Хакер и Маргарита Северцев Петр

– Молодой человек! Войдите же в мое отчаянное положение! Поверьте, что обратиться к вам меня заставила крайняя необходимость! – Мой поздний гость даже слегка подпрыгнул на стуле от волнения и вцепился своими толстенькими пальцами в скатерть.

– Чашка, – показал я глазами на исходящий струйками пара кипяток, который гость рисковал опрокинуть себе на брюки.

Вряд ли в его возрасте он намеревался обзаводиться детьми, но я счел должным предупредить посетителя о грозящей опасности.

– Что-то? – переспросил он и, все же потянув на себя край скатерти, смахнул чашку со стола, ловко отпрыгнув от расплескавшегося чая.

Я обреченно поплелся за тряпкой в прихожую. Когда я вернулся, гость пытался навести порядок по-своему – вытирать веселый ручеек на скатерти, устремившийся к краю стола и мелким водопадиком низвергающийся на пол, своим носовым платком.

– Пардон, пардон, – бормотал он, приплясывая возле стола, пока я устранял последствия его неосторожности. – какая досадная неловкость… наверное, чашечку можно склеить…

– Еще чего, – хмуро пробурчал я, усаживаясь на свое место напротив визитера.

– Так вы возьметесь за мое дело? – с надеждой вопросил посетитель, пытаясь украдкой заглянуть мне в глаза, словно собака, ждущая кусочек сахара.

Я тяжело вздохнул.

– Давайте еще раз, с самого начала и поподробнее, – предложил я, уже понимая, что мне никуда не деться. В конце концов, положение обязывает.

Если говорить честно, браться за предложенное дело мне вовсе не хотелось. Нет-нет, отнюдь из-за лени, – этого недостатка за мной, вроде, не водится. Тут все было гораздо тоньше.

Дмитрий Викторович Лалаев, – так представился толстячок, работал в фирме «Марат», располагавшейся в двух кварталах от моего дома.

Я как раз проходил мимо центрального офиса сего заведения, возвращаясь домой из компьютерного супермаркета с обновкой для Приятеля – прикупил на пробу плоский монитор за пять тысяч марок. Возле двери своей квартиры я застал топтавшегося на крыльце визитера, который настойчиво давил на кнопку звонка, словно пытаясь таким магическим действием материализовать хоязина, явно отсуствовавшего внутри помещения.

Можно сказать, что эта операция удалась – когда я добрел до крыльца, толстячок нажимал кнопку в седьмой, по моим подсчетам, раз.

– Вы не подскажете, – обернулся он ко мне, – где я могу увидеть…

– Здесь и уже, – ответил я, доставая из кармана связку ключей.

– Что вы имеете в виду? – озабоченно поинтересовался гость.

– Можете увидеть здесь и уже видите, – ответил я без особого энтузиазма.

– Ах, так вы и есть тот самый Валерий Мареев?! – обрадованно всплеснул руками толстячок. – Знаете, а я ведь к вам!

– Я уже догадался, – заверил я его. – Может вы пройдете или предпочитаете рассказывать мне о своих проблемах на пороге?

К этому времени я уже открыл дверь и ожидал, пока гость перестанет размахивать руками и исторгать из себя восторженные звуки.

– Да-да, конечно, – тут же споткнулся он о порог, потом едва не сшиб плечом стоячую вешалку и, уже пройдя внутрь помещения, попытался проникнуть прямиком в сортир, перепутав двери.

– Вам сюда, – аккуратно, но твердо придал я его телу нужное направление, слегка подтолкнув за локоть в сторону кухни.

Чтобы немного успокоить гостя, я напузырил ему чаю с валерианой. Лалаев немного расслабился и смог более-менее внятно изложить мне суть дела.

Дмитрий Викторович работал кадровиком в фирме «Марат». Уже одно это обстоятельство меня настораживало. Нет-нет, вы не подумайте чего такого.

На сегодняшний день «Марат» был весьма крупным концерном, подкармливал администрацию и давным-давно имел собственное производство – от строительного до нефтяного. Канули в далекое прошлое времена, когда «Марат» – кстати, сугубо татарская фирма, на начальных порах жестко ориентированная по национальному признаку, – имел сомнительную репутацию и многие бизнесмены даже держали пари: какой срок фирма сможет просуществовать. Оказалось, что сами эти бизнесмены очутились кто где, от тюрьмы до знойного Кипра, а «Марат» продолжал благоденствовать.

Во всяком случае, если здесь уместно применить заокеанские аналогии, фирма на данном этапе развития находилась на уровне третьей части «Крестного отца», – капиталы были вполне легальными, имидж достаточно солидным, перспективы потрясающие.

Уровень респектабельности как бы выплеснулся на улицу – не так давно был произведен капитальный ремонт фасадов зданий, занимаемых «Маратом» в центре города. Два с лишним квартала по обе стороны от головного офиса сияли светлой покраской и радовали глаз прохожих изящными лепными украшениями – «Марат» методично и планомерно скупал помещения, расположенные рядом и заполнял их разнообразными магазинами и конторами.

Честно говоря, я бы не возражал, если бы «новые татары» прикупили и мою жилплощадь, выделив мне адекватный метраж. Несмотря на добрых соседей и центр города, мне порядком поднадоели алкаши, использующие нашу подворотню как бесплатный туалет и шпана, периодически уродующая колеса моего «жигуленка».

Но, тем не менее, заниматься делом, связанным с «Маратом» мне не очень-то хотелось. Уж больно крутые нравы царили в этой фирме, так, во всяком случае, поговаривали в народе. А когда я выяснил, что мне придется расследовать дело Лалаева, работника вышеупомянутой фирмы, да еще таким образом, чтобы об этом не узнало его начальство, я окончательно упал духом.

– Лично сам директор попросил меня отобрать подходящую кандидатуру для вакансии завсектором в новом предприятии, которое открывается в помещении бывшего цветочного магазина, – озабоченно поведал мне Лалаев. – Ну, я взял домой несколько личных дел для того, чтобы изучить их в пятницу вечером и…

Дмитрий Викторович беспомощно посмотрел на меня. Казалось, что он готов вот-вот разрыдаться. Толстые губы моего клиента подрагивали, а редкие брови сошлись домиком на переносице. Сейчас он был похож на несправедливо обиженного английского бульдога.

– Продолжайте, продолжайте, – подбодрил я его. – Я не же начальство, не съем…

– В общем, – со вздохом констатировал Дмитрий Викторович, – во всем виновата жена.

– Чья жена?

– Моя, разумеется, чтоб ее приподняло да шлепнуло! – быстро ответил Лалаев. – Приспичило ей, видите ли, одеяла на дачу переть!

– Подождите, какие еще одеяла? – недоуменно спросил я. – При чем тут дача?

– Как при чем! – взвился взволнованный Дмитрий Викторович. – Да пропади она пропадом, эта развалюха! Я сам ее завтра же подожгу с четырех концов! Я эту Римму Павловну на улицу вышвырну! Своими руками! Сначала меня вышвырнут, а потом я ее…

– Римма Павловна – это ваша супруга? – уточнил я, прерывая поток угроз.

– Ну да, состоим в законном браке уже двенадцать лет, – подтвердил Лалаев. – И, знаете, за все это время она ни разу мне…

– Это не интересно, – снова укоротил я его. – Давайте вернемся к делу. Вернее, к личным делам. Как я понимаю, вы их потеряли?

– Что вы! – прижал руки к груди посетитель. – Разве бы я мог! Посудите сами, пять лет беспорочной работы, две благодарности от начальства…

– Тогда в чем проблема? – начал терять я терпение. – Чего вы от меня хотите?

– Их украли! – исторг из себя зловещий шепот Дмитрий Викторович. – Похитили, воспользовавшись моим беспомощным состоянием.

Ага, вот уже кое что и потихоньку проясняется. За двадцать минут беседы мы смогли выяснить то, с чего надо было ее начать.

Не ввести ли мне новый порядок: каждый посетитель в письменном виде подает мне задание. Причем, на заранее загоовленном бланке, где бы значилось ФИО, суть дела, краткое описание событий и цель визита. А тогда уже можно было бы переходить и к личной беседе.

Впрочем, ни фига из этого не выйдет. Народ начнет писать «помогите» да «спасите», а самый смак, конкретика, все равно останется на личную встречу. Придется действовать по старинке.

– А как вы впали в это самое… беспомощное состояние? – тактично поинтересовался я.

– Одурманили, – сокрушенно признался Лалаев. – Самым ужасным образом.

Ему явно было неловко говорить, как все происходило на самом деле и он ожидал от меня наводящих вопросов. Что ж, пойдем навстречу клиенту.

– Кто? Чем? Где? И как? – загнул я четыре пальца на ладони.

– Злодей, – в свою очередь стал загибать пальцы Дмитрий Викторович, – наркотиком, на вокзале… э-э… то есть, в ресторации…

– Вы что, с ним пили? – поморщился я. – Боже, как это банально.

– Грешен, не удержался, – виновато пролепетал Лалаев. – Но, поверьте мне, буквально сто грамм. Или сто пятьдесят. Ни каплей больше.

Черта с два это наркотик! Много чести, Дмитрий Викторович!

Наверняка в налитую водку был подмешан банальный клофелин. Впрочем, если вы поймали с него наркотические видения и был хороший «приход», вам можно только позавидовать, это мало кому удается.

– Понимаете ли, до моего поезда оставалось еще целых пятнадцать минут, а душа чего-то хотела, какого-то маленького праздника, – объяснял свою опрометчивость Лалаев. – Я стоял на платформе с дипломатом, в котором лежали папки с личными делами и огромным баулом, куда я упихал два одеяла. Римма Павловна ждала меня на даче и… и не дождалась. Ни меня, ни одеял.

– Бедная ваша супруга, – посочувствовал я от всего сердца.

– И, знаете, что она мне сказала, когда мы встретились после всего? – с печалью посмотрел на меня Дмитрий Викторович. – Она сказала: «По твоей милости мы чуть не замерзли в эту ночь». И все. Ни слова сочувствия. А ведь я едва не отправился на тот свет. Представляете, какая черствость?! И это после стольких лет…

– Представляю, – остановил я его жестом ладони, – вы лучше опишите мне этого человека, который одурманил вас на вокзале.

Рассказанная мне история оказалась вовсе не из ряда вон выходящей, а была проста как мир. К сожалению, подобные случаи сейчас не редкость.

Ехавший на дачу Дмитрий Викторович стоял на перроне с дипломатом в одной руке и баулом с одеялами в другой. Какой-то мужик невзрачного вида в черной майке с надписью «Рита» попросил его помочь разобраться в расписании – очки, мол, забыл. Лалаев помог ему разобраться в прибытии и отправлении пригородных поездов, – расписание действительно, было напечатано очень мелкими строчками. После этого господа пассажиры разговорились и, слово за слово, оказались в пристанционом буфете.

Лалаев, судя по рубиновым прожилкам на его и без того помидорного цвета носу, был не дурак выпить. Но всего одна рюмка «брынцаловки» оказалась для него роковой. Очнулся он в реанимации, без баула и без дипломата. Нового его знакомца, понятно, след простыл.

– Я сначала грешил на овощной салатик, – с наивной попыткой оправдаться, говорил Лалаев, – уж больно мне подозрительным он показался. Но врачи сказали, что все гораздо серьезнее…

Когда Дмитрий Викторович пришел в себя, его «обрадовали» известием о пропаже вещей и от души посочувствовали. Впрочем, Лалаев, по словам врачей, еще легко отделался: больное сердце плюс возраст, плюс общее состояние его расшатанного организма…

В милицию Дмитрий Викторович решил не заявлять. Это положило бы немедленный конец его карьере, причем, только в самом лучшем случае.

– Мне ведь до пенсии осталось три года, – умоляюще глядя на меня, говорил Дмитрий Викторович. – И потом, я боюсь, что меня накажут.

– По башке, что ли, дадут? – спросил я, глядя на его залысины.

– Нет, что вы, Валера, – отмахнулся Лалаев. – Не в том смысле… Просто, наше начальство стало в последнее время каким-то чересчур уж подозрительным. И, если я, так сказать, сдамся, то начнется такое, что упаси Господь. В смысле, Аллах.

– А что начнется-то?

– Ну, наверняка подумают, что это какие-то интриги, и я буду расхлебывать эту кашу несколько месяцев. Вот, между прочим, недавно у нас счетчик на ксероксе в директорском кабинете показывал цифру, на десять позиций превышающую сделанное количество копий. Господи, какой тогда был содом во всех подразделениях!

Лалаев прикрыл глаза рукой, вспоминая подробности скандала.

– Часами сидели, закрывшись в кабинете – директор, коммерческий и бухгалтер, гадали, чьи это козни, кто шпион и так далее. А в результате оказалось, что это секретарша решила себе восточный гороскоп скопировать. Ее, понятно, уволили, предварительно оштрафовав. Ну, и еще потом пару раз напоминали. А так, начальство у нас хорошее, душевное, две благодарности…

Я немедленно выключил естественный звуковой анализатор, – то бишь, не стал воспринимать замутившийся помехами поток речи Дмитрий Викторовича и углубился в размышления. В последнее время я часто ловлю себя на том, что применяю по отношению к своей бренной плоти термины, скорее приличные для компа или копира.

– Поверьте, я не остановлюсь перед расходами, – на этих словах я включился. Лалаев вытирал пот со лба и с надеждой глядел на меня.

– Давайте попробуем обсудить этот вопрос поконкрентнее, – предложил я. – Значит, так. В мою задачу входит вернуть вам утраченный дипломат с личными делами, я вас правильно понял?

Лалаев радостно закивал.

– А этот гад – черт с ним. Не надо его… это… ну, вы поняли. Рано или поздно судьба, то есть, Всевышний накажет мерзавца, – великодушно помиловал Лалаев своего собутыльника.

Я только покачал головой. Превратное, однако, понятие у народа о частных детективах.

– Так вот, господин Лалаев, я берусь выполнить эту работу за пять дней, – на всякий случай я дал себе небольшую фору.

– Что вы! Что вы, голубчик! – затрепетал Дмитрий Викторович. – Сегодня у нас воскресенье, завтра, даст Бог, скажусь занятым отчетом, а уж во вторник, самое позднее в среду – все, кранты. Вынь да положь! Нет уж, вы напрягитесь как-нибудь, а я со своей стороны в долгу не останусь. Во вторник вечером дела должны быть у меня. Тем паче, что я их обязан хотя бы пролистать…

– За срочность я беру надбавку, таково правило, – твердо сказал я. – Итого получается: сотня баксов суточных плюс семьсот за конечный результат. В общем, выходит ровно штука.

– Постойте-постойте, откуда же штука? – задумался Лалаев. – Семьсот плюс два дня работы – понедельник и вторник – это выходит девятьсот.

– Вы, Дмитрий Викторович, не потрудились посчитать сегодняшний день, – ласково поправил я его. – У нашего брата выходнях не бывает.

Короче, мы сторговались.

– Все равно это выходит дешевле, чем… если… нет, даже говорить об этом не хочу, – махнул рукой Дмитрий Викторович и отслюнявил мне три сотни зеленых старого еще образца.

«Два старых одеяла – не слишком большой улов, – резонно решил я. – Этот парень с клофелином в кармане наверняка был разочарован, раскрыв лалаевский баул. Интересно, а что он ожидал там увидеть?»

«Дипломат», конечно, привлекал внимание злоумышленника гораздо больше. Но и тут его ждало разочарование. Кроме папок с личными делами в нем не было ничего онтересного – ни денег, ни документов.

«Что бы я сделал, попади ко мне в руки такой улов? – рассуждал я. – Наверняка, постарался бы избавиться от ненужных бумаг. Выкинул бы на помойку? Сжег? Толкнул бы одеяла на рынке?»

Впрочем, чего же это я напрягаюсь? Моя компетенция – это ноги. А голова у меня помещается в другом месте. Метрах в десяти от кухни.

Преодолев это расстояние, я вошел в свою каморку и плотно запер дверь.

На массивном столе стоял мой виртуальный мозг, отдельный и прекрасный. Зрелище не для посторонних глаз, сами понимаете. Я и правда подчас не заботился о некоторых мыслительных операциях, зная, что он проделает это гораздо лучше меня. В конце концов, именно для этого он и был предназначен, вызван к жизни и именно для этого я трачу на апгрейд своего Приятеля почти все гонорары.

Приятель (он же Пентиум) заменял мне не только голову, но и, как это ни дико прозвучит, друзей. Мне, действительно было интересней беседовать с машиной и, как и положено друзьям, мы говорили премущественно о работе, причем о работе конкретной.

Что же касается наиболее общих, так сказать, философских вопросов, то я решил их еще в ранней юности и теперь они сводились лишь к уточнению некоторых формулировок. Да и смешно было бы спрашивать у Приятеля в чем, скажем, по его мнению, смысл жизни или обмениваться с ним мнениями о первичности духа либо материи.

Впрочем, если дать Приятелю такое задание, то он займется и подобным вопросом. Но на это, наверняка уйдет куча времени.

Я даже на минуту представил себе, как Приятель станет рыскать по сетям, навещать солидные философские сайты, делать запросы в электронных конференциях, просматривать соответствующие статьи в разннобразных версиях энциклопедических словарей…

Кстати, Большую Советскую Энциклопедию я собственноручно заносил в память Приятеля (тогда еще безымянного), пока работал в «ящике» над секретной программой, предназначенной непосредственно для Конторы Глубинного Бурения. Но жизнь повернулась иначе и я остался единоличным владельцем всех своих наработок.

А если учесть, что кроме компьютеров моей страстью всегда было чтение детективной литературы, то вывод напрашивался сам собой. Смешно вспоминать: до меня тогда не сразу дошло, что это судьба.

Простейшее сопоставление: человек очень любит читать детективную литературу и разработал программу, предназначенную для следственной работы. Конечно, он должен соединить теорию с практикой и стать… частным детективом. Когда я это понял, то просто подпрыгнул на месте. Кажется, именно в тот раз я почувствовал, что такое состояние просветления, о котором говорят индийцы.

Ведь в память Приятеля были помещены тысячи дел – как реальных, так и сюжетов подавляющего большинства произведений соответствующего жанра. Плюс необходимые сведения по истории и юриспруденции. Плюс (и какой плюс!) – возможность аналитического мышления.

Самым большим плюсом, разумеется, стал Интернет. Приятель сразу «поднялся» на несколько порядков и уже мог без моей подсказки ежедневно наращивать свой интеллектуальный потенциал самостоятельно, черпая практически любую информацию полными горстями.

Вот и сейчас я рассчитывал на то, что Приятель, проанализировав данные, которые я ему сообщу, задаст мне схему действий.

Иногда это было нечто очень простое, банальное и само собой разумеющееся. Но подчас у меня удивленно вскидывались брови, когда я видел на экране монитора такие предписания, которые ну никак не укладывались в границы человеческой логики.

Но в этом вся и соль. Человек мыслит, скажем, на n ходов вперед, а Приятель на n+1. И поэтому, когда здравый смысл велит мне, скажем, пойти наиболее простым путем, Приятель может предложить что-нибудь этакое. Скажем, отправит тебя на Мальдивы или Маврикий. Причем, не только в переносном смысле.

И почти всегда оказывается прав, как я ни старался уловить его на ошибке.

Разумеется, я мог бы встать на дыбы и потребовать от Приятеля объяснений, и он бы не замедлил их дать. Однажды я так и сделал.

Ровно двенадцать с половиной часов я потратил на изучение хода его электронной мысли. Приятель затратил на эти операции от силы минут сорок, я же – весь рабочий день на дурацкую ревизию. Наконец, опухнув от трудоемкой проверки, я завис и вынужден был признать его правоту и с тех пор зарекся «качать права». Пусть лучше Приятель качает информацию и наставляет меня на путь истинный. В смысле – куда идти и что делать.

Я предпочел набить информацию на клаве, чем пользоватьсяв этот вечер звуковым анализатором. Конечно, приятнее общаться с голоса, конечно, Приятель изучил мой тембр и не спутает его ни с чьим другим (однажды он выдал мне графическое изображение моего голоса и несколько таблиц, в которых были тщательнейшим образом расписаны его параметры; с его стороны это был своего рода приятный сюрприз, потому что я не просил об этом Приятеля). Но мне не хотелось засорять аудиоканал – за окном гостиной раздавались пьяные вопли, доносящиеся с улицы и проникавшие даже в каморку, хотя она и была глухой комнатой.

– Я король, а вы все – говно! – орал какой-то наклюкавшийся вдрызг грузчик.

Кричал он очень громко, одну и ту же фразу, но с промежутком минуты в две. Наверное, набирал воздуху в легкие, готовясь к новому воплю.

Это продолжалось уже полтора часа. Редкие прохожие реагировали на это заявление по-разному, большей частью хохотали. Но вот уже несколько минут до моего слуха доносился напряженный диалог:

– Я король, а вы все – говно! – в очередной раз провозгласил алкаш.

– А ну-ка п-повтори, что ты сказал! – требовал возмущенный голос.

Его владелец, судя по затрудненному произношению, был еще пьянее грузчика.

– Я король, а вы все – говно! – вновь раздавалось через отмеренный промежуток уже знакомое мне до боли восклицание.

– Что?! Что ты сказал, сука?! А ну-ка повтори! Повтори, мать твою?! – негодовал задыхающийся в исступлении оппонент.

Сто двадцать секунд полной тишины и все начинается сначала.

Чтобы не заставлять Приятеля разбираться в наших бытовых проблемах, королях и говнах, я и решил на этот раз обойтись без звукового анализатора.

Быстро настучав на клаве нужную информацию, я сразу же запросил анализ, примерный расклад по мотивам и схему действий.

Пока Приятель думал, – а производил он эту основную операцию тщательно и не торопясь, я сбегал на кухню и сварил кофе. Когда я уже погасил распростертый венчик синего газа под туркой и отстаивал «арабику», из каморки послышался негромкий зуммер.

«Неужели так быстро?» – удивился я, отставил кофе в сторону и ринулся к Приятелю.

Никогда не знаешь, сколько времени потребуется ему для обработки данных. Временами мне казалось, что Приятель слишком уж серьезно подходит к своим обязанностям. От заката до рассвета он может биться над проблемой и лишь под утро выдавать мне необходимый набор данных. А иногда хватает и получаса.

Что у нас на этот раз?

– ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ МЕРОПРИЯТИЯ: ПОСЕЩЕНИЕ ВОКЗАЛА. ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ ОБРАТИТЬ НА ЖЕНЩИНУ С УРОДЛИВЫМ ЛИЦОМ. ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО ТАТАРКА.

– Вот как? – сказал я вслух. – А если немного поконкретнее?

– ОСНОВНОЙ БЛОК ИНФОРМАЦИИ ОЖИДАЕТСЯ В ТЕЧЕНИЕ ТРЕХ ЧАСОВ,

– сообщил мне Приятель и углубился в сложные изыскания внутри своих недр.

Вокзал так вокзал.

Заперев каморку с Приятелем и быстро выхлебав кофе прямо из турки, я хлопнул дверью и быстро пошел по направлению к троллейбуснй остановке. Машину решил не брать – дольше искать свободное место, чтобы пристроить тачку, да и денег жалко на оплату парковки.

Продолговатая коробка из бетона и стекла, отстроенная несколько лет назад взамен старого, ветхого, но милого вокзальчика, встретила меня кучей народа перед центральным входом и усиленным кордоном милиции. Стражи порядка вежливо, но непреклонно советовали зазевавшимся прохожим не задерживаться. Десятки пассажиров, привычные уже ко всему, расположились со своими баулами возле здания почты, смешавшись с какими-то южными беженцами, традиционно оккупировавшими эту площадку.

«Наверняка снова бомба, – подумал я. – Вернее, сообщение о бомбе по телефону».

Некто решил развлечься, набрал номер и быстро произнес какую-нибудь хрень о заложенном зарядном устройстве. А потом вернулся к своему столику с недопитой водкой и с хохотом рассказывал приятелям, как он здорово прикололся. А, может быть, какой-нибудь романтический юноша решил помешать своей девушке уехать навсегда.

Впрочем, не исключено, что информация о готовящихся взрывах исходит именно из тех структур, которые обязаны пресекать подобные действия.

Смысл, спросите вы? Для ответа на этот вопрос нужно попытаться возвыситься над обыденной точкой зрения и попробовать взглянуть на ситуацию с высоты государственных интересов.

Во-первых, проверка боеготовности, нечто вроде учебной тревоги. Во-вторых, соответствующие подразделения доказывают, что они хлеб едят не даром и в нужную минуту могут быстро и профессионально сделать свое дело. В данном случае – оцепить вокзал и, произведя проверку, обнаружить, что бомбы нет. И так далее.

А если предположить, что более-менее регулярные звонки о бомбе – все же инициатива граждан, а не властных структур, то, в таком случае, это замечательный способ отвлечь внимание. Если звонить каждый день и указывать, что бомба лежит на вокзале, рано или поздно на такую информацию просто перестанут реагировать.

И вот тогда…

– Пардон, – автоматически извинился я, толкнув плечом встречного. И, разглядев его, уже совсем машинально добавил, – мадам…

Эта как бы французская сгороговорка – пардон, мадам – наверняка вошла в наш современный речевой обиход еще с тех – блаженных – имперских времен и, несмотря на некоторую отчетливую пошловатость, все же хранила в себе изысканное очарование.

Даже не обернувшись в мою сторону, женщина прошла мимо. Слово «мадам» подходило к ней ровно столько же, как участие в жестких порнофильмах нашему премьер-министру или прозрачная батистовая блузочка от Кардена – страдающей слоновой болезнью бабульке.

Физическое уродство вызывает в нас порой противоречивые чувства – с одной стороны, естественную жалость, а порой и содрогание; с другой – стремление никак не обнаружить своей реакции на увиденное: ведь это может обидеть человека. Недаром же и в Америке общественность в вопросе об инвалидах подобным же образом балансирует между попечением больных членов общества и, в то же время, настаивает на полном равноправии.

Но мы – не в Америке. И этой несчастной женщине явно не повезло. Такие на редкость страшные лица специально выдумывают команды крутых профессионалов, работающих над фильмами ужасов.

Помимо недавних увечий – фингала под правым глазом и на левой скуле, разбитой губы и кровоточащего шрама на подбородке – физиономия этой женщины достаточно претерпела и ранее.

Ее нос был свернут на сторону, как у заправского боксера-профессионала, левое веко наполовину отсутствовало, передние зубы сохранили только два клыка, а подобородок был разделен надвое глубокой рваной раной. Плюс вмятина на виске. Плюс фиолоетово-красная пузыристая кожа на затылке – волос там не было.

Наконец, когда женщина повернула голову, переходя дорогу, я обнаружил, вдобавок ко всему, что у нее только одно ухо.

Если Приятель имел в виду эту женщину, то она передо мной. Стараясь не выделяться из толпы, я перешел дорогу и устремился за ней во двор стоявшего неподалеку дома. Пройдя немного вперед, она поздоровалась с пенсионером, тупо сидевшим на полуразрушенной лавочке перед засранным парадным привокзальной пятиэтажки.

Дальнейший маршрут загадочной незнакомки пролегал вдоль покосившихся строений барачного типа. Женщина брела очень медленно, не оглядывась, изредка что-то бормоча себе под нос. Она миновала почти все строения и вошла в здание, стоявшее последним в ряду приземистых построек и через минуту в окнах зажегся свет.

Немного постояв перед домом, я примерил на глаз расположение комнат. Вот свет загорелся в дальнем конце домика, (скорее всего, там находится кухня, – было слышно, как негромко верещал холодильник и раздавался шум воды), потом погас.

Я подошел к двери и громко постучал. Словно мне в ответ, погас свет и в комнате. Я постучал еще раз. Послышались шаги и детский голос, судя по тембру – мальчик, быстро проговорил:

– Приходите утром.

– Э-э… – начал я было придумывать какую-нибудь фразу, но раздалось шлепанье босых ног, затем плотно прикрыли дверь в коридор.

На следующий мой стук никто не отозвался. Что ж, утром так утром.

По дороге назад я обратил внимание на пенсионера, с которым поздоровалась незнакомка. Он продолжал так же смирно сидеть на лавочке, глядя прямо перед собой печальными мутными глазами.

– Что, батя, – подсел я рядом, – как тут у вас вообще, ничего? Я вот приезжий, хочу здесь на работу устроиться…

Дед демностративно поправил орденские планки на ветхом пиджаке и, смерив меня с головы до ног высокомерным взглядом, ответил:

– На работу… У вас молодых одна работа – красть и стрелять друг в дружку.

– Ну не скажи, – вынул я пачку сигарет и угостил собеседника, – всякое, конечно, бывает, но если можно не стрелять, то лучше не стрелять.

Пенсионер взял сигарету и заложил ее себе за ухо. Следующая отправилась за второе ухо, а уже третью дед ловко забросил себе в рот и ухарски прикурил от коробка спичек, орудуя одной рукой.

– Устраивается же как-то народ, – продолжал я свой туповатый монолог. – Вот, к примеру, баба тут живет неподалеку. Страшная, как мегера, а, вроде, тоже где-то вкалывает да бабки заколачивает.

– Ритка? – уточнил дед. – С рожей перепаханной? Точно, тут неподалеку торгует на лотке ногами мертвых куриц возле аптеки.

– Во-от, – утвердительно произнес я, – а ты говоришь: стрелять. Я тут ей должок нес, да что-то дверь никто не открывает. Пацан вроде у нее…

– Есть парнишка, – подтвердил дед. – Хороший, работящий. Хоть и татары они, да тоже люди. Помнится, в Крыму, еще в те времена…

Дальше последовал очень подробный рассказ о выселении крымских татар во время войны. Дед, как оказалось, принимал в этой акции непосредственное участие. Теперь он отчасти сомневался в ее правомерности, отчасти считал, что тогда эти действия были оправданы.

Свои соображения он высказывал мне сорок с лишним минут, очевидно, обрадованный неожиданному собеседнику. Я не мог даже вставить словечко в сплошной поток его речи и даже слегка обрадовался, когда стал накрапывать мелкий дождик – старик тотчас же засуетился и, не попрощавшись, юркнул в подъезд.

Значит, женщину зовут Маргарита. Марго… Любопытно, каким же образом на нее вышел Приятель, и какую загадочную роль эта торговка замороженными окорочками играет в истории похищения дипломата с личными делами сотрудников фирмы «Марат».

Стоп. «Марат» – татарская фирма. Маргарита – татарка. Какая здесь может быть связь?

Но, чем гадать, лучше предоставить проделать всю аналитическую работу Приятелю.

Я решил вернуться домой. Время, которое Приятель выговорил себе на работу, почти истекло и я мог быть уверен, что в каморке меня уже поджидает исчерпывающий анализ и план действий.

Смеркалось. Вокзал вновь был открыт для посетителей, бомбу, как и следовало ожидать, не обнаружили. Я проследовал вдоль фешенебельного здания и, когда поравнялся с платформой пригородных поездов, мое внимание привлек человек в майке, на которой была изображено в прыжке какое-то тигроподобное животное.

«Пума, – пронеслось у меня в мозгу, – конечно же Пума, какая к чертям Рита. Все так просто: Puma. Хочешь по-русски читай, хочешь – по английски».

Я усмехнулся про себя, вспомнив, как шутил с приятелями еще в институте.

Часы, мол, у меня крутые, заграничные, фирмы Pakema. Хотя это были самые что ни на есть отечественные марки «Ракета».

Мужик, которого я искал, даже судя только по его внешнему виду, был самым что ни на есть дурным лохом. С точки зрения нормального среднестатичстического преступника, разумеется.

Находиться на том же месте в той же одежде, использовать тот же самый прием – на такой рискованный поступок мог решиться только человек, мало что понимающий в этой жизни. Хотя, наверняка, с его точки зрения, дурными и глупыми лохами были все окружающие.

Я даже не стал удивляться. Преступники подчас бывают способны на самые загадочные действия. Помнится, когда я еще разрабатывал программу для Приятеля, среди уголовных дел, которые мне подбрасывали для пополнения базы данных попадались такие, что просто хоть заноси их в книгу рекордов Гиннеса по части идиотизма.

Например, некие граждане взламывают магазин и крадут оттуда два ящика дорогостоящего коньяка плюс выручку в кассе. Затем они направляются на хату, расположенную в пятидесяти метрах от ограбленного магазина, начинают пить этот коньяк, а бутылки выбрасывают в окно. Надо ли говорить, что они даже не успели прикончить первый ящик, как всю теплую компанию быстренько повязали.

Похоже, «клофелинщик», как я его окрестил, был из подобного же сорта уголовников. Его поведение было на редкость соответствующим его роду занятий. Мужик бродил по перрону, время от времени предлагая редким пассажирам помочь ему разобраться с расписанием.

После этого он что-то доверительно шептал, наклонившись к самому уху предполагаемой жертвы, очевидно, предлагал выпить где-нибудь неподалеку, но никто не клевал на эту наживку.

Я решил помочь этому типу и, остановившись неподалеку, изобразил скучающее ожидание.

Через десять минут возле меня оказался клофелинщик и спросил меня, не расслышал ли я объявление, только что переданное по динамику.

– На Плеханы со второго, – любезно пояснил я. – Нумерация с хвоста.

– А-а, значит не мой, – успокоенно произнес мужик. – С какого на Екатериновку отправляется, не в курсе? Может, с пересадкой быстрее?

– Вроде бы отсюда, но это еще через сорок минут, – ответил я, как бы случайно оглянувшись в сторону привокзального гадюшника.

– Может, того, – щелкнул себя по горлу мужик. – Скоротаем?

– А что? – пожал я плечами. – Почему бы и нет. Заодно и погреемся.

И вот, мы уже стоим, прислонившись к широкому подоконнику за шатким столиком кафе.

Перед нами возвышается бутылка местной водки и мерзкий овощной салатик, к которому с таким подозрением, – и, надо сказать, не без оснований, – отнесся Дмитрий Викторович Лалаев.

Пока мужик разливал водяру в пластмассовые стаканчики, я не спускал глаз с его рук.

Вроде, все чисто.

– Слышь-ка, браток, – толкнул он меня в бок, – я что-то не разгляжу, это пиво, вон там, слева, по четыре или по восемь?

Ага, вот оно.

Я не торопясь обернулся и, всмотревшись в ценник, дал ему время растворить в моем полистироловом стаканчике лекарство.

– По шесть, – ответил я. – У тебя что, со зрением проблемы?

– Во-во, – кивнул мужик. – Вредное производство. Хоть и надбавку платят, все равно болят. А денег все равно не хватает. Ну что, будем?

Он уже протянул руку к посуде, но я мгновенно опередил его и взял стаканчик, стоявший рядом с ним, а ему подвинул свой.

– Будем, – поднял я стаканчик, глядя ошарашенному моими дейставиями клофелинщику прямо в глаза. – Твое здоровье, земляк.

Такого он не ожидал. После минутной заминки он резко дернул локтем, опрокинув посуду. Ручеек водки весело побежал по клеенке.

Отчаянно ругнувшись, мужик прытко устремился якобы к прилавку в поисках тряпки, но я уже цепко ухватил его за рукав.

– Давай-ка ты не будешь так дергаться, – улыбнулся я. – Я ведь вовсе не собираюсь тебе бить морду или там чего похуже.

– Ты чего? – решил тот сыграть в дурочку. – Я что-то не врубился.