Загадка Александра Македонского Гульчук Неля
Птолемей перестал хмуриться:
– Хорошо. Пойдем. Мы так давно не проводили вместе целый вечер.
Мемфис погружался в сумерки.
Они вошли в старинный храм, который поражал мощными колоннами и огромными статуями. Задержались у статуи Рамсеса Второго. Двойная корона на голове, символ Верхнего и Нижнего Египта, короткий меч с рукояткой в виде соколиной головы.
Таида отступила на несколько шагов в задумчивости. Услышала:
– И все это сделали варвары? Значит, не только эллинам дано чувство прекрасного?
Она не ответила на вопрос. Молчала.
Явно гордясь своим царем и сводным братом, Птолемей продолжал:
– Александр настрого приказал уважать чужих богов и чужие обычаи. Какими бы чудовищными они нам не казались!
Гетера вздрогнула, глаза ее засветились гневом. Она с ненавистью вскричала:
– Даже обычаи персов! Клит рассказывал мне об этом!..
Птолемей подтвердил:
– Да. И персов тоже.
Таида с нескрываемой болью в голосе проговорила:
– Но ведь персы принесли столько горя Элладе. Мы должны, мы обязаны стереть с лица земли их города, сжечь все до основания. Огонь, только очищающий огонь…
В своем искреннем гневе Таида была прекрасна. И Птолемей откровенно любовался ею.
– Возможно, ты права. Многие из македонских военачальников придерживаются таких же взглядов.
Она молниеносно отреагировала на сказанное Птолемеем:
– Так убедите в их правильности Александра!..
Теперь Птолемей смотрел на Таиду серьезно, внимательно:
– Не пойму тебя, Таида! Почему ты так горячишься? И вообще я иногда удивляюсь, что тебя занимают мысли, над которыми не задумываются многие из самых близких сподвижников Александра!..
Таида резко оборвала Птолемея:
– Неправда! Клит всегда помнит об этом!.. Если не уничтожить все это гнездо, где рождаются чудовища, если не подавить волю персов, то пройдет какое-то время – и смертельная угроза вновь нависнет над Элладой! Но тогда, возможно, уже не будет Александра и подобного ему. Об этом ты не хочешь думать, Птолемей?!.
Птолемей с нескрываемым раздражением спросил:
– Но что же ты, в конце концов, хочешь от меня?
Таида подошла совсем близко к Птолемею, положила руки ему на плечи, заглянула в глаза, тихо и твердо проговорила:
– Я хочу, чтобы и ты, и Клит внушили Александру мысль, что его снисходительность к персам губительна! Чего стоит только обхаживание им плененной семьи Дария!
От волнения у Таиды даже перехватило дыхание. Но после небольшой паузы она продолжала:
– Я хочу, чтобы Александр покончил с терпимостью к смертельному врагу Эллады и уничтожил символы их величия и власти. Вот чего я хочу!
Она в упор, требовательно глядела на Птолемея. Но тот молчал.
– Кажется, Клит скорее пойдет мне навстречу, чем ты, Птолемей!
Он молча посмотрел на величественную статую Рамсеса Второго, потом перевел взгляд на Таиду:
– Зачем ты это говоришь? Чтобы уязвить меня?.. Ты хотя и неравнодушна, кажется, к Александру, но плохо знаешь его, Таида. То, о чем ты говоришь, близко моим убеждениям, но противоречит убеждениям Александра. Я уже говорил с ним об этом… И если бы я тогда вовремя не отступил, разговор мог кончиться плохо…
Глаза Таиды сощурились. Она с вызовом взглянула на Птолемея:
, – Ты не довел разговор до конца, потому что струсил, Птолемей?
От еле сдерживаемого гнева глаза Птолемея потемнели:
– Если бы эти слова сказала мне не женщина, тем более та, которую я, кажется, еще люблю, для бросившего мне их они были бы последними в его жизни.
В Таиде боролись два разных чувства – злость на Птолемея, за то, что он заставил ее ждать себя так долго в Милете и не подавал никаких вестей, и понимание, что она зашла слишком далеко и надо отступить. Но отступать не хотелось. Наконец, она промолвила:
– Прости… Я, кажется, сказала лишнее!..
