Свет Валаама. От Андрея Первозванного до наших дней Коняев Николай
Вот где ад был…
Из наших, почитай, никого целыми не осталось. И я бы тоже не остался живой, если бы молиться не стал.
Мина прямо передо мной разорвалась… Но я, – вы, конечно, не поверите! – не взрыв увидал, а преподобного Сергия… Как тогда в церкви… И как тогда, очнулся уже в госпитале. Сам цел, а лицо все иссечено осколками…
– Да… – проговорил собеседник. – Такую вот историю мне юнга Иванов рассказал.
– Чего же здесь удивительного? – сказал я. – На войне много таких историй происходило. Почти с каждым фронтовиком какое-нибудь чудо было… Мне один фронтовик говорил, дескать, с кем чуда не произошло, все там остались лежать…
– Верно, конечно, про чудеса… – согласился собеседник. – Только тут другое… Мы ведь с бывшим юнгой Ивановым в храме разговаривали, как раз возле стены, на которой фреска. Преподобные Сергий и Герман Валаамские… Похоже, что юнга Иванов эту фреску и должен был счистить, как комиссар приказывал… И вот посмотрел я на Сергия – и снова словно током ударило. Лик его ну точь-в-точь как лицо у юнги Иванова изуродовано…
– Как же так… – помолчав, спросил я. – Как же вы себя верующим человеком не считаете, если такое видели?
– Как? – собеседник попытался усмехнуться. – Не знаю… Видеть всякое приходилось, да столько всего наделано, что страшно, понимаете ли, верить…
На этот раз моему собеседнику удалось усмехнуться.
Хотя, может быть, лучше бы он и не пытался усмехаться…
Костер на берегу
Хорошо было в воскресенье, но как хорошо стало в понедельник, когда разъезжались туристы.
Вечер…
Пропитанный сумерками воздух в монастыре.
Пробежал опоздавший на вечернюю службу монах. Прошумел воздух в складках темной рясы…
Тихо и чуть пустовато в храме.
В этой сокровенной тишине и постигаешь, что такое молитва… Как-то ясно доходит простой их смысл, который почему-то никак не уловить в городе.
– Дай, Господи, пожить во всяком благочестии и чистоте…
Это, конечно, про Валаам.
В храме полумрак…
Только огонек лампады перед образом преподобных Сергия и Германа светится немеркнущим костерком веры, разведенным святыми на Валаамском берегу…
Молиться уехал
А архимандрита Панкратия в монастыре нет.
– Где же он? – допытываемся мы. – Мы встретиться договаривались…
– Он в скит Всех Святых уехал…
– Надолго?!
– Дак, кто же знает… Молиться отец наместник уехал…
Ну, тогда что же…
Слава Богу!
На колокольне
Колокола на Валааме замолчали, когда залетевшим сюда снарядом разбило большой, тысячепудовый колокол, отлитый в память апостола Андрея Первозванного, установившего, как утверждает предание, первый крест на острове. Сейчас, хотя и не такие великие, но снова бьют монастырские колокола, созывая иноков и паломников на службу.
И по-прежнему далеко окрест видно с колокольни. Кругом леса, вода, скалы, скиты… Островки на входе в Монастырскую бухту кажутся заплывающими судами…
Стоишь на колокольне – и такое ощущение, словно смотришь в иллюминатор набирающего высоту самолета.
Неусыпаемая псалтирь
– Ничего не понимаю… – сказал один из наших спутников. – Я в лесу работаю, и деревья, и травы лесные по запаху узнаю. Но тут ветерком пахнет, и ничего понять невозможно, так благостно пахнет…
– Это, может, и не дерево… – ответил сопровождавший нас монах.
– А что же?
– Это скит Всех Святых впереди…
– Ну и что?
– Ничего… Просто там неусыпаемую Псалтирь читают…
Скит Всех Святых
Здесь подвизались великие подвижники…Сюда паломники шли за духовным советом и получали его…
Сейчас в скиту пустовато, монахов немного, духовных советов никто не дает…
Но мы были на Литургии.
И вот получилось так, что читали Евангелие, и как раз тот отрывок из Первого послания к коринфянам апостола Павла:
«Не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком и все прошли сквозь море; и все крестились в Моисея в облаке и в море; и все ели одну и ту же духовную пищу; и все пили одно и то же духовное питие; ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос.
А это были образы для нас, чтобы мы не были похотливы на злое, как они были похотливы. Все это происходило с нами, как образы, а описано в наставление нам, достигшим последних веков…
Тот самый отрывок, который я так люблю цитировать, убеждая, что мой взгляд на Раскол, на Петра I и на другие события русской истории не противоречит православной традиции, что надо не бояться этой правды, а вглядываться в неё и извлекать из неё уроки.
В общем так получилось, что самый главный совет я и получил в скиту.
Впрочем, могло ли быть иначе?
Ведь скит так и называется – Всех Святых…
Старец
Сколько себя помню, всегда хотелось знакомств, общения с интересными и влиятельными людьми… Может быть, не больше, чем другим, но, наверное, и не меньше. И вот, с удивлением начал замечать, что прискучили и интересные люди, и к влиятельным что-то не тянет.
Старец – весь в черном, только борода белая! – из того нового круга, куда тянет… Так хотелось попасть к нему, а приехал и позабыл, чего спросить хотел… Вернее, сообразил, что и не думал об этом.
– Молюсь рассеянно… – говорю. – Если одно слово только и произнесу во время утреннего или вечернего правила с подлинной верой, так и то добро.
– Как не добро… – улыбнулся старец. – Если и за целую жизнь одно слово с полной верой произнести, то горы свернуть можно.
– Неужто так?
– Дак не бывает иначе… Пока не совершенен внутренне, пока вера не глубока, и сила молитвенная не дается… Если бы иначе было, все горы не в ту сторону сворочены были бы…
И отвернулся от меня старец к другим, жаждущим его слова и утешения, а разговор продолжался. Словно бы внутри звучал голос старца:
– Даст Бог и доживет человек до старости… Немощен станет. А немощь от греховного освободится. Очищается человек в скорбях и болезнях… Облегчается в раскаянии душа. С такой душою и ко Господу легче взойти будет…
Старец ли это говорил, сам ли я думал так? Уже уходил он от нас в свою келью.
Шел, опираясь на клюку, седобородый, тихий, исполненный каким-то нездешним покоем.
Тихо ступал, неслышно…
А вокруг – словно вихрь бушевал, гром гремел, молнии блистали – чудеса Божии совершались…
И всё – в покое, посреди незамутненно-ясного дня.
Валаамские острова
В плохую погоду, когда затянуто тучами небо, когда льет дождь, острова сливаются и со стороны Ладоги кажутся одним густо заросшим лесом островом…
Совсем другое дело, когда ясно светит солнце. Плывет моторка по Ладоге, и каждый остров освещен по-своему, каждый отдельно от других.
Так и люди здесь…
Каждый сам по себе, но это в ясную погоду.
Нахмурится небо, и уже, кажется, и не различить отдельных людей, все монахи, все – монастырь…
Святой остров
Иначе его называют – Старый Валаам…
Согласно преданию, именно здесь начиналось служение преподобных Сергия и Германа.
Но это предание…
Точно известно, что на Святом острове подвизался другой великий русский святой – Александр Свирский. Скит на острове так и называется – Александро-Свирский…
«От Лембоса до Святого острова три версты… – писал двести лет назад капитан Я.Я. Мордвинов. – Влево видны Чернецкий остров и еще малых островов четыре. Ко Святому острову пристали с западной стороны, а в других местах пристать невозможно, понеже все каменные горы на утес, а где пристали на берегу, крест деревянный и вход в гору весьма крут. В половины горы часовня деревянная и к ней образы написаны при игумене Ефреме. Позади той часовни пещера в каменной горе, где Преподобные спасались. Проход во оную тесен и проходили на коленях. Вошел в пещеру – можно стоять двум человекам. Во оной стоит деревянный небольшой крест и лежат небольшие два камня, а над входом в оную пещеру висят отломившиеся от горы каменья, и некоторые лежат при входе и видно, что упали сверху и расшиблись…»
Сохранилась пещера доныне…
И вырытая наверху горы руками преподобного Александра Свирского могила тоже сохранилась.
Пещерка невелика…
Когда входишь, плечи задевают за гранитные стены. Крохотного света лампады достаточно, чтобы осветить все пространство. Кроме икон – только голый камень.
И стоишь посреди кельи и не можешь представить, как обитал тут Александр Свирский… И не день, не месяц, а долгие годы… И «от великих трудов, – читаем в житии, – кожа на теле сделалась такой жесткою, что не боялась и каменного ударения»…
Такое разве можно представить?
В каменной, открытой ладожским ветрам пещере, покрытый окаменевшею кожей, и молился святой, когда раздался обращенный к нему голос Богородицы:
– Александре! Изыди отсюду и иди на преждепоказанное тебе место, в нем же возможеши спастися!
И светло стало.
Преподобный Александр выбрался из пещеры и за стволами сосен, вставших почти на отвесной скале, увидел тихие воды Ладоги. Великий небесный свет сиял в той стороне, где текла Свирь…
Чудны Твои дела, Господи! Великие знаки начертаны Божией Десницею в нашей истории, и порою, чтобы увидеть их, надо, как мы говорили, просто захотеть раскрыть глаза.
Был солнечный августовский день, когда мы – православные писатели из Санкт-Петербурга; иеромонах из Сербии, швед по национальности; рясофорный (нынче он уже пострижен в мантию с именем Савватия) монах Сергий – приехали на Святой остров.
Валаам неслучайно называли северным Афоном. Такие же скалы… такое же обилие воды… такие же резкие краски… Разница только в температуре. Там жара. Здесь – холод. Но и то и другое одинаково губительно для изнеженной человеческой плоти, и то и другое требует аскетизма, «кожи, не боящейся каменного ударения».
Особенно остро ощущается это на Святом острове. Инок Сергий рассказал, что рыбаки никогда не останавливались на острове.
Почему?
Страхования разные начинаются… Бывало, ночью в бурю бежали отсюда, так страшно становилось…
Преподобный Александр Свирский несколько лет в одиночестве провел на острове.
«Буря искушений и устремлений диавольских не возможе поколебати храмины твоея душевная, преподобне отче, основана бо бе на твердом камени веры во Христа. И хранима трезвением и молитвами непрестанными, имиже выну противоборствовал еси врагу спасения человеческого»…
Мы ещё не знали и не могли знать, что в то самое время, когда звучали эти слова акафиста преподобному Александру Свирскому у его кельи на Святом острове, в церкви Веры, Надежды, Любови и матери их Софии на проспекте Стачек в Петербурге устанавливаются мощи преподобного, обретенные в анатомическом музее Военно-медицинской академии.
Дочитали акафист.
Поднялись по крутой тропинке наверх, где зияет могила, выкопанная – «о смертном часе непрерывно помышлявый»… – самим преподобным.
Сейчас на острове возродилась скитская жизнь.
Начальник скита, бывало, и оставался на острове один. А послушникам запрещал…
– Он такое правило дал… – сказал нам сопровождавший нас Сергий. – Говорит, вы не думайте, что вы отшельники. Вы просто – сторожа.
– Духовные? – спросил кто-то из наших поэтов.
– Ага… – ответил инок. – Картошку сторожили…
Далай-лама на Валааме
Приехал на Валаам Далай-лама…
– Можно храм посмотреть? – спрашивает.
Ему показали храм.
– Можно посмотреть, как монахи живут?
Ему показали кельи.
Всё расспросил гость с Тибета, всё узнал. И всё ему очень понравилось.
– Очень хорошо, очень хорошо… – нахваливал он. – Очень похоже, как наши монахи живут… Тоже – молятся и трудятся, трудятся и молятся… Но, простите… Я не очень хорошо понял, какими боевыми искусствами у вас монахи овладевают?
– Чем-чем? – переспросили у него.
– Единоборствами… Карате… Дзюдо… Неужели у вас этого нет?
– Отчего же нет… – не растерялся сопровождавший Далай-ламу инок. – Единоборству мы все учимся.
– Какому же, если не секрет?
– Никакого секрета нет… Наше единоборство простое: если тебя по одной щеке ударили – подставь другую…
– И всё? А что дальше?!
– А дальше ничего… Дальше – победа…
Крест
День за днем, год за годом, век за веком накатывают на прибрежные камни волны, и не смолкает их шум…
На юго-западной окраине Никольского острова – крест…
– Крест водрузися на земли и коснуся небесе не яко древу досягшу высоту но Тебе на нем и сполняющему всяческая Господи слава Тебе… – с трудом разбираешь тонущие в граните слова, и как-то странно сливаются они своим звучанием с неясным плеском набегающих на берег ладожских волн.
Крест установлен в прошлом веке, а слова древние.
День за днем, год за годом, век за веком звучат эти слова и не смолкают.
Пожар на Валааме
Не обошла нынешняя жара пожарами и валаамские острова. Видно, рыбаки жгли костер на берегу Угревой бухты – загорелся лес…
Три гектара горело вблизи Крестового озера.
Лесной пожар везде беда, но на Валааме тушить его труднее. Накаляются скалы. Еще с войны остались тут финские укрепления, а в них патроны. Стрельба стоит…
Но главное – скалы… Не пророешь траншею… И людей мало. И техники нет.
Монахи лапником сбивают огонь с деревьев, но он тут же вспыхивает в другом месте, белый дым поднимается, заволакивая пространство между деревьями.
– Может, на Преображение Господне дождь пойдет? – говорит один из монахов.
– Какой дождь на Господний праздник… Не… Тушить надо, – отвечает другой…
Дождь на Преображение, действительно, не шел.
Зато на следующий день, на Собор валаамских святых, как из ведра полил.
Получилось, что валаамские святые всем Собором и затушили – слава Богу! – пожар.
Немного и пострадали леса.
Архимандрит Панкратий
Вчера мы видели его в скиту Всех Святых, и – в черной вязанной кофте – как-то не сразу признали – такой тихий, задушевный был, как будто старец со старинной фотографии…
А сегодня игумен принял нас в своем рабочем кабинете…
– Наши монастыри открыты миру, – говорит отец Панкратий. – А ведь, чтобы служить миру, надо прежде уйти от него, в пустыни обрести себя… Но как уйти от мира в наших монастырях, которые сейчас приходится восстанавливать всем миром…
И он объясняет, что монашество в России можно возродить, лишь заимствуя опыт афонских монахов. У нас – увы! – прервана монашеская традиция. Четыре мужских монастыря просто не могли сохранить ее, они и не монастырями были, а доказательствами того, что в СССР тоже есть монастыри…
– Однако, – говорит отец Панкратий, – для уныния нет причин. Конечно, тяжело… Но Господь утешает, дает силы исполнить послушание…
Это верно… Причин для уныния нет никаких…
Ведь и в XVIII веке, после жестоких гонений, воздвигнутых на Православную Церковь, возрождение порушенных монашеских традиций тоже начиналось со Святой горы. Афонскими монахами были иноки, положившие начало возрождению старчества…
И – валаамскими, разумеется, если речь идет о старце Феодоре, преподобном Льве Оптинском или Антипе Святогорце…
Афонские монастыри отец Панкратий знает не понаслышке. Он не раз бывал на Святой горе…
– Там тоже, как и у нас, проблема с туристами… Конечно, туристы – это большие деньги. Но это – и неприятности. Особенно у нас… У нас многим влиятельным людям хочется наживаться на Валааме, даже не подпуская монастырь к доходам. Но есть и другая проблема, о которой мы уже говорили… Из-за столь сильного наплыва туристов становится невозможным уход от мира… Мир сам ломится в монастырские ворота.
– Как же тогда удастся возродить на Валааме монашескую жизнь?
– Если какой монастырь и предопределен для возрождения монашеской жизни, то это прежде всего Валаам. Слава Богу, на Валааме есть скиты. Туда не пройти туристам… Там хранится молчание и уединение… Скитами спасается монастырь.
Отец Панкратий говорит, что в скитах, несмотря на скопившуюся там за советские десятилетия грязь, все равно сохранилась благодать, и Собор святых поддерживает новых насельников Валаама…
Еще рассказывает о Дамаскине…
Кто-то и сейчас всегда молится на его могиле.
Да-да… Дамаскин и сейчас очень нужен Валааму…
Вот такой разговор…
Частью о старчестве, частью о хозяйстве, частью об истории… Но мог ли быть другой?
Валаам – это огромная территория. Огромное хозяйство. Целый клубок социально-экономических проблем… Сейчас в монастыре, считая с подворьями, двадцать иеромонахов. Всего насельников – 120 человек.
А еще местные жители…
Самое страшное, что и сейчас еще на Валааме пытаются строить частное жилье. Поскольку никакого Генерального плана не существует, Сартавало пытается ввести особые условия. Так сказать, в порядке исключения, разрешить местным жителям строить частные дома…
– А что местные жители могут построить? Только сарай. Так что понятно, кто будет строиться под видом местных жителей на Валааме. Новые русские.
А еще – туристы. Это тоже целая проблема…
Целый букет проблем…
А еще мы, писатели-паломники, которых надо отправлять назад, на материк.
Об этом архимандрит Панкратий говорит с капитаном судна по телефону… А еще из Приозерска на чем-то надо ехать… Судно придет туда, когда электрички уже уйдут все, на чем добраться до Петербурга.
Прижимая плечом телефонную трубку, архимандрит нажимает на клавиши компьютера, сверяясь с расписанием…
Снова говорит с капитаном, потом набирает другой номер…
Снова спрашивает, снова объясняет, что нет теперь ночных электричек, снова говорит о нас, а сам время от времени заглядывает в лежащее на столе раскрытое Евангелие…
Монастырские коты
Котов в монастыре много и все – разные. И все похожи – монастырские…
Особенно много котов в самом монастыре. Так их не видно, но в нужное время все они подтягиваются к трапезным. Каждый – к своей, кому куда положено.
Главный тут – кот Моня.
– Настоящий монах! – хвалит его отец Савватий. – Без трапезы никогда не уйдет.
На Никольском скиту, что на острове, кот по рыболовной части промышляет. Если увидит кого на мостках, сразу туда, и пока не получит «налог», не отстанет от рыбака…
А в больнице Тяпкиным-Ляпкиным кота прозвали.
– Почему?
– А как у Гоголя… Он порядок любил, вот и прозвали Тяпкиным-Ляпкиным…
– И откликался?
– А как же… Подать сюда, скажешь, Тяпкина-Ляпкина, а он уже сразу тут. Мяукает… Да так строго, требовательно. Чего, дескать, звали? Чего порядок нарушаете?
Ну а самый смешной кот – на ферме.
Он и церковную службу, кажется, изучил. Как только Крестный ход собирается, кот уже обязательно тут.
Впереди вышагивает…
Валаамская молитва
Молитвы – мысли монахов…
Знакомая рассказывала, что на Валааме, на кладбище, где погребен Дамаскин, обломилась ветка дерева, и на месте слома явственно проступил лик игумена Дамаскина.
Что это?
Это мысли дерева?
Или наши мысли, наша память, уловленная деревом, скалами, самой природой…
Может быть, эти мысли и есть соборная, Валаамская молитва?
Главная новость
Долги монастырские службы… Пока не освободишься от городской суеты, тяжелыми кажутся они, невыносимо долгими.
Но потихоньку отодвигаются заботы, втягиваешься, и уже не тягость, а легкость приходит во время служб…
Сегодня – Преображение Господне – и всенощная особенно долга. А утром – литургия…
Заполнен храм. Горят свечи. Звучат молитвы…
Вокруг монахи и миряне, мужчины и женщины, молодые и старые. Все разные и все похожие. Все – православные. И все ждут причастия Святых Таин…
– Вонмем! – восклицает диакон.
Сегодня читают Первое соборное послание апостола Петра…
«О сем радуйтесь, поскорбев теперь немного, если нужно, от различных искушений, дабы испытанная вера ваша оказалась драгоценнее гибнущего, хотя и огнем испытываемого золота, к похвале и чести и славе в явлении Иисуса Христа, Которого, не видев любите, и Которого доселе не видя, но веруя в Него, радуетесь радостью неизреченною и преславною, достигая наконец верою вашею спасения душ…»
Звучат вечные слова, и, кажется, что не два тысячелетия назад написаны они, а сейчас только сказаны и не к кому-то вообще адресованы, а именно к нам, стоящим в храме.
И еще понимаешь, что именно сейчас и узнаем мы самую главную новость. А что там говорят по телевизору, кого еще назначили или сняли – все это пустое. Все равно: главнее и важнее того, что сказано в Послании апостола Петра, мы не узнаем…
Валаамские чудотворцы
Своенравное озеро окружает монастырские острова, и многие истории и предания связаны тут с чудесным избавлением от потоплений.
Читать бесплатно другие книги:
