Эзоосмос Новых Анастасия

Наши шутники оживились. Новая забава заметно прибавляла адреналина в кровь и скрашивала время в походе. Именно скрашивала. Ведь наш путь не требовал приложения каких-то суперусилий. Никакого тебе преодоления подземных рек, никаких бездонных пропастей, на что некоторые из нас тайно надеялись. Володя, к примеру, тащил в своем рюкзаке болотные сапоги, уверяя Сэнсэя, что они обязательно понадобятся. Стас и Женька прихватили с собой веревки и некоторое скалолазное снаряжение, как они объясняли, так, на всякий случай. Сэнсэй не стал им тогда возражать, махнув рукой. Сейчас, протопав достаточно длинный путь, парни, видимо, сами начали понимать ненужность всего того «хлама», что они несли на своих плечах. Наверное, мы как-то удачно обходили опасные места подземелья, поскольку наш путь в основном был, я бы сказала, очень цивилизованным в природном варианте.

Единственная «большая вода» встретилась лишь однажды. Пройдя очередную путаницу подъемов, спусков и поворотов, мы протиснулись сквозь узкую расщелину, петляющую, как угорь, и очутились на небольшой площадке. Сразу повеяло сыростью. Почувствовалось, что мы попали в объемное пространство. Лучи наших фонарей заскользили по темноте, высвечивая грандиозные сталактитовые красоты. В это время мы находились наверху, на скальном уступе. Под нами простиралось великолепное озеро, с кружевной, белоснежной окантовкой и сталагмитами внутри. В центре озера находилось семь огромных белоснежных сталагмитов, которые своей формой просто идеально были похожи на цветки лотоса. Если бы не их огромные размеры, можно было подумать, что это действительно живые цветы.

Мы осторожно спустились вниз по наклонному каменному уступу со своеобразными ступеньками в виде наплывов. Вдоль озера тянулась еле заметная тропа. Потрясающая красота нарядного ажурного зала заставила нас заметно сбавить ход. Да и какая могла быть дальнейшая дорога? Может быть лучшего мы не увидим на своем пути. Сэнсэй, наверное, понимая наше состояние, пошел медленнее, давая нам возможность рассмотреть богатое убранство этого сказочного «дворца». С потолка величественно свисали сталактиты в виде экстравагантных перевернутых канделябров. А среди них громадными соцветиями по форме белых роскошных лилий свешивались букеты неувядающих цветов. Стены зала были буквально усеяны оригинальными белоснежными кисточками и помпонами, а в некоторых местах, словно легкой вуалью, покрыты очень тонким слоем белых кристаллов. И вся эта прелесть сверкала и переливалась ослепительным фейерверком в лучах наших фонарей. Все выглядело до того кружевным, ажурным, хрупким и нежным, что я невольно затаила дыхание, глядя на столь изумительный, вечно цветущий в течение многих тысячелетий райский уголок, с любовью охраняемый недрами гор.

Но особенно поражали своими размерами и идеальной формой лепестков сталагмитовые лотосы. Глаз нельзя было оторвать от их белоснежной красоты. Никогда в жизни я не видела столь удивительных, чистых цветов, выращенных из минералов самой природой. Судя по восхищенным возгласам нашей команды, подобные мысли о необычно красивом видении посещали многих. Парням просто не верилось, что это чудо могла сотворить природа, мол, это нереально. На что Николай Андреевич возразил:

— Несомненно, это дело рук природы! Похоже, эти лотосы являются субаквальными образованиями, натёчными отложениями. Это естественный природный процесс. На поверхности озера образуется тонкая кальцитовая пленка. Затем она нарастает на сталагмиты, которые достигают уровня воды. Прирастая к бортикам «ванночек», кальцитовая пленка постепенно увеличивает их высоту…

Но даже при столь исчерпывающих объяснениях Николая Андреевича, при его твердокаменном научном толковании, трудно было поверить, что подобная лотосовая красотища, именно в количестве семи штук, была создана только природой. Хотя, если не природой, то кем? Кто так точно на тысячелетия вперед мог рассчитать направление и путь капли, сотворившей впоследствии своей неустанной работой подобное чудо?

Честно говоря, не хотелось уходить от этого завораживающего взгляд лотосового озера. Однако Сэнсэй дал нам лишь немного времени на всё про всё, а потом двинулся дальше. Мы, естественно, пошли за ним, не желая отставать. На прощание это место преподнесло нам еще один неожиданный сюрприз. В той стороне, куда мы шли, направляя свет, стали вырисовываться из темноты величественные скульптурные изваяния огромных сросшихся сталагмитов и сталактитов. Они, словно гигантские стражи, молчаливо охраняли лотосовое озеро.

Когда мы подошли поближе, то увидели, что один из них, находящийся посредине, напоминал лежащего Сфинкса, выступающего из скалы, похожего на того, что охраняет вечный покой у Египетских пирамид в Гизе. Почему-то из всех «скульптур» он больше всего приковывал взгляд своей просто мистической фигурой. Создавалось такое жуткое впечатление, будто белоснежный Сфинкс, как живой призрак, выдвинулся наполовину из стены огромной пещеры, дабы разглядеть со своей высоты тех, кто посмел нарушить границы его тысячелетнего покоя.

Просто мурашки бегали по коже, когда наши жалкие лучики света освещали огромную голову Сфинкса высотой, наверное, метров пять. С затылка на плечи спускались большие сосульки сросшихся сталактитов, похожих на царский намес. А на лбу возвышалась белоснежная фигурка в виде некого подобия урея — кобры с раздутым капюшоном. Выражение же его человеческого лица не было достаточно четким, но это только усилило наши впечатления. Такая туманная загадочность лицевого рельефа была еще привлекательнее, поскольку давала возможность каждому из нас мысленно воспроизвести воображаемый образ. Но, пожалуй, наиболее впечатляюще из туманного лика проявлялись его глаза, играя причудливыми отблесками от направляемого нами света. Благодаря такому световому эффекту вся сталактитово-сталагмитовая скульптура оживала, превращаясь в могучего Стража, охраняющего многовековые тайны своего подземного мира.

Его глаза произвели впечатление на всех. Наш отряд стал робко перешептываться. Кто-то считал, что на месте его глаз находятся алмазы, поэтому дают такой удивительный блеск, кто-то просто рассматривал это как отражение света от природной выпуклости сталактита, а кто-то вообще убеждал остальных, что подобный эффект можно создать только искусственным путем. Один Сэнсэй сохранял в этом споре невозмутимое молчание.

