– С чего это они? – теперь Лада обернулась на Роста. – Ведь ты говорил, что ничего на Гвинее на этот раз не добился?

– Он всегда себя недооценивает, – буркнул Ким.

– Отставить треп, – приказал Ростик. – Теперь, ребята, главное, нужно слетать к Фопу, я попробую установить с ним контакт, чтобы он не вздумал этому кораблю противодействовать. – Он снова взвесил свой план. – И надеюсь, что он предупредит наших викрамов, чтобы те тоже не рыпались. А не то – плохо получится.

– Главное, – согласно кивнул Ким, – чтобы нам топлива на твои эволюции хватило.

– Нет, все-таки главное, чтобы они до Одессы дошли. – Рост даже лицо потер от сосредоточенности. – Возможно, это – контакт с их морским сообществом. И корабль этот разнесет весть, что мы нормально можем торговать, и тогда… Если только…

– Что? – спросила Лада.

– Если только они не везут нам что-то или кого-то, кто нам очень нужен.

– А нам кто-то нужен? – не понял Ким.

– Он говорит о Докай, – пояснила Лада. Она снова повернулась к Ростику. – Слушай, Фоп зимой обычно сидит у твоего Храма. Ты будешь там высаживаться, чтобы свои медитации устраивать?

Оказаться дома было бы здорово, решил Ростик. Но ему хотелось быть и в Одессе, когда туда прибудет корабль. Потому что перспективы и новые возможности, которые «плыли» к ним с этим кораблем, казались невообразимыми. И в них следовало очень аккуратно и точно разобраться.

Глава 26

Садиться у Храма все-таки пришлось. Сначала Бастен попросил, чтобы его там высадили, причем сделал это в обычной для него уклончиво-решительной манере. А потом и Ростик понял, что контакта с Фопом с воздуха у него не получается. И поскольку это было действительно важно, пришлось ему тоже высаживаться на берегу, чтобы дотелепать до дому на своих двоих, как он внутренне ни содрогался от такой перспективы.

Но Ким почему-то стал неумолим, он настаивал, чтобы сразу лететь с тем, что они подсмотрели, в Боловск. В общем, решили, что километров пятнадцать пассажирам придется пройти пехом, и тогда топливных таблеток антиграву хватит до Города, а вот тратить еще четверть часа на подлет к Храму и потом на возвращение тем же маршрутом было в их нынешнем состоянии рискованно.

Рост посмотрел-посмотрел на друзей-пилотов, и решил, что с Бастеном проделать этот путь будет безопасно. Вот он и высадился с аглором у моря, и потопал почти в темноте, проводив антиграв на юг взмахом руки, который, конечно, никто не увидел. Ну, может, исключая невидимку, но тот как вышел из машины, так и растворился сразу. Даже песок, кажется, под его ногами не скрипел.

Ростик топал себе, переживая боль в ноге, неожиданно проснувшиеся неприятные ощущения в боку, и пробовал унять головокружение. Это было непросто еще и потому, что слишком уж он растратился, когда с борта антигравитационной бочки пробовал вызвать «думающий мускул».

Впрочем, он уже догадывался, что фокус не в том, что сверху это было мудрено сделать, а в том, что стояла слишком глубокая осень, Фоп, скорее всего, уже залег в зимнюю неподвижность, когда ему не только думать не хотелось, но он и питался-то от случая к случаю и самым простым образом, например, планктоном.

Когда переставлять ноги стало привычно, Рост понял, что неплохо видит в этой мути, не намного хуже, чем человек в воде, а это позволяло не сбиваться с шага. Бастена по-прежнему было не слышно. Где-то взлаивали панцирные шакалы, еще где-то неподалеку плескалось море, шумели прибрежные кусты… Все было очень хорошо, спокойно, как бывает только вдали от городов, в первозданной дикости Полдневья.

На Роста снизошел покой, расслабуха и абсолютная убежденность, что он – лишь маленький всплеск пламени, называемого жизнью, и ни на что большее не претендует… Внезапно он понял, что сидит на берегу моря, что рядом, на расстоянии вытянутой руки находится невидимка, который не бросил его, а почти по-дружески охраняет со своими мечами, и что он только что провел сложнейший, почти невозможный в его нынешнем-то состоянии сеанс связи с Фоп-фалла. Вот только Рост почти ничего не понимал и не помнил из того, о чем он просил Фопа и чем их переговоры закончились.

Он попробовал подняться. Это было сложно, он устал, и, как всегда после таких вот ментальных и непонятных нагрузок, ему хотелось одного – выпить горячего морса из боярышника, лечь и вытянуть ноги. Но поступать так было нельзя, Бастен, скорее всего, был готов оказать лишь посильную помощь, а в остальном он сам обязан, если не ранен… И бесполезно было его убеждать, что после таких вот штук Роста смело можно было записывать в инвалиды.

Когда он все-таки поднялся, его шатало. Он был настолько не в себе, что даже не сразу понял, что с неба на них уже смотрит солнышко. Он спросил:

– Бастен, разве уже день?

– Ты просидел всю ночь, я думал, ты окаменел. – Он помолчал и вдруг доложил совсем уж неслыханное для аглора: – Ты сильный думатель, Рост-люд.

Они снова пошли, причем Ростик пытался лихорадочно, насколько это было доступно его измочаленным мозгам, сообразить, куда идти проще, к Храму, или теперь можно отправляться к Одессе? Получалось, что все-таки можно и к Одессе, только это было дальше километров на тридцать, и следовательно, без аглора такой поход выдержать было нелегко.

– Ты все еще собираешься в Храм? – спросил он невидимку на всякий случай.

– Будет лучше, если мы соберемся дома вместе, – отозвался Бастен. И добавил почему-то: – Компактно.

Рост тащился по песку, едва проросшему редкими по зиме стебельками травы, и прикидывал, что надолго его не хватит. Да, что ни говори, а эта вот нагрузка с думаньем, с его непонятными отключками сознания, здорово выматывала.

– Полагаешь, мне следует быть в Храме?

– Ты открыл для чужаков залив, они теперь пройдут, – отозвался Бастен.

– И что? Я не понимаю…

– Тебе следует самому увидеть, что ждет тебя впереди.

Ростик помолчал.

– Мне кажется, когда корабль прибудет в Одессу, меня все равно вызовут. – И вдруг он понял, что сказал ему аглор. – Ты хочешь собрать всех своих в Храме? Но у нас же мало времени, всего-то… дня два.

– Поэтому ты меня замедляешь, – сказал Бастен и вдруг резковато, так что Рост даже охнул, взвалил его себе на спину и побежал.

Странное, должно быть, зрелище, лениво размышлял Ростик, почти засыпая на спине невидимки, скрюченный человек летит в метре над землей, причем со скоростью, явно превышающей бег нормального стайера…

А потом он все-таки уснул. Или почти уснул. В себя он пришел уже в паре километров от Храма, когда тот виднелся между прибрежных дюн блеском своей крыши и дымом очагов. Ростик никогда так не наблюдал Храм, в котором провел долгие годы, который собственными руками восстановил, о котором всегда думал, как о доме. Он даже удивился этому… И лишь тогда понял, что проснулся от скрытого раздражения Бастена.

Он заставил невидимку отпустить себя, немного размял затекшие ноги, потом выпрямился и сказал:

– Спасибо, Бастен. А теперь иди, выполняй свой план, собирай своих… компактно.

Невидимка исчез, лишь пару раз на легких снежных лужицах проявились его следы. Кстати, в сторону Храма. И правильно, решил Ростик, он должен добежать до тех, кто охраняет аглорышей, предупредить, чтобы не высовывались, и лишь потом отправляться на поиски Ихи-вара и тех, кто бродит где-то еще.

Рост осмотрелся и, как уже с ним случилось вчера вечером, почувствовал, что тут ему очень хорошо. Он медленно, но неуклонно наливался тем особым, не выразимым словами равновесием, что так редко посещает людей, чрезмерно суетливых и многодумающих существ. И это совсем не шло им на пользу, особенно когда они забывали о том, что это состояние может возникать у них чаще.

Ростик даже одежду оправил теперь с удовольствием, даже пистолет на боку не казался тяжелым, даже недалекие стаи оголодавших хищников его не беспокоили. И вдруг он решил, что ради этого состояния гармонии с миром, кажется, он и совершает все свои поступки и прошел через все, что ему пришлось преодолеть…

Страницы: «« ... 56789101112 »»

Читать бесплатно другие книги:

Орсиния – это вымышленная страна в центре Европы. Страна средневековых лесов, недоступных городов, г...
Орсиния – это вымышленная страна в центре Европы. Страна средневековых лесов, недоступных городов, г...
В сборник «Король планеты Зима» вошли произведения Урсулы Ле Гуин, каждое из которых тесно связано с...