Нашествие ангелов. Книга 1. Последние дни Коллинз Сьюзен

22

Я невольно оглядываюсь – не крадется ли кто-нибудь за мной? Впрочем, вряд ли чудовище, способное растерзать вооруженных солдат, станет подбираться незаметно. И почему только в процессе эволюции у нас не возникли глаза на спине?

Чем дальше я захожу в лес, тем плотнее смыкается вокруг тьма. Я пытаюсь убедить себя в том, что мой поступок – не самоубийство. В лесу полно живых существ – белок, птиц, оленей, кроликов, – и чудовище не может убить их всех. Так что чисто статистически мои шансы пережить ночь в этом лесу довольно велики. Разве нет?

Я иду сквозь темную чащу, следуя инстинкту. Вскоре возникают серьезные сомнения насчет того, что я двигаюсь на север. Где-то я читала, что заблудившийся обычно ходит большими кругами.

Сомнения разъедают мозг, в груди поднимается паника.

Я мысленно даю себе пинка. Не время терять голову. Я обещаю, что позволю себе это, лишь когда окажусь в безопасности, в каком-нибудь симпатичном домике с запасом съестного вместе с Пейдж и мамой. Губы мои вздрагивают в усмешке. Похоже, у меня и впрямь едет крыша.

Я чувствую угрозу в каждом шорохе и движущейся тени, в каждой взлетающей птице и взбегающей по ветке белке.

Мне кажется, будто я бреду по темному лесу уже многие часы, когда на фоне дерева мелькает тень. Ветер шевельнул ветку? Вот только тень эта удаляется от дерева. Отделившись от более крупных теней, она снова сливается с темнотой.

Я застываю на месте.

Это может быть просто олень. Но ноги у обладателя тени движутся иначе. Похоже, это двуногое. Или, точнее, несколько двуногих.

Моя догадка подтверждается, когда тени разворачиваются веером, окружая меня. Ненавижу постоянно оказываться правой.

Что же это такое – двуногое ростом три-четыре фута, рычащее по-собачьи? Мысли мои постоянно возвращаются к разбросанным по лесу трупам.

Одна из теней черной молнией бросается ко мне. Получаю удар по руке. Я отступаю на шаг, но тот, кто налетел на меня, уже исчез.

Рядом перемещаются другие тени. Некоторые мечутся туда-сюда. Прежде чем я успеваю заметить еще одну устремившуюся ко мне тень, что-то ударяется о мою другую руку.

Я пячусь.

У нашего соседа Джастина стояли на каминной полке челюсти пираньи. Он как-то рассказывал, что эти хищные рыбы, порой не чурающиеся каннибализма, на самом деле довольно робкие. Обычно перед нападением они толкают добычу головой, обретая уверенность. Это зловеще напоминает то, что происходит сейчас.

Звуки становятся громче, походя на смесь звериного ворчания и человеческого бормотания.

Еще один удар. На этот раз резкая боль пронизывает мое бедро, словно по нему резанули бритвой. Я вздрагиваю, чувствуя, как вокруг раны расползается теплое пятно.

Затем я получаю еще два удара, один за другим. Неужели кровь приводит тварей в неистовство?

Еще удар, по запястью. Я вскрикиваю.

Боль настигает лишь через секунду после того, как я понимаю, что меня… кусают!

Наверняка было бы не столь страшно, если бы я ясно видела врагов. Кошмарнее всего, когда не знаешь, кто на тебя нападает.

Из моего рта вырывается судорожный хрип. Еще немного – и я закричу.

23

Краем глаза замечаю новое движение. Я даже не успеваю приготовиться к очередному удару, когда передо мной появляется Раффи. Он сжимает в руке меч, повернувшись лицом к этим демонам. Я не слышала даже шороха листьев – только что его не было, а в следующее мгновение он уже тут.

– Беги, Пенрин!

Меня не требуется просить дважды.

Убегаю я, однако, недалеко, что, вероятно, не самый лучший поступок с моей стороны. Но я ничего не могу с собой поделать. Спрятавшись за деревом, наблюдаю за Раффи, который сражается с демонами.

Теперь, когда я знаю, чего ожидать, удается определить, что их полдюжины. Они точно невысокие и бегают на двух ногах, но между собой различаются ростом и телосложением. Один по крайней мере на фут выше самого низкорослого. Другой чересчур упитан.

Их фигурки могли бы принадлежать как людям, так и ангелам, но движутся они совершенно иначе. Движения их, плавные и молниеносные, выглядят полностью естественными. Эти существа явно не люди. Возможно, какая-то отвратительная порода ангелов. Разве херувимов не изображали всегда в облике детей?

Меч Раффи обрушивается на одного из них, пытающегося пронестись мимо. Двое других тоже устремляются в атаку, но останавливаются, увидев, как Раффи разрубает маленького демона.

Тот с жутким визгом корчится на земле.

Остальных это, однако, не удерживает – они бросаются к Раффи, пытаясь сбить его с ног. Я понимаю, что еще немного – и в него вонзятся зубы, или жала, или что там у них еще.

– Раффи, сзади!

Я хватаю ближайший камень и замахиваюсь. Играя в дартс, я ухитрялась попадать в яблочко, но бывало, что вообще промахивалась мимо мишени. А сейчас промахнуться мимо мишени означает попасть в Раффи.

Затаив дыхание, я целюсь в ближайшую тень и с силой бросаю камень.

Есть!

Камень ударяется в тень, которая застывает на месте, а затем демон опрокидывается назад. Выглядит это почти забавно. И Раффи вовсе не обязательно знать, что я метила в другого.

Раффи яростно взмахивает мечом, разрубая грудь демона:

– Я же сказал – беги!

Вот тебе и вся благодарность. Наклонившись, я беру еще один камень – большой и с неровными краями, так что едва могу его поднять. Возможно, я переоценила свои силы, но все же швыряю булыжник в демона. И конечно же, он приземляется в футе от цели.

На этот раз я беру камень поменьше и более гладкий, стараясь держаться вне досягаемости дерущихся. Похоже, демоны меня даже не замечают. Прицелившись, я со всей силы кидаю камень.

Он попадает в спину Раффи.

Похоже, камень угодил прямо в рану. Пошатнувшись, Раффи делает два шага вперед и останавливается прямо перед двумя демонами. Меч в его руках опущен, и кажется, что сейчас он потеряет равновесие. Мое сердце подкатывает к горлу, и я судорожно сглатываю, заставляя его вернуться на место.

Раффи удается поднять меч, но он не успевает помешать демонам.

Он вскрикивает, получив два укуса. Внутри у меня все сжимается, будто его боль передается мне.

А затем происходит нечто странное. Демоны издают полные отвращения звуки, плюются так, словно наглотались отравы. Жаль, что я не вижу их толком. Наверняка морды искажены от омерзения.

Раффи снова вскрикивает – третий демон кусает его за спину. После нескольких попыток ему удается отбиться. Демон шумно отплевывается и кашляет.

Тени отступают и мгновение спустя сливаются с лесной тьмой.

Прежде чем я успеваю сообразить, что произошло, Раффи совершает не менее странный поступок. Вместо того чтобы объявить о победе и спокойно уйти, как любой здравомыслящий человек, оставшийся в живых, он бросается следом за врагами в темный лес.

– Раффи!

Я слышу лишь затихающие вопли демонов, до такой жути похожие на человеческие, что у меня бегут мурашки по спине. Кажется, будто так кричат все умирающие животные. Затем в ночи смолкает последний вопль.

Я вздрагиваю, окруженная со всех сторон тьмой. Делаю несколько шагов в ту сторону, где исчез Раффи, затем останавливаюсь. И что дальше?

Дуновение ветра холодит мою вспотевшую кожу. Вскоре стихает даже оно. Не знаю, то ли мчаться на поиски Раффи, то ли бежать прочь. Я помню, что должна идти к Пейдж и нужно остаться в живых, чтобы ее спасти. Меня бьет дрожь, но уже не от холода. Вероятно, дает о себе знать только что пережитое.

Я пытаюсь услышать хоть малейший звук, даже если он окажется болезненным стоном Раффи. По крайней мере, я знала бы, что он жив.

Ветер шелестит в верхушках деревьев, ерошит мои волосы.

Я уже собираюсь отправиться в чащу на поиски, когда треск ломающихся веток становится громче. Возможно, это олень. Я отступаю назад. Это могут оказаться и демоны, вернувшиеся, чтобы закончить начатое.

Шуршат раздвигающиеся ветки, и на поляне появляется темный силуэт Раффи.

Меня охватывает ни с чем не сравнимое облегчение.

Я бегу к нему, протягивая руки, чтобы обнять, но он пятится. Уверена, даже такой человек, как он, – вернее, нечеловек – обрадуется, если его заключат в объятия после сражения не на жизнь, а на смерть. Но, похоже, к моим объятиям это не относится.

Я останавливаюсь перед ним, неловко опустив руки. Однако моя радость не улетучивается окончательно.

– Так ты… разделался с ними?

Он кивает. С волос стекает черная кровь, как будто его обрызгали ею с ног до головы. Кровью покрыты руки и живот. Рубашка разорвана на груди, – похоже, ему серьезно досталось. Хочется окружить его заботой и вниманием, но я сдерживаюсь.

– Ты в порядке? – Дурацкий вопрос, поскольку, даже если с ним не все в порядке, я все равно ничем не смогу помочь, но слова вырываются сами собой.

Раффи презрительно фыркает:

– Если не считать того, что ты приложила меня камнем, – я цел и невредим.

– Извини… – Мне страшно неудобно, но и унижаться перед ним тоже нет никакого смысла.

– В следующий раз, когда решишь со мной поругаться, лучше сперва давай поговорим, прежде чем швыряться камнями.

– Ладно, – ворчу я. – Ты такой культурный.

Он тяжело вздыхает:

– Ты-то цела?

Я киваю. После моей неудачной попытки его обнять мы стоим слишком близко друг к другу, и он, похоже, тоже это чувствует, поскольку проскальзывает мимо меня на поляну. Видимо, ангел закрывал меня от ветра, и, когда он отходит, вдруг становится холодно. Раффи делает глубокий вдох, словно прочищая мозги, и медленно выдыхает.

– Что это за твари, черт бы их побрал? – спрашиваю я.

– Не знаю точно. – Он вытирает меч о рубашку.

– То есть они не из ваших?

– Нет. – Он убирает меч в ножны.

– И уж точно не из наших. Есть третий вариант?

– Третий вариант всегда есть.

– Какие-то злобные уроды-демоны? В смысле, еще более злобные, чем ангелы?

– Ангелы не злобные.

– Верно. И как только я забыла? Подобная дурацкая мысль могла прийти в голову только после всего того, что вы тут устроили.

Пройдя через поляну, он углубляется в лес. Я спешу следом.

– Зачем ты за ними погнался? – спрашиваю я. – Мы могли уйти на несколько миль, прежде чем они опомнились бы и вернулись за нами.

Не оборачиваясь, он отвечает:

– Они слишком похожи на то, чего вообще не должно существовать. Дай им уйти – и они все равно вернутся и будут преследовать тебя. Поверь, я знаю, что говорю.

Он ускоряет шаг. Я семеню за ним, едва не цепляясь за его спину. Нет никакого желания снова остаться одной в темноте. Он оглядывается на меня.

– Даже не думай, – говорю я. – Буду липнуть к тебе, словно мокрая рубашка, по крайней мере до рассвета. – Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не протянуть руку и не ухватиться за его рубашку. – Как тебе удалось так быстро до меня добраться?

Между моим криком и его появлением прошло всего несколько секунд.

Он продолжает шагать по лесу.

Я открываю рот, чтобы повторить вопрос, но Раффи успевает раньше:

– Я за тобой следил.

Удивленно останавливаюсь. Он идет дальше, и приходится нагонять бегом. В моей голове крутится множество вопросов, но задавать их все сразу нет никакого смысла.

– Зачем?

– Я же обещал проследить, чтобы ты целой и невредимой вернулась в лагерь.

– Но я не возвращалась в лагерь.

– Я заметил.

– Ты также говорил, что отведешь меня в обитель. А вместо этого бросил одну в темноте!

– Я всего лишь хотел, чтобы ты вела себя благоразумно и вернулась в лагерь. Но, похоже, «благоразумие» в твой словарь не входит. Впрочем, на что тебе жаловаться? Я ведь с тобой.

С этим трудно спорить. Он действительно спас мне жизнь. Какое-то время мы идем молча, пока я перевариваю увиденное и услышанное.

– Значит, твоя кровь для этих тварей отвратительна на вкус, – говорю я.

– Да. Не правда ли, странновато?

– Странновато?! Да это прямо кошмар на улице Вязов какой-то.

Он непонимающе оглядывается:

– Ты о чем?

Я уже собираюсь съязвить, но он опережает:

– Давай помолчим, ладно? Их тут может быть и больше.

Я послушно замолкаю. Наваливается усталость, нечто вроде посттравматического синдрома. Сейчас, в темноте, я согласна на любое общество, пусть это будет даже ангел. К тому же впервые с тех пор, как я пустилась в это кошмарное путешествие по лесу, не нужно беспокоиться о выборе курса. Раффи уверенно шагает по прямой, не задерживаясь и лишь иногда обходя какой-нибудь завал или лужайку.

Я не спрашиваю, знает ли он на самом деле, куда идет. Мне достаточно одной надежды, что это действительно так. Возможно, ангелы обладают неким особым чувством направления, подобно птицам. Разве птица может не знать, в какую сторону мигрировать и как вернуться в свое гнездо?

Вскоре я понимаю, что вымотана до предела. После многих часов ходьбы по темному лесу я начинаю задумываться: что, если Раффи падший ангел и он ведет меня в ад? Возможно, когда мы наконец доберемся до обители, та на самом деле окажется под землей, в пещере с огнем и серой, где людей жарят на вертелах. Впрочем, это кое-что объяснило бы.

Я едва замечаю, что он приводит меня к спрятанному среди деревьев дому. К этому времени я словно ходячий зомби. Мы ступаем по битому стеклу, и вокруг разбегаются какие-то мелкие зверьки, исчезая в тенях. Раффи находит спальню, снимает с меня рюкзак и мягко толкает на кровать.

Едва коснувшись головой подушки, я проваливаюсь в сон.

Снится, будто я снова дерусь возле ванн для стирки. Мы обе в мыле, с волос стекает вода, одежда липнет к телу. Анита пронзительно визжит и тянет меня за волосы.

Толпа вплотную окружает нас, почти не давая пространства для боя. Лица искажены гримасой, зубы оскалены, глаза широко раскрыты. Они кричат что-то вроде «Сдери с нее рубашку!» или «Порви на ней лифчик!». Какой-то парень в запале требует: «Поцелуй ее! Поцелуй!»

Мы налетаем на ванну, и та с грохотом опрокидывается. Вместо грязной воды повсюду разбрызгивается пенящаяся кровь, теплая и темно-красная. Остановившись, мы тупо смотрим на хлещущую из ванны кровь. Ее невероятно много, и она струится бесконечным потоком.

Рядом плавает белье – рубашки и штаны, пропитанные кровью.

На островках покрасневшей от крови одежды сидят скорпионы размером с помоечную крысу. У них огромные жала с капелькой крови на конце. Увидев нас, они изгибают хвосты и угрожающе растопыривают крылья. Я точно знаю, что у скорпионов не бывает крыльев, но нет времени об этом подумать, потому что кто-то кричит и показывает вверх.

Небо над горизонтом темнеет. Черная клубящаяся туча закрывает закатное солнце. Воздух заполняется низким гудением, похожим на жужжание крыльев миллионов насекомых.

Ветер усиливается, быстро превращаясь в ураган. Мрачная туча и ее тень устремляются к нам. Люди в панике разбегаются, их лица вдруг становятся растерянными и невинными, словно у напуганных детей. Скорпионы взмывают. Сбившись в стаю, они выхватывают кого-то из толпы – маленькую фигурку с иссохшими ногами.

– Пенрин! – кричит она.

– Пейдж! – Я вскакиваю и бегу за ними, спотыкаясь в крови, которая теперь доходит мне до лодыжек и поднимается все выше.

Но как бы быстро я ни бежала, мне не догнать чудовищ, которые уносят мою сестренку в надвигающуюся тьму.

24

Когда я открываю глаза, в окно ярко светит солнце. Я одна в некогда красивой спальне с высокими потолками и арочными окнами. Первая моя мысль – что Раффи снова меня бросил. Едва не поддаюсь панике. Но сейчас светло, а при свете дня я ведь могу справиться и сама, верно? И я знаю, что нужно идти в Сан-Франциско, если верить Раффи. Будем считать, что шансы пятьдесят на пятьдесят.

Я выхожу из спальни и шлепаю босыми ногами по коридору в гостиную. С каждым шагом стряхиваю с себя остатки ночного кошмара, оставляя его во тьме, где ему самое место.

Раффи сидит на полу, укладывая вещи в мой рюкзак. Утреннее солнце ласкает его волосы, подсвечивая скрытые среди черных прядей красновато-коричневые и медовые. При виде ангела напряжение во всем моем теле спадает и я облегченно вздыхаю. Он поднимает взгляд, и в мягком свете глаза кажутся еще более синими.

Несколько мгновений мы молча смотрим друг на друга. Интересно, что он видит, глядя на меня, стоящую в потоке золотистого света из окон?

Я первая отвожу взгляд. Блуждая по комнате в поисках какой-нибудь другой цели, он падает на ряд фотографий на каминной полке. Я подхожу туда, просто чтобы не стоять в смущении перед Раффи.

На семейном фото – мама, папа и трое детей на горнолыжном склоне, в теплой одежде, с радостными лицами. На другой фотографии – мальчик постарше в футбольной форме на стадионе, жестом приветствующий отца. Я беру в руки фото девушки в бальном платье, улыбающейся в камеру рядом с симпатичным парнем в смокинге.

Последний снимок изображает крупным планом маленького мальчика, висящего вниз головой на ветке. Волосы его ниспадают, он шаловливо улыбается, показывая два отсутствующих зуба.

Безупречная семья в безупречном доме. Я оглядываюсь. Одно из окон разбито, и на деревянном полу большая лужа от дождя. Мы здесь не первые гости, судя по разбросанным конфетным оберткам в углу.

Я снова перевожу взгляд на Раффи, который продолжает смотреть на меня своими непостижимыми глазами.

– Который час? – спрашиваю я, ставя фотографию на место.

– Середина утра. – Он снова начинает копаться в моем рюкзаке.

– Что ты делаешь?

– Избавляюсь от ненужных вещей. Овадия прав: нам следовало упаковаться получше.

Раффи бросает на пол котелок, который несколько раз звякает, прежде чем замереть неподвижно.

– Еды здесь нет, все вылизано до крошки, – говорит он. – Но водопровод работает.

Он поднимает две наполненные водой бутылки. Для себя ангел нашел зеленый рюкзачок, в который ставит емкость. Другую он опускает в мой рюкзак.

– Хочешь позавтракать? – Он встряхивает пакет с кошачьим кормом, лежавший в моем рюкзаке.

Взяв горсть сухих катышков, я направляюсь в ванную. Страшно хочется принять душ, но я отчего-то боюсь почувствовать себя слишком уязвимой, если прямо сейчас разденусь и намылюсь, так что ограничиваюсь лишь тем, что обтираюсь полотенцем, не снимая одежды. По крайней мере, удается вымыть лицо и почистить зубы. Я завязываю волосы в конский хвост и надеваю темную бейсболку.

Нам предстоит еще один долгий день, и на этот раз придется идти под лучами солнца. Ноги уже устали и стерты, и я жалею, что спала не разувшись. Но я понимаю, почему Раффи не снял с меня ботинки. Если бы нам пришлось скрыться в лесу, без обуви я бы далеко не ушла.

Когда я выхожу из ванной, Раффи уже готов. С его мокрых волос стекает вода, на лице нет никаких следов крови. Вряд ли он принимал душ, но выглядит куда более свежим, чем я.

Нигде на его теле не видно ран или ссадин. Вчерашние испачканные кровью джинсы он сменил на рабочие штаны, которые ему удивительно впору. Он также нашел футболку с длинным рукавом, под цвет его синих глаз. Она чуть тесна в плечах и слегка болтается на талии, но все же выглядит неплохо.

Жаль, что я не успела заглянуть в здешний платяной шкаф, но не хочется терять времени. Даже если Оби и его люди нас не ищут, Пейдж нужно спасти как можно скорее.

Едва мы выходим из дома, я вспоминаю о маме. Отчасти тревожусь, отчасти рада, что от нее отделалась, но это не избавляет от чувства вины за то, что я не позаботилась о ней. Чем-то она похожа на раненую дикую кошку, за которой невозможно толком ухаживать, не заперев ее в клетку. Вряд ли бы ей это понравилось, как и мне. Надеюсь, матери удается держаться подальше от людей – так безопаснее и для нее, и для них.

Раффи сразу же сворачивает направо. Я следую за ним, надеясь, что он знает, куда идет. В отличие от меня, он нисколько не хромает. Похоже, привыкает ходить пешком, но я помалкиваю, не желая напоминать ему, почему он вынужден ходить, а не летать.

Мой рюкзак стал намного легче. У нас нет ничего на тот случай, если потребуется разбить лагерь, но я чувствую себя несколько лучше, зная, что смогу бежать быстрее. Ощущению этому помогает и новый нож, висящий у меня на поясе. Его где-то нашел Раффи и отдал мне. Я также нашла два кухонных ножа и сунула их в ботинки. Кто бы тут ни жил, он явно знал толк в разделке мяса. Ножи качественные, цельнометаллические, немецкие. После них вряд ли захочешь довериться зазубренной жести с деревянной ручкой.

День прекрасный. Над деревьями ярко-голубое небо, воздух прохладен, но в меру.

Однако безмятежность длится недолго. Вскоре меня охватывают тревожные мысли о том, что может таиться в лесу, и не преследуют ли нас люди Оби. Идя по склону холма, я замечаю просвет в лесу слева, где должна быть дорога.

Раффи останавливается передо мной. Я следую его примеру, затаив дыхание. А потом слышу…

Кто-то плачет. Это не душераздирающие рыдания того, кто только что потерял родного человека. Подобного я за последние несколько недель наслушалась вдоволь. В этом плаче нет ни потрясения, ни нежелания верить – лишь неподдельное горе и боль.