Таинственный двойник Торубаров Юрий

Глава 8

Поздно ночью в ворота замка графа де Буа под Кастром раздался громкий, тревожный стук. Слуга испуганно вскочил с кровати, быстро, накинув на плечи старый потертый камзол, засеменил к воротам.

– Что надо? – крикнул он простуженным голосом, открыв маленькое оконце.

– Срочное послание господину епископу от графини Тулузской.

Слуга протянул руку и взял бумагу. Закрывая оконце, он слышал удалявшийся лошадиный топот. Придя к себе, слуга сел на кровать и, глядя на бумагу, свернутую трубкой, раздумывал, будить или нет господина.

За последнее время у епископа нарушился сон, и слуга решил оставить сообщение до утра. Когда епископ кончил завтракать, слуга, решивший, что время подошло, осторожно приоткрыл дверь и вошел в комнату.

– Чего тебе? – спросил епископ, отхлебнув легкое белое вино.

– Вот вам, – и протянул бумагу.

Слуга прислуживал еще его отцу, он растил будущего епископа и не раз шлепал его по голой попе за разные проказы, на что тот был мастер.

И граф-епископ никогда его не ругал. Развернув бумагу, он пробежал несколько слов, которые были на листе: «… граф скончался. Графиня». Дважды прочитал эти строчки. В груди его ничто не колыхнулось, хотя они были братьями. Но жизнь распорядилась так, что родственные узы были разорваны в дни их молодости, когда Раймунд-старший попытался было лишить своего брата его доли наследства. Тогда между ними пробежала черная кошка. Как-то смягчил обстановку Раймунд-младший, в котором дядя, не имея своих детей, не чаял души. Племянник отвечал ему полной взаимностью. Он вряд ли бы и поехал, но ему было жаль бедного Раймундика. Дядя решил в это горькое для него время побыть рядом с ним. Не забыл он и своего слугу.

– Вели запрягать, – сказал епископ слуге громко, ибо у того было плохо со слухом.

Допив вино, он поднялся, хватаясь за поясницу. «Где-то продуло», – подумал он, направляясь в кабинет, усиленно массажируя спину. Закрыв на задвижку дверь, он отодвинул на стене картину и, нажав потайную кнопку, открыл дверцу тайника. Там лежало несколько кисетов с луидорами. Взяв тот, что был полегче, положил его на стол и стал собираться в дорогу. Зная, что на похороны он не успевает в любом случае, ехал не спеша.

В Тулузу епископ прибыл под вечер третьего дня. Графиню он нашел в будуаре. Она сидела в одиночестве около камина. В помещении было темно. Гардины сдвинуты, и только огонь камина да единственная свеча на нем освещали его. Графиня была одета в черное платье, а голова укутана в черную кружевную фату, которая закрывала ее щеки, сбоку был виден только ее длинный тонкий нос. Она походила на хищную птицу. Отблеск каминного огня, игравший на ее лице, делал его похожим на сказочного сфинкса. Епископ пододвинул к ней кресло. Она молча подняла на него глаза и сделала движение протянуть руку для поцелуя, но, вспомнив, кто перед ней, отдернула ее обратно.

– Молю Господа, – заговорил епископ, крестясь, – чтобы он дал тебе силы перенести это горе.

– Да, отец мой, я потеряла такого друга, – она подняла концы фаты и приложила их к глазам, хоть они оставались сухими.

– Мы скорбим вместе с вами и просим Господа принять его душу, – ответствовал епископ, посматривая на пылающие поленца. – Так же, – философски заметил он, – сгорает и человеческая жизнь. Дерево дает тепло, а человеческая жизнь… – он замолчал.

– Это к чему, отец мой? – сухим голосом спросила она.

– Да… я так… просто. Ладно, я пойду к Констанции. Она у себя?

Графиня утвердительно кивнула головой.

– Выражаю тебе свое глубокое человеческое сочувствие в постигшем горе.

– А я – вам. Как-никак, он был твоим братом.

– Да… Да будет земля ему пухом, да простит Господь грехи его тяжкие.

– Сегодня безгрешен только сам Господь Бог, – произнесла графиня скрипучим голосом.

Епископ выразительно посмотрел на нее, но ничего не сказал, поднялся и, шаркая ногами, вышел из комнаты.

Констанция, ее падчерица, лежала у себя в кровати с мокрой тряпкой на голове. Глаза ее были заплаканы, и она часто вытирала слезы. Увидев вошедшего дядю, она еще сильнее заплакала и встала с кровати. Они обнялись и так стояли какое-то время.

– Не плачь, дочь моя. Горе слезами не смыть. Крепиться надо, дева.

– Да, дядя, все так неожиданно. Вернулся из Парижа в хорошем настроении. Король обещал ему помощь. И… – она зарыдала.

– Ну, ну! – дядя оглянулся на стол, там стояла кружка с водой, он взял ее и поднес к губам девушки, – глотни, легче будет.

– Дядя, ты помолись за упокой его души.

– Помолюсь, помолюсь, дитя мое, а ты вот так сядь, – он усадил ее на кровать. – Ты крепись, тебе нужны силы. Где братья, что-то я их не вижу?

– Так Раймунд же у вас. Как уехал два месяца назад по вашему письму, так его и нет. Он что, с вами не приехал?

– Подожди, дитя мое, да его же у меня не было! И писем я никому не писал, – епископ, глядя на нее удивленными глазами, даже приподнялся.

– Как не было? – в свою очередь удивилась Констанция. – Вы же прислали письмо и просили его срочно приехать! Я письмо сама видела.

Епископ задумался, и выражение его лица резко сменилось. Оно сделалось озабоченным, на нем отразился непонятный испуг. Мысль лихорадочно заработала: «Что племянника не вызывал, это точно помню. Не было для этого никаких причин. Но и Констанция врать не будет. Так что же получается? И графиня мне ничего не сказала. Или убита горем? Господи, прости! Но… не похоже. Не похоже. Пока ничего не ясно. Вернее, ясно одно – дело нечистое. И опасное, какая-то игра. Но чья?»

– А где твой братец Ферри? Не плачь, вытри слезки… Так хорошо.

– Ферри… не знаю, дядя. Наверное, у шевалье Робина. Это его дружок.

– Констанция, проводи меня до моей комнаты.

Они шли по узкому коридору. На древних стенах висели такие же старинные канделябры, в которые через один были вставлены свечи. От этого здесь царил полумрак, он гнетуще действовал на настроение. Дядя и племянница шли молча, каждый думал свою думу. Констанция думала, что многие женщины ее возраста имели детей. Отец все не мог подобрать достойную пару. А самой что-то решить не хватало смелости. Она была недурна, и молодые люди на нее заглядывались. Как она завидовала Раймунду, который вопреки родительской воле выбрал себе невесту по любви!

У епископа же из головы не выходило странное исчезновение племянника. «Кому же это могло быть выгодно? – думал он и сам ответил: – Прежде всего графине. Выдав быстро Констанцу замуж, ее родной сын Ферри становится единственным наследником при условии, что не будет Раймунда-младшего. Но… мог сделать это и король. Загадочная смерть моего брата. Хоть племянница и сказала, что вернулся он в хорошем настроении и король обещал помощь, но трудно верить королям, когда они как хищники смотрят на твое богатство. Что-то прослышал Раймунд, вот это его и доконало. Тем более хорошо видно, как этот святоша постепенно прибирает земли в свой домен. Убрали Раймунда, уберут Ферри, а Констанцию отдадут замуж. И… графства Тулузского как не бывало. Что же делать? Попробовать найти Раймунда? Но где его искать? Он может быть убит, брошен в темницу. Что же делать?» Ответа он не находил.

Утром епископ резво поднялся и пошел в родовой склеп тулузских властелинов. Прочитав там молитву, он быстро вернулся, перекусил и, простившись с графиней и племянницей, отбыл в свой Кастр.

Не прошло и месяца, как другая страшная весть потрясла епископа. В водах Гаронны погиб Ферри. Якобы что-то напугало лошадь, и она с моста бросилась в реку.

– Чушь! – воскликнул епископ, читая эти строки.

Он нервно заходил по кабинету, не выпуская листка из рук. «Не протянется ли эта костлявая рука и к иной шее?» – билось у него в голове. Но почему-то близость смерти его не испугала.

– Нет! – воскликнул он, – надо искать племянника!

Глава 9

У новоиспеченного силяхдара, пока ничем не обремененного, стало много свободного времени. Он часто, спросив разрешения у Наима, уезжал из стойбища. Пока Наим не давал никакого повода думать о нем как о злом человеке. Наоборот, он удовлетворял все желания уруса. Санд любил, спутав коня, просто так лежать на теплой земле, смотреть в голубое небо и наблюдать за облаками. Они, не подвластные никому, кроме Бога, плыли на север, туда, где была его земля. Как он завидовал им! И каждый раз в думах приходил к воспоминанию о своей первой любви. Где она? Удалось ли ей спастись? Или, может быть, как и он, где-то сейчас вот так же должна прислуживать какому-то бею?

– Где ты, отзовись, родная! – шептали его губы.

Но с какого-то времени его одиночество стала нарушать Арзу. Вопреки обычаю, она, любимая дочь бея, брала коня, чтобы промчаться по дремавшей веками, а теперь ставшей родной земле. Вроде нечаянно она натыкалась на Андрея. Делая удивленную мордашку, она восклицала:

– Но откуда ты знаешь, что я буду здесь? Ты что, умеешь читать мои мысли? – говорит, а у самой ее черные как смоль глаза смеются и горят, будто два огонечка.

Что остается делать рабу? Но и он стал замечать, что и для него такие встречи приятны. Они отгоняли его невеселые мысли, скрашивали жизнь.

И еще одно событие если и не потрясло его, то оставило след в сердце. Однажды он столкнулся с одним необыкновенным человеком, скорее уродом. А делал его таким огромный шрам, шедший чуть ли не от глаза до подбородка. Рубцы, стягивавшие рану, оттягивали нижнее веко, перекосили нос, стянули губы так, что видны были зубы. Почему-то подумалось, что это был боевой рубец.

От такой неожиданной встречи Санд даже смутился, если не испугался. Человек каким-то странным взглядом посмотрел на него. Поняв, в каком смятении находится этот новенький, урод в сердцах махнул рукой и поспешил удалиться.

Их встреча на этом не закончилась. Санд стал замечать, что этот человек незаметно, но очень часто наблюдает за ним. И он решил во время очередной встречи с Арзу спросить у нее об этом странном человеке. Но, к сожалению, она мало что знала. Рассказала только, что до ее рождения он был куплен еще мальчиком. Его отдали в услужение женской половине бейской семьи. Он и сейчас там, но вроде лалы. Сказала, что он пользуется большим влиянием у бея – так назвала Арзу своего отца.

– А почему туда? – удивился Санд.

Арзу рассмеялась:

– А ты… не догадываешься?

– Нет, – чистосердечно признался он.

– Ну… и ладно, – продолжая смеяться, ответила она и добавила: – когда-нибудь поймешь.

Этот человек продолжал за ним следить. Но сколько ни пытался Санд с ним сблизиться, он тотчас скрывался на женской половине, куда вход мужчинам был заказан. Но все же однажды, схитрив, Санд столкнулся с ним нос к носу. Тот попытался было уйти, но Санд придержал его за рукав.

– Ты русский? – спросил он.

И Санд увидел, как весь он преобразился: глаза засияли, выпрямился. Он закивал головой, издавая нечленораздельные звуки.

– Так он еще немой, – догадался Санд, – кто же так его изувечил?

– Это кто сделал, – он показал на его шрам, – русские?

Тот отрицательно покачал головой.

– Турки?

– Неээ, – можно было понять отрицательное покачивание головой.

– Татары? – все повторилось.

Санд пожал плечами: мол, кто? Тогда он стал быстро перебирать пальцами. Санд догадался.

– Всадники?.. Половцы? – неуверенно произнес он.

– Даа, – с трудом подтвердил и закивал головой.

– Где ты жил?

Он сделал движение рукой, напоминавшее ползучую змею или плывущую рыбу.

– Не понимаю, – замотал головой Санд.

Затем, разводя руками над головой, человек что-то пытался изобразить.

– Не понимаю, – опять замотал головой Санд.

Тот опять быстро задвигал пальцами, а потом изобразил, что это существо то ли полетело, то ли скакнуло, разберись.

– Нет, не понимаю, – признался Санд.

Сколько бы они ни встречались, этот человек всегда с каким-то мучившим его вопросом во взгляде глядел на Санда. Что он хотел узнать, оставалось для юноши загадкой. Сколько он ни показывал, как кто-то воображаемый сражается, что-то еще делает, понять его Санд не мог.

Его очень заинтересовал этот человек. Он долго думал, что сделать, чтобы его понять. Что означает движение его пальцев. У кого спросить? А что, если у Арзу? Она, наверное, знает. Вскоре такая возможность представилась, и Санд спросил ее об этом. Арзу рассказала, что еще в детстве с помощью старого иудея Шела она быстро освоила новый язык и свободно стала «разговаривать» с Адилом.

– Хочешь, – сказала она, – я научу тебя?

Тот кивнул в знак согласия. Учеником он оказался толковым. Но пока изучал «немую» грамоту, общаться с Адилом не мог.

Однажды эта спокойная жизнь внезапно оборвалась. Бей задумал военный поход. Ускакали куда-то всадники. Стали появляться незнакомые вооруженные люди. Забрали и Санда. Выдали ему шлем, саблю, лук со стрелами, кривой нож. А пошли они на бейлик Узун-Хасана. Кто-то шепнул Умур-бею, что занемог Узун-Хасан, а его сыновья схватились друг с другом. Каждый желал встать на место отца. Самое удобное время поживиться.

Шли только ночами, чтобы не выдать себя. В последнюю ночь перед налетом они спрятались в какой-то лощине, чтобы с рассветом сделать набег. Но средь ночи вокруг стоянки вспыхнули костры и конники с воплем: «А-а-а!» ринулись на отряд Умура. Чтобы в темноте не перерубать друг друга, узуновцы на спины заранее пришили по белому лоскуту.

Крепко спавшего Умур-бея растолкал Хасан. Тот вначале не понял, но, увидев, что его акынжи уже сражаются с врагом, вскочил на ноги и тотчас оказался в седле с ятаганом в руках.

– Кто-то предал! – воскликнул он.

Внезапность нападения очень помогла узуновцам. Средь воинов Умура поднялась паника. Как разглядели бея, трудно сказать, но на Умура сразу навалилось несколько человек. Куда-то делся Наим, и ему одному пришлось отражать их нападение. Силы были неравны, и Умур уж стал прикидывать, какие стада он отдаст за свой выкуп, как вдруг неожиданно пришел на помощь урус. Он как орел налетел на них, рубя направо и налево. Такого напора, такой ярости, которую проявил этот воин, вряд ли кто мог выдержать. Противник дрогнул и стал отступать. Победный голос Умура услышали его люди. Это их воодушевило, и Узуну пришлось улепетывать, оставив в руках Умура двух своих сыновей. Умур разделил людей. Одни во главе с ним помчались вдогонку за Узун-Хасаном, а Наим бросился разыскивать стада противника, чтобы их присоединить к бейской скотине.

Победителем возвращался бей в свой стан. Наим пригнал много скотины, и это было не все. Еще Узун-Хасан должен был отдать выкуп за сыновей. Такого успеха бей не ожидал. От радости он даже не стал разбираться, кто же его предал, оставив это дело на будущее время. По этому случаю он решил устроить пиршество. Были приглашены аяны, наиболее отличившиеся воины. Но всех удивил бей тем, что посадил Санда недалеко от себя, среди глубоко почитаемых аянов.

Наим такого вытерпеть не мог. Еще один, два таких налета, и того гляди бей, выгнав его, Наима, посадит рядом этого уруса. И он решил, что пора от него избавиться. Наим для этого пригласил к себе двух особо доверенных воинов и устроил им хороший дастархан. Когда вино ударило в голову, Наим завел разговор:

– Вот тебя, Халил, – он повернулся к пожилому воину, – бей совсем не пригласил на свое торжество. А сколько лет ты служил ему! Помнишь, как мы ходили на Шахин-бея? Кто отвел удар от головы нашего бея? А что получил? Ну а ты, – он повернулся ко второму, – разве ты сражался хуже этого уруса? Почему ему такая честь? Не по справедливости это!

– Не по справедливости! – поддержали они его дружно.

– Вот и я говорю, несправедливо. Давай выпьем.

Закусывают дымящейся бараниной. Обтерев о себя жирные пальцы, Халил, отрыгнув, сказал:

– Ты прав, Наим, этому урусу здесь делать нечего.

Второй, решив, что и ему пора подать голос, предложил:

– Он любит уезжать один. Давайте выследим и…

Халил отрицательно покачал головой:

– Боюсь, мы с ним не совладаем. Хоть и молод, а биться умеет.

– Да нам головы не сносить, если узнает бей, – сказал второй акынжи, почесывая макушку.

Наим поочередно оглядел собутыльников. Те согласно закивали головами.

– Вы правы, надо придумать что-то другое, – Наим почесал затылок.

Халил прищурил глазки:

– Нам надо выследить его. Как-то раз я видел его вместе с Арзу. Бей такие вещи не прощает.

Наима даже подбросило:

– Ты что!

– Да, да.

– Чего молчал? Да, – подытожил Наим, – будем следить.

Безделье угнетало Санда, и он возобновил свои выезды. Подметив это, стала выезжать и Арзу. Вскоре состоялась их встреча. Она видела, что Санд был отчего-то грустен. Если бы она могла залезть ему в душу, то увидела бы, что в ней никому, кроме его Настеньки, места нет.

Девичье сердце не обмануть. Затеяв безобидный разговор, она незаметно перешла к расспросу:

– Ты отчего, Санд, такой грустный? Наверное, свою любимую вспомнил?

Он посмотрел на нее печальными честными глазами, и Арзу поняла все.

– Она красива? Красивее, чем я? – не постеснялась Арзу задать такой вопрос.

– Милая Арзу, – как встрепенулось ее сердечко, когда она услышала это слово, – была у меня Настенька. О любви я никогда не слышал, я не знаю, что это такое. Но мне, кроме нее, никто не нужен.

– И даже я? – последнюю букву она произнесла так тихо, что он еле уловил.

– Ты – мой друг. Понимаешь? А друг – это все. Мы другов не предаем. Понимаешь?

Она ничего не поняла. Ой, как все сложно! И ее сердце прониклось к нему жалостью.

– А где она сейчас? – Арзу склонила голову, и всегда веселое ее личико стало серьезным.

– Не знаю… Может, как и я, стала гулямой, – он тяжело вздохнул. – Может, еще и не продали.

– Так ты бы съездил и поискал. А бей бы ее выкупил.

Знала ли она, какие последствия будут иметь ее слова, как и встречи с ним!

Нечаянно брошенные слова Арзу подняли в его груди бурю. Недолго раздумывая, он решил ехать.

– Ты можешь у бея спросить разрешения на мою поездку?

– Бей мне ни в чем не отказывает, – гордо сказала она.

На следующий день она попыталась встретиться с отцом, но ему было не до дочери. Опять этот несносный мальчишка, этот дьявольский Осман, угнал у него стадо овец. Нет, надо с ним что-то делать. Но что? И он решил посоветоваться со своим визирем. Алаэддина дважды просить не надо. Выслушав бея, он, прищурив левый глаз, тихо сказал:

– Ссориться с беем Эртогрулом опасно. У него более пятисот шатров. А ты заставь Узун-Хасана это сделать. Скажи, что за это ты отпустишь одного из его сыновей.

Бей задумался, поглаживая бороду.

– Хорошо, – наконец согласился он, – но поедешь ты и все уладишь.

Как ни не хотелось визирю это делать, но пришлось ему собираться в дорогу.

Санд в этот день с Арзу не встретился и решил, что она у бея и все решит. Наутро он оседлал лошадь и отправился на далекий рынок, о котором он узнал от Арзу. Но она и на второй день не могла попасть к бею и решила попросить Наима, чтобы тот за нее попросил отца. Выслушав ее, он кивнул головой в знак согласия, а сам задумался: «Что-то тут можно сделать». Но что – в голову не приходило. Тогда он решил найти Халила, который, выслушав его, сказал:

– Сам Аллах отдает его нам в руки. Вели седлать коней. На рынке мы его схватим и скажем бею, что он решил бежать.

Глаза Наима заблестели от радости. Как просто, но как здорово! Он сам возглавил отряд для поимки Санда. Воспользовавшись тем, что Санд не знал дороги в Бруед, отряд Наима прибыл первым и стал ждать его появления. Ничего не подозревавший Санд прибыл в полдень в город. Отыскав рынок, он тщательно его осмотрел. Даже пробовал у многих расспрашивать. Но никто ничего не мог ему сказать. И не найдя следов Настеньки, он уже собирался возвращаться, как неожиданно наткнулся на Халила. Он его плохо знал, хотя довольно часто встречался. Но на чужой земле каждый знакомый становится чуть ли не родственником. Санд спрыгнул с коня, и они обнялись, как старые друзья, поприветствовав друг друга.

– Как хорошо, что я тебя встретил, – воскликнул Халил, не дав ничего сказать Санду, – есть кого попросить о помощи.

– А что случилось? – с выражением полной готовности выполнить любую просьбу спросил Санд.

– Понимашь, купил барана, да здоровый оказался. Хочу повязать, да тот не дается.

Санд рассмеялся:

– С бараном мы справимся.

Они подошли к старому, казалось, заброшенному шатру. Около него стоял какой-то мужик и держал на веревке здоровенного барана.

– Ты возьми у него веревку и вали барана, а я повяжу ему ноги, – скомандовал Халил.

Сам встал около барана так, что Санд должен был встать спиной к шатру. Юноша, нагнувшись, ловко схватил ноги животного и только хотел дернуть их на себя, как кто-то сзади ударил его по голове. Когда Санд очнулся, он почувствовал, что сидит на коне с завязанными глазами. Руки и ноги были связаны. А перед ним всадник, слышен топот конских копыт. Сильная боль в голове отвлекала его от ощущения окружающего мира. Когда боль немного стихла, он попытался заговорить с всадником. Но тот упорно отмалчивался. Почувствовав, что разговор не получится, он стал думать, что случилось.

Первое, что пришло ему в голову: «Меня и Халила приняли за богатых покупателей и напали на нас, чтобы ограбить. Ударили… но, обыскав и ничего не найдя, почему-то не бросили, а куда-то везут. Наверное, хотят взять за меня выкуп. А вдруг Умур-бей не захочет? Да и некому за меня заступиться. Чужой я среди всех. Только разве Арзу… но она же девчонка. Как ей просить за меня у отца! Что тот подумает? Всегда как-то по-особому на меня смотрит Адил. Арзу сказала, как его зовут, но что может сделать этот уродец. Нет! Видать… нет, страшно подумать», – все это вертелось в его голове.

Сколько его везли, днем или ночью привезли, он ничего не мог сказать. Когда остановились, он впервые услышал чьи-то сдержанные, глухие голоса. Но слов разобрать не мог. Санд почувствовал, что кто-то развязал ему ноги и руки, затем его стащили с лошади. Подхватив под руки, куда-то повели. А потом… толкнули так, что как он приземлился на ноги, не мог бы ответить.

Он снял с глаз повязку и… оказался в непроглядной темноте. Она дышала сыростью, и Санд догадался, что попал в какую-то яму. Он слышал о том, что у князей на Руси были ямы, в которые бросали преступников. Неужели и он попал в такую яму? За что? Да и где он? Отчаяние овладело парнем. Он почувствовал себя таким одиноким, никому не нужным, что жизнь стала ему не дорога.

Внезапно на какое-то мгновенье свет озарил его яму. Но только на мгновенье. Рядом что-то ударилось о землю. Почувствовал запах мяса. И… отодвигая тяжкие мысли, взыграл аппетит. Насытившись, Санд вновь стал обдумывать свое положение. Мысль была одна: во что бы то ни стало надо бежать. И он принялся ощупывать стены, но понял, что выбраться невозможно. Он пытался подняться с угла, но слизь, покрывавшая стены, делала их скользкими и больше двух-трех передвижений он сделать не мог. Попробовал ногтями выцарапать углубления. Но из этого ничего не вышло: стены были крепки.

Когда надежда развеялась, опять в голову полезли разные мысли. Он очень хотел узнать, где он, куда делся Халил. Может, его убили? Санда сильно озадачивало их молчание. Почему они ему ничего не говорили? Чего они от него хотят?

По возвращении торжествующий Наим появился перед очами бея и, не скрывая радости, описал побег Санда и его новое пленение. Бей был взбешен. Он оказал ему такую честь, посадил его, паршивого гуляма, почти рядом с собой, среди почтенных аянов, а он, грязная русская свинья, решил бежать! Нет, молодец Наим, схватил беглеца. Пусть его судит суд. Он вызвал к себе кадия. Гнев кипел в его оскорбленной душе, и он приказал осудить Санда самым строгим наказанием. А наказание было одно: смерть.

Кадий стал думать о том, к какому виду казни он должен приговорить гуляма: отрубить голову, утопить или, по обычаю татар, разорвать его лошадьми. Надо было угодить бею.

Глава 10

Бывают в жизни довольно странные совпадения. Но объяснить причину такого явления никто не берется. Когда в Брусе вязали Санда, в далеком Марселе в это же время корсары знаменитого капитана по кличке Грозный приковывали к упорным брусьям двухмачтовой галеры одного из именитых французских аристократов. Капитан был весьма доволен такой неожиданной покупкой. Граф, так на ушко шепнули ему, выглядел настоящим верзилой. Сам Грозный, просоленный морской волк, был похож на крепко сбитую бочку. Грудастый, с могучими плечами, с заметным брюшком, с короткими толстыми ногами. Его большая круглая голова была как бы ввинчена в дюжие плечи. На первый взгляд он казался медлительным, неповоротливым человеком. Но так только казалось. На самом деле он был резок, стремителен и на удивление ловок. Обладая огромной физической силой, в бою был бесстрашен, дерзок и хорошо видел ход сражения. Знал, где и когда ему надо появиться, чтобы обеспечить победу. К тому же не был жаден, делил добычу всегда по справедливости. За это его любили и охотно шли в услужение. Но он был до жестокости строг и быстр на расправу. И за это его боялись. Поэтому дисциплина на корабле была железной. Все вместе взятое позволяло ему господствовать не только на своем судне, но и на всем Средиземноморье. Многие владельцы судов, которых он догонял, зная его мощь и силу, без боя отдавали то, что требовал корсар.

Счастлива была та таверна, куда заходил он встряхнуться. Хозяева набивали мошну, а за его щедрость и мужскую силу женщины были от него без ума.

Но не все при виде удава цепенели на месте, как кролики. Находились смельчаки, которые без боя не хотели делиться своим добром. Поэтому были и у него потери, а корабль требовал ремонта.

На приобретение гребцов он денег не жалел, подбирая сильных, здоровых людей. Вот и на этот раз ему пришлось отвалить две тысячи луидоров за молодого рослого француза. Продавцы даже посмеялись напоследок, что это какой-то знаменитый граф. Да только Грозному все до морского фонаря. Бывали у него за веслами не только графы, но и герцоги, и даже принцы. А попадали они к нему по происку родственников или близких людей, у которых эти вельможные люди стояли на пути. А Грозному какое дело, кто они, лишь бы в них была сила и гребли здорово. Случалось, что их и выкупали. И тут Грозный «не скупился», знал, что деваться тем некуда. Не дадут нужную сумму, увидит тогда выкупатель, как тают в морской синеве паруса его корабля.

Француза приобрели перед самой отправкой, он находился в полной прострации. Грозного это не смутило. Он знал, что «продавцы» опаивали свои жертвы зельем, чтобы легче было ими совладать. Они, как правило, вскоре отходили.

– Ничего, очухается, – сказал Грозный на замечание одного из подручных и приказал везти его на галеру.

Когда он очнется, они будут уже далеко в море. А тут один закон – греби, когда прикажут. Иначе… Стража подобрана здоровая, любого успокоит.

Когда француз пришел в себя, он был в ужасе. Он не мог понять, где находится, кем стал. Кругом видел только голые тела незнакомых ему людей. Они что-то делали какими-то толстыми палками. Одна лежала у него на коленях. Он было дернулся, но цепи не дали ему сделать и шага. К нему подскочил какой-то черномазый здоровяк и что-то рыкнул. Чтобы скорее привести новичка в чувство, его по спине ударили плетью. А куда прикованному дергаться, засекут до смерти. В одно мгновение понял: где он, кто он. Ему стало ясно, кто его повелители.

Так началась новая жизнь Раймунда. Что и говорить, плеть – лекарство действенное. Он быстро пришел в себя. И, все обдумав, понял, что спасения нет. Или, вернее, есть… только выкуп. Но кто этим займется? Мачеха? Вряд ли это ей нужно. Дядя… Да. Но как он его найдет? Сестра? Нет. Она ничего не сможет. А пока… пока спина болит от безжалостных ударов плети. Но надо держаться.

Раймунд смотрит на своего соседа. Вид его отталкивает. Это зверь, а не человек. Весь волосатый, как обезьяна. И взгляд какой-то волчий. Господи, помоги перенести все это. Весла подняты. Всё. Теперь можно забыться. Вспоминается последний день его свободы. Нет, в замке все было, как обычно. Дорога спокойна. Таверна. Ну, что там. Драка. Драчунов выбросили на улицу, и они куда-то исчезли. Кто еще? А, те двое, что ему показались подозрительными. И зачем один из них полез в погреб вслед за хозяином? Зачем? Не он ли уговорил хозяина, и они насыпали порошок в вино? Но кто их мог заставить это делать? Мать? А может быть, сам…? О Боже! Не зря отец так его боится. Он ведь охотился за нашим графством. Чего мне ждать?

Глава 11

В этот день Адил, которого Санд назвал про себя уродцем, собирался поехать в Кютахья, чтобы сделать покупки для женщин Умур-бея. Они требовали разные товары: и дамаст, и парчу, цветастые курдэе, колпаки, туфли из лайки, шарфы. Попробуй всем угоди. Но за что ценили Адила – он всем мог угодить. У него был тонкий вкус, и что бы он ни давал женщинам, они не могли нарадоваться.

Адил начал завязывать полок, как услышал за спиной чьи-то торопливые шаги. Он оглянулся и увидел почти бегущую Арзу. Он понял, что что-то случилось. Арзу без причины к нему бы не пришла. Она умела разговаривать с ним и понимала движение его рук. Услышав, что Санд был схвачен Наимом в Брусе и обвинен в попытке к бегству, Адил побледнел. Он знал, что следует за этим.

– Он не виноват, – сказала она, – Санд поведал мне о своем желании на рынке поискать Настеньку, и я хотела все рассказать отцу, чтобы он не гневался, если узнает, что я разрешила ему это сделать. Но… я не могла к нему попасть и попросила Наима, чтобы он передал мое решение, но… – и слезы полились у нее из глаз.

Адил взял ее за руку, и они быстро пошли к бейскому шатру.

В этот час бея нельзя было беспокоить. Он возлежал на нежных мехах и наслаждался дымом волшебной силы, после которого в груди воцарялось радостное настроение, и оно уносило его в сказочные райские кущи. А Адил, этот все понимающий и уважительный, покорный и безоговорочный гулям вдруг точно сбесился. Рядом с ним его нежная, кроткая, любимая дочка Арзу, и они требуют оставить в живых этого беглеца. Что подумают его акынжи, если он не накажет виновного!

– Нет! И… убирайтесь!

Но куда делась у Адила, хватавшего на лету мысли своего властелина, отработанная за долгие годы податливая уступчивость, безропотная сговорчивость, что с ним случилось? И что случилось с его Арзу? Почему она так себя ведет? Что она говорит? Что она разрешила Санду поехать на невольничий рынок. С каких это пор женщина вмешивается в дела мужчин? Что говорит Адил?

– Мой повелитель, ты, кому Аллах не дал сына, но зато дал такую дочь, которая с достоинством заменит любого мужчину, уже сейчас должна учиться повелевать мужской половиной. Или ты хочешь, чтобы твой бейлик остался без правителя? Может, ты готовишь отдать его Эртогрулу, сын которого не раз причинял тебе разные неприятности? Если ты будешь милостив, к тебе будет милостив Аллах, и он услышит нашу мольбу и даст тебе наследника!

Последние слова Адила доконали бея. Ну и хитрый этот урус! Знает больное место бея. Но… все же, зачем дразнить Аллаха?

– Ладно… – бей задумался, – только ради Аллаха, милостивого, милосердного. Хвала и благодарение Аллаху, дарую я ему жизнь. Но… он будет пасти мой скот на самом дальнем уделе.

– Спасибо бею, такому же милостивому и милосердному, – Адил низко поклонился и выскользнул из шатра.

Санд привык к тому, что каждый день видел свет лишь мгновение. Но на этот раз яма освещалась довольно продолжительное время. И, похоже, никто не пытался ее закрыть. Сердце радостно забилось: «Бей выкупает его!»

Вверху раздались чьи-то голоса, сопение. И он увидел, как к нему спускают лестницу. «Ура! Меня освободят! Слава бею! Да я за него теперь и головы не пожалею!» – пронеслось в мыслях Санда.

– Поднимайся! – получил он долгожданный приказ.

Наверху свет ослепил Санда, и он закрыл глаза. Когда немного пообвык, то увидел перед собой… Наима, за ним группку людей. Злобный оскал Наима говорил о многом. Но Санд не хотел думать о плохом, считая, что он прибыл по приказу бея, чтобы освободить его. И ради этого Санд готов был броситься ему на шею. Но… перед ним вдруг вырос невысокий, полноватый человек, одетый в черное, с красной феской на голове. В руках у него был какой-то листок. Держа его перед собой, но глядя на Санда, этот человек певучим голосом заговорил:

– Во имя Аллаха, милостивого, милосердного…

Слова в ушах Санда вдруг стали терять свою сущность. Они стали таять, как снег на печи, не доходя до его сознания. Он понял одно – побег… его приговорили за побег… пастухом. Он пастух! По воле бея… пастух… хвала и благодарение Аллаху!

Сборы были недолги. Хасан и Халил его сопровождали. Он ехал, а в голове все смешалось. Он не понимал главного… побег. Какой побег? Он не думал никуда бежать. И ему стало ясно, почему так улыбался Наим.

Бей, отменяя казнь, посылал Санда на смерть, которая могла настигнуть в любую минуту. Эта земля не имела явного хозяина. Она понравилась бею. Здесь были тучные пастбища, вода. А что еще надо, чтобы множились твои стада? Он приказал взять из его многочисленных стад по нескольку лошадей и баранов и гнать их туда. Пастухом определил старого и больного гуляма. Это был поляк, которого несколько лет тому назад приобрели на невольничьем рынке. Он умел ходить за скотиной. Купить его уже никто не купит, а если убьют, то туда и дорога. А выживет, так ему, бею, только выгода. У поляка была прибавка, и хорошая. Стада росли, и нужен был второй человек. Вот бей и решил одной «стрелой» два вопроса.

Всю дорогу Санд пытался заговорить с охраной, но из этого ничего не получалось. Видать, крепкий получили приказ, чтобы молчать. Молчал и Халил. А из головы не выходило: «Что же случилось?» И вдруг Санд понял: «Меня заманили в ловушку! И это дело рук Наима! Теперь понятна его улыбка. И бей хорош! Поверил, что я беглец. Меня не спросил. Хотя, кто я? Раб! Раб! Кто же выдал? Знала только Арзу. Неужели она? Зачем? Что ей от меня надо? Нет и нет. Не верю! У нее такие глаза! Они не обманывали».

Подъехавших встретил свирепый лай собак. Огромные псы готовы были порвать и коней, и их всадников. Только окрик Яна – так звали скотовода – остановил собак, и они, урча, удалились прочь. Перед отъездом стражники оставили Санду кое-что из оружия: саблю, нож, лук со стрелами, копье. Стадо представляло интерес, и его надо было защищать. Перед расставанием Халил объехал стада. Подъехав к Яну, он поощрительно улыбнулся:

– Бей будет доволен твоей работой, – сказал он и хлестнул своего коня.

Когда Хасан с Халилом скрылись из виду, Ян подошел к Санду.

– Русский?

Тот утвердительно кивнул.

– Бежать не хочешь? – почему-то спросил он.

Вместо ответа Санд оголил спину.

– А, все понятно, – и усмехнулся, поднимая свою рубашку.

На его спине тоже были похожие отметины.

– На родину тянет? – продолжал он допрос.

Санд неопределенно пожал плечами. Ян опять усмехнулся.

– Иди, выбирай барана и тащи сюда. Надо отметить прибытие. Да и дорогой-то не очень они тебя жаловали. Знаю я их.

Санд схватил первое попавшееся животное, взвалил к себе на плечи и, подойдя к Яну, положил его перед ним.

– Резал? – спросил он.