Лучи заходящего солнца играли, будто прощались со статуями. Лица каменных фараонов еще светились, они были спокойны, в уголках твердо очерченных губ таилась улыбка. Святилище потонуло в полумраке.
Таида повернула побледневшее лицо к Птолемею, неожиданно поинтересовалась:
– Это правда, что персиянки очень красивы?
– Для меня нет иной богини, кроме Таиды. Твой образ не покидал меня ни днем, ни ночью. Ты часто являлась мне в виде огня, но пламя не устрашало. Мне хотелось сгореть в нем, снова быть и снова сгореть. Может ли видение стать явью?
В ответ, словно решившись на что-то, гетера притянула к себе Птолемея, крепко поцеловала его в губы. Очнувшись от внезапного счастья, Птолемей воскликнул восторженно:
– Нет равных тебе, Таида! Любовь – прекраснейшее безумие!.. Только ты и я – одни в этом мире!
– Кажется, я смогу быть счастливой, – со слезами на глазах произнесла Таида.
Таида невольно залюбовалась Птолемеем: высокий рост, он был намного выше царя, широкая грудь, черные густые волосы, темные глаза, орлиный нос, резкие черты лица. В такого могла влюбиться любая женщина.
Огненный шар солнца утонул в Ниле.
Мемфис погрузился в ночь.
В темных покоях дома Птолемея в Мемфисе призрачно белели тела влюбленных. Они одновременно опустились на огромную кровать в форме ладьи, занимавшую большую часть спальни. С глубоким вздохом Птолемей заключил Таиду в объятья и спрятал лицо в сладостную ямочку, где соединялись шея и плечо. Так он замер на несколько мгновений, и Таида подумала, что он уснул. Но нет. Он наслаждался нежным ароматом ее кожи. Вот его губы нашли ее руки, затем он трепетно начал целовать все изгибы и самые потайные уголки тела. Когда они соединились, для него снова явилось откровением, что в Таиде он нашел то, что безуспешно искал долгие годы.
В свете луны обнаженное тело Таиды походило на прекрасную мраморную статую. Птолемей приподнялся на ложе, взял ее за руку, снова притянул к себе. Он положил ей под голову руку, поцеловал.
Таида с тоской прошептала:
– Когда же ты вернешься! Навсегда! И – ко мне!
– А если… Впереди жестокая война!..
– Но ты вернешься!..
Она вдруг стремительно встала. Принесла треножник. В сосуде, стоящем на треножнике, светились раскаленные угольки.
Таида вздула огонь, подкормила его ароматическими смолами. Тихо воззвала:
– Великая мать Кибела, я прошу любви, прошу жизни для Птолемея, прошу, чтобы вернулся он победителем.
На минуту воцарилась тишина.
Таида напряженно всматривалась в огонь.
Почувствовав ее смятение, Птолемей резко поднялся. Он интуитивно забеспокоился:
– Что предрекает огонь?
Таида вздрогнула, подняла глаза на Птолемея:
– Твой гений боится гения Александра, твоего сводного брата. Гордый и возвышенный, когда ты один, твой гений теряет силу, когда ты около царя македонцев. На Востоке, среди пирамид, значит, здесь, в Египте, твоя звезда засверкает полным блеском. Твой род, род Птолемеев, обессмертит свое имя в веках. Огонь предрекает тебе царский венец!..
Воцарилась полная тишина. Наконец, Птолемей хрипло спросил:
– Но как, как может случиться, что… Александр жив…
Таида помешала ему договорить:
– Нам не дано постичь волю рока!
– А ты? Ты будешь моей царицей?
Вдруг, подавив возглас ужаса, она до боли закусила губу:
– На все воля богов!
Пряча глаза, Таида заливала угли водой. Но не смогла унять дрожи рук. Она была явно удручена и что-то недоговаривала…
– Спасибо, великая мать Кибела… – еле слышно прошептала она и долгим взглядом посмотрела на Птолемея.
Таида и Птолемей плыли по Нилу на царской ладье с пурпурными парусами.
Многочисленные весла работали в такт с музыкой лир.
Александр поручил Птолемею, ведущему подробное описание похода с самого его начала, проплыть вверх по Нилу, познакомиться с обычаями египтян, их храмами и ритуалами.
Таида обрадовалась предложению Птолемея совершить вместе с ним это путешествие.
