Связанные поневоле Чередий Галина

Глава 24

Всю дорогу Матиас пытался завести разговор, но я была не в состоянии его поддерживать, и поэтому мы ехали в тишине. Терч с беспокойством косился на меня, видимо считая, что я все же в шоке. Разубеждать его не спешила, так как это оставляло возможность спокойно подумать.

Итак, что мы, так сказать, имеем в наличии?

А имеем мы маньяка, который, я была абсолютно в этом уверена, в детстве сам подвергся насилию и выжил чудом или по какой-то случайности. Да, у меня нет и, скорее всего, уже не будет этому доказательств, но, хоть оглоблей меня перешиби, я была уверена в этом на все сто процентов.

Следующий факт заключался в том, что Велш был полукровкой, редчайшим в нашем мире существом. Хотя теперь, встретив его, я вдруг задалась вопросом: так ли уж редки были случаи рождения подобных детей, как принято считать у Изменяющих облик, или просто имеет место быть обычный вариант замалчивания и игнорирования? Если, допустим, признавались и учитывались лишь факты рождения тех метисов, которые наследовали способность обращаться, то я бы нисколько не удивилась, что не имевших этой способности просто игнорировали. И о каком учете, собственно, я вообще думаю? Никто и никогда не занимался этим специально. Так, просто рассказы, слухи, передаваемые из уст в уста.

Все же Изменяющие облик были настолько закрыты и до безумия консервативны, что с легкостью предпочли бы политику лицемерной слепоты в подобных вопросах, нежели бы признали наличие проблемы и пытались бы искать пути ее решения. По крайней мере именно такими и были все в моей родной стае. Почему-то мне кажется, что Монтойя при всем своем раздолбайстве и кобелизме никогда не стал бы просто делать вид, что он ни при чем, если бы случился конфуз и одна из его случайных партнерш залетела от него. Вообще, как я поняла из недавнего разговора с Эрнестом, никто из «Парящих» не полагался в вопросах контрацепции на своих подружек. Ведь они отдавали себе отчет, что являются настоящей мишенью для всевозможных «золотоискательниц». Но это отступление.

Следующее. Судя по реакции Велша, он понятия не имел ни о существовании Изменяющих облик, ни о других полукровках. Видимо, считал себя всю жизнь кем-то вроде хренова супермена или высшего существа, которому все позволено только потому, что отличается от всех. А это значит, что его гребаный отец или понятия не имел о его появлении на свет, или оказался еще худшим моральным уродом, чем даже мой папаша, и наплевал на ту ответственность, которую на него накладывало рождение полукровного потомка. У меня прямо десны заныли, так захотелось вцепиться в горло безвестному ублюдку, допустившему, что его ребенок рос, не имея понятия ни кто он, ни на что способен. Из его биографии, по которой я ранее пробежалась в Сети, было понятно, что его мать также не отличалась наличием родительского инстинкта, так как, едва родив мальчишку, она спустя пару часов просто исчезла из палаты, а имя, которое она назвала при экстренном поступлении, было не ее.

Сведений о том, как он рос и сколько поменял приемных семей, в свободном доступе не было, но могу представить, что характер у него с детства был не сахар, особенно если уже тогда он стал замечать, что отличается от других детей.

И теперь, когда я только утвердилась в своей версии, что Велш был одной из жертв маньяка, убившего тех мальчишек, чьи останки я изучала, мне стало понятно, что именно его происхождение помогло ему выжить. То, что однозначно привело бы к гибели обычного человеческого ребенка, не могло доконать его из-за унаследованной повышенной регенерации. И это, возможно, говорило о том, что Велшу пришлось вынести гораздо более сильные и длительные мучения, чем другим жертвам, из-за того, что он выживал снова и снова.

Меня замутило от этих мыслей. Мерзкое чувство, когда тебя словно рвет на части. С одной стороны, невыносимая, убийственная жалость к тому ребенку, каким когда-то был Велш, и к тому, что ему случилось пережить. И в то же время тошнотворное, жгучее отвращение к тому чудовищу, которым он стал. А еще ненависть ко всем тем, кто был прямо или косвенно в этом виновен. Начиная от давших ему жизнь проклятых биологических доноров, которых язык не повернется назвать родителями, заканчивая безымянным монстром, в лапы которого он попал, надругавшимся и искалечившим его не только снаружи, но и исковеркавшим, извратившим его душу А еще ко всем тем, кто должен был вовремя заметить, что что-то с ним не так, помочь, если, конечно, еще был шанс.

Да, разумеется, я отдаю себе отчет, что не все пережившие насилие сами становятся чудовищами, и по большому счету это вина самого Велша, что он не захотел бороться со своими демонами, а пошел у них на поводу. Но вины с других персонажей в этой трагедии это не снимало. Теперь лично для меня список обвинений для убийцы тех мальчиков стал длиннее. Он не только был повинен в том, что измывался над ними и над Велшем, когда тот был ребенком, но и породил в нем свое подобие. Поэтому след его кровавых рук был и на каждой жертве Велша. А еще среди обвиняемых для меня был тот самый Изменяющий облик, что совал свой долбаный член куда попало и не заботился о последствиях. Да, его имя я никогда не смогу предать огласке, как имя маньяка, но от этого я хотела знать его не меньше. Может, у меня будет возможность когда-нибудь швырнуть ему его преступление в лицо.

Теперь это дело стало для меня еще более личным, чем раньше, потому что касалось прегрешений мне подобных. И человек, и зверь во мне желали добраться до сути, догнать, поймать, прижать к земле и, на хрен, растерзать всех виновных…

Когда Терч затормозил перед вычурными воротами дома Дина, у него вырвался долгий вздох.

— Я подожду вас, — почти робко сказал он, искоса заглядывая мне в лицо.

— Нет, Матиас. Не стоит. Я позвоню Северину, и он заберет меня.

— Я могу рассчитывать на то, что вы простите мою оплошность, Юлали? — нервно сглотнув, спросил мужчина.

— Вы можете рассчитывать на то, что я намерена позвонить вам завтра с утра, чтобы узнать новости.

— Юлали… — начал он.

— Прекратите, Матиас! Я терпеть не могу, когда кто-то что-то пытается додумывать за меня и пыжится изображать моего защитника. Я в полном порядке. Я не в шоке, не напугана и не намерена отступать от этого дела. И буду весьма разочарована, если это сделаете вы или опять станете просить меня остановиться. Я прекрасно понимаю, что сегодняшнее происшествие в тюрьме, скорее всего, обернется для вас неприятностями, если Велш нажалуется адвокату. Но постарайтесь уж сделать так, чтобы мы с вами не оказались отстраненными от этого дела. Считайте меня чокнутой, но я не могу застрять без ответов.

Матиас молча смотрел на меня, а потом улыбнулся.

— Ладно, Юлали, договорились. Поеду я тогда облизывать задницы начальству и заговаривать зубы, чтобы не разочаровать вас.

— Давайте, Матиас. Звоните мне, когда будут новости. Если опять придется привлекать прессу — не стесняйтесь, — усмехнулась я. — Я уже, кажется, прямо заболеваю, если мое имя хоть на день прекращают полоскать в выпусках новостей.

Я была очень рада, что Матиас не придал никакого значения тем словам, что твердил Велш, посчитав их, видимо, психическим бредом в момент обострения. То, что привело к этому срыву, тоже вроде бы не волновало его. Пока. Попросив Терча завезти мой чудо-чемоданчик завтра на работу, я махнула рукой и вошла в роскошную калитку.

Длинная подъездная аллея заканчивалась широченным крыльцом огромного помпезного дома. Дин был родом из реально состоятельной семьи с аристократическими корнями. Этот особняк был построен еще прапрадедом Дина и с тех пор переходил из поколения в поколение старшему и, в варианте с моим бывшим парнем, единственному сыну в качестве майоратного имения. После того как три года назад отец Дина умер от сердечного приступа прямо за игрой в карты в каком-то закрытом суперчопорном клубе для толстосумов, его мать почти все время проводила где-то на курортах юга Франции. Так что Дин жил тут один, если не считать семьи латиноамериканцев, которые работали в их доме уже больше двух десятков лет.

Я не стала стучать, а просто толкнула тяжеленную резную дверь. Едва войдя в роскошное фойе с потрясающим мозаичным полом, я столкнулась с откровенно неприязненным взглядом темно-карих глаз Консуэло. Новый прилив стыда плеснул мне в лицо кипятком, заставляя покраснеть под осуждающим взглядом пожилой женщины. Я знала, что Консуэло любила Дина почти так же, как своих многочисленных детей, и сейчас наверняка в ее глазах я была настоящим исчадием ада.

— Дин? — спросила я, понимая, что, даже если поздороваюсь, мне вряд ли ответят, и плевать, если это нарушает вбитые годами нормы поведения. Ну что ж, я не вправе обижаться.

— Сеньор Норбит в своем кабинете, — холодно ответила женщина и поджала губы, прожигая меня насквозь глазами. — Он оттуда уже сутки не выходит. И ничего не ест.

Я пошла вперед, думая, могу ли почувствовать себя еще большей дрянью, чем чувствую уже сейчас.

Консуэло что-то очень тихо стала бормотать себе под нос, и я могла поклясться, что это проклятия на мою бесстыжую голову.

Постучав в дверь кабинета, я не услышала приглашения войти.

— Дин, это я!

Снова тишина.

— Дин, я вхожу и надеюсь, что ты одет, хотя на самом деле меня это как-то мало волнует! — Собравшись с духом, я толкнула дверь.

Центральную часть кабинета занимал антикварный монументальный стол красного дерева. Обычно за ним стояло здоровенное, не менее старинное кресло, в котором любил работать отец Дина, а до него, наверное, и дед. Сейчас же оно было развернуто в сторону большого окна, выходящего в ухоженный сад, причем дорогущий старинный ковер был небрежно задран и смят. Да и вообще, весь кабинет напоминал больше место какого-то пьяного дебоша. Очутись сейчас здесь мать Дина, ее бы удар хватил.

Я обошла стол и кресло и остановилась перед сидящим в одних пижамных штанах Дином. Его волосы были взъерошены, лицо было бледным и покрытым отросшей щетиной, но, судя по запаху, он был трезв. Взглянув на него, я ощутила, что очень скучала по нему. Он так долго был в моей жизни, что резко потерять его было все равно что лишиться важной части тела в какой-то катастрофе.

— Я сказал, чтобы ты не приходила, — произнес мой бывший парень, глядя куда-то мимо меня.

— А я ответила, чтобы ты запер двери, если не хочешь меня видеть, — мягко проговорила я.

Дин перевел взгляд на противоположную стену, снова избегая меня взглядом.

— Зачем ты здесь, Юлали? — Его голос стал резче.

— Ты задал мне вопрос, я хочу отвечать, глядя тебе в глаза.

— Это, типа, должно сделать все для меня терпимей? — Губы Дина искривились в презрительной усмешке.

— Ты же знаешь, что я эгоистка. Скорее уж это должно сделать все терпимей для меня, — честно призналась я. — На самом деле я скучаю по тебе.

Дин резко вскочил.

— Какого черта, Юлали?! Ты скучаешь?! Скучаешь?! — взвился он, и это был первый раз, когда я увидела Дина вышедшим из себя. — Сегодня в новостях я услышал, что ты выходишь замуж за Северина Монтойю, и после этого ты приходишь и говоришь, что скучаешь по мне? Ты издеваешься надо мной?

— Нет, — только и смогла ответить я.

Дин пересек разделяющее нас пространство, схватил мое лицо в ладони и прижался лбом к моему лбу, впиваясь тоскливым жгучим взглядом.

— Скажи мне, что все это какая-то чертова ошибка, Юлали! Какой-нибудь проклятый рекламный ход или еще дьявол знает что такое! — горячо зашептал он прямо мне в губы. — Скажи, что скоро все это закончится и все станет по-прежнему! Соври мне, что то, что я видел тогда, мне причудилось, и ты никогда не извивалась в его руках, и твое лицо не пылало, как сверхновая!

— Я не могу этого сделать, — сглотнув, тихо ответила я.

Дин со стоном оттолкнул меня, развернувшись, отошел к стене и уперся в нее руками, будто желал сдвинуть ее со своего пути.

— Почему, Юлали?

— Почему что?

— Почему он? Почему так скоро? Почему ты никогда не любила меня? — Его голос стал бесцветным.

Черт, что я могла ответить на первые два вопроса? Так вышло? Это судьба? Сама еще ничего не знаю?

— Я любила тебя. И люблю.

— Но недостаточно, чтобы после того, как мы были вместе четыре года, выйти замуж за меня, а не за накачанного красавчика, которого едва узнала?

Я промолчала, не желая унижать нас обоих ничего не значащими фразами, которые все равно были ложью и ничего не объясняли.

— А может, на самом деле вы уже давно встречались? Просто не хотели афишировать, а, Юлали? Он ведь гребаная звезда! А я был просто вашей туповатой ширмой? Может, это к нему ты уезжала каждый месяц? — Дин развернулся и теперь смотрел на меня с яростью и презрением.

— Нет, Дин. Я бы не поступила так с тобой никогда. Что бы ты сейчас ни думал обо мне и как бы отвратительно ни выглядела вся эта ситуация, я бы не стала лгать тебе годами! — Тошнота подступила к моему горлу.

А разве не это я делала все то время, пока мы были вместе? Разве была честной с ним? Разве не вынуждена врать прямо сейчас? И не важно, что причина была иной, ложь от этого не становилась чем-то другим. Боже, как же я ненавижу себя прямо сейчас за все это!

Дин, закрыв глаза, прислонился к стене спиной и просто сполз на пол.

— Ты ведь никогда и не планировала выходить за меня замуж?

— Нет. Но это не значит, что я не любила тебя и не ценила то, что было между нами.

— Тогда что такое у тебя с Северином? Любовь с первого взгляда? Безумная страсть в постели? Черт, Юлали, я что, был настолько жалок и несостоятелен? Я никак не смогу забыть, как ты выглядела на той проклятой записи! Ты никогда не была такой со мной! В этом все дело? Монтойя дает тебе в постели то, что я не могу?

— Дин, пожалуйста! Если бы все было так просто! — не выдержала я. — Но все гораздо сложнее. Не ищи в себе никакой вины и недостатков! Все дело во мне, понимаешь? И это не отговорка и не обстоятельство, которое можно изменить, это просто то, что я есть сама по себе! Это моя вина и мой эгоизм, что я удерживала тебя так долго рядом, хотя всегда знала, что не вправе делать это! Но ты был так нужен мне. Ты спасал меня от одиночества, и за это я любила тебя и буду любить всегда! И ты по-прежнему нужен мне, но я больше не буду лгать тебе о будущем. Если тебе нужно возненавидеть меня, чтобы двигаться дальше, я пойму, потому что заслужила. Но если есть хоть крошечный шанс, что ты можешь остаться в моей жизни как друг, как человек, что был мне ближе всех столько лет, я буду молиться, чтобы так и было.

Я опустилась на пол рядом с ним, прижавшись плечом к его плечу, и была рада, что Дин не отстранился. После всего того, что случилось со мной сегодня, мне было так необходимо просто зарядиться его теплом. Дин был моей семьей, моей стаей столько времени, хоть и не понимал, что это такое, и сейчас я нуждалась в нем как никогда.

Какое-то время мы так и сидели: Дин — закрыв глаза и откинув голову на стену, а я — уткнувшись носом в колени.

— Друзья? — наконец скрипуче произнес он. — Этого ты хочешь?

— Угу, хочу, хоть и знаю, что после всего не заслуживаю этого.

— Я не уверен, что смогу, — пробормотал Дин, и я вздохнула, признавая поражение. — По крайней мере, не тогда, когда буду видеть вас с Монтойей вместе.

— Я понимаю.

— Может, со временем, Юлали.

— Хорошо.

— Спасибо. — В голосе Дина мне послышалось что-то, похожее на облегчение.

— За что?

— За то, что даешь шанс остаться в твоей жизни хоть как-то. Как бы больно мне ни было и как бы я ни злился, не иметь возможности больше совсем видеться с тобой и говорить было бы в сотни раз хуже.

— Мне без тебя тоже паршиво, — призналась я и положила голову ему на плечо.

— Я страшно голодный. Поешь со мной? — спросил Дин, потершись носом о мои волосы.

— Консуэло сказала, ты сутки ничего не ел. Так что неудивительно. Только я боюсь, что она подсыпет мне в тарелку цианид, чтобы я больше тебе душу не выматывала.

— Перестань! Она добрая женщина!

— Ну да, ты не видел, как она на меня смотрела, когда я пришла. Она тебя обожает, и в ее глазах я исчадие ада. Так что, думаю, рука у нее не дрогнет. Наоборот, будет гордиться, что сделала мир лучше, — улыбнулась я.

Мой телефон требовательно заверещал в брошенной на пол сумке. Я добралась до него и увидела, что это Северин. Глянув на время, сообразила, что уже шесть и, значит, он должен заехать за мной через полчаса в институт, как обещал в эсэмэске.

— Я не на работе, — сказала я.

— А где? — бодро спросил Монтойя.

— У Дина.

Некоторое время слушала молчание.

— Как он?

Я посмотрела на Дина, который поднялся и уже направился к двери.

— Думаю, он будет в порядке.

— Скажешь, где и когда тебя забрать? — наконец пробурчал мой муж.

— Где-то через час. Мы собираемся перекусить. — Я назвала адрес.

— Хорошо. Выйдешь, когда будешь готова, — неожиданно покладисто согласился Северин.

— Он не разозлился на тебя? — спросил Дин, оглядываясь через плечо.

— Похоже, нет.

— Наверное, Монтойя неплохой парень, только не жди, что я стану вслух признавать это слишком скоро, — устало улыбнулся Дин, когда мы шли по лестнице.

— Вообще-то Монтойя редкостная задница, так что тебе не стоит об этом беспокоиться.

— Выходит, пресловутое обаяние плохих парней — не миф и подействовало даже на тебя? — Хоть Дин и пытался делать вид, что шутит, но я видела, что ответы ему важны.

— Все далеко не так однозначно. Когда-нибудь я все расскажу тебе. Когда сама буду знать.

Дин попросил Консуэло накрыть стол на открытой веранде, и я с удовольствием наблюдала, как он с аппетитом поглощает еду, при этом не теряя ни грамма своих идеальных манер. Мне кусок не особо лез в горло под пристальным, обвиняющим взглядом то и дело мелькающей пожилой женщины, но я ела из вежливости. Дин молча улыбался мне, и это грело душу, хотя я и понимала, что, возможно, все еще изменится и он может решить, что общаться со мной и дальше — это слишком для него. Но я могла только надеяться, что у нас достанет терпения не разрушить то, что было, а просто изменить в силу сложившихся обстоятельств. Я отдавала себе отчет, что делать это Дину, не зная всей правды, будет сложнее, чем мне. Господи, пусть он простит меня за это!

К моменту приезда Северина Дин выглядел повеселевшим, и мы тепло распрощались, когда он проводил меня до ворот. Я немного переживала из-за того, что Монтойя может устроить при встрече свою «демонстрацию прав обладания», как перед Матиасом. Но он даже не вышел из Ти-Рекса, и за это я была ему благодарна.

Глава 25

Северин проводил пристальным взглядом удаляющуюся фигуру Дина и только после этого завел Ти-Рекса и развернулся.

— Представляю, как ему сейчас хреново, — пробормотал он.

— Не думаю, что на самом деле представляешь. Ты ведь не любил никогда и не терял. Так что откуда тебе знать. — Понимаю, что мой голос звучал зло, но не видела причин сдерживаться.

— Ты права, — еще тише ответил Монтойя. — Раньше я не знал…

Я отвернулась к окну, не желая делить свои переживания по поводу Дина с Северином. Это было мое, личное, и я не собираюсь позволять ему совать в это свой нос.

— Итак, у нас чертова свадьба! — сменила тему, не поворачиваясь.

— Да. — Похоже, ни оправдываться, ни даже смущаться Монтойя не собирался. Ну, еще бы!

— А ты не мог быть настолько любезен, чтобы хотя бы ставить меня в известность о подобных масштабных событиях в моей жизни? — Я повернулась и попыталась прожечь Северина взглядом, но это не возымело ни малейшего действия. — Мог бы спросить, согласна ли я.

— Ты согласилась на то, чтобы я все уладил с шумихой вокруг нас. — Монтойя продолжал невозмутимо следить за дорогой.

— И это твой способ сделать это? — Я нарочно и не думала скрывать злость в своем голосе, но этому кобелю плешивому было плевать.

— Да.

— Это самый хреновый способ, который только мог прийти в твою не слишком умную голову! — уже откровенно рявкнула я.

Монтойя хмыкнул и беспечно пожал плечами.

— А по-моему, он просто замечательный! — нагло заявил он.

— Ну, еще бы! Этим же ты на весь мир заявил о своих гребаных правах на меня. Очень удобно!

— Даже если и так! — огрызнулся мой вконец обнаглевший муж. — Ты, черт возьми, и так моя жена, пара, любовница, сладкая моя! Чего же ты от меня хотела? Чтобы я на весь долбаный мир объявил тебя случайным трахом? Я знаю, что ты не слишком высокого мнения обо мне, но хрена с два я назову свою связанную пару случайной шлюшкой во всеуслышание!

— Ты воспользовался ситуацией в своих целях! Ты обещал не давить на меня и не заставлять делать то, чего я не хочу, но соврал! — заорала на него.

— Да не врал я! — вспылил в ответ Монтойя и резко нажал на тормоз. — Да, я воспользовался моментом, но только для того, чтобы в глазах всех привязать себя к тебе, а не чтобы давить на тебя! Я хочу, чтобы все вокруг уяснили, что я теперь недоступен! Думаешь, я до такой степени дурак и не понимаю, что если мне не удастся удержать тебя по нашим законам и используя нашу связь, то человеческие тебе вообще до лампочки! Я, черт возьми, пытаюсь ТЕБЕ продемонстрировать, что теперь полностью твой! Чихать я хотел на весь остальной мир, мне нужно ТВОЕ доверие! Только я понятия не имею, как его добиться!

Северин посмотрел мне в глаза с такой яростной тоской, что внутри все сжалось, отзываясь на эту эмоцию и толкая меня открыться хоть немного, как умолял об этом его откровенный взгляд. Короткое мгновение мне невыносимо хотелось действительно слиться с ним, отдавая свои страхи и тревоги. Совсем чуточку побыть просто слабой, нуждающейся в опоре. Узнать хоть на мгновение, каково это — быть защищенной, а не защищаться самой. Этот отклик внутри напугал и заставил буквально отшатнуться. Нет, доверие — это не то, что я могу ему дать! Не сейчас. Может, никогда. Сзади на все голоса засигналили, Монтойя прервал наш поразительный зрительный контакт и, тихо выругавшись себе под нос, тронулся. Некоторое время мы ехали в тишине.

— Все равно мне хочется тебя прибить, Монтойя, — пробурчала я, желая быстрее стереть память о собственном моменте уязвимости.

— Погоди, пока я оглашу тебе весь список способных взбесить тебя вещей, а потом уж приступай, — криво ухмыльнулся он.

— Что ты хочешь сказать? — нахмурилась я, понимая, что сейчас услышу нечто такое, что мне точно не понравится.

— У нас сегодня совместная пресс-конференция перед шоу.

— Нет!!

— Да, моя сладкая! И на ней мы должны правдоподобно изображать счастливо влюбленных и преподнести сопливо-романтичную историю нашего знакомства и вспыхнувшей дикой страсти.

— Не-е-ет!!! Ты не поступишь так со мной!

— Еще как поступлю! У меня лично проблем с тем, чтобы тискать и целовать тебя на людях, не имеется, так что это тебе придется поработать над выражением личика. Хотелось бы, чтобы оно светилось любовью и безмерной радостью от перспективы стать моей женой, а не жаждой оторвать мне голову.

Нет, этот засранец сейчас откровенно глумится надо мной.

— А если я объявлю, что я бросаю тебя, прямо перед всеми этими камерами? Что тогда? — осведомилась я.

— Помимо того, что весь мир усомнится в твоей вменяемости, если ты решишь отказаться от такого парня, как я? — ехидно покосился мой муж.

— Иди ты… — начала я, окончательно закипая.

— Тш-ш-ш! Пойду чуть позже и только вместе с тобой! Короче, не советую тебе этого делать, дорогая моя женушка.

— Почему?

— Потому что это приведет к такому скандалу и ажиотажу, что тебе нынешний покажется полным штилем. Сама подумай! Репортеры нас на части рвать будут, желая вытащить на свет все грязные подробности такого разрыва. Мне-то не привыкать. А вот тебя они доконают. К тому же я тогда точно начну изображать убитую горем несчастную брошенку, буду рыдать в прямом эфире и ночевать на коврике под твоей дверью, и все тебя возненавидят! — нахально усмехнулся он.

— Ты не сделаешь это, чупакабра ты недоделанная!

— Правильно. Не сделаю, потому что сегодня перед журналистами ты будешь изображать влюбленную в меня без памяти женщину.

— Боже, как же я хочу убить тебя! — закатила я глаза.

И это была правда. Хотя не вся. При виде ухмыляющегося Монтойи мне одновременно невыносимо хотелось и в глотку ему вцепиться, и, забравшись на колени, отыметь его так, чтобы он опять потерял себя, рассыпаясь и содрогаясь подо мной. Вот, видимо, о чем он говорил раньше. И это прямо сейчас происходит и со мной. Злость, запустив мою кровь стремительно бежать по телу, пробудила и другое не менее мощное чувство. Моя парная метка разогрелась и словно стала расползаться по всему телу, вызывая пульсацию и выбешивая меня еще больше. Какой-то замкнутый круг из злости и дикого плотского желания. Как это может быть вообще? Разве можно буквально задыхаться от вожделения к тому, кого хочется удавить? Это что, еще один хитрый выверт матушки-природы, чтобы обуздывать нашу животную сторону и не позволять нам в моменты ярости поубивать друг друга, направляя все в чувственное русло?

Я отвернулась к окну, пытаясь взять под контроль свое состояние.

— Погоди, и это еще не все! — «обрадовал» меня этот мерзавец белозубый.

— Даже боюсь спросить, что еще.

— У нас в выходные откровенная фотосессия для одного из таблоидов.

— Да ты совсем страх потерял! — Меня опять стало конкретно накрывать.

— Юлали! Ну, пожалуйста! Все хотят видеть нас.

— Черта с два! Я не даю на это согласия! — В этот момент мы уже въезжали на территорию, занимаемую «Парящими».

— Мы обсудим это позже, у нас есть еще два дня! — И он втянул воздух полной грудью. Ну еще бы, от меня так разило похотью, что задохнуться можно было!

— Забудь об этом! Иначе я не просто убью тебя! А сделаю это медленно и с особым цинизмом! — пригрозила я, стараясь игнорировать, как расширились его зрачки и словно окаменел подбородок от того, как он сжал зубы.

Монтойя подкатил к здоровенному трейлеру, которого я не видела здесь раньше. Быстро выскочив из машины, он обошел ее и открыл мою дверцу.

— Но и это еще не все. — Он уставился прямо на меня, и только слепой бы не заметил, как похотливый огонек быстро разгорается у него в глазах. — Я купил новый дом на колесах. И намерен немедленно обновить в нем кровать.

Он протянул ко мне руки, но я попыталась увернуться.

— Отвали! Я зла на тебя, как черт!

Ага, а еще хочу тебя так, что внутри все сводит, только хрен признаюсь! Смешно! Как будто ему нужны были мои слова, чтобы понять, насколько я возбуждена.

— Угу, — промычал Монтойя и бесцеремонно выдернул меня из машины, перекидывая через плечо, как куль с мукой.

Я уже хотела завопить и начать колотить его, но, извернувшись, натолкнулась взглядом почти на всех членов стаи Монтойи, которые наблюдали за нами с понимающими ухмылками на довольных рожах. Но кроме них там уже были первые из явившихся репортеров, и эти, уже не стесняясь, нацелили на нас свои камеры.

— Ты хоть знаешь, как я тебя ненавижу, Монтойя? — прошипела я, болтаясь на его плече в такт его размашистым шагам.

— Конечно, дикая моя. И очень рад, что это незначительное обстоятельство не мешает тебе трахаться со мной так, что просто голова взрывается.

— Ты хренов труп, Монтойя, — заявила я, уже оказавшись внутри.

Самым отвратительным во всей этой ситуации было то, что тело буквально вспыхнуло, как в огне, стоило этому гаду только прикоснуться ко мне. Подлому организму было абсолютно плевать, насколько униженной я чувствовала себя из-за того, что моментально намокла, как только Северин произнес слово «трахаться». И мой наглый муж, нисколько не стесняясь, снова втянул воздух, ловя запах моей непроизвольной реакции на него, прежде чем поставить меня на ноги и захлопнуть перед любопытными дверь.

— Даже и не мечтай, что мы станем устраивать аудиошоу для всех снаружи, — я попятилась от Северина, уже понимая, что проигрываю битву со своим собственным телом и делать вид, что не хочу этого засранца, по меньшей мере смешно.

Монтойя наступал на меня, уже резко и отрывисто дыша и шаря тяжелым, обжигающим взглядом по мне. От этого кожа будто воспламенялась, заставляя звенеть и натягиваться каждое нервное окончание снаружи и глубоко внутри и лишая меня контроля над собственными реакциями. Он еще и не коснулся меня, а я уже едва могла справиться с тем, как содрогалась каждая моя частичка.

— Пошли они все, сладенькая моя. Я не дотрагивался до тебя целый чертов день и просто сдохну, если не окажусь внутри тебя прямо сейчас. — Голос Северина завибрировал от рыка, и это заставило спазматически сжаться мои внутренние мышцы, беспощадно сообщая о растущем голоде моего тела. Муж стянул через голову футболку с эмблемой «Парящих», обнажая свой противозаконно рельефный торс, а я стиснула руки в кулаки, не зная, чего хочу больше — стукнуть его так, чтобы он почувствовал, как меня бесит его власть над моим телом, или впиться жадными пальцами в эту горячую загорело-расписную плоть. Одно хоть немного утешает. Похоже, что у Монтойи голова-то оторвалась еще похлеще моего, судя по тому, как его потряхивает!