Загадка Александра Македонского Гульчук Неля
– Может быть, ты увлечешься кем-нибудь в Афинах. Здесь много знатных и достойных мужчин.
Иола больно стиснула руку Таиды:
– Это невозможно… А вдруг Неарх разлюбит меня?
– Можешь быть уверена, что этого никогда не случится, – попыталась успокоить подругу Таида. – У тебя есть неповторимая красота, а это, поверь, огромная сила. Это ты можешь разлюбить его.
Иола улыбнулась. Правда, улыбка ее была печальной.
– Таида, ты неукротима! Если дела в мире идут не так, как тебе хочется, ты пытаешься создать новый мир, где все будет по-твоему. Чего хочешь ты от жизни? К чему стремишься?
– У Александра лишь одна цель – править миром. А у меня – завоевать сердце Александра, чтобы уничтожить тиранию персов.
– То-есть чтобы только отомстить?..
– Пока, да…
Иола невольно вздрогнула, затем с презрением сказала:
– Сколько же для достижения цели Александру потребуется коварства, лжи…
– Очень часто, почти всегда, чтобы достичь цели, надо называть вещи чужими именами.
– Но это неправильно, – решительно возразила Иола.
Таида вздохнула.
– Александр приобретает в мире слишком большую силу, ему очень часто приходится использовать не совсем гуманные методы.
– Кучка вздорных мальчишек! – с горечью в голосе воскликнула Иола.
– Но за спиной у этих мальчишек сплоченная армия и еще одна сила, куда могущественнее любых армий, – страх!.. Другие государства трепещут: когда-нибудь эти македонцы предоставят право Александру властвовать над миром. И это случится, Иола, – так говорят звезды. Александр сделается властелином необъятного государства. Мир впереди огромен. И чем дальше идет Александр завоевывать чужие земли, тем обширнее становится мир.
Глаза Таиды сверкали. Сейчас она больше, чем когда бы то ни было, походила на богиню:
– Александр будет править миром! Это так же верно, как то, что утром взойдет солнце. Но кто будет править сердцами этих мальчишек? Мы! Женщины, гетеры!.. Здесь у нас есть возможность выбора.
Наступила тишина.
– Птолемей? – осторожно спросила Иола.
– Может быть, звезды предрекают ему трон. Но он никогда не достигнет славы Александра, хотя его государство будет могущественным, в нем будут царствовать Музы и процветать искусство. Но второго Александра земля не родит.
– По-моему, ты недооцениваешь Птолемея.
– О, нет. По уму он, пожалуй, не уступает Александру. Он талантливый и храбрый полководец.
– И к тому же… нравится женщинам, – подсказала Иола.
Иола невольно залюбовалась гордым профилем Таиды. Быть может, Таида еще и не подчинила Александра своей воле, но влияние на него уже оказала немалое. По силе характера она была равной царю македонцев. Красота с годами блекнет, характер выдерживает испытание временем.
Таиду еще нельзя было назвать женщиной в расцвете сил. Она еще только поднималась на вершину женской власти. И чувства ее были на перепутье. На чаше ее весов пока еще были двое – Птолемей и Александр.
Улыбнувшись своим мыслям, Таида нежно прижалась к подруге:
– Что ж, время покажет, кто будет повелителем моего сердца…
Едва Таида произнесла эти слова, в перистиль вошла Феба с сообщением, что посланец афинянина Персея просит принять его.
– Пусть войдет, – кивнула рабыне Таида.
– Персей? Кто это? – поинтересовалась Иола. – Не тот ли, кого мы вчера встретили на площади? Знакомый Менандра, не так ли?
– Вероятно, – с явным равнодушием ответила Таида, затем задумчиво произнесла. – Имена имеют огромное значение. В именах заключена сила. Персей ведь тоже был сыном Зевса. Случайно ли такое совпадение?
Как только посланец незнакомого богатого афинянина приблизился к скамье, на которой сидели подруги, Таида безразличным тоном спросила:
– Что Персею нужно от меня?
Ответ последовал незамедлительно:
– Он просит тебя посетить его.
– Неужели? – Тон Таиды был совершенно бесстрастен. – Где?
– Он ждет тебя в своем доме.
– Зачем я ему понадобилась?
Посланец Персея терпеливо продолжал:
– Чтобы украсить своим присутствием его пир. Тебе и твоей подруге, которую он тоже приглашает, нет равных по красоте в Афинах.
– Возможно, он прав в своей оценке наших достоинств, – согласилась Таида. – Когда же состоится пир?
– Через несколько дней. Итак, вы принимаете его приглашение?
– Мы подумаем, – ответила Таида.
На большее посланец рассчитывать не смел, поэтому он покинул дом Таиды вполне довольный, на прощание, склонившись в почтенном поклоне, сказав:
– Я зайду за ответом в ближайшие дни.
Паная в белом платье жрицы возлежала на подушках ложа из темного дерева во дворе перед храмом.
Двор был четырехугольный, продолговатый, окруженный со всех сторон двумя рядами коринфских колонн. В середине двора бил фонтан, где плескались рыбы и взлетали вверх струи воды, ниспадая в раковины из черного мрамора.
Возле Панаи удобно расположились два знаменитых афинянина: ораторы Демосфен и Ликург. Гости из уважения к жрице не расположились на ложах, а сидели в креслах.
– Ты говоришь, Демосфен, – сказала Паная, – что персы собрали со всех концов своей необъятной державы огромное войско и готовятся к новой битве. Но что удивительно, по твоему тону я не чувствую, что ты на стороне царя Александра.
– Ты не ошиблась. Эллада всегда была свободной. И мы, афиняне, никогда не допустим тирании Александра. Покоренные народы разжигают тщеславие молодого царя. После покорения Ионии придворные называют Александра не «гегемоном эллинов», как было условлено в Коринфе, а «царем Эллады». И это ему нравится больше всего. А египтяне? Провозглашенный сыном бога солнца, он клюнул на удочку хитрых льстецов: приказал, подобно египетским фараонам, построить святыни жрецам в Луксоре и Карнаке. Если он желает быть богом, пусть будет им, – в сердцах бросил Демосфен и продолжил: – Жестокость же Александра, как необходимость кровопролитных сражений, превратилась у него в бессмысленную кровожадность. В покоренных Тире и Газе его воины иссекли мечами две тысячи связанных пленных сирийцев.
Палая слушала внимательно, хмуря брови.
Когда Демосфен закончил, она посмотрела и резко спросила:
– Говоря о жестокости Александра, ты молчишь и не вспоминаешь о жестокости персов. Может быть, нам, свободным гражданам Эллады, хватит сводить счеты?
Демосфен и Ликург отвели глаза. Немного помолчав, Демосфен продолжил:
– Македония – не Эллада!.. И ни в каком родстве с эллинами не состоит. Александр – только жалкий македонец. А в Македонии, как известно, в прежнее время нельзя было купить даже приличного раба.
– Вы, демократы, своими постоянными раздорами губите Элладу, – уже гневно заговорила жрица. – В ваших рядах даже нет достойного полководца, чтобы помочь македонцам и выступить на помощь им в поход против нашего общего врага – персов. Лишения войны пугают вас, привыкших к уюту, тишине и изнеженности. Афины обязаны поддержать царя Александра.
Но Ликург упрямо ответил:
– Поверь, благородная Паная, если Александр одержит окончательную победу над персами, он будет царствовать до конца своей жизни и над Персией, и над Македонией, и над Элладой, и над миром. Жесточайшая тирания ожидает свободных эллинов, если мы поддержим Александра. Поэтому мы решили терпеливо подождать дальнейшего развития военных событий.
– Вы будете ждать терпеливо до тех пор, – возмутилась жрица, – пока полчища Дария не вторгнутся в Афины, чтобы мечом попрать наши святыни, как они делали это не раз. Нашим храмам вновь грозит уничтожение, а вы ждете… Нет уже мужественных людей в Афинах.
В сад вошла Таида. Она слышала последние слова Панаи и смело вступила в разговор:
– Да, нет мужей в Афинах. Вместо того чтобы приняться за дело, афиняне все философствуют, вместо того чтобы показать Дарию нашу сплоченность и поддержать молодого царя, колеблются, нерешительные, трусливые.
Демосфен и Ликург одновременно вскочили со своих мест, с удивлением посмотрели на Панаю.
Ликург воскликнул:
– Что нужно здесь афинской блуднице, разделяющей ложе с необразованными и грубыми македонцами.
Паная решительно поднялась с ложа, подошла к Таиде и на глазах у изумленных мужчин крепко обняла и расцеловала гетеру.
– Таида – гордость Афин, ибо наш город высоко ценит красоту и мудрость!..
Ораторы, возмущенные и оскорбленные, окинув Таиду презрительными взглядами, не простившись, поспешили покинуть сад храма.
Суровые черты Панаи прояснились мягкой улыбкой. Она проговорила вслед уходящим:
– Люди называют Таиду ликом богини Афродиты. Но она больше, чем лик.
Затем жрица внимательно оглядела Таиду:
– С возвращением в Афины, Таида!..
Они снова нежно обнялись.
Паная усадила Таиду рядом с собой на ложе, долго расспрашивала о поездке в Египет. Таида подробно рассказывала, как армия царя покинула древнюю страну и срочно отправилась навстречу полчищам персов.
Жрица задумчиво проговорила:
– Будущее чревато бедами и катастрофами. Азия скоро снова может двинуться на нас, и тогда восторжествует дух жестокости, если Александр окончательно не остановит их…
– Александр должен уничтожить Дария и завоевать абсолютную власть над Востоком! – убежденно сказала Таида.
– Но его армия по численности значительно уступает персидской… Хотя умная голова, какая и есть у Александра, весит гораздо больше множества сильных рук.
– Но не на войне.
– На войне особенно.
Они обе задумались, глядя на искрящиеся струи фонтана. Через несколько мгновений Паная попросила:
– Расскажи подробнее о своей последней встрече с Александром.
Тогда Таида, волнуясь и вновь переживая произошедшее на симпосиуме в Египте, рассказала, как царь сначала приблизил ее к себе, а затем буквально приказал следовать за Птолемеем. На что Паная сказала:
– Ты не должна обижаться, а попытайся понять, что только неотложные дела толкнули царя на такой шаг.
Таида вспыхнула:
– Пусть царь сам позовет меня – или мы больше никогда не увидимся. Меня любит Птолемей, и судьба предрекает ему трон.
Паная почувствовала, что Таида колеблется и намеренно ожесточает себя, пытаясь сопротивляться. Гетера была горда, а царь уязвил ее гордость. Ему будет легко заполучить ее назад.
– Таида, – возразила Паная, – дела на Востоке слишком сложны, важны и неотложны.
– Чего ради я должна снова привязать себя к человеку, который с такой легкостью прогнал меня?
– Ради той незримой связи, которая есть между вами. И еще: ты обязана встретиться вновь с царем и убедить его вырвать и растоптать сердце империи персов Персеполь.
Молодой царь был холоден, умен и мудр, и жрица понимала, что любовь к нему можно будет использовать, – Таида сделает это так же безжалостно и без сожаления, как и он сам.
Лицо гетеры смягчилось: чуть-чуть, всего лишь на мгновение. Но Панае этого было достаточно, чтобы понять, что Таида завоюет сердце Александра, чтобы исполнить волю богов Эллады.
Распростившись со жрицей, Таида решила дойти до своего дома пешком самой дальней дорогой, через холмы.