Птолемея не оставляло желание, которое он еще ребенком высказывал своей матери Арсиное, строить города и прокладывать дороги. Он предчувствовал, что после окончания похода его мечта рано или поздно осуществится. Его тянуло в древние Фивы, откуда началось изгнание гиксосов и восстановление Египта.
Любуясь красотой ландшафта, Птолемей обратил внимание Таиды, как узка долина Нила. Позади полей, засеянных хлопком и сахарным тростником, непрерывно тянулись пустыни: Аравийская – по левую сторону и Ливийская – по правую.
Таида и Птолемей были обрадованы, когда после длительного плавания, наконец ступили на землю Фив.
Любовь египтян к роскоши проявлялась в грандиозности храмов. Их воображение поразил лес колонн храма Амона: они насчитали их более сотни. Потом они увидели высочайший обелиск из красного гранита, возведенный по распоряжению царицы Хатшепсут, единственной женщины на египетском троне, на шестнадцатом году ее правления.
Знакомясь вместе с Таидой с высочайшими памятниками древнего искусства, Птолемей постоянно ощущал на себе взгляд ее больших ярко-синих глаз, вопросительный и в то же время точно проникавший в тайну мира. Он наслаждался серебристым звуком ее голоса, и почти не сознавал настоящего.
Солнце клонилось к закату, когда Таида и Птолемей подошли к храму Исиды.
По ступеням храма спускалась длинная процессия. Во главе шествия жрецы несли изображение Исиды. За ними следовали жрицы богини и чтецы с раскрытыми папирусными свитками. Во главе процессии под балдахином важно шел верховный жрец. Многоголосое пение поражало гармоничным слиянием высоких женских голосов и мужских басов. Облака дыма от благовонных курений окутывали процессию.
Пройдя по длинной лестнице, Таида и Птолемей вошли в святилище богини.
Три ряда колонн разделяли святилище на столько же отделений. Среднее было посвящено Исиде, левое – ее супругу Осирису, правое – Гору, сыну великой богини. Перед ними, скрытые в вечернем сумраке, стояли алтари, с жертвенными приношениями.
К знатным эллинам вышел жрец, который стал знакомить их с сокровищами храма. Среди сокровищ Таиду особенно заинтересовал кубок Исиды.
Жрец объяснил:
– В этом сосуде таится сверхъестественная сила. Всякий, кому удастся заставить кого-нибудь осушить наполненный вином кубок до дна, подчинит этого человека своей воле.
Таида вздрогнула от неожиданности. Это был знак свыше.
– Вы позволите мне купить у храма это сокровище? – спросила она у жреца.
Жрец ответил резким отказом.
– Если этот кубок случайно попадет в руки вашего недоброжелателя, он принесет вам несчастье.
Когда Таида поняла, что просить жреца бесполезно, она обратилась за помощью к Птолемею.
Только после строгого приказа Птолемея, одного из главных полководцев всесильного царя Македонского, сына Зевса-Амона, кубок Исиды был передан гетере.
Передавая кубок, жрец напомнил Таиде об опасности, которую навлекает на себя всякий смертный, если вздумает прибегнуть к помощи сил, лежащих за пределами его власти.
Часть третья
I
Войско Александра отдыхало в Египте. Это были счастливые дни покоя для всех.
Александр, казалось, не спешил покидать древнюю страну, знакомясь с ее великой культурой. Но в то же время он торопился со строительством Александрии.
Наблюдать за строительством нового города Александр поручил Птолемею, великолепному знатоку культуры, истории и изящных искусств.
Птолемей делал все, чтобы Таида не могла встретиться с Александром, и, к его радости, она, не задумываясь, согласилась следовать за ним в Александрию. С одной стороны, гетера была счастлива с Птолемеем, но чувство еще не до конца выполненного долга часто омрачало безмятежные дни, проведенные в общении с ним. Он не расставался с ней ни на минуту, знакомя со своими грандиозными планами строительства города.
Проект архитектора Динократа восхитил гетеру. По замыслу архитектора, одобренного Александром и Птолемеем, в Александрии предполагалось создать центр эллинистической культуры.
– Я мечтаю построить в Александрии огромную библиотеку, где будут собраны лучшие литературные и философские произведения всех времен и народов.