Как ни странно, но путь наш пролегал именно к Сфинксу. По мере того, как мы ближе и ближе подходили к этому природному изваянию, я стала испытывать даже какой-то легкий, суеверный страх. Муравьиным строем наш отряд миновал его правую сталагмитовую лапищу. И, подойдя к левой, мы неожиданно свернули в очень узкий и тесный проход, незаметно расположившийся между вторым и третьим «когтем». Мне вдруг подумалось, что очутись я в этой пещере одна, вряд ли догадалась бы искать проход именно здесь, возле фигуры, вызывающей своим видом непонятный страх. Возможно, подстегнутые такой же мыслью, каждый из участников путешествия пытался не отставать, все шли друг за другом след в след. Поскольку перспектива остаться один на один со Сфинксом, взгляд которого не просто пугал, а приковывал к месту, не очень радовала. И хотя каждый из нас хорохорился, споря, из чего сделаны глаза вечного Стража, но, по сути, видимо, просто успокаивал этим свой мандраж от впечатляющей гигантской фигуры.

Когда мы выбрались через лапу Сфинкса в более просторный проход, кто-то даже вспомнил легенду о Сфинксе, вернее, о Сфинге из греческой мифологии. Эта полукрылатая полуженщина, полульвица, обитавшая на скале около Фив, задавала прохожим одну и ту же загадку: «Кто утром ходит на четырех ногах, в полдень — на двух, вечером — на трех?» Кто не знал ответа, того пожирала. Разгадать смог Эдип, ответив, что это человек — в детстве, зрелости и старости. После чего Сфинга бросилась со скалы… Но одно дело — читать эту легенду дома, сидя с кружкой чая в удобном кресле. И совершенно другое — слушать ее вновь после такой вот психологической встряски, когда ты реально испытал на себе всю гамму ощущений от встречи пусть и минеральным, но не менее мистическим Сфинксом. Все воспринимаешь совершенно по-другому, точно ты и есть тот прохожий, для которого загадка Сфинкса так и осталась неразрешимой, ставшей причиной гибели.

Ведь если глубже вдуматься, тут дело даже не в Сфинксе, а в самом человеке, застигнутом врасплох. Что вызывает у нас столь панический страх перед неизвестным? Наша внутренняя неподготовленность к этому явлению, стихийность в мыслях, включающая фантазию воображения и порождающая жуткие образы, диктуемые Животным началом. И именно Животное начало поглощает наше внимание, заслоняя нагнетаемым страхом огромный источник духовной силы, для которой нет преград в этом мире. То есть человек, застигнутый врасплох, включает свою привычную доминанту в сознании. И, если он оказывается «обычным прохожим», его будет ожидать та же участь, что и многих, для которых лишь эта жизнь — их единственная реальность. Смерть означает для них не только физический, но и «духовный конец». А если на их месте будет духовная личность, тогда то, что для «обычного прохожего» казалось конечным в виде непреодолимого препятствия, для духовной личности будет всего лишь шагом на пути в вечность.

После такого впечатляющего белоснежного зала мы вновь погрузились в тусклые темные проходы и галереи. Камень стал для взгляда опять-таки привычным. И я уже больше смотрела себе под ноги, чем по сторонам. Вот и еще одна склонность человеческой натуры — привычка. Сколько мы под землей? Всего несколько часов. Сколько впечатлений было по поводу камня в самом начале пути — от панического страха до чувства подлинного восхищения! А теперь? А ведь прошло совсем немного времени, но все вновь стало привычным, исключая, конечно, карстовые пещеры, в которых чуть ли не каждая сосулька казалась произведением искусства, полетом фантазии великого художника-скульптора Природы. Хотя я больше чем уверена, что если бы карстовые пещеры были бы такими же бесконечными лабиринтами, как наши каменные галереи, по которым мы передвигались, даже эту белоснежную красоту наш несовершенный мозг вскоре сделал бы привычной. А привычность вновь бы увела мысль в глубины своего «неповторимого Я», и мы бы в сотый раз обдумывали то, что каждый тайно считает для себя самым важным.

Во главе с Сэнсэем наш отряд прошел еще несколько подземных переходов. В каком-то месте туннель настолько сузился, что нам вновь пришлось ползти по-пластунски. Но результат наших усилий превзошел ожидания. Мы попали в достаточно просторный зал. Хоть тут не было сталактитов и сталагмитов, это помещение удивило нас не меньше. Его поверхность представляла собой овальное дно давно высохшего озера. Посередине него находилось какое-то непонятное нагромождение огромных вертикальных валунов.

Сэнсэй повел нас вдоль зала по левой стороне. Почти на самой середине боковой стены мы обнаружили ступеньки, которые поднимались метра на три, углубляясь в скалу, и заканчивались у входа в своеобразную лоджию. И если насчет глаз Сфинкса мы спорили, сомневаясь в том, естественного ли они происхождения или кем-то искусственно созданы, то в отношении этих ступеней сомнений ни у кого не возникало. Над уступом скалы явно хорошо потрудились какие-то неизвестные мастера. Сэнсэй предложил расположиться здесь для длительного отдыха. Мы стали взбираться по ступенькам, по которым, очевидно, очень давно не ступала нога человека. В такую минуту испытываешь странное чувство, словно соприкасаешься с тайной неведомого прошлого, свидетели которого — эти молчаливые древние камни. Как будто ты сам становишься одним из героев, промелькнувшим своей тенью в летописи многовековой истории данной пещеры.

В «лоджии» оказалось три длинных ряда монолитных каменных скамеек, в виде больших ступеней. От усталости мы сбросили свои рюкзаки с плеч и с радостью повалились на скамейки, вытянув натруженные ноги.

Но долго сидеть не пришлось. Едва свет от наших фонарей пробежался по помещению пещеры, мы замерли в удивлении от открывшейся нам панорамы. Валуны, которые мы считали простым нагромождением камней, оказывается, располагались определенным рисунком в центре зала. Причем он хорошо просматривался именно сверху, так как верхушки монолитов были словно срезаны на одной и той же высоте. Первым свое предположение относительно контура рисунка высказал батюшка:

— Хм, выглядит прямо как старославянская буква «ж» с перекладиной посредине.

— Да, есть сходство, — кивнул Сергей.

— «Живица», «живите», «живот»… — пробормотал батюшка.

— Чего? — не понял Андрей.

— Так в кириллице называется эта буква, — пояснил отец Иоанн.

— А-а-а, — протянул тот.

— Проще говоря, «жизнь», — сделал вывод Николай Андреевич.

— Эта буква в древности означала не только жизнь. Это своеобразный символ Мирового Дерева, в коем есть два таинства: Жизнь и Познание, — уточнил батюшка.

— Да уж, — промолвил психотерапевт, — что вверху, то внизу. Прямо Явь и Навь.