Был жаркий летний день. Повсюду росли цветы. Таида очень любила цветы, особенно те, которые обладали сильным запахом. Она спустилась с холма и легла на цветочный ковер. Это было счастье!.. Настоящее счастье!.. Ей было удивительно хорошо и легко.
И она уснула, неожиданно оказавшись в ином мире. Все здесь было чужое и незнакомое – все совсем не так, как в привычном мире на земле. К Таиде подошел человек, закутанный в черное. Когда он приблизил к ней свое лицо, она узнала в нем жреца Иерона, того самого, которому она в храме Афродиты принесла в жертву богине свою невинность. Вместе с Иероном она стала подниматься по крутым ступеням и оказалась перед массивными воротами, которые мгновенно распахнулись.
Иерон, за руку которого она крепко держалась, подтолкнул ее войти внутрь, а сам остался за воротами.
Таида оказалась в святилище Кибелы, Матери богов.
В глубине святилища, освещенная многочисленными светильниками, расставленными полукругом у ее ног, восседала на троне сама богиня Кибела, изваянная из мрамора. Грозный каменный лев, с почти человеческим лицом, лежал впереди трона богини, и вставленные в орбиты глаза – тщательно отполированные кусочки янтаря, – отражая трепетные всполохи светильников, казались живыми и хищными. Из глубины храма доносилось чудесное пение. Таида прислушалась. Это было что-то на грани действительности и грезы. Она сосредоточилась на этих звуках и стала различать слова и фразы.
– Силы царя Александра противостоят Дарию. Кто, по-твоему, сильнее?
Таида услышала свой голос:
– Наше войско сильнее, но во много раз меньше.
– Кто выиграет сражение? – снова задал вопрос невидимый женский голос.
И снова голос Таиды ответил:
– Этого я не могу тебе сказать. Однако я знаю, кто будет прав – победитель! Само собой разумеется, я желаю победы Александру.
– Да, – повторил голос, – это понятно!..
Затем голос приказал:
– Теперь подойди ближе к Матери богов и задай вопрос.
Таида медленно подошла к Кибеле и почувствовала страх перед грядущим и оцепенение, которое охватило все тело, делая его странно пустым и бесчувственным. Это состояние придавало ей ощущение бессмертия.
По святилищу пронесся шепот:
– Что интересует тебя?
Набравшись мужества, Таида задала вопрос:
– Каким образом будет выиграна эта война?
Воцарилось гнетущее молчание, никакого ответа.
Неожиданно послышался шепот, будто богиня говорила только для нее одной:
– Найди Александра и скажи ему: «Будет ли это удача или горе, но спасение в огне».
Как эхо пронеслось по святилищу:
– …удача или горе, спасение в огне, в огне, в огне…
Таида внезапно проснулась, но не могла понять, как долго она проспала. Над городом уже опускались сумерки. Она поднялась с земли, подумала:
– Что предвещает этот сон? Почему я увидела во сне жреца Иерона? Я снова должна принести жертву? Какую? Свои чувства, любовь или… жизнь?
Взволнованная увиденным во сне, Таида поспешила домой.
Она вошла в сад и увидела Фебу, сидящую на мраморной скамейке и с нетерпением поджидающую ее.
Феба тут же поспешила ей навстречу. Она явно была взволнована.
– Что-то случилось? – спросила на ходу Таида, проходя в дом.
– Приходил молодой мужчина. По манерам – не из Афин. А если судить по одежде, то из знатного и богатого рода.
– К нам и не приходят другие, – напомнила рабыне Таида.
Войдя в свою комнату, Таида тут же удобно расположилась на троносе, так как почувствовала внезапную усталость.
Рабыня, по привычке, уселась у ее ног на низкой скамейке с широко расставленными ножками.
– Кто же этот мужчина? – спросила Таида.
– Он не назвал своего имени, а только передал подарок.
– Подарок? – переспросила Таида. – Покажи.
В комнату вошла Иола.
– Я так волновалась. Ты не предупредила, что придешь поздно.
Феба принесла из соседней комнаты небольшую шкатулку из слоновой кости и передала ее из рук в руки Таиде.
– Вот.
Открыв шкатулку, Таида вздрогнула. Внутри лежало скульптурное изображение Эринии, богини мщения, с собачьей головой и крыльями летучей мыши. Это была очень дорогая и искусно сделанная миниатюрная скульптура из серебра.
– Зачем ты взяла этот подарок? – вскрикнула Таида.
– Незнакомец сам положил этот подарок на алтарь во дворе и быстро ушел, когда я сказала, что тебя нет дома.
– А почему привратник впустил его?
– Он сказал, что ты назначила ему свидание…
– Я никому не назначала на сегодня свидания!..
Таида посмотрела на Иолу.
– Ты видела незнакомца?
– Нет!..
– Странный подарок!.. Эриния!.. Мне в дом принесли богиню мщения. Что это значит, Иола?
Иола молчала, а в глазах ее появился явный испуг. Затем, собравшись с мыслями, она ответила:
– Таида, я очень боюсь за тебя!..
Годос Таиды, казалось, донесся откуда-то из снов.
– Дарий, – промолвила Таида.
Она никогда не произносила этого имени без яда, но сейчас язвительная нотка была приглушена, а голос прозвучал задумчиво. Иола увидела лицо Таиды. Та казалась погруженной в свои мысли.
– Интересно… Он заставляет меня думать. Я презираю его. И всегда буду презирать… И все же, Иола. И все же… Этот подарок, несомненно, связан с кем-то из его окружения…
IV
Птолемей грезил. Он знал, что спит, что это сон, и сон ниспослан ему богами. Он стоял с Таидой на берегу Нила и не сводил с нее глаз.
– Я хочу остаться с тобой, – сказал он.
Она прижала его к себе, мягко, но страстно сказала:
– Выиграйте эту войну, а потом возвращайтесь.
– Мы скоро встретимся. Клянусь тебе.
– Побеждай!.. Я буду ждать!.. Только обещай мне кое-что.
– Если смогу…
– Обещай, что ты будешь присылать мне вести – и почаще. Не оставляй меня наедине с твоим молчанием, как тогда, когда вы умчались к Геллеспонту.
– Обещаю.
Таида нежно поцеловала его.
– А теперь иди.
Он легко вскочил на коня.
– Вперед, – сказал он так тихо, что могла слышать только она, а потом уже громче, звонко, ясно, радостно: – Вперед!
Вперед на Восток!
– Доброго пути. И помни свое обещание!
Птолемей медлил. Его конь забил копытом и заржал.
– Главное – помни обо мне. И возвращайся!..
Она подошла поближе, подождала, пока он успокоит своего жеребца, и притянула его голову вниз. Их лица оказались на одном уровне. Птолемей не сопротивлялся, он словно ждал этого мгновения. Глаза ее сияли. Он наслаждался дивным запахом ее кожи.
Таида погладила его щеку и лоб.
Птолемей проснулся, как от толчка, в своем шатре. Он продрог, чувствовал себя разбитым – и был жутко, невыносимо одинок. Он потянулся к теплу, согревавшему его всю ночь, но оно исчезло. Впрочем, тепла этого и не было рядом с ним. Таида, гладившая его, просто ему приснилась.
Он сел, очень медленно, и выпрямился. Затем встал, оделся и вышел наружу.
Река была как расплавленное золото. Доспехи воинов пылали в лучах восходящего солнца. Еще ни одна армия не казалась столь несокрушимой и единой, как эта, и не продвигалась так целеустремленно в глубь Востока, прямо в сердце царства Дария, – только армия великого Александра.
Александр являл собой грозный образ царя-победителя. Птолемей скакал рядом с царем. Они первыми приблизились к песчаному берегу Евфрата недалеко от Фапсака.
Здесь армии предстояла переправа по связанным железными цепями плотам.
Специальный отряд македонян был послан заранее вперед, чтобы построить два моста через реку.
Но мосты еще не были доведены до конца, так как противоположный берег до сих пор сторожил перс Мазей, сатрап Сирии и Месопотамии с несколькими тысячами всадников и греческих наемников. Для значительно более слабого македонского отряда строителей было слишком рискованно довести мосты до противоположного берега.
При приближении главной армии македонцев Мазей стремительно отступил, слишком слабый для того, чтобы удержаться на своих позициях против превосходящих сил Александра.
Кроме того, для персов было невыгодно задерживать наступление македонцев, так как войска Дария были уже почти приведены в полную боевую готовность.
Здесь, стоя на берегу Евфрата в ожидании переправы, каждый думал о своем.
Александр отчетливо понимал, что новый поход ведет его в чуждый мир, в среду народов, которым непонятно отношение свободных македонян к своему царю. Персидский царь был для них существом высшего порядка. Народы, которые он, Александр, думал соединить в одно царство, отныне должны будут признать свое единство только в нем. Если священный щит Илиона указывал, что в нем, македонце, живет греческий Герой, если народы прибрежных стран признали в разрушителе Гордиева узла обещанного победителя Азии, то теперь в глубины Азии его должно сопровождать тайное посвящение, по которому народы должны будут узнать в нем царя царей, избранного свыше владыку Востока и Запада.
Царь перевел взгляд с Гефестиона на Птолемея, который в задумчивости сидел верхом, но конь его, словно чувствуя, каким долгим и трудным будет этот день, не упускал возможности пощипать, еще не вытоптанную копытами травку.
Вокруг царила суматоха: слышались выкрики, ржание коней и раскатистый рев военачальников. Было ясно, что пройдет еще немало времени, прежде чем они снова тронутся в путь.
У реки собрался авангард армии: подальше от сутолоки, поближе к полководцам.
В отличие от Александра, Птолемей только что расстался с любимой желанной женщиной. Неожиданно на душе его потеплело, хотя был это всего лишь сон… Но этот сон придал ему силы на нескончаемые недели похода.
Александр приказал немедленно закончить постройку двух мостов.
Видя удаляющуюся на противоположном берегу конницу персов, Филота, сын Пармениона, осторожно поинтересовался у Клита:
– Как ты думаешь, чем все кончится?
Клит посмотрел на него так, будто он спросил, светит солнце или не светит.
– Царь Александр всегда выигрывает. И никогда-никогда не увидишь ты его среди побежденных.
Вся Азия объединялась вокруг Дария Третьего Кодомана и вставала на защиту страны против царя Македонского.
Недалеко от города Арбелы на обширной Ассирийской равнине македонцы должны были встретить это разноплеменное азиатское войско царя царей. Властелина мира.
Туда пришли отряды воинов из Бактрии и Согдианы, к ним примкнули саки, с Маваком во главе, и дахи из степей. Народы Арахозии и Дронгианы и индийские жители гор Паравети явились со своим сатрапом Барзаентом, их соседи из Арейи – с сатрапом Сатибарзаном, а персидские, гирканские и тапурийские всадники Хорасана – с Фратаферном и его сыновьями. Сузианцев и уксиев вел Аксафр.
Войско Вавилона собралось под командой Бупала, войско Сирии – во главе с Мазеем.
Лютый и властолюбивый бактрийский сатрап Бесс командовал персидскими объединенными войсками.
Едва всходило солнце, сразу после молитвы, шел счет воинам.
В высокую круглую ограду из кирпича, сооруженную по примеру Ксеркса, по размерам, разработанным его строителями, куда вмещалось ровно десять тысяч воинов в полном вооружении, входили и выходили отряды воинов. Ограда заполнена до отказа? Значит, десять тысяч… Еще десять тысяч… Еще… Следующие…
Вновь прибывшие мидяне входили и выходили…
Входили лидийцы и выходили…