Путанабус. Наперегонки со смертью Старицкий Дмитрий
Махали руками.
Танцевали парами «семь-сорок» под музыку, извлекаемую из губ.
И стреляли в воздух.
Даже из зенитки.
Как будто это было их личное счастье.
Шуму наделали столько, что из города примчалась мотоманевренная группа на четырех «хамви» с тяжелыми пулеметами и безоткатным орудием.
Однако командовавший ею чернокожий офицер, разобравшись, что тут вовсе не нападение на пост, а всего лишь еврейская помолвка, чертыхнувшись по-английски про «этих сумасшедших жидов», приказал сменить с блокпоста весь наряд до срока. Все равно от них сейчас на службе толку — ноль.
Отметив все свои айдишки, запечатав оружие в сумках — нас отдельно предупредили, что если мы задержимся в городе больше чем на трое суток, то должны будем сдать все оружие в городской арсенал, — таким вот образом мы погнали в город большим кортежем из разнообразных милитаристских машин вокруг нашего милого бывшего школьного автобуса.
И все это орало и гудело клаксонами, пугая прохожих на пути через город до хоральной синагоги Форта Линкольн. Разве что стрелять было не из чего.
А мне отчего-то стало грустно расставаться с Розой, даже вздохнул украдкой. И эту девушку уводят прямо «из стойла». Можно сказать — жену отбили. Любимую притом. Любимую жену гарема.
Опять вакансия освободилась.
Новая Земля. Американские Соединенные Штаты.
Город Форт-Линкольн.
22 год, 12 число 6 месяца, среда, 16:00.
Свадьба Розы и Саши была прекрасно организована для столь короткого времени и сыграна с чисто нэпмановским размахом всем еврейским фортом. По крайней мере я так подумал, когда увидел огромную нарядную толпу, тусящуюся у синагоги. Правда, как оказалось, это было не все население города, но по крайней мере все население его еврейского «квартала», которое в совокупности по своему богатству и численности не уступало кварталу кораблестроителей, которые тут были элитой элит.
Когда подъехал наш автобус, то под приветственные крики толпа, запрудившая улицу у синагоги, разделилась на две половины, оставив нам длинный коридор до портала с белыми колоннами и голубым могендовидом на фронтоне.
Дежавю!
Как и было заранее оговорено, я, как надо понимать — опекун, повел Розу торжественной сарабандой сквозь этот живой коридор до дверей синагоги, взяв ее под руку. А мои нарядные девочки, изображая, как в голливудских фильмах, подружек невесты, всем автобусом телепались за нами.
Роза была неотразима в своих фижмах, хотя лицо ее до груди прикрывала фата из лиловатого муслина, удерживаемая на вычурной прическе тонкой позолоченной диадемой и двумя длинными шпильками со стразами на концах. Поверх диадемы был еще надет венок из живых цветов.
Надо отметить, что весь день мы провели в предсвадебных хлопотах, отвозя Розу то в синагогу на ритуальное омовение, то снова на примерку к портнихе, в перерывах мотаясь по магазинам и лавкам.
Я не стал жмотничать и, не торгуясь, оплатил пошив свадебного платья для Розы у лучшей портнихи в городе, что встало мне почти в семь сотен экю, да еще в пару сотен за срочность. И это при том, как сказала эта разменявшая полвека тучная усатая еврейка в рыжем парике, что все это с большой скидкой на ее работу, амортизацию швейной машинки, оверлока и прочего оборудования.
— А стоимость ниток и электроэнергии я вообще не считала. Все это ради счастливого завершения страданий несчастной девочки Рейзел, о которой уже говорит весь город. Но сама материя для платья очень дорогая и на Старой Земле, а тут она еще из-за «ленточки». Стразы и гарус на вышитом лифе хоть и не от Сваровски, но тоже оттуда, — вываливала она на меня эту информацию, как профессиональная «казанская сиротка».
Я не возражал: все же не первый раз выдаю замуж собственную жену на ЭТОЙ земле. Имею опыт. Хотя «любимую жену» — впервые. Не тот повод, чтобы торговаться, да еще в присутствии невесты, славящейся острым язычком. Хотя, черт ее знает, может быть именно сейчас я в ее глазах выгляжу как последний лох. Шлемазл, как тут говорят. Но серебряная купонная парча действительно выглядела дорогой, а само платье было не просто роскошной тряпкой, а настоящим произведением искусства, на которое и денег не жалко по определению.
А уж сама Роза в нем была куколкой. Лучше Барби. И даже казалась выше ростом. Впрочем, белые туфли на высоченных шпильках у нее остались еще со Старой Земли, она в них на корпоратив ехала.
Остальные девочки обошлись прокатом, который, к моему удивлению, был здесь отменно развит. Как пояснил мелкий суетливый ребе в длиннополом лапсердаке и с длиннющими завитыми пейсами из-под широкополой шляпы, большинству переселенцев не по карману строить дорогие, согласно традиции, свадебные наряды, вот для них и существует такой прокат при синагоге, куда более состоятельные евреи отдают свои старые свадебные наряды в виде благотворительности.
Сам я был в том же прикиде, в котором ехал на корпоратив, только вычищенном и тщательно выглаженном моим гаремом в мотеле. Так что на фоне местных модников я неплохо смотрелся. Только вот кипу на мой слегка отросший ежик (Ингеборге нет, и некому стало меня брить) пришлось лепить скотчем. Иначе никак не получалось. То еще удовольствие.
Так вот, пока я вел Розу (или все же Рейзел?) в ее роскошном наряде к брачному алтарю, было время вспомнить последние суматошные сутки.
Вчера вечером, у синагоги я, Саша, сержант Бен-Гурион и ребе довольно долго увлеченно торговались на тему, кто и сколько экю должен внести в синагогу за ритуал бракосочетания. Кто и в какой пропорции должен оплатить свадебный пир, лабухов и прочие обязательные на любой нормальной свадьбе прибамбасы.
Я, соответственно взятых на себя обязательств опекуна невесты.
Сержант, как представитель «семьи» жениха.
Моложавый бритый раввин в роговых очках и лицом Зеэва Жаботинского,[81] в роскошных пейсах, казавшихся пришитыми прямо к полям его широкополой шляпы, разводил нас на бабки в качестве заинтересованной стороны. Но не просто так, а согласно древней освященной традиции.
Пока торговались, стемнело.
Со списком гостей все было уже проще. Я вписал весь «пионерский отряд» и охранявших нас валлийцев и оставил их уточнять список гостей со стороны жениха.
Чуя, что это дело у них затянется надолго, попросил дать мне провожатого, а то в темноте я никакую гостиницу не найду. Тем более именно ту, в которую мне нужно попасть.
Роза рассталась с Сашей, агрессивно процеловавшись с ним не менее пяти минут на ступенях синагоги, так как оказалось, что по их религиозным законам он теперь не может ее видеть до самого момента бракосочетания, и уехала с нами на автобусе.
«Подосиновик», посланный сержантом быть нашим Вергилием, уточнив наши запросы и притязания, привез нас в некую помесь американского мотеля с одесским двориком на Молдаванке.
Большой квадратный двор, он же стоянка автомобилей, окруженный по периметру белым двухэтажным зданием из сэндвич-панелей с синей металлической галереей и синей же двускатной крышей из алюминиевого профнастила. Халупа типа тех, что на солидных стройках под бытовки возводят. Номера дверями и окнами, прикрытыми синими жалюзи, выходили на галереи. Они все были одинаковые, с душевой кабинкой и кондиционером, стоимостью десять экю за ночь, так что мы в этот раз все разместились поодиночке.
Поужинали в небольшом баре при мотеле, точнее — примитивной бигмачной. Фаст-фуд голимый, от которого мы уже стали на Новой Земле как-то отвыкать, как и от дрянного американского кофе, который пиндосы умудряются целый день перекипячивать в больших стеклянных емкостях, превращая хороший продукт в бурду. Даже советский «бочковой» кофе в студенческих столовых был вкуснее.
Сожрали там наскоро что-то типа филе-о-фиш и жареную картошку соломкой с кетчупом. Выбор еды, впрочем, был невелик — не «Вайт кастл» даже. А вот выбор алкоголя, наоборот, поражал разнообразием. Правда, бутылки на верхних полках явно староземельные, все стояли, покрытые хорошим слоем пыли. Народ тут все больше по местному пойлу ударял, как более щадящему к кошельку.
Девчонки остались там же на Розин девичник, выпить чего-нибудь алкогольного за ее счастье, даже валлийских кирасир прогнали. Я же, сославшись на усталость от целого дня за рулем, объявив для себя выходной по гарему, ушел, захватив с собой полторашку минералки.
Некоторое время я курил в темноте двора вместе с лэрдом, разглядывая с ним на пару местное небо с незнакомыми звездами. И думал о том, что раздать всех девочек в хорошие руки — да вот Тристану тому же Антоненкову сбагрить, — это все же хорошая идея. Хотя за такое решение проблемы гарема мне прапорщик Быхов все же намылит шею, за то, что транжирю элитный русский генофонд по чужим народам.
Глядел на небо и гадал: где там наша Земля? Заметишь ее тут, сплюнул я на окурок, когда все ночи бабами расписаны на месяц вперед. И кто из нас теперь путана? Вот так-то…
Сказав напоследок друг другу ничего не значащие слова, разошлись мы с кирасирским лейтенантом по номерам.
Войдя в свой номер, с удивлением услышал, как кто-то довольным голосом напевает в душе.
Открыл дверь душевой кабинки, а там Роза смывает с себя мыльную пену.
— Роза, — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал строго, — а у тебя что, своего номера нет?
— Ой, Жорик, та не будь таким меркантильным. Тебе моей десятки жалко? Не тормози, раздевайся, мойся и бегом ко мне, а то я уже вся в предвкушении.
Минут через сорок, едва отдышавшись, я ее спросил:
— А как же свадьба?
— А что свадьба? — традиционно ответила Роза вопросом на вопрос. — Свадьба состоится в тот час, как ребе назначил. Завтра я искупаюсь в микве и стану для Бога и людей телом чиста как девственница, готовая предстать перед новым мужем и повелителем. А сегодня… — Роза стала нарочито растягивать слова, — сегодня я еще твоя любимая жена в гареме, если ты помнишь. И это моя законная ночь. Утром ты мне трижды скажешь свое «талах», мой гойский господин, и я спокойно и уверенно уйду к своему еврею. Мне с тобой очень хорошо, правда, но Саша — это все же первая любовь, — произнесла Роза извиняющимся тоном и потянулась, широко раскинув руки и продемонстрировав мне лишний раз свой роскошный бюст. — И я счастлива, что выхожу за него замуж. Я когда-то об этом столько мечтала, но меня обломали. А для полного счастья мне надо хорошо проститься с тобой. Ты мне очень помог, милый. Я бы без тебя тут пропала, если не в первый же день, так на второй уж точно, как Кончиц на Урыльнике. И за все это я тебе благодарна. После моей свадьбы вы поедете дальше и будете петь: «Отряд не заметил потери бойца…» А у меня останутся хорошие воспоминания, чтобы нормально жить тут, среди этих гребанутых религиозных фанатиков.
— Тогда езжай с нами туда, где живут нормальные люди. Что мешает? И Сашу своего с собой бери, — вот какой я благородный, оказывается.
С ума сойти.
— Господь нам нарезал Новую Землю, которую мы обязаны заселить, — Роза сделала паузу и понизила голос, как будто выдает мне самую секретную тайну, — евреями, мой милый, евреями. Он заповедал нам плодиться и размножаться. Кстати, если ты сейчас заделаешь мне ребенка, чему я нисколько не возражаю, то он тоже, согласно Галахе,[82] будет евреем. И фамилия у него будет Ослендер. Вот так-то. — А рожа у нее при этом такая довольная, как украла что-то нужное и давно желаемое.
Я расслабился, надеясь, что все отношения уже выяснены и сейчас мне наконец-то дадут как следует выспаться.
Не тут-то было. Роза возжелала немедленно выразить мне свою женскую благодарность за ее «спасение».
Потом благодарила снова.
И напоследок, перекурив и попив минералки, она устроила мне «Кампучию», в полный рост, во все дыры.
Вот и пойми этих женщин.
Я ввел Розу под колонны синагоги и, пройдя холл, мы оказались в большом атриуме, в центре которого стояла голубая шелковая хула на витых золоченых столбиках.
Двор за нами стал быстро заполняться многочисленными гостями.
Перед хулой стоял Саша с густо припудренным синяком на счастливой роже. В безвкусном белом костюме с люрексом, вышедшем явно из-под иглы грузинского портного этак в самый разгар эпохи застоя в СССР. И уж точно с чужого плеча. Без галстука, просто в белой гипюровой рубашке, застегнутой на верхнюю пуговицу. Белая кипа была прицеплена шпилькой на кувшинообразной прическе солдата. На плечи накинуто какое-то полосатое полотенце с бахромой. Простое, хэбэшное.
Он поднял с лица Розы фату, держа ткань на вытянутых руках, и, убедившись, что никто его не надул, подсунув под покрывалом постороннюю уродину, как это уже бывало в их истории, довольно улыбнулся и снова опустил муслин.
Я передал ему Розину ладошку, и он повел ее под балдахин.
Дальше был сам ритуал.
Саша надел Розе на указательный палец кольцо, точнее — перстень с пирамидкой вместо печатки, и сказал:
— Вот ты и посвящаешься мне этим кольцом по закону Моше и Израиля.
Все вокруг радостно заорали, словно бийское «Динамо» забило гол бразильской сборной по футболу.
Какой-то мужик явно славянской наружности, но в тщательно завитых пегих пейсах, в глухом черном пиджаке-«битловке» и шляпе с вислыми полями противно запел на незнакомом мне языке.
Ребе, не забывая командовать действом, периодически неразборчиво что-то бубнил. Видимо, молитвы.
Роза, активно вертя попкой, хороводом крутилась вокруг Саши.
Потом раввин гортанно зачитывал на незнакомом мне языке какой-то свиток.
Прочитав, отдал его Саше.
А Саша передал его Розе.
Как мне потом объяснили, это было что-то вроде типового брачного контракта.
Потом Саше подали красивый хрустальный бокал с резными гранями. Он завернул его в матерчатую салфетку, положил на пол под хулой и с каким-то остервенением хряпнул его каблуком вдребезги.
И все опять громко заорали: «Мазл тов!», если я точно разобрал их крики.
Среди этого гвалта два бородатых мужика в шапочках, похожих на чеченские, одетых в серые хламиды и пончо из полосатых полотенец, затрубили в витые рога неизвестного мне животного, и новобрачные, взявшись за руки, пошли к выходу из синагоги.
У ступеней синагоги их встречал, выстроившись в ряд, весь мой гарем. Роза сняла с головы венок и, отвернувшись к зданию, кинула его за спину.
Поймали венок одновременно сразу двое: Таня и Дюлекан.
— А что? Хорошая лесбийская пара будет, — громко хихикнула Альфия.
— Дура, — хором ей ответили таежные дивы.
Вот и все. Можно дальше всем просто гулять, как на любой свадьбе.
Радостным для меня известием стало то, что эта свадьба оказалась для моего кошелька менее затратной, чем ожидалось. Деньги на торжество собирали всем городом по подписке, так всех впечатлила печальная история любви этих молодых евреев, разделенных судьбой не просто расстоянием, а МИРАМИ. Но, скорее всего, таковой была сила убеждения бойцов Сашиного взвода, таким пиаром постаравшихся уменьшить нагрузку на собственные карманы.
Ресторатор Исраэль Козак не стал брать деньги за предоставление им в аренду самого большого зала в городе, согласившись, чтобы ему оплатили только свадебный стол, и, что уж совсем невероятно, разрешил приносить выпивку с собой, узнав, что виноторговец Абрам Айсман пожертвовал на мероприятие две бочки вина из Виго (белого и красного соответственно).
Взвод патрульных скинулся на прокат белого костюма для Саши-Аарона, фамилия которого оказалась Ослендер.
А музыканты вызвались играть бесплатно, за что их на все лады авансом расхваливал весь город.
Дальше я все помню очень плохо.
Помню, что-то пил.
Что-то произносил.
С кем-то танцевал.
Кого-то обнимал.
Даже целовал.
А потом картинка исчезла. Как говорят киношники, пленка кончилась.
Новая Земля. Американские Соединенные Штаты.
Город Форт-Линкольн.
22 год, 13 число 6 месяца, четверг, 9:23.
К сознательной жизни восстал из небытия уже светлым утром в своем номере, раздетый и вымытый, с двумя голенькими татарочками по бокам.
А вот что было этой ночью, не помню — хоть убей.
Обидно, да!
Альфия, проснувшись одновременно со мной, перегнулась через мою тушку и, растормошив Сюембюль, сказала ей, совершенно не обращая на меня внимания:
— Булька, вставай, субботник кончился.
Буля потянулась и сонно произнесла:
— Ты иди, а мне надо Жорика в чувство привести. Не впервой.
И, упав обратно в кровать, снова уткнулась в мою подмышку, досыпать.
Альфия постояла немного, с нежностью глядя на сонную подружку, потом махнула рукой и стала одеваться.
А я подглядывал за ней из-под прикрытых ресниц. Альфия — самая красивая из девушек моего гарема. Жаль, что она такая «снежная королева».
Новая Земля. Американские Соединенные Штаты.
Город Форт-Линкольн.
22 год, 12 число 6 месяца, среда, 12:08.
Маячный мыс поражал воображение. Казалось, это длиннющий сказочный серо-зеленый дракон припал к источнику воды и все никак не может напиться, а сам маяк казался белым рогом на голове этого дракона. Но это мы потом оценили, а пока нам был виден только мыс с самого его тыла, куда по нему петляла грунтовка, обходя «драконьи» хребтины.
Мы — я, Саша и Роза, — вышли из Сашиной машины полюбоваться на это чудо природы, которое ушлые американцы поставили себе на службу. И активно обменивались впечатлениями. По-русски.
Не прошло и трех минут, как около нас образовался чернявый пацанчик лет двенадцати, который, подскочив к нам, по-русски же выстрелил в нас свою тираду с бешеной скоростью:
— Здравствуйте, я — Беня Кацнельсон, лучший экскурсовод в городе. Хотите, я покажу вам маяк? Всего за три экю.
Саша повернулся ко мне и с выражением продекламировал:
— Жора, видишь этого поца? Такой маленький, а уже еврей!
— Да ладно тебе, любой труд должен быть оплачен, — ответил я новобрачному, доставая эти смешные пластиковые купюры.
Мальчишка, получив испрашиваемое, отвел нас на двадцать метров в сторону и показал пальцем на оконечность мыса:
— Вон маяк наш.
На конце мыса, сразу за двухэтажным домом маячного смотрителя, высилась высокая белая «свечка». По светлому времени там ничего не горело.
— А днем как корабли находят путь сюда? — спросил я мальчишку.
Тот отскочил метров на шесть и солидно так произнес, как нотариус:
— Я подряжался только показать вам маяк, а не рассказывать о нем. За рассказ десять экю отдельно.
— Вот я тебя сейчас поймаю и ремнем высеку, — пригрозил я юному аферисту.
Тот отбежал от нас еще дальше и радостно закричал с безопасного расстояния:
— Моржи пархатые, за малую денежку зажидились. Я что, нарушил наш договор? Обещал показать вам маяк — и показал. Какие ко мне претензии?
— Я же тебя предупреждал, — пожал плечами Саша.
Роза всю дорогу с нас угорала. Молча. Хотя ржать ей хотелось в голос.
Новая Земля. Американские Соединенные Штаты.
Город Форт-Линкольн.
22 год, 12 число 6 месяца, среда, 14:11.
Эта традиция на Новой Земле, наверное, давно сложилась: рядом с верфью и портом ставить обзорный ресторанчик. В третьем городе такое встречаю. В обществе, где развлечений мало и зритель неизбалован, под зрелище можно приспособить практически все. А смотреть, как течет вода, горит огонь и работает другой человек — всякий знает, можно очень долго. Заодно и закусить плотненько.
Вон в Тулузе местной, говорят, стекло льют прямо в ванну с расплавленным оловом, чтобы лист стекла имел очень ровную поверхность. Так вот и на этом стекольном заводе ресторан сделали на балконе такого цеха. И не пустует же.
С веранды ресторана «Миллион» хорошо было видно и судоверфь, и сам морской порт, и даже аэродром с бетонным покрытием, который располагался сразу за портом. Как раз сейчас на него самолет садится. Маленький, типа «сессны»-парасольки с «лаптями» обтекателей шасси.
Сразу под нами хорошо была видна верфь в один стапель, на котором строили большой военный корабль, тысяч на пять водоизмещения. Его уже заканчивали перекрывать верхней палубой. Учитывая, как тут говорят, что ракетного вооружения у этого эсминца нет, а вот артиллерии в четыре раза больше — это уже легкий артиллерийский крейсер. По определению.
Второй такой же систершип, практически готовый, достраивался у стенки морского завода. Хорошо были видны не только его надстройки от борта до борта, но и сферические башни с длинными орудиями среднего калибра — не больше 130 миллиметров, скорее всего — пять дюймов; насколько помню я армейские штудии, это базовый для американцев калибр. Башен было три: две на носу и одна на корме. По продольно-возвышенной схеме. Бортом могли стрелять все три пушки разом.
И вертолетная площадка в наличии — выше кормовой башни, ближе к миделю.
Мелкокалиберные многоствольные зенитки типа «Вулкан» в ассортименте разбросаны по мостикам и эллингам корабля.
Пока это самые крупные военные корабли на Новой Земле.
— Официально они принадлежат АСШ, — просвещал меня Саша, — но на деле там пока вся команда — орденская.
— С кем пиндосы воевать собрались? — спросил я. — Просто для демонстрации флага тут достаточно и корвета. Пиратов гонять — нужны небольшие хорошо вооруженные быстроходные корабли. Что-то типа больших бронекатеров с танковыми башнями, а не эти монстры, где, наверное, полтыщи человек экипажа.
— Нефть, Жорик, нефть, — отозвался Саша. — Все дело в нефти. Орден и Зион хотят контролировать всю нефть Большого залива. На Старой Земле эту роль играли АУГ,[83] а здесь — эти эсминцы. Каждый из них может еще взять на борт по роте маринз.[84]
— Ничего себе эсминцы — они по размеру больше «Авроры» будут, — подала голос Роза. — А та — крейсер.
Наверное, она это заявила просто для поддержания разговора. Флот ее совсем не интересовал. Тем более флотские «заклепки», которые мы с Сашароном усиленно «полировали», не отвлекаясь от еды. Причем обедали при этом на сухую (в этой новоземельной Америке за езду в нетрезвом состоянии конфисковывают автомобиль, а они тут дороги). А вот «Аврору» Роза сама видела, когда их в школе на экскурсию в Питер возили.
— Торпедное вооружение им оставили, — заявил Саша.
— В начале двадцатого века был такой класс кораблей — минный крейсер. То, что вы тут наворотили, — это все что угодно, только не эсминец. Это я как моряк говорю.
— Но в состав американского флота первый корабль этой серии вошел именно как эсминец.
— Как окрестили?
— «Тамохавк».
— Как? Как?
— Ну, томагавк по-русски. Топор такой индейский.
— Интересно страдают пиндосы латентным комплексом вины за геноцид индейцев: вертолеты у них тоже — «Чинук» да «Апач».
— Индейцы были не лучше ваших чечен, — парировал Саша. — Заколбасил бы Ермолов вайнахов в позапрошлом веке, вы бы тоже крейсера «Шамилями» называли.
— Скорость какая у этих ваших эсминцев заявлена?
— Тридцать два узла.
— Знать, максимум на двадцати пяти ходить будет, чтобы машины не перегревать, — вставил я свою реплику. — Но реально монстры. Вундервафля.
Дальше по берегу шла гражданская верфь на два средненьких по размеру стапеля. Один пустовал, а на втором неспешно собирали ребра шпангоута колесного парохода класса «река-море», или, как шутят матросы, «ни река, ни море».
И сам порт с деревянными пирсами. Непустующими. Погрузка-разгрузка шла полным ходом. Даже очередь из «коробочек» на рейде выстроилась.
У входа в бухту торчал военный корвет, аналогичный тому, что у Порто-Франко чалится. Только флаг у этого корвета матрацно-полосатый.
— Саш, а сколько звезд на вашем флаге?
— В прошлом году Сенат утвердил пять, хотя штатов, если считать с Новым Израилем, осталось всего четыре. Техас и Конфедерация окончательно порвали все отношения с АСШ, кроме торговых и консульских. Наверное, надеются отцы на то, что Автономная территория Невада и Аризона вернется обратно, так сказать, в лоно. Не, ща бы похмелиться… спасу нет.
— А ты Розу за руль посади.
— А она умеет? — недоверчиво посмотрел Саша на жену.
— Не хуже тебя, Сашенька, — подпустила Роза яду. — У меня в Москве и машина своя была. «Мини Купер». Слышал про такую легенду?
Но Саша ее не дослушал, крича официанту через весь кабак про четыре больших кружки пива.
На его крик подошел сам хозяин заведения — уточнить, какого именно пива мы жаждем.
— Боря?.. — вырвалось у меня. — Борька!!! Моб твою ять! Ты-то тут какими судьбами?
Пред нами стоял немного постаревший, уже с сединой на висках, мой старый московский приятель Боря Галбмиллион.
Новая Земля. Американские Соединенные Штаты.
Город Форт-Линкольн.
22 год, 12 число 6 месяца, среда, 20:22.
Боря — забавный крендель. Познакомились мы с ним в Тропареве на собачьей площадке, когда меня другие мои хорошие знакомые убедили добермана передержать вместе с квартирой, пока хозяева кобеля на югах отдохнут в бархатный сезон. Я еще студентом был.
Боря свою суку выгуливал, а мой кобель к ней стал грязно домогаться, совсем не вовремя.
Потом Боря отрекомендовал меня остальной собачьей компашке. А в те времена, не так как сейчас, собачники составляли в Москве что-то вроде масонской ложи. Иной раз такие аферы через собачье родство или свойство проворачивались, что нынешние олигархи ровно детки несмышленые.
И понеслась. Хвост кометы «застольного периода» отечественной истории.
Боря при всей своей житейской расхлябанности и разгульности не без тараканов в голове. У него, к примеру, не только отдельные полотенца были «для лица и для яйца», но даже кусочки мыла для этого разные.
Боря высокий — на полголовы выше меня, — стройный, чернявый, с наглым черным глазом и в меру носатый. В самый раз для выставки достижений скрытого хозяйства. В то время среди баб предрассудок такой пробегал, что длина полового члена у мужика точно соответствует длине его носа.
Боря меня старше лет на шесть. Его жена — Люся, мне ровесница, девка веселая и компаний не чуралась, как некоторые замужние бабы. А Боря хорошую компанию очень даже уважал. Она и фамилию себе Борину по замужеству взяла — народ эпатировать. Сама же светлей светлого и даже ресницы белесые. И внешность имела самую что ни на есть деревенскую, хотя и очень симпатичную.
Я потом с этой собачьей компанией даже без собаки уже долго тусовался, даже после того, как Боря с Люсей в Израиловку скипнули после неудачного мятежа главы чеченской мафии в 1993 году. Когда все всех пугали, что вот-вот, ну прямо вот-вот начнутся еврейские погромы. А они все не начинались. Боря к этому вопросу вообще индифферентный был. Но вот Люся не на шутку возбудилась и заявила, что хочет кайфа в Хайфе. А то ее — ЕЕ — на работе уже мордой жидовской уборщица обозвала.
И в следующий раз я повстречался с Борей в Москве в год перед дефолтом. Они в Израиль смотали, и как шкуру занесли. А тут звонит, в гости набивается, как будто на прошлой неделе расстались.
В общем, не прижился чистопородный еврей Боря в Израиле. Чего не сказать о Люсе — она там расцвела и очень неплохо устроилась со своей специальностью технолога газированных напитков. И в общество местное вписалась как ключ в замочную скважину. Боря вернулся, и теперь он «дважды еврей Советского Союза», как сам шутит, а Люся осталась — вплоть до развода.
Пока Боря в Палестине чалился, на неметчине успели пройти знаковые перемены. Продавили дойчлибералы в бундестаге в качестве национального покаяния за объединение страны закон о восстановлении в стране количества евреев до состояния на 1933 год. Но хитро так: кто с израильским паспортом — те в пролете. На то в законе отдельная сноска была. Сплетничали, что ее само израильское лобби и инициировало.
И то ли по природному разгильдяйству своему, то ли от благоприобретенной советской хитрости, но Боря остался в Москве прописанным в квартире родителей, которые в Израиль ехать категорически отказались. И провернули тогда мы очень простой, но очень хитрый финт, до которого Боря сам не догадался. Внаглую подали в милицию по месту Бориной прописки заявление об утере паспорта.
Через две недели, уплатив положенные штрафы и пени, стал Боря обладателем новенькой российской краснокорой паспортины, пахнущей еще типографской краской.
Потом он и в бундос свалил вполне удачно на волне этой хитрой репатриации.
И вот я сталкиваюсь с ним нос к носу тут, на Новой Земле, где застать его никак не представлял возможным.
И как такое не отметить загульным цунами и сексуальным ураганом!
Ну и отметили.
Хорошо отметили.
Даже ресторан закрыли раньше положенного, а вот официанток хорошеньких тормознули — нас обслуживать.
Я ночевать у Бори остался, попросив Розу с Сашей, которые наш загул переносили уже с трудом, оповестить личный состав, что сегодня меня не будет.
Ночевали даже не в Борином коттедже у моря, а прямо в ресторане. Куда-либо еще двигаться сил уже не было никаких. Ни у кого. Официантки отрубились намного раньше нас, воспитанных советской властью.
Новая Земля. Американские Соединенные Штаты.
Город Форт-Линкольн.
22 год, 14 число 6 месяца, четверг, 8:14.
Весь прошлый день мы шатались с Борей по городу — он знакомил меня со своими приятелями, среди которых, как всегда, было очень мало евреев и много симпатичных покладистых девчат.
Погуляшки наши плавно переросли в новую грандиозную пьянку, что характерно — вне Бориного кабака, закрытого сегодня на «санитарный день». Шатались с переменной компанией по чужим ресторациям и шалманам.
— Да ну, еще на собственной работе пить, — гундосил Галбмиллион, — никакого удовольствия не будет. А душа, Жорик, праздника хочет.
Кстати, официантки его куда-то поутру потерялись по пьяни. Жалко стало, я бы с той мулаточкой повторил с удовольствием все экзерсисы.
Но грех жаловаться — хорошо гульнули, как в молодости, когда казалось, что будешь жить вечно.
Город этот я так и не запомнил особо. Кроме разве что серого кирпича, в который везде утыкался мордой.