— А мне это больше напоминает две каменные лилии, перевернутые друг относительно друга, — заметила я.

— Похоже на какое-то огромное насекомое, — высказал свое видение Виктор.

Пока мы перебирали варианты, Сэнсэй, казалось, абсолютно не обращал внимания ни на наши удивленные возгласы, ни на общую панораму валунов. Единственное, что его интересовало, это желание использовать выдавшуюся минутку для полноценного отдыха. Он потер руками свои ноги, выполнив небольшой расслабляющий массаж через одежду. Именно в этот момент Виктор, не отрывая восхищенного взгляда от валунов, в удивлении спросил:

— Сэнсэй, а правда, что это?

— Иди да посмотри, — добродушно предложил ему Сэнсэй, не отрываясь от своего дела.

Такая идея понравилась всем. Наш отряд дружно спустился вниз, оставив своего командира на отдыхе. Получив изрядную дозу адреналина от представшего перед нами зрелища, мы вообще забыли про усталость и стали ходить по залу, разглядывая его главную достопримечательность в немом удивлении. Двухметровые монолиты стояли в определенной последовательности друг за другом. Между ними находились практически ровные промежутки-проходы. Лишь у некоторых из них, расположенных посредине, проходы кое-где отличались расстоянием. Камни были хорошо обработаны, почти гладко. Женька дотянулся до скошенной верхушки и потрогал ее руками.

— И как? — осведомился у него стоящий рядом Володя.

— Гладкая, как отполированная… Только пыли полно, — отряхнул парень руки и усмехнулся. — Одно могу сказать со стопроцентной уверенностью: «уборщиков» здесь точно давно не было.

— Да, — задумчиво произнес доктор, осматривая валуны. — Сколько же нужно вложить труда и знаний, чтобы сотворить такое! Тут одной геометрией не обойдешься.

— Похоже, тот, кто это устанавливал, обладал еще и недюжинным художественным талантом, — отозвался Вано, зайдя в самый центр валунного скопления, образующего своеобразный внутренний ход между двумя продольными половинками буквы «ж».

Мы ринулись к нему, протискиваясь между каменными глыбами. Пред нами в свете фонарей предстали загадочные символы, иероглифы, орнаменты и довольно необычный резной рельеф. В изумлении, открыв рты, наша компания стала рассматривать соседние монолиты. Многие из них были исписаны, но не все. Здесь, как мне показалось, не соблюдалась какая-то особая последовательность изрисованных и пустых каменных валунов.

— Прямо какой-то кладезь математических кодов, — заметил Сергей, разглядывая изображения.

— С чего ты взял? — спросил Вано, словно ректор студента, заложив руки за спину.

— А вот смотри, видишь повторяющееся одинаковое число клиньев? И здесь, и здесь… А на том столбе их больше. Явно смысловая нагрузка математического характера… Дело осталось за малым, — Сергей усмехнулся, — всего лишь узнать ключ.

— Хм, как говорил польский математик Хуго Штейнхаус: «Между духом и материей посредничает математика», — деловито подметил отец Иоанн, правда, еле выговорив фамилию автора этих слов.

— Любопытно, любопытно, — восхищенно пробормотал Николай Андреевич, бережно поглаживая выпуклые рельефы рукой. — Если это действительно математический код, тогда… Великолепная идея: послание, не привязанное к какому-то определенному времени. И в то же время его сможет прочесть любое разумное существо, владеющее азами математических исчислений…

Их интригующий разговор невольно приковал наше внимание к этим рисункам. Ничего особо математического я там, конечно, не увидела. Ну, были повторяющиеся символы, но мне это ни о чем не говорило. Гораздо интереснее показались рисунки и рельефы. Казалось, изобретательность тех, кто наносил их на поверхность камня, не знала границ. Здесь были спирали и треугольники, волнистые змееобразные линии, переплетающиеся друг с другом, борозды, напоминающие какой-то гигантский отпечаток пальца, концентрические круги, замысловатые фигуры и непонятные иероглифы. Причем, что интересно, некоторые монолиты были словно обособлены своей общей картиной. А другие, наоборот, представляли лишь часть общего большого рисунка, продолжение рельефа или орнамента которого визуально наблюдалось на рядом стоящих каменных глыбах. А в некоторых местах, особенно где монолиты образовывали угол поворота, продолжение рисунка было на валуне, расположенном через пустой монолит.

Любопытно было и то, какое воздействие оказывало на нас это место. Не договариваясь, мы ходили от монолита к монолиту друг за дружкой, словно боясь отстать или вырваться вперед. Хотя, по сути, заблудиться здесь было невозможно, да и не в правилах наших парней воотчую проявлять свой страх, даже если он есть. Но тут… Один только Валера, да в паре Сергей и Вано бродили вокруг монолитов самостоятельно, осматривая рисунки. А все остальные, сами того не замечая, кучно передвигались за Николаем Андреевичем, точно на экскурсии.

Бегло осмотрев стены этого своеобразного комплекса, мы с заметным облегчением стали взбираться по ступенькам наверх к Сэнсэю. Ну, как тут было удержаться от расспросов, находясь под такой лавиной впечатлений от монолитов? Усевшись на каменные лавочки, мы просто засыпали Сэнсэя вопросами. Но он лишь отшучивался, посмеиваясь над нашим эмоциональным ажиотажем.

— Сэнсэй, как ты нашел эту пещеру? — удивлялся Андрей.

— А что там за символы изображены? — спрашивал Виктор.

— Кто же эти камни так хорошо обработал? — лукаво интересовался отец Иоанн.

— Нет, правда, что за странный бункер? — выпытывал Женька, озираясь по сторонам.

— Да так, — махнул рукой Сэнсэй. — Комната для кроликов.

— В каком смысле? — не понял Андрей. — Здесь что, кроликов разводили?

— Ну, где-то приблизительно так, — смеясь вместе со всеми, уклончиво ответил Сэнсэй.

— Угу, ты сейчас расскажешь, — с усмешкой проговорил себе под нос отец Иоанн.

Минут десять мы мучили Сэнсэя на совесть своими нескончаемыми вопросами. Но он, как стойкий оловянный солдатик, только и знал, что отшучивался. И поскольку толком от него так и не удалось ничего добиться, в бой догадок ринулись наши интеллектуальные «тяжеловесы».

— Несомненно, это достаточно древнее сооружение, — начал выдвигать свою версию Николай Андреевич. — Похоже на какой-то древний культовый комплекс.

— И кто же, интересно, его построил? — полюбопытствовал Володя.

