Мертвоград Калугин Алексей

– Нет даже Гильдии!

– Ну, это ты хватил…

– Ничуть!

– А как насчет нас?

– Нас тоже нет!

– Здорово!.. Нет, на самом деле! Вот это действительно здорово!

– Еще бы!

– Мне нравится!

– Конечно!

– Определенно нравится!

– У нас лучшая в мире работа.

– Почему?

– Мы обращаем нечто в ничто! А ничто – в нечто!

– Да!

– И это – здорово!

– Отлично!

– Ну, ладно. – Брим провел ладонью по влажному от пота лицу. – Подурачились – и будет.

– Провались оно все пропадом, – поддакнул Шика.

– Что за ночь сегодня… – Брим глотнул пива из бутылки и недовольно поморщился. К горлу подкатил плотный, кисловатый комок тошноты. – Даже пиво горячее… Не помню, чтобы еще когда был такой жаркий май… Ночь, а духота, как в парилке. – Брим недовольно посмотрел на бутылку в руке. – Даже пить не хочется.

– Ну, и не пей.

– А я и не пью. – Брим кинул бутылку в гулко ухнувший мусорный ящик.

– Дурак совсем? – расстроенно посмотрел на Брима бездомный, завернутый в рваную солдатскую шинель с поднятым воротником, сидевший, сложив ноги крестом, по другую сторону аллеи, на травке, под кустом. – Не хочешь пить – не пей. А добро-то чего переводить?

Брим будто и не услышал его. Кинул руки на спинку скамейки, голову запрокинул и в небо уставился. Темное, беззвездное, пустое.

Где-то вдалеке играет музыка. Так далеко… Не то что слов не слышно, а и мелодию не уловить. То ли плясовое что-то, то ли тоскливый, надрывный блатняк.

С истошным завыванием сирены и мертвенным мерцанием желто-зеленых огней из переулка вылетела машина «неотложки», развернулась на крошечном перекрестке и провалилась в ночь.

Снова стали слышны отголоски музыки. День рождения у кого? Или народ просто так, сам по себе дуреет?

– Еще бы не сдуреть в такой-то духоте…

Шика посмотрел на бездомного:

– Из-за духоты у людей бессонница…

Тот сидел на корточках, втянув кудлатую голову в плечи. Нахохлившись, будто сыч. И словно ждал чего.

– А бессонница – это прямой путь к психозу.

Нет, не сыч, а стервятник. Сидит, смотрит на них и ждет, когда они от жары издохнут. Тогда-то он их и сожрет. Теплых еще выпотрошит.

– Пошел вон! – цыкнул на бродягу Шика.

Не зло, а лениво.

А потому – совершенно неубедительно.

Нищий даже взгляда его не удостоил. Лишь презрительно сплюнул в траву.

– Не слышал, что ли?.. Вали отсюда!

– Ты чего это раздухарился? – Брим скосил на приятеля утомленный взгляд.

– Не нравится он мне, – мрачно буркнул Шика.

Прищурив левый глаз, Брим оценивающе посмотрел на бездомного.

– Мне он тоже не по душе… Какой-то он уж больно…

Не найдя нужного слова, Брим сделал эдакий неопределенный жест рукой.

– Подозрительный! – подсказал Шика.

– Нет, – качнул головой Брим.

– Грязный!

– Само собой… Но я не о том.

– Вызывающий!

– Да! Он провоцирует нас! Тебе так не кажется?

– Верно, – кивнул Шика.

– И вообще, – Брим озадаченно сдвинул брови, – откуда он здесь взялся?

– Не знаю, – пожал плечами Шика.

– Он был здесь, когда мы пришли?

– Да, вроде… – не очень уверенно протянул Шика.

Бродяга прислушивался к разговору двух человек, сидевших напротив него на скамейке. Но не очень внимательно. Вполуха. Они принадлежали к одному биологическому виду, но к разным мирам. Между ними не было и не могло быть ничего общего. Брим и Шика были одеты в дорогие черные костюмы, кожа у них была чистая, ухоженная, прически хотя и не самые модные, но аккуратные. Манеры их не блистали изысканностью. Но в то же время понятно было, что есть мясо они предпочитали вилкой с ножом. Хотя все же Брамсу предпочли бы что-нибудь более попсовое. Хотя бы Шевчука. У бродяги под шинелью была драная, грязная тельняшка, которая стала видна, когда, опершись на руки, он подался назад. За прической он явно не следил. Ел что придется, в любых условиях. Знал ли он, кто такой Брамс? Возможно, что и нет. Хотя кто его знает? А вот от Шевчука ему непременно сделалось бы тошно.

– Эй! – окрикнул Брим бродягу. – Ты давно здесь сидишь?

– Да уж достаточно, чтобы увидеть, как ты почти полную бутылку пива в мусорку выкинул, – с упреком ответил нищий.

– Смотри-ка, с гонором! – усмехнулся Шика. – Ишь ты!

– Мне кажется, я его знаю, – приглушив голос, сообщил приятелю Брим.

– В каком смысле?

– Я его вроде уже где-то видел.

– А, все эти уроды на одно лицо, – махнул рукой Шика.

– Не скажи. Уроды, они, понимаешь ли, бывают разные… – Не зная, что к этому еще добавить, Брим многозначительно помахал рукой. И тут же в голову пришла нужная мысль: – Да, брат! Природа, она, понимаешь, не терпит однообразия.

– А вот дураки, к примеру, все похожи друг на друга, – вроде как ни к кому не обращаясь и глядя при этом как будто в безысходную бездну, которая, по идее, должна в тебя всматриваться, не сказал, а как бы между прочим заметил нищий.

Прищурившись, Брим попытался повнимательнее присмотреться к оборванцу. Неподалеку горел фонарь, но тень от листвы превращала и без того крепко изуродованное бесформенной бородой лицо бродяги в причудливый пазл.

– Эй! – снова окликнул он нищего.

– Сам ты Эй, – беззлобно, однако весьма неучтиво отозвался тот.

Брим решил не обращать внимания на вызывающее поведение бродяги.

– Что ты тут делаешь? – спросил он в меру спокойно и по возможности миролюбиво.

– А сам-то? – Брим не мог рассмотреть точно, но ему показалось, что нищий усмехнулся. – Два часа ночи, а ты с приятелем в скверике пивко попиваешь. Жена из дома выгнала? Или, может, вы оба из этих?.. – Бродяга многозначительно кивнул куда-то в сторону Тверского бульвара.

Брим аж опешил от такой наглости.

– Слушай, – предложил приятелю Шика. – А давай его пристрелим!

– Шума много будет.

– Ну и что?

– У нас дело.

– Ну да, конечно.

Лицо Шики приобрело чрезвычайно серьезное выражение. Оно всегда становилось таким, когда он думал о деле. К делу он относился со всей серьезностью. А как же иначе?..

– Иди отсюда! – недовольно рыкнул он на бродягу.

Нищий усмехнулся – на этот раз уж точно! – и прилег на травку. Шинелькой аккуратно прикрылся. Как будто сентябрь на дворе, а не середина мая, с небывалой для этого времени года жарой. Днем, казалось, даже асфальт под ногами становился мягким, так, что хотелось наклониться и пальцем потрогать, чтобы убедиться в том, что так оно и есть.

– Назад гляньте-ка.

Шика и Брим разом обернулись. Не испуганно, но настороженно. Брим даже руку под пиджак сунул. Так, мало ли что. Но позади никого не было.

– Придурок, – зло процедил сквозь зубы Шика.

– Видите ларек на другой стороне улицы? – продолжил как ни в чем не бывало нищий.

Ларек и в самом деле был. Светился тусклым желтоватым огоньком.

– Ну? – выжидающе посмотрел на нищего Брим.

– Они булками с сосисками торгуют, – почесав бороду, сообщил бомж. – Булки черствые, а сосиски поганые. Вопрос: какого черта они этим занимаются? В два часа ночи, заметьте!

Шика и Брим непонимающе переглянулись.

– Он издевается над нами?

– Да, похоже на то.

– Хотя, конечно, – продолжил бродяга. – Я бы сейчас и от такой сосиски не отказался. Лучше – двух.

– Может, тебе еще и пивка из мусорки достать? – участливо предложил Брим.

– Не, – отрицательно мотнул головой нищий. – Оно – теплое. От него тошнит. Лучше в ларьке свежего возьми. Если у них, конечно, холодильник работает.

– Я все же пристрелю его.

– Не стоит, – не очень-то усердно попытался урезонить приятеля Шика.

– Почему?

– Ты злишься на жвачку, что прилипла к подметке твоего ботинка.

– И что?

– Это глупо.

– Все?

– Глупо и необдуманно.

– Понятно.

Брим сунул руку под мышку, положил пальцы на рифленую рукоятку пистолета, надежную и убедительную, как глоток настоящего «Гиннеса», что наливают в шеффилдском пабе «Герб старого герцога». Там – и больше нигде.

– Сломай скамейку, в конце концов! – чуть приподняв, развел руки в стороны Шика.

– Зачем?

– Тебе нужно сбросить напряжение.

– Хороший, между прочим, совет, – сказал, выглянув из-за воротника, нищий.

– Держи. – Шика протянул приятелю глушитель.

– Спасибо. – Брим вынул пистолет из кобуры и навернул на ствол глушитель.

Бродяга, приподняв голову, с интересом наблюдал за приготовлениями. При этом он не проявлял ни малейшего беспокойства. Как будто все происходящее не имело к нему никакого отношения.

– Это у тебя «глок»? – спросил он Брима.

– Да! – Брим передернул затвор.

– Неудачный выбор.

– Да что ты говоришь!

– Точно! Выпендрежный пистолет. Легкий, но чертовски ненадежный. Будь я локализатором, я бы предпочел «Хеклер и Кох» или «Десерт Игл». По ситуации. Но уж никак не «глок».

– А с чего ты взял, что я локализатор?

– А кто же еще? – с безразличным видом пожал плечами бродяга. – Для контролера у тебя мозгов маловато.

– Слушай, оставь его, – дернул приятеля за рукав Шика.

– Ага! Щас!

– С ним что-то не так!

– Не так с ним будет, когда я ему в башке дырку сделаю!

Брим перехватил рукоятку пистолета обеими руками и выставил его перед собой.

– Стой! Брим!

– Ну?..

– Посмотри вокруг… – Шика медленно, с каким-то странным, таинственным, что ли, видом развел руки в стороны и даже как будто слегка присел. – Прислушайся… – произнес он сдавленным полушепотом.

– Я ничего не слышу, – недовольно дернул подбородком Брим.

– То-то и оно! – вскинул указательный палец Шика. – Ничего не слышно!.. Ни звука…

– Потому что уже третий час ночи.

– Нет, – странно оскалившись, тряхнул головой Шика. – Такой тишины не бывает… Никогда… Ее просто не может быть… Посмотри наверх! – Он резко вскинул руку вверх. – Листва на деревьях не шевелится!

– Потому что ветра нет.

– Что-то случилось, Брим… – Шика выставил руки позади себя, будто боясь налететь на препятствие, и начал медленно пятиться. – Что-то пошло не так…

– Постой. – Брим опустил руку с пистолетом, достал из кармана белый, накрахмаленный носовой платок и тщательно вытер сначала мокрый от пота лоб, затем – щеки и скулы и только после этого – шею. – Ты можешь мне сказать, что мы тут делаем?

– Гениально!

Нищий звонко хлопнул в ладоши и рассмеялся во весь голос. Чисто и открыто – что называется от души.

– Зря ты это.

Брим вскинул руку с пистолетом и, почти не целясь, нажал на спусковой крючок.

Он был уверен, что попал.

Да с такого расстояния просто невозможно было промахнуться!

Но в тот момент, когда хлопок выстрела не разорвал, а как будто еще сильнее спрессовал нереальную, противоестественную тишину, накрывшую город, будто пластиковый звуконепроницаемый колпак, стрелок почувствовал нестерпимую, выворачивающую душу тошноту. Время будто остановилось. Тишина вновь заложила ватой уши. На кончике глушителя, откуда должна была вылететь пуля, повисло сероватое, кажущееся нереальным облачко дыма. Как на картинке из комикса.

Все должно быть не так, совершенно не так, подумал вдруг стрелок.

В ладонь, сжимавшую теплую рукоятку пистолета, ударил толчок отдачи.

Неправильно… По-другому…

Застывший мир будто перевернулся. Опрокинулся, а затем снова поднялся. Но при этом совершил разворот на половину окружности горизонта, скрытого зелеными деревьями, скамейками, домами, припаркованными возле обочин машинами, ларьками, под покровом ночи торгующими черт знает чем…

Хлопок выстрела разорвался праздничной петардой.

В ноздри ударил резкий, чуть кисловатый запах пороховой гари.

– Шика… – одними губами прошептал Брим.

Во лбу у Шики образовалась аккуратная черная дырочка. Из которой потекла струйка крови. Не очень плотная, но густая. Капля на конце будто живая. Ползет уверенно, как жук. По переносице сползла к левому глазу, по щеке – к уголку рта… Когда капля доберется до подбородка, она сорвется и упадет на горячий асфальт. И тогда уже, наверное, свернется…

– Шика… – Брим отвел в сторону руку с пистолетом. – Да как же…

Шика начал заваливаться на правую сторону. Глаза его при этом оставались открытыми. Он смотрел на Брима не с осуждением, а скорее с растерянностью. С непониманием. Затем колени его подкосились, и он упал на асфальт. Ударился лбом о бордюрный камень. А руки раскинул в сторону, как будто пытался еще опереться на них, чтобы все же подняться и что-то сказать.

– А я что тебе говорил, – услыхал позади себя Брим.

Рвотный спазм заставил его согнуться пополам и обхватить живот руками.

В глазах помутилось. Уши заполнил пронзительный, тянущийся на одной нескончаемой ноте звон. Боль от которой отдавалась в висках. Брим едва ли не с надеждой ждал, когда же его наконец вывернет. Он был уверен, что это принесет облегчение. Однако тошнота никак не желала переходить в рвоту. Тошнота заполняла все тело, вытесняла мысли из головы…

Брим выронил пистолет на асфальт, сделал шаг вперед и оперся рукой о скамейку.

Кто-то взял его за плечи, довольно грубо и бесцеремонно, и помог сесть.

– Знаешь, в чем твоя ошибка? – Это был голос нищего.

Брим даже не мог сказать, кого он сейчас больше ненавидит – себя, этого нищего, воняющего, как треснувший писсуар в бесплатном сортире на станции «Кукулино»… Или весь мир?.. Да, именно осознание того, что он живет в этом мире, ничего не может в нем изменить и даже покинуть не в силах, вызывало у него тошноту.

– Эй! – Бородатый бродяга в шинели встряхнул Брима за плечи. – А ну-ка, не расслабляйся!.. Ты меня слышишь?..

– Что?..

Нищий усмехнулся, подтянул рукав шинели, которая была ему здорово велика, и хлестко ударил Брима по щеке.

Брим не почувствовал ни боли, ни обиды. Он чувствовал лишь тошноту. От которой невозможно было избавиться.

– Посмотри на меня!.. Ты слышишь?.. – Нищий влепил Бриму еще одну звонкую оплеуху. – Смотри на меня!

– Убей меня, – процедил сквозь стиснутые зубы Брим.

– Думаешь, тогда все закончится? – недобро усмехнулся бродяга.

– Посмотрим…

Голова Брима откинулась назад. Взгляд устремился в темноту неба.

– Куда подевались все звезды?

– Сейчас я тебе покажу.

Бродяга положил широкую пятерню Бриму на затылок и, надавив, заставил наклонить голову.

– Смотри!.. Видишь?.. Видишь, я тебя спрашиваю?..

– Да… – не произнес, а выблевал из себя короткий, бессмысленный звук Брим.

А видел он затылок лежащего на асфальте, возле самых его ног, Шики. Вокруг его головы растеклось широкое пятно темной, будто блестящей пленкой подернутой жидкости. В глубине которой мерцали серебристые искорки.

Как звезды.

А может, это они и были? Упавшие на землю и захлебнувшиеся в крови звезды?..

– Ну, как?

Брим сглотнул застрявший в горле кислый комок.

– Я вижу их…

– Еще смотри!

Не отпуская Брима, нищий другой рукой схватил мертвого за плечо и рывком перевернул на спину.

– Ну, и как оно?

Перемазанное кровью лицо Шики было похоже на неравномерно запекшуюся картофелину… Почему-то именно это – дурацкое и абсолютно неуместное сравнение – пришло Бриму в голову… С одной стороны подгорела, с другой – осталась сырой… Он никогда не любил картошку… В детстве Брима тошнило, когда ему в рот пытались запихнуть кусок картофельной запеканки… Кто бы это ни был – мама, бабушка, воспитательница в детском саду, вожатый в пионерском лагере, – они всегда неизменно иезуитскими, будто смазанными подсолнечным маслом голосом приговаривали: «Ты только попробуй, попробуй, как это вкусно…» Брим не хотел пробовать. Он знал, что ненавидит картошку. Но его мнение никого не интересовало… Ты только попробуй, глупенький… Давясь, он со слезами глотал омерзительную, липкую крахмальную массу… От которой оставалось чувство неизбывной тошноты.

– Зачем ты это сделал, Брим? – мягким, почти ласковым голосом поинтересовался вонючий нищий.

– Я… Я не знаю…

Брим крутил головой, стараясь не смотреть в мертвые, обращенные к такому же мертвому, беззвездному небу глаза Шики, но бродяга крепко держал его за волосы.

– Ага… А теперь еще скажи, что ты не хотел.

– Я не хотел… – покорно повторил Брим.

– Чего ты не хотел?

– Я…

Брим закашлялся.

Нищий отпустил его волосы и толкнул на спинку скамейки.

– Ты хотел застрелить меня.

– Это была ошибка…

– Нет. – Наклонившись, бродяга помахал перед его носом пальцем с грязным, обкусанным ногтем. – Ты совершил ошибку, когда отказался купить мне сосисок с пивом.

– Разве?..

Брим растерянно шмыгнул носом.

– Именно, – кивнул нищий. Беззлобно, но убедительно. – Если бы ты сделал то, о чем я тебя просил, ты бы не спеша поднялся на ноги, внимательно, как и полагается, посмотрел по сторонам и, уж поверь мне, непременно заметил бы шоггота, пристроившегося возле самой скамейки. Но – нет! Тебе ведь нужно было покрасоваться! Пистолетом, понимаешь ли, помахать!.. И ты вляпался в шоггота. После чего окончательно утратил контроль над реальностью. И смотри, к чему это привело… Нет, ты не отворачивайся, а смотри! Смотри! Чего теперь-то морщиться!

В луже крови, оставшейся на месте, где лежала голова Шики, как будто что-то вздрогнуло. Шевельнулось. Поверхность будто слегка вздулась. Приподнялась. Бриму показалось, что из темноты кровавого пятна на него смотрит чей-то недобрый взгляд.

– Смотри!..

Он, даже если б захотел, не смог бы отвести взгляд.

Перед ним разверзлась бездна.

– Смотри!

Лужа крови оживала.

Сначала что-то заставило ее вздуться, подобно плотному пузырю. Затем из нее полезли щупальца. Скользкие, полупрозрачные, лишенные не только формы, но и какой-либо иной физической сущности, они не ползли, а, казалось, перетекали по воздуху. Зыбкие, как дыхание ветра, породившего их. Легкие и ненадежные, как свет далеких звезд, который они в себя вобрали. Холодные и неумолимые, как смерть, которую они несли.