Таинственный двойник Торубаров Юрий
Он вырвал оружие, но той ярости, с какой раньше напал на Раймунда, уже не чувствовалось. Он подходил осторожно, готовый встретить выпады противника во всеоружии. И хотя Тибо старался изо всех сил, было видно, что Раймунд легко отражает все его выпады. Он играл с ним, как кошка с мышкой. Раз Раймунд даже прижал его шпагу к земле и спросил:
– Не надоело?
Но Тибо выдернул ее и обрушил, казалось, неотразимый удар, вложив в него все свое умение и силу. Такие удары еще никто не отбивал. Но он опять был отбит.
Раймунду, видать, надоело это фехтование, и все почувствовали, как резки стали его удары. А через мгновение шпага Раймунда вошла в живот великого дуэлянта. Все замерли. Тибо постоял какое-то время, шпага выпала из его рук. Потом он опустился на колени и вскоре упал навзничь. Подбежавший лекарь и слуги подхватили Тибо и понесли к коляске.
Раймунд подошел к герцогу. Тот побледнел.
– Мессир герцог де Конти, вы тоже желали со мной сразиться. Не изменили ли вы своего решения?
– Я, – он оглянулся на понуро стоящих друзей, – нет.
С ним Раймунд долго не нянчился. Несколько выпадов, и легкое ранение в правое плечо.
Рука у того повисла.
– Будем, мессир герцог, продолжать или…
– Простите, мессир граф, – опустив голову, понуро сказал он.
– Сеньоры, – обратился Раймунд к двойке друзей, – не желаете? Готов сразиться с вами обоими.
– Нет, нет! – они замахали руками.
– Тогда честь имею, – и он отсалютовал им шпагой.
Лекарь нашел у Тибо ранение несерьезным.
– Он пожалел вас, мессир граф, – сказал лекарь, – через две-три недели вы встанете на ноги.
О ранении Конти нечего было и говорить, Раймунд просто решил от него отвязаться. Все они были обязаны ему жизнью. Сеанс гипноза не получился. Мальчик для битья превратился на их глазах в судью.
По дороге домой Робин только и сказал:
– Как ты фехтуешь!
Дядя встретил их шутливой строгостью:
– Где вы, бессовестные, гуляете? Обед остывает!
А весь Париж от случившегося ахнул. Появился новый кумир. Только жаль, ему никто об этом не сказал.
Какой день король был вне себя. Разные отрывочно долетавшие до его ушей слухи действовали на нервы. Услышал он, будто бы граф Шампаньский вызвал на дуэль графа Тулузского. Многие приписывали это дело ему, якобы он плетет эти козни. Шампаньский, лучший дуэлист Франции, должен был обязательно убить тулузца во имя желания короля. Ибо он спит и видит, как захватить его земли.
– Где же этот чертов Сансерр, – злился король.
От него не было ни слуху ни духу. Хотя в Париже опять шептались, что сестра Раймунда якобы кем-то спасена. От кого? Все это ему было неведомо:
– Боги отвернулись от меня, – говорил он и решил поехать помолиться.
Для этого выбрал Шартр, где была его любимая икона Богоматери Шартрской. Он выехал чуть свет в сопровождении всего четверых гвардейцев.
Король прибыл туда рано. Храм был пуст. Людовик, как простой смертный, поцеловал руку настоятелю и, опустившись на колени, долго молился. Когда король ехал обратно, он почувствовал, что его душа словно от чего-то освободилась. Ему стало легко, и не раздражали даже неприятные воспоминания.
Приехав во дворец, он прошел сразу в кабинет. Сам сбросил с себя сюрко, отороченный овчиной, и колпак. Потер руки, как с мороза, и только сел в кресло, как вошел слуга и, наклонившись к его уху, тихо сказал:
– Ваше величество, граф де Сансерр.
Король вздрогнул:
– Что? – и поднялся.
– Я сказал, граф Сансерр.
– Пусть войдет. Немедленно! – почти крикнул он.
Оставшись на какое-то время один, он перекрестился:
– Слава те, Господи! Чудо свершилось.
Графа трудно было узнать. Он шел бодрой походкой с гордо поднятой головой, а лицо его победно сияло. Король понял:
– Свершилось! Слава тебе, Пресвятая дева! – он вторично перекрестился.
– Я нашел ее, сир, – торжественно объявил он.
– Ты привез их? – быстро спросил король.
– Да, сир.
– Свадьбу! И немедленно!
– Слушаюсь, ваше величество! Только хочу спросить, а графа де Буа пригласить?
– Нет! Вернее, да! Только приглашение пошлите к нему в замок.
– Сир, мне сказали, что он в Париже.
– В замок, Сансерр, в замок! – король повысил голос.
– Я понял, сир.
Закрыв за собой дверь, Сансерр остановился и непонимающе пожал плечами.
– В замок, так в замок! – и он пошел исполнять повеление короля.
По приказу короля прибывших мать с дочерью поселили во дворце жениха Альфона де Пуатье. Венчание было назначено в Сансе. Многие парижане, которые имели возможность там остановиться, выехали накануне. А в этот день еще до рассвета туда потянулась вереница экипажей. В соборе, где должно было совершиться венчание, все жадными глазами искали в толпе нового кумира. Но ни его, ни дяди никто не видел.
– Что, король их не пригласил? – тихо спрашивали они друг у друга.
Знающие люди отвечали:
– Пригласили!
– Тогда почему их нет?
– Всякое дорогой может случиться.
Разговоры прекратились, когда появился архиепископ Готье Корню, который должен был совершить обряд венчания. Все обратили внимание, что жених и невеста были какие-то рассеянные, точно венчались не они. Да и ответы их, когда следовало громовое: «Признаете…», были еле слышны: «Да». В это мгновение зазвонили колокола всех церквей Парижа и многих церквей Франции.
Услышав звон, де Буа понял: племянник остался без графства. У него на глазах показались слезы. Теперь одна надежда на прием короля, чтобы он назначил Раймунда наследником де Буа. И опять надо ждать. Но теперь есть надежда.
Услышали этот звон и тамплиеры. Словно острый нож прошелся по душам этой тройки. Они поняли, что опоздали. Графство ушло, уплыло. Но от этого желание мести только усилилось.
А между тем в Сансе процессия продолжалась. Когда обряд закончился, те, кто был приглашен за свадебный стол, остались, остальные разъехались, так и не увидев нового кумира. Это еще больше разжигало интерес.
Никто не может постичь тайну распространения вестей. Не успели остыть вложенные в ножны шпаги, как об этом узнали и Великий магистр, и в далеком замке Водан. У магистра волосы встали дыбом.
– Как? Он жив? Не может быть! Боже и Зедора ко мне! – строго приказал магистр.
Явившись к магистру, они были ошарашены его сообщением. Придя в себя, они в один голос клялись, что все было сделано, как обычно. За долгие годы применения этого наказания не было такого, чтобы кто-то остался жив.
– Нет, не верим! – были их последние слова.
Тем не менее магистр настоял, чтобы этот слух проверили. Жребий пал на Боже.
Эта весть долетела в замок Водан на крыльях сплетен очень быстро. Только кто-то дорогой успел ее перевернуть. По слухам, а они так ласкали герцогиню, Тибо убил своего конкурента. Она на радостях даже забыла, что брата убили, когда он защищал сестру. Она так верила Тибо. И вот… свершилось! Мать не поленилась даже тайно сходить в церковь, чтобы помолиться за безвременно погибшего Раймунда. Из церкви она шла в приподнятом настроении. Еще бы: сердце ее дочери было свободно! И ей очень захотелось в Париж.
Весть дошла и до Агнессы. Она, на удивление матери, тоже возликовала.
– Я была права! Я была права! – только и повторяла она.
– В чем ты была права? – не выдержала мать и спросила светившуюся от счастья дочь.
– Я была права в том, что он был жив! Жив! Ты ведь тогда тоже говорила, что его убили разбойники. А почему он оказался в Париже? – сказав это, она выразительно посмотрела на мать.
По лицу матери было видно, что вопрос дочери застал ее врасплох. Она все вспомнила.
– И что? – она пробежалась по платью, одергивая его. – Зато сейчас Тибо, граф Шампаньский, укокошил его. Вот это настоящий мужчина! Он бьется за свою любовь. А не то, что некоторые… с потаскушками на коленях! Ах, прости меня, Господи!
– Маман, я еду в Париж, – решительно заявила дочь.
А когда у двух женщин совпадают желания, кто им может преградить путь!