– И даже персидские? – поинтересовалась Таида.
– Безусловно, для выдающихся творений не существует национальных границ. «Авеста» – величайший памятник религиозной литературы, в котором затронуты все области науки.
– На месте Александра я бы уничтожила этот памятник, – с презрением произнесла Таида.
Птолемей невольно улыбнулся:
– Эти мысли недостойны тебя…
Таида и Птолемей удобно расположились на медвежьих шкурах в большом шатре, полог которого был открыт настежь со стороны моря.
Рабы на своих бритых головах внесли в шатер подносы, уставленные серебряными блюдами и кубками, и поставили их на невысокий столик перед ложем.
Внутри шатер не блистал никакими украшениями, что было не свойственно Птолемею, ценившему роскошь.
Прекрасная голова Таиды удобно покоилась на искусно набитой голове зверя, сраженного Птолемеем во время одной из охот, устроенных Александром.
Птолемей смотрел на Таиду с любовным вниманием, словно на изысканнейшее произведение искусства, которым никогда нельзя вдоволь налюбоваться.
– Мне очень понравился проект Мусейона – задумчиво проговорила Таида. – Главную прелесть этого чуда, несомненно, составят сады, фонтаны, аллеи, статуи и ниши.
– Да, в этих садах будут собираться философы различных школ, блуждая под сенью платанов, ореховых деревьев и финиковых пальм. А в восточном фасаде будут размещены картинные галереи, скульптуры и аудитории для философов, поэтов, ученых и их учеников. – Мечтательно делился своими мыслями Птолемей.
В такие минуты лицо Птолемея было одухотворенным и прекрасным, и Таида любовалась им. Порой ей казалось, что она его любит.
– Тебя так вдохновляет строительство города, что мне кажется, что это твой город, а не Александра.
– Какое это имеет значение, чей он? Он будет принадлежать людям, которые будут жить в нем и приезжать сюда.
Птолемей внезапно замолчал и с удивлением посмотрел на Таиду. Она лежала, устремив взор на потолок шатра, и после длительного молчания заговорила:
– День – это сплошь настоящее, будущее же возникает из тьмы.
Вслед за этим Таида снова некоторое время безмолвствовала, и Птолемей спросил ее:
– Но если солнечный восход не объясняет тебе будущего, зачем ты постоянно наблюдаешь его?
– Зачем… зачем? – медленно отвечала Таида. – В школе гетер нас приучили купаться в море перед восходом солнца, чтобы зарядить тело необходимой на весь день энергией и радостно в хорошем настроении прожить день.
И, как бы говоря сама с собой, продолжила:
– Всякий, принимающий участие в жизни, есть действующее лицо на мировой сцене. Я не решаюсь высказать мысль, которая пришла мне в голову.
– Говори смело.
– Тебя скоро будут называть «божественный». Ты повелишь – и целый мир будет тебе повиноваться. А столицей твоего царства будет Александрия.
Птолемей от неожиданности поднялся с ложа, но ответить Таиде не успел.
В шатер вошел гонец со срочным посланием от Александра. Пока Птолемей читал послание царя, кровь прихлынула к его лицу, окрасив щеки пылающим пурпуром. Таида это тут же заметила и с тревогой в голосе спросила:
– Что случилось?
– Александр получил донесение о том, что Дарий снова собирает войско.
Огорченный, расстроенный предстоящей разлукой, Птолемей вышел из шатра. Таида стремительно встала и последовала за ним.
Закатное солнце, наполовину скрытое тучей, бросало длинные лучи в море. Вода казалась золотом – на черном, золотом, чуть тронутым кровавым оттенком.
Таида подошла к Птолемею, стоявшему у самой кромки воды. Солнце светило прямо ему в лицо, золотя своими лучами. Свет был ее стихией. Она слегка улыбалась, словно радуясь предстоящим битвам. «Жизнь требует движения», – вспомнила она слова Аристотеля, которые часто любил повторять Александр. Да, снова начиналась война. Снова Александр вступал в открытую борьбу с Дарием ради благополучия Эллады.
Но, назначенная афинскими жрецами и волею рока на роль заклятого врага Персии, гетера была невозмутима. Слегка прижавшись плечом к Птолемею, сплетя пальцы с его пальцами, как влюбленная девушка, она наслаждалась предвечерней прохладой. Ее голос звучал мягко, но слова, которые она говорила, не могла бы произнести ни одна обычная женщина.
