Пробужденный Хоук Коллин
посмотрела на Амона, и хотя казалось, что справляться с ролью бога, идущего среди
людей, ему должно быть привычно, я видела, что ему неудобно. Я задумалась о том, чувствовал он себя каждый раз так, или же этот раз отличался.
Себак пересек дюну раньше, чем мы смогли продолжить разговор, и Амон схватился
за руку доктора Хассана. Он прошептал:
- Где мы можем встретиться… наедине?
Доктор Хассан полез в один из карманов своего жилета и вытащил визитку,
переворачивая ее, чтобы написать сзади.
- Вот, - он отдал карточку и набор ключей Амону. – Это мой адрес в городе. Я
постараюсь прийти как можно быстрее. Но прошу, сначала хорошенько отдохните. У меня
нет семьи, так что можете не беспокоиться. Делайте все, что пожелаете.
Кивнув, Амон сунул карточку и ключи в карман, как ни в чем ни бывало, помахал
Себаку и протянул мне руку, быстро уводя меня прочь. Когда мы скрылись за песочной
горой, я тихо спросила:
- Откуда ты знаешь?
- Что он – главный визирь? Я знал еще с того момента, как он подошел к нам в
храме.
- Но как?
- Я не мог контролировать его сознание.
- Я даже не сомневаюсь, что ты пытался.
- Да. Конечно, сначала я был благодарен ему за помощь, но потом ты начала
выздоравливать, и я начал подготавливать наш побег. Но он не слышал этого, как бы я ни
старался на него воздействовать.
- Но ты понял то, о чем он рассказывал? Ты вспомнил что-нибудь о Хатшепсут?
- Помнишь, что я говорил тебе, что когда-то наше пробуждение отмечали пиром и
песнями?
- Конечно. Погоди, хочешь сказать, что это они этим занимались? – я указала
большим пальцем за плечо, намекая на мужчин, оставшихся позади.
Амон кивнул.
- Насколько я знаю, Орден Сфинкса – явление новое, но главные жрецы, включая
главного визиря, были тысячелетиями. Когда я был принцем, у нашей семьи был визирь.
Он служил царю. Когда Анубис забрал моих братьев и меня, мой отец приказал визирю
приглядывать за нами или за нашими гробницами, и визирь всегда делал это, несмотря на
тысячелетия. Визирь всегда имел иммунитет к контролю сознания. Это было
благословением Анубиса. Но я не знаю, для чего.
- Но если ты теперь знаешь, ктоони, почему не хочешь, чтобы они узнали, ктоты?
Мы подошли к туристическому району, пока Амон размышлял над моим вопросом.
Даже не использовав свою гипно-силу, он вежливо спросил у мужчины на улице:
- Где мы можем найти такси?
Незолотую колесницу, атакси. Амон быстро привыкал к современной жизни.
Мужчина указал на маленькую площадь.
- Я научился быть более осторожным, глядя на тебя, - наконец, ответил Амон. –
Несмотря на его титул, нельзя просто так верить, что человек честный и откровенен с
тобой. Предательский шабти был отличным примером того, что свою сущность нужно
скрывать. Мы должны быть очень осторожными.Особенно, когда ты беспокоишься.
- Хотя я хотел бы облегчить себе жизнь, я не собираюсь рисковать твоей. Ты
говоришь, что восстановилась, но я еще чувствую травму, что я нанес. Тебе нужно время, чтобы исцелиться. Кроме того, управлять водителем проще, чем песчаной бурей. Это по
моей вине на тебя подействовал яд, и я не собираюсь рисковать тобой.
- По твоей вине?
- Когда я сражался с шабти, тот дунул на меня красной пылью, собираясь
обезвредить меня, но это не сработало. Мое тело нельзя отравить.
- А мое можно.
- Да. Прости меня, Нехабет. Я поторопился с выводами, что твое тело будет
защищено, пока мы связаны, но этого не произошло. Одна ошибка привела к
разрушительным последствиям, взбунтовавшемуся шабти, вторая ошибка в размышлении, что ты в безопасности, показывает, что мне не хватает ясности мыслей. Пока я был рядом
с тобой, я… расслабился. Обещаю, что больше такой ошибки не повторится.
- Люди ошибаются, Амон. Ошибка-вторая, все это просто показывает, что ты такой
же, как мы, смертные.
Амон оглянулся.
- Всем сердцем я хотел бы, чтобы это было правдой, но, увы, это не так. Я не такой, как смертные, Лили, но я хотел бы быть таким, - повернувшись ко мне, он потянулся
пальцами и коснулся моей щеки. – Прошу, поверь, что я не причиню тебе вреда.
- Ладно. Я верю.
Глубоко вздохнув, Амон взял меня за руку. Чувствуя его вину, я попыталась отвлечь
его.
- Кстати, спасибо, что спас меня. Это ведь ты унес меня оттуда. Я уснула быстрее, чем Дороти на маковом поле.
- Яд был не простым сонным зельем, - исправил Амон. – Он отправляет тело в
глубокий сон, похожий на смерть. Если вдохнуть его слишком глубоко, он будет
действовать очень долго, но если он проникнет через рану, то убьет.
- Уверен?
- Да. Мне нужно было забрать яд из твоего тела в мое. Думаю, тогда доктор Хассан и
подумал, что я менее смертен. Он знал, что это за яд, и старался не касаться его. Он
убирал его с тебя в перчатках, а потом избавился от них. Пока он не смотрел, я убрал
следы яда с твоих волос и одежды.
- Он знал? Но он сказал…
- Что ты проснешься.
- Он был так уверен, что я не вдохнула слишком много, или он уже доверял тебе?
- Видимо, оба варианта верны.
- Так он не отправил меня в больницу, потому что хотел проверить свою теорию, что
ты будешь меня спасать?
- Похоже, что так.
- Да он фанатик, - пробормотала я, когда такси подъехало. – К счастью для меня, его
теория подтвердилась, - Амон протянул водителю визитку доктора Хассана и коротко
поговорил с ним, перед тем как сесть рядом со мной. – Что это было?
- Получил немного нужной информации, - он повернулся, чтобы смотреть прямо мне
в глаза. – Я бы хотел, чтобы остаток дня ты отдохнула.
- Хм, ладно. Но что именно у тебя на уме? – спросила я.
Амон нахмурился.
- Я думаю, что стоит нанять несколько женщин, чтобы помогли тебе искупаться.
Поежившись, я взяла его руку и погладила по тыльной стороне.
- Плохо. Было бы забавно, если бы меня ждал личный бог солнца.
Глаза Амона сузились, и он осторожно убрал руку из моих ладоней.
- Я не бог солнца, я…
- Я знаю, знаю. Тебе сложно подыграть мне разок? – вздохнула я. – Купание звучит
хорошо, но я уверяю тебя, что я в состоянии искупаться и без слуг. Уж прости, что тебе
приходится терпеть мой запах.
Он замолчал на мгновение, и я уже подумала, что он задремал, когда он сказал
мягким голосом:
- А правда в том, что если бы я мог закупорить запах своей водной лилии в бутылку
нес бы его через пустыню, то будь я страдающим от солнца или умирающим от жажды, и
если бы шейх в пустыне предложил мне спасти меня в обмен на это, или обменять мою
жизнь на это, я не променял бы его на все драгоценности, шелка и сокровища Египта и
всех соседних земель. Так что, сказать, что твой запах приятен мне, это значит унизить
то, что я чувствую.
Его эмоции, что я ощущала, были смятенными. Сожаление, смешанное с глубоко
скрытой тоской, что шла вместе с разочарованием. Я не могла найти ответ на такое
трогательное признание. Мужчины так не говорят. По крайней мере, не те, что сделаны и
крови и плоти.
То, что он только что сказал, было близко по уровню к тому, когда удалой парень
получает девушку, и они вместе уезжают в закат. И я понимала, что вряд ли для него
такое возможно.
- Где ты такое услышал? Вне саркофага?
Амон поежился, но не посмотрел на меня.
- Эти чувства – правда, - наконец, сообщил он.
Я изучала его лицо, но я не видела, чтобы там был хоть малейший признак того, что
он шутит.
- Оу, - сказала я и запнулась. – Тогда спасибо.
Амон хмыкнул и откинулся на спинку сидения, прикрывая глаза. Водитель долго вез
нас, пока не оказался у красивого отштукатуренного дома. Мы вышли, и Амон удерживал
меня за руку, пока склонился к стеклу, разговаривая с водителем. Пока Амон
разговаривал, я высвободила руку и забрала из его второй ладони связку ключей. Он
бросил на меня взгляд, говорящий «не уходи далеко», и вернулся к разговору.
Я прошла по короткой дороге к дому, благодаря деревья, бросавшие тень на дорогу.
Высокие платаны не только защищали от жары, но и не давали солнцу светить на меня.
Дом Озахара Хассана был небольшим и двухэтажным. На стыке этажей была красная
плитка.
Отыскав нужный ключ, я открыла дверь и шагнула внутрь. Несмотря на большое
количество окон, солнце в них почти не попадало, а потому в доме не было жарко.
Посмотрев ближе, я обнаружила, что окна были покрыты темной пленкой, что отражала
солнце.
Хотя снаружи дом выглядел чистым и непорочным, с четкими линиями и плиткой,
интерьер был совсем другим. На каждой поверхности лежали египетские сокровища, начиная хрустящим пергаментом с цветными рисунками, заканчивая огромными
картинами. Безделушки и предметы коллекций были разбросаны как попало, без особой
задумки, многим из них нужна была чистка. Я не могла точно сказать, были ли они
репликами или оригиналами, но у меня были подозрения, что у человека, что являлся
главным визирем группы жрецов, что существовала тысячелетия, есть разрешение делать
то, что другим нельзя.
Я склонилась, изучая прекрасную статую кошки, когда Амон появился позади меня.
Он не издавал шум, но я настолько сильно его сегодня чувствовала, что ощутила его
присутствие. Я чувствовала его тепло, словно мне в спину светило солнце. Амон
опустился на колени рядом со мной и провел рукой по голове кошки.
- Кошек почитали в Египте, - сказал он. – Некоторые даже ходили на охоту со
своими хозяевами, ловили птиц или рыбу. Когда же любимый питомец умирал, его
хозяева обычно брили брови, выражая боль утраты.
- Интересно, - пробормотала я, сосредоточившись больше на человеке рядом с собой, а не на статуе.
- Да. А когда брови вырастали снова, время скорби заканчивалось.
- Раз уж теперь ты у нас птица, тебе нравятся коты или ты их ненавидишь? –
спросила я, выпрямляясь одновременно с Амоном.
- Думаю, ни то, ни другое.
Я смело потянулась к нему и провела пальцами по одной из бровей.
- А ты любил кого-то так сильно, чтобы потом сбрить брови, скорбя?
Амон поймал меня за запястье и опустил мою руку, мягко отвечая:
- Любовь к кому-то оказывается жестокой иронией судьбы для того, кто больше
всего времени проводит в землях мертвых.
- Видимо, так и есть, - чувствуя себя неудобно, я отошла к полке, словно
рассматривала артефакты, а сама размышляла о странной жизни Амона. – Куда ты
уходишь? – тихо спросила я. – Когда ты не на Земле?
Амон вздохнул.
- Лучше об этом не говорить, Лили.
- Но мне нужно понять. Мне нужно знать, зачем вы жертвуете. Мне нужно знать, что
ты…
- Что я?
- Что тысчастлив там.
Взлохматив рукой волосы, Амон спустился ладонью к шее и ответил:
- Я не…несчастен там.
- Это звучит очень размыто.
- Сложно объяснить.
- Прошу, попытайся.
Подумав мгновение, Амон начал:
- Когда мое бессмертное тело становится… мумией, моя ка, моя душа, отделяется от
него и должна пройти по дороге загробного мира. Мое сердце не взвешивают на весах
правосудия, как это происходит у других, ведь я не остаюсь там навсегда. Не совсем. Хотя
я одинок там, я проживаю тысячелетие в относительном комфорте.
- Что значит «в относительном»?
- Я могу проводить время с братьями, но поскольку мы обязаны служить Египту, мы
не можем вернуться в свои тела, когда захотим, и не можем воссоединиться с
возлюбленными. Вместо этого мы годами работаем стражей на вратах в загробный мир.
- То есть ты не уходишь в египетскую версию рая?
- Не понимаю «рай».
- Ну, рай – место, где ты можешь вытянуть ноги и отдохнуть, наслаждаясь своей
смертью?
- Нет. Это не для моих братьев и меня. Впрочем, один день, когда работа окончена, мы можем отдохнуть от наших трудов.
- Похоже, вам достался неудачный билет, когда они распределяли обязанности
псевдо-египетских-богов. И на этих небесах нет комнаты любви?
- Я люблю братьев.
- Я не о такой любви говорю.
Амон замолчал на какое-то время, и я уже засомневалась, будет ли он мне отвечать, когда он подобрал небольшую картину и покрутил ее в руках.
- Ты знаешь историю Геба и Нут?
- Нет.
- Геб был богом земли, а Нут – богиней неба. Грубый и мускулистый Геб был
неподвижным и устойчивым, как земля. Нут была гибкой и прекрасной. Ее кожу
покрывали звезды и созвездия, а волосы ниспадали на ее спину. Когда они увидели друг
друга, то сразу влюбились, и Геб решил, что они будут вместе. Нут шептала ему свои
клятвы и посылала их Гебу на хвостах комет. В ответ Геб тянул к ней свои руки, как
можно дальше, и, наконец, он коснулся ее пальцев. Используя всю свою силу, он
преодолел земное притяжение, и медленно, но они смогли соединиться, хотя их любовь и
была запретной.
- Почему она была запретной?
- Я расскажу позже. Хотя я знаю, что у тебя вопросов столько, сколько звезд на небе, но постарайся сдержать их и дослушать до конца.
Я фыркнула.
- Ты так хорошо меня знаешь.
- Да, так и есть.