— Ну, Крым один из древнейших районов заселения, — пожал плечами Николай Андреевич. — Тут издревле жили люди Восточной Европы. Кажется, с конца второго тысячелетия до нашей эры Крым был населен киммерийцами. В первом тысячелетии до нашей эры здесь жили тавры, потом — скифы. А затем кто только тут не побывал: и греки, и римляне, и готы, и гунны, и армяне, и потомки алан, печенегов, монголы…

— А русские? — не вытерпел Андрей всех перечислений.

— И русские, когда Крым перешел под покровительство России в 1774 году, — Николай Андреевич сделал паузу и вновь возвратился к интересующей его теме: — Но вряд ли кто-то из вышеперечисленных мог все это построить. Мне кажется, этот комплекс намного древнее…

— Согласен, — кивнул отец Иоанн и выжидающе посмотрел на Сэнсэя.

Но тот сохранял невозмутимое молчание, явно наслаждаясь ходом стихийно возникшей дискуссии.

— Хм, намного древнее? — повторил Сергей и усмехнулся. — Намного древней — это уже неандертальцы.

— Ага, в каменном веке! — со смехом произнес Володя.

— А что, — подхватил идею Вано и стал в шутку ее раскручивать, — всё может быть. Неандертальцы — народ особый. Вон, в последнее время поговаривают, что якобы мы уже не их потомки, мол, это была отдельная тупиковая ветвь вида человеческого. Какие-то там сурьёзные различия в генах нашли. Короче, нашему роду гомосапиевскому они двоюродными братьями приходятся. Так у них, говорять, какая-никакая культура была. Огонь знали. Кстати, в пещерах жили. Да и шибко они шустро камень выделывали. Техника обработки была дюже особая, не походила на ту, что у нашего-то брата сапиенса… Да и вообще, неандертальцы населяли Европу, — в качестве главного аргумента своей шутливой идеи выдвинул батюшка. — Это была их Родина.

— Здрасьте! — заявил Женька и в иронично-претензионном тоне проговорил: — А сапиенсы-то где вылупились?!

— Ну, где вылупились предки некоторых «особо одаренных» сапиенсов, что до сих пор своей жуткой мутацией топчут землю, я не знаю, — с ухмылкой сказал отец Иоанн, делая акцент на слове «вылупились». — Природа пока скрывает подлинную историю этого кошмарного эксперимента. А вот родиной homo sapiensa является Африка.

— Африка?! — удивленно переспросил Женька, словно это было для него неожиданной новостью, и тут же закатился в приступе заразительного смеха. — Вот так! Банан всем вам, оказывается, мы — негры!

— Ну, кто «негр», а кто и «человек разумный», — насмешливо произнес отец Иоанн, и, глядя на немного перепачканное лицо парня, добавил: — И вообще, попрошу не обобщать массовость в свою черномазую, реликтовую индивидуальность.

Мы дружно посмеялись над этой очередной клоунадой наших юмористов и, когда те притихли, вновь устремили взоры на каменный комплекс.

— Да, чтобы построить такое, нужна четкая организация труда, соответствующая техника, чтобы обработать и установить эти глыбы, — повторил свое предположение Николай Андреевич. — Все это предполагает наличие серьезных знаний. И, в первую очередь, в области геометрии, математики, — перечисляя, Николай Андреевич стал старательно загибать пальцы на руке, — не исключено, и астрономии…

— Физики, — добавил в тон Сэнсэй, словно помогая доктору с перечислениями.

И поскольку это было единственное серьезное слово Сэнсэя среди его шуток, все заинтересованно посмотрели на него. Это всеобщее внимание заставило Сэнсэя замолчать. Но деваться было некуда, слово уже вымолвлено. Однако вместо объяснений, Сэнсэй, глянув на Вано, с юмором проговорил:

— Хочешь местный прикол?

— Давай, — охотно согласился тот.

— Пойдешь вон туда, — Сэнсэй посветил фонариком в сторону, откуда мы входили в пещеру. — Видишь вот эти ямки в стене? Взберешься по ним в нишу. Отсюда, правда, ее не видно.

— И что будет?

— Увидишь.

Вано недоверчиво посмотрел на друга, очевидно, пытаясь разгадать какой-то подвох, и на всякий случай с улыбкой предупредил:

— Ну, гляди, чадо!

Он направился в указанную сторону. Мы с интересом стали наблюдать за ним и его последующим восхождением по отвесной стене. А потом, некоторые из нас (Женька, Стас, Андрей и я) не поленились спуститься вниз и посмотреть, куда же полез батюшка, поскольку с лоджии была видна только выступающая часть скалы, за которой скрылся Вано. Оказывается, он взобрался чуть ли не под самый свод пещеры и попал в довольно вместительную нишу в виде широкого балкона. Когда мы подошли, отец Иоанн уже осматривал его с помощью фонарика. Очевидно, не найдя ничего особо примечательного, он пожал плечами. Опершись на «перила», Вано посмотрел на нас сверху и громко спросил, чтобы быть услышанным Сэнсэем:

— Ну, и в чем фокус?!

Громогласное эхо разнеслось по всей пещере так, как будто кто-то дал в руки Вано мощный микрофон и включил его на всю громкость. Мы аж непроизвольно вздрогнули. А Женька отскочил в сторону и пригнулся, как от взрыва.

— Ё-моё! Ну, все, конец света настал! У батюшки голос прорезался…

Вано, тоже удивившись такому акустическому эффекту, воскликнул:

— Ого-го-го-го!

Эхо мощно прокатилось по залу, отчего Женька вообще в ужасе закрыл уши руками.

— Пошли отсюда, пока он нас глухими не сделал, — со смехом предложил парень.

Примечательно, что по дороге назад мы отчетливо слышали не только распевку батюшки, но и его тихий разговор с самим собой. Звук с того места отлично резонировал по всей пещере.

Вернувшись, Женька сразу спросил:

— Сэнсэй, ты что, из батюшки Джельсомино сделал? — Мы засмеялись, вспоминая давнишний фильм нашей юности «Волшебный голос Джельсомино». А парень с улыбкой продолжил: — И так от него житья не было некоторым порядочным людям, так теперь он и вовсе одними децибелами забьет.

Мы удобнее устроились в «лоджии» с блаженством вытянув натруженные ноги. Накопившаяся усталость брала своё. После стольких километров пешего хода, даже камень мне показался мягче пуховой перины. В это время отец Иоанн восхищенно бормотал у себя на балкончике:

— Вот это, я понимаю, акустика! Здорово! Мне бы такой акустический эффект в мою церквушку…

И уже громче повторил:

— Слышь, Сэнсэй? Я говорю, мне бы такую акустику…

Вместо Сэнсэя крикнул Серега:

— Да слышим мы, слышим! Только не кричи, а то уже тут все оглохли.

— Да? — удивился Вано. — Вот это, я понимаю, акустика…

Он вновь прочистил голос, попробовал разную громкость и тональность звука. Приноровившись к оптимальному варианту силы звука, который, видимо, ему больше всего понравился, Вано певучим поповским голосом промолвил:

— Слава Отцу и Сыну, и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. А-ми-и-инь…

Его голос разлился по залу, заполняя пространство своим торжественным звучанием. Батюшка помолчал, очевидно, прислушиваясь к эху, и, явно оставшись им вполне довольным, стал читать молитву Святому Духу:

— Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша.

Звук, расходившийся по залу, действительно производил потрясающий эффект. Даже мурашки по коже бегали от столь мощных вибраций голоса отца Иоанна, раздающегося из темноты. Этот звук порождал какое-то внутреннее вдохновение, пробирал до глубины души, как будто заставлял каждую клеточку тела вибрировать ему в унисон. Когда отец Иоанн закончил читать молитву, наступила абсолютная тишина, благодаря которой последние слова, как эхо, повторялись в собственном сознании, до мелочей точно воспроизводя тембр голоса батюшки. Словно завороженные, мы сидели, не шелохнувшись, наслаждаясь этим изумительным звуковым эффектом. Батюшка так разошелся, что стал проводить целую церковную службу. Он менял интонацию и постепенно перешёл на тихое, однотонное пение молитв. Его голос стал бархатистым, мягким, убаюкивающим. Я прикрыла глаза. Лёгкая дремота охватила моё сознание.

— Отличная акустика! — не переставал восхищаться батюшка, наконец-то спустившись со «звукового» балкончика.

— Это еще что, — загадочно промолвил Сэнсэй и, глянув на свои часы с подсветкой, добавил: — Ладно, так тому и быть. Хотите еще один фокус?

Мы закивали.

— Только надо будет потрудиться всем, чтобы все заработало, — предупредил Сэнсэй, еще больше интригуя нас.

Не раскрывая, в чём, собственно, дело, Сэнсэй вытащил из своего вещмешка длинную мягкую тряпку и разорвал ее на лоскуты, вручив их каждому из нас. Сохраняя тайну предстоящего «фокуса», он повел наш отряд на «боевые посты», как он в шутку выразился.

— И против кого мы будем воевать с этим страшным оружием? — со смехом спросил Женька, неся впереди себя свою тряпку как флаг.

— Против госпожи Пыли, — с улыбкой ответил Сэнсэй. — Ты же сам сетовал, что здесь давно «уборщиков» не было.

— Я?! — наигранно возмутился Женька. — Та то я так, не подумавши, сказал. Ведь что такое пыль?! Это же украшение седой древности. Это же ценная частица богатого прошлого этой пещеры…

И далее Женьку понесло в бурном изложении целой эпопеи из жизни пылинки и соответственного «статуса ее неприкосновенности на старости лет в этой священной пещере». Володя же со смехом коротко резюмировал его пламенную речь:

— И что только человек не придумает, лишь бы не работать.

Мы полагали, что сейчас начнется грандиозная уборка по очистке комплекса от пыли. Но вопреки нашим ожиданиям, Сэнсэй повел нас не к монолитам, а расставил с правой и левой сторон овального зала относительно ступенек, дав задание тщательно протереть указанные им места в камне. И если ребятам достались участки на стенах, то Володе и мне — странные выемки, находящиеся между ступеньками, ведущими в «лоджию». Мы принялись усиленно чистить указанные места. Они представляли собой ровные, круглые углубления, в виде подноса, чуть утопленного одним концом в каменную породу под определенным углом. Когда я начала освобождать свой участок от слоя пыли и грязи, то обнаружила под ними гладко отполированный кристалл, похожий на горный хрусталь. То же самое оказалось у Володи и у остальных ребят. Все эти кристаллы, чем-то похожие на автомобильные фары, были разных размеров и вмонтированы в стены пещеры на разной высоте, под разными углами. По мере того, как мы удаляли с них грязь, освещая их своими канагонками, зал пещеры стал оживать в игре теней и света. В восхищении мы озирались по сторонам, думая, что это и есть тот самый фокус, который обещал нам Сэнсэй. В это время он сам, усевшись на ступеньках, возился с какими-то двумя замысловатыми предметами, оттирая их мелкие детали от пыли и что-то пытаясь в них наладить. То, что это оказалось двумя, видимо, очень древними, необычными светильниками, я поняла тогда, когда Сэнсэй, закончив работу, запалил зажигалкой их фитильки, создавая какое-то неестественное свечение.

— О, надо же, еще работают, — удивился он сам себе, проверив и потушив древние лампы.

Когда мы справились со своим заданием, Сэнсэй пригласил нас занять места в «лоджии», а Женьке поручил собрать тряпки. И тот, напустив на себя маску строгого контролера, вернее, контролерши бальзаковского возраста, с забавными монологами стал собирать у нас тряпки, словно билеты на входе в кинотеатр.

Сэнсэй поставил Володю возле одного из кристаллов, находящегося в правой стене, недалеко от входа в пещеру. Сначала он помог ему направить под определенным углом свет электрического фонаря на кристалл. Перед нашими глазами возник феноменальный оптический эффект. Свет, несколько раз отразившись от зеркальных кристаллов, прошел сквозь комплекс монолитов и… На противоположной каменной стене справа возникли две тени, похожие на человеческие фигуры со своеобразными скафандрами на головах. Помимо этих фигур в полутенях позади них просматривался пейзаж — море, горы и висящая над ними то ли луна, то ли солнце, в общем, чтобы быть точнее, круг, светлый изнутри. Среди нас пробежал ропот удивления.

— Это кто? Водолазы, что ли? — удивился Андрей.

— Почему водолазы? — отозвался Виктор. — Может, космонавты…

— Точно, космолазы! — утвердительно кивнул Женька.

Сэнсэй тем временем поставил Стаса к противоположной стене относительно той, где стоял Володя. Когда Сэнсэй отрегулировал угол падения света электрического фонаря Стаса на другой кристалл, свет вновь пробежал в своих многочисленных отражениях по пещере, дополнив объемную подсветку монолитного комплекса. И слева на «экране» возникла огромная тень ящера-динозавра. Но, самое интересное, над его головой зависло уже четыре больших круга, а позади них — несколько меньших кругов, но уже каких-то нечетких.

По просьбе Сэнсэя мы потушили свои фонари. Он вновь зажег фитиль древней лампы и заменил ею фонарь Стаса. Тень динозавра стала расплывчатой. Но Сэнсэй, наверное, как-то отрегулировал угол падения света, поскольку вскоре тень приобрела не просто четкие черты, а стала точно живая. Движение динозавра были настолько реальными, будто он и впрямь присутствовал в пещере. Когда Сэнсэй проделал то же самое с Володиным освещением, заменив его древней лампой, на «экране» ожили и фигуры в скафандрах. Однако их движения были такими, словно они что-то обсуждали между собой относительно динозавра и круглых объектов на «небе». Тут мы, конечно, пожалели об отсутствии звука. Хотя, когда у нас прошел первый шок от увиденного, Женька с успехом восполнил этот пробел, на ходу придумав смешную историю о большом гуляющем шашлыке. На что отец Иоанн заметил по поводу Женьки, мол, «на дурной роток не накинешь платок».

Сэнсэй присоединился к нам, усевшись между Николаем Андреевичем и Вано.

— Ну, как вам фокус?

— Круто! — ответил за всех Виктор.

— Очень даже занимательно, — сказал батюшка. — Неужели это от мерцания огня фитилька создается такая живая иллюзия? Даже не верится.

— Да, непростая схемка волновой оптики, — добавил Сергей, прикидывая путь движения и отражения света.

— А что вы хотели? — довольно произнес Сэнсэй. — Седая древность была не столь примитивной, как полагают некоторые…

Он искоса посмотрел на отца Иоанна. Тот улыбнулся.

— Седая древность, говоришь… Ну, и насколько она была седая?

— Если я тебе скажу, ты все равно не поверишь, — усмехнувшись, махнул рукой Сэнсэй. — Так что, как говорится, не будем портить воздух цифрами. Главное — суть. А суть перед глазами.

Некоторое время мы молча созерцали живую картину на «экране».

— Игра света и тьмы — вечный вопрос, — по-философски заметил «суть» Николай Андреевич. — Древние считали, что видимый мир образован слиянием двух противоборствующих начал — света и тьмы, добра и зла.

— Можно и так сказать, — согласился Сэнсэй. — Первое — свет, рождает душу человека, второе — тень, рождает тело человека. Когда произойдет освобождение заключенного в темницу света, тогда наступит конец мира.

— А что это за круги вверху? — полюбопытствовал Володя.

— Это напоминание и предупреждение потомкам о том, что было, и о том, что будет.

— А что было и что будет?

— Да все, как всегда. Конец и начало. Уничтожение, предшествующее обновлению мира.

— А причем тут пять кругов? — не понял Николай Андреевич.

— Одновременное появление на небосводе нескольких светил, как вон, видишь, над динозавром, означает начало конца, гибель изжившего себя мира. А одиночное «солнце» в стороне — начало новой обновленной жизни.

— Интересная трактовка символики, никогда такого не слышал, — признался Николай Андреевич.

— Да ну, старо как мир, — возразил ему Сэнсэй. — На Востоке полно об этом преданий. Возьми хотя бы буддийские. Там ясно говорится, что разрушение мира наступает вследствие того, что огонь овладевает миром. «…Когда семь солнц восходят одно за другим, воды источников высыхают и огонь утверждается в мире даже изнутри. Жизнь наступает, когда огонь покидает этот мир и переходит в другой…» И такие знания есть не только на Востоке. Эта информация закреплена в народной памяти людей почти всех континентов. К примеру, у майя была легенда о пяти солнцах. Она гласила: «Четыре раза было дано людям солнце. Но прошло время, а люди не изменились: они не стали лучше, и пороки их не уменьшились. Тогда боги решили уничтожить людей. Но один из богов, больше всех их любивший, решил дать людям последний шанс. Он бросился в костер и превратился в пятое солнце, которое вновь стало светить людям и дарить им жизнь».

— Пятое солнце? — проговорил Сергей. — Это то, под которым мы живём? Ну да, если еще учесть, что календарь майя заканчивается 2012 годом… веселенькая история получается.

— Это называется: «Все не так плохо, как вы думаете. На самом деле все гораздо хуже», — в качестве послесловия прокомментировал отец Иоанн.

Сэнсэй вновь усмехнулся и со скептицизмом проговорил:

— Ну, что вы уж так трагично все трактуете. Некоторые, например, считают это всего лишь «безосновательными легендами».

Мужчины улыбнулись, но ничего не ответили. Некоторое время наша компания сидела молча.

— А что это за ребята? — спросил Сергей, кивая на «космолазов».

— О, это конкретные товарищи. — Сэнсэй, снова посмотрел на свои часы. — Но о них расскажу как-нибудь потом… Ну, что, хорошего понемножку? Пора, как говорится, и честь знать… Володя, Стас, тушите огни.

Мы зажгли свои электрические фонари и стали собираться. От такой обрушившейся волны впечатлений и переизбытка информации в головах наступил «полный вакуум». И нужно было время, чтобы, как говорил Николай Андреевич, во всем разобраться и разложить по полочкам. Мы надели свои рюкзаки и направились за Сэнсэем дальше вдоль левой стенки за уступ скалы. За ним, оказывается, имелся второй проход.

Этот достаточно удобный и широкий ход несколько сужался, образуя круглое отверстие в диаметре где-то около двух метров, а потом вновь расширялся. На первый взгляд, ничего необычного. Ход как ход, мы уже таких много встречали на своем пути. Сэнсэй спокойно его прошел. Валере, шедшему за ним, тоже это не составило труда. А вот остальные, в том числе, Володя, Виктор, Вано явно затормозили возле этого круглого отверстия, создавая пробку в движении. И тут в нашем маленьком отряде началась какая-то непонятная смута. Парни вдруг, ни с того ни с сего, стали изъявлять желание остаться в этой пещере и подробнее все рассмотреть. Мол, зачем спешить, ведь когда еще такое увидишь. Виктор предложил основательно здесь отдохнуть и заодно перекусить. Женя активно его поддержал, оправдываясь тем, что уже достаточно длительное время его кишки показывают друг другу большие кукиши, отчего в животе непрерывно урчит. Даже отец Иоанн, всю дорогу подкалывающий парня по поводу выносливости, на удивление легко согласился с ним, правда, больше мотивируя остановку более тщательным осмотром достопримечательностей пещеры.

Когда парни, уговаривая Сэнсэя, в замешательстве отошли от кольцевого прохода, я, наоборот, поспешила к нему, не собираясь отставать. Какой может быть отдых, если и так уже достаточно отдохнули? Но едва я приблизилась к кольцу, внезапно почувствовала нарастание какого-то необъяснимого страха. Что-то внутри меня словно останавливало, что называется, тормозило, явно не желая переступать эту грань. В непонятном испуге я отошла немного назад, почувствовав при этом значительное облегчение. Собрав все остатки воли, я вновь решительно приблизилась к кольцу, твердо намереваясь переступить через него. И снова почувствовала неописуемый панический страх, который к тому же усилился в несколько раз. Я вновь попятилась, не в силах объяснить, что же со мной не так.

Сэнсэй, наблюдая за нашим ступором, обыденно перешагнул через кольцо, слушая высказывания внезапно расклеившихся ребят, и со своим неутомимым юмором стал поддерживать их дух. При этом он ободряюще похлопал Сергея и Николая Андреевича по спине, а заодно и меня, как мне тогда показалось, лишь потому, что я в тот момент просто случайно оказалась рядом. Его похлопывания пришлись мне где-то в районе лопаток. И тут я внезапно почувствовала необычный прилив сил. Мне стало так легко, как будто я начисто лишилась всех своих страхов. Чувство невероятной свободы охватило меня, словно передо мной не существовало никаких преград, словно во мне проснулась всемогущая сила. Над ухом я услышала тихий голос Сэнсэя.

— Ну, смелее…

Мой взгляд устремился на непроходимое кольцо. И пока ребята убеждали Сэнсэя остаться, я с каким-то упорством и уверенностью пошла на таран. К моему величайшему изумлению, на сей раз я спокойно прошла через кольцо, будто никогда и не существовало того невидимого, непреодолимого препятствия, которое преграждало мой путь в собственном сознании. Более того, я даже смогла рассмотреть этот кольцеобразный проход, осветив его с помощью своего фонаря. Это был идеально ровный круг, явно искусственного происхождения, словно кто-то каким-то непонятным способом впечатал круг в скальную породу, а потом его вынул, оставив идеально гладкий, точно оплавленный желобок шириной тридцати пяти—сорока сантиметров. После этого круга вновь шло обычное туннельное расширение.

Когда я перешагнула через канавку круга, настроение у меня гораздо улучшилось. Но главное, я почувствовала себя так свежо и бодро, будто за плечами вовсе не было этого утомительного многочасового пути по подземным пещерам. Я подошла к ожидавшему Сэнсэя Валере. Вскоре к нам присоединились в таком же бодром духе Сергей, Николай Андреевич и сам Сэнсэй. Остальные же с «превеликой радостью», как выразился Женька, решили подождать нашего возвращения в пещере. Они почти сразу направились в зал, подальше от злополучного прохода. Сэнсэй улыбнулся, в шутку пожурив их за ленивые тела, и промолвил напоследок:

— Ну, ладно, ждите нас здесь, и мы когда-нибудь вернемся.

Пока шли по тоннелю, чувство внутренней свободы, появившееся у меня после прохода кольца, стало незаметно исчезать. Анализируя все недавно произошедшее, я начала детально прокручивать его в своих мыслях, припоминая, что же этому предшествовало. Мне стало любопытно, только ли я испытала на себе столь непонятные изменения настроения. Позади меня шел замыкающим Николай Андреевич, и я решила поделиться с ним своими наблюдениями. Оказывается, и он пережил тот же строй противоположных чувств, испытывая и страх, и вдохновение, и прилив сил. Доктор высказал предположение, что, очевидно, мы прошли через какое-то силовое поле, находящееся в районе кольца.

Туннель начал ветвиться. Вскоре мы попали в замысловатый лабиринт, прямо как в сыре, где много ходов, и все они похожи друг на друга. На нашем пути стали появляться такие неудобные проходы, через которые может пройти, петляя между скальными расщелинами лишь один человек. Причем, когда он выбирался оттуда на одиночный пятачок, его ждал новый сюрприз — несколько узких однотипных ходов. Здесь нам пришлось пробираться с помощью веревки, соединявшей всех единым звеном с Сэнсэем. Без такой меры предосторожности запутаться в этих лазах и свернуть не туда, куда надо было как дважды два. Я с ужасом подумала, как страшно потеряться в таких лабиринтах. Здесь не то что погибнешь от безысходности многочисленных тупиков, а от одних только панических мыслей. Мое Животное начало, казалось, так и караулило в этом месте удобный момент для подвоха. И хоть я упорно старалась сопротивляться таким мыслям, все же легкий страх невольно охватывал меня при проходе сложных и запутанных мест. Правда, потом, когда мы благополучно выбрались из лабиринта, я почувствовала не только значительное облегчение, но даже некоторое удивление по поводу своего страха. Ведь чего, по сути, я боялась? Сэнсэй и мужчины были рядом. Кстати, Сэнсэй шел по этим ходам довольно уверенно, явно бывал здесь уже не раз.

Мы вышли в очередную галерею пещер. Еле заметная тропа огибала сильно выпирающий скальный выступ причудливой формы. Я подумала, что наш неведомый путь пролегает дальше, но Сэнсэй внезапно остановился. Попросив нас немного подождать, он осветил фонариком это скальное образование. Потом забрался по его пологому склону, исчезнув за большим камнем. Через минуту послышался какой-то непонятный шум, похожий на проворачивание тяжелого камня. Затем последовал щелчок и равномерный гул, длящийся несколько секунд. Сэнсэй вновь появился из-за камня и позвал нас к себе, освещая фонариком то место, где лучше всего было взбираться по скале.

Когда все добрались до Сэнсэя и зашли за камень, то увидели открытый вертикальный лаз в виде люка. В нем виднелись даже каменные ступеньки, уходящие вглубь, в кромешную темноту. Поодиночке мы стали спускаться друг за другом в бездну этого каменного колодца. Я уже практически все выполняла на «автопилоте». Куда идем? Зачем идем? Эти вопросы теряли здесь всякий смысл. Просто шла какая-то внутренняя работа, нацеленная на психологическую и физическую выносливость.

Через несколько метров вертикальный лаз плавно перешел в горизонтальный. Он был узким, но потом стал заметно расширяться. Однако передвигаться все равно приходилось на четвереньках. Серега с Николаем Андреевичем уже начали шутить по поводу нашего нескончаемого ползания по шахте, рассказывая по этому поводу анекдоты и отвлекаясь таким способом от тяжёлой физической нагрузки. От их шуток и всем остальным стало намного веселей передвигаться. Вынырнув из-за очередного поворота, видимо, на финишную прямую, мы заметили впереди дневной свет.

— О! — усмехнулся Серега. — Мы что, гору насквозь прошли? А я думал, мы ползем в сердце недр.

Мы рассмеялись такому неожиданному концу нашим приключениям и удвоили силы для последнего рывка. Лаз, по мере приближения к свету, все больше расширялся. Наконец мы встали в полный рост, и пошли на свет. Однако когда достигли источника «дневного света», то увиденное заставило нас замереть на месте и позабыть обо всем на свете, в том числе, и о трудном пройденном пути и натруженных, уставших мышцах. Мы застыли в немом изумлении, не ожидая и даже не предполагая, что когда-нибудь судьба предоставит нам возможность увидеть такое восхитительное чудо.

Перед нами предстал огромный холл, напоминающий половинку шара. Его стены выглядели, как монолитное черное стекло, которое было гладким, словно его кто-то оплавил. Но самым потрясающим оказался великолепный, белоснежный храм, сделанный в виде распускающего цветка лотоса, который стоял посередине черного холла. В диаметре храм был метров двенадцать, а в высоту — метров семь. Сотворен он был из камня, похожего на белый мрамор, но этот мрамор был какой-то неестественный, полупрозрачный.

Храм находился в центре огромной монады, украшавшей пол. Все иероглифы и сложные узоры этой монады были так четко и ювелирно вырезаны, что я просто прониклась невольным уважением к тем, кто выполнил столь сложную работу. Ведь пол был изготовлен из непростого материала, точно такого, как и стены. При этом не было видно ни одного острого ребра иероглифов или узоров. Все было гладко закруглено, словно обожжено. Замысловатые иероглифы такой же искусной работы были высечены над широким арочным проходом, в который мы вошли.

Это изумительное сочетание контраста черного и белого создавало необыкновенную гармонию помещения. Но самым потрясающим был дневной свет, который, казалось, исходил именно из глубины храма. Он был настолько нежным, мягким и приятным, что невольно порождал какое-то блаженное, успокаивающее состояние умиротворения и всеобъемлющей радости.

В храме имелся полукруглый вход. Внутри его виднелась белая перегородка, заслоняющая дальнейший обзор. Этот таинственный вход в светящийся храм больше всего привлекал наше внимание.

— Ну что, пришли в себя? — весело спросил Сэнсэй и, не дожидаясь нашего ответа, сказал: — Тогда пошли дальше.

Мы, не сговариваясь, все одновременно ринулись ко входу храма.

— Э-э, ребята, вы куда? — остановил нас с улыбкой Сэнсэй. — Нам в другую сторону.

Вопреки нашим надеждам, он повел нас по огромному кольцу монады вокруг храма. Глаз нельзя было оторвать от такого грандиозного творения и его нежной красоты. Свет, исходящий от храма, был дневной, он не слепил глаза, но был достаточно ярким и освещал все вокруг. И что удивительно, нигде не было видно тени ни от наших тел, ни от храма. Я провела рукой в воздухе, пытаясь создать тень на стене, но безрезультатно. Более того, моя рука каким-то непонятным образом хорошо освещалась как с одной стороны, так и с другой. Даже когда я близко свела обе ладони, то увидела между ними вместо тени все тот же мягкий свет.

На другой стороне холла имелся точно такой же арочный выход, только с другими иероглифами по бокам. К нашему немалому удивлению и в храме с обратной стороны находился еще один вход. Однако и там, кроме той же белой перегородки, видневшейся внутри, мы ничего больше не увидели.

Через вторую арку мы вышли из этого необычного места, попав в пещерный тоннель. Правда, миновали буквально несколько метров в виде пары поворотов. Это меня даже заинтриговало. Ведь раз мы прошли мимо такого великолепного храма, значит, впереди нас ждет более потрясающее зрелище. Однако наш маленький отряд вошел в обыкновенную комнату, искусно вырубленную и отделанную тем же черным материалом, что и стенки холла. С левой и правой стороны ее стен располагались два больших, белых круга в виде выпуклых полупрозрачных щитов. Посередине, чуть в углублении комнаты, на каменном постаменте, к моему удивлению, покоился лошадиный череп с рогом во лбу, за которым находилась своеобразная ниша, аккуратно вырубленная в стене.

— Ух ты! — изрек Сергей, едва мы вошли в комнату. — Так что, единороги и вправду существовали?

— Кто тебе такое сказал?! — усмехнулся Сэнсэй. — Это миф!

— А это что?

— А, это… — Сэнсэй посмотрел на череп, как мне показалось, каким-то теплым, добрым взглядом. Однако произнес совершенно противоположные своему душевному состоянию слова, не лишенные нотки юмора. — Не обращай внимания. Это «Чернобыль», так, мутация.

Все удивленно посмотрели на Сэнсэя. Он улыбнулся.

— Да пошутил я, пошутил… Это просто подделка!

Сергей внимательно посмотрел на череп, посветив на него со всех сторон, и хмыкнул себе под нос:

— Угу, «подделка», как же…

— Лучше смотри сюда, — предложил Сэнсэй, обращая его внимание на белый, слегка выпуклый щит, метра три в диаметре, вмонтированный в стену.

Как только Сэнсэй навел в его центр свет фонаря, щит начал светиться изнутри, освещая комнату мягким светом. Но как только Сэнсэй увел луч в сторону, свет снова мягко погас, погрузив помещение в первоначальное состояние.

— Нормально, — ответил Сергей. — А если посветить туда, эффект будет такой же?

И он показал на щит, вмонтированный в противоположную стенку.

— Да.

Мы поэкспериментировали игрой свет и на втором щите, и на двух вместе, словно кучка первобытных людей, которым показали включатель, и они по очереди щелкали им, дивясь такому «чуду».

— Я так понимаю, конечная цель нашего путешествия уже недалеко? — поинтересовался тихо Сергей у Сэнсэя, пока мы с Валерой наблюдали за световыми опытами Николая Андреевича.

— Да. За этим щитом, — указал Сэнсэй на левый щит.

Сэнсэй пытался развязать затянувшийся узелок своего вещмешка.

— Это что, сейф?

— Ну, что-то типа того. Вход.

— Вход? — Сергей с любопытством посмотрел на щит. — А там тоже вход?

Он кивнул на второй щит.

— Да. Только я бы не советовал туда попадать ни одному живому существу.

— Понятно. А как сюда проникнуть?

Сэнсэй глянул на него, слегка прищурившись, и с улыбкой предложил:

— А ты подумай.

Предложение Сэнсэя открыть левый щит заинтересовало и нас. Пока мы с Валерой создавали полное освещение помещения, Сергей и Николай Андреевич принялись отыскивать механизм, приводящий щит в движение. Они ощупали стену и сам щит. Сергей даже простукал вокруг него. Все было глухо, гладко. Никаких тебе выступов, отдельных каменных блоков. Щит был словно впаян в стену. Лишь небольшой ободок, сделанный из того же белого материала, окаймлял его. Сергей стал задумчиво перед щитом, скрестив руки. Потер подбородок, оглянулся, и тут его осенило.