И вот мчатся две колымаги из двух разных мест в одну точку. И эта точка – Париж. В одной из карет едет Боже. В его душе будто скребли кошки. Он хорошо знает штольню и путь, который вынужден пройти приговоренный. В какой раз он повторял себе: «Нет! Нет!» Но это не успокаивало. На смену этой мысли приходила другая: «Король победил! Король шаг к ликвидации Лангедока сделал. Теперь очередь за нами. И все из-за этого племянника де Буа. Себе на горе его встретил. Этот Раймунд какой-то везунчик. Я на свою голову избавил его от галеры, где его ждала явная смерть. А какие на него были надежды! Но он и сам молодец! Тут уж ничего не скажешь! Но из-за этого молодца у меня обострились отношения с магистром. И на тебе, вновь побег! И откуда! А может, ошибка, и кто-то что-то перепутал. Голова идет кругом! И все же нет, не может быть!»
В другой карете тоже думали об этом человеке. Мать и дочь. Но… по-разному. У матери сердце прыгало от радости. Как же, ее надежда воплощается в реальность. «Господи! Прости меня, грешную! Жаль, конечно, молодого человека. Но зачем встал на пути моей дочери этот разоренный каторжанин. Нет, туда ему и дорога. Слава тебе, Тибо! Я тебе помогу. Агнесса будет твоя».
Думы у дочери совсем другие: «Он еще не окреп после того ранения и, конечно, ему тяжело было драться с этим противным Шампаньским. И тот, наверное, его ранил. И лежит он где-нибудь, всеми забытый, и некому поднести даже воды. О Господи! Помоги ему. И… скорее в Париж».
– Мама, – раздается голос дочери, – почему мы так тихо едем?
– Да, дочка, да. Эй, кучер, заснул, что ли? Гони скорее!
Мать с дочерью замучили возницу одним и тем же вопросом:
– Парижа не видно?
Спросит одна, вскоре в другое оконце выставляется другая головка, чтобы задать один и тот же вопрос и услышать один и тот же ответ:
– Сеньора, до Парижа еще далеко!
– Сеньорита, до Парижа еще далеко!
Но вот стали появляться явные признаки приближения к городу. Возница расправил усы и, оглянувшись по обе стороны, сказал тихонько:
– Наконец-то угомонились!
И вот уже видны башни Нотр-Дама. Возница склонился, кнутовищем постучал по окну:
– Сеньоры, Париж!
Агнесса вдруг испытала испуг. Когда она ехала, ей хотелось лететь, чтобы быстрее оказаться рядом. Но когда цель оказалась рядом, ее сердечко забилось: «А… вдруг?» И тут же:
– Гони!
Торопились не только они. Их явно догоняла чья-то карета, и ехала она тоже издалека. Экипаж был сильно забрызган грязью. Возница оглянулся на шум и понял, что их хотят обогнать. В воздухе засвистел кнут. Не то у догонявших лошади устали меньше или были лучше, но второй экипаж догнал первый. Человек, сидевший в нем, хотел по гербу узнать принадлежность кареты, но из-за грязи, налипшей на нем, не смог этого сделать.
Они так и въехали в одни из двенадцати ворот, каждая торопилась сделать это первой. И… зацепились друг за друга. Кучеры начали громко ругаться меж собой, обвиняя один другого в случившемся. Хозяин кареты выскочил на дорогу и давай бранить кучера первой кареты. На его крики выскочила хозяйка первой кареты. Каково же ее было удивление, когда в проезжем она узнала своего первого любовника. Она напала на него:
– Ах ты негодяй, ты преследуешь меня!
– Ты что, дорогая! Откуда ты взялась? Просто я очень тороплюсь, – отбивался он от нее.
– И я тоже!
– Женщине прекрасной, – он склонился и шляпой сделал жест, – я уступаю. Эй, кучер, пропусти, – приказал он.
Одного слова «прекрасной» хватило, чтобы ее агрессивный пыл тотчас пропал и лицо стало изображать саму скромность.
– Надолго? – спросил он, одевая шляпу.
– Не знаю. Ты бы лучше мне помог… – сказала она сладким голоском.
– Чем? Я готов сделать для тебя все, дорогая.
– Не для меня. Для нашей дочери.
– Так чем я могу помочь нашей, – на этом слове он сделал ударение, – дочери?
– Ты понимаешь, привязался к ней граф Тулузский. Агнесса, наивная девчонка… тоже. А у нее такая партия!
– Какая? – Боже с нескрываемым интересом смотрел на нее.
– Сам Тибо Шампаньский, – герцогиня подняла голову, став в горделивую позу.
– Честно говоря, граф Тулузский за пояс заткнет твоего женоподобного Тибо. Вообще, в другом случае я бы этим даже гордился.
Она поняла, что он говорит правду.
– Тише! – она оглянулась на свою карету, – еще услышит.
Боже рассмеялся.
– Не бойся. Раймунда, по-моему, нет в живых.
Глаза герцогини сияли:
– Его убил Тибо?
Боже покачал головой:
– Вряд ли с ним совладал бы твой Тибо. Его, по моим сведениям, убили другие.
– Здесь, в Париже? – герцогиня взглянула в глаза графа.
– Нет, это случилось на юге, – он отвел глаза.
– На юге? – удивленно переспросила она.
– Да, во время сопровождения его сестры. Спасая ее, он преградил нападавшим путь, а сам… – он выразительно посмотрел на герцогиню.
– Ничего не пойму, – она пожала плечами и добавила: – но его видели в Париже!
– Невероятно, – он поежился, посмотрел на небо. – Сейчас польет, – определил он по черной надвинувшейся туче, – нам надо ехать. И я обязуюсь, если только он жив, сделать так, чтобы он не мешал Агнессе.
Он взял ее руку, подвел к экипажу и, поцеловав, помог сесть в карету, при этом не удержался, чтобы не взглянуть на дочь. Он заговорчески ей подмигнул. Удивительно, но дочь не проявила никакой реакции на эту нечаянную встречу с отцом. Герцогиня странно посмотрела на дочь. «Боюсь, не узнала», – подумала она и крикнула кучеру:
– Гони! – и поджав губы, уставилась в темный угол кареты.
Дни шли за днями де Буа заволновался: приглашения от короля так и не поступало. Каждый вечер, возвращаясь с прогулки, Раймунд вопросительно смотрел на дядю, а тот беспомощно разводил руками. Сколько раз он хотел сообщить злую весть племяннику, но каждый раз, посмотрев на юношу, его сердце обливалось жалостью, и он откладывал свою догадку.
Однажды Раймунд вернулся с прогулки раньше обычного, будучи с ног до головы вымазан грязью. Дядя всплеснул руками:
– Что случилось?
– О дядя, случилось! – сбрасывая испачканную одежду, воскликнул он. – Пойдем к тебе, я все расскажу.
А случилось вот что. Раймунд ехал, как обычно, не торопясь, погруженный в свои мысли. Он думал то о доме, стариках, Настеньке. Представлял их нечаянную встречу. То мысли переключались на Османа, Арзу, Адила. Но мысли его оборвались, когда он увидел, что дорогу преградил чей-то экипаж, который прочно застрял в грязи, провалившись передком. Слуги и кучер тщетно пытались его вытащить. Нашли где-то жердь. Но и с ней у них ничего не получалось. Из кареты донесся женский голос:
– Скоро ли поедем?
Слуга в ответ сделал еще одну попытку. Но по-прежнему ничего не получалось, так глубоко провалилась карета. Раймунд спрыгнул, засучил рукава и шагнул в грязь. Запустив поглубже руки, он ухватился за злосчастный передок кареты и вытащил его из затянувшей дорожной грязи. Посмотрел по сторонам, куда лучше поставить, и опустил на землю. Слуги стояли с открытыми ртами.
– Вы что сделали? – в приоткрытую дверь показалась женская головка, и вдруг раздался дикий крик: – Раймунд! – и женщина упала в обморок.
– Раймунд? – позвал другой женский голос, показалась вторая девушка, и ей тоже стало плохо.
Вытерев руки о подол, Раймунд с кучером начали хлопотать над ними. Это были Констанция и Жозефина. Раймунд и ее сразу узнал. Когда-то ее подробно, и не раз, описывал жених. Когда они пришли в себя, Констанция рассказала, как она стала женой брата короля Альфонс де Пуатье. Так как она в Париже почти никого не знает, то попросила мужа пригласить к ним Жози. Пока Констанция все это рассказывала, бывшая невеста не спускала глаз со своего бывшего жениха.
По дороге домой он думал о том, что Констанция вышла замуж.
Дома он рассказал дяде о случившемся. Закончил рассказ словами:
– Так вот, дядя, свадьба-то состоялась. Почему они нас не пригласили?
Дядя ничего не сказал, подошел к столику, выдвинул ящик и достал из него какую-то бумагу.
– Пригласили, – подавая ее, сказал он, – только послали не сюда, а в замок. Вот так получилось!
– А что с графством? – спросил Раймунд, испытывающе глядя на дядю.
Тому ничего не оставалось делать, как все рассказать.
– Но не расстраивайся, сынок. Ты – мой наследник. Это я давно решил. Правда, нас трудно сравнивать… но все будет зависеть… – он приподнял голову и перекрестился.
– Тогда, дядя, чего ждать? Едем к тебе. Король надумает, туда сообщит.
– Конечно. Да, все забываю тебе сказать, уж какой раз графиня де Марш шлет нам приглашение. Помнишь ее?
– Помню. А что?
– Все хочет тебя послушать.
– Да ну ее!
– Нет, сынок, нет. Имей в виду, в Париже, если ты его хочешь покорить – а ты – обязан – женщина играет главную роль. Не смотри на меня такими глазами. Такова жизнь. Сегодня она – львица нашего общества. Что скажет де Марш, то и осядет в каждом салоне. Так-то. Надо идти.
ГЛАВА 48
Свадьба сняла тяжкий груз с плеч Людовика. Теперь можно было заняться и давно задуманным походом на север Африки. Папа благословил, обещал помощь. Но молчит немецкий король, английский… Что ж, во имя Христа он и один готов приобщать людей к истинной вере. Он совершит свой поход во что бы то ни стало.
Король вызвал к себе маршала Ферри Патэ, главного распорядителя военных обрядов. Когда он вошел в кабинет, король с пером в руке читал какую-то бумагу. На приветствие маршала ответил только кивком головы и, не отрываясь от чтения, указал пером на кресло. Маршал, кряхтя, нарочно громко опустился в него, желая этим оторвать короля от чтения. Но это не помогло. Грызя верхнюю часть пера, он возмущенно качал головой. Потом внезапно оторвал глаза от бумаги и, упершись взглядом в Патэ, выпалил:
– Итак, Ферри, что у нас с дорогами?
– Позвольте, сир, с какими?
Пот выступил на лбу маршала.
– С какими, с какими, – он опять уперся в эту злосчастную бумагу, – а с такими, которые ведут… так, нет, сударь, дураков не ищите.
– Простите, это вы мне, сир?
– А вы разве… дурак! – и заулыбался.
– Раньше я этого ни от кого не слышал, – в голосе слышны были нотки обиды.
– И не услышите. Это могу сказать только я. Так что с дорогами? – повторил он вопрос.
Голова маршала начала работать.
– Вы имеете… в виду… сир, – он растягивал слова, чтобы иметь время придумать ответ, – дорогу на…
– Да, да, на Эг Морт.
– Сир, дорога туда… словом, можно проехать.
Король оторвался от чтения и отложил бумагу.
– Когда, Ферри, у нас был разговор о ней? – он не мигая посмотрел на маршала.
– С полгода назад.
– Полгода! Маршал! – король вскочил и по привычке заходил по комнате. – Почему так медленно? Что же вам нужно?
– Деньги! – маршал улыбнулся своей находке.
– Деньги? – король сделал пару шагов и покосился на него.
– Да, сир, деньги.
– Ладно, – король понял, что маршал дорогой не занимался, – начнем вот с чего. Надо оповестить французов о готовящемся священном походе. Пусть каждый желающий…
– Сир, – набравшийся смелости Ферри перебил короля, – зачем брать всякий сброд? Только крикни, они сбегутся. Но на уме у них будут не богоугодные дела, а желание пожить за счет казны, а если можно будет, потом пограбить освобожденных.
Король задумался. В какой-то части Ферри был прав. Он слышал о таких примерах. Долго ходил молча. Ферри следил за его действиями.
– Хорошо, Ферри, возьмем наши войска.
– А англичане, немцы?
– Их не будет. Одни справимся?
Ферри пожал плечами.
– Попробуем, – добавил он, поймав неласковый взгляд Людовика.
– Ферри, возьмите людей и поезжайте с ними от Парижа до Эг Морта и не забудьте, чтобы были подготовлены места для остановки войск. Особенно в Лангедоке.
Маршал понимающе улыбнулся:
– Ваше величество, будет исполнено.
Король проводил его взглядом, пока тот не скрылся за дверью. Чувствовалось, что Людовик был не очень доволен встречей. Подойдя к столу, он еще раз взглянул на бумагу и спрятал ее в стол. Потом взял колокольчик и позвонил. Дверь открыл слуга:
– Слушаю, ваше величество!
– Карету, – бросил он, снимая сюртук и напяливая свою любимую рясу.
Он поехал отдохнуть и набраться сил в любимый Венсенский лес. Оставив карету на опушке, король знакомой тропинкой углубился в чащу. Вот его знаменитый дуб. Это был великан из великанов. Такой кряж. Его крона была настолько густа, что ни один дождь не мог смочить землю под ним. А могучими ветвями, разбросанными точно руки, он хотел обнять чуть ли не весь мир. Вот такое изумительное творение природы стало любимым местом короля. Часами он сидел под ним, прижавшись спиной и затылком. Что он делал в это время? Думал думу? Или просто, отключившись от всех забот, набирался сил?
И в этот день, как обычно, он подошел к нему, погладил его шершавый ствол, поприветствовал словами:
– Здравствуй, мой друг!
И сел в обычной позе на любимое место. Оно было меж двух могучих корней, которые, создав что-то наподобие кресла, служили ему подлокотниками.
Ему показалось или это было на самом деле: кто-то, крадучись, стал удаляться от этого места. Подумав, что это тайно посланные гвардейцы для его охраны, он спокойно опустил веки. А зря! Это был граф де Понтье. Он своего дождался! Наконец-то король появился на своем любимом месте, о котором ему рассказывали. Надо действовать!
А между тем Людовик старался забыть о делах. Он хотел побыть один, в одиночестве насладиться тишиной, слушать редкий в эту пору птичий голосок. Но вспомнился только что состоявшийся разговор с маршалом. И он понял, почему. Ведь он не сказал маршалу о флоте. А тот не догадается этого сделать. Он вскочил и быстрыми шагами направился к карете. Отдав соответствующее распоряжение, успокоившийся, король вернулся на прежнее место. Кучер погнал карету во дворец.
Понтье тоже вернулся к своей коляске, которая стояла совсем в другом месте, и приказал кучеру возвращаться домой. Радостными криками юноши встретили сообщение Понтье. Они просто изнывали от безделья. Сейчас оставалось определить, как часто Людовик посещал любимое место, и выбрать день кровавой расправы.
Раймунду не очень хотелось возвращаться домой. Такое состояние наступило после настоятельных приглашений графини. Он хорошо понимал дядю, видел, что он хочет ему только добра, но его душа не лежала к этому шагу. В этот вечер дядя больше не говорил на эту тему, но его вид человека, в чем-то виновного и даже расстроенного, заставил юношу задуматься.
– Дядя, – после ужина он остановил его у дверей, – я был не прав. Я поеду к графине.
Надо было видеть, как оживился де Буа, глаза его заблестели:
– Я уж думал, что Бог лишил разума наш род.
Но Раймунд не рассердился на него и подумал: «Ведь он возится со мной, как с малым дитем. Забросил даже свой приход. И все ради меня».
– Я тебя, сынок, понимаю, – он обнял племянника за плечи, – и, как священник, одобряю, но в такой ситуации заводить лишних врагов нам ни к чему. Я очень рад, что ты понял. Но быть у нее – это не все. Надо покорить эту знаменитую похитительницу целомудрия. И тут я хочу быть тебе наставником. Ты ведь помнишь, что я рясу ношу не всю жизнь. И я был молодым. И мне порой приходилось отстаивать интересы рода. Иногда.
Непонятное упрямство молодого графа бесило де Марш. И графиня решила, что пошлет приглашение в последний раз. И если нет… пусть пеняет на себя. Она ему еще покажет острие своих коготков. Точно услышав ее угрозу, де Буа прислал положительный ответ.
По этому случаю де Буа пригласил цирюльника. Вечером, когда Раймунд предстал перед дядей на смотрины при полном параде, тот, одобрительно кивнув, сказал:
– Ты первый в нашем роду, в ком сочетается мужественность воина с пленительным очарованием Орфея.
И вот Раймунд у графини.
Она слушала его, не сводя с него глаз, порой прерывая криками восхищения или негодования. Все это проделывалось так мило, с такой искренностью, что не продолжать рассказ было невозможно.
Домой Раймунд вернулся очень поздно. Попросил только холодной воды и лег спать. Завтрак он проспал. Дядя не велел его будить. А за обедом они встретились, как обычно. Только дядя не мог сдержать торжествующей улыбки.
Читать бесплатно другие книги:
