Путанабус. Наперегонки со смертью Старицкий Дмитрий

Объявить, что у меня траур и я никого не хочу видеть. Но слаб человек, и отказаться от лечения мучившей меня абстиненции было выше моих сил. Тем более что они в этой Испанщине даже капустный рассол где-то достали! Старались.

Потом холодная водочка русская из Новой Москвы. Без фанатизма — два песятика. Больше не дали. Сказали, что им для полного счастья только моего запоя не хватает.

Потом был горячий острый томатный суп местной кухни.

И что-то мясное типа грузинских купат, но вкуснее, хотя и острое до жути. До слез из глаз. Но огонь во рту благотворительницы дали мне залить холодным пивом.

Потом выдали халат и погнали на первый этаж — отмокать в джакузи. Пузырьками лечиться. И контрастным душем.

Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.

22 год, 6 число 6 месяца, пятница, 17:32.

Кладбищенским скульпторам кроме щедрой оплаты заказа надо еще и пузырь поставить, если уж совсем по-людски. За сутки все успели сделать. Вчера только земляной холмик над могилой был, а сейчас вон — целый обелиск стоит, черными гранями на солнце отсверкивая. Нужно спросить их, как они догадались сделать Наташе Синевич памятник в форме нашей фронтовой фанерной пирамидки. Только звезды сверху не хватает. А так все правильно. Как павшему русскому бойцу и положено.

И ступенька в основании пирамидки есть, куда цветы положить и стакан поставить.

Лавочку каменную рядом соорудили для нас, безутешных.

И крошкой мраморной вокруг посыпано, как гравием.

Черное с белым на фоне сизого неба. Лишь холмик могильный венками покрыт в разноцветье.

И Наташка как живая смотрит с обелиска на меня. Улыбается счастливо, навсегда оставшись молодой и красивой.

Что ж, приступим, как русские люди. Вынул пару прозрачных пластмассовых стаканов. Заленточных. В которых на всяких презентациях плохое шампанское подают. Налил каждый до половины водкой. Свой стакан на лавочку поставил, а Наташкин — на приступочку обелиска. И покрыл ломтем серого хлеба. Ну нет тут на этой испанщине ржаной черняшки, что поделаешь. Надеюсь, Наташка за это на меня не обидится.

— Пусть эта земля тебе будет пухом, любимая, — помянул ее успевшей нагреться водкой.

Хорошо тут мне с ней. Спокойно. Никуда отсюда уходить не хочется. Никого видеть.

— Сын мой, зачем вы пришли в эту юдоль упокоения с оружием? Вы же не хотите его применить к себе? Господь это очень не одобряет. А главное, вас не похоронят тогда рядом с ней, а закопают где-нибудь за городом. Вы же не хотите себе такой участи? Это все же освященная земля, и в ней самоубийцам не место.

— И вам не хворать, падре, — поприветствовал я священника. — Присаживайтесь. Помяните по русскому обычаю новопреставившуюся рабу божию Наталию.

И достал из пакета третий стакан. Их только по полудюжине продавали в целлофан запечатанными. Я еще ругаться начал тогда с продавцом, что мне всего два стакана надо… А вот гляди ж ты — пригодились.

Падре пытался протестовать руками, но под моим напором сдался.

— Разве что на самое донышко. Все же у меня уже не то здоровье, чтобы на такой жаре водку пить.

Я расстелил между нами на лавочке платок, выложил из пакета на него парочку помидорин. Порубил их пополам «кабаром».[64] Отрезал хлеба. Потом налил водки. Падре — на палец и себе — на два.

Молча выпили.

Закусили помидоркой без соли.

— Какая она была? — спросил священник.

— Удивительная, светлая и правильная, — ответил я, улыбнувшись. — Вся какая-то утренняя. Ее нельзя было не любить. И без нее я не представляю, как мне жить дальше. Что делать?

— Жить и помнить, — наставительно сказал падре, — чтобы быть достойным ее жертвы, которую она положила на алтарь любви и дружбы.

А-а-а… Все мне сейчас одно и то же говорят. И нет в этих словах мне утешения. Ни в каких словах сейчас не будет утешения. Рана душевная также требует времени на заживление, как и рана телесная. Но все равно надо поблагодарить этого неравнодушного ко мне человека.

— Спасибо вам, святой отец, за участие. А я ведь даже не знаю, как вас зовут. Кого в молитвах поминать.

— Когда я монашеский постриг принимал, меня Ингацио нарекли. А здесь я настоятель этого маленького храма и епископ этого большого города. Окормляю по мере сил свою паству.

— Святой отец, что с нами происходит? Куда мы катимся? В кого превращаемся? Со времен Древнего Рима над покойником должны были сказать похвальное слово ему. А вчера? Я — ладно, у меня горло перехватило от горя, и то себя корю. Но остальные так стояли и молчали как отара ягнят. Никто даже слова о ней не сказал над ее могилкой. И я не потому это сейчас говорю, что мне за мою Наташку обидно, а потому, что в последние годы это повсеместное явление у нас на Старой Земле. Словно мы не от своих родителей произошли.

— Каждой темпоре — свой морес. — Отец Игнацио слегка улыбнулся собственной шутке юмора. — Лишь только слова Бога Живого остаются неизменными.

Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.

22 год, 6 число 6 месяца, пятница, 19:44.

Сегодня стрелял долго и так, будто все мишени — мои личные враги, убившие мою любимую девушку. И это остервенение мое не осталось без внимания.

— Да ты, Хорхе, никак решил обогатить мое стрельбище? — раздался за плечом голос генерал-капитана.

Он своей единственной рукой как раз смахивал со стола дюжину пустых коробок от практических патронов.

— Тебе разве плохо? — ответил я, не поворачиваясь, всаживая пулю за пулей из «лахти» в один и тот же гонг, мне тон его звука очень нравился.

— Дай стрельнуть из этого чуда, — попросил Паулино.

— На, не жалко.

Я заменил магазин на снаряженный, передернул затвор и положил пистолет на стол.

Генерал-капитан повертел в руке блескучую машинку для убийства, приноравливаясь. Оценил.

— Удобно. Почти как «люгер». Только тяжелее.

Вскинул пистолет и выбил звук из восьми гонгов на разном расстоянии.

Потом поцокал языком в восхищении:

— Точный аппарат.

— Только не для этого климата делан, — вставил я свою реплику. — Арктический девайс. На холоде нет отказов, а вот как он поведет себя в джунглях — кто его знает?

— Все равно приятно в руке подержать. Удобно. Тоже трофей?

— Он самый, с натурального финна.

— Почему ты решил, что с финна?

В ответ я просто достал из кармана и продемонстрировал Паулино зажигалку со свастикой. Типичной финской свастикой с «обкусанными» концами.

Заодно и сигареты оттуда вытянул и прикурил, раз сам не стреляю.

А вот сказал совсем другое:

— Почему у тебя в лавке нет практических патронов семь шестьдесят пять на двадцать два миллиметра?

— Редкий калибр. Демидовск не делает. А за «ленточкой» они и по тем деньгам дорогие. Смысла нет. За последние четыре года ты первый, кто о них спросил. — И он кивнул на семьсот двенадцатый «маузер». — А из этого дашь шмальнуть?

— Одиночными или очередями?

— Одиночными. Куда мне, однорукому, очередями…

Вставил в пистолет магазин на десять патронов. Перевел флажок на одиночный огонь — сам только что очередями стрелять из него тренировался, и положил «маузер» рядом с «лахти».

— Мечта, — восхищенно произнес Паулино, прицеливаясь. Я дождался, пока «генерал капитанский» отстреляется, и спросил:

— Ты радиостанции покупать будешь?

— Посмотреть бы… — процедил Паулино, — пощупать.

Торгаш прям, а не мент.

— Не проблема. Только уговор: покупаешь как целые, так и разбитые — на запчасти.

— Разбитые, как я понимаю, это совсем другие деньги? — начал торг генерал-капитан.

— Сторгуемся, — ответил я неопределенно. — Только это не мое, а отрядное имущество, так что приготовь наличные. У отряда счета в банке нет.

— Если куплю, то за этим дело не встанет, — кивнул он, подтверждая свои слова. — Что еще у тебя на продажу?

— Автоматы советские калибра пять сорок пять миллиметра — четыре штуки и патроны к ним с бакелитовыми рожками.

— Нет. У нас, сам видел, все вооружены «Сетме эл си»[65] или ее немецким клоном от «Хеклер унд Кох» под натовский патрон пять пятьдесят шесть миллиметра. Так что стандарт мы разбивать не будем. Даже хорошими советскими автоматами.

— Тогда чего тянуть кота за яйца, — внес я новое предложение. — Поехали, все сам руками пощупаешь. Заодно и поужинаем.

И стал собирать свои пистолеты в оружейную сумку. Дома их почищу, после бизнеса.

Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.

22 год, 6 число 6 месяца, пятница, 22:19.

Сидели в номере с Анфисой, подбивали отрядные бабки после всех трат последнего времени. Деньги утекали как песок сквозь пальцы, со страшной силой. Около трехсот экю вообще не вспомнились, куда и как они ушли. Все потому, что вовремя не были эти траты записаны. Забыли мы закон бизнеса: купил карандаш за три копейки — запиши, иначе таких мелочей набежит за отчетный период на сумму «мама не горюй». И, конечно же, на поминки выкинули денег неоправданно немерено, да так, что и вина, и еды осталось очень-очень много. Нам с валлийцами все эти остатки не съесть и не выпить. Однако жаба моя молчала, ей тоже для Наташки ничего не жалко, но это не по-хозяйски как-то. Не рассчитала Фиса. Лишний раз пожалел, что ушла от нас аккуратистка Ингеборге. И это при том, что все кладбищенские траты я оплатил из своего кармана.

Но что делать? Управляться приходится с тем человеческим ресурсом, который есть.

Рации «Харрис» генерал-капитан ментовской забрал у нас оптом, даже разбитые. И записку мне на табачную фабрику написал. А деньги завтра с утра подвезет. Фиса примет.

По-доброму надо бы перетряхнуть все наши трофеи и отрядное барахло на предмет избавиться от лишнего и перевести в звонкую монету. Только золото решили оставить. За него в Нью-Рино больше орденского банка дают. Это Анфисе валлийцы подсказали.

Когда считать закончили, Анфиса попросила с жалостливой интонацией:

— Жорик, возьми меня.

— Куда? С собой? Ты и так со мной едешь.

— Нет, просто возьми. Прямо сейчас.

Дошло до меня наконец что девочка желает. Как до жирафа.

— Фис, у меня траур. Прости.

— Понимаю, но хочется же…

И смотрит на меня, как Кот в сапогах из «Шрека».

— Сорок дней, Фиска, сорок дней, — покачал я головой. — Без обид?

— Куда я денусь? — вымученно улыбнулась девушка.

— Ты мне лучше расскажи, откуда у тебя такая привычка — кричать при оргазме: «Кончаю!!!»

— Жор, ну ты нашел ваще, что спрашивать, — даже смутилась чувашка наша, красавица.

— А ты расскажи. Мне просто понять хочется.

— Ох-х-х… В деревне нашей это было. Тринадцать лет мне стукнуло. Нас, девчонок, парни сажали на свои мотоциклы сзади, и мы катались, обхватив их руками. Соответственно прижавшись к его спине грудью. Хотя какая тогда у меня была грудь — так, прыщики. А кататься я любила. Где-то минут через десять покатушек приходило восхитительное ощущение от всего, от скорости, близости парня, недоступной мне иначе и, особенно, от вибрации сиденья между ног. Через полчаса я уже обвисала на парне, растекалась по сиденью и старалась изо всех сил прижаться лобком к этому источнику наслаждения. Через полчаса таких покатушек я была уже готова на все. Только они считали меня еще маленькой. Даже катали редко, только чтобы отвязаться от меня. Очень сильно приходилось канючить, чтобы прокатили. У нас многие девчонки испытывали на мотоцикле даже оргазмы. А одна подруга, постарше, как-то призналась, что секс по наслаждению — это просто жалкая пародия на мотоцикл. И свой первый оргазм я словила именно на мотоцикле, раньше, чем невинность потеряла. Тогда и заорала неожиданно для себя на всю округу, делясь своей радостью. А потом, когда уже я стала женщиной… получилось так, что если я не закричу это слово, то и не кончу. Вот такой я урод.

И засмеялась. Трудно разобрать, с какой интонацией. Но видать, прилетало Анфисе по жизни за этот задорный крик во время секса. Мужики вообще-то любят баб «с радиоточкой», но не до такого же фанатизма, от которого и упасть может в самый ответственный момент.

— Скажи спасибо провидению, что тебя на вибрацию не пробило, а только на слово, — посочувствовал я ей.

— А то что? — Девушка округлила глаза.

— А то могла бы кончать только на мотоцикле и только в движении. Была у меня как-то любовница, которая оргазм испытывала только на ковре. Я поначалу понять не мог, почему она у меня не ночует, а всегда к себе зазывает. Потом заметил, что, как только так сразу, она с постели прыг и давай по ковру вышагивать, приставным шагом. Оказалось, что у нее пресловутая «точка Же» образовалась на ступне, ближе к пятке. И больше оргазм у нее не вызывался никак. Только ступней по ковру поелозить. В принципе ей даже мужик для этого не нужен был.

— Правда, что ль? — Глупая улыбка озарила красивое лицо Фисы.

— Правда, правда. Еще и не такое бывает, — заложил я руки на затылок и запел, что твоя Шехерезада: — В шестидесятые годы прошлого века самыми бешеными пусси считались стюардессы с авиалиний. После полета они просто бросались на мужиков. Причем, как заметили, не с каждого самолета, а именно с Ил-восемнадцать. На реактивных лайнерах такого совсем не наблюдалось. Стали изучать явление, и оказалось, во всем виновата вибрация от винтовых моторов, причем в определенном месте самолета. Передвинули в салоне пост бортпроводниц на метр в сторону — и все как рукой сняло. Но вот те из них, кто на вибрацию уже «подсел», те оргазм без нее получить уже не могли. Вплоть до того, что на пылесосе катались. Тему эту, конечно, в хрущевском СССР засекретили, но утечка информации, естественно, произошла среди авиаторов — кто ж о таком не посплетничает, да и не военная тайна, по большому счету. И вскоре на Западе стали делать фаллоимитаторы с электровибратором. Спрос на них до сих пор бешеный. Так что ты еще легко отделалась психологическим кольцом без участия соматики.

Тут открылась дверь нараспашку, и в номер вперлась Роза Шицгал с заявой, что она, как «любимая жена» гарема, пришла исполнить свой супружеский долг, который вчера не случился по причине острой алкогольной интоксикации у меня.

— Ну-ну… — ответствовал я со всей серьезностью, — а от кого тогда утром таким перегаром разило, что спичку поднеси — огнеметом полыхнет? И вообще, девки, у меня траур. Раньше сорока дней даже не подкатывайтесь.

И выпер всех из номера.

И ключ провернул на все три оборота. Ибо не фиг.

Погасил свет.

Сел за стол.

Подумал и решительно убрал спиртное. Страдать надо на сухую, иначе это уже не страдания, а пьяный эрзац.

Вот именно такой «у нас с тобой билет», Наташка, выпал в этой лотерее.

Но почему тебе?

Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.

22 год, 7 число 6 месяца, пятница, 9:12.

Утром в умывальнике столкнулся с Розой.

Та имела такой вид, как будто вчера между нами совсем ничего не произошло. Мило пожелала доброго утра, отдала мыльницу, но, слегка задержав мою руку, напомнила:

— Жорик, ты все же не забудь, что я тебе в первый же день на Новой Земле сказала. Я с тобой до конца.

— Я помню, — буркнул в ответ.

— Вот и хорошо. Как закончишь носить траур — скажи.

И довольная собой Шицгал удалилась в холл, тихо закрыв дверь.

А я вошел в кабинку и устроил себе контрастный душ.

Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.

22 год, 7 число 6 месяца, пятница, 9:45.

В холле застал только аппетитно завтракающую Дюлекан. Точнее, заканчивающую свой завтрак. На столе перед ней стояла неубранная грязная посуда со всего автобуса, как я понял, в то время как она неторопливо помешивала сахар в кофе.

— А где остальные? — спросил я ее.

— Уже поели. Я как дежурная по кухне жду только тебя, чтобы все убрать и помыть.

— Чем кормить будешь? Манной кашей?

— Нет. Тостами с джемом. Сливочным маслом. Сыром трех сортов. Сметаной. Блинчики с мясом сейчас принесу — они на кухне завернуты, чтобы не остыли.

Блинчики были вкусны. Особенно начинка, которая состояла из мелко нарубленной разнообразной нарезки, оставшейся с поминок, с острым соусом и ломтиком сыра. В московской подземке такую снедь гордо называли «буррито». Правда, там в качестве начинки был фарш из не известных в природе зверушек.

Дождавшись, когда я поем, Дюлекан стала собирать со стола грязную посуду, по ходу дела интересуясь:

— Жора, теперь, когда твоя койка освободилась, я могу узнать: когда наступит моя очередь по гарему?

Я чуть кофе не подавился. Но справился с раздражением и вполне вежливо ответил:

— Как только траур кончится.

— То-то, смотрю, ты во все черное вырядился, — сделала девушка умозаключение, сообразное своей наблюдательности. — Сколько у вас траур?

— Сорок дней. Сорок ночей.

После чего взял в холодильнике полдюжины бутылок местного пива и ушел во двор. Не в патио, которое перед входом, а за угол дома, куда кирасиры составили столешницы с лавками, сколоченные к Наташиным поминкам.

Выбрал там тенек и отдался холодному пиву. Тут я собирался сидеть долго, так как никого не хотел видеть. И прямо под мое такое настроение все куда-то подевались со двора: и девки, и кирасиры.

Отпил я пивасика и грустно продекламировал сам себе:

Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.

22 год, 7 число 6 месяца, пятница, 10:51.

Хлопнули створки ворот, и во двор вкатился «хамви», из которого резко повыпрыгивали Антоненкова, Бисянка и кирасирский лейтенант.

Разобрали какую-то поклажу в машине и понесли ее в дом.

Водитель этого чуда американского автопрома остался при машине, поднял капот и что-то там высматривал с видом колхозного тракториста: «Сейчас выкинуть или все же еще чинить будем?»

Увидев меня, Бисянка резко поменяла траекторию движения и направилась под ту же тень, где я неспешно оттягивался пивом.

— Жорик, я хочу высказать… — положила она к ногам свой баул.

Я аж подпрыгнул на лавке. Сколько можно: совесть у них есть или вся на работе истерлась?

— Да жеваный крот! — выговорил я, предельно жестко глядя в ее фиолетовые глаза. — Я вам вибратор, что ли? От Наташки постель моя еще не остыла, а вы тут сразу устроили социалистическое соревнование: кто быстрее в нее запрыгнет. Стервятницы!

Красивый Танин ротик приоткрылся в удивленной гримасе.

Большие фиолетовые глаза округлились, стали еще больше и темнее.

Прозрачная горошина выкатилась по щеке и сорвалась с острого подбородка.

Девушка резко развернулась и убежала в дом.

А ее баул так и остался стоять на земле.

Некоторое время меня никто не беспокоил. Потом пришел с довольным всем окружающим миром выражением лица этот валлийский Тристан, лэрд ап чего-то там, радостно восклицая:

— А вот он где, а мы уже обыскались! — и слегка поддел ногой Бисянкин баул.

И без всяких соединительных фраз попросил:

— Пивом поделишься?

Мне уже все было фиолетово.

— Бери, не жалко.

Лейтенант своими крепкими зубами ловко скусил пробку с бутылки, сделал глоток, сел рядом на лавку и спросил снова:

— Что у вас тут случилось? Татьяна убежала наверх сама не своя.

— Извини, но это наши внутренние разборки, — ушел я в несознанку. — Лучше ты мне скажи: с какой целью вокруг Галины крутишься?

— Нравится она мне, — не стал запираться лейтенант.

— Нравится — женись. Не нравится — эмигрируй. А просто так девчонке голову крутить нечего.

— Как это — женись? — удивился лэрд.

— В церкви, с попом, — ответил я, — иначе я вынужден буду отказаться от вашей защиты и отослать всех кирасир обратно в Портсмут.

— Но я только сегодня договорился с князем, что мы будем вас сопровождать до Нью-Рино. И к тому же тут нет пресвитерианской церкви.

— Твои проблемы, — грубо оборвал я его и, не прощаясь, встал и пошел к автобусу.

Пора продавать излишки. А для этого сначала их надо перебрать. Да и себя занять надо чем-нибудь таким. Лучше всего полезным.

Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.

22 год, 8 число 6 месяца, суббота, 8:13.

Паром громко стукнулся о причал, загудели винты, подруливая, и вот уже морячки резво и привычно накручивают швартовы на тумбы. И всех накрыло сизое облако отработанной солярки.

Паром тут, оказывается, к испанскому военному флоту приписан. И вся команда парома, самого настоящего, не паллиатива какого-нибудь, и обе береговые команды — флотские. Даже на весах и пулеметных точках народ в тельниках под гюйсами и в бейсболках с удлиненными козырьками. Только на кассе вполне себе гражданская девушка в цветастом крепдешине деньги принимает и билеты выдает. Ну да, говорили мне, что служба и бизнес тут не совместимы, вот и создается видимость такого положения.

Территория паромной переправы располагалась на север от города километрах в пяти и начиналась сразу от трассы на Кадис в сторону реки большим огороженным отстойником. Это чтобы желающие воспользоваться переправой не мешали движению по трассе, ожидая своей очереди. Ну и для ночного сидения в этом отстойнике было оборудовано все, что требуется для жизнедеятельности белкового организма. Комфорта минимум, но ночь перекантоваться можно вполне сносно. В темное время суток переправа не работала.

Сама Южная дорога упиралась в трассу Кадис — Виго севернее, образуя Т-образный перекресток. И на переправу надо было еще проехать двенадцать километров на юг в сторону Виго.

На дальнем конце отстойника — КПП с проверкой айдишек и одновременной регистрацией «пассажиров» по средствам передвижения.

За ним — большие автомобильные весы, как на элеваторе. С этого агрегата было два пути — на сам паром и обратно на трассу, если вес зашкаливал разрешенное количество.

Километровый отрезок дороги, отданный под очередь на погрузку.

И сам деревянный причал.

На всем пути стояли молоденькие девочки-регулировщицы в морской форме, но с красными гюйсами и бейсболками с желтым козырьком; указания этих юных фурий тут считались законом. Неисполнение каралось вплоть до ареста наглого водятла и скидывания его транспорта в кювет, чтобы не мешал другим. Для этой цели постоянно дежурило на переправе отделение «милисианос рэкете» с соответствующей техникой.

Нашу колонну возглавлял сам генерал-капитан, которому совсем не понадобились ни «люстры», ни «крякалки». Небольшую очередь регулировщицы быстро распихали по обочинам, предоставляя нам свободный путь к весам, на которых вопреки установленному порядку проверяли и наши айдишки. Для скорости, наверное.

Но вот на сам паром пришлось постоять, подождать уже загружающуюся партию.

Всего по реке одновременно ходили два парома: сине-белый и красно-желтый. И это были не танковые раскладушки-самоходки, как в Портсмуте, а добротные плавсредства, специально построенные для этой цели, бравшие на борт зараз до шести больших грузовых автомобилей или десяток легковушек. Широкое судно, основная палуба отдана под автотранспорт, сверху перекрывалась еще одной палубой, на которой находились мостик управления и четыре спаренные зенитки примерно 20-миллиметрового калибра для обороны. Калибры посерьезней укрыты на береговых батареях, очень хорошо замаскированных. Если бы мне о них не сказали, то и не заметил бы.

Очень удивился тому, что эти корабли были деревянными. Дон Паулино объяснил, что это местное производство, с верфей Виго. Металл в дефиците — он пошел только на каркас, а вся обшивка — дерево. На Новой Земле его много, хорошего и прочного. За десять лет эксплуатации такое решение себя оправдало, хотя поначалу были бурные дебаты в городских кортесах, какие именно паромы строить. Возобладала позиция «экономистов» по одной простой причине — лишних денег в бюджете на листовой металл из-за «ленточки» не было. Большинством голосов было решено сделать переправу государственным предприятием, хотя Орден, который финансово помогал на первоначальной стадии этого проекта, настаивал на частной структуре. Но отдавать такую стратегическую позицию на откуп частнику заранее никто не желал. Дураки, верящие в «тэтчеризм», еще на Старой Земле кончились.

— Окупает себя переправа?

Генерал-капитан почесал своей единственной рукой бровь и вздохнул:

— Сейчас — да. А восемь лет она в минус работала. Всем анклавом дотировали. Повышать цену на перевоз можно только до определенного уровня. Иначе фрахт судна по заливу дешевле выйдет. Эту ценовую позицию не нащупали, пока не договорились, какие дотации с оборонного бюджета будут необходимой крайностью. Все же оба парома считаются еще и резервными десантными судами нашего флота. Так что сто десять экю за машино-место на пароме не с потолка взялись.

Посмотрел я, как на паром затягивается последний «хамви» кирасир, и сказал:

— Спасибо тебе, Паулино, за участие в нашем безнадежном предприятии. Просто не представляю, как бы я тут без тебя выкрутился.

— Не за что, Хорхе. Мы же не кальвинисты какие, чтобы каждый был сам за себя и один другому — волк. О Наташиной могилке не беспокойся, мы за ней присмотрим. Мало того, мы на ней будем принимать кандидатов в «казадорес», чтоб они прониклись важностью своей будущей службы. Тебе пора, кстати.

И неожиданно мы обнялись с ним.

— Не устроишься там, приезжай к нам, — на прощание предложил главный испанский мент. — Не говори ничего сейчас — жизнь покажет. Но знай — есть место на Новой Земле, где тебе всегда будут рады.

А потом я поднялся по трапу в небольшую толпу кирасир, «казадорес» и своих девчат, которые уже «махали платочками» сопровождавшему нас от Виго конвою.

Глядя на медленно отходившие берега испанского анклава, мысленно перебрал неотложные дела и удовлетворился тем, что было сделано за последние сутки.

Сто блоков «Конкисты» купил всего по 0,65 экюцента за пачку, так что года на два дешевым куревом я обеспечен, а там «будет день — будет пища».

«Калаши» трофейные я скинул в знакомый ормаг по вполне приемлемой цене — выше, чем на русской Базе Ордена, но ниже, чем бы на них поставил свой ценник хитромудрый Билл Ирвайн.

И патроны трофейные поменял. Частью — на снайперские, матчевые, пополам от финской фирмы «Sako» и шведской «Norma», это для Бисянки — у той их совсем мало. Частью — на пистолетные 7,65x22 мм от «DWM», так что мог уже хвастаться навороченным люгером в полуоткрытой кобуре на поясе. И четверть тысячи пулеметных — пополнил истраченный боезапас ретирадной МГшки. Остаток добрал «демидовскими» 7,62x39 мм для наших американских карабинов.

Службу заупокойную по Наташке отстоял в церкви Марии де ла Крус, что при кладбище. Отстоял — это по привычке сказано, католики же присели перед Богом. Запад во всем находит комфорт и ненавидит аскезу, даже в религии. А исключения только подтверждают правило.

Остатний раз на могилку к любимой сходил с помином вместе с епископом Игнацио и генерал-капитаном.

Местной власти всем автобусом прощальный визит благодарности нанесли. С фотосессией, естественно. Она уже в традицию входит.

Зато дали нам небольшой конвой «казадорес» проводить нас до границ американского анклава, хотя я об этом и не просил. Тристан вечером мне заявил, что он согласен на официальный брак с Антоненковой и она тоже согласна, но ближайшая пресвитерианская церковь будет только в Нью-Рино. Так что конвой из кирасир у меня был, а в Нью-Рино я надеялся перехватить до Одессы какой-либо конвой Русской армии.

Я еще ободрил тогда слегка пришибленного своей решимостью лэрда:

— Ты, кроме красоты, в Галине ничего не видишь, глупый. А она девочка умная, хорошо воспитанная и очень образованная. Практически закончила один из самых престижных институтов страны. Из хорошей фамилии и, что немаловажно, совсем без родственников, даже без тещи. Хотя тещи разными бывают. Хорошая теща у сына отрежет, а зятю надставит.

Ну вот, настроение Тристану я поднял. Дело за Галкой. Впрочем, мы с лейтенантом решили пока ничего остальным не объявлять, а свадьбу сыграть в Нью-Рино. Потом, если захочет, может еще раз отпраздновать дома.

Переночевали без происшествий и сегодня с рассветом двинулись в путь. Нечего на месте сидеть. Расхолаживает это коллектив — безделье без цели.

Новая Земля. Европейский Союз. Южная дорога.

22 год, 8 число 6 месяца, суббота, 21:17.

Дорога как дорога. Ничего особо интересного. Южный тракт был выстроен по схеме автобана и шел мимо всех крупных населенных пунктов на приличном удалении. Дорожное полотно для Новой Земли было выше всяческих похвал — руки к нему приложили. И руки умелые.