– Все отлично, и иначе и быть не может.
– Наше положение достаточно надежно. Но не стоит обольщаться. Александр сообщает, что Дарий вновь собирает со всех своих сатрапий мощную армию, – задумчиво проговорил Птолемей.
– Вы непобедимы, и в предстоящих битвах будете победителями, – без тени сомнения убежденно произнесла Таида.
– Все во власти богов, – сказал Птолемей и внезапно, как всегда, ошеломляюще внезапно, улыбнулся. – Ну что ж, встретимся с заклятым врагом Эллады лицом к лицу.
– Вот это по-эллински.
Птолемей согласно кивнул. Их разговор напоминал ритуал, почти колдовство, заклинание, чтобы наворожить победу.
– Восток – это ключ. И Александр понимает это. Он нуждается в его богатствах, житницах и народах.
Птолемея изумлял и восхищал гибкий, не женский ум Таиды.
Он вспомнил свои слова, сказанные Гефестиону, когда впервые увидел ее: «Вот женщина, достойная царя!»
– Я помню тот день, когда впервые увидел тебя в Коринфе. Кто бы устоял перед тобой?
Таида засмеялась:
– А я, когда впервые увидела тебя, тут же захотела стать твоей возлюбленной.
Она улыбалась, глядя вдаль, через море.
– Признаюсь, у меня были точно такие же мысли относительно тебя.
Они одновременно рассмеялись – тепло, спокойно и весело. Такие минуты гармонии случались за последнее время не часто из-за войны, из-за срочных государственных дел, которыми был всецело поглощен Птолемей. Сегодня же вечером, в преддверии новых кровавых битв, оба были счастливы. Они любовались заходом солнца и не спешили уходить, когда над их головами одна за другой стали загораться звезды, как мерцающие гостьи на небосклоне.
Таида и Птолемей стояли крепко прижавшись друг к другу, наслаждаясь кратким мгновением счастья перед неотвратимой войной.
Вернувшись из Александрии в Мемфис, в дом Иолы, Таида застала подругу в слезах. От Иолы она узнала, что Неарх уже отплыл вместе с Александром и частью воинов к Тиру, оставив армию на Птолемея, Пармениона и Клита, которые должны были срочно следовать за царем.
Птолемей, прибыв с Таидой в Мемфис, даже не проводив ее, отправился в лагерь македонцев.
Таида пыталась успокоить подругу, как могла, но Иола была безутешна.
Мысли же Таиды пытались найти нужное решение, которое пришло к ней только ночью, когда прибыл гонец от Птолемея и сообщил, что Птолемей вместе с войском отплывает утром и чтобы Таида дождалась от него вестей в Мемфисе. Неужели Птолемей не придет? Уедет не простившись? Ведь Александр обещал взять ее с собой. Таида не на шутку рассердилась. Она долго не могла уснуть в ожидании Птолемея, все-таки веря, что он хоть на мгновение зайдет попрощаться с ней, но вдруг поняла, что он не придет. И приняла решение – сегодня же отправиться вместе с Иолой в Афины.
Едва дождавшись рассвета, Таида разбудила Фебу и приказала ей прямо сейчас начинать складывать вещи.
Иола ранним утром, войдя в покои Таиды, обнаружила, что в доме все вверх дном.
– Чем ты так занята? – поинтересовалась Иола.
– Мы сегодня же возвращаемся в Афины.
– Но на чем мы поплывем? Почему такая спешка? Что произошло?
– Мы должны возвратиться! – упрямо повторила Таида.
Неожиданно появился Птолемей.
– Я уже перестала ждать тебя, думала, что ты даже не придешь проститься, – натянутым тоном заговорила Таида.
– Но я пришел, хотя меня уже ждут. Я срочно уплываю в Тир. А вам советую ждать нас здесь.
– Нет. Мы возвращаемся в Афины.
Птолемей еще никогда не видел Таиду такой сердитой.
– Вам нет необходимости уезжать из Египта. Здесь все к вашим с Иолой услугам: надежная охрана, дом, рабы.
– Это не имеет значения.
Птолемей не понимал, что так рассердило Таиду. Несмотря на то, что его ждали, он задержался, чтобы разрядить обстановку.
– Давай-ка поговорим. Что-то произошло, так ведь?
– Ты совсем не понимаешь меня.
Таида бросилась к двери, но Птолемей преградил ей дорогу.
– Сначала объясни мне, почему ты хочешь ссоры. Ведь я сейчас уплываю, возможно надолго.
– Я не хочу ссоры. Я хочу плыть с тобой. И вы с Александром обещали мне это!
– Оставайся пока в Мемфисе, я скоро пришлю за тобой. Тогда ты отправишься к нам на одной из наших триер, что тоже немаловажно.
– Дай мне пройти, – тихо и твердо сказала она.
– Таида! – Боль в голосе Птолемея поразила ее. – Таида, моя дорогая, любимая.
Таида промолчала. Казалось, что в нее вселился демон: дух злобной, чужой, враждебной ей воли. Нужно срочно попросить прощения, сделать так, чтобы опять они стали одним целым. Ей так хотелось поплыть с ним! Вот почему она ошеломила его, вот почему выплеснула свой гнев, когда Птолемей имел все основания ждать ее любви.
Одна… Она останется на долгое время одна – только с Иолой и со своей местью.
– Но почему? – вскричала она.
– Почему? – повторил голос Птолемея.
Он оказался рядом с ней, в воинских доспехах, совершенный и законченный македонец.
– Зачем ты так мучаешь себя? – потребовал он ответа. – У тебя есть я. И я скоро снова буду с тобой.
Вдруг отчетливо Таида поняла, что больше всего на свете она желает, чтобы Птолемей и Александр остались живыми и невредимыми.
– Я хочу…
Она не успела договорить, как оказалась в крепких объятиях. И сдалась. Его руки блуждали по ее спине.
– Любимая, – прошептал он, зарываясь в прекрасные густые волосы. – О, моя любимая.
Таида откинула голову назад и, пристально глядя на Птолемея, сказала:
– Война – дело чести мужчин, и мужчинам-воинам многое прощается. Иди. Я буду молиться за тебя перед Афиной. Я буду ждать вестей от тебя в Афинах.
Она непроизвольно наполнила кубок Исиды и протянула Птолемею. Он осушил кубок до дна. Когда Таида осознала из какого кубка Птолемей выпил вино, ее охватило чувство торжества. Теперь Птолемей принадлежал только ей. Ей одной и никому больше. Это был знак богини.
Едва Птолемей ушел, перед Таидой неожиданно и отчетливо всплыло воспоминание детства, убийство матери, и она почувствовала, как в ее сердце закипает гнев.
Лицо Таиды запылало, рука невольно коснулась кубка Исиды, который только что осушил Птолемей, с которым она теперь не расставалась ни на миг, храня среди самых необходимых и любимых вещей. Перед ее мысленным взором запылал пожар. Месть! Она крепко сжала рукой кубок и почувствовала исходящую от него силу. Скоро, совсем скоро она внушит Александру мысль – не оставить камня на камне от столицы персов Персеполя.
Ей нужно возвращаться в Афины и там, а не здесь, в Мемфисе, ждать вестей от Птолемея. Он позовет ее при первой же возможности, – в этом она уже не сомневалась. Значит, она снова увидит Александра.
Таиде было необходимо обсудить многое из увиденного и услышанного со жрицей Панаей.
Она снова возвращалась в родные Афины.
II
Уже ворота в Азию были разрушены, уже богатые приморские сатрапии были добычей победителя, уже основы могущества Ахеменидов были потрясены. Все мрачнее становилась будущность Персидского царства. Но обычаи царского двора оставались неизменными.
Зиму царь проводил в Вавилоне, после окончания весны он удалялся со своим двором в Сузы, а в конце весны из Суз – в прохладную Экбатану.
Дворец в Экбатане, где жил сам царь царей занимал вершину холма, а вокруг по склонам располагались остальные дворцовые здания и окружающие их стены. И здания, и стены опоясывали холм постепенно снижающимися рядами, так что над одним рядом зданий возвышался другой и из-за зубцов одной стены были видны зубцы следующей. Стенные зубцы были выложены цветными черепицами, притом на каждой стене – особого цвета.
Читать бесплатно другие книги:
